Текст книги "Я учился жить... (СИ)"
Автор книги: Marbius
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
– Да ты поэт, – буркнул Стас, подливая себе еще чая.
– Я бы попросил! – недовольно протянул Оскар. – Ты меня еще властителем дум назови.
Стас хмыкнул и отпил чаю.
Студия опустела, а Оскар все стоял посреди нее, не решаясь выключить свет. Ему хотелось посозидать, поиграть с образами, потворить маски, но Ясинский сбежал, гонимый своими гормонами, других моделей не подворачивалось, а дома были совсем не те удовольствия – ничего, связанного с фотографией. Локи вертелся у треножника, обнюхивая его в который раз за день, Оскар, склонив голову, смотрел на него, думая, стоит ли делать стопиццотый снимок этого оглоеда.
– Восхитительный зверек, – зажурчал интимный баритон за его спиной.
– Пройдоха, проглот и диверсант, – согласно отозвался Оскар, поворачиваясь к человеку, чьи шаги он совсем не слышал. Неужели настолько поглощен своими мыслями?
– Я и говорю, восхитительный, – заулыбался мужчина. Роскошный экземпляр, улыбчивый, с чертенятами в глазах, которых так трудно передать в кадре, с проказливыми мальчишескими ямочками на щеках, с выразительным лицом, с широкой улыбкой. С великолепным телом.
Локи забегал вокруг Генки, недовольно пофыркивая и обнюхивая его. Оскар задумчиво осматривал мужчину, прикидывая, настолько ли сей муж авантюрист, как кажется. Он склонил голову к плечу и вежливо приподнял брови, задавая безмолвный вопрос.
– Не поверите, проходил мимо, – согласно заулыбался Генка. Оскар покосился на столик, где лежала камера.
– Мимо чего? – флегматично спросил он, идя к нему. Локи увязался следом. Оскар поправил по пути лампы, взял камеру направил ее на Генку и вопросительно уставился на него, склонив голову к плечу. Тот беспечно пожал плечами и повторил жест Оскара.
Оскар сделал первую серию кадров. Генка легко задавал вопросы о сложности работы вообще и сложности работы с признанными моделями обоих полов. Оскар легкомысленно отвечал на них, не задумываясь, что говорит, и приказывал представить то и то, переместить руки, склонить голову, изобразить эмоции, и увлекался все больше, потому что мужчина оказался дивно артистичным, и работу с ним можно было смело называть сотрудничеством.
– Руки на пояс, – отрывисто бросал Оскар. – Вдох, томный взгляд из-под ресниц. Руку к верхней пуговице! Расстегивай ее.
– И сложно со Стасом работать? – густым вибрирующим голосом спрашивал Генка.
– Хорошо. Руку в волосы, отведи голову назад.
– И сегодня?
– Сегодня он совсем отрешенный. Голову к плечу, улыбайся позаманчивей.
– Влюбился?
Оскар застыл на секунду.
– Похоже на то, – бархатным голосом признал он. – Руки на живот и веди их медленно к поясу.
Генка послушался; ему нравилась и невероятно возбуждала игра. Он видел, что фотограф увлекся, и подогревал его увлечение, наслаждаясь тем, что делал, послушно следуя указаниям и угадывая его мельчайшие желания. Он подкрадывался поближе, намереваясь проверить, так ли горяч фотограф, как его рабочий азарт.
Оскар замер и посмотрел на экран камеры. На его лице отразилось откровенное удовлетворение. Он пролистал снимки и оглядел студию.
– Локи! – раздраженно крикнул он. – А ну убрался, стервец! Все на сегодня. – Бросил он Генке, устремляясь к дальней стене, у которой что-то зашуршало. – Локи!
Генка опешил. «И все?!» – безмолвно спросил он у самого себя и скорчил обиженную рожу.
Оскар появился через пару минут, неся по сумке на каждом плече. Генка стоял посреди студии, печально глядя на него.
– Загляните послезавтра, посмотрим, что получилось, – безразлично сказал Оскар, нисколько не тронутый ужимками Генки.
– Вас подвезти? – грустно спросил он, преданно глядя на Оскара собачьими глазами.
