Текст книги "Прежде чем я умру (СИ)"
Автор книги: ЛуКа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
Небольшой пожар, приключился в сенях их дома, девочка заигралась со свечой, и половина волос сгорела, странным образом не задев кожу лица. Мать сетовала, заливая пол водой, и все что осталось сделать – это остричь обгоревшие локоны. Теперь соседские мальчишки, дразнили ее «Парнишкой», потому как одна часть волос справа была коротко пострижена, а с левой, ушко скрывала длинная челка.
Однако стоило кому-то из детей уж слишком обидеть девочку, она поднимала на него свои холодные и полные спокойствия глаза и долго, не мигая смотрела в упор. Детям от этого пристального взгляда, становилось не по себе, и они умолкали, разбегаясь играть вместе, но только не с ней. Доминике никто и не был нужен, кроме ее соломенной куклы, с которой она часами могла играть и мысленно переговариваться.
Год за годом, добавлялись все новые могилы, кладбище расширялось. Постепенно, из всей деревни осталась лишь одна Доминика. Маленькая девочка в дремучем лесу, в богом забытом селении, среди пустых и обветшалых домов. И так еще много лет: летом она питалась тем, что давал лес, а зимой скиталась по заснеженным полям, лугам. Она научилась охотиться и убивать животных, которые могли прокормить ее своей плотью и кровью, научилась разжигать костер в камине своего старого дома, научилась ухаживать и заботиться о самой себе, храня молчание, пока однажды, не осознала, что жить ей не хочется, а хочется уйти туда, где нет нужды, холода и голода, нет одиночества и тоски… Где лишь покой.
Ступая по мокрой от росы траве, она шла к пруду. Обволакиваемая плотным туманом деревня, покоилась в мертвой тишине среди лесной чащи: ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни одного звука, кроме медленных шагов…
Изо рта вырываются клубы пара, исхудавшее, мертвенно-бледное, словно маска, лицо не выражает никаких эмоций. Она останавливается на деревянном мостике и смотрит своим отрешенным взглядом на пруд, напоминающий большое, черное зеркало, в котором так ясно отразился ее образ. Девочка в длинной, холщовой рубахе, доходящей до узких щиколоток босых ступней. Незаметно, туман стал медленно расстилаться над водной гладью, подбираясь к мостику и обволакивая девичьи ноги.
«Смерть шла со мной рука об руку, где была я, там жила и она, питаясь всеми, кто окружал меня. Кто я и для чего существую в этом мире?»
– Ты – есть Смерть, рожденная с этим даром и великой силой. – Нашептывал туман.
– Как мне жить?
– Не живи… умри и возродись в новом обличье. – Подталкивал ее мужской голос.
Шаг, холодная вода острыми шипами впивается в кожу и смыкается над ее головой. В Царстве черной воды, где мир кажется черно-белым, Домна ощутила покой. Она не чувствовала, как боль от нехватки кислорода разрывает ее легкие, как медленно, но верно сознание погружается в состояние вечного покоя, как ее глаза заволакивает серой пеленой.
Где-то над полями и лесами горизонт окрасился кроваво-красным оттенком закатного солнца. Луг наполнялся множеством шорохов, везде теплилась жизнь, заухала сова. Наступили сумерки, а затем и ночь с усеянным звездами небом, с большой, белоснежной, как вышитая кружевом, луной. Во мраке ночи из пруда выбралась утопленница.
По алебастровой коже с длинных поседевших волос стекали ручьи воды. Холщовая рубаха прилипла к телу, облегая маленькую торчащую грудь. Один глаз светился ярким изумрудом, а другой холодным белым льдом и лишь алые, как лепестки розы, губы быстро двигались, что-то нашептывая, пока из воды не выскочил длинный черный шест.
Луна вышла из-за тучи, осветила чистое острие косы, недобро поблескивающее в ночи. Доминика подняла лицо к небу и глубоко вдохнула, блаженно прикрыв глаза, наслаждаясь белесым светом, впитывая его энергию: «Отец, да благослови начинание мое, да будет воля твоя. Я есть Смерть несущая, дочь рожденная смертной и благословенная Тобой».
