Текст книги "Мы, мутанты (СИ)"

Автор книги: Мари с крылышками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Именно так, – с кривоватой усмешкой кивнул Чарльз.

Лорна прикусила губу, раздумывая, не слишком ли она навязчива, но любопытство оказалось сильнее.

– А как далеко ты можешь слышать мысли?

– В подвале слышу всех. Во дворе отсюда тоже могу, только для этого надо… как бы это сказать… напрячься и протянуть туда мою мысль, что ли. И на улице рядом с двором могу, а вот дальше ещё не проверял.

– Здорово. И его слышишь? – Лорна понизила голос и кивнула на старика, позой и неподвижностью напоминавшего статую Будды.

– Конечно.

– И… О чём он думает?

– Главным образом молится, – усмехнулся Чарльз. – А об остальном не спрашивай.

Лорна кивнула, слегка покраснев.

– Значит, ты можешь тянуться мысленно на расстояние? – спросила она.

– Да.

– А ещё что можешь?

Чарльз прикрыл глаза. Ещё он мог мысленно воздействовать на людей, хотя понятия не имел, как далеко простирается эта его способность. Сегодня утром он прикоснулся к разуму малышки – легко, очень осторожно, боясь потревожить её или ненароком передать ей свою боль. Но всё получилось как надо. Ему удалось немного утешить и успокоить её, не выдавая своего присутствия, и даже снизить давивший её страх до такой степени, что сегодня девочка впервые согласилась отпустить от себя изумлённую таким поворотом мать и побыть пару часов под присмотром тёти Рейн. Сейчас она ела пожертвованный Лорной шоколадный батончик, пока Рейн расчёсывала ей волосы и заплетала их в косу, и Чарльз гордился этим своим достижением, как, наверное, не гордился оксфордским дипломом.

Вот только стоит ли говорить об этом вслух?

– Я могу слышать не только те мысли, которые человек думает прямо сейчас, – проговорил он. – Я могу видеть его воспоминания. Даже если он в этот момент ни о чём не вспоминает.

– И мои? – тихо спросила Лорна.

– И твои.

Ох, кажется, этого тоже говорить не следовало – Лорна мгновенно залилась густой краской. Ведь если Чарльз может прочесть воспоминания, то ему может быть известно, о чём она думала не далее, как прошлой ночью. А она тогда думала… думала… ой…

Чарльз почувствовал, что и его кончики ушей начинают подозрительно гореть, хотя никогда не причислял себя к ханжам. Но меньше всего он сейчас хотел увидеть девичьи эротические фантазии, тем более с самим собой в главной роли. Конечно, он и без всякой телепатии видел, что девчонка неотвратимо в него влюбляется, но до сих пор она успешно делала вид, будто ничего не происходит, а он делал вид, будто ничего не замечает. И, пожалуй, это лучшее решение из всех возможных.

– Так говоришь, что друзья помогали тебе пробираться на фильмы для взрослых? – подчёркнуто бодро спросил он.

– Что?.. А, да, – Лорне потребовалось изрядно усилие, чтобы собраться с мыслями, но она была рада возможности сменить тему. – Кто-нибудь один отвлекал контролёра, а остальные проскакивали в зал. А внутри всегда можно было спрятаться под кресла. Ой, я там однажды такой фильм видела! Я бы хотела посмотреть его ещё раз, но его почему-то больше не показывают, даже по телевизору. Вот только я забыла, как он называется.

– Расскажи, – попросил Чарльз.

