Текст книги "Зазеркалье. По эту сторону зеркала (СИ)"
Автор книги: Mary Lekonz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Постоянно крутящаяся в голове музыка привела к легкому трансу. А может, вся ситуация вымотала настолько, что Билл отстранился от действительности и пришел в себя уже около виллы. Том заботливо помог близнецу выбраться из машины.
– Наверное, надо охрану позвать. Они мужики здоровые, – сдался Билл, ощущая, что ноги по-прежнему не слушались.
– Справимся сами, – серьезно отозвался Том.
Он без видимых усилий поддержал близнеца за талию, практически на себе дотащил до дома. Билл послушно переставлял ноги, но не чувствовал ступней. Странное состояние пугало, парню потребовалось все мужество, чтобы не показать страх перед младшим близнецом. Впрочем, кого и зачем он собирался обманывать?
В гостиной Том усадил брата на диван, сноровисто стащил джинсы и прошелся теплыми ладонями от бедер до лодыжек, надавливая и пощипывая мышцы. Билл покачал головой.
– Я понял, – усмехнулся Том. – Сам чувствую почему-то. У тебя ноги словно ватой набиты. Врач сказал, что от шока бывает. Сейчас горячая ванна, потом массаж. Если завтра чувствительность не восстановится, позовем нашего доктора.
– Потрясающая ответственность, – в который раз за вечер удивился поведению брата Билл, позволил близнецу увлечь себя в ванную комнату и сгрузить в джакузи.
Том не ушел. Заставил близнеца сидеть в очень горячей воде, строгим голосом пресекая все попытки добавить холодненькой. Билл прятал улыбку и подчинялся. В сердце обжигающим потоком разливалась непонятная нежность. Созерцать заботливого брата, с морщинкой между прямых бровей и поджатыми губами, было необыкновенно приятно.
Намытый и разморенный от ванны Билл разлегся на постели. Том не торопясь массировал его ступни, упирая их в свою грудь. Медленно перешел на щиколотки – круговыми движениями сильных пальцев. У Тома были теплые сухие руки – внезапно Билл ощутил это кожей. Том провел ладонями по правой голени, сжал тонкую коленку.
– Ты чувствуешь, – заявил уверенно, улыбаясь.
Он колена и выше Билл ощущал сполна и убедился в этом, стоило близнецу погладить длинное бедро.
– Обожаю, – мурлыкнул Том, прижался губами к коленке. Повторяя путь рук, провел щетинистой щекой по бедру, игриво прикусывая загорелую кожу. – Как ты пахнешь! Летом, солнцем. Сексом.
Билл не собирался так широко раздвигать ноги, они разъехались сами, ступни соскользнули с гладкой груди брата. Громко мурлыкающий Том увлеченно провел языком до тазовой косточки и, судя по хаотичным движениям, начал обводить контуры звездной татуировки. Насколько были непонятны ощущения ниже колен, настолько ярко все чувствовалось сверху. Возбуждение накатило внезапно и сильно. Том обрадовано обхватил тонкими пальцами напрягшийся член близнеца, прикоснулся губами к вершинке головки и повел вниз, прижимая колечком пирсинга. Билл знал эту манеру близнеца. Добравшись до основания, Том привычно, влажно и развратно облизал яйца, дождался невольного тихого стона, а потом вдруг подхватил руками брата под ягодицы и настойчиво раздвинул половинки.
– Ты ведь позволишь, братик… – кажется, не спрашивая, а утверждая, выговорил Том и скользнул языком дальше по промежности.
Наверное, в слюне близнеца находился возбуждающий наркотик, сквозь заклубившийся в голове туман Билл кивнул, отозвался, не вполне понимая, на что подписывался:
– Я… да, Том.
