Текст книги "Я учился жить... (СИ)"
Автор книги: Marbius
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
Макар негромко постукивал разными предметами в подсобке. Илья заставил себя пойти и посчитать выручку, начал за каким-то лешим упорядочивать гроссбухи, половину из которых он завести завел, а зачем – не помнит. Вроде нужны. Макар выскользнул из подсобки.
– Убирать надо тут? – спросил он хмуро, отводя глаза.
Илья смотрел на него исподлобья и молчал. Макар, занервничавший в тишине, поднял на него подозрительные глаза.
– А ты как думаешь? – угрюмо поинтересовался Илья.
– Я вообще не должен был сегодня приходить! – Макар вскинулся, попытался подерзить, но как-то неубедительно. Огонька ему явно не хватило. Раздражение Ильи постепенно лопалось, как лопаются мыльные пузыри. Он тяжело вздохнул.
– Там в буфете буженина есть, – глубоким недовольным голосом сказал Илья наконец. – Иди ставь чайник.
Макар ободрился и вскинул на него взгляд, куда более бойкий, но такой же настороженный.
– Предупреждаю: любая провокация – и ты вылетаешь на улицу на второй космической. Если пробьешь стену здания напротив, виноват будешь сам. Что я это могу сделать, сомневаешься? – Илья попытался снова нависнуть над Макаром, не сходя с места. Получилось фигово: Макар обрадованно затряс головой, преданно пялясь на него. Илья обреченно вздохнул.
За совместными чаепитиями с Макаром Илью пробивало на маго-философские размышления. Например, пространственные карманы. В желудке у Макара их было как минимум несколько. Или один, но очень большой: мясо исчезало с завидной скоростью. У самого его аппетита не было: после очередного напоминания о своем фейле есть совсем не хотелось; Илья вообще подозревал, что у него голод и хорошее настроение прямо зависят друг от друга; на этой радостной гастрономо-философской мысли он отогнал от себя праздные мысли и подтянул к себе блюдо, на котором оставалась пара кусков.
– Но-но! – Макар имел наглость возмутиться, голодными глазами глядя на то, как его лишают еды.
– Пусть тебя твой папик кормит, – вяло буркнул Илья и отправил кусок себе в рот.
– Да он моложе тебя! Это ты старпер! – возмутился Макар, но без привычного азарта. Очевидно, он был сытым и почти спокойным.
– Так прямо и моложе, – недоверчиво буркнул Илья.
– Ну или ровесник, – пожал Макар плечами, отворачиваясь и с преувеличенным вниманием начиная пялиться в окно. Посидев, подумав, он признался: – Хотя я сам думал, что ему лет под сорок. Или даже за сорок. Только у него просто виски седые. Ну и вообще волосы.
Макар покрутил рукой над головой и замолчал, хмуро думая о чем-то своем. Илья лениво забросил в рот последний кусок и пододвинул блюдо Макару, мол, не ленись, убирай посуду.
– Ты эксплуататор и угнетатель невинных и честных юношей, – пафосно обиделся Макар.
– А еще я старушек через улицу не перевожу, – согласился Илья. – Если ты напихался и нахлебался, то топай домой, студиозус.
– Слушай, а как он может отреагировать? – неловко отводя взгляд, несмело поинтересовался Макар.
– Кто и на что? – лениво спросил Илья, хотя отлично понял, о ком речь. Макар саркастично посмотрел на него. Илья прищурил глаза и насмешливо вздернул бровь.
– Глеб! – рявкнул Макар и тут же осекся. Продолжать было страшно, потому что компонент «на что» ему вдруг показался очень неприглядным. – На Стаса, – промямлил он. Илья, разозлившись, закинул голову назад и скрипнул зубами.
– Ты мелкий пакостный бляденыш, – процедил Илья. – Сначала, ты задравши хвост, несешься за удовольствиями, а потом, натворив дел, резко спохватываешься? Откуда я знаю, как Глеб может отреагировать? Может из окна выбросить, а может свингером оказаться и еще советом подсобить. Еще вопросы?
– Кем? – Макар смотрел на него широко раскрытыми глазами.
Илья подумал сначала, что над ним издеваются, но недоумение Макара было вполне искренним.
– Гугл в помощь, – буркнул он, вешая голову на грудь.
