Текст книги "Цель вижу (СИ)"
Автор книги: Magical evening
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Сверкнувшая молния заставила меня вскрикнуть, и я, оглянувшись на накрытые тёмной тканью книжные шкафы, спешно побежала к компьютеру.
– Грузись, прошу тебя, милый, только загрузись! – как мантру шептала я, смотря на окно загрузки, висящее слишком долго.
«Привет, детка!», произнесённое приятным мужским баритоном и поставленное, как музыка для заставки, заставило меня едва ли не разреветься от облегчения.
– Спасибо, Боже мой, спасибо! – воскликнула я, поцеловав крестик. – Надо срочно вернуть всё на свои места…
Прошло лишь полтора месяца, но рабочий стол компьютера ломился от обилия папок, в которые я аккуратно копировала информацию из других. Я не могла не признать, какой кладезь мне открылся, ведь в этом месте я могла делать всё, что было душе угодно. Просматривать старые воспоминания, чувствовать то, что чувствовала когда-то, вне зависимости от того, какой анализатор был задействован. Чёрт, я была почти всемогущей! И это чувство сильно затягивало.
Если бы не тот факт, что, находясь здесь, я создаю большую нагрузку на организм и восполняю её с помощью сна в ненормальных количествах, то я бы сидела тут не менее шести часов в день, с любопытством разбирая мои возможности. Потому я малодушно радовалась появлению в моей жизни Пятого, который неизменно подозрительно косился, когда замечал, что мой сон переваливает за все рамки нормы, а потому вынуждал держать в узде мои порывы плюнуть на весь мир и найти утешение у себя в голове.
Когда все удалённые документы были бережно вытащены и поставлены на свои места, я с надеждой оглянулась, но никаких изменений не заметила – тучи всё также угрожающе нависали надо мной.
– Да что не так-то?! – возмущённо спросила я.
Зайдя в содержимое файлов, я закричала.
– Нет… Нет! Пожалуйста, нет! Господи, прошу, исправь всё это! Прошу тебя, прошу!.. Я буду вести праведную жизнь, никогда не буду сдаваться и отчаиваться, только пожалуйста… Пожалуйста!..
Из глаз полились слёзы, и я заревела, размазывая слёзы и давя всхлипы. Небо вторило мне – покапал маленький дождь, который вскоре перерос в ливень.
Пустые файлы не давали никакой надежды – абсолютно белые страницы резали глаз и мою надежду вернуть воспоминания и адекватность.
– Я н-не хотела навсегда… Н-не х-хотела, правда!
Но всё имеет свой конец, моя истерика вскоре нашла свой, и я ещё долго сидела, гипнотизируя пустые листы, не имея не малейшего понятия, как я буду это исправлять. Рука тяжело опустилась на мышку, и я, чувствуя, как приятно охлаждают струи дождя, навела её на текст и озадаченно нахмурилась.
Выделив абзац, я сменила цвет шрифта с белого на чёрный и подумала, какая я всё-таки дура.
– Идиотка… – улыбнулась я.
***
Просыпалась я медленно и тяжело, будто бы пыталась разбить руками толстый лёд, но мне это удалось, и я открыла глаза, которые сразу же приобрели необъятные размеры, когда я увидела нечёткий размытый силуэт.
– А это ты, Долорес, – весело прохрипела я, когда зрение чуть прояснилось. – Не могла бы ты принести водички? Нет? Чему тебя только учит Пятый, никакого воспитания!
Я хотела рассмеяться, но вместо смеха вырвалось карканье старой вороны. Повернув голову в другую сторону, я с облегчением вздохнула и с трудом приподняла руку, чтобы достать бутылку воды. Я начала жадно пить, дымка в голове постепенно развеивалась, но остановиться вовремя не получилось, и одеяло было вынуждено принять водяной удар на себя.
– А где футболка? И бельё?.. – растерянно оглядела себя я. – Пятый!
Мысленно формулируя претензии, которые я ему предъявлю, я замоталась в плед и обулась в ботинки Пятого, так как своих вокруг не наблюдала.