Брат чувствительно прихватил ртом кожу прямо за мошонкой и, сильно надавливая языком, устремился дальше. Билл широко распахнул глаза, не желая верить ощущениям. Дернулся бедрами, но Том зафиксировал его руками. За время сексуальной близости близнецы творили много чего интересного и развратного, но язык Тома сейчас находился там, где Билл никак не ожидал его чувствовать. Нарочно небрежно, широко, мокро и пошло Том проходился шершавым языком по плотно сомкнутому анусу. Не имея возможности вырваться, Билл зажмурился, чтобы хоть так избежать обжигающей волны стыда, пунцово раскрасившей уши и щеки. Конечно, Билл был чистым, только что из джакузи и вообще, что такого непристойного делал Том… Но старший брат мучительно желал все прекратить и не ощущать вылизывающий задницу язык, каждой клеточкой, каждым миллиметром кожи. Это было не то чтобы физически неприятно, а слишком странно. Тома, впрочем, изнурительные размышления близнеца совсем не волновали. Он осторожно надавил кончиком языка на сжатое отверстие – щекотно, влажно. Так стыдно и волнующе. Зажмуриваться дальше оказалось некуда, Билл уставился в потолок, не смея посмотреть на брата – сознание еще не решалось принять возможную картину. Теплые пальцы близнеца успокаивающе погладили ягодицы, язык сместился выше, подхватывая яйца. Билл перевел дыхание. Только сейчас он понял, как был напряжен и смущен, как панически билось сердце. Никому на свете он бы не позволил даже мысли о подобном. Но Том… Тому Билл доверял всецело, и в этой пикантной ситуации не оттолкнул, не возразил, отдал власть над своим телом… Как никому и никогда. В душе внезапно разлилась сладкая истома от осознания полной принадлежности родному и любимому человеку, без границ и контроля. Билл понял. Медленно разжал пальцы, отцепившись, наконец, от одеяла, провел по собственным бедрам, коснулся мимоходом рук близнеца и сам растянул ягодицы, без слов побуждая к дальнейшим действиям. Том моментально воспользовался порывом брата, переместил руки к потерявшему упругость члену близнеца, умело заскользил по стволу. Потянул губами чувствительную мошонку и решительно вернулся на исходную позицию.
Ощущая настойчивый язык, пытающийся проникнуть внутрь, Билл испытывал целую палитру новых эмоций – страх перед неизведанным, предвкушение, странность от искаженного восприятия. Билл знал, что это язык, но ощущал нечто более крупное, сильное, гибкое, даже пупырчатое, словно инопланетное… Внезапно в памяти возникли картинки из хентая с тентаклями, и парень непроизвольно сжался. Том хихикнул, потерся своим возбужденным членом о ногу близнеца. Расслабиться оказалось не так просто, организм сопротивлялся вторжению, но все же размеренные движения и умелая рука на члене позволили Биллу отвлечься. Юркий язык преодолел сопротивление мышечного колечка. Пальцы на ногах внезапно поджались, по нервам словно пробежались искорки, до самых кончиков, на мгновение вернув ногам чувствительность. Том поднял голову. Билл чуть не застонал, настолько развратно и сексуально выглядел близнец – возбужденный, взъерошенный, с безумным блеском в темных глаза. Колечко пирсинга врезалось в распухшую нижнюю губу. Том растер большим пальцем смазку с головки братского члена, несильно сжал напряженный ствол, дразнясь. Билл непроизвольно выматерился. Видеть лицо брата между своих широко расставленных ног оказалось слишком сильным впечатлением. Том ухмыльнулся, облизнулся и вернул язык к облюбованному месту. Билл снова почувствовав влажное напряжение, обволакивающее движение внутрь. Он уже почти не сжимался, но новые ощущения чрезвычайно удивляли – это было так нетипично, когда в организм вторгалось что-то извне вглубь… Он привык к совершенно иному получению удовольствия – от активного движения члена в узком и тесном пространстве. Впечатления изнутри оказались совсем другими. Том не торопясь растягивал его языком, двигался уже не только вперед-назад, но и по кругу, прихватывая губами края раскрывающейся дырки, и тогда словно включались тайные механизмы, и Билл начинал чувствовать ноги ниже колен, напряженные мышцы голеней и щекотку в ступнях.