Белый круг луны, отразился на водной глади, образуя мужской лик, который устремил свой взгляд на новорожденную:
– Новый Жнец, Новая Смерть – благословляю тебя. Ступившую на Путь истинный, не отрекшуюся от Меня. – Спокойный, ласкающий слух баритон говорил с Доминикой. А она внимала каждому слову, будто завороженная. – В косе твоей сила, в тебе – Я. – Со всех сторон до нее стали доносится шепотки. – Новый Жнец, новая Смерть… Смерть… – нарастающий гул прекратился, стоило Доминике ударить косой об землю. Трава в том месте сразу же почернела и высохла, превратившись в пепел.
– От судьбы не уйдешь. – Подвела итог Жнец, любуясь черным лакированным шестом своего нового оружия, которое согревало ледяные пальцы.
Сильный ветер всколыхнул длинные поседевшие волосы, разметав их по плечам, погладив нежную кожу на ключице и потрепав по щеке. Он прошелся по высокой предрассветной траве и темным камышам, растущим вдоль подернутого легким туманом пруда, задел сочную листву на деревьях и умчался куда-то в сторону полей, где давно заколосилась, золотистая пшеница. Ночь сменялась днем, как уходила одна жизнь, давая место другой…
Она скиталась по миру, преодолевая временные петли, вкушая собственную силу и новую жизнь, в то время как ее коса забирала души других смертных. Месяцы, годы, века, время тянулось незаметно, а она ни на день не старела и только окружающий мир, напоминал ей о том, что все движется и меняется.
Попав в Оскуро, Доминика впервые в жизни испытала восторг от увиденного. Что могла знать девочка за прожитые 14–15 лет в лесной глуши, где люди жили в ветхих домах, не видя выше себя ничего кроме сосен.
Оскуро же, было подобно старинному замку со множеством входов и выходов и вместе с тем, оно ограничивалось только теми помещениями, в которых нуждался Жнец. Если Доминика сидела в спальне, то за ее пределами была сотканная из времени пустота, которая текла, огибая обитель Смерти. На свете было не так много Жнецов и ни один из них не встречался с другим и не мог рассказать о том, что было, есть и будет в этом мире. Хоть с самого рождения, Доминике была уготована ее судьба, но и это не делало из нее всесильную. Девочка сызнова училась познавать открывшийся для нее мир, изучала все те знания, что хранились на высоких стеллажах, тянущихся вдоль мраморных стен высокой башни, устремленной к небу. Училась прясть ту или иную судьбу, переплетая серебристые нити за прялкой. В Оскуро, всегда была ночь, окутанная мертвой тишиной одиночества.
Во все времена – все живые существа встречали смерть, она приходила как к новорожденным, так и к старикам. Ничто не могло остановить этот заведомо налаженный круговорот вселенной. Могло ли все это существовать без Жнеца? Конечно и одновременно нет. Всегда оставались те, кто находился чуть выше людей – светлые и темные – наделенные магическими способностями существа.
Доминика никогда не скорбела о прошлом, впитывая в себя всю ту магию, которой была наделена, разучивая свои новые способности: будь то перевоплощение в черную ворону или магия холода, когда пол под ее босыми ногами покрывался льдом. И когда пришло время встретиться с созданиями света и тьмы она была готова.
Архангелы и ангелы не вызвали у нее ни малейшей симпатии, их свет первое время провоцировал у нее головную боль, а глаза щурились, как будто ей в лицо светили солнцем. Она держалась с ними на расстоянии, а они в свою очередь проявляли странное уважение и страх, но не все. Старшие архангелы, такие как Михаил и Рафаил источали одно сплошное спокойствие, они разговаривали с ней, если вдруг так случалось, что рядом с телом мертвого они успевали оказаться быстрее темных, чтобы забрать душу в Келестис, пока Доминика поглаживала свою косу.
Темные были другими, они восхваляли и боялись, а кто-то даже пытался сам запугать ее и завладеть косой. Увы, невероятно мощный артефакт, был никому не подвластен кроме своего носителя – стоит лишь чужому к ней прикоснуться, он осыплется прахом. Смельчаков быстро поубавилось, никто не хотел шутить со Смертью, она могла пытать, и было это мучительно. Расправой Доминики стала пытка под названием «ледяная кровь». Жнец мучительно, изнутри, замораживала вены и сосуды обидчика, а затем, вытаскивала из своих волос длинную иглу и протыкала жертве кожу. Вены и сосуды разбивались на хрусталики, превращаясь в крошку, а затем Доминика доходила до сердца: адская боль, агония и бренная плоть, валяющаяся у ее ног.
