Текст книги "Umbra (СИ)"

Автор книги: Люрен.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Через три дня она встретилась с Алричи. Настроение было паршивым, так как она с утра проснулась с больным горлом и горячим лбом. Закутавшись потеплее, девушка вышла к кипарису. Там уже стоял Алричи.

– О муза любви, вы пришли! – он набросился на неё и принялся целовать ей руки и шею, – О, как вы прекрасны, эти ланиты цвета вина и горящий блеск в черных глазах!

– Да отстаньте же от меня! – Ангуль оттолкнула Алричи, – Я больна, вы можете заразиться!

– О! – Алричи театрально заломил руки и опустился на колени, – Какое горе постигло вас! Жестокая болезнь сломила это юное тело! О, если бы я мог чем-то помочь! Я бы созвал лучших знахарей, я бы окружил вас любовью! О, если бы я мог, я бы отдал за вас жизнь!

– Перестаньте устраивать спектакль, я просто простыла!

– О, горе мне! Дыхание жестокосердного Царя Ледяной Пустоши настигло вас, о возлюбленная моя!

Ангуль мучинески воздела руки к небу и прокричала какое-то неведомое ругательство, которое услышала от Цайиль.

– Я не умираю! Со мной всё в порядке! Это простуда! Вы что, никогда не простужались?!

– Но, возлюбленная, простуда может оказаться смертельной, – умоляюще взглянул на неё Алричи, – Сестра покойной матушки, да возрадуется её душа во владениях мудрейшей Айшаи, чуть не погибла от простуды, которая переросла в чахотку, но над ней боги смилостивились и она сейчас пребывает в добром здравии.

– Мне жаль сестру вашей матушки, но у нас есть хорошая знахарка, которая, если что случится, меня вылечит. Но я не думаю, что это что-то серьезное.

– Ну как знаете…

И тут раздался топот копыт. Двое, как по команде, повернули головы в сторону источника звука. На белоснежном коне с роскошной гривой скакал мальчик лет десяти. Его черные грязные волосы волнами ниспадали до плеч, а руки и ноги были тонкими, несмотря на торчащий живот. Он выглядел встревоженным.

– О, возлюбленный дядя Алричи, да благословят тебя боги и будет твой век длинным и безмятежным, случилось ужасное горе! – прокричал наездник.

– Что случилось, мой дражайший племянник?! – встревожился Алричи.

– Благородный дед, наш нежный и любящий Умбриох, прикован к постели в результате несчастного случая, да смилостивится над ним Жнец! Ему нужен ты, его любимый сын! Помоги ему, молю!

– Какое горе настигло нашу семью! – Алричи закрыл лицо руками, – Конечно, я приеду к нему! Прямо сейчас приеду! – он повернулся ко Ангуль, – Прости меня, возлюбленная, я вынужден покинуть вас!

– Ничего, ничего, – заверила его Ангуль, – Семья – это святое!

– Как сладки ваши речи и как правдивы! – заулыбался Алричи, – Но знайте, я не забуду, и, видят боги, вы встретимся, мы обязательно встретимся! Прошу вас, не лейте слёз, наша разлука лишь испытание для любви! Но настоящая любовь выдержит его!

Он вдруг замер.

– Подождите, не двигайтесь. Я хочу запомнить этот момент. Вы, стоящие в тени кипариса, снежинки в ваших черных кудрях, ваши маленькие ручки, сложенные на этой прелестной груди, эта горделивая осанка и ласковый взгляд. Не забывайте меня, прошу вас. Помните вашего покорного раба.

Забудешь тут, как же.

Он уехал с мальчиком, а Ангуль осталась стоять, согревая дыханием руки. Голова кружилась. Глазами было больно двигать. Пошатываясь, она вернулась домой. Странно, что домашние не выскочили из кустов.

Вскоре зараза распространилась по дому и заболели все. Особенно тяжело приходилось двойняшкам и жене Андуло. Бедная женщина совсем ослабла и теперь целый день лежала в постели и металась в бреду. Детей было кормить некому, они пили коровье молоко. Ангуль, отмучившись где-то с неделю, быстро пошла на поправку. После отъезда Алричи родители не успокоились, а наоборот, ещё активнее стали наседать на Ангуль с замужеством и дали ей месяц на поиски жениха. Жёны братьев осуждающе качали головой. Только Андуло относился с понимаем, за что Ангуль была ему очень благодарна.

