Текст книги "Белые Шрамы: Мелодия Грома (СИ)"

Автор книги: lub4ik73

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Хан набросился на полководца, края лезвий дао и тальвара сцепились, разлетелись искры. То, что происходило перед глазами легионеров являлось материальным воплощением фатума. Хасик пытался отбиваться от напора своего повелителя, ища удачный момент для удара, остановившего бы схватку. И вот, как казалось, нойон хану он наступил. Хасик, сдерживая нескончающийся натиск гиганта, проскользил своим тальваром вдоль лезвия Джагатая и провернул пируэт, описав клинком в воздухе сверкающий круг, после чего сделал выпад вперёд. Но Каган, будучи мастером ангнагур, древнего чогорийского охотничьего ритуала, знал, что делать в таком случае. Как добить зверя, загнанного в угол и отчаянно пытавшегося оттуда вырваться.

Темпы и Джагатая, и Хасика были настолько высоки, что глаз обычного смертного не мог уловить что-то большее, чем вспышки соприкасавшихся клинков, но воин, объединивший Чогорис, был быстрее, гораздо быстрее, чем можно было вообразить. Скорость Хана была выше, сила неостановимей, а реакция молниеносней. Джагатай подарил своему нойон хану надежду и тут же её отобрал.

Когда Хасик завершил свой манёвр, Хан заблокировал атаку, направив лезвие вниз, после чего резко закружил тальвар в роковом танце, выдернув меч из руки нойон хана. Оружие улетело в сторону со звучным лязгом, предвещая конец. Джагатай вывернул клинок и вонзил острие дао глубоко в живот Хасика. Удар был прицелен с идеальной точностью, пронзив боевую броню терминатора под резкий треск разряжающегося силового поля. Хасик нойон хан застыл, пронзённый чуть ниже сердца, не в силах что-либо сказать, когда жгучие миазмы энергии прокатились по его телу, сковывая того в параличе. Медленно Джагатай Хан оторвал Хасика от земли одной рукой, поднимая его вверх, пока их лица не оказались на одном уровне. Клинок держал тело предателя в одном положении, неся на себе вес терминаторского доспеха и не давая тому издать что-то, кроме обессиленного хрипа. Свободной рукой полубог потянулся к голове нойон хана и сорвал с того шлем, с презрением бросив его на землю. Мгновение они смотрели друг другу в глаза – одно лицо побелело от шока, другое застыло в гневе.

– Ты не знаешь ничего о правде. Если бы ты сделал то, что тебе велели, я бы сказал тебе об этом сейчас. Но это не так, поэтому запомни: V легион – это моя орда и никто не обнажает в ней свои клинки, кроме как по моему слову. Так было с тех пор, как мы впервые сразились среди степей Альтаки. – говорил Джагатай истекающему кровью полководцу. – И никакая сила во вселенной, будь то Хорус или сам Император, этого не изменит.

Капли крови, стекающие с терминаторского доспеха, создали под ним озеро, наполненное болью и бессилием. Каган сделал глубокий вдох воздуха, насыщенного шоком Хасика от того, что с ним сделал его повелитель.

– Я дал тебе свободу, которую не одобрил бы ни один другой лорд Легиона Космического Десанта. И как ты мне отплатил? Предательством и огнём. Поэтому вот как ты будешь покаран за свою гордыню.

Джагатай сжал горло изменника сильнее, а затем вырвал клинок дао из плоти ослабленного десантника. Каган резко отвёл меч назад, сплеснув кровь ренегата с лезвия, а потом отшвырнул тело Хасика в сторону. Он вылетел из мощной руки и врезался в командный трон флагмана Белых Шрамов, расколов тот напополам, прежде чем скатиться по ступеням помоста. Каган повернулся к стёклам и последний раз взглянул на тлеющий мир ближайшего друга. Цинь Са подбежал к Хасику с обнаженным оружием, но он не поднялся.

Пока примарх Белых Шрамов рассматривал поверхность Просперо, Эйдолон, предвкушая реакцию на приход их вспомогательного контингента, улыбнулся и подумал: «Сразись я с этим клеймённым дикарём один на один, исход был бы иным. Как жаль, что сейчас не время для этого.» и, используя вокс, велел покидающему систему Форзар кораблю Гвардии Смерти телепортировать их назад. Судно XIV-го легиона отреагировало незамедлительно и кавалерия, помогавшая изменникам вырезать собственных братьев, скрылась в яркой вспышке.

