Текст книги "Вихрь. Сказка в современном мире. (СИ)"

Автор книги: Марион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Антон не ответил. Донг-Ху действительно интересный парень. Он симпатичен, силен и галантен. Вопреки всему, когда принимал у себя дома, то не послал ни одного уса интереса самца, хоть и видел его в одной футболке. И даже не стрельнул глазами, не показал никакого интереса, полностью будучи радушным хозяином. Он не воспользовался ситуацией. Совершенно. И его волнение сейчас Граци может воспринимать только как дружественное участие, не больше. К стыду своему, он не островитянин, и плохо понимает их тонкие намеки и общие знания того, как именно проявляют интерес самцы с рангом воина. Увы, Антон в этом деле полный профан. На материке с этим проще. Нет заморочек статуса, причастности к Дому, главной или побочной ветви и прочие условности. На материке все и со всех сторон просто потенциальные партнеры либо для легких игр, либо для создания семьи.

Отработав, идя к автобусу, он краем глаза заметил, что число охраны увеличилось. И среди примелькавшихся людей был Донг-Ху. Стоял чуть дальше, чем остальные, но бдел и ждал, когда завершится посадка. С этого дня и ровно на три месяца Донг-Ху кружил рядом, словно охранял его, но не приближался. Охранники умудрились отразить две попытки украсть Антона на поле и одну попытку выкрасть из дома.

Почему хотят своровать? У Антона необычная внешность для островитян. До кучи у них есть закон-традиция воровать рождающего дабы сделать супругом. И каждый, кто пытается, будет воровать, искусственно вызывать течку с намерением покрыть. О том, что Антон "замер", скорее всего прознали, но ведь самец самцу рознь и возможно сумеет растормошить его и покрыть. Поэтому попытки не прекращались. Правда под конец третьего месяца стало намного спокойнее и следящих взглядов убавилось.

Спустя год.

Они переспали. Причем бурно и сладко. Донг-Ху умудрился за год знакомства сблизиться настолько близко и так аккуратно, что Антон и не смог ничего сделать, как-то сопротивляться – его ласково и аккуратно привязали к себе, соблазнили и он сдался практически на стреляя в ответ. Временами этот альфа исчезал и оправдывал исчезновения тем, что у него сменный график. Иногда он бывал настойчив, а иногда просто шел рядом, молча и любуясь. Все эти ухаживания обескураживали и заставляли обращать внимание – взрослые ухаживания: подать руку, покрыть плечи курткой, поддержать или донести корзину, смотреть не на шмат мяса, а на него, в самую душу, не позволять себе вульгарности и нетерпения, мягко обволакивая, но не агрессивно напирая с требованием переспать. Донг-Ху ухаживал красиво, ласково, трепетно и так, как умеют только островитяне. Даренные им подарки береглись, а проведенное время вдвоем – как именно Донг-Ху сумел убедить охранников, увы, Антон не знает, – становилось самым сахарным воспоминанием. И постепенно этот кот протоптал дорожку. На него стали обращать внимание, стали заглядываться, ждать встречи. Постепенно альфа приблизился до расстояния вытянутой руки и вскоре прижал к себе.

Сейчас Антон лежит в его объятиях и ощущает, как самец намурлыкивает от удовольствия. Ему нравится, что рядом с ним лежит тот, кого он так ласково добивался, так аккуратно притягивал к себе. Наградой стала просто шикарная ночь. Как любовник, Антон был ярким и требовательным. И вкусно пах. И хотелось обнимать его сильнее и больше. Плавно перевернув его на спину, впившись взглядом в его глаза, Донг-Ху гипнотизировал, ждал его реакции, его разрешения. В первый раз он его соблазнил, завел и взял. Сейчас Антон насытился и может отказать. Мало ли как отреагирует его зверь. На островах все рождающие крайне капризны, своевольны и не терпят, когда самец неучтив или не обращает внимание на их желания. И это все только потому, что на островах, рождающих намного меньше, чем самцов. И рождающих балуют, воспитывая с малых лет, как драгоценность, показывая насколько он важен. И не запирают дома, боясь, что украдут. Наоборот, те кого воруют, считаются самыми лакомыми и втайне все рождающие островитяне мечтают, что их украдет сильный и смелый самец, на которого они подуются, пошипят немного, но их убедят, что лучшего и не надо, давая право сдаться самому, а не перебивая и задавливая.