Знахарка посмотрела на жену Андуло, которая была совсем плоха, и развела руками, сказав, что её дни уже сочтены. Отец обругал её и назвал глупой старухой, выставив на порог и не заплатив, а та поклялась не переступать порог этого дома. Андуло за это на отца рассердился. Так что матери пришлось поехать в другую деревню за лекарствами.

Погода ухудшилась. На улице было невозможно находиться. Ледяной ветер дул в лицо, снег забивался в рот и ноздри, ноги утопали в снегу по колено. Через две недели отсутствия матери жена Андуло скончалась. Андуло обвинил семью в её смерти. Он ударил отца и ушел из дому в лес на целый день. С тех пор Андуло и отец больше не разговаривали. Ангуль пыталась всеми способами их помирить, но у неё ничего не получилось. Так они коротали время в ожидании матери: злые, хмурые, скрывающие страх и разговаривающие только по делу. В доме стало очень тихо, и эту гнетущую тишину нарушали только завывание ветра да кашель и стоны больных. И так всегда: летом все беззаботны, все напасаются едой и хорошими воспоминаниями на зиму, а зимой мёрзнут, подсчитывают припасы, порой голодают и думают, переживут ли зиму. Деревни живут в одном ритме с природой и зависят от неё и её милости.

Мать вернулась через месяц с пустыми руками. В соседних деревнях тоже эпидемия. Все знахари, как один, подтвердили, что эта страшная болезнь – чахотка. Больных оградили от всех и избегали с ними контакты. А из больных были дети, отец и Андуло, решивший перед смертью поцеловать свою жену, наплевав на риск заразиться. Для них выделили отдельные комнаты, а сами спали в спальне родителей. Ангуль взяла заботу о больных на себя, ухаживая за ними и кормя их, присматривая за их состоянием, в то время как мать работала целый день, пытаясь хоть как-то прокормить семью.

Вскоре дети умерли. Отец и Андуло всё время кашляли кровью, метались в бреду, а их кожа была похожа на горячий воск. Они были бледны, как полотно, и только щеки были красными. Их губы были покрыты коркой. Они стонали, ослабевшие от своих кошмаров и болезни, их волосы спутались, щеки впали, под глазами образовались синяки, они осунулись. На больных было страшно смотреть. А Ангуль было страшно даже дышать, она старалась как можно скорее сменить компрессы, покормить их и произвести прочие действия ухода, и сесть подальше, присматривая, чтобы если что, придти на помощь. Февраль шёл медленно, в сопровождении невидимого ужаса, витающего в воздухе и тучей нависшего над деревней. Было так холодно, что не хотелось идти на улицу, так что выходили только по делу: что-нибудь продать, купить лекарства, неохотно поболтать с соседями и убедиться, что везде то же самое, что и у нас. Все безделушки уже давно продали, соседи, раньше помогающие друг другу, теперь заботились только о себе и своих родных, неохотно оказывая помощь даже в обмен на что-то. Изредка проходившим торговцам продавали всё, что могли пропадать, покупая еду и лекарства. На одну корку хлеба могли питаться весь день. И целыми днями мёрзли, ссорились и толкли сушёные травы, чтобы хоть как-то облегчить страдания больных, в глубине души понимая, что шансы на спасения невысоки.

В итоге выжил только Андуло. Эпидемия ушла из нашей деревни неслышными шагами, оставив горе, отчаяние и смерть. Мать на обряде сожжения тела рвала на себе волосы и клялась остаться безбрачной до конца жизни. Андуло едва держался на ногах, он опустил голову вниз, закрывшись отросшими и спутавшимися волосами и старался не смотреть на остальных. Никто не видел его выражения лица, но Ангуль знала, что он плакал. Ей тоже было грустно и больно. Отец так и не исполнил своего обещания собственноручно подобрать ей жениха. Она хотела избавиться от этой проблемы, но не таким же образом. Ангуль не проронила ни слезы, но её преследовало ощущение, будто её окатили кипятком и вскормили что-то горько-острое.

