Текст книги "Вторая (СИ)"

Автор книги: loresi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Я не помню. Я не хочу помнить. Пытаюсь сопротивляться её чарам. Я не дам ей больше возможности терзать меня галлюцинациями. Но унизительный страх мучительной смерти, постоянный холод и крики умирающего напарника пытают меня похлеще воспоминаний. Руки слабеют, а кровь из раны не спеша стекается в плечи. Я хочу забыться, но не могу. Мирна мне что-то говорит, но я постепенно забываю, кто я и как попала в это чистилище. Наступит ли конец этому? Отчаяние нарастает и забирает все силы. Но я заложница своей слабой души, потому не спешу падать вниз. Кусаю губы и заставляю себя висеть. Не упаду. Я выдержу!

Я задыхаюсь, а парень всё не умирает. Ну когда, когда же ты умрешь? Я устала наблюдать за его мучениями. Он-то ни в чем не виноват. Убейте его быстрее. Умоляю. Внезапно он замолкает. Катон больше не кричит, а лишь тихо стонет. Он умирает? Переродки торжественно воют хором и не спеша отступают в тёмные дебри.

Я разжимаю пальцы, не в силах больше сопротивляться. Ничком падаю в мягкий грунт. Переворачиваюсь и гляжу на небо. Наступает рассвет. Может, приходящий день унесёт все мои тревоги? Но я отвергаю эту ложную надежду, ведь тревоги не исчезнут.

День начнётся со смертью Катона. Мне придется его убить этими онемевшими руками. Лучше бы он на меня напал.

Я встаю и медленно бреду к умирающему напарнику. На нем не осталось ни одного живого места. Он лежит весь окровавленный. Можно, я не буду его не описывать? Кровь, дыра в черепе, одежда, пропитавшаяся кровью, и мои руки в несмываемой сажи. Это самое бледное описание того, что там творилось. Его кровь была алой. Артериальное кровотечение ничем не перекроешь, не скроешь повязкой. Здесь был всего один исход – смерть.

Я не стала его утешать или просить прощения. Произошло то, что должно было случиться. Я не буду врать ему, что всё наладится. Не наладится. Ничего не наладится. Никогда не наладится. Я не буду держать его за руку и разговаривать с ним. Я просто его добью. Вот это будет истинным милосердием, которое я могу даровать ему в конце нашего пути. Я с трудом подбираю грязный нож, сияющий в лучах рассветного солнца, и произношу самые неприятные слова в своей жизни:

– Твои страдания должны быть окончены. Я понимаю тебя, Катон.

Не «мне очень жаль, что так получилось», не «прости, что не спасла тебя». Затем я всаживаю кинжал в его сердце. Он обречённо испускает дух, пока я беспомощно держу в руках оружие. Катон, что же я наделала?

Гремит пушка, и я ложусь на землю. Нет сил, чтобы даже вытащить из его сердца кинжал. Я не стану той, кто закроет ему глаза. Я издаю нервный смешок, глядя на мёртвого напарника. Катон проиграл. Меня обжигает стыд за своё существование. Хочу спрятаться от него, от зрителей, а главное – от себя. Когда же всё это закончится? Клавдий Темплсмит, словно услышав мои мысли, громогласно объявляет:

– Дамы и господа, встречайте победительницу семьдесят четвёртых Голодных Игр – Мирта Лангаккер из Второго дистрикта!

Я победила. Но почему я не чувствую облегчения и триумфа, которых тайно жаждала с первых дней Игр? Всё просто. Я не победительница, а всего лишь выжившая.

Прилетают миротворцы. Мне не хочется покидать арену. Не могу заставить себя взглянуть на остывшее тело напарника. Я должна его оставить. Я должна оставить их всех. Я заставляю себя встать и идти в сторону миротворцев. Заставляю себя улыбаться. Пусть они думают, что я рада победить. Тогда, возможно, меня оставят в покое. Я зажмуриваюсь и кусаю губы, чтобы подавить горестный вой.