Том откинулся и сел на колени. Осмотрелся в полутьме, метнулся к прикроватному столику, хватая лубрикант, надрывая пальцами дюрексовский фантик. Билл сжался, отчетливо ощущая, как стягивался раздразненный вход – неожиданно приятно. С внезапным холодком по коже наблюдал за возбужденным братским членом, по которому Том садистки медленно растянул презерватив и, словно лаская, нанес гель.
Билл уже извелся от приготовлений и ждал, когда же Том соизволит осуществить задуманное. Впустил скользкие пальцы, отмечая, что впечатления не такие, как от языка, более резкие, менее обтекаемые...
Том не задержался, поводил вокруг смазанной дырки упругой головкой, массируя вход, и решительно толкнулся.
Билл широко раскрыл рот, словно это могло ему в чем-то помочь. Он совсем не предполагал, что там все ощущается настолько по-другому! Каким большим кажется член, как все распирает, до дрожи и настоящего испуга, что вот-вот разорвет. Выражение «достал до горла» показалось Биллу совсем не преувеличением, а ближайшей перспективой. Не так уж больно, но ужасно некомфортно. Настойчивое желание вытолкнуть из себя прущий напролом предмет пересилило, Билл напряг нужные мышцы, но внезапно это произвело обратный эффект. С трудом входящий член въехал до упора, Билл захлопнул рот, чтобы не застонать от переполнивших его эмоций и не только, а Том приник совсем близко, жарко дыша в ухо.
– Что чувствуешь? – поинтересовался вкрадчивым голосом.
– Хуй в жопе, – мрачно прошипел Билл на глупый вопрос близнеца. – Том, не тупи.
Том неожиданно радостно засмеялся и плавно подался бедрами назад. Выпускать член оказалось приятнее, а при новом движении внутрь Билл снова напрягся – так принять внушительный размер брата оказалось проще.
Он, действительно, привык. Вскоре Билл начал отмечать еще что-то, кроме натяжения и трения внутри – собственный на удивление эрегированный член и поджавшиеся яйца, закинутые на плечи Тома ноги, и скользкую влажность его кожи... Самого Тома с полузакрытыми глазами и поджатыми губами, с непривычно жестким и взрослым выражением лица... Его размашистые толчки – так глубоко и сильно… От напряжения задрожали ноги, Билл прочувствовал эту дрожь в неподвижных голенях и обрадовался, случайно подкинул бедра. И тут же получил немыслимое ощущение – Том задел простату. Билл моментально понял, почему близнец на его месте не сдерживал криков, игнорировать это было невозможно, концентрат наслаждения резко хлынул в кровь. Том остановился, обрадовано ухнул, перехватил тонкие щиколотки поудобнее и двинулся в нужном направлении так, что Билл забыл обо всех предыдущих неторопливых умозаключениях, выстанывая, матерясь и призывая еще, еще, сильнее, еще, вот так и еще… Растягивающие сильные толчки только увеличивали удовольствие, в венах словно бурлила обжигающая лава, растекалась по всему телу. Внутри ярким цветком пульсировал чистый восторг, собирался в ослепительный бутон, грозящий вот-вот прорваться. Том хрипло застонал, откидывая волосы, обхватил братский член под текущей головкой. Оргазм был таким ошеломительным, что Билл не выдержал экстаза молча, закричал, выгибаясь, сжимаясь на содрогающемся внутри члене.
Том упал рядом, вытирая сгибом локтя влажный лоб. Братья несколько минут громко и часто дышали, бездумно смотря в темный потолок.
Наконец, Билл очнулся, собрал мысли и чувства. Ощущения в заднице были… специфичны. Пожалуй, Билл сильно подумает, прежде чем еще раз согласится на подобные упражнения, слишком там казалось все растянутым и словно перевернутым, до неприятной дурноты. Хотя... такой яркий финал… и движения по простате… Билл вздрогнул, сдвинул ноги и окончательно убедился, что теперь ощущает ступни, каждый пальчик, каждую мышцу. Чувствительность полностью восстановилась.
Том заметил, как брат сжал ягодицы и авторитетно заявил:
– Это быстро пройдет, утром даже палец в себя не загонишь.
– Достойное утреннее занятие, – скептически отозвался Билл. Том захихикал.