Взгляд Кагана всё ещё был прикован к наблюдательной арке, через огромные порталы реального обзора к орбитальному пространству Просперо. В его венах до сих пор пульсировала ярость, смешанная с осознанием тяжелого горя отступничества. На миг, его разум наполнился видением дальнейшей расплаты, наказания всего его заблудшего генетического потомства, подобно мстительному богу забытого прошлого.

Далеко в пустоте вспыхнули беззвучные взрывы света. Мортарион не соврал, по крайней мере, об этом – боевые корабли вступили в бой, лэнсы стреляли, щиты начали лопаться. Времени не было. Джагатай повернулся назад к своим сыновьям.

– Кевкед! Наступили тяжёлые времена. Хорус решил, что мы наивные варвары, которые побегут за ним, подобно псам, следующим за брошенной костью. Но он ошибся. Мы не бесчестные дикари и не мясники, жаждущие крови. Мы – лучшие воины Чогориса и Терры. Наше слово нерушимо, и оно было дано Императору. – обратился Джагатай Хан к своим сыновьям, вставшим на колени, и указал на лежавшего без сил Хасика. – Те из вас, кто поверил этому изворотливому в своей лжи змею, кто подумал, что он вправе решать за меня, какова будет судьба моей орды, получат приговор. Расплата придёт, а павшие будут погребены, как подобает воинам, – воскликнул Хан, обращаясь к сотням, ожидавшим указаний. – Но, пока что, битва зовёт.

Каган приказал экипажу связаться по воксу с остальной частью флота Белых Шрамов.

Превзойдённая численностью и вооружением, формация Гвардии Смерти быстро начала отступать в защитный кордон. V-ый легион ринулся за ними, изнуряя, обстреливая, выплёскивая всю сдерживаемую доселе ярость в водоворот лэнс-энергии. Хорус посчитал Джагатая глупым простолюдином, нанеся непростительное оскорбление, и скоро он за это ответит. Но первым, кто познает на себе истинный гнев Белых Шрамов, должен был стать флот XIV-го легиона.

– Мы вступим в бой с Гвардией Смерти. Строй гуан-ча. – отдал указания Джагатай Хан, смотря в пустотные космические просторы, которые вскоре наполняться вспышками. – Полный огонь.

========== ГЛАВА XI Плата. Клятва. Шанс ==========

Руки дрожали, пока десантник пытался прийти в себя. В голове до сих пор звучали последние слова, произнесённые захлебывающимся кровью братом. Джогатен обхватил свою голову в порыве горя, сжав пальцами кожу. Тюремная камера в полной темноте казалась безгранично большой, отчего Астартес, сидя там наедине, чувствовал себя ещё более одиноко. Обдумывая сказанное Сыкрином в предсмертной агонии, Джогатен подсознательно додумывал прошёптанные братом слова. «Ты не спас меня. Ты виноват в моей смерти» звучало громче с каждым новым разом. Душевная боль не утихала, поэтому заключённый встал с пола и решил выместить горечь и злобу на невидимой металлической стене. Звук ударов, которые испытывала железная поверхность, грубел, а создавать их источник становилось труднее. Омытые кровью костяшки, начали скользить и сбиваться с цели, из-за чего Джогатен начал использовать свою голову, как кузнечный молот, обрушивая гнев на скрытую во тьме вертикальную наковальню.

– Хе-хе-хе. – послышался сзади тихий смешок.

– Кто здесь? – резко развернулся бывший капитан.

– Странно, что ты так быстро забыл мой голос. – звучало отовсюду. – Хотя… Может, атака нашего брата из III-го легиона слишком сильно повредила голосовые связки?

– Сык-Сыкрин? – спросил у темноты Джогатен, после чего сам ответил на свой вопрос, – Нет. Это не можешь быть ты. Довольно этих игр! Покажись!

– Показываться некому, брат. – прозвучал шёпот над ухом. Заключённый с разворота попытался нанести удар по пустоте. – Здесь только ты. И я.

– Какие-то псайкерские манипуляции?