Электроток поднимает меня, отрывая от залитой кровью земли. Смогу ли я теперь жить без разрушений? Но мне не дают додумать ответ, ведь милая медсестра несётся ко мне с уколом в руке. Понимаю, что бессмысленно с ней препираться. Кусаю губу до крови, чтобы не заснуть. Но не могу противиться этому противному сну, потому что укол берет своё. Меня обратно затаскивают в пучину страданий. Может, я покинула арену, но мои монстры не покинут меня. Никогда не покинут. Никогда.

========== Глава 35: Мирта ==========

Я все ещё была заперта в клетке безумия. Всё казалось бессмысленным в этой угнетающей обстановке. Каждый раз, пробуждаясь, я думала: «Зачем я снова вернулась сюда?» Конечно, меня больше не подвергали физическим страданиями, но никто не освобождал от душевных ран.

Реабилитация после Игр включала в себя лежание на мятой больничной койке и бессмысленное разглядывание потолка, что особо не способствовало моему выздоровлению. Не могу сказать, что я была подавлена, но радости ощутить я не смогла. Зато у меня впервые по-настоящему появилось время, чтобы всё обдумать и проанализировать то, что я сделала.

Да, я разглядывала блеклые воспоминания, как хрустальные сувениры, которые изготавливает мой родной Первый. Так же нещадно разбивала их, чтобы совесть не мучила меня. Все-таки рада, что я на играх представляла Второй, ведь многие не сторонились бы меня после возвращения. Я совершила много ужасных поступков во имя выживания. Но стоило ли оно того? Говорю себе, что это теперь не важно. Ничего не изменится от моих сожалений.

В первые дни реабилитации доктора не снимали с меня кислородную маску, уверяя меня в том, что я отравлена воздухом с арены. За ними последовали серые дни забытья вперемешку со скудной кормёжкой: зелёный чай, бульон и булочка. Пульс нормализовался, а настроение стало ровным и спокойным благодаря лекарствам.

Никого из менторов я ещё не видела. Меня просто заперли в комнате без окон. Впрочем, я не понимала одного: почему меня поместили именно в такую комнату? Со мной всё в порядке, я не контужена и, вроде, не из буйных, которых одновременно усмиряют десятки санитаров. Меня заперли без объяснений, словно преступницу и сумасшедшую. Я преступница, но не сумасшедшая! Впрочем, все больные так говорят.

Поскорее бы меня отпустили! Я устала сидеть с покрасневшими глазами в полтретьего ночи только потому, что мне урезали порцию снотворных лекарств. Я не могу спать. Я разучилась. Ненавижу моменты, когда исчезает эйфория от лекарств и возвращается неодолимое чувство вины. В такие моменты хочется застрелиться. Может, запереть меня было не такой уж плохой идеей?

Но в один день обеспокоенная медсестра, пересадив меня с кровати на кресло-каталку, молча везёт в другое место. Я даже не сопротивляюсь, ничего не спрашиваю, ведь зачем тратить крошечные остатки той энергии, которую мне придётся применить в случае нападения?

Она привозит меня в сад, который засажен белоснежными розами. После она уходит, оставляя меня в полном неведении. Я начинаю медленно озираться по помещению. Осеннее небо такое облачное и безрадостное. Кажется, уже наступает конец ноября. Погружение в искусственный мир так поглощает, что я не замечаю человека, пришедшего навестить меня.

– Ровно год назад я так же приветствовал вашего предшественника, мисс Ньюсом, – он всматривается в меня изучающим взглядом, словно пытается понять, что я из себя представляю.

Это – президент Сноу. Этим сказано всё.

– Ваша власть и вправду велика, раз вы смогли так оперативно копнуть в прошлое моей семьи, – я намекаю на то, что он называет меня моей реальной фамилией. Рано или поздно это должно было выясниться.

– Вы мне льстите, юная леди. Все претенденты были нами изучены с самой Жатвы. Я немного покопался в вашей биографии. Было весьма занятно. Я недавно читал ваши рассказы и статьи. Вы, оказывается, часто публикуетесь в местных газетах. Ваши работы написаны мрачно, но в них чувствуется жизнь без прикрас. Я так думаю, за способность неплохо излагать свои мысли можно простить вам убийство вне арены.

