Текст книги "Подарок (СИ)"

Автор книги: May Catelyn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 12

Поместье Брокет Холл медленно погружалось в полусонный вечерний сумрак. Часы монотонно отбивали время, наполняя просторные комнаты гулким протяжным эхом.

Виктория сидела на широкой пустой кровати, пытаясь собраться с мыслями. Ей впервые за этот бесконечно длинный день стало грустно и неуютно в Брокете… Нет, она, наверное, никогда не станет своей в этой эпохе. Если даже для самого дорогого человека ее поступки кажутся «опрометчивыми и неуместными», что говорить об остальном его окружении. На глаза вдруг против воли запросились слезы, но сегодня она не позволит себе быть слабой. Нужно оценить ситуацию по возможности хладнокровно… Уильям ведь честно признался ей, что его жизненные принципы далеки от идей Диккенса, и в этом, по сути, не было ничего странного. Она же, вопреки собственным здравым рассуждениям, сорвалась и нагрубила в ответ – ей было ужасно обидно из-за слов, сказанных Мельбурном за ужином. Она почувствовала себя школьницей, которую несправедливо отчитали за плохое поведение.

Не желая вновь погружаться в тревожные раздумья, Виктория решила разобрать содержимое ридикюля и, наконец, увидела степень своей безалаберности. Ведь там, в современном Лондоне, она в ожидании временного перехода и чувств не удосужилась заранее продумать, что необходимо взять с собой. По рассказам Рози, дамы света, тем более незамужние, не пользовались пудрой, тушью для ресниц и румянами, это было признаком дурного тона или принадлежности к артистической среде. В моде была нездоровая бледность, и некоторые дамы, добиваясь белизны лица, даже употребляли уксус! Хорошо, что в несессере, подаренном леди Эмили при отъезде, оказались вполне безобидные и необходимые в быту вещи: щетка для волос, гребень, пинцет и щипчики, зубная щетка и зубной порошок, баночка крема для лица, а также нюхательные соли. Хотя Вик никогда не думала, зачитываясь в старшей школе романами Джейн Остин, что однажды станет их счастливой обладательницей.

Она обреченно вздохнула, перебирая прихваченные из дома и ненужные здесь мелочи: ключи от квартиры, упаковку мятных леденцов, яркий лак для ногтей, блеск для губ… а вот крошечный плеер с наушниками, лежащий в маленьком внутреннем кармане она точно с собой не брала. Как же он здесь оказался? Но это была поистине замечательная находка. Как раз сейчас ей требовалось отключить мозги и забыться, а с любимой музыкой это произойдет гораздо быстрее. Только бы батарейки надолго хватило!

Вдруг через пару треков, из наушников раздался знакомый, немного взволнованный и местами срывающийся голос Альберта. Виктория почувствовала, как горло сжалось от нервного спазма:

– Если ты нашла мой маленький подарок и слушаешь это, значит у тебя все хорошо. Я знаю, ты всегда добиваешься своего… На раздумья у тебя есть почти месяц, если я правильно сделал расчет нового «окна». Выбор, конечно, за тобой, но… Вик, подумай хорошенько о том, что ты потеряешь, оставшись там навсегда… Посмотри правде в глаза и возвращайся… Черт, наверное, мне не следует говорить этого, но я хочу, чтобы ты знала… Я всегда буду ждать тебя… За Финдуса не беспокойся, мы с ним поладим. И до встречи!

Голос из прошлого, являвшийся одновременно голосом из будущего, вдруг заставил ее вспомнить – она всего лишь гостья в этой давно ушедшей эпохе. Дилемма – остаться здесь навсегда или воспользоваться последним шансом на возвращение, только теперь стала отчётливо ею осознаваться. Это «навсегда» было неожиданно пугающим. Что, если Уильям Мельбурн так и не сможет принять её характер и привычки. Он, в конце концов, имеет право не пускать ее в свою устоявшуюся холостяцкую жизнь. Он по-джентльменски не бросит ее на произвол судьбы…, но зачем Виктории весь этот чуждый ей мир без него? Они такие разные, несмотря на удивительно сильные чувства, несмотря на то, что она уже не может жить без его внимательного и немного печального взгляда, без тепла его рук и губ, без ощущения его присутствия в своей жизни. Все эти мысли заставляли ее мозг разрываться на тысячи осколков, среди которых не находилось однозначного успокающего ответа. А потом она просто прибавила громкость и отдалась звукам любимой музыки.