Весну все встречали безрадостно. Андуло всё ещё кашлял и ослаб после болезни. Он похудел и ходил грустный. Тень былого задорного красавца, любимчика женщин и любящего брата. На него было невозможно смотреть.

Как мать и обещала, замуж она не вышла. Работала теперь за четверых, редко с детьми разговаривала. Ангуль перестали капать на мозг с замужеством, но она предпочла, чтобы продолжили. С чем угодно. Лишь показать, что они ещё живы, что они не сломлены.

Лето наступило быстро и незаметно. Урожай после такой погодки был не очень хорошим. Но саранчи и болезней не было. Семью навещали сестры и Миоло. Они помогали чем могли. Миоло и Ангуль насильно тащили Андуло на праздники, на прогулки и гуляния. Знакомили с девушками. Но он словно погрузился сон, словно что-то в нём вдруг оборвалось. Не раз он говорил, что должен был умереть вместе с женой. Что он не должен был выжить. Никто не знал, что ему ответить.

Июнь подходил к концу. Мать вроде бы оправилась. Она говорила, что отец ей часто снится. Он говорит, что ему больно видеть её слёзы. Что смерть – это лишь этап. Что для любви не имеет значение ни пространство, ни время. Она либо есть, либо её нет. А остальное – лишь пустые отговорки. Мать часто просыпается в слезах. Но это не слёзы боли.

Андуло нашёл утешение в гончарном деле. Он целыми днями делает вазы, на которые рисует сцены из мифов. На одной вазе он нарисовал себя, жену, отца и детей. Они резвятся в саду. Ваза была потрясающе красивой, но он её не продал, а оставил себе, поставив в свою спальню.

У Миоло и его жены вскоре родился ребенок. Назвал он его в честь отца. Они часто навещали Ангуль и семью, и дом вскоре опять наполнился детскими криками. Но это были уже не те крики, не то лето. Как прежде, уже никогда не будет, мать уже никогда не будет напевать народные песни, топча виноград. Братья не будут подначивать друг друга подсмотреть за купающимися девушками. И Умбре с мужем уже не смогут сидеть на крыльце рядышком, плетя браслеты и улыбаясь в блаженном молчании.

Ближе к августу, ближе к тому самому дню Ангуль всё чаще вспоминала Цайиль и понимала, что решение принято. И что она о нем не пожалеет. Мать не стала её удерживать. После смерти мужа она многое осмыслила и поняла. Люди – это преходящее, а Природа вечна и постоянна. Как бы не было больно, не стоит удерживать людей, потому что мы находимся в маленькой лодчонке в штормующем море жизни и ничего не можем с этим поделать. Андуло обнял сестру так страстно и так крепко, что та поразилась. Уж от кого-кого, а от него она такого не ожидала. По щекам потекли слёзы.

– Прощай, сестра. Я был часто несправедлив к тебе, но я люблю тебя. Не держи на меня зла.

– И я тебя. Как я могу на тебя злится? Ведь… –  она всхлипнула и вытерла нос.

– Ладно, хватит слёз. Береги себя.

– И ты себя береги. Смотри не вздумай наложить на себя руки или уйти, как это сделал муж Умбре, мир её праху.

– Никуда я уходить не собираюсь. Не дождешься!

Брат рассмеялся. За ним и Ангуль.

Затем она попрощалась с сестрами. Они много плакали и целовались среди кустов пиона, цветы которого они так часто собирали раньше. Сёстры умоляли Ангуль не уходить, но та была тверда в своём решении. Миоло, как и Андуло, обнял её и ещё поцеловал в лоб.

– Я не понимаю, почему ты решила променять спокойную жизнь на учения черной магии, но кто я такой, чтобы удерживать тебя? – сказал он дрожащим от сдерживаемых рыданий голосом, – Пусть тебя хранят боги и путь твой будет легок, а век длинен, – он приложил два пальца к моему лбу и благословил меня, – Обещай не забывать нас. Обещай, что ещё навестишь свою старушку-мать и братьев и сестер.

– Обещаю…

– Ладно, иди… Пока я не решил тебя удержать и потащить обратно в дом.

