Текст книги "Познай суть свободы (СИ)"

Автор книги: Loisss

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Я бежала так, как не бежала никогда в жизни, и от этого бега зависела моя жизнь. Спрыгнув с кузова, я не оборачиваясь, бежала, что есть мочи, ибо открытые двери в боковые зеркала машины было видно хорошо, я знала. Я бежала и бежала, чуть не наступила на змею, но благополучно перепрыгнула ее, бежала дальше и дикой долбежки собственного сердца даже не слышала. А потом зацепилась ногой за что-то твердое и полетела вниз по небольшому обрыву, собирая все ветки и натыкаясь на все камни своими костями. Когда перестала катиться, то с трудом могла вздохнуть и пошевельнуться, ибо боль по всему телу была невыносимой. Я просто лежала на спине, глядя на ясное небо, закрываемое высокими тропическими деревьями. Я слышала треск цикад, шорох листьев. Все происходящее всплывающими воспоминаниями прокручивалось в моей голове, как кинопленка, сменяющая один кадр другим. Бушующие волны вспенивались внутри, заглушая боль физическую, выводя на первое место боль моральную, дикий ужас перевешивал здравый рассудок.

Я с трудом вытащила свой трофей, захваченный вместе с кобурой у подонка-сутенера. В темноте кузова я не имела возможности разглядеть его, но сейчас на нем я увидела гравировку и изображенного на ней леопарда в прыжке.

«Я бы набил себе здорового леопарда, прям на всю спину бы набил…»

Зажмурившись, я стиснула зубы, зарыдав, и, с трудом повернувшись набок, вонзила вульгарный кукри в землю. Затем еще раз. И ещё.

Хотелось уничтожить этот дьявольский остров.

В голове мелькнуло воспоминание о поцелуе, и моя рука с кукри замерла над землей, а потом бессильно опустилась на рыхлую почву.

«Поцелуй на удачу…»

Меня медленно пробирал смех. Сначала хихиканье, затем бешеный хохот, и я не могла остановиться. Уткнувшись в рыхлую землю лицом, я хохотала, сжимая кукри до побеления пальцев. И так до тех пор, пока не успокоилась.

Я все еще издавала смешки, но боль вновь хлынула в сознание. Свободной рукой я потянулась к карману и достала оттуда поломанную зажигалку дьявола острова Рук. Она и в самом деле была сломана, но искра всё еще вылетала из неё.

Сжав ее, я прижала кулак ко лбу, закрыв глаза. Ты целовал меня на удачу, ублюдок. И эта удача спасла мне жизнь.

========== 7. «Кровавая Мэри». ==========

Выход из беспамятного и бессознательного сна подобен выходу из глубокого и самого болезненного транса в вашей жизни. Вы не чувствовали буквально и совершенно ничего. Пустующее небытие. Однако ваш организм медленно, со скоростью, принадлежащей самой старой и больной черепахе, все же возвращается к жизни.

Я медленно открываю глаза. Это сложно, но я делаю это инстинктивно, потому что для любого зрячего человека это совершенно необходимо. Только лишь в тот самый момент, когда вы видите перед собой окружение, вы начинаете что-то вспоминать. Моё сознание медленно возвращалось к реальности.

И моей реальностью была мысль о том, что я жива. И я была в санчасти, которая была обителью человека, что знал всё и вся о лагере Вааса: Джеймса.

Я выдохнула, повернув голову, пытаясь восполнить в голове события нескольких прошедших дней. Башка трещала по-страшному, мысли сбились в запутанный клубок, который мне не дано было распутать, но обрывки воспоминаний проносились в моей голове, как мчащийся поезд по рельсам. Я взглянула на кукри, который за несколько часов скитаний врос в мою ладонь и стал почти естественным продолжением моей руки, и в голове что-то взорвалось. Всё то, что было в тумане до этого, пронеслось в моей голове, но более всего остального отчетливо: море крови, в которой я почти купалась, куча трупов, которыми я прокладывала путь до лагеря, пятнистая кожа, которую я дырявила и… глаза Дьявола. Завязка, кульминация, финал. Этот спектакль походил на трип.