– Это извращение? – осторожно спросил Макар.
– Это у меня спрашивает свежевылупившийся совсем чуть-чуть совершеннолетний гей, – хмыкнул Илья. – Мелкий, совершенно нормальных людей в мире мало, и все они в Кащенко лежат, причем чем вегетативней состояние, тем они нормальней. Ясно?
– Девушки мне тоже нравятся, – попытался огрызнуться Макар.
– На девушек твой Глеб скорей всего не отреагировал бы совсем, – лениво отозвался Илья. – Хотя и на… ровесника тоже. – Илья наклонился вперед и опустил голову.
Пауза перед незамысловатым словом «ровесник» насторожила Макара. Ему бы встать и пробежаться пару кругов по залу – на ходу очень хорошо думается. Но и так неплохо, прищурился он. Под многозначительным «ровесник» подразумевался Стас.
– Думаешь, Глеб не ревнивый? – Макар оживился.
– Откуда я знаю? Может, и не ревнивый. Может, и не собирается тебя ревновать. Может, ты не тот человек, которого он хотел бы ревновать. Макар, я еще раз повторюсь для некоторых конопатых альтернативно одаренных: я твоего папика не знаю, – вяло отозвался Илья, разглядывавший пол. Он-то как раз не ревновал Стаса к Макару. Но внезапно закравшаяся в голову мысль о том, что кто-то может предъявить на него права, приводила его в тихое бешенство. И этот гад еще кудрями трясти смеет!
– Он не мой папик! – Макар взвился. – Я честно отрабатываю за жилье и честно зарабатываю себе на жизнь! И ни при чем, что мы спим!
– Это ты мне пытаешься что-то доказать? – насмешливо посмотрел на него Илья.
Макар не выдержал, вскочил и забегал.
– Нет, ты не понимаешь! Понимаешь, он хороший, он надежный, он ласковый, он офигенский! Правда, офигенский! – он остановился на секунду перед Ильей, зачем-то заглядывая ему в лицо. – Нет, правда. С ним так здорово. Понимаешь, он столько знает, он столько понимает, никогда не истерит, не ругается, ничего такого. Вот правда, как удав спокойный. И очень разумный, даже мудрый.
Макар развел руками и отбежал на пару шагов. Илья приокрыл рот, закрыл его и спросил:
– Мелкий, а ты про хахаля своего рассказываешь или про идеал отца?
– В смысле? – подозрительно спросил Макар.
– Ну как. Спокойный, мудрый. Надежный. Отец семейства, отец государства, отец нации. Мудрый старик на вершине, глядящий на всех как орел с Арарата. А страсть, биение сердец в унисон, судьбы скрещенье в конце концов? – Илья немного развеселился, с любопытством следя за Макаром.
У Макара красноречиво вытянулось лицо.
– Можно подумать, ты сам в это веришь, – полупрезрительно бросил он. Илья тяжело вздохнул.
– Что, твоей страсти хватило на неделю? – сухо откомментировал он и встал. – Ну что, каждому свое.
Макар уставился на него.
– Ты веришь? – осторожно спросил он.
– Иди домой, тебя папочка ждет, – лениво отмахнулся Илья и пошел в подсобку.
Макар послушно кивнул головой и поплелся за рюкзаком. Он вышел на улицу, и ему стало жутко.
Глеб смотрел на Генку, радостно блестевшего перед ним своими наглыми глазами, сверкавшего кривоватой улыбкой и явно немного разочарованного, снисходительно улыбался и думал, зачем этому проходимцу надо забираться ему под кожу. И чем более он думал, тем более убеждался, что Генкой двигали исключительно личные мотивы. Осталось выяснить, что за мотивы. В бескорыстное желание снабдить информацией Глеб не верил: любые сведения сообщались по корыстным мотивам. Любые. Даже бабками на скамейках у подъездов. Особенно бабками на скамейках у подъездов. Глеб посмотрел на Генку и с трудом сдержал ухмылку: этому типу не понравилось бы такое сравнение, и именно поэтому его стоит придержать напоследок. Попытку Тополева таким образом оградить его от новых отношений Глеб отмел почти сразу – Тополеву как раз важней иметь спокойного, уравновешенного и где-то даже счастливого юриста, чем дерганного и вполне возможно не самого здорового сатира. Попытку Генки предупредить желание Тополева еще до того, как оный его озвучит – тоже: Генка не дурак и четко знает границы своей самодеятельности, а подобное явно выпирало за рамки. Разумеется, полпроцента Глеб оставил – а вдруг кто-то из них сошел с ума? Непохоже, впрочем. Цвет лица у Генки вполне здоровый, общая адекватность тоже не вызывает сомнений, глаза блестят таким здоровым нездоровым любопытством. Иными словами, Глеб присутствует на дружеских посиделках.