Ангуль ушла в лес. Ей хотелось обернуться, но она не сделала этого, потому что знала, что тогда передумает.

Широкая тропинка вела к темному лесу, виднеющемуся на фоне заката. Где-то вдалеке пела птица. Из травы доносился стрекот. Путь был ещё свеж в моей памяти, Ангуль без труда нашла ту поляну и те развалины. Как давно она не была здесь? Это место приносило успокоение. Впервые она заплакала. Не тогда, когда умерла Умбре. Не после смерти отца и всех остальных. Не на похоронах и не в те моменты, когда она смотрела на домочадцев и видела страшную пустоту в их взглядах. Сейчас. Тёплым летним днём, среди диких цветов и белокрылых мотыльков, в месте, где они так любили собираться в детстве.

– Тьма – это лишь обратная сторона света. Ночь – это лишь обратная сторона дня. Смерть – это лишь обратная сторона жизни.

Косы, теперь ставшие ещё длиннее, развевались на ветру. В чёрных омутах глаз отражалась луна. Ангуль и не заметила, как стемнело.

– То, что ты здесь, означает…

– Я согласна.

– Тысяча дохлых жнецов. Я так и знала.

Цайиль с усмешкой протянула мизинец.

– Выше голову, южаночка. Ты сильнее, чем думаешь.

Немного поколебавшись, Ангуль протянула мизинец ей в ответ.

– Я, Цайиль Тун-Хаым Цлок, повелевающая Черной Магией, согласна стать твоим наставником. Клянусь научить тебя всему что знаю и быть тебе ментальной матерью. Клянусь защищать тебя и оберегать от запретных знаний. Если ты сойдешь со своего пути и поддашься искушению, клянусь наставить тебя на путь истинный и не дать пропасть твоей душе.

Пока она говорила, Ангуль чувствовала, что что-то заструилось по её сосудам.

– Я, Ангуль арх Мараб, начинающая чернокнижница, согласна стать твоей ученицей, – она умоляюще взглянула на Цайиль. Та подмигнула. – Клянусь, эээ, вникать твоим наставлениям и постигать все знания, что должна постичь. Клянусь во всем слушаться тебя и следовать своему пути.

Затем она сказала что-то на незнакомом языке. Ангуль повторила за ней.

– Всё, отныне мы связаны, как учитель и ученик! – объявила Цайиль, – Обряд закончен, можешь отпускать.

Ангуль отпустила, изумленно глядя на новоиспечённую наставницу.

– Ну, не будем тянуть коня за хвост? Пойдём навстречу дальним землям!

*славьтесь, Боги!

====== Под чужими звёздами ======

<Лес не любит чужаков. Лес беспощаден к тем, кто не знает его правил и не уважает его. И лес древнее и сильнее людей, он – сила могущественная и старая, как сама земля, и в его недрах всякое может случится. Кочевники не любят леса и чувствуют себя в них чужими. Цайиль тоже поначалу так думала. Ей не нравилось, что густые кроны заслоняют небо, а толстые стволы преграждают путь. Тут не проскочишь на коне, тут легко можно спрятаться и подкрасться к незадачливому путнику. Но вскоре она научилась его понимать и уважать. Она вслушивалась в его шепот, вглядывалась в его зелень. Она чувствовала холод его мхов и аромат мокрой листвы. И он приглядывался к ней. Смотрел на неё глазами совы. Говорил с ней пением соловья. Пытался поймать её своими руками-ветвями. И одаривал её грибами и ягодами. А порой посылал ей своих детей – кроликов, куропаток и оленей.

Она с усмешкой смотрела на озадаченную ученицу. Несмотря на то, что та живёт почти вплотную к лесу, она не заходила дальше тех руин. Она не боялась леса, но и не понимала его. Как она не похожа на неё в её возрасте… Как дети из южных земель не похожи на детей из степи. Словно два разных мира.

Она очень нежная, эта южанка. Кочевник мог провести в пути весь день. Ангуль уставала после нескольких часов ходьбы. Цайиль месяц питалась тем, что Ангуль съедала за день. Еда, которую Ангуль принесла с собой, едва не обожгла глотку Цайиль. От еды, которую принесла Цайиль, Ангуль едва не вырвало.