– Вы подразумеваете случай в приюте? – я отвожу взгляд в сторону, понимая, что позволяю себе проявить преждевременное бессилие.

– Нет, я про смерть вашей сестры. Все-таки вы страшный человек, Мирта. Года два назад местные миротворцы наткнулись на весьма странный случай смерти во Втором. Они нашли обезображенный труп утопленницы. Им пришлось долго ломать голову над тем, кому из местных мог бы принадлежать труп. Генетическая экспертиза показала, что убитая оказалась из Второго. Во Втором в базе данных существовал лишь один человек с таким биологическим материалом – вы. Но вместе с этим столичными работниками было установлено, что труп может ещё принадлежат жительнице Капитолия. Они, сравнив между собой материалы, пришли к выводу, что вы близнецы. Ваша сестра была порядочной гражданкой, в отличие от вас. Что у вас было на счету? Вы убили девушку в приюте, а руководство ничего с этим не сделало. Мне позже пришлось выслать директиву, чтобы мэр заменил персонал приюта и взял вас под наблюдение. Ведь это вы убили свою сестру? Впрочем, вы на Играх окупили всё, что от вас требовалось.

Он говорит «под наблюдение»? Арена, засыпанная снегом. Снег, он белый. Белым войлоком обита комната наказаний в нашем приюте. Я уже там оказывалась после убийства Роны. Игры не были случайностью!

– Вы весьма проницательны, – мне остаётся признать этот факт. Я убиваю людей, затем просто забываю об их существовании. Я вправду сумасшедшая.

– Не могу сказать, что вы удивлены. Что ж, я не буду спрашивать, зачем вы это сделали, – с наигранным разочарованием он парирует моё высказывание.

В больнице было достаточно времени, чтобы подумать о своих мотивах. Мы с сестрой были дружны. Но в начальной школе, куда я не прошла по результатам тестирования, меня заменила Франческа. В приюте, куда нас направили после смерти родителей, меня заменили другие девочки.

Затем стало ещё хуже, её удочерили и меня заменили другие люди. Я просто хотела, чтобы мы с ней были вместе. Но она никогда не делала шаг мне навстречу. А я же сделала всё. Хотя меня не просили. Может быть, ей никогда не было до меня дела, но я была слишком слабой, чтобы это признать?

Помнится мне, что в один дождливый день я получила записку от Мирны с просьбой прийти в ущелье. Я думала, что кто-то надо мной жестоко шутит, ведь в последний раз я видела её лет шесть назад. Но я пошла на встречу, чтобы наказать того, кто посмел так пошутить над моими чувствами.

Прибыв туда, я увидела её – свою точную копию. Я была в шоке. Всё ещё надеялась, что она вернулась за мной. Однако причины её появления оказались более прозаичными. Мирна вернулась не ради меня, она скрывалась от своих менторов, которые хотели отправить её на Игры. Но перед тем она успела грохнуть одну из победительниц, когда та помешала Мирне покинуть академию.

На краткий миг мне мерещится её взволнованный голос, который говорит:

– Представляешь, меня хотели отправить на Игры. Пришлось срочно удирать из Первого и от своей семейки, чтобы эти доброжелательные люди не уговорили меня стать фавориткой Жатвы. К сожалению, перед этим я была вынуждена применить силу к мисс Ритчсон.

Что ж, неудивительно, что Кашмира испугалась меня. Кому нравится, когда его душит кто-то невидимый? Мирна могла, просто стоя на одном месте, запросто задушить человека. Она могла мысленно контролировать кровообращение любого человека. Вот почему ею заинтересовалась секта, которая погубила нашу семью.

Мне пришлось убить Мирну, потому что я была единственной, против кого она не могла применить силу. Я убила её, потому что устала терпеть месяцы неопределённости и унижения ради одного дня любви. Я убила её, потому что была ослеплена злостью. Она не заслужила смерти, просто я решила за неё. Это неправильно. Вовсе неправильно. Но я это сделала во имя своей эгоистичной одержимости.