Это умозаключение вызывало глубочайший диссонанс. Это не посиделки друзей – они не были друзьями. Хорошими знакомыми – да. Глеб даже позволял себе пойти дальше и излить ему душу в разумных пределах; Генка был надежен как швейцарский банк и почему-то охотно подпускал к себе именно Глеба, за что ему спасибо. Только данный конкретный вечер в баре не был посиделками друзей-хороших знакомых. Друзья-хорошие знакомые не зазывают в бар, не вливают алкоголь, не выкладывают грязные сплетни о близких людях. И опять же: Глеб не мог ничего с собой поделать и отказывался сомневаться в том, что Генка инициировал этот вечер со злым умыслом. У них все-таки были неплохие отношения. Совсем неплохие. И не для того Генка выволок Глеба, чтобы огорошить его неприятной новостью. Да и вообще, не ради Глеба это делалось и не ради сомнительного соблюдения чести и прочей махровой ереси. Макар вообще оказался банальной разменной монетой. Генке, кажется, нужно было поговорить именно на эту тему и именно с Глебом.
– Я не в курсе, -ровно ответил Глеб, – может, расскажешь?
– Ага, – Генка расплылся в улыбке. – Наш проницательный Кедрин, наш остроглазый Кедрин, которого Витальаркадьич провозгласил нашим корпоративным сибиллом, не в курсе?
– Гена, я не в курсе деталей. Но сам факт того, что мой питомец имел доступ к кудрям и их носителю, у меня сомнений не вызывает. Ты и дальше будешь ломаться, и я сочту вечер законченным, или соизволишь пояснить, чем тебя так взволновала ситуация?
Глеб многозначительно постучал пальцами по блюдцу, на котором стоял стакан. Генка покосился на него. Кофе в стакане осталось ровно на полглотка, после которого и предстояло сделать выбор: еще кофе, пиво или такси и домой.
– Представь, мой дорогой друг. Решил я постричься. Время пришло. А Илья стрижет просто замечательно. Да и собеседник неплохой. С очень интересным прошлым, судя по татуировкам и мировоззрению. В общем, лучше уж ходить к нормальному мужику, чем к этим.., – Генка сделал плавный жест рукой, якобы будучи не в состоянии подобрать верное слово.
– Манерным? – вежливо предложил свою помощь Глеб.
– Ну да, – многозначительно улыбнулся Генка. – Признаюсь честно: твой питомец исключительно трудолюбивый пацан. Швабрами и всеми этими причиндалами орудует на ура. Но самоусыновляется он с поразительной эффективностью. На это слово копирайт у Ильи, кстати, он посетовал, что единожды впустив его в махонькую щелочку, ты его уже не выгонишь. От тараканов избавиться можно. От этого проходимца нет.
Глеб усмехнулся.
– Сказал проходимец, – в спокойном голосе Глеба прозвучали предупреждающие нотки.
– Рыбак рыбака, Глеб Сергеевич, – заулыбался Генка. – Собственно поэтому когда я увидел, как роскошнокудрый Стас увозит шваброкудрого Макара в ночь, вывод напрашивался один. И он подтвердился. И подтверждался почти неделю. – Генка развел руками в притворном разочаровании.
Глеб смотрел на него, вежливо улыбаясь. Генка молчал и ждал реакции Глеба. После первой минуты его широкая улыбка померкла. Глеб помучил его еще пару секунд и вежливо спросил:
– И?
– И тебя не волнует, что тебе наставили рога? – Генка смотрел на него с настороженным интересом.
Глеб задумчиво посмотрел на стакан, в котором оставалось полглотка кофе, и подозвал официантку.