– Нет, спасибо, мне недалеко. Мне нужно закрыть студию, – и он выжидающе уставился на Генку.
Генка послушно поплелся к выходу. Потом он шел рядом, пытаясь разговорить Оскара, но того совершенно не интересовал разговор, и он отвечал неохотно и после продолжительных пауз. У выхода Оскар распрощался и пошел к пешеходному переходу. Генка печально посмотрел на небо, оглядел улицу и направился следом. С каждым его шагом отчетливей становился охотничий блеск в глазах.
Макар был заинтригован. Он не просто был в клубе. Он был в ночном клубе с той самой репутацией, и не один. Стас шел рядом, невозмутимый и шикарно выглядящий, и недовольно поглядывал по сторонам. А Макар оглядывал помещение, людей, бар горящими глазами и упивался атмосферой. В клубе было многолюдно, ревела музыка, орала толпа, и народ был совершенно разношерстным – от ярой метросексуальности до почти консервативных костюмов. Макар оглядывал людей и самодовольно улыбался, убеждаясь снова и снова, что его практически ничто от них не отличает. Отлично, просто отлично!
После второго коктейля Макар готов был признать, что мир прекрасен. Его попытались угостить, с ним жаждали танцевать, и настроение было просто превосходным. Ясинский хмуро смотрел на него, сидя у бара, но что один-единственный недружелюбный взгляд одной-единственной пары недружелюбных глаз? А Стас все больше сомневался в том, что был вменяем, когда предлагал этому проныре выбраться в клуб – Макару было хорошо, и он совершенно не обращал внимания на Ясинского.
Макар время от времени подбегал к Стасу, вытягивал его в пол, заставлял танцевать, но потом увлекался другими партнерами, забывал про него, и Стас, постояв минуту, снова убирался к бару. Ему было странным образом одиноко, и Макар этому ощущению только способствовал.
– Привет! – проорали ему на ухо. – Тебя угостить?
Стас вздрогнул и посмотрел на мужчину с темными живо поблескивавшими глазами.
– Нет, – огрызнулся Стас. Мужчина пожал плечами в яркой желтой рубашке с яркими же оранжевыми и красными полосами и белой строчкой.
–Но со мной же выпьешь? – хладнокровно продолжил мужчина, невинно улыбаясь и довольно оглядывая его прищуренными глазами. Стас согласно кивнул и подозвал бармена. – Ты не один здесь? – полуутвердительно поинтересовался Генка, с интересом разглядывая угрюмого Ясинского. Стас снова кивнул головой. – С другом? Который твой? – беспечно спросил он, переводя взгляд на пол.
– Рыжий, – в раздражении выплюнул Стас, глядя на Макара. – Скотина блудливая.
Генка похлопал его по плечу.
– Давай, за знакомство, – подбадривающе сказал он.
Макар сидел на кухне, пил чай и листал журналы. Времени было за полдень, он толком не отдохнул после ночи в клубе, и этот малахольный Ясинский внезапно затребовал, чтобы Макар ехал к нему. Что-то чудит парень, совсем зачудил. Макар недовольно посмотрел на кружку, в которой ничего не осталось, и встал, чтобы нагреть еще воды. Телефон завибрировал, и Макар схватил его с намерением послать этого придурка дальше, чем видит. Он посмотрел на номер, и у него внезапно вспотели ладони и практически мгновенно запылали уши. Он поднес телефон к уху непослушной рукой.
– Да, – выпалил он, стремясь звучать как можно более бодро.
– Привет, – умиротворенным голосом отозвался Глеб.