Запыхавшаяся Рози почти вбежала в комнату своей хозяйки. Она не ожидала возвращения мисс Виктории так рано. Праздничный ужин для прислуги был ещё в самом разгаре, когда лакеи, прислуживавшие за хозяйским столом, окончательно вернулись в кухню и присоединившись к своим товарищам, упомянули гостью виконта, так внезапно покинувшую столовую.

По глазам девушки было заметно, что горничная чем-то не на шутку расстроена. Несмотря на царившую по всему дому праздничную атмосферу и торжественный ужин, данный экономкой для прислуги, Рози тоже чувствовала себя здесь чужой и несчастной.

Обаятельный камердинер лорда, казалось, не замечал присутствия девушки с момента их приезда в усадьбу. Ни словечка, ни взгляда за целый хлопотливый день, когда они случайно встречались у прачки или в гладильной, забирая вещи своих хозяев. Мистер Хопкинс, хорошо зная всех обитателей дома, был за общим столом само очарование, и старшая горничная, веснушчатая и сдобная телом Мэг нарочито громко смеялась его шуткам, показывая свои мелкие ровные зубы. Рози едва притронулась к флампудингу, рукотворному шедевру местной кухарки. Её здоровый молодой аппетит от происходившего вокруг пропал окончательно. К ужину она надела своё единственное выходное платье с кружевным воротничком, и пышной юбкой, отделанное по подолу тонкими розовыми ленточками. Самой себе Рози казалась просто неотразимой, но реакция на ее появление за столом была сплошным разочарованием. Местная немолодая прислуга была рада такому милому юному лицу и дружески ее приветствовала, а вот мистер Хопкинс не удостоил даже взглядом!

Виктории не потребовалось много времени, чтобы разговорить расстроенную девушку. Нуждаясь сейчас в дружеском участии и поддержке, она сама невольно стала утешительницей, и это заставило ее на время забыть о злополучном разговоре с виконтом и о послании Альберта. Чтобы успокоить свою молодую и неопытную в сердечных делах горничную, Виктория заверила ее, что неприязнь камердинера напускная – он вряд ли всерьёз затаил на неё обиду! От этих ободряющих слов та заметно повеселела. Быть может нравы 19 столетия не предполагали искреннего дружеского расположения между леди и ее горничной, но Вик было все равно. И пока Рози помогала ей приготовиться ко сну, они, позабыв о своих огорчениях, непринужденно по-девичьи болтали.

Закончив с вечерним туалетом и не в силах уже подавить навалившуюся усталость, Виктория отпустила горничную и погрузилась в спасительный сон.

============

Накинув на рубашку и узкие домашние брюки свой любимый халат и уютно устроившись на диване с рюмкой портвейна, Мельбурн решил поработать с документами. Но просидев некоторое время с бумагами в руках и так не взглянув на их содержимое, Уильям отбросил свои слабые попытки не думать о Виктории. Как же он ненавидел себя сейчас за несдержанность и менторский тон за ужином. Видимо возраст все же давал о себе знать: не следовало давать волю своему аристократическому снобизму, который вот так просто едва не разрушил все то милое, нежное, что, наконец, наполнило смыслом его одинокую жизнь. Виктория ещё так молода, так мало знает о неписанных правилах света и условностях, жёстко регламентирующих каждый твой шаг. Он может и должен ей помочь во всем этом разобраться… Мельбурн взял с каминной полки подсвечник и вышел в коридор, погруженный в плотную сонную тишину, нарушаемую лишь неведомыми шорохами и скрипами, которые были частью этого старинного дома.

На его легкий, но настойчивый стук в дверь спальни Виктории не последовало ответа. Тогда Мельбурн почти беззвучно повернул ручку и вошел. В этот поздний час он ожидал слез в подушку, упреков, в конце концов бессонницы – так повела бы себя любая знакомая ему дама. Но то, что он увидел, в очередной раз заставило его брови ползти вверх, а удивленный хмык сам вырвался из груди.

Виктория мирно спала на широкой кровати почти у самого края, свернувшись уютным калачиком, обнимая одной рукой подушку, а вторую беззащитно свесив вниз. Сон ее был глубок; радости, треволнения и огорчения этого длинного дня, наконец, отступили, едва ее щека коснулась прохладной подушки. Единственная свеча, оставленная на каминной полке, почти догорела и едва освещала полумрак комнаты.

Эта безмятежная картина немало позабавила Мельбурна. Ведь хозяйке спальни явно не требовалось утешение, которое он по-джентльменски пришёл ей предложить.