– Я так понимаю, живым ты меня отсюда не выпустишь, пока не вытрясешь душу, – смиренно пояснил он Генке. Генка ухмыльнулся и заказал еще пива. – Так что подкрепить силы не мешает.
Глеб поблагодарил официантку. Генка отпил пива, выжидательно глядя на него.
– Мне не наставляли рога, дорогой мой друг, – отстраненно сказал Глеб, осматривая потолок. – Терминологически ты неправ. Напомнить, кто и кому их наставляет? Не надо. Хорошо. Далее. Ты переоцениваешь наши отношения. Они удобны. Прежде всего. Понимаешь?
Генка подобрался.
– Нет, – честно признался он.
– Мне удобно иметь чистоплотного в меру активного мальчика под боком, – мирно начал пояснять Глеб. – Ему удобно по своим причинам. Никто из нас не Ромео и Джульетта, не Петрарка и Лаура, не Кастор и Поллукс. Мы не клялись на Библии, на Эскалибуре, на бюсте Юлия Цезаря, что будем моногамны, посвятим всю жизнь друг другу и прочее вроде умрем в один день. Так что если ты хотел меня задеть, то метод выбран неудачный. Манагеров у тебя куда лучше получается из себя выводить. Что, собственно говоря, вызывает мое недоумение. Уж в чем-чем, а в твоей изобретательности у меня не было причин усомниться, скорей наоборот. Чем вызвана такая неуклюжесть?
Генка взялся было за бокал и опустил руку.
– Но вы ведь неплохо уживаетесь? Вам хорошо вместе? – в некоторой растерянности спросил он.
– Ну да. Тебя это удивляет?
Генка хмыкнул.
– И как вам удается? – наконец поинтересовался он.
– Осмелюсь ли я полюбопытствовать, по каким таким причинам ты стремишься залезть к нам в постель? Уж не хочешь ли ты меня оттуда вытеснить? Думаешь, ты с Макаром уживешься? Не слишком ли вы для этого похожи? – саркастично произнес Глеб и с трудом сдержался, чтобы не заорать в восторге. Больше никакого виски, а то он слишком несдержанным становится. Но ответ – вот он! Генка, похожий на Макара, пытается найти общий язык с кем-то, похожим на Глеба. Он спрятал глаза под тяжелыми веками, надеясь, что Генка не заметит резкой смены настроения.
А Генка начал оглядывать зал, как будто это было замечательное зрелище.
– Дорогой мой человек, – усмехнулся Глеб. – Я не знаю, говорила ли тебе мама, но чужие рецепты счастья как правило не действуют, когда их к себе применяешь. И если ты познакомился с человеком, который похож на меня, и думаешь, что мои секреты помогут тебе понять его, то не особо обольщайся.
Генка набрал полную грудь воздуха, покосился на него и промолчал.
– Что, сильно похож человек? – будничным тоном поинтересовался Глеб. Генка потускнел.
– До твоего занудства ему далеко, – он попытался улыбнуться, но криво. – Но одержимый он вполне.
– Ты тоже, – флегматично пожал плечами Глеб. – И? Хотя нет, подожди. Объясни, почему ты решил именно меня вытянуть. У тебя же друзей дофига.
– Кедрин, я говорю своему женатому другу, который мне уже десятый год подсовывает подруг и родственниц жены, что я как последний дурак втрескался в фотографа. Его реакцию представляешь? Я говорю своему дважды разведенному другу, который строго с двадцатилетками крутит, что думаю съехаться с парнем. Его реакцию представляешь? А у тебя за спиной нехилый опыт, как бы там ни было. Да и в людях ты разбираешься. Галина Борисовна очень высоко ценит твое мнение. Очень высоко. Вон и Тополев не просто так тебя на интервью с молодыми специалистами сует.
– Ты уже решил все, – помолчав, отметил Глеб. – Так чего ты хочешь от меня?
– Рецепта счастья, неужели не ясно? – Генка широко развел руки и растянул губы в улыбке.
– За этим явно не ко мне, – ровно отозвался Глеб.
– А Денис?
Глеб опустил глаза.
– Мы были вместе, – признал он. – Но я полный лох в отношениях.
Генка вытаращил глаза.
– Ты что несешь, Кедрин? – оторопело спросил он.