Билл быстро заснул, обнимая близнеца. И проснулся, подсознательно ощутив пустоту рядом. Спустил босые ноги с постели, тихо прокрался к открытому балкону. Том держал в пальцах сигарету. Желание покурить среди ночи удивила Билла, и он подошел ближе. Брат, так мужественно проявивший себя накануне, беззвучно плакал, роняя крупные слезы с длинных ресниц. Билл молча обнял близнеца, прижался губами к дрогнувшему плечу. Том выронил так и не закуренную сигарету.
– Сегодня я чуть не потерял тебя, – всхлипнул, уже не таясь. – Как же я бы… без тебя? Без тебя никак, Билл. Без тебя не будет меня.
– Я никогда больше не подведу тебя, – твердо пообещал Билл, увлекая послушного Тома обратно в спальню.
А наутро близнецам позвонил сам херр Хоффман.
– Мальчики, – сообщил добрым голосом. – Кажется, я нашел вам непыльную работёнку на следующий сезон!
====== Часть 9 ======
Наверное, с точки зрения поклонников «Токио отель», лидеры группы Билл и Том активно валяли дурака, развлекались в детских парках, устраивали шопинги и тату-сеансы, бухали и гуляли в клубах ночи напролет – так, по крайней мере, выглядела жизнь близнецов Каулитц со страниц придуманного продюсерами приложения БТК, в котором братья – в основном Том, размещали фото и видео о своем американском времяпровождении. Обманчивое впечатление создавалось специально, ведь за кадрами провокационных снимков скрывалась рутинная работа сутками напролет за записью и обработкой нового музыкального материала. Парней гнало и подстегивало, песен и тем уже хватало больше чем на один альбом, Билл и Том даже собирали нечто личное, возможно – для сольного проекта кого-то из них. А вдохновение не иссякало – порой Густав звонил из Германии посреди калифорнийской ночи и озвучивал свои обновленные партии прямо через скайп, или близнецы допекали заспанного и затраханного Георга, когда вдруг Биллу приходило яркое решение гитарных соло. Или Том доставал всю команду своим отчаянием из-за неподходящей рифмы или сбитого ритма. И тогда проблемы решались сообща. Парни снова ощущали себя сплоченной четверкой, как раньше, хотя и с привкусом горчинки – тогда, в самом начале, они не оглядывались на прошлое, у них было только будущее. Сейчас груз ответственности и славы не давал расслабиться, требовал держать планку на максимуме. Когда-то высказанное «мы навсегда останемся группой» уже разбивалось о понимание, что у каждого из парней существовал свой вариант будущей жизни, в которой нет места «Токио отель». Тем ярче и интереснее должен был получиться новый альбом – доказательством бесспорного музыкального таланта рок-квартета из Магдебурга.
Зима пролетела незаметно, замаскированная ровным климатом американского побережья. А с наступлением весны увлеченных новым альбомом близнецов вытащил на историческую родину Питер Хоффман, обещая долгий разговор и деловую встречу, от которой парни не смогут отказаться. Билл и Том сообщили радостную новость о грядущей поездке маме, бабушке и Гордону, собрали сумки и улетели в раннюю германскую весну, с ее пронзительным свежим воздухом, запахом растаявшего снега и непривычным сырым холодом.
Питер Хоффман благосклонно выслушал эмоциональный отчет близнецов и самовольно присоединившегося к друзьям Густава Шеффера о проделанной работе, похвалил за творческую активность, но на сроках запуска первых промо запутался, нахмурился и оповестил, что материал все-таки еще сыроват для группы их уровня, требует доработки профессионалами и пересмотра графика. А пока шла техническая работа, братья Каулитц должны поучаствовать в одном из популярных немецких телешоу.
Том и Билл одновременно вскинулись и начали отнекиваться, но Питер Хоффман стукнул кулаком по столу и сурово пообещал выпороть наглецов за непослушание и дерзость, в назидание и в присутствии Шеффера. Густав покраснел и попятился к дверям. Близнецы переглянулись – Хоффман находился в той крайней стадии, когда сопротивление было опасно для жизни.
