Текст книги "Цель вижу (СИ)"

Автор книги: Magical evening

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Тогда он весь день вёл себя так, что, если бы я его не знала, то на второй час сделала бы предложение руки и сердца: пытался говорить неумелые комплименты, почти не язвил, шутил не надо мной и производил впечатление приличного человека, что в моей голове являлось прямой противоположностью Пятому.

Такое поведение являлось подвигом для человека, который не может прожить и дня, чтобы на своём примере не показать миру, для описание каких людей в русском словаре появилось слово «говнюк». Разумеется, всё воспитание и галантность на следующий день волшебным образом исчезли, и я долго сомневалась, не было ли это явление краткосрочным вселением духа в тело?

В общем, мой День рожденье отчётливо показал, кому из нас двоих стоит почаще смотреть на календарь, чтобы не ощущать себя бесчувственной скотиной. Мне срочно надо было реабилитироваться, и потому первое октября в моём «головном компьютере» было трижды обведено красным, а противные уведомления постоянно напоминали о себе за четыре дня до точки Х.

К ТДНЗ, что расшифровалось, как «только, дура, не забудь», я готовилась со всей фантазией и ответственностью, потому вычеркнула из своего графика сон, иначе бы о приятной неожиданности, в народе называемой сюрпризом, можно было забыть. Попытавшись однажды утром дорисовать портрет Пятого, над которым маялась всю ночь, я едва не заорала, когда за спиной послышалось непринужденное: «Что делаешь?» С перепугу выдала «Ничего!» и так сильно дёрнула рукой, что улыбкой нарисованный Пятый стал походить на Джокера. Это рисунок можно было смело выставлять в музей «Жесть, от которой не заснуть», так что пришлось со вздохом начинать всё с начала.

Выглянув в окно, я поняла, что пора бы закругляться – солнце начинало медленно подниматься из-за горизонта, что означало, что скоро Пятый начнёт медленно пробуждаться, а раз я хочу, чтобы всё было идеально, то следовало отрывать свой зад и начинать суетиться.

Распустив свои патлы и тщательно их расчесав, я надела голубое платье, которое подходило к глазам и смотрелось на мне очень эффектно, и, прихватив мужской смокинг, потопала к спящей красавице.

– Если он откажется его надевать, то на следующее утро проснётся с макияжем, – решила я, хихикнув.

Зайдя в помещение максимально тихо, я, молясь, чтобы он не проснулся, поставила сумку на пол и начала готовить поле боя. Повесив на стену гирлянды из цветной бумаги и пресловутое «Happy Birthday!», я, споткнувшись и тихо чертыхнувшись, взяла свёрнутый трубочкой портрет, на обороте которого было написано «Тебе идёт улыбка!», и прикрепила его туда же. Найдя на телефоне песню, в которой фигурировали слова «День рожденье!..» и «Поздравляю тебя!», что показало мне, что она – то, что тамада прописал, я приготовилась её включать.

Осмотрев результат труда, я осталась довольна. Но вспомнив, что такую ерунду я проворачивала для родителей, когда была в начальной школе, немного стушевалась – ну да, подумаешь, я же не могу заказать столик в ресторане или нанять ведущего! Да я и сама и швец, и жнец, и на дуде игрец, и без чужой помощи прекрасно справлюсь!

Важно кивнув, я аккуратно подошла к Пятому, раздумывая, как бы лучше его разбудить, чтобы не начать праздник с разбитого носа. Моего.

– Просыпайся, солнышко, пора встава-а-ать! – пропела нежно я, зажигая свет.

Гора одеял немного пошевелилась, и я решила, что этого достаточно, чтобы он хотя бы сообразил, что не борется с инопланетным монстром и всё ещё находится на земле грешной.

– Просыпайся и освещай своим светом ми-и-ир! – продолжила на волне вдохновенья я, присаживаясь на краешек кровати.

Сняв одеяло с головы, я наткнулась на его изучающий сонный взгляд и с умилением подумала, что он похож на потревоженного совёнка.

– С Днём рожденья, Пять, – нежно прошептала я и поцеловала его кончик носа.