Цайиль видела много земель и народов. Она видела деревни, занесённые снегом, и людей с кожей бледной, как у мертвецов, и с такими же странными белыми волосами. Они поклоняются Метели и Океану, едят костлявую солёную рыбу и жирных тюленей. Они мало говорят и двигаются, зато любят выпивку и разжигать костры. Цайиль видела и другие земли, пустынные, жаркие, полные зыбучих песков и колючих растений. В этих землях жили люди с кожей цвета шоколада и ночи. Они были пылкими и беспощадными, как и сама пустыня, и ездили на горбатых животных. Цайиль была в землях, где почти всё время шёл дождь, а люди жили в домах из камня. Они во всем полагались на свои города и, казалось, намертво приросли к своей земле. Каждый раз, приходя в новые земли, Цайиль удивлялась, насколько разными могут быть люди. Она даже видела земли, где жили не люди, но существа, им подобные и такие же разумные. Мир – большое и разнообразное место, и жизни не хватит, чтобы изучить его, чтобы обходить и объездить каждый его уголок.

Цайиль рассказывала обо всём этом Ангуль, а та смотрела на неё круглыми от удивления глазами. В них читалась неподдельная зависть, с какой часто на тех, кто всё время в пути, смотрят те, у кого не было возможности покинуть дом.

– Я – ветер. То тут, то там. Никто меня не удержит и ничто не привяжет, – говорила Цайиль. – Ноги вам даны, чтобы ходить, глаза – чтобы смотреть. Но вы всё сидите на одном месте и даже не смотрите по сторонам.

Лес закончился, внизу простиралась долина, накрытая ковром из вереска и васильков. В глади озера отражалось вечернее солнце, и ветер дул в лицо, принося запах дыма и жаренного мяса. Ангуль закрыла глаза, поставив лицо, огрубевшее от ветра и солнца, порыву ветра. Южный цветок, ещё только начавший распускаться, Цайиль не зря приметила её. Она чувствовала талант. Возможно, когда-нибудь это дикое дитя, дитя южных лесов, превзойдёт её. Возможно, она переживёт не одну битву, узнает не одну запретную тайну, не раз принесёт огромные жертвы на пути к своему могуществу. А может быть, упадёт, сражённая собственной силой и амбицией, и никогда не поднимется. Но сейчас она стояла на самом краю выступа, задрав голову, и её выгоревшие волосы развевались на ветру, а белизна юбки оттеняла смуглость её кожи.

Они подходили к пёстрым шатрам, около которых тренировались девушки и юноши всех возрастов и народов, стройные, поджарые, с мускулистыми телами и короткими волосами. Впервые Ангуль увидела магию в действии. То тут, то там, вспыхивало пламя, пролетала метель, сверкала молния или проносился ветер. Порой плескалась вода. Ангуль завороженно наблюдала за всем этим.

И тут мимо неё пронеслась струя пламени, едва не опалившая девушку. К ней подскочил парень шароварах. Его белозубая улыбка особенно выделялась на фоне кожи цвета шоколада.

– Нравится? – спросил он обомлевшую Ангуль.

– Что значит «нравится»?! Да меня чуть не задело! – возмутилась та.

– Но не задело же, – не смутился он. – Я такой же горячий, как этот огонь! Можешь убедиться в этом, – подмигнул он ей.

– Тхари, не демонстрируй готовность приступить к брачным играм незнакомой девушке, которую только что напугал своей огненной атакой, – вмешалась одна из девушек.

Она, видимо, была одной из тех «людей севера», о которых рассказывала Цайиль. У неё были кудрявые волосы чуть светлее, чем солнце, и глаза цвета неба. И кожа, очень, очень бледная, цвета слоновой кости. Тело маленькое и худое, даже более худое, чем у Ангуль. На щеках были розовые узоры. Ангуль завороженно смотрела на неё. Никогда она прежде не видела таких белых людей!

– Мелиора, сколько лет, сколько зим!

Цайиль обрадованно побежала навстречу девушке и затрясла её руки.

– Если быть точной, то прошло всего два месяца. За это время, как вы понимаете, никакого лета, а тем более зимы, пройти не могло.