– Я расскажу о кастинг-шоу «DSDS» и о мэтре Дитере Болене. Кстати, завтра у вас запланировала с ним ознакомительная встреча. А ты, Шеффер, можешь быть свободен.
Густав искренне поблагодарил всех присутствующих, сочувственно пожал руки парням и осторожно прикрыл дверь.
Лишь вечером Хоффман отпустил прослушавших лекцию о правильном поведении близнецов и строго-настрого приказал назавтра быть в идеальной форме и приподнятом настроении.
Все дорогу до своей новой гамбургской квартиры братья подавленно молчали.
– Это… – обозревая просторы большого полупустого холодильника, выговорил Билл. – Может, выпьем для храбрости? Сейчас-то еще не утро. По чуть-чуть.
Том, сидевший на высоком барном стуле с трогательно поджатыми ногами, одобрительно кивнул.
Они нажрались вусмерть. Первоначальное желание снять стресс вылилось в опустошение бутылки отличного шампанского, стремительный секс прямо на кухне, дикий хохот по поводу умения Хоффмана запугивать до усрачки и последовательное изничтожение всего запаса разнообразного алкоголя, который обнаружился в доме.
Наутро они созерцали помятые физиономии в мутном отражении донельзя заляпанного чем-то подозрительным зеркала ванной комнаты и мучительно соображали, как исправить ситуацию. Головы трещали нещадно, от парней за версту разило перегаром, а до исторической встречи оставалось чуть больше часа.
– Хоффман нас кастрирует, – мрачно пялясь на схожие похмельные рожи, выдал Том. – Может, глаза накрасить?
Билл в приступе истерического смеха сполз по стене на пол.
Холодный душ и косметика не особенно помогли. Пряча покрасневшие глаза за козырьками кепок и дыша в живописно намотанные шарфы, близнецы прибыли в офис поп-титана, расположенный на престижном «выше-пятнадцатого» этаже одного из небоскребов делового центра Гамбурга.
Хоффман встретил своих звезд в роскошном холле, громко скрипнул зубами и начал стремительно багроветь, но высказать все, что положено, ему не давало присутствие постороннего народа и холеной секретарши самого херра Болена. Секретарша, похожая на элитную проститутку, скептически оценила близнецов и указала пальчиком на дубовую дверь.
– Господин Болен вас ждет.
Подталкивая друг друга, как в детстве, когда приходилось являться в кабинет директора реалшуле, братья просочились в пафосное обиталище поп-титана.
Херр Болен являл миру свою филейную часть, обтянутую демократичными джинсами. Знаменитый продюсер что-то искал в нижних ящиках стеллажа, негромко матерясь под нос. Заслышав тихие шаги, выпрямился, повернулся и уставился на вошедших неожиданно яркими голубыми глазами. Хмыкнул, почесал подбородок и спросил хрипловатым фальцетом:
– И кто из вас Дива?
Братья переглянулись – на Диву ни один из них сегодня явно не тянул, но отступать было некуда.
– Ну, я Дива. А что? – Билл похлопал накрашенными ресницами.
Херр Болен еще раз внимательно окинул взглядом потрепанных близнецов и радостно засмеялся.
Много позже, под шум карибских волн, Дитер Болен с присущим ему сарказмом и цинизмом рассказал своим молодым коллегам по шоу – Биллу и Тому Каулитцам – всю предысторию знакомства.
Ничто не предвещало перемен, когда в офис Болена, без предварительных звонков и намеков, притащился старинный приятель и коллега по шоубизнесу Петер Хоффман. Два зубра немецкой музыкальной индустрии неплохо ладили, и дело было не в их исключительной порядочности или симпатии друг к другу, просто сферы влияния не пересекались: Дитер специализировался на поп-музыке и ориентировался на контингент от двадцати пяти и старше, Питер же плотно сидел на самой беспокойной аудитории – подростках, и их быстро меняющихся стилях и направлениях. Болен случайно был в курсе деятельности Петера, его юная дочь как раз фанатела по хоффмановским жутким мальчикам, похожим на кошмариков из японских анимэ. Дитер Болен небезосновательно полагал, что херр Хоффман также не в восторге от его звезд, но серьезный возраст и относительно равное положение позволяли ветеранам-продюсерам держать уважительный нейтралитет.