Его глаза забавно округлились, какая-то странная эмоция сквозила в его чертах. Но разбираться в голове Пятого было задачкой неблагодарной, потому я лишь шире улыбнулась и включила на телефоне песню.

Пока сознание Пятого подгружало реальность, я с энтузиазмом подпевала и переложила смокинг на кровать, чтобы тут же залезть рядом, ведь именинник вылезать из неё не спешил, осматривая мой декор.

На финальной строке я от переизбытка эмоций его обняла, пробурчав ему куда-то в шею «С Днём рожденья!», и, почувствовав, что меня медленно приобнимают в ответ, посчитала, что утреннее поздравление не запорола.

Не размыкали объятий мы довольно долго, я – потому что жутко хотела спать и наслаждалась коротким отдыхом, Пятый – наверно потому, что ошалел от моего обаяния. Но вскоре я почувствовала, что, если сейчас же не встану, засну прямо на его костлявом плече, по закону подлости либо захрапев, либо проспав весь день.

– Ну ладно-ладно, хватит обнимашек, – промычала полусонно я, отстраняясь и пытаясь сбросить дурман. – На этом сюрпризы не закончились! Надевай костюм и через пять, нет, пятнадцать минут подходи к Lilac. Чур заранее не подсматривать!

Я ему подмигнула, что со стороны наверняка смотрелось так, будто бы у меня началась непроизвольная судорога, и поспешила вылезли из подвала по лестнице, при этом не показав Пятому, что на мне красуется широкое бельё в горошек.

Пятый не проронил не слова, пока я выбиралась на улицу, что для него явлением было весьма странным – я ожидала хотя бы одного подкола про длину платья, мою криворукость или на худой конец про отсутствие фантазии, раз я не спела арию в его честь и не станцевала канкан.

Впрочем, я быстро выбросила это из головы – следующий пункт моего плана «Идеальный День рожденье, только, Саша, не запори» был обозначен, как «ресторанный завтрак». «Ресторанный» в данном случае приобретало буквальный смысл, ведь Lilac являлся едва ли не единственным местом общепита, которого так аккуратно и точно порушил апокалипсис. Сохранившийся мраморный пол и стены с лепниной давали ощущение, что ты обедаешь в первоклассном ресторане, в котором не смущал даже отсутствующий потолок. Это даже добавляло некую изюминку, и ты, находясь там, невольно задирал нос, чванливо поджимая губы, ожидая, что к тебе вот-вот подойдёт одетый с иголочки официант, который, подобострастно улыбаясь, скажет: «Чего желаете, миледи?»

Но увы, роль официанта, повара и швейцара играла сегодня я в одном лице. Потому времени наслаждаться видом не было, и я быстро достала заранее приготовленную еду и начала «накрывать поляну», как любил говаривать мой дядя.

Широкий плед, две подушки, тарелки и вилки, которыми я за это время едва ли не разучилась пользоваться, смотрелись просто шикарно на этом фоне, а добавленные свечи, отказывающиеся гореть, но зато стоящие в крутых подсвечниках, были просто усладой для моей романтичной натуры.

Не хватало только виновника этого переполоха, и я, плюхнувшись на подушку, поняла, что он безбожно опаздывает.

– Разбирается, в какую дырку суют руки, а в какую – ноги? – хмыкнула я, представляя, как Пятый, носящий рванное тряпьё двадцать четыре на семь, настороженно обходит смокинг, как потенциально опасного зверя.

Явился он только через пятнадцать минут, за это время я уже успела сделать зарядку, чтобы не заснуть, послать ему парочку ласковых, выпить бокал вина и воровато протереть стакан подолом.

Разумеется, он пришёл не пешком, как обычный смертный, а появился в сияющей вспышке, заставив меня вздрогнуть – никогда к этому не привыкну!

– Чего так долго? – воскликнула недовольно я, но вспомнила, что сегодня я – не я, а позитивное и любящее весь мир существо, пока стрелка часов не покажет двенадцать ночи, и фея крёстная не сделает меня привычной вредной мной. Пришлось исправляться. – В смысле, я тебя заждалась!