– Только он с грустным концом. В общем, там один человек, полицейский, преследовал преступника по крышам, сорвался и повис над улицей, очень высоко. А второй полицейский, который попытался его вытащить, упал и разбился. И с тех пор герой стал бояться высоты. Он ушёл из полиции, а потом его друг попросил его последить за своей женой. За женой друга, в смысле. Сказал, что жена, кажется, одержима духом своей пра-пра… не помню в какой степени прабабкой, которая когда-то покончила с собой. Ну, герой начал следить, и пока следил, влюбился в неё. А жена действительно вела себя как-то странно, долго сидела перед портретом той своей прабабки, ездила в дом, где та когда-то жила, а потом говорила, что просто гуляла, словно ничего не помнила. А однажды взяла и спрыгнула с набережной в воду! Он её вытащил, привёз в свой дом, они разговорились, и потом начали встречаться. И она рассказала ему, что ей снится монастырь недалеко от города. Он отвёз её туда, но там она вырвалась от него и убежала на колокольню церкви. Он не смог подняться на верхнюю площадку, потому что боялся высоты, а она упала вниз. Ну и все решили, что это было самоубийство. Герой после этого даже в больницу попал, а потом ему мерещилось, что он везде видит умершую. А потом он действительно встретил женщину, очень похожую на неё – только волосы другие, причёска, одежда… Ну, он с ней познакомился. И сначала купил ей такую же одежду, какая была на погибшей жене, потом настоял, чтобы она перекрасилась, и причёску такую же сделала… И вот я уже не помню, как это выяснилось… В общем, эта женщина и была той самой, за которой он следил. Его друг хотел избавиться от жены, и потому нанял похожую на неё женщину, чтобы она жену изображала, а потом скинул жену с башни.

– Постой, постой, я не понял. Значит, герой следил не за женой, а за её двойником?

Лорна кивнула.

– А кто тогда убежал на башню?

– Убежала двойник. А друг уже ждал там с настоящей женой, и скинул её вниз. Слушай, ну ты же мысли мои читаешь, что я тебе объясняю.

– Как раз сейчас я стараюсь их не читать. И у меня получается. Значит, одержимость изображала и в воду до того прыгнула двойник, так? И она же приехала с героем в монастырь, где их уже поджидал его друг с настоящей женой, которую и скинул с башни.

– Угу.

– Как же он жену на башню затащил?

– Не знаю, – Лорна пожала плечами. – Но он её в обнимку держал, кажется, она была без сознания. Друг знал, что герой боится высоты, не сможет подняться и не увидит, что женщин две.

– А потом герой подтвердил на следствии, что это была не первая попытка самоубийства. Что ж, неплохо придумано. Странно, что этот друг и свою сообщницу не прикончил.

– Ну вот, не прикончил, – Лорна развела руками. – А, я вспомнила! Она украшение надела, такое же, какое было на картине той самой пра-пра… И тогда герой обо всём догадался. Он снова отвёз её в тот монастырь, и заставил её подняться на ту колокольню. И сам сумел подняться. И там заставил её во всём признаться. Только она, пока жену изображала, сама в него влюбилась. Ну и призналась ему в любви, и поцеловала его… А тут на колокольню понялась монахиня. И эта двойник увидела женский силуэт в темноте, испугалась, отпрянула и тоже упала. И погибла… И в последнем кадре герой стоит на краю и смотрит вниз, и о страхе высоты забыл от потрясения.

Они немного помолчали.

– Интересный фильм, – наконец сказал Чарльз.

– Ага. Мне его так жалко было. Мне кажется, что он её простил. Её тоже жаль, но всё-таки она его обманывала, и убийце помогала, а герой её дважды потерял, и друг его предал. И ещё подругу героя жаль. У него была подруга, которая его тоже любила и о нём заботилась, а он на неё почти не обращал внимания.

– И такое бывает, – согласился Чарльз. – Но что поделаешь, мы не властны над своими чувствами. Нельзя полюбить кого-то только потому, что он такой хороший и тебя любит.

– Почему вот так получается? – тихо сказала Лорна. – Почему одни влюбляются взаимно, а другие нет?

– Если ты разгадаешь эту загадку, то станешь величайшим гением всех времён и народов, – улыбнулся Чарльз, и Лорна тоже улыбнулась, хотя и довольно бледно. – Но знаешь что, малыш? Даже безответная любовь может стать благом. Потому что она может помочь тебе выстоять, когда тебя попытаются сломать. Мы сейчас живём в такое время, когда попасть в беду может любой из нас. И когда у тебя отнимут всё – любовь будет тем, что останется с тобой, не смотря ни на что. Воля к жизни иссякает, если её нечем питать, и если нет того, ради кого или чего нужно жить, ты умрёшь. А любовь, и не просто какая-то абстрактная, а любовь к другому человеку – один из самых простых и прекрасных смыслов. Ради неё стоит держаться до конца и оставаться человеком даже в нечеловеческих условиях.