– Я не знаю. Ха-ха-ха-ха…

– Что смешного? – стиснул зубы космодесантник, задавая мгле вопрос.

– То, что ты не способен принять тот факт, что я действительно здесь. Это веселит. – каждое слово было отдельным звуком, издаваемым из разных точек в пространстве камеры, постепенно приближаясь к узнику.

Джогатен начал часто оглядываться. Границы тюремной камеры раньше были не видны, но осязаемы, в какой-то степени ощущалось, даже в кромешной тьме, что заключённый находится в помещении. Но теперь они, будто исчезли. Джогатен, словно оказался посреди безграничной пустоты, в центре необъятной пустыни, чёрной, как самая непроглядная, безжизненная ночь. Повернувшись в очередной раз, горе-революционер застал быстро парящего в свою сторону погибшего брата. Невольник из-за неожиданности отступил назад, а мертвец, закованный в доспехи, ставшие гробом, остановился.

– Наконец-то. Наконец-то ты можешь увидеть плод своих трудов. – холодно, неискренне улыбалось лицо, которое Джогатен всю жизнь помнил не таким.

Десантник, будто кукольная марионетка, парил в воздухе. Не всё тело показалось из черноты. Отчётливо видны были лишь голова и часть могильно угольного пластрона. Лицо было бледным, а контрастирующая с ней чёрная копна волос слилась со тьмой.

– Почему, Джогатен?

В ушах начало свистеть. Звук, пронизывающий барабанные перепонки становился громче с каждым сантиметром приближения умершего брата. Узник рухнул на колени, закрывая ладонями уши, но это никак не помогало сделать звук тише.

– Я не этого хотел! – вопил Джогатен, чувствуя, что его руки становятся липкими от крови, заполнившей ушные протоки.

– Почему, Джогатен? – вопрошал вернувшийся из преисподней брат, разрывая сознание, пока лежащий на полу десантник сдавливал свой череп, будто его руки были металлическими тисками.

Гул свиста слился с голосом покойника, ритмично звучавшим в голове, подобно бою барабанов, и весь шум превратился в сводящую с ума какофонию.

– Почему, Джогатен?

– Прошу, не надо! – космодесантник возопил, но не расслышал своего крика среди несогласных между собой адских звуков.

Свернувшись на металлическом полу среди гнетущей темени, он продолжал пытаться издать хоть какой-то звук, но всё было тщетно. Будто ангел, посланный смертью забрать душу отжившего свой век человека, фигура почившего капеллана наседала над извивающимся в агонии пленником.

Джогатен не успел понять как, но пожирающая мозг симфония безумия прекратилась. Он всё ещё лежал на полу, когда почувствовал, как кто-то хлопал его по лицу и плечу.

– Джогатен! Джогатен! – с большой тяжестью бывший капитан попытался открыть глаза. Голова до сих пор гудела, но постепенно, как тьма отступает при рассвете, боль уходила. – Джогатен, это я, Сай Гон. Просыпайся. С тобой всё в порядке? Когда я пришёл, ты крючился на полу, словно тебя облили прометием.

– Как может быть в порядке человек, предавший отца и товарищей? – подвёлся узник.

– Все ошибаются, брат. – положил руку на плечо Сай Гон и с грустью вздохнул.

– Да, но некоторым из ошибок прощения нет. – отмахнулся бывший командир.

– Ты прав… И скоро мы узнаем входит ли твоя в их число. – поднялся с колен товарищ. – Пошли. Каган хочет тебя видеть.

– Что? – в недоумении спросил Джогатен.

– Он говорил со многими из заговорщиков.

Джогатен склонил голову и последовал за другом, ставшим надзирателем, покидая истерзавшую его обитель душевных мучений. Идя по коридорам, Сай Гон решил нарушить томительную тишину.

– Я не знаю, стоит ли тебе говорить, но… Я стал капитаном нашей роты.

– Рад за тебя, Сай Гон. – искренне, но без улыбки, поздравил друга заключённый. – Жаль, что твоё повышение произошло в таких обстоятельствах.