========== Часть 13 ==========
Первые дни отпуска казались Глебу бесконечными. Умиротворяющая тишина и звенящий от чистоты воздух в небольшом, скорее даже крошечном городке были для него непривычными, и время тянулось слишком медленно, чтобы он был в состоянии насладиться заслуженной праздностью. Но размеренный ритм, педантичное соблюдение режима дня – в пансионе он соблюдался с маниакальной точностью, вежливое достоинство работников пансиона и отстраненное дружелюбие жителей городка расположили Глеба к отдыху и настроили на медитативно-оптимистичный лад. Он с любопытством исследовал город, делал вылазки в места по соседству и наслаждался европейской кухней, благо ресторанчиков, относившихся к самым разным кухням, в его городке и по соседству хватало. И все это время проходило под мерный, тягучий и скрытно-мощный поток воспоминаний, который все очевиднее укрощался мыслями. И глядел ли Глеб из окна неспешно передвигавшегося по пряничным ландшафтам ледникового экспресса, смотрел ли на те самые альпийские луга, сидя на уютно прятавшейся в сени дуба скамейке, изучал ли меню в ресторане, он вспоминал о Денисе и думал о том, что делать и как жить. Ему было о чем вспомнить. Они недолго были знакомы с Денисом, познакомились около трех лет назад, и совсем незадолго до его смерти съехались. Глеб с легким недоумением смотрел на упрямое рвение Дениса обустроить квартиру, которую Глеб купил совсем незадолго до того, в соответствии с его представлениями о современном и даже удобном жилье. Он сам относился к таким вещам совершенно спокойно, куда больше значения отводя банальному удобству. Но он шел на уступки, смиренно принимая участие в обсуждении обстановки, декора и прочей дребедени, послушно тягаясь по разного рода торговым предприятиям и покорно снося энтузиазм Дениса, который настаивал на соучастии. У Глеба было бесконечно много времени, чтобы окунуться в прошлое и еще раз пережить его, вскрыв те залежи воспоминаний, которые он столько времени прятал от себя. И он вспоминал. Как они знакомились, присматривались друг к другу и оказывались рядом вроде совершенно случайно, но совершенно целенаправленно. Как они незаметно переросли ту ступень, которая «как бы вместе» и оказались на «не могли по-другому». Каким единственно возможным казалось решение жить вместе, каким естественным – совместный быт. Глеб рассеянно отмечал, какими приятными казались те дни ему, сидящему в Швейцарии и меланхолично оглядывающему ландшафты. И как отчетливо видно все то, что подспудно мешало – какие-то недоговоренности, неловкости из-за нежелания задевать другого. Вспоминал нередкие ситуации, в которых ему или Денису казалось, что лучшее решение – «как надо», а представления о том, «как надо», были очень консервативными, основанными на понятиях, заложенных в буржуазных, в общем-то, семьях. И надо было многое, и многое из того, что они делали, делалось совместно, и многое из этого порождало неловкости, вынуждая к постоянным компромиссам. Они достигли значительных высот в искусстве компромисса. А надо ли это было?
Глеб думал и о том, на что был бы похож их брак, если бы был возможным такой вариант событий, в силу ли легализации однополых браков, смены страны проживания, или в совсем экстремальном фантастическом варианте, когда один из них был бы женщиной. Глеб хмыкнул и подумал, что скорее всего женщиной был бы он; Денис был куда более агрессивным, энергичным, доминантным; он был порывистым, неугомонным, в отличие от созерцательного и инертного Глеба. Их брак наверняка начался бы со страстного и стремительно развивавшегося романа; возможно, он пережил бы кризис первого и пятого года. Но насколько бы они сохранили себя и их отношения дальше? Глеб не мог найти ответа и отказался от настолько бесплодных размышлений. А взамен он снова и снова, как драгоценные четки перебирал воспоминания, связанные с Денисом. Иногда уголки его губ непроизвольно поднимались в скупой и ласковой улыбке, иногда он опускал голову и улыбался злорадно. Иногда он просто смотрел перед собой, снова и снова перебирая бусины воспоминаний и дыша медленно, словно не желая спугивать их. Он думал о Денисе так свободно впервые с того самого момента, как узнал о его смерти, и впервые думал о его смерти, не утаивая этих мыслей от себя. Глебу было больно, но при этом он словно обретал себя, учился находить в этих воспоминаниях поддержку. Он сомневался, что окажется в состоянии хотя бы наполовину открыться кому-то так, как готов был открыться Денису. Как бы там ни было, пришло то время, когда Глеб был готов подпустить к себе других людей, выбираясь из своего панциря с опаской, но неотвратимо. И оглядывая окружающий мир из щелей в панцире, а затем приподнимаясь над ним, он отмечал, что мир не так уж и враждебен, что люди относятся к нему куда лучше, чем следовало бы ожидать, и жизнь в общем-то неплоха.