Лорна сглотнула и кивнула. Чарльз протянул руку и провёл ладонью по её волосам. Потом нахмурился и провёл ещё раз.

– Что это у тебя?

– Где? – Лорна закатила глаза, пытаясь понять, что привлекло его внимание.

– Здесь, – Чарльз приподнялся, вглядываясь повнимательней. – В волосах у корней.

– А… – Лорна грустно усмехнулась. – Ну да, они зелёные на самом деле. Мама покупала краску и красила мне волосы.

– Ну, значит, нужно будет попросить купить тебе краску и покрасить волосы ещё раз. Хотя я и сам, наверное, смогу завтра встать и выйти в город.

– Правда? Ты завтра встанешь?

– Думаю, да, а что?

– Тогда смотри! – Лорна вскочила, отбежала к матрасу, который занимал пирокинетик Стив, и вернулась со свежей газетой: – Вот!

На раскрытой ею странице был изображён президент Кеннеди. Чарльз взял газету. Заметка под фотографией сообщала, что 20 сентября в 10 часов утра у Рокфеллер-центра президент произнесёт речь, посвящённую перспективам страны в освоении космоса и международному сотрудничеству по этому вопросу. А позже в Нью-Йоркском здании ООН состоится заседание, посвящённое той же проблеме.

– Что ж, жизнь идёт, – Чарльз отложил газету. – Исследования космоса – дело хорошее.

– Нет, Чарльз, я не об этом. Давай сходим посмотрим на него. Вместе!

– Лорна, это может быть опасно.

– Ну, Чарльз! Это же президент! Я никогда не видела живого президента.

– Лорна…

– Нью-Йорк – большой город! Другие же выходят, и ничего. Мы просто послушаем его выступление и сразу же вернёмся.

Чарльз помолчал. Он видел, как тяжело девочке безвылазно сидеть в этом подземелье, как ей хочется хоть ненадолго выйти на солнечный свет. Так что у него язык не поворачивался сказать категоричное «нет», хотя возможная вылазка его страшила. И дело было не только в опасности, что их опознают и схватят. Просто мысль о том, что он окажется в толпе, приводила Чарльза в состояние, близкое к панике. Уж если внутренние голоса всего лишь семи человек так бьют по мозгам, то что будет, когда людей вокруг окажутся сотни? Тысячи?

Однако он не может на всю оставшуюся жизнь запереться в подвале. И раньше… Раньше он отнюдь не был прячущимся от людей отшельником. Учился в университете, значит, как минимум на лекциях встречал других людей и как-то выдерживал их близкое соседство. И в Нью-Йорке ему бывать приходилось, а жизнь в городе кипит всегда, и он не сходил от этого с ума. А значит, нужно привыкать заново. Восстанавливать утраченные навыки, в том числе и навык пребывания в толпе.

– Ладно, малыш, – решительно кивнул он. – Завтра мы с тобой пойдём и послушаем президента. А заодно купим нам всё необходимое.

– Ур-ра! – сказала Лорна.

Поскольку Лорне явно не терпелось, то в сквер перед небоскребом Рокфеллер-Центра они пришли задолго до начала обещанной речи, но всё равно толпа уже начала собираться. С того самого момента, когда они покинули спасительный подвал, Чарльз напряжённо прислушивался к себе и своему состоянию, но путешествие сначала по улицам, уже заполнившимися прохожими, а потом в нью-йорской подземке дались ему даже легче, чем он думал. В один прекрасный момент он поймал себя на том, что, заслушавшись Лорну, которая была оживлена, а потому говорлива, он вообще перестал обращать внимание на окружающих. Мысли и чувства других людей не просто превратились в фоновый шум, они вообще практически отдалились за край сознания, начисто перестав восприниматься. А что если… можно заглушить их совсем? Чарльз попробовал, закрыв глаза и сосредоточившись – как он раньше тянулся мыслями вперёд, так теперь он пытался усилим воли вытолкнуть чужих из своей головы. И у него получилось! Да, это требовало некоторых усилий, но в мозгу наконец-то установилась благословенная тишина, которую не нарушало ничто, кроме его собственных мыслей. Так что из подземного перехода на улицу, ведущую к Центру, Чарльз поднялся в приподнятом настроении. Он может контролировать свою телепатию, и плохое самочувствие наконец отпустило – а что ещё надо мутанту для счастья? Разве что чтобы счастливы были и все вокруг. Так что по дороге он купил Лорне мороженого, и ещё лакричных конфет в шоколадной глазури. Подумал, не купить ли для остальных обитателей подвала пива, но решил отложить это на обратную дорогу.