– А что тут… собственно… такое? – ошеломленно спросила Ангуль.

– Это временный полигон Императорских наземных войск, состоящих преимущественно из боевых магов и целителей, – отрапортовала Мелиора, – Здесь проводятся тренировочные бои новобранцев, в конце июня выпустившихся из Академии подготовки Боевых магов при великой императрице Ахель Унат хур Естер. Я, Мелиора Куини Слин, Анахори Мевината и Варсин эль Урионитсу присутствуем здесь в качестве практикующих целителей, дабы оказать подобающую помочь при несчастном случае.

– Эээ…

– Не грузи девчонку почем зря, – отмахнулась Цайиль, – Какой это тебе полигон? Так, тренировка для несмышлёных детишек.

Мелиора насупилась при слове «несмышлёных».

– В любом случае, мы здесь остаёмся на ночь, – заявила Цайиль. – А завтра приступим к твоему первому уроку.

Ангуль, не сдержавшись, обрадованно запрыгала на месте. Она боялась и в то же время так хотела приступить к тренировкам. Магия манила её. Пугала, но манила. Интересно, что же из себя представляет эта… чёрная магия?

Этой ночью небо было безоблачным. Земля нагрелась за день, животы были полны жаренной дичи. Маги, натренировавшиеся и уставшие, полные знаний и впечатлений, лежали на земле, вглядывались в созвездия и думали о небе своих земель.

Ангуль знала эти созвездия. Вот Речные Сёстры, отец рассказывал, что когда-то они были такими же девушками, как Ангуль и её сёстры. Подземный Король, покинув своё царство и отправившись на прогулку, как это делает каждое полнолуние, увидел их, собирающих цветы. Смеющиеся и болтающие, с глазами, сияющими, словно звёзды, они олицетворяли саму жизнь, которую так любил Подземный Король. Но он пугал жизнь. Цветы, к которым он прикасался, вяли. Бабочки, которые приземлялись на его руки, умирали. Вода, в которой он купался, превращалась в кровь. Но он так любил это всё. Он вышел к ним, тёмный, могучий и пугающий, и запел им о своей любви. Одна из них, самая младшая и самая беспечная, подошла к нему. Он обнял её, и она упала замертво. Остальные в страхе убежали от него, но он погнался за ними. Тогда они взмолились луне, чтобы она защитила их. И тогда порыв ветра подхватил их и унёс в небо, где они превратились в звёзды, а Подземный Король остался горевать о них. Его можно и сейчас увидеть, снизу тянущего свои руки к ним и тоскливо глядящего своими глазами-звёздами. Младшая же превратилась в белокрылого мотылька, летающего между небом и землёй.

Словно снова ребёнок. Словно снова все живы и сидят на крыльце, рассказывая друг другу сказки, а в доме в камине тлеют угли и сушатся травы. Она даже слышит их голоса. Громоподобный голос отца и задорный голосок Умбре. И Миоло по-прежнему холост, он улыбается, а щёки алеют, что приводит в восторг его многочисленных поклонниц. Андуло опять дразнит Ангуль из-за худобы, а мать опять ворчит, что её так замуж не возьмут. Все нарядные и красивые, по телу разлиты благовония, ноги красные от винограда, а подвал полон вин и пряностей. Словно ничего и не было.

Цайиль смотрела на Одинокую Звезду. Моряки с севера называли её Оком Пути. По ней они ориентировались в море. Люди из дождливых земель называли её Небесным Фонарём. Она помогала им не заблудиться в пути. Одинокая звезда, не входящая ни в одно созвездие, но самая главная на небе. Няня Зул-Зул рассказывала, что когда-то на земле жил один вождь, чьё сердце было подобно неукротимому ветру, а ноги его никогда не касались земли, поскольку он не сходил с седла. И его племя было таким же, как он, они называли себя Детьми Койота, Клахцы-Алым. Но вдруг на пустошь опустилась ночь, поднялась песчаная буря, небо заволокло тучами, и не было видно ни звёзд, ни луны. И напрасно племя искало другие земли, ни конца, ни краю не было видать этой буре и ночи. Тогда вождь вырвал своё сердце из груди, и все увидели, что оно сияет ярче всех звёзд на небе. Он вскричал: «пусть же моё сердце разгонит бурю и осветит нам путь!» И буря улеглась, и свет сердца вождя осветил путь племени, и они нашли плодородные земли степей, где стада оленей скакали по зелёной траве и озёра сияли на солнце. Как только копыта коней племени ступили на эти земли, вождь упал замертво, а его сердце стало звездой. И по сей день дети степей помнят подвиг Сына Койота и освещают рождение детей светом его сердца-звезды.

