Текст книги "Познай суть свободы (СИ)"

Автор книги: Loisss

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Прости, Монтенегро. Рассвет близко.

Смог был настолько ужасным, что я потеряла Вааса из вида практически сразу, стоило ему ворваться в пролесок, разделяющий нас и полыхающие конопляные поля. Это напоминало мне какой-то очередной кошмарный сон, в котором черные силуэты, слабо освещаемые восходящим солнцем, врезались друг в друга и рвали друг друга на куски. Я слышала постоянные автоматные очереди с разных сторон, и вспышки исходили то там, то тут. Пора валить отсюда.

Но не успела я сделать и шага, как передо мной всплыл силуэт кого-то, кто несся на меня с ножом. Я выстрелила не раздумая, мне было плевать, пират он или Ракъят, и перепрыгнув через рухнувший труп, понеслась навстречу открытому пространству. Деревьев становилось всё меньше и смога также, я чувствовала горечь и першение в горле, но для меня было важным только одно – найти Монтенегро. Нельзя позволить ему умереть сегодня.

Я вырвалась из дымовой завесы, словно из множества тюлей, и передо мной предстало поле брани. Я видела, как японец Хаятэ забивает прикладом молодого мальчишку, что только вступил в ряды лесных воинов, я видела, как на болтливого Раджа накинулась отчаянная дикарка и перерезала ему горло, и видела, как её мозги разлетелись от выстрела дробовика Томаса.

Здесь не было людей, лишь только звери, вцепившиеся друг в друга за территорию, и каждое мгновение стоило жизни. И я пролила на этом поле первую кровь, застрелив мужчину, что отчаянно отстреливался из укрытия.

Один, второй, третий, четвертый. Как взмахом косы подрубленные, они падали навзничь, а я бежала чуть ли не перепрыгивая через них, одним глазом пытаясь найти ублюдка одного или же второго.

И в конце концов увиденное заставило меня запнуться на месте.

Длинноватые смоляные волосы иссушились человеческим и конопляным пеплом. Молодые мускулы перекатывались при беге, а капельки легко слетали с поверхности грубой кожи. Могучие жилистые руки сжимали автомат с такой жгучей силой, словно в том был весь смысл, целая кульминация жизненного пути, а черные дыры прожигали того, кто невольно затронул струны моей души.

Нет.

Напролом, яростно я побежала туда.

Я вижу это снова. Пулю, которая пробивает лопатку, и изумленное лицо Клауса, который даже не успел понять что происходит. Единственный голубой глаз павшего наемника, который немигающе смотрел на меня до самой накрывшей меня тьмы. Черный зверь, вцепившийся клыками в стареющую плоть и брызнувшую на лицо кровь.

Я вскидываю свою винтовку и стреляю.

Три выстрела в моё сердце.

Черный густой хвост в моей руке, клинок в другой, голова, испачканная в песке. Выстрел, лишивший меня навсегда искусства капоэйры – в ногу. Выстрел, прочистивший мне мозги – в глаз.

Выстрелы – кровь. Выстрелы – лишения. Выстрелы – смерть.

Он, как и все до него, подкошенный падает на сухую истерзанную войной землю, но он жив. Он больше не ищет глазами свою жертву, он ищет глазами того, кто лишил его мести, и в этот момент он всё-таки находит глазами меня. Я возвышаюсь над ним с винтовкой в руках, внимательно смотря в его глаза, которые вдруг напомнили мне глаза Клауса, такие же изумленные.

Три выстрела, но он жив, а я и не спешу лишать его жизни, внимательно наблюдаю за ним. Он корчится, ему дико больно, но он смотрит на меня. Сначала с изумлением, оно настолько велико, что внутри меня плавился мед от этого взгляда. Затем, осознание; он, наконец, поверил в то, что увиденное – не плод его воображения, а реальность. А затем – ненависть. Жгучая, она колышется как языки пламени на ветру, как кислота, разъедающая плоть. Он ненавидел мир. Он ненавидел меня. Он ненавидел себя самого.

Я склонила голову в понимании, а после взяла винтовку крепче и направила на него. Он зло и отчаянно запыхтел, а во мне продолжал плавиться мед от этого многочувствия на его лице.