Уильям осторожно приблизился к кровати и отеческим движением подтянул одеяло чуть выше. Бережно убрав каштановую прядку, он коснулся губами ее лба и осторожно по мягкому ковру двинулся в сторону двери. Резкий звук треснувшего от пламени сухого полена, казалось, мог пробудить кого угодно. Виктория же недовольно завозилась во сне и сползла ещё ближе к краю. Реакция Мельбурна была мгновенной: он в три широких шага пересёк комнату, откинул одеяло и, чуть приподняв девушку под сонные коленки и лопатки, подтащил к безопасной глубине кровати. Она улыбнулась во сне, прошептав «Уильям» почти в самое его ухо, а после продолжила досматривать свой упоительный сон.

Уйти от неё, такой юной и желанной, он уже не смог и, скинув бархатные домашние туфли и халат, осторожно устроился рядом, спиной к изголовью, на высоко взбитой подушке. Ему не привыкать спать в одежде и полусидя – чуткий сон был его верным спутником уже много лет.

Он смотрел на девушку, безмятежно сопящую около него, и долго еще не мог сомкнуть глаз. В ней было столько непосредственности, столько искренней юной энергии и отчаянной смелости, что сердце Мельбурна восхищенно замирало. Она была непостижимой, она была дерзкой и, быть может, слишком самостоятельной для этого века. Он чувствовал, нет, знал наверняка, что иногда она будет совершенно невыносимой, но он все простит ей лишь за одну улыбку, лишь за возможность слушать ее легкое дыхание рядом.

* * *

Открыв глаза в едва освещенной солнцем комнате, Вик с удивлением сфокусировала взгляд на знакомом красивом лице с точеным профилем. Сон сморил Мельбурна почти под утро, и сейчас его веки были крепко сомкнуты, а тревожная складка на лбу совсем разгладилась. Виктория улыбнулась такому неожиданному и приятному соседству. – Значит, Его Светлость сам пожаловал мириться, – не без удовлетворения подумала она. Должно быть, очень неудобно проводить ночь в такой стесненной позе. Этот поступок сказал ей красноречивее любых слов или признаний то, что Уильям сожалеет об их размолвке и даже готов идти на компромисс.

Она осторожно, почти не касаясь, провела пальцами по его густой темной шевелюре с проблесками серебра. Его сон оказался неожиданно чутким. Уильям медленно открыл глаза, несколько раз моргнул, смахивая последние остатки дремоты, и рука Вик была тут же задержана нежным поцелуем в запястье. «Доброе утро!» сказали они почти одновременно, глядя друг на друга. Он прошептал ей на ушко что-то про старого дурака, а она в ответ со смехом замотала головой, не дав ему продолжить. Повисла восхитительная, наполненная невысказанный чувствами тишина. Но вот деятельная Вик протянула руку и ловко нашарила какой-то маленький предмет на прикроватном столике, и его уха коснулся маленький белый наушник, из которого доносились будоражащие слух ноты знакомой, но совершенно по новому звучащей мелодии.

– Не знал, что музыку возможно услышать таким способом. Хотя, после того, что я увидел в вашем столетии, мне уже проще принимать такие вещи, – сказал он с удивлением.

– Я подумала, что Вивальди в современной обработке не будет для Вас столь шокирующим, как другие записи. Но если Вы не против, мы можем послушать и другие треки– предложила она просто.

– Пожалуй, этого достаточно. Боюсь, что пока не готов воспринимать подобное, но обещаю исправиться, – сказал он с улыбкой, не выпуская ее пальцы из своей тёплой ладони.

– Обещаете исправиться, лорд Мельбурн? А как же многолетние принципы, столь далекие от моих представлений? – с хитрецой во взгляде переспросила Вик.

Он ответил ей нежным поцелуем. Вик инстинктивно потянулась к нему, и ей тут же захотелось забыться в его умелых и ласковых руках. Но беглый взгляд на часы заставил их с сожалением оторваться друг от друга. В девять утра был назначен их выезд на прогулку. Совсем скоро появится Рози, а следом за ней и экономка, которой было поручено подобрать для Виктории костюм для верховой езды.

Утро вступало в свои права: по дому уже бесшумно перемещались слуги, и Мельбурну надо было покинуть гостевую спальню незамеченным.