Цайиль не раз спрашивала няню Зул-Зул, что сейчас с этим племенем, на что та лишь загадочно улыбалась, а потом с громкой бранью отправляла ей дубить для неё шкуру или освежёвывать добычу. Тогда Цайиль спрашивала у вождя, и он сказал, что это племя живёт в их сердцах. Каждый из них – Дитя Койота, если не забывает о чести и заветах предков. Если его сердце такое же чистое и сияющее, как сердце вождя, под ногами – седло, а в мыслях – дорога… Нянюшка Зул-Зул и вождь были мудрыми людьми. Нянюшка Зул-Зул была могущественной шаманкой и отдала душу своему демону, чтобы тот поверг в прах налётчиков, напавших на их племя. Вождь добил оставшихся и насадил их тела на колья, надев на них шлемы из перьев ястреба. Ястреб был покровителем их племени, ему они возносили жертвы и посвящали гимны. Ястреб не прощает. Ястреб не отпускает.

Мелиора думала о северном небе её детства. Те дни были настолько далёкими, что воспоминания о них почти стёрлись. Казалось, это лишь сон – огни на горизонте, белые снега и хрустящий лёд, и, конечно же, тёмные воды океана, безмолвные и беспощадные. А с самого края неба на неё смотрел Кузнец, держащий звезду в высоко поднятой руке. Самая яркая звезда, самая красивая. Когда-то он был простым деревенским парнем с белыми, как снег, волосами и серыми, словно лёд, глазами. И он влюбился в принцессу, проезжавшую мимо на колеснице. Он предложил ей руку и сердце, на что та со смехом ответила, что как поэт посвящает стихи любимой, как художник пишет с неё картины, так и он должен сделать для неё что-нибудь красивое. Что мог сделать кузнец? Писать он не умел, его толстые огрубевшие пальцы не смогли бы передать на холсте её тонкие изящные черты. Грустным он стал, не мог больше ковать. Обеспокоились жители деревни, узнали, что случилось и решили позвать мудреца. Тот сказал ему: «я научу тебя, как выковать самое красивое кольцо, из тех, что дарят богиням, но смертный не сможет его выковать, не отдав за это свою жизнь». Но кузнецу было всё равно, он готов был пожертвовать своей жизнью, ведь он считал, что принцесса прекрасней любой богини. И тогда мудрец научил его… Девять дней и девять ночей провёл кузнец в пути и наконец взошёл на вершину самой высокой горы. Он вытянул вверх руку и сорвал с неба звезду, и была она самой большой, самой яркой и самой красивой. Она жгла его пальцы, причиняя невыносимую боль, но кузнец терпел это, помня о своей любви. Вернулся он в мастерскую и выковал кольцо с этой звездой. Вскоре принцесса вновь проезжала мимо деревни, возвращаясь к себе в замок. И тогда кузнец подбежал к ней, надев кольцо ей на палец. Как только он это сделал, то тут же упал замертво. И луна, пораженная его самоотверженностью, взяла его к себе на небо.

Однако же, как принцесса отреагировала на подарок, Мелиора не помнила. И как ни старалась вспомнить, не вспомнила. Как и того, кто рассказал ей эту сказку. Северное, холодное небо… Ледяные просторы и светловолосые люди. Можно отвергнуть свои корни, но никогда нельзя забывать о них.