Лорна крутила головой, оглядывая небоскрёбы, витрины, яркие вывески и восторженно комментирую всё увиденное. Чарльз время от времени давал объяснения, но больше слушал, улыбаясь. Когда они вошли в скверик, он устроил Лорне небольшую лекцию, рассказывая о строительстве Центра, и показывая, где что находится. Девочка почтительно примолкла и внимала ему со всей серьёзностью. Люди с улыбками поглядывали на них, и Чарльз подумал, что без труда может узнать, как их видят со стороны. Может, но не будет, и в этом, в возможности самому решить, слушать или нет, и состояло удовольствие от новообретённого контроля над собой.

У всего должны быть какие-то преимущества. Преимущество амнезии – возможность прожить жизнь заново, заново открывая то, что уже было однажды открыто. Сомнительное преимущество, но что делать, коли других нет.

Пока они обходили сквер, перед Ар-Си-Эй-Билдинг заканчивались последние приготовления. Люди всё прибывали, и в какой-то момент Лорна призвала Чарльза перестать ходить с места на место и занять места поближе к уже установленной трибуне с американским флагом. Через какое-то время рядом с трибуной начали выстраиваться оркестранты. Назначенное время приближалось, толпа начинала волноваться, и оркестр заиграл Гершвина. Лорна улыбнулась и тихонько подтянула:

Когда-нибудь он придёт,

Человек, которого я люблю,

И он будет большим и сильным,

Человек, которого я люблю…

Чарльз прикрыл глаза, слегка отпуская контроль над собой – не настолько, чтобы снова начать подслушивать мысли, но достаточно, чтобы ощутить стоящих рядом. Теперь, когда он привык к физическому ощущению чужих эмоций, ему начало казаться, что сознания людей светятся. Излучают свои чувства в пространство, как лампа свет, как костёр тепло, но лишь телепаты способны уловить это излучение. И теперь Чарльз даже с закрытыми глазами видел всех, кто был на площади перед небоскрёбом. Обычные люди, казалось, светились более холодным, тусклым светом, в то время как сознание Лорны рядом пылало ярче и живей. А ведь он, Чарльз, мог бы стать живым индикатором, определяющим наличие мутации не хуже, чем детектор доктора Траска. Достаточно мысленно коснуться чужой души, достаточно оценить степень этого свечения – и вот уже совершенно ясно, кто перед тобой, человек или мутант. Даже если вся мутация сводится к изменениям тела, без какого-либо другого дара, как это было у Рейн.

Между тем по толпе пробежало радостное оживление. Оркестр, сбившись на середине музыкальной фразы, заиграл «Слава вождю!» И Лорна дёрнула Чарльза за рукав:

– Смотри!

Чарльз открыл глаза. На трибуне стоял высокий человек с шапкой каштановых волос, и лицом, знакомым каждому американцу. Он, улыбаясь, слушал восторженные крики, аплодисменты и свист, которыми разразилась толпа при виде него. Потом поднял руки в успокаивающем жесте – и шум постепенно смолк.

– Спасибо, что пришли! – произнёс президент Кеннеди, и динамики подхватили его голос, разнося до самых дальних уголков сквера. – Знаю, что вы бы с куда большей радостью сейчас смотрели на мою вторую половинку. Но что поделать, пока придётся довольствоваться мной!

По толпе пронёсся смех. Президент ещё раз ослепительно улыбнулся.

– Да, вся страна ею гордится, и я горжусь больше всех. Но печальное событие, о котором вам всем известно – и я благодарен всем, выражавшим нам свою поддержку и сочувствие – вынудило её на время уехать из страны. К счастью, она скоро вернётся. Но жизнь не стоит на месте! Оно идёт вперёд, открывая перед нами всё новые горизонты. И теперь, благодаря постоянному движению прогресса, человек больше не прикован к земле. Самолёты бороздят наши небеса, соединяя весь Земной шар, делая доступными все, даже самые отдалённые его уголки. Но и это – лишь начало той дороги, что лежит перед нами. И она ведёт нас ещё дальше – в Космос!..