От пронзившей голову боли я поморщилась и повернулась набок. Я осознала, что на мне не было ничего, кроме чьей-то мужской красной майки, и чьих-то шорт, которые с меня должны были спасть, как только я бы поднялась на ноги. Но я не спешила подниматься, лишь села на кушетке и бессильно провела руками по лицу.

Это было пробуждение после самого глубокого опьянения в моей жизни.

Дверь грохнула об стенку так, что я чуть не упала вниз. В помещение ворвался знойный поток воздуха, приносящий с собой всякие разные запахи: соленый и горьковатый океана, иссушенной от постоянной жары листвы, сухого песка и еще ощутимый запах крови (он преследовал Его по пятам). Я услышала улюлюканье, отозвавшееся эхом в моей больной голове, и мне не нужно было смотреть, чтобы понять, кто зашел сюда. Я и так знала, кто.

– Е-ебать-копать! Я, блять, видел столько всякой хуйни в своей жизни, но, блять, ты меня, pollito, сумела удивить, – Ваас громко хлопал в ладоши, заходя вперед Джеймса. – Из всей кучки отпетых мудил, включая твоего охуенного дружка, у которого пушка круче, чем член, вернулась обратно только ты.

Ваас грубо потрепал меня по голове, которая и так звенела от потока хуйни, что вылетала из его рта.

– Я не знал, что ты такая живучая сучка, – сказал он с ухмылкой на лице и перевел взгляд на Джеймса, стоящего рядышком. – Слышь, она прям как собачка, которая потеряла хозяйскую ногу и пробежала сотню миль, чтобы вернуться к ней.

Он повернул ко мне голову и грубо взял меня за подбородок, заставив посмотреть на него. Я подняла взгляд.

– Чтобы там Дарвин не пиздел, но ты явно произошла не от мартышки.

Я молча смотрела на него, а потом вырвала подбородок от его хватки, отвернувшись.

– Она не в себе, Ваас, – Джеймс заметил этот жест и подошел ко мне. – У неё шок поди, да сотрясение.

С этими словами он заставил меня поднять голову, и слепящий луч фонарика, направленного в зрачок, ослепил меня. Я вновь отвернулась, махнув на него рукой.

– Я в норме, – с трудом прохрипела я. – Сколько времени прошло?

– Ты дрыхла дня три, – спокойно сказал Джеймс.

Я покивала, пытаясь собрать мозги в кучку. Но это казалось невозможным.

– Где мои вещи? – машинально спросила я.

– Там, в углу, заберешь потом.

Я кивнула ещё раз и перевела взгляд на Джеймса. Тот переглянулся с Ваасом и направился к стеллажу. Кушетка, на которой я сидела, сильно заскрипела, а медвежья рука накрыла мои плечи так, что я согнулась.

– Слыхал, Джеймс, что там про неё в округе пиздят? – весело продолжил Ваас, глядя на парня. Его голос был настолько громок для меня, что я поморщилась.

– Как же не знаю, – спокойно сказал он, не оборачиваясь. – Знаю.

– Вот я неспроста сказал тебе, что ты сучка, Мэри, – продолжил Ваас, обращаясь ко мне. – Ну, как собачка, ты помнишь?

Я утвердительно моргнула, не желая смотреть на него.

– Вот ты любишь кошек, Мэри? – Ваас грубо пихнул меня в бок. – Да или нет?

– Нет, – прохрипела я.

– Что и требовалось доказать, курва моя ненаглядная, – хихикнул он. – Потому что надо очень постараться, блять, чтобы изрезать бедную киску так, как изрезала её ты. Слыхал, Джеймс? Двенадцать, блять, ножевых ранений в тушке ебучего леопарда! Рядом с моим лагерем ходил пятнистый ублюдок, а она его взяла и порешала, двенадцать раз порешала!

– Я сам считал, иначе бы не поверил, – отозвался Джеймс.

– Ну, что скажешь? – Ваас заискивающе на меня посмотрел.