Я широко улыбнулась, при этом даже не играя – он всё-таки надел смокинг, что смотрелось весьма комично на человеке с неухоженной бородой и подозрительно сверкающими глазами. Как будто на пингвина надели шкурку льва, что, разумеется, я никогда ему не скажу.

– Алкоголь с утра пораньше? – спросил непринуждённо он, смотря, как я разливаю вино по бокалам.

– Залог хорошего настроения на весь день! – провозгласила я, важно кивнув.

Он весело фыркнул и приземлился напротив меня.

– И мне снова придётся отговаривать тебя прыгать с двухэтажного здания, чтобы доказать, что на теле не останется и синяка?

– Я по крайней мере не устраиваю стриптиз, – покраснела я от промелькнувших воспоминаний.

– Мне стало жарко. Да и не сказать, что, если бы ты решилась, я хоть как-то возражал, – хмыкнул Пятый, приподнимая бокал.

– Один. Бокал, – с кривой улыбочкой выплюнула я.

Он иронично поднял руки.

– Итак! – прокашлялась я, гордо выпрямляясь и настраиваясь на тост и искренность. Посмотрев в его глаза, я легко улыбнулась. – Сегодня особенный день для знакомого болвана… То есть для очаровательного мужчины со стильной бородкой и пугающей меня эрудицией. Пять… Ты удивительный человек, который не перестаёт меня поражать с того момента, как первый раз навёл на меня ствол. Ты потрясающий… И я долго думала, какие слова подобрать, чтобы описать весь тот вихрь эмоций, что я испытываю к тебе, но так и не смогла. Тебя и в общем описать-то трудно. Волевой, ироничный, умный, необыкновенный, может, чуточку вредный и, несмотря на всё, имеющий доброе сердце, которому хочется доверять и верить. Я ещё не встречала таких сильных и противоречивых людей, и я действительно хочу, чтобы ты обрёл своё счастье и без раздумий мог назвать себя самым счастливым человеком на всей чёртовой планете Земля, зная, что помимо тебя на ней обитает и парочка миллиардов идиотов. Чтобы мог проводить время с тем, с кем тебе действительно хочется, чтобы мог пить кофе в ненормальных количествах и получать за это заслуженную затрещину от беспокоящихся за твоё здоровье людей, чтобы мог совершать открытия, смотреть кино и просто бездельничать, лёжа на мягкой кровати и зная, что беспокоится не о чем. Хочу, чтобы ты чаще улыбался и только тогда, когда действительно чувствуешь радость, чтобы встретил свою семью и понял, как сильно они по тебе скучали, – потому что по тебе невозможно не скучать – чтобы ты никогда не чувствовал… не чувствовал себя одиноким и точно знал, что вокруг тебя люди, которые готовы на невозможное, лишь бы ты не ощущал грусть. И я знаю точно, что всё так и будет… А пока давай выпьем за этот замечательный день, который принёс в этот мир тебя. За этот день и за самого вредного и прекрасного человека. За тебя, Пять.

«Выдуть в один рот бутылку вина ночью было не лучшей идеей. Хватит обманывать себя, алкоголь ничуть не бодрит!» – пронеслось в голове, когда я поняла, что начала разводить сырость, и, пригубив вина, попыталась «незаметно» её убрать. – «Вот дура! На Дне рожденья должно быть весело, а не грустно. Срочно бери себя в руки!»

Меня неожиданно прижали к себе, и через пару мгновений я услышала тёплое и нежное:

– Спасибо…

Слёзы беззвучно начали стекать на щёки, и я спрятала своё лицо на чужом плече, чтобы не испортить ему настроение своим состоянием.

– Пообещай, что станешь самым счастливым, – неожиданно для себя выпалила я, и его ответ показался мне сейчас самым важным обещанием в жизни.

Он молчал, и я упрямо посмотрела ему в глаза.

– Обещаю, – выдавил он под моим давлением.

– Не так, – упёрлась я.

Он закатил глаза, но всё же произнёс:

– Обещаю, что стану самым счастливым, – сказал он таким занудным и скептичным тоном, будто бы обещал маме убраться в доме в её отсутствие.