Я оценивающе оглядела помещение – похоже, что эта комната являлась чьим-то подвалом, что доказывала повышенная влажность, бетонные голые стены и лестница, ведущая к люку. Особый вопрос вызывали пустые бутылки, валяющие рядом с местом моего пробуждения, а также осколки стекла у стены, как будто Пятый решил, что столь экстравагантный способ побудки, как битьё пустых бутылок, не только сработает, но и излечит все мои раны.
– Не знаю, как на счёт ран физический, но раны душевные спасает содержимое бутылки, а не упаковка, – фыркнула я, поднимая одну бутыль. – Вино тысяча девятьсот девяносто шестого… Вот козёл! Как он смел пить без меня!
Я со всей силы швырнула бутыль, которая со звоном раскололась на тысячу частей.
– Беру слова обратно. Раны душевные лечит и упаковка, – задумчиво произнесла я, беря в руки вторую.
После уничтожения четвёртой бутылки я решила, что на сегодня мне достаточно релакса, и огляделась в поисках одежды, в которой удобно выходить на улицу и словесно унижать всяких чудаков с порядковыми номерами.
Потёртые штаны лежали на стуле, посмотрев на которые можно было легко убедиться, что они принадлежат мужчине из-за дырок, общей потёртости и истинно мужского дизайна. Но выбор был невелик – либо штаны, либо тога из пледа, и я со вздохом натянула их на себя. С рубашкой же возникли проблемы – единственная находящаяся здесь пахла так, будто бы её облюбовал дикий скунс, и надевать её я не стала бы не за какие коврижки.
– Может, стоит и порадовать человека, прогулявшись по улице топлес? – сказала я, зажав нос и держа на одном пальце этот ужас.
Вдруг моё внимание привлёк нож, на котором блестела засохшая кровь, я с трудом выдернула его за рукоять и внимательно осмотрела. Лезвие было заточено на «отлично», и я, предполагая, что именно этим ножом Пятый освежевывает животных, направилась к импровизированной постели, но споткнулась, перевернула таз с водой и тряпками и криком дала понять всем желающим, что теряю равновесие. По закону подлости я приземлилась максимально неаккуратно и неудачно – прямо на излюбленный манекен Пятого, воткнув чёртов нож прямо в пластиковый лоб.
– Твою мать… – протянула я, когда осознала масштаб катастрофы, в центре которой вскоре окажусь.
Этот манекен, который Пятый ласково и нежно называл «Долорес», значил для него так много, что он даже возил его с собой в каталке, не желая и слышать моих причитаний о том, что его место могли занять более ценные и нужные ресурсы. Он даже разговаривал с ним, когда считал, что я не слышу (а потом, поняв, что я никуда не денусь, осмелел и перестал скрывать), и, когда между нами возникали споры или недопонимания, демонстративно ходил вместе с ним, видимо, считая, что тем самым устраивает мне бойкот, и что я быстрее «расколюсь» и извинюсь, увидев, как хорошо великолепному Пятому без меня.
Этот кукольный маскарад жутко бесил, но я стойко терпела, твердя и умоляя себя понять мужчину, прожившего в одиночестве семь лет. Быть образцом понимания и терпения выходило не всегда, и я, и до этого бывшая не самым общительным человеком, теперь и вовсе могла не чувствовать разумную грань и, когда поняла, что все его угрозы по большей части ими и остаются, окончательно осмелела, устраивая порой настоящие концерты, в которых фигурировали и упрёки, и жалобы, и драматичное закатывание глаз. Ну и, конечно, гвоздь программы – эффектное хлопанье дверью, если в помещении она есть.
Одним словом, я отдавала себе отчёт, какой дурой порой себя выставляю, что я не в состоянии дать человеку поддержку, которую он заслуживает. Однажды я даже забыла, что встретила Пятого, и с искренним удивлением буравила его взглядом, оторвавшись от расчётов, пока мой мозг «подгружал» воспоминания. Потому манекен Долорес был для меня спасением – пока он игрался в куклы и занимался самообманом, – или чем он там обычно занимается? – я посвящала своё время себе и работе, зная, что мой «антистресс» в полном – или относительном – порядке.