Как я себе пообещала, так и будет.

Дуновение ветерка сбило меня с ног обезумевшей силой. Я лишилась всего: зрения, винтовки, опоры, мыслей, ощущения себя в конкретном пространстве, а моё сердце рухнуло вниз. Животный страх сковал меня, и я распахнула глаз.

Передо мной был океан. И скалы. И ветер бил в лицо так, что глаз слезился. И вся эта картинка со скоростью света приближалась к моему лицу, оттого и бешеный ветер.

Но за секунду до соприкосновения я осознала истину. Это не океан движется в мою сторону, а всего лишь я падаю вниз.

Водная мощь поглотила меня, и я, наконец, почувствовала объятия Икара, но в них не было ни капли мягкости, которую я ждала. Они пронзали подобно кинжалам.

Путь в сердце воина лежит через джунгли.

Великий Северный Воин пришёл сюда однажды, чтобы победить ужасного Великана. Взяв силу мёртвых, воин победил великана в схватке и поверг его на землю. А потом он схватил нож и отсёк голову от тела. Голова стала островом, а потомки Воина стали называться Ракьят.

И сейчас появился новый великан, и у него уже три головы. Отсеки я твою голову, превратится ли она в ещё один остров, Мэ-эри?

Силуэты выплывали из тьмы, медленно-медленно приобретая более четкие очертания.

Обнажи свою личину передо мной, Мириам Грэм. Это единственное достойное, что ты можешь сделать перед смертью.

========== 15. «Многочувствие» ==========

Они называли её Лесной богиней, Богиней войны, но когда ты видишь её вблизи, понимаешь, что это тоже человек со своими недостатками. Её силуэт не вызвал во мне никаких бы то ни было трепетных чувств, когда я разлепила свой глаз, она сидела передо мной, упираясь рукой в поджатые ноги и с интересом наблюдала за мной. Я поняла, что не погибла в тот момент, когда почувствовала боль в затекших руках: они были скованы старыми заржавевшими цепями с обеих сторон и приподняты над головой.

– Блять, – просипела я. В горле пересохло и ужасно хотелось пить, и в этот момент к моим губам прикоснулась влага. Не думая ни о чем, я стала жадно глотать воду, но она пропала так же внезапно, как и появилась.

С ума сойти. Цитра поит меня водичкой в своём храме. Наверное, Рук покроется слоем снежка сегодня.

– Я падала вниз, – проговорила я.

– Ты падаешь до сих пор, – сказала она.

Странно, но от её голоса по телу пробегают мурашки. Я мельком смотрю на неё и понимаю, что она и Ваас мало чем похожи друг на друга, однако есть нечто, что объединяет их, но я пока не понимала, что.

– Зачем я здесь?

– Ты третья голова, – прошелестела Цитра так, как будто её ответ должен быть для меня очевидным. – И свой конец ты найдешь здесь.

– Я вовсе не ищу конца, ты ошиблась, – прохрипела я, ухмыльнувшись. Всё тело болезненно ныло, и я пыталась потянуться.

– Каждый ищет свой конец, – сказала Цитра.

– Я «не каждый».

Я вновь подняла на неё взгляд. Пусть она была таким же человеком, как и все, но в её ауре было что-то безумное, колоссальное и необъятное, и в этот момент я и поняла, что объединяло её и Вааса. Они оба источали такую жуткую и невероятную энергию, что тело готово было покрыться россыпью мурашек.

– Я наслышана о тебе, Мириам Грэм, – от только лишь того, как она произнесла моё старое имя, в голове что-то лопнуло. – Убила грязного сутенера с завязанными руками, зарезала леопарда, обезглавила нашего сильнейшего воина, выжила после выстрела в голову, – с этими словами она мельком взглянула на то место, где раньше находился мой правый глаз, – и отправила родную сестру на верную смерть.

– Тебя это тронуло? – хмыкнула я. – Вот уж не поверила бы.

Она фальшиво улыбнулась.

– Истории о родственных связях всегда трогают, – вкрадчиво проговорила она.

– Меня лично нет, – заметила я.

– Ложь, – возразила она. – Но, пожалуй, когда приходиться принимать тот факт, что вы по разные стороны баррикад, мы способны лишь делать вид, что родственные связи нам чужды.