– Брат, смерть идёт за нами по пятам всю нашу жизнь. После того, что произошло во время Чондакского крестового похода, все мы изменились. Только я не видел смерти наших братьев в леденящей тундре и, возможно, поэтому не встал на твою сторону. Но время идёт. И теперь я не буду сомневаться ни секунды. Наши братья, павшие от клинков альфарийцев, и братья, ставшие расходным материалом, пешками в руках Хоруса, будут отомщены. Я тебе обещаю.

– Я верю, что клятва, данная тобой будет воплощена в жизнь. Но, брат, – Джогатен остановился. – Мы с тобой, оба понимаем, что будет дальше. Тол-сёкан. Поэтому я хочу, чтобы ты помог мне смыть с себя позор. Я хочу, чтобы ты был моим нойкур туса шину.

– Это будет для меня страшнейшим испытанием. И величайшей честью.

Пройдя ещё несколько круговоротов извилистых лабиринтов, Джогатен с Сай Гоном вошли в тронный зал, на чогорийском именуемый «Каган сиреге», личные покои Джагатая, в котором их уже ждали Хан и его ближайший советник, старший грозовой пророк Таргутай Йесугей. Джогатена подвели почти к ногам Кагана. Бунтовщик не хотел заставлять брата причинять ему боль, поэтому сам почти сразу преклонил колени и склонил голову.

– Отец, я не хот… – начал было Джогатен, но Джагатай сразу же его прервал.

– Хватит оправданий. Твои поступки гораздо красноречивее, и они не в ладах с твоими словами.

Джогатен умолк, ожидая указов Кагана. Он не видел, что происходит перед ним, но расслышал мах рукой.

– Снимите с него кандалы. – Сай Гон моментально исполнил приказ. – Встань, Джогатен.

Блудный сын поднялся с колен, но взгляд его всё ещё был прикован к полу.

– Иди за мной. – Каган провёл его в отдельную комнату, служившую залом для охотничьих трофеев.

Вокруг красовались стеллажи с напоминаниями о великом незабытом прошлом: головы орочьих командиров, трофейное реликтовое оружие, пепел павших империй. Джогатен никогда ранее не был в этом помещении, но он сразу понял какой экспонат был самым новым. Окровавленная, почти разломанная напополам, терминаторская броня Хасик нойон хана. Но Хан привёл отступника ради другого. Посреди зала стоял большой стол, исполосованный квадратами двух разных цветов, которые были уставлены разными фигурами. Каган обошёл стол и сел напротив стоящего Джогатена.

– Я должен приказывать тебе совершать абсолютно каждое действие? Садись, Джогатен. – указал Джагатай на кресло перед ренегатом. – Ты играл раньше в регицид?

– Всего несколько раз. Но правила я знаю.

– Тогда приступим. Ты ходишь первым.

Клетки пестрили разнообразными миниатюрами, отличавшимися друг от друга цветами. Представив себя на месте одного из бойцов, можно было устрашиться от одного только вида вражеской армии. В каждом из четырёх углов доски стояли массивные и нерушимые, но маленькие копии моделей дредноутов.

– Гравицикл на F3. – фигура со скрипом самостоятельно встала на указанную позицию.

– Бодрое начало, Джогатен, достойное зеркального отражения. Гравицикл на F6. – глаза Кагана блеснули интересом.

– Хм… Легионер С4. – Джогатен опустил руки на стол и начал отбивать пальцами тихий, несвязный ритм.

– Легионер на G6. – отдал приказ пешке примарх.

– Гравицикл на C3.

Кровь ещё не была пролилась. Два полководца только оценивали возможности друг друга. Джогатену каким-то образом было страшно. Несмотря на отсутствие видимой опасности, напряжение висело в воздухе. Каган был уравновешенным и спокойным воином, но то, что недавно произошло, пошатнуло эти его качества. Сейчас Хан был подобен прометиевому баллону, находящемуся подле боевых действий, и взорвётся он или нет, решит случай.

– Библиарий F8-G7. Так, скажи мне, Джогатен. Что стало причиной твоего участия в этом беспределе?

– Страх, отец. Легионер на D4. – застигнутый врасплох пленённый десантник не использовал время, чтобы полностью продумать свой ход, но настоящая мясорубка ещё не началась, и бездумность аукнется бунтарю позже. – Страх и сомнения.