Будь то темный или светлый, со Смертью нельзя было шутить, она с легкостью обрубала жизни, ей не было дела до разделения между Келестис и Нижней Аидой. Уже существуя в современном мире, в двадцать первом веке, Доминика ощутила тоску… ей чего-то не хватало, но чего? Она впервые не смогла понять: воспоминания о прошлом, о том какой она была при жизни, приходили к ней во снах, парализуя сознание непонятными эмоциями: «Что со мной, чего мне не хватает? Ведь я всесильна, бессмертна, я видела то, чего никто не видел, знаю то, о чем никто не знает. Что же тогда во мне переменилось?» – размышляла она, бродя по галереям Оскуро. Ее босых ног касался лунный свет, пробивающийся сквозь арочные стекла, и Доминика поняла, чего она хочет – прикосновений, настоящих с теплом и лаской, как у людей.
– Мне нужен преемник… – Доминика помнила о своей сделке с Эвикой.
Сначала она направилась в библиотеку, а оттуда в комнату за бархатной гардиной, где располагался круглый бассейн, наполненный кристально чистой водой. Опустившись возле воды на мраморный пол, Жнец стала водить пальцами по водной глади, ее губы шевелились, но она не проронила ни звука, пока в воде не появилось отражение маленькой девочки с прической каре. На вид ей было не больше пяти: «Такая же худенькая, какой была когда-то я» – рядом с ней стояла пара: мужчина и женщина. Мать, держала дочь за тонкую, маленькую ручку и они шли по растрескавшемуся асфальту в сторону пятиэтажного дома. Старый подъезд, истлевшие деревянные двери, слабо держащиеся на петлях, разбитая лестница. Родители с ребенком поднялись на последний этаж и немного потоптались у двери, обитой коричневым дерматином, пока им не открыла румяная женщина с короткой прической вьющихся волос.
Ее лицо сияло искренней и располагающей к себе улыбкой. Она поприветствовала гостей, как оказалось, свою сестру с мужем и погладила девочку по щеке. Они прошли в маленькую квартирку и быстро разулись. В коридор вместе со сквозняком залетело несколько осенних листьев, девочка долго смотрела на них, пока ее мать расстегивала на ней курточку.
Взрослые разместились на кухне, шепотом о чем-то переговариваясь, а дочку оставили в зале перед телевизором, где шли сменяющие друг друга серии мультфильма «Ну погоди!». Эта маленькая куколка в расклешенных джинсах с расшитыми на ткани цветами и малиновом свитере сидела на диванчике и смотрела на то, как волк бегает за зайцем. Ее пальчики, стали медленно гладить покрывало, касаясь серебряных ниток и поддевая их ноготками. Доминика обратила свой взор на другое изображение, прислушалась к разговору взрослых. Это походило на семейный совет, отец с матерью, поделились с… Ларисой, своими жизненными планами, в которые к счастью или, к сожалению, никак не входила их малолетняя дочь.
Как можно таскать ребенка с собой по разным странам, ведь это будет утомлять девочку, а она должна пойти в школу, жить полной жизнью, завести много друзей. А с родителями, которые вечно в дороге это никак не получится. Просто невозможно. Лариса молча сидела за маленьким, старым столиком, держа в руках красную чашку в белый горошек с щербинкой на ободке. Женщина пыталась осмыслить все услышанное, но это никак не укладывалось в ее голове, весь ее облик выражал протест против сказанного.
Она так и сказала, что это абсурд, что ребенок должен быть с мамой и папой, они ведь не бедные люди, девочку всегда можно устроить в какую-нибудь школу, это же современная Европа, а не дремучие леса Средневековья!
Однако родители придерживались иной точки зрения: либо дочка остается с теткой, либо будет жить в интернате, чего Лариса, конечно же, не могла позволить. На том и порешили. Пока мужчина ходил к машине за чемоданом, две женщины молча сидели на кухне, пока туда не вошла девочка. Потоптавшись на месте, она попросила у мамы чаю, на что та ответила:
– Алина, налей себе сама. Ты уже большая. Чайник на плите, а чашки висят на крючках. – И махнула рукой, указывая на столешницу.
Лариса молча наблюдала, как ее племянница сначала берет табуретку, встает на нее, достает чашку, вскрывает чайный пакетик и молча смотрит на большой, железный чайник с кипятком. Она попробовала его поднять, но он лишь немного сдвинулся с места. Тогда уже Лариса не выдержала, с укором посмотрев на безразличную к трудностям ребенка сестру: она встала, налила Алине кипятка, разбавив кипяченой водой и положив ложку меда, поставила на стол.