Лишь двое слуг в этом доме знали тайну виконта и его гостьи, но им можно было доверять. В будуаре, расположенном рядом со спальней, чинно расположившись в креслах, Рози и Хопкинс почти час ожидали их пробуждения. Когда за стеной раздались негромкие голоса, они постучали и, получив разрешение войти, вместе приветствовали своих хозяев. В руках у Хопкинса был домашний сюртук лорда и ключ от потайной двери, ведущей из будуара секретным коридором к его спальне. Дверь была практически незаметной в вычурной обшивке старинных стен.

Когда Уильям и его верный камердинер покинули их, Рози приступила к своим обязанностям. Виктория свыклась с необходимостью принимать по утрам ее помощь, это уже не смущало и не вызывало неловкости.

Вскоре появилась проворная деловитая мисс Эттли в строгом черном платье с белым воротничком и неизменной связкой ключей на поясе. Она посетовала на то, что в доме не нашлось зимней амазонки, подходящей для гостьи. Та, что принадлежала леди Эмили и использовалась последней во время визитов к брату, оказалась Виктории не по росту. А потому, она осмелится предложить лишь школьную униформу нынешнего лорда Мельбурна, оставшуюся нетронутой молью еще со времен его учебы в Итоне. «Тем лучше. Я бы точно навернулась с лошади в этом» – подумала Вик, разглядывая длинный подол темно-зеленой амазонки леди Палмерстон, подбитой беличьим мехом.

А вот мальчиковый форменный костюм, предложенный ей, оказался как раз впору и не стеснял движения. Ганноверские лакированные сапоги с красным верхом, хлыстик и черные перчатки дополнили необычный гардероб. После того, как Рози уложила ее волосы, надежно закрепив на них черную бобровую шапочку, Виктория посмотрела в зеркало и увидела себя в совершенно неожиданном, но довольно соблазнительном образе. Теплый плащ на меху должен был защитить всадницу как от нескромных взглядов, так и от легкого морозца, хоть это утро и выдалось на удивление солнечным.

* * *

Они ехали по берегу озера, которое дремало под слоем некрепкого льда, любуясь вековыми деревьями, охранявшими эти места с важностью древних великанов. Воздух был прозрачен и чист, лошади осторожно ступали по промерзшей земле, нарушая остатки появившегося накануне снежного покрова.

На приличном расстоянии от них следовали молодые грумы. Хопкинс, получив какие-то указания от Мельбурна, умчался далеко вперед.

Виктория мысленно благодарила мисс Эттли за ее находчивость. Костюм для верховой езды был ей привычнее, чем длинное платье. К тому же, со дня выпуска из школы она не была в седле ни разу, и отсутствие практики сейчас было ощутимо. Деньги, потраченные матерью на ее обучение, в большей степени были данью престижу и респектабельности, чем практичным вложением в ее образование. Многое из того, что преподавалось юным леди, не имело применения в дальнейшей «невеликосветской» жизни творческой Вик.

Уильям был удивительно терпелив, и сидя на своём великолепном чёрном жеребце, не выпускал Викторию из поля зрения, готовый в любую минуту её подстраховать, до тех пор, пока не убедился, что девушка вполне освоилась и уже не так напряженно сжимает поводья своей смирной лошади.

– Вы прекрасно держитесь в седле, Виктория. Признаюсь, я думал, в ваше время передвигаются исключительно на механических повозках и забыли дорогу на конюшню.

– Англичане не утратили любви к этим умным и добрым животным, хотя сейчас верховая езда – скорее дорогое увлечение, чем необходимость, – ответила она, подумав о смысле произнесённого слова «сейчас».

Вскоре они так и не ускорив темпа, вели увлекательную беседу, из которой пораженный Мельбурн узнавал, что в новом мире люди могут легко и просто преодолевать огромные расстояния, лишь средства и желания определяют маршрут. Его скромный опыт заграничных путешествий, как оказалось, не шел ни в какое сравнение с тем, что удалось повидать Виктории к своим 25 годам. С покойным отцом они, как все состоятельные англичане, проводили свой отпуск в тёплых краях: в Португалии, Греции, на Кипре или Мальорке. В Париже или в Нормандии у своих французских друзей Вик часто проводила студенческие каникулы.

Сам же виконт бывая по делам государственной службы в разных уголках королевства, на континенте во Франции и Бельгии был лишь однажды, вместе с покойной женой Каро. Это была поездка не столько в целях навестить ее брата, раненного героя Ватерлоо, сколько попытка отвлечь ее от последствий скандала и окончательно помириться. Но увы, они вернулись в Англию ещё более чужими людьми!