Конечно, Пятый порой врывался ко мне в лабораторию, переворачивал всё вверх дном с какими-то дурацкими предлогами, но перспектива сойти с ума и затеряться в чертогах разума была страшней, так что я почти не злилась и иногда могла даже не острить. Всё это помогало нам держать дистанцию, и это было прекрасно, ведь я не хотела появления ещё одного «якоря», который будет на меня давить и которого так просто не сотрёшь из головы.
И всё его – а значит, и моё – душевное спокойствие обеспечивал этот пластиковый манекен с проститутским именем «Долорес», которого трепетно оберегал от любого чиха Пятый и который прямо сейчас лежал передо мной с громадным ножом во лбу!
Я медленно встала с манекена, опасаясь совершать резкие движения, и в испуге оглянулась, как будто Пятый вот-вот возникнет за моей спиной с бензопилой или топором в духе старых добрых фильмов ужасов.
– Что делать? – по-детски вслух спросила я, будто сейчас раздастся глас божий и мне явиться подробная инструкция с названием «Что делать, если ты – неловкая дура?».
Инструкция не появлялась, и глас не раздавался, и я почувствовала, как к горлу подкатывает паника.
– Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт! – зачастила я, бешено оглядываясь. – Может… Может, дырка не такая уж большая? Замазать её чем-то, а он и не заметит!
Схватившись за нож, я прижала манекен коленом к полу и со всей силы потянула рукоятку вверх. Она не поддавалась, потому я, наступив на грудь манекена обеими ногами, с кряхтением воспользовалась всей своей силой сушеного Геракла и, не обратив должного внимания на треск, с криком упала на спину.
Обрадованно посмотрев на рукоятку, я едва не закричала – в руке с ножом была целая голова, которая, казалось, сейчас осуждающе на меня смотрела.
– Долорес, прости, – нервно икнула я, думая, что теперь точно всё – надо собирать вещички и уматывать из этого городка.
Я в панике оглянулась, думая, что надо накинуть плед на плечи и бежать.
– Вот чёрт! – воскликнула я, увидев, что плед, упавший с плеч, лежит в грязной воде, которую я расплескала, споткнувшись о таз.
В голове возникла мысль, что раз терять нечего… И я медленно обернулась на туловище манекена, на котором была надета розовая блузка с вкраплением пайеток. Думала я недолго.
– Чувствую себя грязным мародёром, – хихикнула нервно я, поправляя воротник.
Взяв пыльный мешок и положив в него всё, что осталось от манекена, я закинула его на плечо и поднялась по лестнице на улицу, молясь, чтобы Пятый не решил вернуться в этот момент. Удача повернулась ко мне передом, и улица была пуста, и я, добежав до соседнего дома, скинула в угол мешок и, не обращая внимания на головную боль и плывущие круги перед глазами, направила все силы на способность, лишь бы найти место с хоть одним таким же манекеном.
«Fashionable lady», как назло, находился буквально в другом городе, путь в которой займёт времени столько, сколько я пройти была не готова с самочувствием умирающего лебедя. Но жизнь в мире и согласии требовала жертв, и мне ничего не оставалось, кроме как их предоставить.
– Скажу, что взяла Долорес прогуляться и хлопнулась в обморок… Поверит? А я бы поверила?.. Чёрт, да что-нибудь придумаю!
С по истине русским неиссякаемым оптимизмом, а также с кружащейся головой и дрожащими от слабости ногами я пошла на поиски чёртового манекена, рассчитывая маршрут, на котором вероятность попасться на глаза Пятому с его дурацкой суперспособностью стремится к нулю.
– Вставать между влюблёнными сердцами всегда чревато… А я ещё слишком молода, чтобы умирать!
Комментарий к Глава 9. Долорес
Всё ли понятно? А если непонятно, то что?
Буду благодарна, если вы кратенько напишите свои впечатления ;)
========== Глава 10. Непостижимый и необычная ==========
***
Я испуганно вздрогнула, вскакивая и тяжело дыша. Положив руку на лоб, я скривилась – его можно было использовать вместо гриля. Я лежала в канаве, обнимая добытый потом и кровью манекен, и с трудом припоминала, как после второго дня пути споткнулась о какой-то камень и с визгом полетела в яму.