Тхари вспоминал о звёздах его пустыни. О жарких днях, полных жажды и песчаных бурь, и холодных ночах. О мерно покачивающихся боках верблюда. Он помнил о двух звёздах-близнецах, которые назывались Глаза Шари. Старики поговаривали, что когда-то эта пустыня была плодородной прерией, где паслись антилопы и охотились львы. И жил там Высокий Народ, и кожа его была чернее ночи, а волосы были белыми и кудрявыми, словно облака. А прекрасней всех была принцесса Шари, которая жила в хрустальном замке. В глазах её сияли звёзды, а под ногами распускались цветы, а голос подобен грому. Она была так же отважна и сильна духом, как и прекрасна, и была настолько метка в стрельбе, что могла попасть в мотылька, находящегося за много миль от неё. Тогда в неё влюбился Песчаный Лис, был он хитёр и изворотлив, и речи его были сладки и лживы. Не поддалась ему Шари, холодно взирая на него глазами-звёздами. Тогда Песчаный Лис похитил её и увёз в пустыню, оставив без еды и воды на солнце. Вечером он пришёл к ней и спросил ещё раз, и снова она ему отказала. Так продолжалось, пока она не умерла. Разозлился тогда Лис и наслал засуху и песчаную бурю на земли, где жил Высокий Народ, и погибло там всё. Сам же Лис погиб тоже, заживо погребённый в песчаных бурях, а Шари и по сей день смотрит на младших братьев Высокого Народа с неба своими глазами-звёздами.

Свет молод. Свет слаб. Звёзды гаснут. Пламя гаснет. А тьма остаётся. Тьма, что древнее мироздания, древнее материи и мысли. Жадная, бездонная, разинувшая свою пасть в глубинах Вселенной и затягивающая всё внутрь себя. Когда-нибудь все туда попадут. Все звёзды, все ветры и все смертные. И будут падать вечно среди влажного, липкого смрада, там, докуда не доходит свет, откуда нет возврата. И смерть покажется им избавлением, но её не наступит, ибо Бездна сильнее смерти, сильнее законов этого жалкого мира.

Ангуль бессильно упала на колени. Множество голосов шептало внутри неё, и, казалось, разрывало все внутренности. Вокруг всё стало красным, ярким, недобрым. Она чувствовала металлический привкус крови во рту. Множество голосов тех, кого больше давно нет. Бездна поглотила саму вероятность их существования. Они стали подобным ей – жадные, ненасытные, желающий всё вокруг сделать агонизирующим, гниющим, нечестивым.

– Чего раскисла?!

Голос наставницы доносился до Ангуль словно сквозь бурю. Собрав остатки силы воли в кулак, она заставила глаза замолчать, а мир вокруг – стать прежним. Проклятие было побеждено. Урок усвоен. Ученица повалилась без сил на землю, тяжело дыша. Во рту всё ещё оставался привкус крови.

– И с чего ты взяла, что у меня какой-то там талант? – прохрипела она. – Я из простой семьи, ни разу в жизни не колдовала…

– Значит, ты мало знаешь о своей родне, – усмехнулась Цайиль. – Талант не всегда пробуждается в богатых и знатных семьях. У нас, кочевников, денег вообще нет, но в чёрной магии нам нет равных!

Цайиль помогла ученице подняться, качая головой. В её возрасте она легко могла отгонять подобные проклятия. Вот, что бывает, когда зарывают свой талант в землю. Она поймала неодобрительный взгляд Мелиоры и закатила глаза.

То, чем они занимались весь день, называлось Сопротивлением. Это способность противостоять порчам, искушениям, проклятиям и прочим атакам на разум. То, что должен уметь любой чернокнижник, да и прочим магам этому бы не помешало научиться. Цайиль озабоченно наблюдала, как Ангуль подкашивало от простейших вторжений. Смотря на неё, Цайиль невольно вспоминала своё ученичество. Одним из её первых уроков было «познание смерти». Ей пришлось всю ночь пролежать в ящике под землёй, дыша через трубку, в полной темноте, чувствуя запах земли и слыша, как кто-то скребётся по дощечкам… Няня Зул-Зул была суровой наставницей. Но именно ей Цайиль обязана железным контролем над собой.

– И это, по-твоему, бережный уход? – сварливо спросила Мелиора, кивнув в сторону без сил лежащей на земле Ангуль.

– Разве нет? – пожала плечами Цайиль.

Как только принесли еду, то Ангуль с аппетитом набросилась на неё. Порции на трёх человек мгновенно исчезали на глазах у Мелиоры и Цайиль.