– Страх насчёт чего? – прищурившись задал вопрос Каган, решив перейти в защиту Сигиллита. – Рокировка.

– Насчёт того, о чём беспокоился Хасик. Насчёт будущего легиона. Библиарий С1-F4. – настольная фигура, подвластная Астартес, взяла под пристальный присмотр правый фланг доски. Джогатен с опаской посмотрел на своего хозяина из-под лба. – После победы на Улланоре, я начал сомневаться, что нам найдётся место под лучами имперского солнца.

– И что с нами случилось бы? Легионер на D5. Ты думаешь, нам бы пришлось повторить судьбу стёртых из памяти братьев?

– Я не знаю, отец. Сейчас я сомневаюсь в реальности всего сущего. Я сомневаюсь, что действительно сижу здесь с тобой за одним столом и играю в регицид. Примарх на B3.

– Для человека, которого гнетёт естество и неведомость грядущего, ты довольно стратегически мыслишь сейчас. – сверкнул клыками Каган. – Легионер убивает легионера. D5-C4.

Поле боя вкусило первую кровь, которую, как благовония, Каган вдохнул, словно хищник вдыхает запах чахнущей добычи. Фигура Джогатена пала от оружия пешки Хана. Пол игровой доски светился отражениями огнестрельной очереди, которой миниатюрная скульптура Джагатая осыпала марионетку противника. Но кара незамедлительно настигла атаковавшего.

– Примарх на С4. – велел Джогатен и задумался, пока фигура, подчинившись его голосу холодно и жестоко прикончила противника, нанёсшего удар. Мощнейшая миниатюра уже ходила и теперь Хан вынуждал её сделать ход снова – туда, где он попадёт под атаку.

– Легионер С6. Наступили темнейшие времена, которые когда-либо познает вселенная, Джогатен. Я ожидал от моих сыновей поддержки, рвения в бой. А не предательства.

– Наше рвение пыталось следовать за тобой, отец, но сомнения, порождённые природой Того, кому мы служим, увели эту жажду в другое русло. Легионер Е2-Е4.

– Гравицикл B8-D7. Джогатен, что случается с приручённым зверем, отвергнувшим хозяина? Он изнемогает. Слоняясь в одиночестве, без цели, животное, воспитанное служить и помогать, дичает и превращается в бешеную тень бывшего величия.

– Дредноут на D1. Но разве жажда лучшего не является воплощением жизни?

– Не в этом случае. Гравицикл D7-B6.

– Но, когда хозяин не чтит своего питомца, не заботиться о его достатке, не внимает его словам, что тогда? Имеет ли тогда тот зверь право выбора? Права на поиск лучшего? Примарх С4-С5.

– Нет, не имеет. Потому что верный зверь будет стоять до конца. Отстаивая жизнь хозяина. И свою честь. Сцепив багровые от крови клыки, преданный пёс будет биться до своей смерти. Библиарий на G4.

– А тебе, отец? Тебе не страшно, что в последний момент, когда смерть выдохом будет заставлять затылок леденеть, а конечности не будут слушаться от полученных ран, тебе не страшно, что тогда верный пёс поймёт, что он был не прав? Что он бился зря? Библиарий на G5. – сказал Джогатен, пока фигуры маневрировали меж друг друга.

– Нет, Джогатен. Потому что я тоже сомневался в том на какую сторону нам встать. – Каган поймал удивлённый взгляд сына. – Когда я узнал, что произошло с Магнусом, то пришёл в ужас. Но затем горечь растворилась в гневе, который должен был обрушиться на виновного. Сначала выбор пал на Лемана Русса, который казался мне единственным виновником произошедшего с Магнусом. Но потом, после того как я встретился со своим братом, Мортарионом, на пропахшей смертью земле Просперо, мои глаза открылись и увидели правду. Вина в первую очередь лежит на Хорусе. Дело теперь, Джогатен, в мести за брата. И обман. За лживые козни, которые строил Воитель. За нашими поступками не кроятся лицемерные планы. И сражаемся мы не манипуляциями, а клинком. Гравицикл на А4. – приказал Каган фигуре. – Мы прямы, как лезвие меча.

– Примарх на А3. – Джогатен испытал странное ощущение. Легионес Астартес, эти генно-модифицированные ангелы смерти не чувствовали боли, в её обычном для человека понимании, но горечь, принесённая чувством вины, начала сжигать изменника изнутри.