К особому удовольствию, погода баловала Глеба. Всю первую неделю отстояла сухая погода, но в ночь с пятницы на субботу собрался дождь. Глеб лежал на кровати, прикрыв глаза, и слушал музыку раскатов, пребывая в блаженном оцепенении. Для полного соответствия праздному созерцанию он даже руки за голову закинул; шум дождя принес ему немало удовольствия. Глеб не заметил, как заснул, и проснулся все под тот же дождевой шум, который совершенно не нарушали человеческие голоса или гул машин. Он долго лежал на кровати, не желая нарушать иллюзию полного уединения, но наконец встал, чтобы раздвинуть шторы. Небо было серым, и на его фоне желто-зеленые деревья выглядели особенно выразительно. Солнца не было, и вероятность того, что оно появится, скорее всего стремилась к нулю. В воскресенье в церкви в соседней деревне давали концерт аж два состава оркестров, с примыкающим к нему праздником города и каким-то невнятным рыбным фестивалем, которому, тем не менее, было уже более ста восьмидесяти лет. А на субботу у Глеба не было особых планов. И Глеб улыбнулся, покачал головой и решил начать с пробежки.
Возвращаясь после пробежки, Глеб задержал внимание на двух велосипедистах – типичной европейской девушке, очень сильно унисекс, невысоком темноволосом парне, который энергично крутил педали и что-то возбужденно ей рассказывал. У него была примечательно подвижная мимика и забавные острые скулы, нос и подбородок. Его лицо было таким возбужденным, отражая возмущение и практически сразу восторг, сменяясь сосредоточенностью, когда заговорила девушка, что Глеб непроизвольно улыбнулся. Парень напомнил ему Макара, такого же неугомонного и подвижного, что твой шарик ртути. В голову Глеба закралась мысль, что не мешало бы узнать, чем сейчас жив этот пройдоха. Первая неделя занятий должна быть насыщенной, но только не учебой. Завтрак был сдержанно-сытным, дождь припустил с новой силой, и Глеб подумал, что с вылазкой придется повременить. Он приготовил книгу, чтобы занять себя до ужина, но прежде решил позвонить Макару. Он набрал его номер, нажал на кнопку вызова и подошел к окну. Дождь мерно барабанил по стеклу, за окном было тихо и пасмурно, в комнате уютно.
Макар ответил не сразу, Глеб услышал резкое «да» и улыбнулся.
– Привет, – благодушно сказал он. – Это я.
Пауза в динамике была забавной: неужели Макар забыл, как звучит его голос? Глеб непроизвольно усмехнулся.
– Да понятно, – голос Макара звучал настороженно, опасливо, словно он должен был перейти озеро с лавой по тонкой дощечке и примеривался к тому, как бы половчее это сделать; слова были произнесены медленно и выговорены очень тщательно. – Видел же.
– Как дела? – после очередной паузы, снова показавшейся Глебу неловкой, спросил он.
– Нормально, – все так же настороженно произнес Макар. – А ты как?
– Я тебя ни от чего не отвлекаю? – легко поинтересовался Глеб, с интересом рассматривавший дождевые капли на стекле.
– Да нет, – буркнул Макар.
– Ничего не случилось?
– Нет, – категорично выпалил Макар сразу же. Глебу показалось, что это краткое слово было произнесено сквозь зубы. – Все нормально, чего ты пристал? А ты сам там вообще чем занимаешься?
– Не поверишь, стою у окна, смотрю, как капли стекают вниз, – мирно ответил Глеб.
– Морда лица хоть умная? Чтобы все понимали, что ты при этом еще и думаешь, – приободрившимся голосом съехидничал Макар.
– Обязательно. Только прохожих нет, так что и на мою умную морду лица смотреть некому. Усилия потрачены всуе, – медитативно отозвался Глеб, улыбаясь его шпильке.
– Что, совсем нет? Ни на улице, ни внутри? – Макар прозвучал подозрительно, и при этом необоснованно ядовито. – Ну ты бы там привлек кого, чтобы смотрели.