– Чем обязан? – поинтересовался Болен, увидев, как Питер расположился в удобном кресле.
Хоффман поправил очки, провел руками по лацканам безукоризненного пиджака.
– Что с твоим шоу? – начал издалека.
Дитер вздохнул, нудно и обстоятельно пустился в рассказ об утомительной работе с конкурсантами, членами жюри и съемочной группе своего проекта «DSDS», справедливо полагая, что Петера хватит ненадолго. Хоффман рассеянно кивал, слушал, хмурился, возил ногами в дорогих штиблетах по полу.
– Значит, в этом сезоне все более-менее предсказуемо? – наконец, вклинился с вопросом.
– У меня всегда все предсказуемо, – пожал плечами Дитер, еще не понимая, к чему разговор.
– А следующий год – юбилейный… – постарался равнодушно заметить Петер. – Уже есть планы?
Болен подобрался, профессионально почуяв, что коллега задал тот самый важный вопрос, ради которого и явился.
– Что ты предлагаешь?
Оказалось, Хоффман предлагал в жюри «DSDS» Диву – шикарную, остроумную, невероятную… Чем больше коллега расхваливал неведомого персонажа, тем острее Дитер чувствовал подвох.
– Хоффман, не впаривай мне товар без этикетки, – охладил он пыл, когда Петер сделал паузу. – Имя, сестра, имя!
Услышав от Хоффмана обреченное «Билл Каулитц», Болен поморщился. В памяти возник образ красивого разукрашенного мальчика, кумира гимназисток и студенток. Впрочем, это было… то ли год, то ли два назад.
– Ты же знаешь, Пит, я не специализируюсь на подростках, – стараясь не задеть больное место Хоффмана и не выдать, что в курсе его предпочтений, осторожно заметил Дитер. – В жюри «DSDS» осталось место только для дамы. А женщин я приглашаю взрослых, умных, тактичных и музыкально значимых. Уж прости, твой Билл не подходит ни по одному пункту.
– Как раз подходит! – вдруг просветлел Хоффман. – Ты плохо представляешь себе Билла Каулитца! При правильной постановке задачи он убедительно сыграет кого угодно, даже даму в возрасте!
Дитер сложил руки на груди и молча смотрел на коллегу, который с воодушевлением сутенера расписывал достоинства талантливого парня. Болен был человеком, обладающим солидным жизненным опытом и чутьем, и теперь размышлял, в чем кроется грандиозный подвох.
– Хватит, Питер. Я понял, что твоя Дива – птица высокого полета. Но для чего ты мне его подсовываешь? Готовишь почетную отставку или наоборот, хочешь привлечь внимание?
Петер Хоффман сбавил обороты, слегка растеряв энтузиазм, и начал сетовать, какая наглая и плохо управляемая нынче пошла молодежь. Болен о проблемах Хоффмана был случайно наслышан, время от времени до него доходили истории, всегда примерно по одному сценарию: Питер брал шефство над несозревшим талантом, потом дарование подрастало, начинало ориентироваться в жизни и шоубизе, и со скандалами и претензиями вылетало из гнезда своего первого продюсера. Дитер считал, что обмен происходил равноценный, ведь Хоффману и его команде оставались проценты со взлетных успехов юных звезд. Болен и сам так работал, только с относительно взрослыми артистами, не испытывая при этом угрызений совести, да и у комиссий по правам несовершеннолетних не имелось к нему никаких вопросов.
Нацедив целый воображаемый платок горьких слез, Хоффман выдал-таки, что испытывал с группой Билла Каулитца определенные трудности – парни вышли из нужного возраста и образов, но отпустить в свободное плавание не дала жадность. Записывать с ними новый материал Питер не решался, потому что готовил к старту другой проект. Каулитца стоило немедленно отвлечь и занять, а также предоставить достойную причину для отсрочки промо свежего альбома, во избежание конкуренции.