Он говорил что-то ещё – но Чарльз уже не слышал. Он стоял, словно оглушённый, начисто утратив способность реагировать на что-либо вокруг, не слыша ни отдающегося эхом от стен Рокфеллеровского Центра голоса, ни недоумённого вопроса Лорны, которая заметила, как изменилось лицо Ксавьера. Потому что этот человек… Тот, что сейчас ораторствовал перед толпой, рассказывая о перспективах освоения космоса… Тот, что подписал указ о регистрации мутантов и создании депортационных лагерей и Специальных отрядов… Тот, что позволил развернуться в своей стране вакханалии страха и ненависти…

Потому что этот человек был мутантом.

========== Глава 8 ==========

– Мутант?! – потрясённо переспросила Лорна. – Кеннеди – мутант?!

На неё оглянулись. Взрослые обитатели подвала как раз собрались в кружок, распивая принесённое Чарльзом пиво, и только сам Чарльз с Лорной сидели в уголке на своих матрасах.

– Тише, – предостерёг Чарльз. – Да, он мутант, я в этом уверен. Телепатия позволяет видеть такие вещи. Сознания мутантов – они другие, не такие, как у людей.

Лорна помолчала, закусив губу. Не нужно было читать её мысли, чтобы понять, что сейчас в её голове совершается напряжённая работа.

– Но почему?! – наконец не выдержала она, хотя и понизив голос, но не менее экспрессивно. – Если он мутант, почему он позволяет так обращаться с нами?

– Я не знаю. Я не смог прочесть его память – мой дар ещё слишком не устойчив, я плохо умею им управлять. Я побоялся обнаружить себя, он и так, по-моему, что-то почувствовал. Так что могу лишь предположить. Думаю, это страх, Лорна. Он боится за себя – и потому старательно делает вид, будто к нему всё это не имеет никакого отношения.

– Но он же президент!

– И президенты не всесильны. Его могут отстранить от власти, его могут заменить, его могут убить, в конце концов. Возможно, он даже действительно думает, что действует на благо страны – лучше пожертвовать частью граждан, но не допустить усобицы и раскола общества, как-то так.

– Ну не фига себе! А нас учили в школе, что фашизм и коммунизм плохи как раз потому, что уничтожают своих же граждан! А чем эти лучше?

– В том-то и дело, что ничем, – вздохнул Чарльз. – И я очень надеюсь, что Кеннеди всё-таки одумается и хотя бы попытается всё остановить.

– А если нет?

– А если нет, нам придётся спасаться своими силами. Хотя я ещё не знаю, как.

И всё-таки, как бы отыскать возможность связаться с Эриком? Необходимость обсудить с кем-нибудь создавшееся положение становилась всё насущнее. Так дальше не может продолжаться, но Чарльз ничего не сделает в одиночку. Нужны друзья и союзники, а у Эрика, судя по всему, они есть. Быть может, у него есть и какой-нибудь план…

– Эй! – окликнул его Стив, взмахнув бутылкой. – Сам-то не хочешь по пивасику?

– Спасибо, я попозже.

– А, ну ладно. Мы тут оставили и тебе, и Жабе.

– А, кстати, где он? – вмешалась Рейн.

– Не знаю, он постоянно где-то пропадает.

И в самом деле, того мутанта, что свалил языком лестницу, в подвале не было. Чарльз сообразил, что не видел его со вчерашнего дня.

– Надеюсь, что он исчезает не для того, чтоб для нас донести. Эй, телепат, он об этом не думал?

– Да вроде нет… – отозвался Чарльз.

– А можно мне пива? – храбро спросила Лорна.

– Мала ты ещё, – отмахнулась Рейн. Лорна надулась, и Чарльз, усмехнувшись, приобнял её за плечи:

– Ничего, в следующий раз купим тебе колы.

– Да ну, не хочу я колу, не люблю её. Жаль, что мы гулять редко ходим.

– Это опасно, ты же знаешь.

– А вон Жабе не опасно. Хотя я рада, что его нету, – понизив голос, добавила девочка. – Какой-то он… противный. И правда на жабу похож.