Она могла выжигать в моей памяти страшные видения, но задействовать на мне силы телекинеза ей представлялось невозможным. Но, конечно, я не могу дать президенту такой ответ. Меня же точно отправят в психушку, если я скажу, что моя сестра владела паранормальными способностями. Я отвечаю ему:

– При всем уважении к вам, господин президент, я об этом не думала. Думаю, я перестала соображать что-либо стоящее после удара гонга.

Лучше уж я буду контуженой.

– Полагаю, ваши мысли решили взять перерыв. Впрочем, пока отдыхайте. Второму дистрикту изрядно везёт на Играх. Хоть должен признать, что были кандидаты колоритнее. Как ваш земляк – Катон? Как бы то ни было в финале, я счёл, что ваше письменное умение внушать могло бы сослужить нам неплохую службу.

Чёрт возьми! Это же пожизненное рабство. Жить в городе, в котором жила моя сестра? Жить в городе, в котором я родилась? Не могу. Это выше моих сил. Но выбора-то у меня никогда не было. Даже на Игры затащили силой.

– Полагаю, мне придётся жить в Капитолии?

– Ну что вы хмуритесь, моя дорогая? Ведь это – дом вашего отца, это – ваша родина. Многие победители многое отдали бы, чтобы заполучить столь прекрасную возможность. Тем более это освободит вас от дальнейшего менторства. Только между мной и вами, мы ведь оба знаем, как вы привязаны ко Второму. Как вы написали в своём дневнике: «дыра с величественными горами?»

Стыдно, но я однажды так написала в порыве скуки. Как избалованному капитолийскому ребенку, мне было не по себе начать жизнь сироты во Втором.

– Я думала, что все бумаги уже обращены в пепел, – смущаюсь я оттого, что ему известны все незначительные переживания моей жизни. Я того не стою.

– Мы туда отправились сразу же после Жатвы, – лукаво улыбается он. Видимо, Катарина не успела. – Не волнуйтесь, я был единственным читателем вашего дневника и сразу же сжёг его.

– Хорошо, – говорю я ему. Больше мне нечего сказать.

После он уходит, а я остаюсь сидеть в саду, окруженная белыми розами. Меня тошнит от приторного аромата роз. Впервые у меня появляются силы, чтобы встать с коляски. Я встаю и голыми руками срываю бутон, пока шипы нещадно вонзаются в кожу. Белоснежные лепестки окрашиваются в красный. Мои руки в крови. Они, наверное, ещё долго не заживут. Они когда-нибудь заживут, но заживу ли я?

========== Глава 36: Мирта ==========

Вечером я наконец смогла покинуть осточертевшую мне больничную комнату и направилась в здание, в котором расположен тренировочный центр. Так было странно подниматься по лестницам, зная, что когда-то здесь веселились, боролись и болтали другие трибуты. Живые трибуты. Мне вспомнился даже тот неловкий разговор с Катоном, состоявшийся после неудачного парада. Где теперь он, а где я?

Поднявшись на второй этаж, я открываю дверь комнаты, где мне доводилось жить перед ареной, и моему взору предстает букет белоснежных роз, оставленный на столике. Не могу сказать, что я особо жалую этот тип цветов, так как аромат роз любила моя мучительница – бабушка. Кстати, бабушка с дедушкой никогда не разыскивали нас после смерти родителей. Может, они не смогли найти нас с сестрой? Может, секта добралась и до них? Может, они уже мертвы? Всякое может быть. Люди могут исчезнуть из твоей жизни, но аромат роз не выветрится из памяти.

Я подхожу ближе к столу и рассматриваю букет. Острие шипа пронзает палец, и капелька крови капает на конверт. Раскрываю конверт. Вижу записку от господина Сноу. Я полагаю, что записка может быть личного характера, раз на конверте не стоит герб Панема. Вытаскиваю записку и читаю вслух:

– Ваша покойная бабушка – моя дорогая университетская подруга – восхищалась этими цветами. Надеюсь, что вам тоже понравится.