Глеб хмыкнул.
– Я смотрю в глубины мироздания. Изучаю глубинные процессы. Докапываюсь до самых глубин сущностей и явлений. Только на поверхности тоже жизнь водится, и ее я часто не замечаю. – Он задумчиво смотрел на стол. – Я где-то даже польщен, что ты именно меня выбрал как достойного советчика. Только не думаю, что многим помогу.
– Глеб, я действительно его не понимаю. Вот он стоит передо мной, смотрит на меня своими глазищами, и тут оп – и нет его! А потом оп, и он есть. И я чувствую, что я что-то недоделал, что-то не так ляпнул, а что – не понимаю. И ты ведь тоже такой. Только может, более рассудочный. Но точно также выпадаешь из разговоров, и хрен поймешь, что ты там себе думаешь. А я хочу знать, понимаешь? Я его понимать хочу, и быть с ним, и не допекать, и быть нужным, понимаешь?
Генка не пытался улыбаться, он смотрел встревоженно и яростно, жадно, отчаянно хотел знать.
– Макар вытряхивал из меня причины дурного настроения, – усмехнулся Глеб.
– И как?
– Когда он их вытряхивал, я его придушить хотел. А потом был благодарен.
Генка оживился. Глеб закатил глаза. Кажется, способности Макара вытряхивать душу передаются через ноосферу.
Вечер растянулся заполночь. Глеб был удивлен получить бесконечное количество подтверждений того, насколько Генка увяз. Он рассказывал о зверьке – хорьке собольей раскраски с княжеским характером и императорской способностью наносить ущерб – с возмущенно поднятыми бровями и идиотской улыбкой на лице, чуть ли не в лицах показывал, как Оскар морщит нос, когда у него не получается что-то, и как перехватывает волосы на макушке, и на его лице мерцало блаженное выражение, которое и передать невозможно. Глеб, решивший, что кофе тут подают так себе, но он виски не портил, заказал себе еще одну порцию. Генка забыл о своем пиве, примерно также, как и забыл, что хотел совета, и увлеченно рассказывал, как Оскар двигается, какие у него глаза и прочие мелочи, которые могли казаться совершенно несущественными. Глеб отпивал кофе, время от времени ухмылялся, время от времени согласно хмурился и думал о том, что сам скатывался в похожий хвалебный дискурс в свое время. Только восхищала его именно неугомонность Дениса, его жизнелюбие. И да, глаза у него были красивые, и губы. И нос. И… Глеб усмехнулся, удачно усмехнулся, как раз под очередную проказу Локи. И да, глаза ярче звезд, губы слаще меда, какие там еще метафоры? Клинический случай, господа.
Каких усилий воли требовало от Генки остановить себя на полном скаку, заметив сто сороковой с трудом сдержанный зевок Глеба, осталось загадкой. Но Генка захлопнул рот и немного виновато посмотрел на него.
– Ты еще жив? Спрашивать, не сильно ли я задолбал, не буду, – осторожно поинтересовался он.
– Спасибо тебе, добрый человек, – хмыкнул Глеб, подзывая официантку.
Генка решил вызвать такси, Глеб решил прогуляться. Но он задержался рядом с Генкой, стоявшим на крыльце и задумчиво глядевшим на небо.
– Погода меняется, – глубокомысленно заметил Генка. Глеб угукнул. – Осень пришла. – Глеб покосился на него, стоявшего на крыльце в очередной попугаистой рубашке с коротким рукавом и поежился, хотя и был в пиджаке. – Ладно, пошел я самосовершенствоваться, – бросил Генка наконец, идя к подъехавшему такси. На полпути он замер, остановился, развернулся и подошел к нему. Постояв немного, поколебавшись, он все же спросил: – А тебя это совсем не задело, что ли?
Глеб не сдержал смешка.
– Генка, ты что услышать хочешь? Что я всерьез подумываю мылить веревку? Или что мне совсем пофиг? – он помолчал, посмотрел на небо, оглядел улицу. – Только это не та ситуация, из-за которой нужно уходить в монастырь. Поверь, случаются куда более серьезные вещи. А некоторые даже и непоправимы. На их фоне Макарово легкомыслие такая мелочь, право. А вообще, если честно, до Дениса я вообще не думал, ревнив ли я. С ним я думал, что не очень ревнив. А тут о ревности вообще не стоит задумываться. Что там у вас будет, кто его знает. Вдруг твой Оскар патологически ревнив.