Тем не менее меня это устроило, и я, обняв этого идиота, прошептала: «Спасибо», слыша, как он с мягким хмыком прижимает меня в ответ.

***

В голове будто стучали сотни маленьких молоточков, и я, недовольно скривившись, открыла глаза, смотря, как мутная картинка постепенно приобретает очертания. Приняв полусидячее положение, я сонно осмотрелась и поняла, что каким-то образом оказалась в комнате Пятого.

Конечно, это была не наша первая ночёвка, но всё же за своё личное пространство ночью я ратовала люто и, даже если мне снились кошмары, никогда не приходила к Пятому «на огонёк», предпочитая считать воображаемых овечек или «проматывать» в голове любимые фильмы. Сон казался мне чем-то очень личным, потому спать рядом с человеком, который не входит в категорию «семья, вынужденная терпеть тебя любой, расслабься», было для меня неправильным и немножко смущающим.

Я смачно зевнула, потянувшись, и, откинув одеяло, села на кровати, тут же замечая бутылку с водой и опустошая её одним махом. Сразу стало легче, головная боль ослабла, и я смогла спокойно вдохнуть и задать себе вопрос – а что, собственно, я тут делаю?

Способность завредничала, в голове появились неясные обрывки, и я поняла, что вчера перебрала с алкоголем. Воспоминание, в котором я, что-то невнятно говоря, снимаю с себя платье, заставило в изумлении распахнуть глаза и уставиться на свой внешний вид.

– Оу-у, – протянула я, сняв с языка крепкое словцо. – Надеюсь, я вчера возомнила, что являюсь моделью и потому мне просто необходимо ходить в одном белье.

Завернувшись в плед, я поджала под себя ноги и с волнением протараторила:

– Да нет… Ну, нет. Нет-нет-нет! Всё не может быть так плохо, как я себе напредставляла. Я отлично себя контролирую, у меня хорошо развит здравый смысл, и я… И я!.. Да кому я вру?!

Я завыла, упав на подушку, и направила все силы на способность, которая направила мне волну головной боли. Впрочем, мне так сильно хотелось развеять худшие предположения, что я с трудом смогла выцепить из мешанины образов самый пугающий.

***

– Поднимайся, поднимайся скорее! – хохотала я с третьего этажа. – Что, без своей способности не справишься и с лёгким подъёмом?

Я безбожно преуменьшала – лёгким подъёмом эту дорогу смерти из каменных глыб, норовящих выскользнуть у тебя из-под ног, мог назвать либо чокнутый, либо в зюзю пьяный человек, к которым я, конечно, себя не относила, несмотря на внушающее количество выпитого спиртного.

– Не завидуй! – крикнул он мне, осторожно поднимаясь. – Я же не виноват, что твоё чувство самосохранения атрофировано.

– У кого-то чувство самосохранения, а у кого-то чувство юмора, – захихикала многозначительно я. – Никто не идеален!

– Говори за себя, – хмыкнул он, приземляясь возле меня. – И ради этого мы тащились полчаса?

– Двадцать восемь минут, – поправила я, для весомости подняв указательный палец. – Хочешь сказать, что здешний вид недостоин обложки самого крутого журнала о природе?

– О природе, – протянул скептично он, придирчиво оглядываясь.

– Самого крутого журнала о победе природы над человеческой цире… цили…

– Цивилизацией, – любезно поправил он, одной интонацией передавая всю свою насмешку. Впрочем, меня это даже не взбесило – с таким градусом в крови я ощущала себя в одном лице Буддой и дядей, готовым на спор пройтись по улице в женском купальнике.

– Именно! – весело кивнула я. – А ещё здесь классный закат!

– Солнце зашло за горизонт два часа назад.

– Да, но согласись, что посмотреть на это здесь было бы классно!

Он закатил глаза.

– Ты говорила, что мы идём сюда не просто так.

Я попыталась придать лицу загадочный вид, но икота всё испортила.

– Дай попить…

– Мы взяли только вино.

– А я разве говорила про воду?

Я снова икнула, что явно повысило настроение Пятого, раз он так издевательски улыбался.