Я устало сажусь на кровать и глубоко вздыхаю. Я выжила не случайно. Несколько вещей обеспечили мне жизнь: словесная фантазия, знакомство президента с моей бабушкой и слава Второго. Вряд ли я сидела бы здесь, если бы родом была из Двенадцатого.

Я не стою такой победы. Неважно, что я боролась. Это не имеет значения. Всё равно я не заслужила. Я ничего не заслужила. Ни-че-го. Я эгоистка! Даже сейчас, будучи живой, я думаю лишь о себе, а не об убитых трибутах. Как я смею жаловаться, имея в руках саму жизнь? Как я смею?

Рву бумажку на мелкие кусочки, пытаясь спрятать ото всех реальную причину этой победы. Я еле справляюсь с задачей, ведь в последнее время пальцы не слушаются меня. Закончив с этим, я решаю идти в гостиную. Всё равно в комнате нет ничего, чтобы можно было бы разбить. Может, в гостиной найдется парочка ваз?

Оказывается, я там не одна. Устраивать перед ними сцену? Нельзя. План с вазами отменяется. Менторы Второго, сидя на диване, разговаривают между собой. Не в моем стиле бежать и обниматься, потому я молча подхожу к ним. Будь моя воля, я всегда бы избегала их. Мне перед ними стыдно за все свои действия на арене, но встретиться с ними я просто вынуждена.

Менторы замечают меня и приглашают сесть на диван. Брут улыбается и жмёт мне руку, пока Энобария безмолвно смотрит на меня. Я понимаю её потерянность, ведь она так надеялась на победу своего подопечного – Катона. Мне довелось услышать, что он был единственным трибутом, которого она сама с юных лет тренировала. Но план Брута сработал. Планы вышестоящих сработали. Победила я, оставив Катона на растерзание переродкам. Как смешно.

Я усаживаюсь между ними. Брут задумчиво говорит:

– Скоро будет интервью, и тебя нужно подготовить. Какой мы тебя подадим?

Я не знаю, что ответить. Я не хочу отвечать. За меня отвечает Энобария:

– Традиционно наши победительницы всегда облачались в красный. Ведь красный – цвет победителя, покровительницы нашей академии, Виктории. Но учитывая, что в этом году была огненная Китнисс, это не самая хорошая идея. Я хотела, чтобы ты это знала, когда завтра увидишься со своей командой подготовки.

Намёк понят. Значит, надо выбрать противоположное. На следующий день я прошу одеть меня в платье синего оттенка. Платье не пышное, но и не облегающее. Оно скромное. Мне делают аккуратную дульку и украшают её крошечными розами. Но прежде мне полностью красят волосы, чтобы скрыть седину. Весь мой вид должен выражать для публики умиротворение и юность. Я – живое воплощение лояльности и покорности.

Поблагодарив стилистов, я встаю на диск, который вскоре поднимает меня на сцену. Я не боюсь публику. Вряд ли человека с арены испугает толпа напыщенных зрителей. До меня доносятся звуки камерных вспышек и рёв возбужденной толпы. Приходится поспешно напялить на себя самую очаровательную улыбку, на которую я ещё способна. Цезарь радушно встречает меня, мы крепко обнимаемся, и я сажусь в мягкое кресло.

– Цезарь, я боялась, что вы меня задушите своими объятиями, – я стараюсь говорить беззаботно. Ненавижу тебя, и ты меня, вероятно, тоже. Но мы оба вынуждены улыбаться.

– Ну что вы, Мирта. Это было бы несправедливо. Перейдем к насущному. Полагаю, в этот раз вы не дремали? – непринуждённо подмигивает ведущий мне.

– Поверьте, я так отоспалась перед ареной, что на Играх всегда была начеку, – я стараюсь излучать неподдельную радость.

Наговорив любезных банальностей, Цезарь усаживает меня в кресло победителя, чтобы я смогла посмотреть фильм. Нет, сегодня я не буду отрешённой. Буду тщательно наблюдать, ведь мне интересно, какую в этот раз покажут историю.