– Лорна, он не выбирал, каким ему родиться.

– Знаю, но всё равно… Злой он какой-то, по-моему.

– Если на него все косятся, то неудивительно. Лорна, милая, ты не против завтра поскучать тут в одиночестве?

– А ты хочешь куда-то уйти?

– Да. Я хочу съездить посмотреть на свой бывший дом. У меня есть адрес. Память начинает пробуждаться потихоньку, и, возможно, если её подтолкнуть…

– А почему мы не можем поехать вместе?

– Да всё потому же – опасно. Я не хочу, чтобы нас в случае чего схватили вместе. Хорошо, что я, когда меня спрашивали, сказал, что собираюсь в Вашингтон, но всё равно – мы в опасности.

Лорна кивнула, хоть и с явной неохотой.

– Хочешь, я потом тебе расскажу, что вспомню?

– Хочу. А про своего друга ты что-нибудь вспомнил?

В памяти немедленно всплыли холодные глаза Эрика и раздирающая голову боль.

– Нет, – соврал Чарльз.

Добраться до особняка Ксавьеров оказалось не так уж и трудно. Полтора часа поездом до Плезантвилля, потом ещё примерно столько же на двух попутках, и вот впереди показался знакомый радиотелескоп. Последние пару миль Чарльз прошёл пешком, узнавая места. Наконец узкая дорога упёрлась в закрытые ворота, висевшие между двумя основательными каменными столбами. «Частная собственность» было написано на табличке, прикреплённой к прутьям решётчатых ворот, а ниже, в петлях, красовался внушительный замок с продетой сквозь петли и дужку пломбой. Дорога уходила дальше сквозь ворота, изгибалась и исчезала за густыми зелёными зарослями. Чарльз сосредоточился, но полетевшая вперёд мысль не нашла за оградой никого. Судя по всему, в его владениях было пусто.

Перелезть через не такую уж высокую ограду труда не составило. Чарльз неторопливо двинулся по подъездной аллее. Чувство узнавания стало почти физическим, отзываясь в душе щемящей тоской. Наверное, он любил свой дом. Эти заросли, которые он, как и всякий мальчишка, наверняка изучил вдоль и поперёк. Эту дорожку, по которой так здорово было мчаться на самокате или велосипеде… А катался ли он на самокатах и велосипедах? Память молчала, лишь кивая время от времени: да, это я знаю. И это тоже. И трёхэтажный особняк в неоклассическом стиле, показавшийся из-за деревьев, тоже мне знаком.

Чарльз поднялся на крыльцо, чувствуя, как колотится сердце, и стук крови отдаётся в ушах. Но двустворчатая дверь тоже оказалась заперта и опечатана. Чарльз огляделся. Напротив крыльца стоял небольшой пустой фонтан, в чашу забились сухие листья. Почему-то показалось, что когда-то он любил сидеть на его краю, опустив руку в прохладную воду, но реальное это воспоминание или плод его воображения, Чарльз сказать бы не взялся. Он вздохнул, сбежал с крыльца и пошёл вокруг дома, временами заглядывая в окна.

Годичное отсутствие хозяина не слишком сказалось на окружающем дом парке. Кое-где разрослась трава, кое-где нахальные вьюнки начали оплетать перила террасы с задней стороны дома, откуда открывался отличный вид на телескоп и плоскую равнину с разбросанными в продуманном порядке деревьями. Сквозь оконные стёкла внутри смутно проглядывала обстановка комнат – судя по всему, внутри дом был так же роскошен, как и снаружи.

Задняя дверь тоже была заперта, и ни одно окно не поддалось. Обойдя весь дом, чтобы убедиться, Чарльз вернулся к окнам, которые опознал, как окна кухни. Зачем-то оглянулся по сторонам, хотя вокруг не было ни души, и телепатия подтвердила, что внутри дома так же пусто, как и снаружи, после чего саданул локтем в стекло.