Именно поэтому сейчас Донг-Ху соблазняет взглядом, своим котом, но не напирает со всей страстью, что бушует внутри него от воспоминаний. Он островитянин, он вырос, пройдя школу воспитания самцов, он воин в ранге дагжи, он понимает, как надо ухаживать за островными рождающими и этим берет лишние баллы перед Антоном.

– Можно? – мягко спросил.

– Да. – Нежно ответили.

Сегодня два года, как они встречаются. Детям исполнилось по двенадцать лет, а он все никак не может набраться храбрости и познакомить их. Конечно же сыновья ощущают тонкий аромат самца, хоть Антон и делает все, дабы избавиться от него, но что-то да остается. Донг-Ху был потрясающим человеком. Умен, отзывчив, учтив, воспитан – это малая доля того, какой он. Можно сказать, мечта, а не мужчина. Ухаживал он красиво, по-взрослому. Иногда просто мог идти рядом и этого было достаточно. Этакий шарм островитянина, до кучи еще и воина.

Родитель и отец ждут, когда сын решится или решится Донг-Ху, дабы готовиться к обряду. На островах не признают бюрократический брак, только через обряд. И именно поэтому пары довольно долго присматриваются друг к другу, долго ухаживают и даже иногда съезжаются, дабы понять: смогут ли прожить вместе, детей народить. Залеты по неосторожности бывают, но они очень редкие, настолько, что практически не упоминаются. У островитян не тот менталитет и случаев, когда с рождающим игрались бы, как с Антоном близнецы, на слуху не было, да и на памяти тоже. Иные понятия, более взрослые в этом плане. Про ворующих женихов сказать можно одно: тот, кого воруют, подходит зверем зверю. Здесь уже запретов не видят и долгие раскачивания, и ухаживания уходят на второй план. Это после зачатия можно и прощение вымаливать, а до этого надо сделать все, чтобы ребенок был от тебя.

Антон потихонечку начал расцветать, появлялась в нем некая жизнерадостность, облегчение что ли. Он начинал мечтать. Причем мечтать о взрослых вещах. Банально – Антон влюбился. Не юношески, с возвышенным воздыханием, а по-взрослому, осознанно, с трепетом, но прекрасно понимая, кто тот человек, которого любят, не заблуждаясь на его счет. И Донг-Ху показывал свое отношение так, словно сам любил. Слов и не нужно было, оно было видно, оно промелькивало в глазах, оно чувствовалось в прикосновениях, слышалось в его обращении к нему при их разговорах, в учтивом и иногда несмелом касании его руки на улице, в жарких ночах, которые были не частыми, но яркими. Донг-Ху старался, настолько сильно, что полностью очаровал Антона и его озябший зверь начинал ворочаться, просыпаться, оживать. Ему не хватало ласки и заверения самца – нужен ты, очень нужен, настолько, что дышать не могу. Антону же, его человеческой части, нужен был просто любящий и надежный человек, которого как раз всеми силами показывал ухаживающий за ним Донг-Ху.

– Па, тятьянг опять воевал. – Произнес один из близнецов, глядя в телевизор. – И победил. Он такой сильный!

– Конечно сильный, – раздался голос родителя Антона. – Еще бы ему быть слабым, брат ведь вавэхдэ.

– Деда, я па зову! – возмутился ребенок.

– Ах ты негодяй мелкий! – дед рассердился. – Я значит тебя не устраиваю, да? А как блины со сковородки воровать, так ко мне бежишь!

Котенок понял свою промашку и быстро приластился, извиняясь, заглаживая свою вину.

– Мельв, извини, но я не успел. – Антон вошел в комнату, как раз тогда, когда вестник сменил тему. – Но ты ведь видел его?

– Да! Он такой сильный! Статный! А его дагжи такие классные! Все как на подбор. И у него их много. – С сияющими глазами говорил сын. – Когда вырасту, хочу поступить в корпус воинов, стать таким же сильным!

– И ходить на войну? – скривился Антон.

– Па ты ничего не понимаешь! – всплеснул руками сын.