– Я ехал в маленький пансион в маленьком уединенном городке не для того, чтобы мне люди сверх меры досаждали, – Глебу понравилось, как звучала эта фраза. Тщательно выговорив ее, он подумал, что ему было куда важней услышать, чем убедить в чем-то Макара, в чем-то, что тот едва ли поймет в свои бурные девятнадцать. – Так что у меня приступ анахоретства. А как твои дела? Как первая учебная неделя?
– Нормально, как обычно. Предметов новых дофига, пока лекции, так что ничего такого.
Макар рассказывал, по привычке то возмущаясь, то скатываясь в язвительность, то восхищаясь. Глеб слушал его и послушно кивал головой.
– А одногруппники как?
Повисла пауза.
– Нормально, ну вот что ты пристал? Я же сказал, все в порядке! – вспыхнул Макар и возмущенно зачастил, что Глеб его за неразумного считает, каждый шаг контролирует и дурацкие вопросы задает. Ну студенты и студенты, все как обычно.
– Хорошо, мой самостоятельный друг, – примиряюще произнес Глеб. – Я рад, что ты справляешься. Надеюсь, и с работой у тебя все нормально?
Он подумал, что «нормально» в его устах прозвучало ядовито, но Макар, радостно отозвавшийся тирадой о том, как он поднялся на чаевых за первую неделю сентября, когда студенты радовались началу учебного года, этого явно не заметил. А Глеб подумал, что знает многое о Наталье Владимировне и Илье, знает, как зовут его коллег-официантов и чем они живут, но почти ничего не знает о его академической группе. Только как зовут старосту – ее имя он как-то упоминал; у Глеба сложилось мнение о ней как о немного занудном, но надежном администраторе. Даже о своей матери Макар говорил с куда большей охотой. И почему-то вопросы о студенческой жизни вызывали неожиданно бурную реакцию, которая в сегодняшнем разговоре была слишком агрессивной.
Макар расспрашивал Глеба о том, что тот успел увидеть и как ему понравилось бесцельно кататься на поезде по всем этим акведукам, выяснил, что ему еще предстоит, пренебрежительно фыркнул, узнав о деревенском празднике, и потребовал сказать, когда Глеб возвращается. Глеб рассказывал, лениво парировал выпады Макара и равнодушно смотрел сквозь стекло. Что-то ему не нравилось в этом разговоре.
Разговор иссяк. Глеб распрощался с Макаром, пожелал хороших выходных и не сильно пренебрегать учебой в начале семестра, с удовлетворением выслушал гневную тираду и наконец распрощался с ним. Он еще немного подержал телефон в руке и неторопливо опустился в кресло. Вытянув ноги, Глеб закинул голову и посозерцал потолок. Затем он потянулся за книгой. Остальные мысли могут и подождать.
Макар сидел на стуле, замерев и плотно сжав веки. Звонок застал его врасплох, совершенно врасплох. Неловкой рукой положив телефон и вытерев потные ладони о брюки, Макар уставился в пол. Почти неделя, которую он не думал о Глебе и не думал вообще, не просто не желала оставаться в прошлом. Она придавила его к земле, с садистским удовольствием представив события в неприглядном свете. Кажется, ну что тут такого, ну Ясинский, ну перепихнулись, ну было прикольно, ничего особенного. До тех пор, пока не вспоминать о Глебе. Перед ним было очень неудобно. И не хотелось, чтобы он про это все узнал. Тем более они вроде как вместе. Макар в раздражении закрыл журнал и оттолкнул его. Недовольно фыркнув, он встал и побрел в комнату – в гостевую комнату, в которой обитал во время отсутствия Глеба. Как-то даже зайти в его комнату Макара не тянуло. Кажется, теперь очень даже было понятно, почему.
Стас позвонил ему вечером. Макар убирал парикмахерскую. Чувствуя себя очень неловко под праздно-любопытным взглядом Ильи, он ответил на звонок и постарался забиться подальше от его проницательного взгляда, который почему-то действовал на него особо удручающе.
– Ты работаешь сегодня? – глухо спросил он.
– Еще как, – огрызнулся Макар.
– Во сколько заканчиваешь?
– Не твое дело! – Макар закусил удила. – Что ты лезешь, как не знаю что? Не знаю, когда заканчиваю, а если бы и знал, тебе что за дело?!