Фильм начинается с Жатвы. Я стою на сцене надменно невозмутимая, ведь для девушки из Второго участвовать в Играх – честь. Хотя я помню, что на сцене мне казалось, что я дрожала, как осиновый лист. Затем показывают Катона, который говорит о том, что мы вернёмся с победой. Какие пророческие слова! Только не для него.

Следом идет показ парада. Мы с напарником смотрим на публику хмуро и грозно. Далее показывают тренировки остальных трибутов. Много внимания уделяют трибутам Второго. Катон метает копье, я метаю ножи. Как бы невзначай зрителям демонстрируется, как мы с напарником болтаем или что-то оживленно обсуждаем, словно мы хорошие друзья.

Никакие мы не друзья. Мне стыдно перед ним. Я рада, что он мёртв. Но мне нравилось с ним разговаривать.

После мы – зрители – переходим к самим Играм. Бойня у Рога Изобилия. Я вижу всё, что упустила на арене. Лилиан бежит в мою сторону, но это замечает Катон и даёт сигнал Марвелу. Усилием обоих трибутов соперница устраняется. Нападение Эвелин. Проделки Финч. Приключения профи. Смерть Марвела. И то, как Катон неожиданно отпускает Финч в лесу. Это просто невозможно. Я вижу свою драку с Двенадцатой. Смерть Цепа. Вижу, как мы с напарником убегаем от переродков. Самое ужасное – это моё финальное убийство.

Фильм заканчивается моими словами: «Я понимаю тебя, Катон». Это была история трибутов Второго дистрикта, которые пытались понять друг друга. Ключевое слово – «пытались». Я пыталась, но не смогла. Ныне я чувствую себя виноватой.

Я обязана ему жизнью, потому что он мне помог. Но на арене этого я не замечала, будучи занятой борьбой. Теперь этого не исправить. Хотя он ведь мог меня убить. Значит, мне не о чем жалеть? Я не знаю. Я запуталась. Я всё равно его ненавижу.

Я мысленно благодарю создателей фильма, что не выставили меня очередной трибуткой, которая убивала ради убийств. Помнится мне, мы как-то в приюте смотрели фильм про Джоанну Мейсон. Но некоторые из нас не досмотрели фильм, потому что её там выставили в качестве психопатки, которая убивает ради зрелищ. Это был страшный и зрелищный фильм. Тогда мне показалось слишком подозрительным то, что одному человеку приписывалось огромное количество смертей. Ведь когда я смотрела Игры в реальном режиме, то помнила, что она убила троих. Значит, что-то не сходилось. Джоанна, наверное, чем-то не понравилась вышестоящему руководству.

После играет гимн, и президент возлагает на меня корону победительницы. Все короны обычно делаются по одному стандарту, но каждая корона победителя имеет свою изюминку. Прошлогоднему победителю – Уэйду Ранкину – вручили корону, которая была украшена опалом и коричневыми алмазами. Это было в честь булыжника, которым он одолел своего последнего соперника.

У меня теперь есть тиара в виде полумесяца из голубых топазов. Получив свою бессмысленную плату за молчание, я следую за менторами на банкет. Бесконечное позирование, вымученные улыбки и вспышки камер становятся продолжением торжественного вечера. Я, всё лживо улыбаясь, думаю, куда теперь меня занесёт жизнь. Ведь мои мечты вести спокойную жизнь разрушились с самого момента Жатвы.

Мне теперь остаётся потерянно глазеть на неприступную луну. Я думаю о тех людях, у которых украла право на победу и на жизнь. Я думаю о Финч и Катоне. Это люди, к которым я болезненно привязана. Люди, которым я благодарна. Люди, которых я ненавижу и никогда не забуду.

========== Глава 37: Мирта ==========

Всё началось с самого тура победителей. В Двенадцатом, где традиционно начинается этот тур, расстреляли кузена Эвердин. Он пытался пробраться на сцену. Не успела я пикнуть, миротворцы взяли и спустили курок. Парень мгновенно упал на пол, а я от шока продолжала читать бумажку перед потрясенными жителями. Потом меня потащили на унылый приём, где на меня беспрерывно смотрела дочь местного мэра. Смотрела она с немым укором и презрением. Мы никогда не заговаривали, но если она жива, то ей сейчас должно быть около тридцати.