Питер Хоффман был мастером уговаривать и за короткое время сумел заинтересовать маститого коллегу своим подопечным. Туманная личность Билла Каулитца заиграла цветными красками, и Дитер Болен дал слабину, согласившись на личную встречу с суперзвездой.
Довольный Хоффман поднялся с пафосного кресла, огладил брюки, и прощаясь, заметил:
– Как договорились, в следующем месяце я тебе их пригоню.
– Кого «их»? – не понял Болен.
– Билла с Томом, – как само собой очевидное, пояснил Хоффман.
– С каким Томом? – напряженно вспоминая весь разговор, спросил Дитер. Никаких Томов коллега ранее не упоминал.
Хоффман с досадой развел руками.
– Том – близнец Билла, они существуют вместе, нераздельно, – объяснил, словно элементарные правила поведения неразумному ребенку.
Дитер потряс головой.
– На Тома уговора не было.
– Они неразделимы, – повторил Хоффман. – А твое шоу только выиграет от новшеств.
– Том тоже Дива? – осторожно поинтересовался Болен.
Хоффман вздохнул.
– Нет. Он не может себе позволить быть Дивой. Но он такой же офигенный.
Через час в компьютере у Дитера Болена уже находился файл с досье, собранным холеной секретаршей, лишь казавшейся элитной проституткой, а на деле бывшей аналитиком академии бундесвера. Безэмоциональные факты биографии о близнецах Каулитц и группе «Токио Отель», многочисленные фотографии, интервью и видео-аудиоматериалы – ничего лишнего, Карен отлично знала, что выводы о людях херр Болен всегда делал сам, по первым личным впечатлениям.
Впечатления удивили. Дитер почти сразу понял, что его поверхностные мысли о созданном продюсерами имидже Биллу Каулитцу оказались обманчивыми. Парень явно сделал себя сам, причем с юного возраста, и продолжал развиваться в оригинальном направлении. Болен не мог сказать, что пришел в восторг от подросткового творчества, но силу таланта оценил. Промелькнувшее среди недавних интервью лицо друга юности, с которым, помнится, еще в прошлом веке куролесили в Гамбурге, натолкнуло Дитера на хорошую идею послушать мнение профессионала со стороны.
Вольфганг Йопп среагировал на имя Дивы, как Темный Лорд Волдеморт на стадо патронусов – встрепенулся, сощурился и злобно зашипел. В течение следующих пяти минут старый друг, путая немецкие, французские и итальянские ругательства, высказывался, какая мерзкая, эгоистичная и наглая сучка Билл Каулитц. Из чего Дитер сделал логичный вывод, что упомянутый всякими нехорошими словами парень Вольфгангу попросту не дал. И это было феноменально, поскольку отказать Йоппу мог только самоубийца. Болен, считавший себя человеком рисковым и независимым, сам бы сначала сто раз подумал, прежде чем конфликтовать с опасным и злопамятным дизайнером, имеющим реальную власть в своей сфере. Впрочем, теперь Дитеру стало понятно, что путь в большую европейскую моду Биллу Каулитцу заказан.
К счастью, взбудораженный собственной обличительное речью, Вольфганг не поинтересовался, зачем Болену понадобилась информация о Каулитце, а Дитер, распрощавшись с другом, поймал себя на молодом любопытстве и предвкушении встречи.
Встреча удалась на славу. Сначала спозаранку в офис примчался взволнованный, как отец невесты накануне венчания, Питер Хоффман, который непременно желал присутствовать при разговоре с протеже. Дитер насилу выпер его из кабинета, злясь на себя за переданное волнение.
Близнецы явились вовремя, и явно с сильного перепоя. Опухшие, перемазанные косметикой, но гордые и готовые играть комедию. Болен моментально просек степень упоротости ситуации – Каулитцы настолько контрастировали с обещанным Хоффманом «Дивой и его таким же офигенным близнецом», что нельзя было придумать лучше.
Болен хохотал, смотрел на серьезные лица парней и снова хохотал. Наконец, с трудом успокоился, сделал широкий жест к дивану.
– Располагайтесь.
Близнецы бочком и как-то синхронно сдвинулись вправо, и Дитера снова одолел приступ неконтролируемого смеха.