– Это ты о себе? – поинтересовалась я, хмыкая.

– О тебе. И о нём.

Я открыла было рот, чтобы сказать ей что-то язвительное, но потом закрыла, внимательно вглядываясь в неё. Внутри что-то больно кололо, когда я смотрела на неё.

– Можешь не стараться, – медленно проговорила я. – Я не из твоих глупых мартышек, твои слова для меня – оправдания. Я знаю правду.

В глазах Цитры промелькнуло нечто, но она скрывала это за своей маской. Натуральная самка богомола.

– Интересно слышать слово «правда» от человека, которого даже в пределах острова не было в тот момент, – насмешливо сказала она.

Я проигнорировала её слова. Внутри было отчего-то очень больно.

– Скажи, Цитра, – я подалась к ней лицом, вглядываясь в глаза, которые так напоминали мне глаза Вааса. – Они знают? Все они знают, что вовсе не Хойт породил чудовище Вааса, а ты? Кто-нибудь из твоих мартышек, которых ты держишь на привязи, осознает, что именно твой клинок в руке разбил цепь, которая сковывала Вааса и Ракъят?

Она молча и с прищуром смотрела на меня, словно увидела перед собой какой-то особо занимательный экспонат. Тень улыбки всё ещё лежала на её губах, но в глазах было что-то мне совершенно неведомое.

– Каково было смотреть ему в спину, когда он убегал в тот момент? – продолжала я. – Каково понимать, что твой брат, который любил тебя больше всех, желает тебе смерти после того, как ты ударила ему в спину? Скажи мне, что ты чувствовала?

– Это совершенно неважно, Мириам Грэм, – ласково улыбаясь, проговорила Цитра. – Мой слабый младший брат скоро встретит свою смерть, а его бедная душа, наконец-то, найдет покой.

– А твоя душа? Обретет ли она покой? Ведь погубили его вовсе не наркотики, алкоголь или Хойт, а ты.

Я сглотнула, чувствуя, как внутри меня всё разрывается.

– Каково понимать, что ты не уследила за младшим братом?

Губы Цитры дернулись в раздраженной ухмылке.

– Досадно, – сказала она, – когда планы рушатся.

Она поднялась с корточек на ноги и взглянула на меня с такой ласковой, как она, видимо, думала, улыбкой. Мне же она казалась змеиной.

– Вы, люди большого мира, такие сентиментальные, – прошелестела она. – Окружаете себя мелкими ненужными связями и держитесь за них, а они тянут вас с бездну. Вы и сами измельчали, окружив себя ложными ценностями, вы стали слабыми. Но не отчаивайся, Мириам Грэм, скоро всё закончится.

Я ухмыльнулась, вспоминая Клауса.

– Что ж, ты расколола одну важную связь, Цитра Тулумгай, – медленно проговорила я, глядя ей прямо в глаза. – Решай для себя сама, кто теперь стал выше.

Её улыбка, казалось, сделалась шире, и она вновь наклонилась к моему лицу.

– Ты самая слабая из трех голов, и всё ж опасна, – прошептала она. – Но умрешь не первая.

Я потянулась к ней.

– Мне нравится, как ты улыбаешься. Сохрани эту улыбку, когда он будет отделять твою голову от тела. Я хочу, чтобы ты улыбалась с пики, когда ваш мир будет разрушаться, потому что всё это твоя вина.

– Посмотрим.

И со своей улыбкой она развернулась и направилась прочь, а я судорожно вздохнула, закрыв глаза. Это будут долгие и мучительные дни, но одно я понимала для себя точно, что мой "список" тех, кого я хотела бы убить, пополнился в это самое мгновение.

—Приве-ет—привет, крошка, – этот голос прозвучал словно из дурмана, и я разлепила глаз, медленно поднимая голову.

Это был третий день заточения, и сказать, что я была не совсем рада его появлению, было бы неискренне. Я мысленно жаждала услышать уже хоть чей-нибудь голос, даже его голос.