– Конечно, я же рождающий. Ты это хочешь мне сказать? – сощурился Антон. Сын стушевался. – Раз так, иди и подумай о своем поведении и как-кому и что ты должен говорить, с каким уважением к кому относиться.

– Па…

– Марш в свою комнату! – строго проговорил родитель и сын шмыгнул быстро, без возражений.

– М-да, а столько радости было. Чего рычишь?

– Он весь в своего отца. Никакого уважения к старшим, к рождающим.

– Он еще ребенок.

– Па, – Антон зыркнул глазами, – а когда его воспитывать? Когда поздно станет и он вдруг будет уже "не ребенок", а "мужик"? Нет у него права так со мной разговаривать! И это он должен уяснить. И ты, Аран, ты тоже такого права не имеешь! Ясно? – зарычал Антон резко развернувшись и сузив глаза, уставился на один из проходов большой гостиной. Из-за косяка вышел второй сын, понурив голову. – Если хочешь подслушивать – готовься к ответу за свои действия.

– Па, прости, – сын виновато поднял глаза, осмотрел редко становящегося злым родителя, и опять опустил глаза.

– Марш в комнату. И Мельву передай: еще раз будет заставлять тебя следить и слушать, что и как я говорю о нем – выпорю розгами! И на этот раз я шутить или менять гнев на милость не стану. Не испытывайте мое терпение и уважение к вам, как к самцам. Уяснил?

– Да, па.

– В комнату. Наказаны. Никакой улицы три дня!

Дед только головой покачал. Увы, сын меряет сыновей по их отцам. Так нельзя, но он все же прав. Есть в мальчишках это неуважительное – я самец, вы все никто для меня! Есть такое у Мельва. И Арана он использует – подслушай, что старшие говорят, передай, я сам, ну ты это, ну ты понял…смущаюсь. А Аран душа добрая, постоянно идет у него на поводу. И Антон видит это, пресекает очень жестко. И неумолим в вопросе привития уважения к старшим, к слабым, к рождающим и к своему брату. Антон требовал от Мельва уважения в первую очередь к себе, к брату, к родне.

Родитель Антона его самого воспитывал мягче, да и сын его был немного другим. Не таким нетерпеливым, не таким своевольным и надменным. У Мельва эта надменность несравненного альфа есть, хоть он и не альфа. И этот гонор, который с каждым годом все сильнее, он становится видим невооруженным взглядом. И Антон не хочет его развивать, не хочет видеть своих детей такими, какие их отцы. И его родитель может только смиренно принимать желание сына, немного вправлять ему самому мозги, если он начинает перегибать палку, дабы не задушил в сыновьях гордость самцов, а направил их воспитание на волну что можно, а чего нельзя.

– Сына, у тебя сегодня встреча? – мягко спросил родитель.

– Угу. – Кивнул головой.

– А когда? Ты еще не собираешься?

– Вечером.

– Ужин? – заулыбался родитель.

– Да. – Антон кивнул головой.

– Скажи, когда познакомишь нас? – родитель заулыбался, – скоро третий год минует, а ты все его прячешь!

– Я не прячу. – Рассмеялся сын, понимая, что разговор именно о нем заставляет его расслабиться.

– Так, когда? – родитель состроил умилительную мордашку.

– Не знаю. – Антон покачал головой. – Он островитянин, а как у них тут все устроено, я до сих пор не всегда понимаю.

– Хм, сына, столько времени живем здесь, а ты все не отошел от резвости материковых самцов. – Покачал головой родитель.

– Па, я серьезно не знаю, стоит ли самому этот шаг сделать и не задумал ли чего он, а я инициативой только испорчу все.

– Не испортишь. Просто заикнись, что я спрашивал, не желает ли он как-нибудь сотрапезничать у нас. А время и день он сам тебе на ушко нашепчет, мол время, пора бы и познакомиться.

– Это инициатива. – Покачал головой Антон.

– Ты просто боишься. И это не инициатива, а пинок ему под зад, чтобы уже что-то делал, а не просто гулял и привязывал тебя к себе сильнее. К тому же, ты не будешь же говорить, что хочешь сам. Это будет послание от меня. Поверь, сына, он поймет этот толстый намек и попросит разрешения для встречи с нами, у тебя. И просить будет, мм-м, закачаешься! – мурлыкнул родитель.