Девочка краем глаза следила за реакцией матери, она немного втянула голову в плечи, боясь, что ее наругают за то, что она не смогла справиться сама. Но никаких упреков не последовало, женщина смотрела куда-то в окно, жуя сушку.
– Доню, сiдай вже, да побалакай зi мною – по-украински обратилась к ней Лариса.
Алина видимо поняла беглую речь и тихонько ответила:
– Добре, але о чем менi з вами розмовляти? – девочка подула на чай и сделала маленький глоточек.
Тетка тут же предложила ей вазочку с зефиром и, пока они тихонько переговаривались о том, чем Алина любит заниматься в свободное время, в квартиру вернулся отец. У его ног стоял большой синий чемодан и одна сумка, из которой выглядывало что-то красное и мохнатое – игрушка «Лиса», которая одевалась на руку и ею можно было шевелить, что Алина и поспешила продемонстрировать тетке.
Через несколько минут родители засобирались в дорогу, сославшись на то, что у них самих еще не все вещи собраны и пока они стояли в коридоре, Алина вдруг расплакалась и схватилась за куртку матери, говоря, чтобы те взяли ее с собой, она так надрывалась от слез, что ее бледное лицо раскраснелось и пошло пятнами, словно от болезни, но мать тут же пресекла истерику:
– Ты уже большая чтобы плакать, поэтому прекрати истерить, ты ведешь себя как капризная девочка, – менторским тоном проговорила женщина, строго смотря на свое чадо, – тебе будет хорошо у Ларисы, ты прекрасно понимаешь, что мы не сможем взять тебя с собой, но мы всегда будем созваниваться. А теперь поцелуй нас с папой. – Мать достала салфетку и вытерла дочери слезы с лица, девочка сжала губы и молча обняла родителей, сначала папу, поцеловав его в щеку, а затем маму, но от мамы ее все равно пришлось чуть ли не отрывать. Глаза Алины снова наполнились слезами, но она не произнесла ни единого звука и только комкала в руках свой свитер, пока родители спускались по лестнице, и эхо их шагов отражалось от стен.
Она стояла на открытом балкончике, провожая взглядом удаляющуюся все дальше машину, а потом смотрела вдаль еще час, пока Лариса не отвела ее в теплую квартиру и не стала растирать ледяные пальчики, заботливо приговаривая:
– Вот увидишь, ты даже не успеешь соскучиться. Завтра пойдем и запишем тебя в школу, в бассейн или на фигурное катание, куда захочешь. – Бодро вещала тетка.
Доминика задумалась и по воде пошли круги, стирая изображение: «Неужели это она… Эвика не могла ошибиться. Девочка не сильно похожа на будущего Жнеца» – но в голове Смерти уже зародилась надежда на то, что у нее есть шанс прикоснуться к жизни смертной, стать человеком, передать косу тому, кто заменит ее.
Шли дни, а Доминика все чаще проводила время у бассейна, вглядываясь в лицо Алины, наблюдая за ее поведением после отъезда родителей. Школа и внеклассные занятия в спортивных секциях увлекали ее так же, как и книги. Днем она сосредотачивалась на полученных знаниях, впитывая их как губка. Почему-то именно эта черта – стремление к новому – напомнила Доминике саму себя, то, как лихорадочно и с энтузиазмом она сама хваталась в Оскуро за каждый новый фолиант и манускрипт. Так же, девочка обладала большой силой воли, в ней был стержень, что, вероятнее всего, осталось заслугой ее строгой матери.
Однако, когда Алина оставалась наедине с самой собой, обычно глубоко ночью, она давала себе немного расслабиться: смотря на луну, по ее щекам текли слезы, а в зеленых глазах был вопрос: «За что я осталась совсем одна?» – вопрос, на который ни забота, ни тепло и ласка родной тетки, не давали ответа. Ребенок, отлученный от матери, пришел к одному выводу – ее просто не любили, и она в этом виновата, потому что, видимо, не за что любить. Ведь не могут родители быть виноваты: они заботились, обували и одевали ее, а она видимо, что-то сделала не так, поэтому они уехали.