– Пожалуй, на сегодня тебе хватит, – наконец сказал он.

– Но Пя-я-ять, – протянула жалостливо я, строя ему глазки, за что непременно дала бы себе по лицу, будь я чуть более трезвее.

– А ты уговори меня, – хмыкнул вдруг он.

Я ненадолго встала в ступор, обдумывая варианты.

«Что может помочь уговорить мужчину уступить?» – промелькнул в голове проблемный вопрос, и я сразу вспомнила, что отец уступал матери в принципиально важных для него вопросах лишь в нескольких случаях: когда слишком уставал, чтобы спорить и доказывать свою правоту, когда обнаруживал рядом любимый мамин пирог с патокой и когда получал лёгкий поцелуй и многозначительную улыбку (признаться, свидетелем этого я была лишь один раз). Первые два варианта к данной ситуации никак не подходили, и я, недолго думая, решила, что поцелуй – именно то, что мне нужно.

Губы сами собой растянула кокетливая – по крайне мере, мне так казалось – улыбка, в голове за секунду промелькнули просмотренные мною фильмы, в которых парочка трепетно соединяла губы в поцелуе.

«Он может сбежать!» – почему-то решила я.

Алкоголь явно овладел моим телом, потому что такое я явно творить не могла. Со всей силы толкнув его и дождавшись, когда он, рвано выдохнув, окажется на земле, я непринуждённо села на него и, оттолкнув мешающуюся установку, потянулась к его лицу, чтобы через секунду с вскриком отпрянуть.

Мы одновременно повернули голову в сторону – небо прорезали разноцветные вспышки. Вероятно, я задела ногой кнопку, запускающую салют.

Зрелище, что сказать, было невероятно красивым, но я явно была не в состоянии его оценить. Навалилось какое-то жуткое разочарование, как будто я только получила билет в счастливую жизнь, и кто-то нещадно его разорвал, оставив меня смотреть на его остатки. Вспомнив, что похожая ситуация уже происходила, мне показалось, что меня, пытающуюся соединить клочки билета, ещё и окатила водой из лужи проезжающая мимо машина.

– Да к чёрту! – вспыхнула я и, взяв его лицо в ладони, тут же прижалась к его губам.

Опыт поцелуев был у меня не особо велик, но либо алкоголь, либо долгая изоляция повлияли на меня так, что целовалась я как в последний раз. Это было отчаянно, требовательно и как-то зло – я с упоением выплёскивала все накопившиеся эмоции на ошалевшего Пятого, который явно был на другой волне и старался быть осторожным и нежным.

Совсем скоро его настрой передался и мне, и я перестала припадать к его губам, как уставший путник к струе воды. Голову постепенно заполнял туман, и в купе с алкоголем это давало удвоенный эффект – попади я в подсознание в этот момент, то ощутила бы себя Ёжиком в тумане, который ищет не Медвежонка, а свой здравый смысл.

Нервные окончания на пальцах рук стали восприимчивее в несколько раз, когда я оглаживала лицо Пятого, а волосы приятно оттягивала его рука, запутавшаяся в рыжих прядях, вторая же, видимо, не могла определиться, что ей интересней – поглаживать мою щеку или считать позвонки. С каждым мгновеньем становилось легче, теплее и воздушней, прекращать не приходило и в голову. Всё отходило на второй план, и я чувствовала себя если не невероятно счастливой, то приятно удивлённой точно.

Отстранилась я, когда губы саднили, а шея ужасно затекла. Посмотрев внимательно на лихорадочно блестящие глаза Пятого, мои губы медленно растянулись в улыбке, которую отзеркалил Пятый. Наклонившись к нему, я ещё раз его нежно поцеловала, а потом решила устроиться поудобней и уместила свою голову на его плече.

Чужие руки крепче прижали меня к себе, и я благодарно кивнула – говорить не хотелось.

И единственной сожалеющей мыслью, набатом звенящей в моей голове, было: «Четыре часа. Четыре часа восстанавливала хренов салют!»