– Па! – возмущенно шикнул он на разошедшегося родителя. – Тише.

– А чего? – родитель оглянулся и усмехнулся тому, что окно открыто и его сын еще смущается подобным разговорам чуть громче, чем шепотом.

Покачав головой, родитель пожелал приятного вечера и устремился на кухню, готовить трапезу на вечер. На сына он не рассчитывал. Если его приглашал этот неотразимый "Донг-Ху", то забирал его на всю ночь. А на следующий день Антон порхал как бабочка, весь был такой ласковый и добрый. Донг-Ху заведомо обожали сыновья Антона. Особенно после свиданий с их "па". Тогда им прощались все мелкие проделки, меньше рычали, если мальчишки проявляли неуважение или еще как провинились, по мнению родителя.

Ближе к вечеру Антон ушел готовиться в свою комнату. У него сегодня выходной, Донг-Ху пригласил на дневную трапезу, заказал в ресторане столик. Он частенько делал такие приглашения, ухаживал во время трапезы, был очень и очень классным. Вот просто классным ухажером, классным человеком, классным любовником, вообще во всем классным. И это было не зазорно признавать. Таких людей Антон ранее в своей жизни не встречал, даже здесь. Или…здесь его, лаской и терпением, охмурил только один самец. И это был Донг-Ху. Только ему хватило упорства и смекалки, чем всем, кто ранее подавал знаки, но Антон их просто не понимал.

Собравшись, осмотрев себя в зеркале, улыбнулся самому себе. Вчера они ходили делать стрижку и теперь Антон выглядел опрятно и аккуратно, а еще стильно. Оделся в легкий костюм, обул легкие туфли летнего фасона и на ухо повесил серьгу, которую ему не так давно подарил Донг-Ху. Он сказал, что этот знак его оградит от излишнего внимания. И правда, когда замечали знак, то любопытствующие самцы моментально повинившись отходили. Когда этот знак увидели на полях, то охрана заулыбалась и теперь они только проверяют вокруг, но не стоят тотально над душой. Стало свободнее дышать. Как пояснил ему родитель, эта серьга – знак воина дагжи, а если она на ухе рождающего, то воину разрешено ухаживать за ним. Это как помолвка, но не официальная, а предварительные смотрины, или к ним подготовка. Но уже не просто какой-то там блудень со стороны. Он сделал еще один шаг ближе, и Антон ждал еще одного.

Одевшись, вызвав такси, Антон вышел из дома и спустился вниз. Через пару минут подъехала машина и он сел в нее. Водитель был культурен и вежлив, как и все островитяне. А заметив серьгу, еще и закрыл своего зверя коконом, дабы не лез. Антон внимания на это перестал обращать, привыкнув за последние полгода ношения серьги или как ее тут называли конут. Носить ее было не обременительно, а даже волнительно. Это заставляло в предвкушении ожидать, когда поступит предложение сделать отношения еще более глубокими, более серьезными. Когда он впервые одел конут, вернее не снял, когда получил от Донг-Ху, родитель заплясал от радости, сообщая, что этому коту не просто повстречаться и поиграться в постели, а все гораздо серьезнее. По законам островов, самец предлагал свою защиту, знак своего рода, тому, кого видит больше чем просто любовником. Но родитель предупредил сразу, так как про законы ухаживаний знает гораздо больше, что от момента передачи конут и до фактического сватовства может пройти не один год. И просил набраться терпения – островитяне отличаются от материковых котов более медлительным раскачиванием в отношениях, ухаживаниях, подходу к интересующему человеку и конечно же приводу в свою постель, дом и семью.

Антон и не торопился. В большей степени он не думал, что будет супружество. Он просто наслаждался тем, как именно за ним ухаживали, были трепетны и нежны. И сам давал все, что мог. За время знакомства с Донг-Ху он стал мягче, нежнее в отношении к нему, внимательнее. Ухаживал за ним по мере своих сил и понимании что означает сам термин "ухаживать". И конечно же, был все более и более отзывчивым, более страстным, более доверчивым, ждал встречи и мечтал. Увы, он мечтал о том, о чем ранее даже думать не хотел. Но с ним ему бы хотелось создать семью. Еще раз родить. Поверить настолько, чтобы встать за его плечо и доверить ему защищать себя, своих детей. Конечно был страх. А вдруг они друг друга не примут? Его сыновья с характером, даже ведомый Аран и тот умеет быть упрямым настолько, что ничего не способно переубедить его.