Оно разлетелось с хрустальным звоном. Осторожно, стараясь не порезаться оставшимися торчать в раме осколками, Чарльз сунул руку внутрь, нащупал запор и, распахнув окно, смог протиснуться в проём. Подошвы стукнули по чёрно-белой шахматной плитке на полу. Чарльз огляделся. Кухня была велика, но не огромна. Два стола в центре, шкафы из золотистого от лака дерева, плита, огромный холодильник у стены. На стене висело несколько фотографий. Одна из них привлекла внимание Чарльза, он протянул руку и снял её с гвоздика. Со снимка на него смотрели немолодая кудрявая женщина в строгом элегантном платье, с жемчужной ниткой на шее, и мальчик в школьной форме. Он сам? А женщина… Чарльз нахмурился, пытаясь выцарапать из непослушной памяти если уж не конкретные воспоминания, то хотя бы чувства и ассоциации. Но лицо женщины с фотографии перед его внутренним взором упорно расплывалось, изменялось и превращалось в лицо девочки лет восьми. Девочки с синей кожей, жёлтыми глазами и волосами цвета красного дерева. В её кошачьих глазах застыло опасливое удивление: «Ты… меня не боишься?»

«Я знал! – Чарльз не усомнился, что это был его собственный голос, хотя звучал он, как голос ребёнка, быть может, лишь на несколько лет старше, чем девочка. – Я знал, что я не единственный! Не единственный не такой, как все».

Чарльз медленно положил фотографию на стол. Его сестра. Его синекожая сестра не была родной ему по крови. Теперь понятно, почему её имени не было в реестре переписи населения. Но какое это имело значение? Быть может, сестра была единственным близким ему человеком, если он не может вспомнить лиц своих родителей, но помнит её. Где она теперь? Что с ней? Жива ли она вообще? Может, Эрик промолчал о ней потому, что не о ком было уже говорить?

Пустые гулкие комнаты встретили Чарльза затхлостью давно не проветривавшихся помещений. Подошвы ботинок то тонули в ворсе ковров, то ступали по гладкому паркету. Дом менее охотно, чем парк, раскрывал ему себя, не спеша признавать вернувшегося хозяина. Несмотря на всю свою роскошь, комнаты казались странно безликими. Что за люди жили здесь? Любители путешествий, или домоседы, гостеприимные хозяева или мизантропы? Чем они жили, о чём мечтали, чего хотели? Что за человеком был он сам?

Анфилада помещений вывела его в холл, располагавшийся, как догадался Чарльз, как раз за парадной дверью. На второй этаж вела широкая деревянная лестница, под большим окном разделявшаяся на два пролёта, уходившие в разные стороны. Дальше сразу за холлом просматривалась большая гостиная, затенённая закрытыми портьерами. Искусственные сумерки придавали комнате мрачности, и Чарльз нахмурился. Воспоминание, словно крупная рыба, медленно всплыло из глубин его сознания. Эта самая гостиная, а посредине неё на массивном столе стоит гроб. В гробу лежит отец Чарльза. Не отчим – настоящий отец.

Чарльз не мог вспомнить его лица, даже отдельных чёрт – видимо, время стёрло из памяти все детали. Должно быть, он тогда был очень мал, потому что на этот стол с гробом он смотрел снизу вверх. Чья-то тёплая рука лежала на его плече – рука матери, та женщина с фотографии всё-таки была ею. Но теперь её лицо закрывала чёрная вуалька, а вся комната была наполнена людьми. Родственники, друзья… но для Чарльза они так и остались скопищем безликих теней. Он не мог вспомнить ни лиц, ни имён.

Новое воспоминание, словно переключили кадр. Та же гостиная, тот же стол, новый гроб. Только на этот раз Чарльз смотрит на него сверху вниз, и мать не держит руку на его плече, он сам обнимает её, а она всхлипывает, прижимая к лицу платок. В гробу на этот раз отчим, Курт Марко, уж его-то грубоватое, мясистое лицо Чарльз видит совершенно отчётливо. «Как же теперь жить, как же теперь жить?» – повторяет мать, и Чарльз бормочет что-то утешающее, не испытывая ни боли, ни чувства потери. Впрочем, и в плаче матери растерянности куда больше, чем горя. Она и в самом деле не представляет, как это – жить одной…