Комментарий к Глава 16. Идеальный план и неидеальное исполнение

Вот и задержавшаяся на неделю глава. Надеюсь, вам понравится ;)

Кстати, спасибо Katerina_Karter за подарок, мне очень приятно)

========== Глава 17. Проблема не в тебе ==========

***

Я сидела на обломке колонны в старой полуразрушенной церкви, за состоянием которой трепетно следила, взяв за ритуал приходить сюда каждое воскресенье. Куски полиэтиленовой плёнки были на время сдёрнуты с сохранившихся икон, а каменный пол был сюрреалистично чистым, ведь двадцать минут назад я добросовестно убрала прилетевший мусор веником.

Было уютно. Свет причудливо искажался, проходя сквозь витражные окна, и мягко освещал лики святых, лица которых выражали умиротворение, покой и что-то недоступно возвышенное. Все мирские тревоги и людские проблемы, казалось, были пустяками для тех, кто смотрел на меня с икон. Но я всё равно считала, что даже так они внимательно меня слушали, чтобы облегчить мою ношу.

Посещение церкви было тем святым и надёжным, что позволяло мне не впадать в депрессию и обрывать мысли о суициде. Потерять веру я не была готова, как и принимать то, что осталась без чьей-либо помощи и поддержки. Трепетно верила, что кто-кто сверху наблюдает за мной, что эти испытания прохожу не зря, что Солнце непременно встанет утром, как и Луна взойдёт под поздний вечер. Верила в себя, в свои силы и невидимую глазу поддержку и стойко игнорировала издёвки Пятого о религии, гордо называвшего себя атеистом и снисходительно смотревшего на мои воскресные отлучки.

Мысли о Пятом заставили приложить руку к губам и вспомнить о причине своего визита – что делать с тем бардаком, что я умудрилась сотворить, будучи слегка подшофе?

Откровенно говоря, самым лучшим решением, пришедшим мне в голову, было сказать Пятому, что вчера меня похитили инопланетяне, а моё тело имитировал какой-то монстр, который решил приколоться и его поцеловать. Чтобы подтвердить эту теорию, я была готова в красках описать инопланетное оборудование, которое видела в Матрице, а также прикинуться, что мысли о вчерашнем дне вызывают головную боль, лишь бы он поверил и отстал.

К сожалению, здравый смысл подсказывал, что идея – дерьмо, и Пятый пошлёт меня с такими объяснениями туда же, куда меня по моей истории похитили, так что следует придумать что-то более реалистичное.

Хотя всё то, что относилось к категории «реалистично», прямо намекало, что надо брать ответственность за свои поступки, поговорить с мужчиной, объяснить, что проблема не в нём, а во мне, и что по чесноку терпеть его рожу до самой смерти мне не прельщает.

– Проблема во мне, не в тебе, – задумчиво пробормотала я себе под нос. – Хотя кому я вру?..

Проскакивающие крамольные мыслишки пустить всё на самотёк, жить так, будто завтра наступит второй апокалипсис, и крутить романы с кем и как хочу приходилось безжалостно выкидывать.

Пятому-то хорошо – он легко выкинет из головы рыжеволосую дамочку с приветом, когда вернётся домой, мне же «легко выкинуть» из головы все эти чувства не получится, эта дрянь будет мешать мне, даже если мне удастся стереть воспоминания о нём. Хотя знать точно, я, конечно, не могла, но то, что эмоциональная сфера у меня удивительно устойчива, было не оспорить, а сильные чувства, например, любовь и привязанность к родителям, нельзя было вытравить из души, несмотря на все мои бесчисленные попытки.

Так что добровольно навешивать на себя ещё один якорь, который обладал неустойчивой психикой, вредным характером и насмешливо фыркал каждый раз, когда я садилась в лужу во всех смыслах, меня не тянуло. Пятый был, как сложная головоломка – только тебе кажется, что ты понял принцип и можешь легко её собрать, как она со всей силы прищемляет твои пальцы, и ты сидишь, ошалелый, дуешь на руку и с обидой отмечаешь, что все секции перемешались, а тебе вновь придётся начинать с нуля.