Манекен, которому я отколола ноги и руку, профессионально загримировав под прошлый, (нацарапала ему парочку неровных полос, как у первого, чтобы было не отличить) флегматично смотрел на небо, обнимая меня пластиковой рукой.
– Только не рассказывай Пятому об этой ночи, – подмигнула я новой Долорес. – Этот секретик останется только между нами…
Вставала я с большим трудом, чувствуя, как меня ведёт куда-то в сторону.
– Долорес, не хочешь поменяться? – пробормотала я себе под нос, чтобы услышать свой голос и рассеять туман в голове. – Ты будешь толкать тележку, а я в ней ехать? Нет? Ах, какая же ты неженка…
Перевернув телегу, я положила в неё упавший манекен и с усталостью подумала, на что я трачу своё время. В голове нарисовалось лицо расстроенного Пятого, а потом – лицо Пятого в первую нашу встречу, когда он постоянно ощущал мнимую – почти всегда – угрозу, хмурил брови и наставлял на меня ружьё.
– Сходить в другой город не так уж и сложно, что уж, – переменила своё мнение я, представив, как бешено будут вращаться глаза у Пятого, если я вернусь с пустыми руками и легкомысленным «Хей, Пятый! Помнишь свою пластиковую красотку? А нож? Хочу огорчить, ведь я их познакомила, и, кажется, нож умудрился увести у тебя подружку. Но не переживай, у тебя есть я! Ты же не будешь меня знакомить со своими колюще-режущими друзьями?»
Я устало вздохнула, делая глоток из фляги и пошла так быстро, как это было возможно в моём состоянии.
Добралась я до подвала под поздний вечер, не чувствуя ног, тепла и крупицы здравого смысла, зато прекрасно подбадривая себя небольшим стендапом, который я рассказывала новой Долорес, слыша в голове иллюзорный смех и молящее «Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного».
– Пя-ять! – попыталась бодро крикнуть я, но из горла вырвался не самый бодрый хрип.
Шлёпнувшись на каталку с манекеном, я застонала – это у меня вышло очень бодро и хорошо – и с трудом припомнила соглашение, на котором мы договорились, что если кто-то из нас потеряет другого, то даст большой залп из восстановленного отсыревшего салюта.
Шерстить в доме пришлось долго – я с трудом отыскала пусковую установку и, запустив процесс с помощью огнива, взяла на руки Долорес, ожидая светопреставления во всех возможных смыслах.
Салют вышел что надо, и я меланхолично наблюдала, как небо расчерчивают разноцветные вспышки света. Отвыкшие от таких стрессов птицы испуганно загалдели, разлетаясь кто куда, а животные наверняка попрятались по своим норкам, шокированные такой наглостью выжившего человека.
Смотря на эту живописную картину, стоя в центре разрушенного апокалипсисом города, мне впервые за долгие годы захотелось курить, пуская в небо колечки и ощущая себя роковой женщиной. Но на данный момент нужнее всего было ощутить себя женщиной целой, относительно здоровой и лежащей на любой горизонтальной поверхности, и я, позабыв даже, что в любой момент может заявиться Пятый, поставила манекен на землю и калачиком свернулась в тележке, согревая дыханием замёрзшие пальцы.
– Закрою глаза на минутку, – прошептала я, смотря на расплывающееся перед глазами небо. – Лишь на одну минутку…
***
Проснулась я уже по какой-то дурацкой традиции черте где, да ещё очень быстро, как по щелчку пальцев, и рефлекторно схватила удаляющийся от меня прохладный предмет.
– Не уходи, пожалуйста, Боже, – прошептала сумбурно я, прижимая руку ко лбу и смотря расплывающимся мутным взглядом на чей-то силуэт, который красиво и гармонично очерчивал свет. – Папа, это ты?..
Отец почему-то промолчал, но я была взбудоражена и от того, что родной человек присутствовал рядом, и даже краешком сознания не задумывалась, что это невозможно.