Силуэт сделал резкое движение, и какой-то шар с глухим стуком покатился к моим ногам. Я машинально поджала ноги к себе, и шар ударился о мои икры и слабо отскочил, трепыхнувшись в последний раз. А когда я увидела знакомые очертания на этом предмете, то проснулась моментально, сфокусировав взгляд.

Передо мной лежала голова Хойта Волкера.

К моему горлу подступила тошнота, и я закрыла глаз, не желая видеть это, но в голове уже пронеслись воспоминания о другой голове, которую я похоронила в раскаленном окровавленном песке.

– Твой друг решил навестить тебя, – голос Алабамы прозвучал совсем рядом, и я заставила себя взглянуть на него.

Он сел передо мной на корточки, взял голову и, тряхнув длинной засаленной челкой, кровожадно улыбнулся. Как же они все любили улыбаться, эти психи.

– У Хойта Волкера есть сердце, я лично видел, – покивал Райт, взглянув на голову, которую он держал передо мной за волосы. – Вот он и решил разбавить твоё одиночество. Да, Волкер? – он надавил на щеки головы. – «Да-а, мистер Райт», – издевательски пропищал он.

– Мило, – сухо сказала я.

– Конечно мило, сука, – согласился Алабама и положил голову на мои ноги. Я сразу почувствовала вонь и что-то мокрое на ногах, после чего против воли по моему телу пробежали мурашки. – Смотри-ка, кажется, он хочет сделать тебе кунилингус. Прикинь, каково это, когда крупнейший торговец наркотиками, рабами и оружием Тихого океана лижет тебе?

– Тебе понравилось? – поинтересовалась я, закрыв глаз.

Я ждала, что он ударит меня, но этого не произошло.

– Весьма отчаянная дерзость с твоей стороны, – весело заметил Алабама, и я вновь посмотрела на него. – Уже смирилась со своей скорой смертью? Чет быстро.

– В последний раз, когда я смирилась со своей смертью, меня спас циничный психопат и извращенец, – тихо проговорила я, прислонившись спиной к каменной стене. – Ты профукал такой шанс, чтобы отмстить. Пиздец, как облажался.

Алабама улыбнулся шире.

– Уж если б я стрелял, тебя бы никто не спас, – сказал он, махнув рукой так, словно я сказала какую-то чепуху. – Но не переживай за меня, я своего никогда не упускаю. Очень удачно, что ты тогда выжила, ведь ты здесь.

Он пододвинулся ко мне ближе и сел на задницу, положив руку на коленку.

– Ты знаешь, что тебя ждет? – сказал он, стараясь заглянуть в моё лицо.

Я молчала, глядя на изгибы его ботинок.

– Тебя поведут на алтарь, – вкрадчиво прошептал он, протягиваясь ко мне всё ближе и ближе, – там ты предстанешь перед всеми Ракъят, перед всеми воинами, а после того, как Цитра произнесет свою речь и объявит смертельный приговор, тебя будут иметь под быстрый стук барабанов. Каждая из обезьян, которых ты так ненавидишь, оттрахает тебя, но не переживай, я буду наблюдать за этим издалека. Пачкаться об убийцу моего брата, знаешь, у меня нет никакого желания. Считай, что я милосерден, потому что имей тебя я, ты бы не дожила и до клинка Цитры.

Я медленно подняла на него взгляд, а он хмыкнул. От его слов внутри меня всё покрылось инеем.

– Надо же, в тебе ещё не совсем погасла эта твоя искра, – заметил он. – Какой взгляд у тебя выразительный. Но я его разбавлю, пожалуй. Психопат Хьюз тебя больше не спасет, потому что я убил его. А смерть Вааса лишь дело времени.

– Ложь, – отчеканила я.

– Что "ложь"? – поинтересовался Алабама.

– Не убил ты Бака, – проговорила я. – Если бы убил, то притащил бы и его башку сюда. И Вааса ты не убьешь.

– Почему?

– Я знаю, – прошептала я, опустив голову. Сил не было совсем, и от недостатка еды и воды голова слегка кружилась.

Его рука сомкнулась на моих волосах, и он заставил меня поднять голову. Он жестко и кровожадно улыбался мне, но в глазах его отнюдь не было веселья, в них была та же жгучая ненависть, которую я видела в глазах Равима, однако теперь на его месте была я, поверженная и скованная цепями.