– Нет, – на Генкино лицо тут же наползла самодовольная улыбка. – Он слишком себя для этого уважает.
– А ты? – усмехнулся Глеб. После паузы он похлопал Генку по плечу и сказал: – Ладно, пошел я домой. Спасибо за вечер.
Он шел по улице, чувствуя на себе недоуменный взгляд Генки. Вечер обещал быть куда более тяжелым, чем Глеб предполагал.
Макар выскочил из кухни. И снова этот его виноватый и надеющийся взгляд. Интересно, научится ли он быть более сдержанным, лениво подумал Глеб, а вслух сказал сухим и официальным тоном:
– Макар, ты не мог бы присоединиться ко мне в гостиной?
Макар вздрогнул, попятился, поколебался, но кивнул головой. Глеб стоял у окна и следил за непривычно робким отражением Макара. Тот мялся в дверях, не решаясь приблизиться. Глеб вздохнул и повернулся.
– Я имел удовольствие говорить с одним человеком, – немного саркастично начал Глеб, следя за ним холодными глазами. – И этот человек с удовольствием поведал мне интересную историю о господине Ясинском, Стасе, который с завидным постоянством и похвальной откровенностью награждал тебя знаками внимания и принимал их от тебя.
Макар вздрогнул и судорожно сглотнул. Глеб очень рассчитывал на то, что он не ошибся в Макаре и тот не наградит его инфантильными штуками типа истерик слез и «я больше не буду»; вроде достаточно взрослый уже. Макар его не подвел. Он молчал и напряженно ждал, что дальше скажет Глеб.
Глеб кивнул головой и сухо продолжил:
– Я попрошу тебя перенести все твои вещи в гостевую спальню и продолжить выполнять свои обязанности, если ты согласен вернуться к нашему первоначальному соглашению. Либо ты можешь искать другое местожительство.
– Глеб.., – Макар сделал один отчаянный шаг вперед, но напоролся на колючий взгляд Глеба и замер.
– Макар, – ровно произнес Глеб. – С моей стороны было неразумно потворствовать такому развитию ситуации. Но увы. – Он пожал плечами. – Не смею задерживать.
Макар съежился. Глеб повернулся к окну. Макар помедлил несколько секунд, попятился из комнаты. И снова помедлил. И снова попятился. Путь наверх был очень тяжелым, а гостевая спальня бесконечно неуютной. И этот колючий взгляд, и этот режущий голос. И этот издевательский голос внутри: сам виноват, сам виноват. Макар сел в изголовье кровати, прижал к себе колени и уткнулся в них лбом.
Я учился жить. Я учился жить правильно, я учился улыбаться, когда уместно, хмурить брови, когда положено, я учился произносить правильные слова с правильной интонацией. Я учился знакомиться с общественным мнением прежде, чем был способен сформировать свое, и следовать ему. Я учился подчиняться людям, которые считали себя глашатаями непогрешимости. А потом я учился жить. Я учился не забывать, как улыбаться, как хмуриться, как говорить нужные слова. Я учился доверять себе. Я учился жить.
========== Часть 20 ==========
Самым коварным в утре было свое собственное представление о нем. Макар, ожидавший хмурых взглядов, скорбно поджатых губ, траурно сведенных к переносице бровей – словом, всех тех уловок для демонстрации крайней разочарованности в визави, с которыми успел познакомиться, был удивлен и даже обрадован, когда Глеб, спустившийся к завтраку, был спокоен и всего лишь чуть-чуть неразговорчив. Макар и сам не рисковал заговаривать с ним, но пытаясь найти в его мимике хотя бы какой-то намек на раздражение, негодование или что-то похожее, к своему облегчению терпел одно поражение за другим. Единственным, что Макара напрягало, было явное нежелание Глеба позволить ему заглянуть в глаза. За весь не самый длинный завтрак Макару так и не удалось встретиться с ним взглядом. Было страшно, было жутко, но Макару было необходимо увидеть, что в них творилось. Увы, годы практики сказывались, Глеб очень ловко прятал взгляд, хотя Макар был почти уверен, что и Глеб за ним следит.