– Я умираю, да? – едва слышно просипела я, чувствуя, как горит всё тело. – Жалко, что ты не приходил раньше, мне тебя не хватало… Ты же видел оттуда, да? У меня почти получилось…
Смотреть на свет было больно, и я прикрыла глаза, неловко перевернувшись на бок и свернувшись в клубок, прижала чужую руку к губам и несвязно пробормотала с некоторыми паузами:
– Если не получится, ты же передашь маме привет?.. А то обещание, ты же обещал?.. Там должны быть красивые виды, но мне бы не хотелось иметь белые крылья… Но маме бы пошли… Мне разрешат дописать программу?.. Я боюсь высоты… Есть ли райский Макдоналдс?.. Ты бы никогда там не ел, правда?.. А всегда должно быть так больно?.. Папа, помоги…
Ко лбу дотронулось что-то мокрое, холодное и шероховатое, и мне стало легче. Но грудь пронзил сухой кашель, и я почувствовала, что снова теряю силы.
Мысли становились всё бессвязней, и я говорила что-то о том, как бы мне хотелось научиться летать, потом отрицала, ведь для этого нужно подниматься высоко в небо. Вспоминала я и радугу, невнятно описывала её красоту и сожалела, что её не увижу, потом просила папу позвонить кому надо – ведь он наверняка в раю завёл нужные связи – и показать мне хоть одну, хоть самую маленькую.
– Почему ты плачешь? – нашла в себе силы удивиться я, когда на моё лицо начали падать солёные капли. – Не плачь. Мы будем любоваться радугой вместе…
Я приподняла налитые свинцом веки и, уже не видя ничего, протянула куда-то в темноту дрожащую руку. Прежде чем она упала, её схватили в железные тиски, и я вымученно улыбнулась.
– Посиди со мной ещё немного, ладно? – прошептала я, слыша один лишь белый шум, который становился всё громче и объёмнее, пока не заполнил собой всё.
***
Второе пробуждение произошло не в раю, ведь в раю, чёрт подери, не может быть таких отвратительных колючих одеял. Было жарко, так жарко, что я в испуге подумала, что нагрешила так много, что меня отправили в Ад. Но восстановившееся зрение успокоило – попасть туда вместе с Пятым одновременно, должно быть, было довольно проблематичным.
Я ощутила некоторое сожаление, когда вспомнила прошедшую ночь, которую провела, мечась в лихорадке и путая белое с чёрным, а Пятого с отцом. Догнавшая меня головная боль подтвердила, что я всё ещё жива, и, увы, мне не даётся даже отпуска, чтобы отдохнуть и с новыми силами взяться за решение проблем.
– Охренеть, чуть не довела себя гробовой доски, – просипела в шоке я.
Повернув голову, я внимательно всмотрелась в Пятого, выглядевшего, должно быть, так же паршиво, как и я. Синяки под глазами, нездоровая бледность и ещё большая неряшливость, проглядывающая как в спутанной бороде, так и в состоянии одежды, делали из него то ли великомученика, то ли наркомана.
– Вцепился – не оторвать, – прокомментировала я наши соединённые руки. Хватку Пятый не ослаблял даже во сне, и мне было немного совестно его будить, но мне так хотелось пить, что я легко могла пренебречь муками совести и чужим сном.
С кряхтением подвинувшись к краю кровати, я, подумав, ласково начала перебирать спутанные пряди, чтобы он спросонья не направил свой железный кулак в мой нос.
– Пя-ять, – тихо позвала я. – Просни-и-ись… Новый день уже наста-ал…
Он что-то неразборчиво промычал, и я почувствовала необъяснимое умиление. Когда я произнесла его имя в пятый раз, – как иронично! – его глаза слегка приоткрылись, и он, мгновенно проснувшись и быстро выдохнув, поднял голову со сложенных рук и завороженно посмотрел на меня.
– Ты же не злишься на меня, правда? – спросила я немного капризным и ласково-просящим тоном, который часто можно было услышать от детей.
Решив закрепить эффект и не упускать такую возможность, когда наши лица были на одном уровне максимально близко, я подмигнула и чмокнула его в нос, а после, не выдержав, игриво рассмеялась от его ошарашенно-глупого выражения лица.
Но настроение тут же испортилось, когда я представила, как сейчас выгляжу – липкие от пота кожа и волосы и измождённый вид делали эту ситуацию не самой подходящей для флирта. Но, впрочем, какая разница, если я осталась буквально последней женщиной на Земле, а значит у этого чудака нет выбора – либо терпеть мои попытки во флирт со мной, либо наслаждаться односторонней связью с манекеном.