Как много ненависти в этом мире.

– Я отхуярю Ваасу язык наживую, – вкрадчиво прошептал Алабама. – А затем я суну его в его же клетки и он сгорит заживо. Его обгоревшую башку я принесу Цитре, а пока воины Ракъят будут трахать тебя, сюда прибудут люди Тхисарака, а потом он сам займет место...

Моё сердце забилось вдруг так сильно, как не билось уже давно.

– Что? – перебила я. – Тхисарак?

Алабама хмыкнул.

– Да, сука, знакомое имечко?

Как же забудешь имя того, кто вытащил тебя с трущоб в тесную, зато свою квартирку? Имя того, ради которого ты убивала и толкала людей в рабство. Имя того, кто расколол меня и мою сестру.

Я закрыла глаза, и прошептала:

– Мне было похуй на твоего брата. Единственный человек в моей жизни, которого я убила не для того, чтобы выжить – Равелиан, ему я отомстила за смерть моего друга, – я открыла глаза. – Он был для меня всем на этом острове.

Губы Алабамы дрогнули.

– Мой брат был для меня всем, – тихо, чтобы его никто не услышал, проговорил он. – И я отомщу за него сполна.

– Я знаю.

Сощурив глаза, он резко долбанул мою голову о каменную стену, а его пальцы разжались. В глазу сразу потемнело, и я обмякла без сил, слыша лишь краем уха, как покидает меня мой посетитель.

Как блаженно было, когда меня освободили от оков. Своих онемевших рук я не чувствовала, но краем глаза взглянув, как цепко за них схватились мужчины, я поняла, что синяки там точно останутся. Они подняли меня, и не дав возможности привыкнуть к стоячему положению, потащили прочь из моей каменной тюрьмы. Голова дико кружилась, и я не могла стоять, не то, что перебирать ногами, но от такой резкой смены положения ничего другого не ожидаешь. Я смогла сфокусировать взгляд уже тогда, когда оказалась во внутреннем дворе храма, с огромным и величественным деревом посередине. На нём было что-то нарисовано белой облупившейся краской и, приглядевшись, я распознала голову какого-то чудовища... одну из трех. Трехглавый дракон.

Я слабо улыбнулась самой себе, а потом оказалась в коридоре. Затем еще в одном дворике. Ещё один коридор.

Я поняла, что мы на месте тогда, когда увидела в конце каменной аллеи большой круглый алтарь. Что-то ударило в голову, я представила себе Вааса и Цитру, совокупляющихся на этом алтаре, а затем представила, что на этом алтаре будут делать со мной.

Ноги инстинктивно уперлись в ступени, но лесные воины с шипением грубо пихнули меня вперед. Глупо сопротивляться, я знала, но, чёрт побери, всё не должно так закончиться! Не должно!

Босые ноги горели, руки не до конца обрели чувствительность, а в голове пульсировали мысли. Когда я краем глаза увидела Алабаму, он слабо помахал мне рукой с едкой улыбкой, и на меня накатила новая волна унижения.

Они грохнули меня на алтарь и тут же начали связывать руки. Я получила смачную пощечину, когда лягнула одного из них. Ноги они мне не связывали, и я догадывалась, почему. Когда руки одного из них коснулись моего ремня, я зарычала и начала брыкаться ещё пуще. В глазу потемнело, а острая боль пронзила висок от удара в лицо. То была уже не пощечина.

Я предстала перед ними во всей красе. Я желала утопить их в собственной крови.

– Среди нас фальшивый воин с татау, – её голос прошелестел где-то над моей головой.

Я всё ещё рычала сквозь зубы, рвано дыша, но мои руки были крепко привязаны многолетними веревками. Цитра с улыбкой обошла меня, словно видела диковинную зверюшку в клетке. Я сидела на коленях, стараясь притянуть руки к груди, а когда почувствовала прикосновение её руки к спине, сильно дернулась. Она провела по всему свежему рисунку, что я получила на этом острове, и с едва различимым восхищением произнесла:

– Amotekun.