Глеб послушно взял ссобойку, задержался на секунду, которую еще вчера использовал бы для того, чтобы потянуться к Макару и коротко и легкомысленно чмокнуть его куда-нибудь в область скулы или носа. Еще вчера Макар бы мгновенно наморщил нос и заворчал, что его снова обслюнивают, а сегодня он даже шею вытянул. Но Глеб ровно (Макар начинал ненавидеть эту его манеру), отстраненно и до тошного вежливо пожелал ему хорошего дня и был таков. Макар подошел к двери, коснулся ее, а затем прислонился к ней спиной и опустил голову. Ему было странно понимать, как мало он ценил эти мелочи, как он воспринимал их как тяжелую обременительную данность, и как ему не хватает их сейчас, когда он по собственной глупости их от себя избавил.
Настроение не становилось лучше и по мере приближения к аудитории. Макар буркнул невнятное «привет», зайдя в нее, оглядел помещение, прищурившись, и побрел к своему месту. И только у своего стола он остановился и уставился на Стаса, уже сидевшего там, с выражением на лице, которое точнее всего передавало слово «офигевший». Стас сидел с самодовольным видом, возложив руки на спинки стульев; Макар помимо воли подумал, что Стасиньке не мешало заиметь телескопические суставы, чтобы захватить этак пять ближайших рядов. В общем и целом, всем своим видом Ясинский напоминал основательно наевшегося и хорошо оттоптавшего весь свой гарем индюка. И даже расцветка его короткой стрижки – трех веселеньких цветов – этому образу соответствовала. Самым интересным было понимание того, что Макар не мог припомнить ни одной причины для такого самодовольства: еще вчера Стас был почти угнетен, а вечером у Ильи было алиби.
– Ты наконец-то ночевал не дома, Стасинька? – почти насмешливо спросил Макар. На чистые эмоции у него не хватало ни настроения, ни вдохновения.
Стас лениво убрал руку со спинки стула и похлопал по его сиденью.
– Садись, мой каштановый друг, – снисходительно произнес Стас.
Макар послушно опустился на стул, подумав, что не мешало возмутиться или как-то иначе продемонстрировать, что Стас осел и дурак.
– Ну сел, – буркнул он. – Так чего из тебя прет самодовольство?
– Я принял решение, – торжественно сказал Ясинский.
– Офигеть! – благоговейно выдохнул Макар. – Этот день нужно отмечать как государственный праздник! Ты впервые принял решение!
Стас лениво стукнул его кулаком в плечо.
– Сейчас договоришься до кровопролитья, – лениво пригрозил он. Макар только хмыкнул и засунул нос в рюкзак, чтобы достать нужные конспекты, ручки и все остальное. – А будешь лезть на рожон, ничего не узнаешь.
Макар покосился на него. Вот сейчас ему было до такой степени все равно, что не передать словами.
– Уже молчу, – огрызнулся он. Стас охотно расценил это как желание знать.
– Ладно, ладно, – снисходительно бросил он. Макар откинулся на спинку стула и подозрительно посмотрел на него.
– Ты что, решил оставить Илью в покое и уйти в монастырь кармелиток садовником? – настороженно спросил он.
– Да нет. Я вчера к Оскару заглянул. Он долго ржал, а потом сказал, что это может быть даже интересно. Так что Илья может сделать мне еще пару экспериментов.
Макар хмыкнул.
– Слышь, стратег, ты там памперсы не забудь натягивать перед очередным сеансом цирюльнической экзекуции. А то Илья как достанет опасную бритву, как щелкнет ей перед твоим носом, так ты и задумаешься о бренности всего сущего. А кресло потом мне убирать, – ехидно прищурившись, произнес он.
– Ты что-то сказал? – Стас угрожающе надвис над Макаром. Тот дерзко уставился прямо ему в глаза.
– Я говорю, ты такой простой, Ясинский. Он тебя и выставить может, если вдруг не захочет с тобой возиться. И ничего ты не сделаешь. Ты пойми одну вещь. Это со мной тебе просто было и сбежаться и разбежаться. Нам с тобой и лет поровну, и опыт не так, чтобы сильно разный. – Макар оперся локтями о стол и посмотрел вперед. – А там та-акие тараканы могут водиться. А твои еще только-только из пеленок вылупились.