– Ты вообще охренел? – разозлился Стас. – Что значит: «что мне за дело»? Я тебе сейчас точно голову оторву! Где ты?
– Да не вяжись ты ко мне! – рявкнул Макар и нажал отбой.
Илья, с интересом внимавший разговору Макара, даже перестал на это время запускать злых птиц по свиньям. Но развлечения кончились, Макар втянул голову в плечи, окатил его гневным взглядом и сбежал в подсобку. Илья вернулся к телефону и игрушке, но без азарта. А Макар нервничал. Звуки, которые до Ильи доносились, свидетельствовали о его патологической неловкости и сопровождались тихой бранью.
– Ты к Наталье сегодня идешь? – повысив голос, спросил у Макара Илья.
Макар радостно вскочил в его поле зрения; виновато посмотрев на Илью, он тряхнул головой.
– Не, завтра, – искательно заглядывая ему в глаза, с готовностью ответил он.
– Это хорошо. Иначе ты ей всю паскуду перебьешь, вместе с вазами и оконными стеклами, – величественно кивнул он. – Работай, работай, мой маленький пятнистый друг.
Макар задохнулся, набрал воздуха, собрался было сказать что-то обидное, но лишь выдохнул, нервно сжимая и разжимая кулаки:
– Блин, ты гад!
– Я вообще-то твои джинсы имел в виду. Пятна воды, нет? – Илья указал глазами на них.
– Придурок, – буркнул Макар, успокаиваясь.
– Бу, – ответил Илья и снова принялся за игрушку. Макар помедлил еще немного в поле его зрения и вернулся к уборке.
Он явно не хотел уходить, перекладывал журналы, еще раз поправлял цветы и оглядывал зал. Илья осмотрел его с ног до головы и хмыкнул.
– Что, влип, очкарик? – полуутвердительно произнес он. Макар покосился на него и пожал плечами, красноречиво отводя глаза и втягивая голову в плечи. Илья помолчал: ему не хотелось связываться с Макаром еще больше, привязываться к нему еще сильней и оказываться вовлеченным в жизнь совершенно постороннего и совершенно ненужного в общем человека. Он тяжело вздохнул. – Там Наташа вчера пирог подкинула, я не осилил. Иди, делай чай, работничек.
Макар радостно кивнул и скрылся в подсобке. Илья отложил смартфон и посмотрел в окно. Не то, чтобы у него были планы на вечер – никаких, кроме приятной компании телевизора, очередных ралли в очередной пустыне и, возможно, пива. Но совесть, с которой он успешно находил компромиссы ранее, неожиданно продемонстрировала свой склочный характер и отказалась позволять ему не поддерживать Макара. Который, легок на помине, уже нес поднос с чашками, блюдцами и пирогом. Илья пересел ко столу и приглашающе обвел рукой богатство.
– Налетай, подешевело, – добродушно произнес он, прищуренными глазами оглядывая пирог.
У Макара могла быть нечистая совесть, рыльце в пушку или что там еще за аномалии, но на аппетите это не сказывалось. Илья, с удовлетворенным видом откинувшийся на спинку кресла, с любопытством следил за тем, как Макар доедает последний кусок.
– Куда в тебя лезет, мелкий? – риторически вопросил он, наблюдая, как Макар опустошает чашку. Илья похлопал себя по животу. – Хороши пироги, да и ватрушки тоже ничего. Так что у тебя за геморрой приключился?
Макар вздрогнул, стрельнул на него виновато вспыхнувшими глазами и поморщился.
– Да ничего не приключилось, – огрызнулся он, но без своего обычного задора.
– Ну то поднимай свои нижние полушария и давай домой, что ли, – тем же вальяжным тоном предложил Илья. – Я тоже не откажусь от родных стен.
Макар откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Угрюмо посмотрев в сторону и недовольно шмыгнув, он сказал:
– Да фигня в общем. – Он быстро посмотрел на Илью и снова опустил глаза; Илья сидел с невозмутимым видом, склонив голову к плечу, и ждал. Дернув плечом, Макар попытался пробить броню хладнокровия умильным взглядом, но Илья только приподнял брови. – Понимаешь, в общем, у меня есть одногруппник. – Макар выдохнул и попытался поточней описать то, что беспокоило его. – В общем, шикарный тип. Ну мы там и… – он снова дернул плечами. – Типа первое сентября, пиво, то-се. – Макар поерзал и замолчал.