Я готова была вцепиться зубами в её руку, но она соскользнула с моего тела. Отчаяние захлестывало меня волной, я не готова была сдаваться. Я смотрела на горящие глаза воинов, направленные на меня, они же с покорной готовностью расположились на протяжении каменной аллеи и молча ожидали. Алабама был в тени каменной колонны, и его улыбка была самым страшным из всего окружения. Цитра медленно проплыла передо мной: она ходила вокруг алтаря, словно стараясь запомнить каждую мелочь в происходящем, а в ее руке при свете огней блеснул каменный нож. Барабаны били стремительно, сильнее, громче, безудержнее!

Затем всё резко стихло, и я окунулась в давящую тишину. Шум прибоя приласкал мой слух, и я медленно повернула голову назад.

Вот она, моя свобода. Сделай лишь пару шагов и возьми её, окунись в неё с головой! В каменной арке уходящее солнце отбрасывало свои последние лучи, а океан мягко лизал песочный берег. Это так сильно ударило в мою голову, что проникло прямиком в сердце. Я стиснула зубы, чувствуя, как щиплет глаз.

Бам.

Первый удар по барабану заставил меня вздрогнуть.

Бам.

Второй удар заставил меня закрыть глаз, и свобода угасающими очертаниями утонула во тьме.

Бам.

Третий удар заставил меня склонить голову к рукам.

Бам.

Четвертый удар убил во мне последнюю каплю человечности.

Удары были медленные, затем постепенно набирали темп. Цитра говорила что-то своим воинам на своём певучем языке, треск огня рядом цеплял слух, а далекий-далекий шум прибоя угасал за звуками безумия. Цитра всё говорила, а моё сердце колотилось от накатываемого ужаса.

В такие моменты кажется, что жизнь заканчивается, и надежда медленно гаснет, как уголек, потерявший язычки пламени. Ты склоняешь голову в бессилии, готовясь к самому худшему – терпению, и твоё «я» опускается в глубины отчаяния и самоуничтожения. Но я была бы не я.

Когда один из них подошел ко мне, то получил мощный удар ногой в скулу. Место, куда выстрелил Алабама, отозвалось тупой болью, но это было неважно. Воин, которого я ударила, отшатнулся, но вернув взгляд ко мне, поиграл жевалками, а после бросился на меня. Без труда перехватил мои колени, сжав их со всей силы, вопреки моим сопротивлениям.

Я закричала раньше, чем это произошло, но даже собственного голоса мне было не узнать. Острая боль ослепила меня, я извивалась.

Я не понимала, что произошло. Он рухнул на меня, и я зарычала от отвращения, желая скинуть его на себя, но вдруг поняла, что он не двигается. Что-то мокрое растекалось на моей груди.

Я слышала крики, и дернула головой в сторону. Ракъят больше не сидели на коленях, они беспокойно носились вокруг, а когда я увидела красные пятна вдалеке и вспышки автоматных очередей, я готова была разреветься от переполняющих меня чувств.

Пираты, пираты, пираты!!! Ваас!

Несколько пуль просвистели и столкнулись с каменным алтарем, я почувствовала свободу рук, которые тут же прижала к груди и спихнула с себя ублюдка с простреленной головой. Внизу живота каждое движение отзывалось острой болью, но блеснул нож в поясе у насильника, и я тут же выхватила его.

Череда выстрелов слышалась всё более явно, я вновь оказалась в чертовом пекле, но чувствовала в себе такой приток сил, что мне казалось, я способна вырезать всей Ракъят собственноручно.

Но вдруг я вижу её. Лесная Богиня, застывшая в ужасе, что стояла спиной ко мне. Весь её мир рушился, гранатометы взрывали её многолетнее обиталище, пираты и наемники отстреливали её воинов, как котят, заключая их в круг, а она ничего не могла с этим сделать. Лишь только смотреть на разрушение своей Империи.

И в этот момент появляется Он. Возмездие в чистом виде, прозревший пастор на пепелище своего храма. Она, не увидев, но сразу почувствовав его присутствие, медленно поворачивает голову. Она не могла не почувствовать. Лживая, лживая девчонка, я знала, что ты не была со мной откровенна. Все твои ответы на мои вопросы отражаются сейчас в твоих глазах. Там пламя, кровь и ствол беретты, который направлен на тебя, и ты знаешь, что он не промахнется.