Такси подъехало к ресторану, на этот раз не к тому, где они постоянно трапезничали, а к новому. Антон очнулся от дум, после второго обращения водителя, встрепенулся, рассчитался с им и вышел. Внутри его встретил администратор, поинтересовался заказан ли столик. Назвав имя заказчика, был сопровожден до столика. Донг-Ху увидел его и плавно встал с места, заулыбался.

Антону показалось, что он сегодня особенно нарядный, как-то более красив и почему-то казалось, что он волнуется. Хотя нет, только показалось. Вежливо забрав своего гостя из рук приведшего его администратора, альфа галантно подставил стул, а когда Антон присел, погладил по плечу пальцами, заглянул в глаза, получил ласковую улыбку, заулыбался и присел на свое место. Тут же к ним подошел официант и предложил легкое вино для Антона, которое заранее отобрал его кавалер. Как только в бокал было налито белое, ароматное вино, официант оставил пару наедине, сообщив Донг-Ху что подавать будут блюда через десять минут.

Вечер был приятным. Они разговаривали о многом, интересов за столько времени общения у них набралось достаточно, чтобы было, о чем вести беседы. Кушанья, представленные кухней ресторана, бередили аппетит одними ароматами и услаждали вкус. Слух наслаждался звуком голоса любимого…да, именно любимого. Голос любимого бередил еще один аппетит, и он видел это, ему было лестно и радостно знать, как именно он влияет на него, на этого интересного и необычного для островов рождающего. И сам рождающий видел, какими глазами смотрит на него самец, как он обещает ему сладкую ночь.

Они перешли к десерту, который принесли в красивой посуде. Попробовав одно из сладких блюд, Антон закивал головой.

– Очень вкусно.

– Я рад. – Расплылся в улыбке Донг-Ху. – Здесь приятная кухня.

– Да, – ему улыбнулись, беря еще ложечку и отправляя в рот.

– Антон, я, – Донг-Ху протянул руку и этим движением попросил дать свою, и его уважили, вложили пальцы в протянутую ладонь, – я хотел бы…

– Добрый день, … – рядом со столом появился мужчина в костюме, уважительно склоняя голову, договаривая что хотел сказать.

Донг-Ху не слышал ничего, что говорил этот кланявшийся мужчина. Все его существо сосредоточилось на дрожи, что поползла по пальцам замершего Антона. А у того внутри все сжалось, скукожилось. По телу разрастался ком разочарования и шока. Он медленно вытащил руку из его пальцев, не смея пошевелиться, пока незнакомец не отошел от их стола, поняв, что не вовремя подошел.

– Антон, я… – Донг-Ху замер, глядя на побледневшего Антона.

– А меня, когда в известность поставить… – он покачал головой, – простите, я сейчас не могу…извините. – Он встал, и Донг-Ху подскочил с места, – не нужно. – Твердо сказал он, не глядя на ухажера. – Не сейчас. – Поднял руку, останавливая.

Донг-Ху во все глаза смотрел на него, но с места не сдвинулся, подчиняясь отказу, запрету и не имея права – он может не так расценить этот жест, да и показать всем присутствующим ссору не лучший выход. Антон прикрыл глаза на мгновение, беря себя в руки, после чего открыл их и ровным уверенным шагом покинул ресторан.

Семь лет назад

Дагжи Донг-Ху и тятьянг Эуль Доан-га-Кху

Донг-Ху получил звание. Стать воином дагжи было почетно, даже желанно для любого островитянина, а для воина подавно. Дагжи очень ответственное звание, это уже офицер, это уже свои подчиненные, это уже отдельные миссии от общей армии. Конечно, не разис, старший командующий, но и не просто солдат, а командир.

– Смотри, как бы тебе тятьянг хвост не открутил, – рассмеялись парни, которые вместе с ним состояли в одной боевой команде.

– Да ты посмотри на него! Весь лоснится, звание получил! Светится весь, аж слепит! – беззлобно посмеивались парни.

– А чего бы и не поблистать? – хмыкнул Донг-Ху. – И тятьянг мне ничего не сделает, слишком он занят своими делами.