– И в чем проблема? По поводу своей ориентации ты не дергаешься, парень привлекательный. Все же в порядке.
Макар вздохнул.
– Я сейчас у одного мужика живу. Типа за домохозяйку, все дела. Ну и не только. – Он выдохнул и решительно продолжил: – В общем, мы типа вместе. Понимаешь?
Он напряженно посмотрел на Илью, готовый в любой момент выпустить когти и как следует отходить ими Илью или удрать. Но Илья сидел и задумчиво смотрел на столик.
– И давно? – флегматично спросил он.
– Ну, считай, два месяца, – замялся Макар.
– А мужику сколько лет?
– Ну… тридцать. Может, больше.
– Скажи мне, мой юный друг, а он ваши отношения как рассматривает? – задумчиво поинтересовался Илья, изучая стену поверх его головы.
– В смысле? – Макар вскинул голову; неловкое выражение на его лице сменилось настороженным.
– Мужик имеет домработника. Причем и как домработника и имеет. Нормально, – Илья пожал плечами. – Удобно. Но и замуж он тебя не звал. Никаких обязательств. Ни с его стороны, ни с твоей. Он тебя к дому цепью не приковывал, за тобой не следит, свободу не ограничивает. Насколько я могу судить, он за дверью салона не стоит и облавы по городу за твоей блудливой задницей не устраивает.
Макар заерзал. Слова были очень удобными, но взгляд у Ильи – неожиданно тяжелым. Он опустил голову.
– Ну… Он сейчас в отпуске, – недовольно признался Макар.
Илья хмыкнул.
– А когда вернется?
Макар попытался посмотреть на него, но духу у него не хватило. Он снова опустил голову.
– Тебе с ним удобно, опять же квартира, деньги, или что?
Он пожал плечами. Открыл рот и снова закрыл его.
– С ним хорошо, – наконец решился он и произнес глухим голосом: – Он надежный. И спокойный. Не хочу я от него никуда.
– А он хочет, чтобы ты от него куда?
– А я знаю? – огрызнулся Макар. – Он там вроде сидит, о себе знать не дает. А вчера – позвонил. Интересуется, как дела. Фик поймешь.
– И это выдрало тебя из любовной лихорадки и спустило на бренную землю? Бляденыш ты, Макар. Что-то мне кажется, что если твой мужик и дальше тебя терпеть согласится, у этого твоего одногруппника будут еще собратья по несчастью. Кто его знает, чем твой мужик дышит. Но если он не дурак, должен был понять, что за заразу домой впустил. Может, и не будет особо грузиться.
Макар угрюмо посмотрел на него, злобно сощурил глаза и сжал губы, но благоразумно промолчал. Он переваривал слова и находил их оправданными; и постепенно он успокаивался, избавляясь от напряжения, время от времени прорывавшегося гадкой нервной дрожью.
Илья задумчиво смотрел на стену. Макар поставил локти на колени и в задумчивости сцепил пальцы рук, с чрезмерным интересом рассматривая их переплетение.
– Ты от меня-то что хочешь услышать? – полюбопытствовал Илья.
– Да ничего, в общем, – Макар посмотрел на него явно успокоившимся взглядом. – Спасибо.
– Да кушай не обляпайся. – Илья лениво пожал плечами и сложил на груди руки, с интересом за ним наблюдая. Макар явно что-то решил для себя и намерен этому решению следовать вопреки метеоусловиям, мнению общественности и здравому смыслу.
– Ладно, я пошел домой.
Макар встал и застыл, задумчиво разглядывая поднос. Затем, цыкнув, он подхватил его и поволок в подсобку. Илья поднялся и неторопливо пошел за ним.
– Чего пялишься? – буркнул Макар, принявшийся мыть посуду, Илье, стоявшему в дверном проеме.