Его ступор, увы, длился не так долго, и я не успела придумать чего-то столь же остроумного и необидного (не стоит ещё больше злить дракона), и он рассерженно прошипел:
– Ты где была?
– Вечно с тобой надо объясняться, папочка, – закатила глаза я, а потом, вспомнив о своём недавнем бреде, не по-женственному хрюкнула, стыдливо прикрыв ладонью рот.
– Где. Ты. Была? – чётко, спокойно и раздельно проговорил он, никак не прокомментировав мой конфуз, и тут я поняла, что пришло время отвечать за свои поступки.
– Я вышла на улицу с Долорес искать тебя, но потерялась и упала в обморок, – протараторила я скороговоркой, смотря ему в глаза, при этом выпучив свои.
Я чуть не чертыхнулась вслух – сейчас особенно тяжело было врать, когда до этого я извелась в сомнениях и страхе, а потом ещё и свалилась с лихорадкой, чтобы точно провалиться по всем фронтам.
– Подожди! – вздохнула я и положила голову ему на плечо, потому что она была ближе всего, и это действо помогало мне не видеть его сверлящий душу взгляд. – Скажи, что не будешь злиться.
– Я не буду злиться, – удивительно послушно повторил он, придерживая меня за плечо.
– И будешь со мной общаться и дальше.
– Я буду с тобой общаться и дальше.
– Честное-пречестное? – подозрительно спросила я, приподняв голову и столкнувшись с его лбом своим.
– Честное-пречестное, – после некоторой паузы ответил он.
Я важно кивнула, будто получила пакт о ненападении, – хотя история и отрицает его надежность – вернулась в лежачее положение и с головой накрылась одеялом.
– Я споткнулась и случайно воткнула нож в Долорес, – чувствуя дурноту, сказала я. – Н-но! Я п-побывала в путешествии, в котором её полностью вылечила! Теперь она абсолютна здорова, ты ведь увидел её, когда нашёл меня?
Наступила тишина, которая была для меня страшней, чем та, которая возникала в кабинете начальства, когда я приходила отчитаться о невыполненной в срок работе. Воображение нарисовало, как через мгновенье в моё тело воткнётся нож, как недавно в Долорес, и я невольно напряглась в ожидании удара.
Через плотно зажмуренные глаза стал проглядываться свет, и я не сразу поняла, что это из-за того, что с меня сняли одеяло.
– Иди сюда, – хрипло приказал он.
Я не могла расшифровать те эмоции, что скачут у него в глазах, и потому не на шутку перепугалась.
– Потомусе!.. Т-то есть не потому вовсе я!..
– Иди сюда, – с нажимом повторил он, и я выдавила из себя нервную улыбку, принимая сидячее положение. – Сюда.
После того, как его голос приобрёл металлические ноты, игнорировать его было опасно, и я аккуратно пододвинулась к нему ближе, думая, что, если неожиданно зарядить ему в глаз, то у меня будет время, чтобы обезвредить его и убежать.
Но это мне не понадобилось, ведь я оказалась в железных объятиях тёплых рук, а не в призрачных объятиях смерти.
– Идиотка, – приглушённо прошипел он, так как уткнулся лицом в мою кофту.
– Пять… – растерялась я.
– Заткнись. Просто заткнись.
Я приобняла его в ответ и смущённо замолкла, так как просто не знала, что сказать.
– Какая же идиотка, – повторил он вновь.
– Прости, – шепнула я.
– Заткнись, – так же тихо сказал он мне в ответ.
Мы сидели так какое-то время, и, казалось, Пятый совсем не собирается разрывать незапланированные обнимашки. Голова показалась мне тяжёлой, и я удобно поместила её на чужом плече.
– Эй, Пять.
– Что?
– Знаешь, всё-таки как же хорошо, что ты есть.
***
– Тебе запрещено вставать с кровати, – категорично отрезал Пятый, возникнув передо мной у самой лестницы.