В добавок ко всему Пятый был зарегистрированным «одарённым» американцем, что мои даже самые светлые чувства вынести бы не смогли. Все везучие «одарённые», которых настигло государство и заставило поставить галочку в окошке «дебил, который будет пахать на страну вечно», не имели права выезжать за границу, а также в четырнадцать были вынуждены подписать пачку бумаг такой толщины, что было тяжело и поверить, что всё это – подробно расписанные ограничения, обязанности и запреты.

Одним словом – Пятый мог помахать ручкой возможности путешествовать, жить в другой стране, а соответственно – видеться и жить со мной, ведь я переезжать в другую страну, говорить на чужом языке и свыкаться с мыслью, что я – американка, категорически не собираюсь. Любовь – это прекрасно, но не тогда, когда твой возлюбленный – чудак с сомнительной суперспособностью, который живёт у чёрта на куличиках и похоже, что пьёт с ним чай по воскресеньям, обсуждая, как улучшить навыки сарказма.

В этой ситуации радовало одно – ещё не всё потеряно. Мне хватило ума не почувствовать к Пятому сильных чувств, хотя я прекрасно понимаю, что общение надо сократить, если не хочу, чтобы те ростки смогли разрастить во что-то большее. Но тут возникал проблемный вопрос – как, чёрт возьми, сократить общение, если Пятый буквально единственный человек на Земле?

Я трагично возвела глаза к иконе, на которой Иисус протягивал руки, будто бы пытаясь спасти и оградить.

– Что мне делать? – обратилась к нему я, хмуря брови.

Через полминуты я устало вздохнула, думая, что поступаю глупо, но тут от колонны откололся камешек, упал на лежащую навзничь икону и, отскочив, приземлился у моих ног. Задержав дыхание, я подняла его и, настороженно оглядываясь, подошла к иконе.

Поднять её и очистить от мусора было быстро и легко. Увидев её сюжет, я озадаченно нахмурилась. Картина была поделена на две части, на верхней, сидя на облаках, сидели святые, а на нижней были грешнике, тянувшие руки к Господу, который протягивал им свои в ответ.

Я, скрестив ноги, долго сидела и думала напротив неё, упорядочивая мысли и чувства, пока не поняла, как сильно затекли ноги и со вздохом отправилась домой, чудом вспомнив накрыть иконы полиэтиленом.

***

Песня «Крылатые качели» из моих уст была почему-то очень печальной, хотя пела я её лишь для того, чтобы поднять настроение.

Босоножки болтались у меня в руки, а платье трепал ветер, пока я шла по воображаемой линии у берега, чувствуя, как приятно лижет ноги набегающую волна.

Конечно, домой я не пошла, потому что вероятность наткнуться там на Пятого была неприлично высока, а я ещё не определилась, как себя вести, что говорить, да и стоит ли? Потому весь остаток дня я потратила на чтение и безделье, которые тоже не способствовали разрешению конфликта, но, по крайней мере, мне было весело.

С самого утра, когда я, наткнувшись на читающего Пятого, воскликнула невпопад, что мне надо срочно вернуться в церковь, так как я забыла накрыть защитным материалом иконы, – глупая отмазка, ведь в прошлое воскресенье Пятый был со мной, что редкостью было неимоверной – и убежала так быстро, что даже свет наверняка не успевал отражаться от моих пяток, я чувствовала себя одиноко и потеряно.

Мне казалось, что теперь отношения с Пятым, которого я считала не самым плохим другом (для меня признать даже дружбу – подвиг), будут неизбежно испорчены. Романтическая подоплёка испортила всё – не понимаю даже, почему он мне вчера не врезал. Я бы на его месте так и поступила бы, ведь тогда я наверняка представляла из себя пример «человека неадекватного, неразумного», который к тому же размазал весь макияж, когда ему показалось, что в глаз что-то попало.

Но он не только не врезал, но и решил, что целовать Джокера – приятно и весело, да и выглядел при этом так, что, казалось, ничего не соображает именно он, а не я. Но в целом я могла его понять – он, кроме меня, и девушек-то не видел, потому, видимо, считает, что все они с приветом.