В Одиннадцатом было ещё страшнее. Во время моего выступления треть слушателей попытались покинуть площадь. Смутило ли это меня? Да. Оскорбило ли? Нет. Но с того момента я стала более осторожной, чувствуя, что грядёт что-то грандиозное и нехорошее.

В Девятом я даже не смела поднять голову и мельком взглянуть в глаза миссис Армарин – матери убитой Рейчел. Ментору Девятых я тайком оставила немного денег. Этого точно должно было хватить на полгода, чтобы одинокая женщина не умерла от голода.

В Седьмом я познакомилась с Джоанной Мейсон. После того, как я прочла нелепо скроенную речь на сцене, ментор Седьмых увела меня за кулисы и, простите за грубость, врезала. Нос у меня, конечно, не был сломан, но на лице остался синяк. Она сказала, что это за смерть её трибутов. Я не стала её переубеждать в том, чего не делала. Спорить с непредсказуемыми людьми опасно. Менторам я сказала, что поскользнулась на полу, чтобы не нагнетать обстановку.

Ведь с самого приезда в Седьмой Энобария и Джоанна скалились друг на друга, что жутко нервировало меня. Но перед отъездом случилось странное. Джоанна вызвала меня на приватный разговор, и я согласилась с ней встретиться. Кто-то сказал бы, что у меня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Они были бы правы. На встречу я взяла ножи, но применять их мне не пришлось. В комнате с тусклыми лампами Джоанна велела мне не спорить с одним человеком в столице и слушаться его. Я была крайне изумлена её высказыванием, ведь этот человек даже не был распорядителем Игр, но я кивнула ей, чтобы быстрее отвязаться.

В Пятом было тяжело. Ведь не объяснишь же людям, что я убила Франческу из-за личных мотивов. Да и жизнь научила не спорить с людьми, которым твоё мнение вообще не сдалось. В Третьем было страшно. Бити Литье был вежлив, но я его боялась до смерти и старалась не отставать от менторов ни на шаг. Ведь Эвелин была его подопечной.

Если в Девятом люди были подавлены, то в Третьем они определённо были обозлены. Как-никак трибуты Третьего убиты нами – Вторыми. Знаете, Капитолий не удивился бы, если бы получил гипотетическую новость, что их победительница случайно умерла от контакта с током, ведь её фен сломался в такой неподходящий момент. Вот такой мне сценарий мерещился весь день, что у меня была жуткая паранойя.

В Капитолии было торжество. Брут после Игр как-то говорил мне, что на Играх меня активно спонсировала одна капитолийка – Калиста Ньюсом. Именно она дала деньги на вещество, замедляющее пульс, благодаря которому трибуты посчитали меня мёртвой и отстали на время. Моя тётя, которая не стала нас с Мирной разыскивать после автокатастрофы. Наверное, ей не хотелось брать на себя заботу о двух детях в таком юном возрасте. Осуждать её глупо, по крайней мере, после того, как она попыталась загладить вину таким образом. Встречались ли мы после Игр? Нет, не встречались, и я этому была крайне рада. Больше я о ней ничего не слышала и не желаю слышать.

После того, как тур был совершён, на меня (в составе специальной группы) возложили мрачную миссию – подавить мятежные настроения. Не самолично, а через разработку пропагандистской литературы. Архивы и библиотеки стали моим вторым домом. Однако утихомирить людей не получилось.

Да, задание провалилось по многим причинам. Думаю, основная причина заключалась в том, что мы не сработались с Плутархом Хевенсби. Уж больно он меня невзлюбил и относился с плохо скрываемым презрением, хоть старался иногда замаскировать это за маской безразличия. Говорят, что на играх он ставил на мисс Эвердин.

И потом, не он ли подбивал президента на безрассудные поступки? Изменить изначальный план третьей квартальной бойни? Да пожалуйста! Зачем отправлять на арену родственников победителей, когда можно их самих? Президент согласился, хотя его не раз пытались отговорить, что позже стоило ему жизни и потери власти.