– Дела-а-ами! – протянули парни игриво и один из них повесил руку ему на шею. – И какими же делами, великий брат правителя занят? Давайте, личный страж принца, колитесь!

– Вот есть мне дело, государственные тайны разглашать! – фыркнул Донг-Ху и сощурился, – а ты часом не шпионишь?

– Я-а-а?! – изумился воин, встал по стойке смирно и покачал головой, – дагжи, вот не думал, что вы заразитесь чумой недоверия едва ступив в должность. Не ожидал.

– А ты привыкай к неожиданностям, – шутливо сощурился Донг-Ху, и его друг рассмеялся. – Мы вообще отмечать будем? Или только трепаться языками?

– УРА! – заголосила вся компания, подняв левую руку вверх с зажатым кулаком.

Донг-Ху закатил пирушку. Настоящую, громкую и жаркую. Ребята из отряда весело провели время, после чего расползлись по домам. Увольнительные у них были на три дня, так что хватит времени и шикарно отпраздновать и прийти в себя…

Он проснулся только к обеду. Дома. Заулыбавшись, медленно встал, потянулся и направился в сторону ванной. Приведя себя в порядок, даже ополоснувшись для этого, одел легкие домашние штаны и рубаху, которая носится на выпуск, плавной и размеренной походкой направился на поиски съестного. После хорошей попойки, лично он, когда проспится, страшно голодный. И как бы плотно не покушал во время праздника, утром все равно голоден так, словно не кормили его неделю. Вот что значит метаболизм альфы!

Кухня. Самое любимое место обитания. Кухня…мир Нэнэ, его любимого дяди, заменившего ему родителя. И это место поистине волшебное, особенно когда он готовит, а в животе война. И сейчас, когда он такой голодный…

– Мряу! – выгнув спину, получив удар по мягкому месту, не больно, но неожиданно, Донг-Ху увернулся от второго удара.

– Оанах, – любимый голос старшего из дома, прозвучал добрым тембром, но строгим тоном, – опять воруешь?

– Нэнэ, – расплылся в улыбке Донг-Ху, – с добрым утром! – раскрыв объятия, прильнул к нему, поцеловал в щеку и заглянул в глаза, преданным котенком и обожающим его существом. – Тут так пахнет, так манит, а я такой голодный, – и состроил умилительное лицо голодного и несчастного, что его крестный заулыбался.

– Тебе, оанах, придется подождать. – Приложил руку к его груди и постучал пальцами, покачал головой. – Еще не готово. Иди в малую столовую. Накрою там.

– У, – покачал головой Донг-Ху, – долго.

– Иди. – Погнал с кухни крестный.

Весело посмеиваясь, дурачась, молодой мужчина вышел с кухни, после чего степенно, но заложив руки за спину, как ребенок или шкодник игриво сверкая глазами, прошел в сторону малой столовой. Нэнэ любит его, он любит Нэнэ, и эти перебранки с ударами ложкой их любимое занятие, когда повзрослевший кот приходит в гости.

– О! Пьянь проснулась! – раздался веселый голос.

– Яши-Ди, ты никак дома? И нигде не заблудился? – усмехнулся Донг-Ху проходя в столовую, видя азарт в темных глазах с едва заметным синим отливом. Усмехнувшись, стал приближаться к нему, но братец, поняв уловку, начал отходить вбок.

– Это кто еще блудит! Вот ты себя вчера не видел. Вот где блуд и стыд! "Нэнэ, дай я тя расцелу-у-у-ую! Нэ-нэ, я ку-у-у-шать хотю-ю-ю! – подражая пьяному говору, сын крестного ухмылялся язвительно, – ну Нэ-нэ-нэ…ну…ик…я так тя лублу!"

– Да не было такого! – возмутился Донг-Ху улыбаясь.

– А ты докажи! – улыбаясь и держась на расстоянии, выставляя стол в качестве гаранта своей безопасности, брат перемещался ровно на столько же шагов, сколько делал их Донг-Ху. – Приполз пьяным в уматень! – "пьяный" братец ускорился, и "трезвый" братец тоже. – Лыка не вяжет! – вскинул указательный палец вверх, словно утверждал прописные истины. За ним, наращивая скорость, уже начиная бежать, следовал братец им порицаемый. – Тащить до кровати пришлось! Спать не давал всю ночь! То песни, то…у-у-а-а-ай! – закричал Яши-Ди, будучи пойманный быстрым воином. – Нет-нет-нет-нет! – заверещал он, ощущая самую ужасную кару за голословие – щекотки!