Доминика расхаживала вдоль воды, шелестя подолом платья, пока наконец-то не остановилась перед овальным зеркалом в древней раме, отражающем девочку в полный рост – обратившись вороной, Доминика вылетела в арку-портал, оказавшись в мире смертных. Она летала над городком Балабаново, пока не присела на железный подоконник квартиры, где жила Алина.
Как раз в этот момент девочка сидела за столом и делала уроки, рядом лежала стопка книг и раскрытый пенал. Сосредоточенный взгляд бродил по тексту, делая записи. На кухне Лариса возилась с пирожками, собирая их с поддона и выкладывая на широком блюде, здесь же стояла миска с салатом, нарезка колбасы и сыра, графин с компотом. Все это выглядело так, будто тетка собралась что-то праздновать, только что? Быть может день рождение племянницы…
В кухню вошла Алина, ее волосы немного отросли, а глаза блестели от голода:
– Так, поешь салат, сейчас картофельное пюре тебе наложу, и обязательно попробуй сыр из нарезки, – суетилась тетка, расставляя пару тарелок и столовые приборы, – купила какой-то новый, захотелось попробовать. – Налила компот в чашку и протянула Алине, девочка молча взяла и отпила.
– А вишни больше нет? – прожевала кусочек сыра.
– Как нет? – изумилась женщина, вытирая руки о фартук. – Конечно, есть, а что? Вареников захотела? – с надеждой посмотрела на жующую племянницу.
– Угу. Можно? – подняла изумрудные глаза на разрумянившуюся после готовки Ларису.
– А чего ж нельзя? Только уже завтра, а то на сегодня у нас пирожки с яблоками, надо их сначала осилить. – Опустилась на шаткую табуретку и наложила себе пюре с салатом. Так они и сидели вдвоем на маленькой кухоньке, худенькая девочка и пышущая здоровьем тетка.
Моргнув своим вороньим глазом-бусинкой, Доминика взмахнула крыльями и, спланировав с подоконника, исчезла среди крыш домов, на которых то там, то тут торчали антенны. Доминика взяла себе за привычку, наблюдать за жизнью Алины, и возможно… даже оберегать ее. Поэтому в последние несколько месяцев соседские бабушки стали наблюдать странное явление на подоконнике одной из квартир: сидящую там часами черную как смоль ворону. Птица могла находиться без движения долгое время, и было непонятно, чего она там торчит, вроде никакой кормушки нет, никто ее хлебом не угощает…
Так проходили годы, Алина росла и в росте ее Доминика видела зачатки магической силы, окрашивающей детскую ауру в фиолетовый оттенок. Из маленькой девочки она выросла в подростка, и тогда ее дар проявился в полной мере. Конечно, Жнец знала о затевающейся расправе одноклассниц, но ей было важно понять, сможет ли Алина справиться с этой трудностью, преодолеть себя, сломать тот человеческий барьер жалости, и выпустить свою силу. Она смогла.
Доминика ликовала, наблюдая вороньим оком за этой размолвкой глупых смертных: «До чего жалкие создания. И она это стерпит?» – тишину двора разорвал крик боли, враги были повержены одним мановением пальцев Алины. Доминика видела, как ее черные зрачки пульсировали от гнева, как аура налилась ярко фиолетовым оттенком, как сила протекает по венам, добравшись до самого сердца и окутав его плотным коконом.
«Теперь ты Моя – Алира… Будущий Жнец, я заполучу тебя» – этой же ночью, Доминика навестила девочку, когда она, лежа в постели, предаваясь размышлениям о содеянном, но в ней не было ни капли сожаления, так же, как не было этого чувства и в Доминике. Все что теперь оставалось Смерти – это заняться собой.
Как сказала Эвика, ей необходима чистая, нетронутая душа, а это сможет достать лишь Констант или, как к нему обращались в Верхней Аиде – Арсений Константинович. Доминика знала, какую сделку она с ним заключит и что предоставит ему на блюдечке, от этого он не сможет отказаться – ведь его народ, нуждается в своем Повелителе, а не слуге Максимилиана: «Еще немного, и я смогу ощутить все то, чего была лишена столько времени, когда-нибудь, это должно было случится и со мной».
Сделать так, чтобы Алину сбили в нужное время, не составило для Жнеца большого труда. Это была маленькая, хорошо спланированная сценка, как в театре. Доминика затуманила разум водителя, а человеческий фактор в образе ревнивой подружки, сделал свое дело и вот, на холодном асфальте лежит мертвое тело. «Немного практики и все будет в лучшем виде. Арсений ею займется.»