Этот разговор на нейтральные, казалось бы темы, стал неожиданно доверительным и откровенным, приоткрывая завесу тайны над их прошлой жизнью. Мельбурн не привык за долгие годы одиночества делиться своими воспоминаниями и удивлялся, как легко Виктории удавалось расположить его к подобным признаниям. Ему было приятно слушать ее живой голос, смотреть, как страстно искрятся ее красивые глаза, когда она рассказывает о какой-нибудь из своих многочисленных поездок с отцом. Он поймал себя на мысли, что никогда еще не встречал такой интересной, умной и веселой собеседницы. Никакого жеманства или нарочитой рассеянности, никакого ненужного кокетства или напускной стеснительности. Уловки и хитрости дам XIX века были ей не знакомы; естественность и ум подкупали, не давая ему возможности отвлечься от нее хотя бы на минуту.

Дорога постепенно сворачивала в сторону живописной рощицы, где над речкой расположился охотничий дом, построенный еще во времена деда Мельбурна. Сюда когда-то свозились добытые трофеи, а охотники отмечали здесь свой успех. Недалеко от дома они остановились, и виконт указал Виктории на высокий могучий дуб, стоящий на пригорке. Его ветви причудливо переплетались. Даже без листвы он выглядел внушительно.

– Знаете, Виктория, это дерево – своего рода реликвия Брокет Холла, – сказал Уильям, задумчиво глядя куда-то вдаль.

– Реликвия?

– Да, ведь именно здесь сидела будущая королева Елизавета, когда гонец из Лондона оповестил ее о смерти сводной сестры-королевы Марии Тюдор. Это было ее любимое место.

Виктория с интересом рассматривала дуб, будто сошедший со страниц какой-нибудь иллюстрированной сказки, и чувствовала мерное дыхание времени, которое словно застыло здесь навсегда.

– Елизавета находилась в то время под домашним арестом в соседнем Хэтфилд Хаусе. Ей было тогда 25 лет, но жизнь не была к ней щедра на подарки…А мой предок, сэр Джон Брокет, являлся в то время не только верховным шерифом Хартфордшира, но и ее политическим союзником. Она любила в одиночестве навещать его поместье, – продолжил Мельбурн свой удивительный рассказ.

– Наверное, это самое подходящее место для уединения и спасения от тревожных дум. Елизавета не случайно выбрала его, – сказала Вик, подумав, что сама с удовольствием устроилась бы с книгой в тени этого великана жарким летним днем.

– В детстве мы часто прибегали сюда с братьями, представляли себя Рыцарями Круглого стола под сенью волшебного дерева, – Мельбурн улыбнулся своим воспоминаниям, на душе у него стало светло и уютно. Он протянул руку и на секунду сжал маленькую холодную ладошку Виктории, которая начала замерзать в замшевой перчатке. «Сегодня будет особенный день» – подумал он, ощущая впервые за много лет мир и покой в своем сердце.

Охотничьего дома они достигли очень быстро. Сбросили в маленьком полутемном холле на руки Хопкинсу свои теплые плащи и вошли в небольшой, но уютный зал со стенами из красного кирпича, массивными деревянными балками над головой и старинной мебелью. В очаге уже вовсю пылал огонь, разведенный приехавшим заранее камердинером виконта, а на столе был сервирован поздний завтрак.

Виктория протянула озябшие руки к пламени камина, Мельбурн неожиданно оказался сзади и нежно обнял ее за плечи.

– Много ли нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым? Лишь тепло очага и звук дорогого сердца рядом, – мягко прошептал он. Вик откинула голову назад на его широкое плечо и закрыла глаза, поддаваясь знакомому волнующему кровь чувству. Так будет наверное всегда рядом с ним… Она повернулась и, привстав на цыпочки, коснулась легким поцелуем его губ. Он ответил ей неторопливо и настойчиво, постепенно переходя грань, отделяющую томительную нежность от страсти. Она тотчас забыла обо всех тех сомнениях и страхах, что так беспокоили ее вчерашним вечером. Комната внезапно закружилась перед глазами.

– Я люблю Вас, Виктория, – сказал он вдруг, отстранившись на миг, уверенно и серьезно глядя ей в глаза. Сказал так, словно это была самая важная минута в его жизни. И то, что таилось сейчас в его взгляде, то, что страстно взывало к ней сквозь годами скрываемую боль, не давало усомниться в этом.