– О, да! – смеясь и щекоча бока братишки, Донг-Ху истинно наслаждался его реакцией. – Да-да-да! – повалив его на пол, щекоча и посмеиваясь, слыша дикий хохот брата, и останавливаться не собирался. Удерживая елозившего братца, не давая вырваться, практически оседлав его и терзая бока умелыми щекотками, от азарта язык высунул. Они покатались по полу, смеясь и попискивая от щекоток, яростно сопротивляясь и наслаждаясь моментом. Было весело, как и всегда. Легко, весело, как истинные братья, где нет никакого запрета, этикета воина и не воина, просто как семья. Весело и классно!

– Ну хватит полы натирать! – раздался веселый голос Нэнэ. – Руки мыть и кушать!

Мгновенно Донг-Ху отпустил младшего, даже подхватил его за шкирку и поставил на ноги, после чего быстро полетел в первую попавшуюся сторону, где есть раковина. Яши-Ди держался за бока, весь растрепанный и приходил в себя от скорой расправы за свое нытье.

– Смотри, так и до Богов защекотать может. – Покачал головой родитель.

– Да-к если ж я хоть слова неправды сказал! – возмутился Яши-Ди.

– А ему какая разница, за что тебя щекотать?

– Ну да. Изверг! – громко оповестил столовую братец и пошел в сторону кухни, руки мыть и волосы прибрать – прическа вся всклокоченная, как и одежда.

Через несколько минут семейство расселось по местам, принявшись трапезничать.

– Как поживает тятьянг? – спросил брат.

– А то ты не знаешь? – скривился Донг-Ху.

– Да? – братец усмехнулся. – Я, в отличие от тебя, служу самому вавэхдэ, а никак не тятьянгу. У меня должность не позволяет служить двум господам.

– Хм, – сощурился Донг-Ху, – а я, значит, могу служить двум господам? Через твои уста, так?

– Ой, да было бы что передавать, давно бы кляузу настрочил!

– Но-но-но! – встрепенулся брат.

– Дагжи, – мягко и ласково, но сощурив глазищи, продолжил, – заметь, я сказал "было бы", и также заметь, спрашиваю "ка́к поживает". Чуешь разницу?

Донг-Ху на мгновение задумался, погонял мысль, после чего степенно склонил голову и произнес:

– Простите, достопочтенный младший секретарь совета, не уразумел сразу, что вы великодушно прикроете глаза на мое поведение вчера и то, что тятьянг не лицезрит мое тело сегодня.

– Вот так бы всегда, – хмыкнул братишка и тут же выставил руки барьером, так как братец-воин тут же полез щекотать его.

– Ну хватит вам, дети. – Посмеиваясь Нэнэ покачивал головой.

Когда они покушали, Донг-Ху вышел на балкон и осмотрел простор. Рядом с ним встал брат. Оба несколько минут помолчали. Оба наслаждались пространством, видом с балкона и чистым воздухом. Несколько минут тягучей и безмятежной тишины, вздох и Донг-Ху повернул голову:

– Спрашивай.

– Ну что у тебя спросить, дагжи, – брат покачал головой и усмехнулся. – Вавэхдэ беспокоится о своем брате. Как провели компанию? Был ли ранен? Ты ведь понимаешь, ему подробностей никто не расскажет, а ведь он начинает всерьез волноваться. И ты прекрасно понимаешь, когда волнуется вавэхдэ, житья никому нет. Так что братец, рассказывай, как и что делал тятьянг, куда нос совал, где ранку получил и прочая ласковая и не очень муть, которую я буду вынужден отредактировать в виде письменного отчета. С меня стребуют не сегодня, так завтра.

– Да не было ничего такого. – Пожал плечами Донг-Ху. – Опасного.

– Ну-ну. Если у тебя есть ранение, о которых Нэнэ не знает, значит не настолько легко и мягко было там, в заварушке, благодаря которой ты получил звание воина дагжи. И если пострадал ты, то и тятьянгу досталось. Насколько сильно?