– А тебе – ходить с этой дурацкой бородкой, но я же молчу, – по привычке съязвила я, пытаясь обойти эту скалу, но моему свободному фрегату было суждено о неё разбиться.
– Ты никуда не пойдёшь, – сказал он выразительно тем тоном, который использовала моя мать, когда была на грани бешенства.
– Никуда не пойду в одиночестве! – дополнила я. – Твоя компания – другое дело. Чёрт, Пятый, если я не выйду на улицу, то помру либо от скуки, либо от недостатка свежего воздуха… И как ты определяешь, что я собираюсь выйти? Ты находился в совершенно другом месте!
– Каждый имеет право на свои секреты, – спародировал он меня. – Ты хочешь для полного букета подхватить и бронхит?
Он выразительно посмотрел на мою открытую шею, и я едва не задохнулась от возмущения.
– Если бы ты принёс сюда мою одежду, то мне бы было гораздо удобней и теплей!
– Чем тебе не понравились те тряпки, что я принёс позавчера?
– Они… неудобные, – скривилась я. – И давно вышли из моды…
– Вышли из моды примерно семь лет назад?
– Да! – на автомате подтвердила я, пока до меня не дошло. – То есть нет!
– Раскрой же мне этот модный секрет, о мадам Гре, что же нужно носить сейчас, чтобы вызвать восхищение общественности! – притворно восхитился он.
– Чтобы нравиться всему обществу, тебе нужно лишь узнать мои вкусы, которые и задают стандарты моды в социуме, потому что твой социум – это я, а мой – это ты.
– Хорошо, что мы с этим определились, ведь, чтобы я считал тебя современной и модной, тебе надо лишь выбрать и надеть любое из этой кучи тряпья.
– И мы пойдём на улицу?
– Чёрт с тобой, да.
– Ты лучший! – подпрыгнула от радости я. – Я мигом!
Слабость ненадолго отступила, сражённая моим энтузиазмом, и я в рекордные сроки натянула на себя болотную кофту с высоким горлом и толстой вязкой, ненормально толстые штаны и ботинки с мехом. Всё это в совокупности делало меня отличным дополнением к Пятому, так как мы теперь оба смотрелись до жути несуразно.
– Пойдём? – тоскливо протянула я, оглядывая новый облик.
– Без куртки дойдём лишь до соседнего магазина.
– «Соседний магазин» – понятие растяжимое.
– Сорок шагов до магазина «Smile» и сорок обратно – достаточно содержательно?
– Да уел ты меня, уел! Сейчас надену…
Через десять минут мы шли по Уолл-Стрит, как два спятивших шизика, которых, переместись мы вдруг во времена до апокалипсиса, сразу же упекли в дурку. Особо доставлял мне свой внешний вид – обмотанная шарфом так, что трудно дышать, одетая в пуховик, который и в обычное время в Америке то трудно найти, с красным носом и двумя штанами я походила на заблудившегося эскимоса.
Все время нашего пути я косо поглядывала на Пятого – знала бы, что моё отсутствие приведёт к… этому, то в жизни бы не уходила так далеко, не предупредив.
Пятый вдруг проникся моим обществом, что являлось следствием того факта, что я побывала на грани жизни и смерти, чудом вернувшись на грешную землю вместо того, чтобы прыгать по облачкам вместе с родными. Человек смертен и смертен внезапно, и если я была готова смириться и даже рада покончить с земными мучениями, то Харгривз, желавший мне этого же чуть ли не ежедневно, мириться вдруг не пожелал.
Он был странным вообще, этот Пятый Харгривз. То подозревал меня в мировых заговорах, то с особой осторожностью подбирал слова, чтобы не обидеть, бывал ужасно несносным, срывал на мне гнев, а потом как ни в чём не бывало клал возле меня миску с поджаристым мясом, чтобы «на человека была похожа», и спрашивал об успехах.
Однажды не разговаривал со мной два дня из-за моей шутки о пластиковых подружках, а неделю назад вместо того, чтобы оставить меня умирать, объявить бойкот или быть ещё более грубым и насмешливым, носился со мной, как с хрупкой вазой. Он менял повязки, пытался сбить температуру и стирал пот, говорил только шёпотом и стойко терпел сначала мой лихорадочный бред, когда я умоляла его закончить мои страдания, пустив пулю в лоб, шептала ещё что-то о том, что я устала, и на небе меня обязательно должны простить, потом – бред не меньший, ведь, едва очнувшись в здравом уме, меня прошибла истерика, и я обвиняла во всех грехах сначала чёртову Комиссию, потом попавшего под горячую руку Пятого.