Я молчала какое-то время, прокручивая в голове то, что произошло тогда. Я и сама не помнила, как смогла зарубить животное, но крепко перебинтованная рука, ноющая от боли, была доказательством того, что не так-то просто мне это далось. Всё та же чертовская удача.

Я хмыкнула и сказала:

– Хотела принести тебе шкуру в дар.

Джеймс тоже слышно хмыкнул, а Монтенегро приблизил свое лицо к моему.

– Зачем мне шкура, дура, если ты уже принесла себя?

Я медленно перевела на него взгляд, посмотрев прямо ему в глаза. Между нами было критическое расстояние, но я даже стука сердца своего не чувствовала, и никакого волнения его присутствие во мне не вызывало. Мне было глубоко похуй.

– Вопрос риторический, – ответила я. На это он только удовлетворенно ухмыльнулся и, наконец, поднял задницу с кушетки, а свою руку с моего плеча. Я смогла вздохнуть свободно.

Джеймс подошел ко мне с бокалом воды и какими-то таблетками. Я не задумываясь заглотила их и оперлась руками на кушетку. Голова ходила кругом.

– Лады, hermano, ебись конем отсюда, – Ваас махнул рукой на Джеймса. – Мне с этой чикой попиздеть надо.

Джеймс бросил на меня взгляд и всё же покинул помещение. Как только дверь хлопнула, нависла звенящая тишина. Монтенегро всё разглядывал меня, и я, вздохнув, перевела взгляд на него. Мы смотрели друг другу прямо в глаза, затем он повернул стул, сел на него и сложил руки на спинке.

– Ну что, птенчик, попиздим? – с ухмылкой сказал он.

– О чем? – Повела я плечом.

– О хуйне, которая произошла с моим отрядом и моими пленниками, которых вы благополучно проебали, суки.

Я провела руками по лицу и медленно запрокинула голову.

– Ебучий Дэзи Николс пытался спиздить твоих пленников, – прохрипела я, глядя в потолок. – Предлагал на аванпосту каждому накинуть по две сотни, если мы передадим их ему, а тебе скажем, что они снова сбежали. А когда все отказались, он начал предлагать это каждому по отдельности.

– И че, тебе тоже предложил?

– Ага, предложил. Я послала его нахуй.

– И что же он предложил тебе, amable? – медленно расплывшись в ухмылке, спросил Ваас.

Я перевела на него взгляд.

– Сам знаешь, – сказала я.

– Я хочу услышать это от тебя, chika.

Я сглотнула и слегка приподняла подбородок.

– Он сказал, что даст мне встретиться с сестрой.

Ваас громогласно расхохотался, запрокинувшись назад. Я неподвижно сидела, не спуская с него взгляда, наблюдая за тем, как он ржет.

– И ты отказалась, сучка?! Отказалась, да?! Скажи, ебанутое создание, скажи! – Закричал он, давясь смехом. – Говори, блять!

– Да, – просто сказала я.

Ваас заржал еще громче, чуть не падая на этот раз со стула, а я молчаливо глядела на него.

– Ебливая сучка, е-ебать! – он не мог успокоиться, угарая так, словно обкурился в край. – Во имя какого святого хуя ты отказалась, курва?! Ради чего, а? Ради меня? Нет, блять, нет, не говори, что ради меня, иначе я обосрусь от смеха!

И он слова визжал от смеха, как свинья, а я молча смотрела на него и ничего не говорила, ожидая, когда он успокоится. И он успокоился, все еще давясь редкими смешками.

– Ох ебать, это пиздец, блять, – отходя, простонал он. – Это пиздец, отвечаю. Отказалась она, блять. Е-е-ебануться.

Он взглянул на меня и, вновь издав смешок, покачал головой, опустившись лбом на руки. Я по-прежнему молча смотрела на него.

– Ну так давай, скажи, pollito, почему отказалась, – поднявшись, сказал Ваас, сверкнув глазами.

– Я отказалась, потому что план хуйня, – сказала я. – Ты бы узнал правду в любом случае, а я не сраный камикадзе.

– Эт ты права, – покивал Монтенегро, – план рил хуйня.