Каулитцы пережили истерику поп-титана молча и с достоинством.
Кое-как успокоившись, Болен начал расспрашивать молодых звезд о жизни, старательно играя роль доброго продюсера. Братья на провокации не велись, держались монолитом, одновременно кивали, отвечали односложно, дышали в сторону. Тогда Болен решил взять парней измором, пустившись в долгий рассказ о своих достижениях на музыкальном поп-олимпе. Каулитцы моментально изобразили вежливый интерес, удобнее угнездились на диване, располагаясь к длительному времяпровождению. Взгляд Дитера потеплел. Продюсер указал на витрину вдоль стены, где выстроились многочисленные награды, и начал обстоятельно пояснять, каким образом была получена каждая из них.
– А еще у меня есть позолоченный кубок! – с крокодильей улыбкой вспомнил Дитер. – Только он у секретаря… она из него цветы поливает. Одну минуточку, покажу…
Поп-титан включил селекторную связь, попросил Карен принесть предмет гордости.
– Я сейчас блевану, – прошептал тем временем побледневший Том. – Сил нет слушать этого мудозвона…
– Держись, бро, – Билл стиснул похолодевшую братскую ладонь, сам чувствуя себя едва ли лучше.
Дверь распахнулась, в кабинет вместо девушки вступил Питер Хоффман, торжественно неся в руках блестящий кубок. Почему-то вид пафосной вазы повлиял на Тома крайне негативным образом. Мгновенно сообразив по изменившемуся лицу близнеца о неизбежном, Билл шустро выхватил у Питера кубок и подставил склонившемуся брату. Хоффман застыл. Дитер прикрыл ладонями глаза, его плечи мелко задрожали.
Билл смотрел, как Тома тошнило в боленовскую реликвию и понимал, что сейчас их выкинут с позором не только с небоскреба, но из немецкой рок-поп-музыки. Навсегда. Без права переписки и реабилитации.
– Вы что творите, гаденыши? – едва слышно прошипел Хоффман, когда Том с облегченным стоном откинулся на диван.
Билл лишь гордо взмахнул ресницами. Отвечать было нечего.
Тишину театральной паузы прервали тихие всхлипы. За своим бюро красного дерева рыдал от смеха Дитер Болен.
– Питер… умоляю… выйди вон! – просипел поп-титан. – И кубок… забери обратно. Парни его оценили. По достоинству.
Он снова завсхлипывал, утирая слезы.
Питер беззвучно выпал в холл. Болен опять включил связь с секретаршей.
– Карен. Холодной воды. Кофе. И пива.
Он посмотрел на невозмутимо-отстраненные лица близнецов.
– Давно так не смеялся. Игнорировать таланты не в моих правилах. Вы в жюри «DSDS», оба.
Дальнейшее общение с легендой немецкой поп-музыки прошло относительно гладко и интересно. Намного больше братьев волновала реакция Питера Хоффмана, но тот пропал, и до вечера близнецов никто не тревожил. Лишь ближе к ночи айфон Билла ожил. Абонентом оказался Дэвид Йост. Продюсер осторожно поговорил о пасмурной погоде в Германии и перешел к сути:
– Не знаю, какие разговоры были у Хоффмана с Боленом, но от себя скажу – вы очень многое можете вынести из проекта, и это кроме того, что посветите рожами на центральном канале в прайм-тайм. Дитера Болена не зря называют величайшим продюсером, каждый его совет по работе – на вес золота. Вы еще поблагодарите нас за участие в «DSDS». Если хотите что-то делать сами в музыкальном и режиссерском плане, то это прекрасная возможность пообщаться с невероятно опытными и успешными людьми.
– Мы уже заценили личность Дитера Болена, – заметил Билл, дождавшись паузы в монологе старшего товарища.
– Питер успел поделиться… – с сарказмом отозвался Дэвид.
– Он сам начал, – вставил Том. – Не надо было нас так пугать накануне.
– Ты бы помолчал… – почти ласково выговорил Йост, и даже по голосу было слышно, как он сдерживал рвущиеся в адрес Тома слова.