– Гравицикл уничтожает гравицикл. А4-С3. – велел Хан Ханов.

Этот ход стал началом конца. На следующем ходу, по приказу Джогатена, миниатюрный легионер сшиб прикончившее его товарища транспортное средство. Началась мясорубка. Фигуры приняли приглашение на кровавый бал. Секунды раздумий медленно перетекли в минуты, десятки минут, и два полководца вошли в эндшпиль.

Джогатен съёжился, когда его уши заполнил еле слышимый звон. Он подвёл глаза. За Каганом, рассматривающим доску, возник преданный товарищ.

– Дредноут на Е1, Джогатен. Это будет хорошим ходом. Спаси бедного ветерана от атаки гравицикла. – советовал мерцающий в блеклой дымке дух капеллана.

Пытаясь не отвлекаться на сгорбившегося над Джагатаем призрака, Джогатен подумал: «Нет, это глупый ход.». Но тень эти слова не остановили.

– Спаси его, Джогатен. – звон начал усиливаться, делая каждую секунду ожидания невыносимей. – Спаси его, как не спас меня.

Джогатен поморщился от боли в ушах, но не подал виду, а затем, подчинившись совету мертвеца, отдал ошибочный приказ, обрекая боевую машину на верную смерть.

– Дредноут на Е1…

– Видимо, сохранять жизни – это не твоё, Джогатен. – улыбнулось видение начавшими гнить зубами, после чего исчезло.

– Джогатен… В этом твоя ошибка. Ты отчаянно пытаешься биться. Но ты не смотришь на общую картину. Поэтому ты проиграл, поверив Хасику. Поэтому ты проиграешь и сейчас. Дредноут на Е1. – миниатюра Кагана с разбегу протаранила ждавшую смерть фигуру Джогатена.

– За всё приходится платить. Гравицикл на Е1. – сказал отступник, повелевая фигуре отомстить за смерть крохотного сослуживца.

– Так и есть. Ты же осознаёшь, что последует за концом этой игры? – поднял бровь Джагатай и посмотрел в наполненные гнётом глаза Джогатена. – Библиарий на D5.

– Да. Тол-сёкан. Искупающее вину самоубийство. – ответил Джогатен и сделал тревожный вдох. Он уже не думал о битве, происходящей на его глазах. Он упал в море воспоминаний и задумался над тем, что случилось бы, не встань он на сторону Хасика.

– Ты уже выбрал своего нойкур туса шину? – поинтересовался примарх.

– Да… Им будет Сай Гон. – По щеке Джогатена прокатилась слеза. Слеза, полная осознания той боли, которую он причинил отцу, Сыкрину и себе. – Гравицикл на F3… Таков закон Чогориса.

– Гравицикл на Е4. Хорошо, что эта новость не застаёт тебя врасплох. Ты никогда не думал о том, как сильно мы похожи, Джогатен? – спросил Джагатай противника.

– Иногда. Как и все братья. – каждое последующее действие давалось отступнику всё труднее. Лёгкие заполнила тоска, руки сковала печаль, а голос, будто непокорная лошадь, не хотел говорить слова тем тоном, который пытался выжать из остатков бывалой стойкости Джогатен. – Примарх на B8.

– Я говорю немного о другом. О схожести наших судеб. Твой лучший друг возвышался над остальными, благодаря своей духовности. Ты сомневался в своём отце, пока твои сомнения не лишили тебя близкого сердцу товарища. Почти, как я. Я сражаюсь за Отца, которого никогда не любил, против некогда любимого брата. Защищаю империю, которой никогда не был нужен, против армии, которая приняла бы меня без промедления. А теперь ответь на мой последний вопрос, Джогатен. – Хана уже не заботила участь фигур. И Каган, и Джогатен понимали, кто победит в этом миниатюрном сражении. Джагатай встал из-за стула. – Почему ты до конца стоял за Хасика? А я стою за Императора? Почему, Джогатен?

Последние слова вернули изменника в покрытую мраком камеру. В агонию, нагоняемую на узника злым, неспокойным кошмаром. Но предатель отринул глупый мираж, собрал оставшуюся силу в кулак и сказал единственно верный ответ, заключавшийся в главной заповеди легиона Белых Шрамов.