Я его порой совсем не понимала – что его вообще держит на этом свете? Он же даже не надеялся, что в мире помимо него остались выжившие, был неверующим, не считал, что самоубийство – тяжкий грех, тем не менее смиренно ходил по этому свету, а его рука не тянулась к прикладу, чтобы закончить это бессмысленное существование.
Значит, он во что-то верил, чего-то ждал. Может, верил в нового мессию, прощение человечества или… Чёрт, да во что угодно! Что же его держит?.. Держит здесь…
– … быть полным идиотом. Для чего было строить башню на краю города? Неудивительно, что он вскоре обанкротился. Постройка…
– Смотри! – возбуждённо перебила его я, не особо слушавшая его пространные размышленья. – Это же «My joy»! Эта сеть всегда хранила алкогольную продукцию в подвалах, наверняка там что-то осталось…
– Εἶδεν εἰς ταῦρον ἡ κάμηλος καὶ κεράτων ἐπεθύμει μεταλαβεῖν, – сказал он какую-то белиберду, приподняв брови.
«Опять он это сделал, » – закатила глаза я, не представлявшая себе даже на каком языке он это произнёс.
Ко всем достоинствам и недостаткам Пятого было ещё то, что действительно вызывало у меня уважение, а временами – лютое бешенство – он был довольно умён. Легко парировал мои оскорбления на других языках, да ещё и добавлял сверху что-то на тех, на которых я не говорила, цитировал Шекспира, рассуждал на высокие темы и крайне удивлялся, когда я, судорожно копаясь в памяти, находила, что ему ответить.
Его познания в разных областях вызывали во мне то рвотные позывы, то панику, то скрип зубов, ведь, чёрт, где он мог это всё узнать, если мои знания даже с идеальной памятью были строго ограничены. Даже если у меня было всё время мира, хрен бы я потратила хоть каплю, чтобы узнать высказывания на древнегреческом, биографию Бальмонта или что-то столь же нудное, от одного названия которого тянет в сон.
Я была обычным ребёнком, может, даже чуточку более ленивым, чем остальные, ведь легко расслабиться, если тебе даётся всё легче и быстрее, чем остальным. Я не знала, что такое зубрёжка и радость от награды за тяжёлый труд. Да я даже не знала, что такое уборка, обременительные обязанности и ограничения. В любой год своего детства я могла сказать, что «родится с золотой ложкой во рту» – слишком просто сказано, чтобы описать огромный счёт с нулями в банке, безумно любящих родителей, миловидную внешность и врождённые способности.
Никто меня не ругал за незнание, которое я могла легко исправить, и я всю свою любознательность предпочитала направлять на романы, моду и комиксы. Да чёрт подери, я и сейчас была бы совсем не против вернуть те времена, когда от меня ничего не требовалось знать и решать, когда единственной проблемой было выбрать цвет платья к завтрашнему дню, а вопрос: «Что ты думаешь о путешествиях во времени?» логично вёл лишь к одному ответу: «Ты что, дурак?».
Моё незнание, вероятно, решил исправить Пятый неким извращённым способом, который заключался в том, чтобы ехидно смотреть на собеседника каждый раз, когда он не понимал, о чём идёт речь, и с видом «Это же так очевидно!» пояснять мне всё, что было непонятным.
С такой рожей на меня, лучшую ученицу, а позже – лучшего сотрудника, не смотрел никто и никогда, скорее я могла позволять себе смотреть на других снисходительно. Теперь же я мысленно извинялась перед всеми теми, перед кем я поднимала нос. Но кто же знал, что косой взгляд и надменная интонация побуждают кулаки чесаться сильнее? Чесать их об лицо Пятого, как велело мне сердце, я позволить себе не могла, но вот сделать независимый вид, продемонстрировав длину своего языка – всегда пожалуйста.