А ведь он знал, чувствовал, читал в её мыслях, что оставляет её в полной пустоте и одиночестве, и всё равно уехал доучиваться в свой Оксфорд, сволочь такая. Думал – ничего страшного. Привыкнет, найдёт себе новую компанию, у миссис Ксавьер-Марко никогда не уходило на это много времени, а друзья-приятели её поддержат. Отсутствие писем не тревожило – они и раньше почти не писали друг другу. Известие о её смерти прозвучало громом с ясного неба. Для того чтобы спиться, дойти до психоза и покончить с собой, Шэрон понадобилось меньше года. И снова та же гостиная, и снова гроб… После похорон матери Чарльз рассчитал всю прислугу с большим выходным пособием и хорошими рекомендациями, оставив лишь пару садовников, запер дом и уехал, сам не зная, намерен ли когда-нибудь вернуться.

Кто сказал, что телепатия позволяет хоть немного лучше понимать людей?

Чарльз тихо отошёл от двери мрачной комнаты и медленно поднялся на второй этаж. Атмосфера неуловимо изменилась, здесь уже чувствовался жилой дух. Чарльз прошёл мимо ряда спален, с закрытыми и полузакрытыми дверями, и, в конце концов остановился на пороге распахнутого настежь помещения. Постоял, дивясь: комната представляла собой настоящую свалку из обломков мебели и какого-то оборудования. Кто бы ни задался целью произвести тут полный разгром, подошёл он к делу основательно. Пожав плечами, Чарльз развернулся и двинулся в противоположном направлении, уже зная, куда придёт в итоге.

В камине библиотеки сохранился слой холодного пепла. Чарльз зачем-то провёл пальцем по краю шахматного столика, застывшего между двух кресел в некотором отдалении от камина. Палец оставил след в покрывшем доску тонком слое пыли. Все фигуры были расставлены в идеальном порядке. Шахматы… Они с Эриком оба любили эту игру. Словно наяву Чарльз увидел мягкий свет торшера, услышал потрескивание пламени в камине, ощутил на языке вкус дорогого виски. И глаза Эрика, сидящего напротив – жёсткие, внимательные. «Я убью Шоу, Чарльз. Надеюсь, ты мне это позволишь».

Чарльз зажмурился, сжав пальцами виски. Вот и ещё одно подтверждение словам Эрика. Они действительно оба были здесь, они дружили… Но странные темы поднимались у них в дружеских беседах за шахматами. Убить? Кто этот человек, и зачем его убивать? Тот ли это, чью голову пронзило монетой?

Чарльз открыл глаза, расслабляясь… и почувствовал то, что, не будь он так занят своими мыслями и воспоминаниями, ощутил бы намного раньше. Его одиночество было нарушено или вот-вот будет нарушено. К особняку стремительно приближались люди. И их было много.

Чарльз бросился к окну, отдёргивая портьеру. Так и есть, к дому подъезжали несколько армейских джипов, из которых уже выскакивали вооружённые люди и, что самое скверное, но борту по крайней мере одного джипа красовались буквы СОНЗ. Проклятье. Чарльз выскочил из библиотеки и кинулся к лестнице, прикидывая, что к дверям, наверное, не стоит и соваться. Но если разбить ещё одно окно, и попытаться быстро скрыться в зарослях с другой стороны дома…

Ничего не успел. Чарльз как раз сбегал по последнему пролёту лестницы, когда наружные двери с треском распахнулись, и в холл влетели несколько детинушек с автоматами. Защёлкали затворы, и Чарльз остановился, медленно поднимая руки. Очень тревожное и неприятное чувство, когда на тебя смотрят несколько чёрных створов, и пальцы дрожат на курках…

– Если хоть дёрнешься… – один из стволов шевельнулся. – Понял?

Чарльз понял. И безропотно позволил больно заломить себе руки за спину, застегнуть на них наручники и как куль поволочь себя к выходу. В головах у ребятушек читалась не просто готовность выстрелить, а прямо-таки жажда уловить хотя бы намёк на сопротивление, дающее оправдание для «убийства в целях обороны». Они видели всякое, эти люди из Специальных отрядов, и Чарльза передёрнуло, когда перед его внутренним взором пронеслось чужое воспоминание: близкий, дорогой одному из этих вояк человек, боевой товарищ в такой же форме, и кожа у него оплавляется и стекает с обнажившегося мяса, словно восковая. Лишь мёртвый мутант – безопасный мутант…