И когда звучит выстрел, она даже не пытается воспротивиться. Она как кукла, лишившаяся своей опоры, падает на каменную поверхность с глухим стуком, а её смерть сносит башню тем, кто был ей верен. С обезумевшими глазами, позабыв обо всём на свете, они бросаются на Вааса, но пираты, что рядом с ним, опаляют их пламенем огнемета, а Монтенегро даже пальцем не шевелит. Я вижу их, объятых пламенем, уносящихся прочь, а их истошный крик заставляет всё тело покрыться мурашками. А когда я чую запах жаренного мяса, живот вопреки всему начинает урчать, а к горлу подкатывает тошнота.

Оставшиеся воины спасались лишь побегом вглубь храма, но и там я услышала автоматные очереди. Пираты, словно стая гончих, кидаются вслед за ними даже без приказа, а Ваас всё так же неподвижно стоит на месте.

Вокруг стало тише настолько, что я слышала своё бешено бьющееся сердце и закипающую кровь. Крики и выстрелы доносились откуда-то из вакуума, а я и Монтенегро вновь остались наедине.

Он смотрел на труп сестры, и мне казалось, что в этот самый момент в нём что-то окаменело. Я могла лишь догадываться о том, что он чувствовал в этот момент, и мне вдруг вспомнилось, как он сунул в мою кобуру клинок Дэзи Николса. Я поняла, что чувства у нас были примерно схожими в этот момент.

Когда Ваас двинулся, я вздрогнула, но он направлялся вовсе не ко мне, а к ней. Сев на корточки, он вглядывался в неё какое-то время, затем стволом от беретты повернул её лицо на себя. Он попал ей точно промеж глаз, и я нервно хмыкнула, подумав о том, что ещё бы он просрал такой момент. Ювелирная работа.

Мой смешок привлек его внимание, и он, словно вспомнив обо мне, повернул голову. Внутри меня что-то истерично забилось, а всё тело затряслось, когда я увидела этот тяжелый, совершенно бесчеловечный взгляд. Зверь, настоящий зверь.

И вот этот зверь поднимается на ноги и медленно идет по направлению ко мне, сжимая в руке оружие.

– Не подходи! – рыкнула я, но он уже был передо мной, и я выставила клинок перед собой. Меня колотило от ужаса, а рука ходила ходуном, но он не двигался, и даже на нож не смотрел, а смотрел прямиком на меня, в мой глаз.

Внутри меня всё кричало о том, что он опасен сейчас больше, чем когда-либо!

Когда его рука коснулась моих рук, внутри меня что-то треснуло. Это прикосновение было необычным, далеко не ваасовским, и даже не грубым. Он слабо сжал мою руку, тогда как я почувствовала, как немеют мои пальцы от собственной хватки. Мои руки всё тряслись, но его были спокойными, теплыми и такими странно человеческими, что это разбило во мне что-то очень прочное. Он опустил мои руки с ножом вниз, не прибегая к силе, и, взявшись за клинок, забрал его из моих рук, словно и не сжимала я его, как сумасшедшая. Его беретта вместе с ним со звоном соприкоснулись с каменной поверхностью.

Я осталась совершенно беззащитной перед ним, но вдруг поняла, что и он был таковым. Мы смотрели друг другу в глаза, такие разные и одинаковые одновременно, боялись друг друга, ненавидели, но никак не могли остаться друг к другу равнодушными. Дрожь в теле немного притихла. Нас связывало нечто большее, чем остров Рук.

И я сделала свой первый шаг вперед. Дрожащими руками я коснулась его плеч и потянула на себя, и он оказался сверху, упираясь руками в камень алтаря. Моё сердце колотилось, я сама дрожала от ужаса пережитого, но я взяла его лицо в руки и впервые за всё время поцеловала. Он не знал, что это такое, он никогда не испытывал ничего подобного, и, конечно же не умел этого делать. Я чувствовала, как он напряжен от этого, потому что всю свою жизнь он понимал только язык звериной жесткости. А мне хотелось, чтобы он хоть на мгновение познал другой язык. И когда я осторожно прикусила его губу, он воспрял. Впившись одной рукой в мои волосы, а другой в моё бедро, он углубил наш поцелуй и сам прокусил мою губу. Я сдавленно выдохнула, и сжала пальцами его шею, поучаствовав, как он дрогнул надо мной.