Боевой Ястреб Чогориса смотрел на сына с высоты своего гигантического роста, ожидая ответа. Джагатай знал, что Джогатен всё понимает, как и понимал, когда решился на мятеж и не отступил.

– Потому что я дал Хасику клятву. И её нельзя нарушить.

Джогатен ощутил на себе взгляд, но не злой или грустный. Он поднял голову и встретился глазами с примархом. Полубог улыбался. Даже блудный сын может наполнить душу гордостью.

– И ты её не нарушил. Ты сдержал своё слово до самого конца. До конца Хасика. Поэтому теперь поклянись мне, что ты никогда не предашь меня вновь, сын.

Повинуясь, Джогатен встал из-за стола и склонил колени и голову перед отцом.

– Я клянусь, что никогда не предам тебя, и сделаю всё, что ты пожелаешь, для того чтобы смыть свой позор. – покаялся Джогатен.

– Встань. – приказал Хан и направился в сторону своего трона.

Джогатен последовал за ним. Оказавшись опять в тронном зале, наполненный решимостью искупить вину сын, склонил колени и ждал. Каган велел привести всех мятежников. Собрать их перед ним. Несколько часов Джогатен сидел и ожидал, пока соберутся все бунтовщики и Джагатай Хан поведает им о их судьбе. Когда последний предатель зашёл в зал, Джогатен поднял голову и оглянулся по сторонам. Зал заполонили люди без доспехов, пока их братья смотрели на них, стоя на верхних террасах или подле стен. Хан же сидел прямо перед Джогатеном. Неспешно он встал и подошёл ещё ближе.

– Дети! Многие из вас уже приготовились принять свою судьбу согласно законам Чогориса. Тол-сёкан… Но моё слово – закон, которому заповеди Альтаки не чета. Я вижу раскаяние в ваших глазах, вижу, как вина съедает вас изнутри, вижу, как вашим душам недостаёт былой чести. Поэтому я даю вам второй и последний шанс, шанс искупить свою вину. Вы станете «Кающимися», «Сагьяр Мазан». В кровопролитиях вы сможете побороться за мою милость. И тот из вас, кто достойно себя покажет в страшнейших из битв, забрав с собой бессчётное количество врагов, встретит меня на великой охоте среди грозовых туч.

«Кающиеся. Лучшего слова и не подберёшь», – подумал Джогатен, вспомнив, что это не единственное значение «Сагьяр Мазан». Действительно, на общем чогорийском языке название подразделения отступников переводилось, как «Кающиеся». Но, как и любое другое слово оно имело иной смысл. В племени Хана «Сагьяр Мазан» толковалось, как «Несущие Возмездие». А на диалекте рода Джогатена так называли героев древних легенд – «Посланники Бури», посредники чогорийских богов, сообщавшие их врагам о приходе погибели.

Джогатен еле сдержал смешок осознаваемой иронии. Он был Буревестником, верно служа Кагану, а теперь, единожды ослушавшись, стал Посланником Бури, ищущим не похвалу отца, но его прощение.

Каждый из стоящих на коленях понимал, насколько сильно изгнание Сагьяр Мазан внесёт свою лепту в отношения между отступниками и лояльными Императору легионерами, оставшимися рядовыми Белых Шрамов. Никакой помощи, никакого сочувствия. Кающиеся не получат от братьев ничего, кроме презрения. И хоть Джагатай Хан этого не сказал, все находящиеся в громадном зале поняли, что прощения они не получат, неважно сколько пешек Хоруса они уничтожат. Мятежники смогут пройти по пути искупления, лишь если начертят его своей кровью, а в конце их алого путешествия будет стоять роковой алтарь, ждущий жертвы. И все склонившие голову знали какую жертву необходимо будет принести.

Преклонившиеся перед Каганом мысленно, но единомоментно, поклялись себе, что каждый принесёт эту жертву ради избавления от совершенного греха. Каждый из них возложит свою голову на алтарь.

Но это была не единственная клятва, пронёсшаяся в головах отступников. Ещё одной было наложенное ими самими вето – Они больше не засмеются.