Макар поморщился, подумав, что эта его фраза не Стасу предназначалась, а как раз о наболевшем была.
– Разберемся, – отмахнулся Стас. Макар не удержался и тихонько хмыкнул.
К концу занятий до Стаса дошло, что Макар не похож на себя обычного. Он увиливал от разговоров, огрызался, когда с ним пытались перекинуться шутками, и усердно избегал шумных компаний. На последней паре, после того, как прозвенел звонок, Стас ухватился за рюкзак Макара, который вознамерился прошмыгнуть.
– Стоять, – прошипел он и снова обратился к старосте, которая пыталась с ним что-то обсудить. Макар дернулся раз, другой и замер, угрюмо косясь на Стаса. Отбившись от ее домогательств, Стас поволок Макара к выходу, приговаривая:– Пошли-ка мы с тобой посидим в каком-нибудь кафе и потреплемся за жизнь.
– Стасинька, чего это тебя на треп пробило? – попытался вырваться Макар.
– Да вот, Макарушка, жизнь располагает к философствованиям.
– С какого это перепугу подобное и на меня накатить должно? И вообще, мне идти надо! Я спешу, – возмутился Макар.
– И куда же это ты спешишь, Макарушка? – отмахнулся Стас, вытаскивая его на улицу и оглядываясь. В кафе «Под липами» тащиться не хотелось – оно уютное, но под взглядами знакомых, пусть даже и только Макару, глаз особо не поговоришь. То, что ближе, либо слишком пафосное, либо забегаловочное. Стас хмыкнул и решил попробовать одно кафе с уютными холщовыми занавесками ржавого цвета. Туда он и зашагал, крепко держа Макара за рюкзак.
– Я тебе еще раз говорю, мне на работу пора! – рявкнул на него Макар, пытаясь вырваться.
– И к какому времени тебе на работу надо? – насмешливо поинтересовался Стас. Макар замялся.
– А что, у меня других дел быть не может? – воспрял он внезапно духом.
Стас остановился и повернулся к нему.
– Каких таких дел? – ласково поинтересовался он. – Ну давай, поделись со мной, деловой ты мой.
Макар попытался помериться с ним взглядом, смешался, буркнул себе под нос что-то невнятное и явно ругательное и отвернулся.
– Ну вот попьем кофейку, съедим что-нибудь вкусненькое и убедимся, что жизнь прекрасна.
Макар тяжело вздохнул.
– Веди уж, Сусанин, – бросил он, поправляя рюкзак. Стас самодовольно ухмыльнулся.
Стас истребовал сообщение о том, что стало причиной плохому настроению Макара. Глубина терзаний последнего и его же муки совести оставили Стаса невпечатленным.
– Чего ты дергаешься, я не понимаю? – немного недоуменно поинтересовался он. – Подумаешь, велика беда, сбегал на сторону. С кем не бывает. Нет, конечно мы живем в такое время, что болезни всякие, все дела. Только я чистый, да и мы с презиками были, все дела.
– Да не в этом дело, – поморщился Макар. – Тут другое. Ну как он мне доверял, а я его подвел.
Стас подозрительно посмотрел на него.
– И как ты его подвел? Ты же не его лучшего друга на его же свадьбе поимел, или там… не знаю, начальника. Ну или из квартиры все вынес. Да ладно тебе, с кем не бывает! Ну позлится немного, успокоится. – Стас отмахнулся. – По-моему, ты себе напридумывал.
– Не, – Макар покачал головой. – Тут его надо знать. Глеб такой,.. Ну, правильный, что ли…
– Ага, и гей. Сильно правильно. – Не сдержался Стас.
– А причем здесь это? – тут же взвился Макар. – А сам?! Что, как верными быть, так только парень с девушкой, а как тут, так совсем не обязательно?! И тебе самому понравится, если тот же Илья сначала с тобой, потом еще с кем, потом со всем миром, а потом тебе скажет: «А что тут такого?»?!
– А что, он и еще с кем, и со всем миром? – угрожающе прищурился Стас. Макар закатил глаза.
– Ну откуда я знаю? Я ему не дуэнья, со свечкой не стоял. Ну как, тебе самому понравится?