Он помучился со своим ремнем, а после резко вошел, без прелюдий и всего прочего. Я вскрикнула от новой вспышки боли, но всё же обхватила его ногами, заставив углубиться. Пусть больно, чёрт с ним. Эта боль другая.

Не волновало ни открытое пространство, ни то, что в любой момент мог зайти кто-то из пиратов, не волновало вообще ничего, только он напротив меня. Он сначала медленно, а затем яростно двигался во мне, но на этот раз не потому, что хотел забыться, а потому что видел во мне уже часть самого себя. Он не смел прерывать зрительного контакта, и я не смела, мы цеплялись друг за друга, чувствуя, как врастаем друг в друга всё больше. Он страшно дрожал надо мной, а я страшно дрожала под ним.

Мы оскверняли каменный алтарь, с которого всё началось, и на котором всё и закончилось. Тот самый алтарь, на котором целую вечность назад он был с сестрой, брал её, на котором она назвала его предателем и пыталась вонзить в его лицо нож, а он увернулся, после чего и получил свой шрам. Тот алтарь, с которого он сбежал, и на который вернулся, завершив свой мучительный круг.

Он издал животный рёв, и я следом, почувствовав всем нутром его семя внутри.

Он не спешил прерывать наш контакт, тяжело дышал и смотрел на меня не мигая, упираясь лбом в лоб. Тяжело дыша, я протянула руку и коснулась двумя пальцами его безобразного шрама, почувствовав, как он вздрогнул надо мной, а затем медленно провела по всей его длине, ощущая каждую неровность кожей, отпечатывая в памяти этот шрам, словно он был мой собственный. Я чувствовала, что никогда в жизни больше не посмею к нему прикоснуться, и ни одно действие или слово не могло бы быть более интимным, чем то, что я сделала сейчас.

А ещё я знала, что никто до меня к нему никогда не прикасался, и не прикоснется. И большего единения, чем то, что происходило между нами в этот момент, не было и не будет никогда.

Когда мы покинем алтарь, мы будем ненавидеть друг друга дальше. Наносить увечья, ругаться и делать друг другу больно. Мы будем делать это, когда покинем его. Но сейчас мы будем друг для друга нечто большим.

Я знала, что моя миссия не закончена, и оставалось только то единственное, чтобы прийти к той цели, которую поставила себе еще тогда, стоя по горло в ледяном океане.

Я наблюдала за тем, как пираты поливают каждый раскрошившийся камешек топливом. Его привозили и привозили, а я внимательно наблюдала за работой мужчин и за Ваасом, который стоял передо мной на расстоянии шага, и смотрел на своё прошлое, которое так долго его изводило и не давало покоя. И в эти моменты я чувствовала трепет, какой ощущаешь, наверное, в те моменты, когда въезжаешь в новый город, где тебя ожидает твоя иная жизнь, новая глава книги.

Чувства меня раздирающие были смешанными. Это было торжество, облегчение, радость, удовлетворение и множество других чувств, целое многочувствие, которое было так сильно, что дрожь овладевала кончиками пальцев.

Когда пираты закончили своё дело, то отошли от многовекового храма, оплота истории, прошлого, доживающий свои последние мгновения. Я сделала шаг вперед и моя рука змеей скользнула в карман Вааса, из которого я достала свою собственную зажигалку, принесенную ему в дар после моего скитания, перерождения. Я пару раз щелкнула ей: огонек выходил плохо, но в конце концов маленький язычок осветил моё лицо. Я вдруг вспомнила слова предыдущего хозяина этой зажигалки и неслышно хмыкнула.

Ублюдок сумел предугадать дальнейшие события, но какой в этом смысл, если он отправился кормить червей раньше всех остальных?

Я подняла взгляд на Вааса и он медленно посмотрел на меня. Я молча вглядывалась в него, но он так же молчал и не высказывал никаких эмоций. И понимая это верно, я развернулась и кинула зажигалку Николса прямиком к храму, и огонь стал стремительно затягивать его в свои объятия.