========== Глава XII Совершенствование ==========

Драз Кантриер медленно плёлся по коридору, словно выдохшееся членистоногое. Прошло полтора года со смерти его господина. Ужасно долгих полтора года. Женщина, с которой он познакомился во время мятежа на Буре Мечей исчезла из его жизни так же стремительно, как и появилась. И Кантриеру было ещё больнее от того, что это он отверг возможность продолжить с ней какие-либо отношения. Горе-музыкант решил следовать за человеком, которому были делегированы полномочия быть его лордом. Более года, что существует Сагьяр Мазан, в рядах коего воюет Джогатен, новый хозяин Кантриера, летописец незаметно следовал за ним по пятам в далёких и тёмных суицидальных миссиях.

Когда Кантриер узнал о смерти Сыкрина, он почувствовал, что чего-то лишился. Сначала музыкант несколько недель сидел в изоляции, в которую сам себя посадил. Но затем на смену горечи потери пришла решимость. Он не хотел оказываться в прошлом положении, положении вшивой вечно пьяной псины, не ожидающей от жизни ничего, кроме стакана тошнотворного алкоголя. Пока Джагатай Хан готовился раскинуть паутину из Сагьяр Мазан по галактике, у Кантриера было время на действия. Всеми правдами и не правдами, он умудрился проскочить на корабль Сагьяр Мазан, рассекающий космические просторы, во главе с Джогатеном. Пока Кающиеся несли возмездие предателям, Кантриер пытался решиться, если не предложить своему новому лорду помощь, то хотя бы анонимно сопровождать его битвы своим аккомпанементом. Ему недоставало стойкости это сделать.

Но он был не один. С ним рядом был друг. Человек, если того можно было так назвать, в чью обитель он шёл.

Дверь рутинно зашипели, предлагая музыканту войти на привычную ему сцену. Темнота, обвивающая блеклый свет мониторов, манила своей неизвестностью. Треск гусениц развернул усыпанное антеннами тело трансмеханика.

– Опять ты, Драз Кантриер? – «поприветствовал» вошедшего Гинс Найзер.

– А кто же ещё?

– Ты ходишь сюда каждый день в течении шестнадцати месяцев, двух недель и четырёх дней. Вопрос лишь один: зачем?

– Лорд Сыкрин… Он дал мне шанс вернуться к забытому ремеслу. Дал шанс вернуться в беззаботное время. Принял меня под своё крыло, невзирая на прошлые прегрешения. Стал светочем, ведущим меня по новой жизни. Он хотел вознести своих братьев, и я согласился ему в этом помочь. С его смертью, я что-то потерял, но я обязан ему жизнью. И я не отступлю.

Техножрец, не перебивая, внимал словам человека.

– Пришло время покончить с тренировками и дать лорду Джогатену вновь услышать мелодии грома.

– Нет. Не пришло. – отрезал Механикум.

– Что? То есть, как это?

– Ты прав. С его смертью мы все чего-то лишились. На части раскололся не только Империум. Многие отделения Механикум отринули верность Омнисии, посчитав его ложным идолом. Они решили, что выше истинного Поиска Знаний. Кельбор-Хал бросил мой дом в горнило предательства. Это непростительный поступок, породивший сносящий всё на своём пути вирус, который должен быть искоренён. Я не воин, но я могу помочь причинить еретикам достаточно вреда. Ты должен стать чем-то большим, чем музыкант, Драз Кантриер, и большим… чем человек.

Трансмеханик щёлкнул пальцами, что послужило сигналом одному из сервиторов. Повинуясь, раб отодвинул находящееся за своим хозяином полотно. Взору открылась новая комната, уставленная разнообразными механизмами, но в центре, под светом единственной лампы в помещении, было расположено внебрачное дитя кресла и кушетки.

– Твоё мастерство не вызывает сомнений. Но оно начинает угасать из-за ограниченности твоих возможностей. Я предлагаю тебе их расширить. Снять ограничения, наложенные твоим слабым телом.

– Как? Что ты хочешь со мной сделать?

– Ты должен отринуть былую сущность, скрывающую настоящее лицо твоего таланта. – подъезжая к креслу, шипел адепт Механикум. – Я сделаю тебя живым олицетворением музыки, Драз Кантриер.