«Ещё один повод сбежать на другой континент и продолжить исследования там, – с лёгкой усмешкой подумала я. – Не хочу, чтобы меня выбирали от безысходности. Нет, буду только с тем человеком, с которым я смогу пойти на модный показ и быть уверенной, что большую часть времени он смотрит на меня, а не на полуголых моделей!»

– Искать придётся долго, – хихикнула я.

Солнце уже зашло за горизонт, а первые звёзды ярко сияли на небе, а я всё сидела на берегу и думала обо всём подряд.

– Ты пропустила ужин, – послышался безразличный голос Пятого, и я вздрогнула от неожиданности. – А ещё обед и завтрак. Может, перестанешь переводить продукты?

– Я не голодна, – возразила я, хотя мне казалось, что желудок начал переваривать сам себя.

– И, разумеется, не замёрзла, – всё тем же тоном продолжил он, смотря на мои открытые плечи.

– Совершенно верно.

Я упорно не отрывала взгляда от водной глади. И даже когда на мои плечи опустилось пальто, а мои руки начали растирать чужие, я всё высматривала что-то там в синей глубине.

Но когда тебя бесцеремонно поднимают на руки, делать вид, что ты – древний мыслитель, становится сложней.

– Что ты?.. – выдохнула ошарашенно я.

– Очевидно, что ты примёрзла к месту, раз сидела, не двигаясь и вздыхая, около получаса, – сказал невозмутимо он, идя к дому.

Я посмотрела на него – поджатые губы, едва заметная складочка на лбу, которая появлялась, когда он был чем-то взволнован, и голубые глаза, смотреть в которые хотелось даже сейчас. Не знаю ни почему я завороженно застыла, ни почему я, бережно обнимая за шею, прижалась к нему щекой к щеке, ни почему не возмутилась, когда меня прижали к мужскому телу крепче, ни почему мне хотелось, чтобы эти мгновения не заканчивались.

Хотя нет – последнее я осознавала прекрасно, но вопреки здравым мыслям позволяла этому происходить.

***

Я раздражённо выдохнула, переворачиваясь на другой бок и понимая, что спокойный сон мне сегодня не светит – слишком много мыслей толкались в тесной для них черепушке, грозясь взорвать мне мозг и ту заслонку, что отделяла меня от состояния «разреветься от несправедливости мира, гладя и жалея настрадавшуюся себя».

У меня не было ни малейшей идеи, как правильно поступать. По сути-то, варианта было всего два – сказать «я слишком прекрасна для тебя», либо «я слишком прекрасна для тебя, но других вариантов не вижу». Стоило, конечно, ещё немного заморочиться над формулировкой, но суть была ясна и так.

Впрочем, я слишком зациклилась на себе – вдруг Пятого не прельщает моя персона, а на поцелуй он ответил не иначе, как в каком-то припадке? Да и вообще, существует большая вероятность, что он уже перестал верить в скорое возвращение домой и решил, пока молодость не прошла, переключить на что-то подоступней.

– Стоп, – выдохнула ошалела я, привстав с кровати.

Пришедшая в голову догадка, хоть и была противна моему женскому самолюбию, но была, пожалуй, самой вероятной. Возможно, что Пятый решил попытать счастье на «отношения без обязательств», когда к приятельству или дружбе прибавляются, э-э-э, дополнительные взаимодействия, но статус отношений не меняется.

– Говнюк, – сощурила глаза я. – Хотя…

За одну только мысль, что в целом меня такое положение может устроить, мне захотелось себя хорошенько ударить по лицу.

Чтобы хоть как-то отвлечься от самоедства и навязчивой проблемы, я выбралась на улицу и, смотря на перемигивающиеся звёзды, пошла к реке, потому что страдать у водоёма куда как приятней, чем в холодном и душном подвале.

Вскоре оказалось, что страдаю я не одна – сидящий на трухлявой коряге Пятый сгорбился и смотрел на лунную дорожку, отражающуюся в реке.

Изо рта вырвалось тихое и унылое «У-у-у…», и я уже развернулась, чтобы найти другое свободное место для самоедства, как запнувшись о камень, с невнятным звуком рухнула лицом вниз.