Вздохнув, покосившись на твердый и уверенный взгляд, пожевав губу, сдался.

– Бедро. Задели в бедро. Похромал недельку, покомандовал лежа на носилках, встал и дальше пошел. Не хромая. Все. Больше ничего такого.

– Уверен?

– Яши-Ди, это отредактированная версия. – Покосился на брата Донг-Ху.

– Понятно. – Нахмурился брат. – Значит было "почти сдохли" и "чудом выбрались". Вавэхдэ не обрадуется.

– Яши-Ди, – просительно протянул он его имя.

– А что "Яши-Ди"? Вот что? Как мне такое писать прикажешь в рапорте отчета со слов верного шпиона за состоянием здравия тятьянга? И это при том, что ты получил повышение! Переступить через одну ступень в ранге можно только если жизнь на кон положил и знал – не выбраться, но сумел это сделать! Ты вообще понимаешь, как смотреться будет мой отчет? Что еще было?

Донг-Ху насупился. Несколько минут он напряженно думал. Потом вздохнул тяжело, покачал головой.

– Предали нас. Предателя наказал сам, лично. Никто из воинов не мешал схватке. Ранил его предатель отравленным клинком в бедро. Еле откачали. Тащили на себе по вражеской территории четыре дня, еще три дня по нашей, на корабле. Лекарю посмертно награду. Его убили через неделю, как вышли. Засада была. Не усмотрели, но тут тятьянга не тронул никто. Не успели. Это все.

– Вот, другое дело. За такое могут через звание вознаградить повышением. – Кивнул согласно Яши-Ди. – Точно больше ничего не добавишь?

– Ну ты и наглец! – возмутился брат.

– Ну а что? Я вот тоже хочу премию, – он посмотрел на него и усмехнулся на кулак, что ему показали.

– После твоего отчета, тятьянга точно ко двору призовут.

– И его верные дагжи должны будут тоже присутствовать. – Усмехнулся Яши-Ди. – А ты как думал? Ранили отравленным клинком! Да вавэхдэ всем дагжи и не только, такие плеши на голове сделает, пока таскать за их боевые косы будет, что плакать и молить о снисхождении, как детки малые будут.

– А ты еще подробностями приукрасишь? – сквасился Донг-Ху.

– Конечно. – Важно кивнул головой младший секретарь совета. – Я ведь через какие-то руки получаю сведения, а кто и сколько приукрасил, дабы доблесть свою описать, увы, не знаю. Все, что дошло до моего уха, то и чисто напишу в отчете.

Донг-Ху, отряд тятьянга и кавалерия вавэхдэ, что прибыла забрать его в столицу, дабы представить пред очи монаршие, взошли на быстроходную шхуну. Через пару дней они прибыли к головному острову, где располагался Великий дворцовый город. На этом острове был всего один город и вокруг него деревни, поселения и маленькие хутора. В порту, который отличался от торговых порт-городов, были только доки, военные корабли и суда, принадлежавшие знати и Домам, работали только те, кто прошел проверку, и как было положено, прибывших встречал военный кортеж, состоявший из сотни головорезов личной гвардии вавэхдэ. Шутка-ли, тятьянга ранили! Да еще кто? Предатель! Воистину, если вавэхдэ волнуется, спокойствия нет никому. Не зря они братья.

Тятьянг вышел на палубу, хмуро осмотрелся и кивнул своим дагжи, дабы не отставали. За спиной мерными шагами шел Донг-Ху, осматриваясь по сторонам. Как только трап был спущен, на берег стали сходить кошачьи всадники, коими были дагжи и мьяры, те самые, через которых переступил Донг-Ху в своем назначении. Перед процессией из тридцати отобранных и лучших, временем проверенных воинов, ехал отряд, посланный вавэхдэ, который состоял только из дагжи и сам достопочтенный разис(генерал) Оморши-Яс руководил ими. Его послали только для того, чтобы тятьянг гарантировано прибыл ко двору вавэхдэ в кратчайшие сроки, а не прикрылся "ну вот позарез было надо ехать именно туда и именно тятьянгу с его воинами!" Только поэтому сам верховный главнокомандующий всей армией вавэхдэ, его кровно-преданный воин, самолично съездил и привез непутевого брата своего господина.