– Бесконечно, друг мой, можно смотреть на три вещи. Вот я думаю, куда пристроить горящую свечку, раз льющаяся вода и работающий ближний в наличии имеются, – самодовольно ухмыльнулся Илья.
– Ты тот еще демон! – развеселился Макар. – Как тебя земля носит?
– С трудом, друг мой. Прогибается под моим весом и обильной мудростью, но носит, – снисходительно пожал он плечами и выглянул из подсобки, услышав звук открывающейся двери. – Ну закрыто же! – недовольно крикнул он и вышел.
Макар, как был, с мокрыми руками высунул любопытный нос из подсобки, чтобы узнать, кого принесло, и скривился, как от оскомины. Как-то он не горел желанием увидеть Ясинского так скоро.
– Ты чего приперся? – тут же заорал он, выскакивая. – Я же сказал не вязаться ко мне!
Илья с интересом осмотрел Ясинского. Он очень хорошо понимал Макара: повестись на такого парня можно очень легко. Особенно когда он оглядывал Макара такими жадными глазами. Гормоны, туды их в качель. Химия, опять же. Похоти можно немало ярлыков навесить, и некоторые звучат очень и очень эстетично.
Как бы там ни было, объект, ставший причиной отрыва Макара от бренной земли в начале недели и его же на нее возвращения, оторопело смотрел на него.
– Да в чем дело? – недоуменно протянул он. – Что за муха тебя укусила?
– Никакая муха меня не кусала, – рявкнул Макар. – Я тебе просто говорю, чтобы ты оставил меня в покое!
Стас выдохнул.
– То есть как «оставил в покое»? – угрожающе произнес он, надвигаясь на Макара. – Мы неделю встречались, и просто так – оставить в покое? Просто так – все? Почему?
– У меня друг есть! – прямо ему в лицо выплюнул Макар, забыв испугаться куда более крупного Ясинского, у которого глаза медленно, но верно начали наливаться кровью.
– Друг. У тебя. И давно?
– Два месяца!
– Ну ты гад! – Ясинский рванулся к Макару, но был перехвачен Ильей, который удерживал его.
– А ну-ка успокоился, – приказал он. – Брысь отсюда, пакость, – бросил Илья через плечо Макару, порывавшемуся наброситься на Стаса. – Вон! – рявкнул он. – Быстро!
Макар фыркнул, засопел и остался стоять, сжимая кулаки и гневно сверкая глазами.
– Макар, иначе я тебе уши надеру, – угрожающе произнес Илья.
Макар что-то буркнул себе под нос и ушел в подсобку; через секунду он вернулся обратно с сумкой, все так же бурча что-то неразборчивое себе под нос, и как следует хлопнул дверью на прощание.
Илья дождался, пока дверь за ним закроется, проследил, чтобы Макар отошел подальше, и отпустил Стаса.
– Пиво будешь? – обреченно спросил он. Стас смотрел на улицу, судорожно дыша.
– Это ты его друг? – он резко развернулся с хищным блеском в глазах.
– Друг, – недовольно закатил глаза Илья. – Да не тот. Садись, сейчас принесу пиво. Устроили, блин, детский сад – штаны на лямках. Хотя, – он остановился на полпути, повернулся, оглядел Стаса, оценил его байкерский прикид. – Ты не хочешь под пиво гонки посмотреть? Пошли, – он заговорщицки кивнул головой в сторону двери. – Давай, не стой пнем, пошли! У меня дома пиво всяко лучше, и пожрать есть чего. Давай, давай.
Илья обнял Стаса за плечи и увлек за собой. Ясинский, опешивший от такого обращения, позволил Илье тащить себя, не особо слушая, что этот «друг» ему втирает, но поддаваясь очарованию бархатного голоса и добродушно-насмешливых ноток, звучавших в нем. Они вышли на улицу, Стас терпеливо дожидался, пока Илья закрывает салон, и угрюмо смотрел в землю. Затем они шли к соседнему дому, поднимались наверх, Илья показывал ему квартиру и вел за собой на кухню. Стас послушно отнес в комнату пиво и замер в растерянности у двери.
– Ну чего стал как пень? Плюхайся. Сейчас елевизор включу.
Стас посмотрел на него в недоумении. Илья указал глазами на диван.