На семьдесят пятых Играх от Второго выступали Энобария с Брутом. В принципе, мисс Голдинг могла бы не идти на Игры. Но когда на Жатве выбор пал на Лукрецию, Энобария запросто заменила её. Я впала в прострацию, когда на Играх мистера Саммерса убил Литье своим током. Теперь в новом правительстве этот гений занял весьма важный пост. Что касается Энобарии, то она осталась жива, ведь Игры были сорваны повстанцами!

Может, Игры похоронили Кашмиру с Блеском, но не Одейра с Джоанной. К Четвёртому я отношусь нейтрально, но Джоанне я благодарна. Именно она, возглавив революцию, убедила Коин всучить всем живым победителям иммунитет. Даже победителям Второго. В это сложно поверить, но даже Энобария получила помилование. Видимо, они решили, что сами позже разберутся, когда всё закончится. Джоанна – сильная личность, ведь она взяла под свою ответственность почти каждого победителя, который сумел пережить революцию. Время от времени она интересовалась, как мы поживаем. Я всегда отвечала:

– Всё хорошо.

Кстати, забыла сказать, что президент после разрушения арены приказал миротворцам устранить остальных победителей. Как мне удалось избежать расправы? Лаим постаралась. Помню, после моей победы она собрала всех молодых победителей Второго и всучила нам рации, чтобы поддерживать связь.

В одну беспокойную ночь мне сказали бежать из архивов и прибыть в одно место в столице, если хочу остаться живой. Я не стала спорить. Именно Лаим вызволила меня и Лукрецию из столицы через подземный тоннель. Нам удалось скрыться и притвориться мёртвыми, но Ранкину не повезло. Его уже успели пырнуть ножом. А сама Лаим была недосягаема, так как была лидером местных повстанцев.

Грянула война. Погибло много людей. Особенно пострадали Восьмой и Третий. После всех этих трагичных событий оставшуюся в живых Энобарию отправили в ссылку во Второй. Конечно же, при надзоре Лаим – нашей мятежной победительницы.

Джоанна и Лаим попросили меня притвориться сумасшедшей, если я хотела прожить спокойную жизнь, ведь новая власть боялась, что победители захотят пойти в политику и вмешиваться в жизнь страны. Я должна была убедить всех, что не представляю опасности, ведь некоторые лица не были уверены в том, что живые победители поддерживают Коин. Джоанна была лицом революции, а Лаим изначально была за повстанцев, так что никто ничего от них не требовал. Энни вообще была сумасшедшей, так что она была вольна жить так, как ей хочется, в отличие от меня.

Пришлось разыгрывать спектакль. Не думаю, что Коин поверила в моё сумасшествие. Ведь она тогда сказала:

– Я постараюсь поверить вам, а пока не хотите ли отдохнуть год в Седьмом?

Потому я не застала первый год революционной разрухи в полном объёме. Ведь провела я его в Седьмом. Эта Коин – умная женщина. Я ведь вправду могла там повеситься. Наказание в Седьмом было сущей пыткой, ведь я ненавидела лес, который напоминал антуражем мои Игры. Жутко хотелось забыться, но я себя жёстко контролировала.

Видя, что случилось с ментором Двенадцатого, я старалась никогда не смотреть в сторону алкогольных напитков. Кажись, он потом умер от цирроза печени. Наоборот, я уделяла много времени ходьбе и ежедневному спорту, чтобы не потерять форму. Тренировки с ножами я не проводила, ведь у меня отобрали все режущие и колющие предметы, словно я была сумасшедшей.

Затем при Пейлоре режим смягчился. Нашёлся один действительно сумасшедший, который подорвал машину Коин и сам заодно с ней отошёл в мир иной. Ох, как я тогда радовалась весь день. Кексов накупила. До нового президента мне нет дела, по крайней мере, она из дистрикта, а не из этих Тринадцатых, которые налегают на готовое. С тех пор я могла свободно перемещаться по дистриктам. После я временно обосновалась в родном городе матери. Первый сильно обнищал, ведь кому теперь нужны роскошные изделия, когда стране не хватало обыкновенного хлеба?