Я потерла плечо, в которое когда-то выстрелил отмороженный пленник.

– Так и что дальше было?

– Ну, мудила Гарри согласился, опустошил бак и завез нас на «Привал убийц», где была засада. Ебучие Ракъят перестреляли всех, но… меня не успели. Приехал Николс и забрал меня.

– Что с пленниками? – перебил меня Ваас.

– Алабама у них, а… Аврору я грохнула.

Ваас издал смешок, вспомнив, видимо, придуманное им прозвище.

– И как ты его убила? – спросил он следом.

– Застрелила, как еще, – пожала я плечами. – Он пытался меня зарезать, а я выпустила весь магазин в него.

– Хуевенькая смерть, неинтересно, – фыркнул Монтенегро.

Я пожала плечами на эти слова, не став спорить, что любая смерть сама по себе хуевенькая.

– Ну, и что дальше?

– Дальше всех перестреляли, а Николс меня забрал. Я его задушила в фургоне, забрала нож и выпрыгнула из кузова. А потом… через сутки пришла сюда.

– Что, и всё? – хмыкнул Монтенегро. – А что насчет подробностей?

– Каких?

– Что, прямо-таки пешим шагом приперлась сюда?

– Да, – помедлив, сказала я.

– И сколько Ракъят по дороге убила?

– Четырех.

– Животных?

– Только одного. Он был стар и болен, поэтому смогла убить.

Ваас покивал, но ничего больше не говорил, а я тупо смотрела куда-то в пространство, и мысли, которые до этого сбивались в кучу, наконец обретали какую-то последовательность. Я сопоставила все свои воспоминания, собрала-таки их в единое целое и почувствовала, как нечто назойливое жужжит в моей голове и не дает покоя. Я знала прекрасно, что мне нужно было для того, чтобы успокоиться, но я не произносила это вслух, не говорила это самой себе. Всё и так превратилось в образ человека, которого я страстно, до боли желала увидеть прямо перед собой. И сознание подсказывало, что спокойствие и тишину я обрету только после того, как увижу это лицо.

Я судорожно вздохнула и медленно запрокинула голову, закрыв глаза. Моя макушка встретилась с голой стеной, и легкий стук отозвался в сознании. К затылку прилил кипяток, растекающийся по венам.

Я знала, что Ваас не допустит, чтобы какие-то дикари отбирали его владения так нагло, как это мог делать тот туземец.

– Я с тобой.

Я сама не поняла, как эти слова сорвались с моих губ, но потом я поняла, что я даже не говорила их: они прозвучали в моей голове слишком отчетливо и реально, чтобы быть всего лишь поверхностной мыслью. С усердием выпрямившись, я вперила взгляд в Монтенегро, который вопреки ожидаемым буйности и ярости, так свойственным ему, спокойно стоял на месте и наблюдал за мной с явным интересом.

И я поднялась на ноги, с трудом удержав равновесие, но всё же удержав. Ваас и не шелохнулся в мою сторону, и это было прекрасно, поскольку он был последним созданием на этом острове, чью помощь в любом виде мне хотелось бы принимать. Больше не хочу.

Я выпрямилась и потащилась к углу, где на деревянных коробках лежали мои грязные и потрепанные вещи. Я чувствовала на себе внимательный взгляд, но он никак не задевал меня, ни единую струну души, словно всё, что было во мне, разбилось вдребезги и вытекло месте с кровью… её я потеряла много, я знала.

– Чья кровь во мне ещё? – хрипло сказала я.

– Одного хуя, который болел СПИДом, – хихикнул Ваас. – Два литра в тебя влили. Могла бы и сказать спасибо, сука невоспитанная.

«Ха-ха», – подумала я, не став даже ничего отвечать на это. Я всё равно не верила.

Когда добралась, то выдохнула, ненадолго упершись в коробки. Я ощутила едва различимое головокружение, но тут же убрала руки, чтобы не показывать свою слабость, а потянулась к вещам. Я порылась в карманах моих изодранных штанов и нащупала желанный металл, который проносила в заднем кармане штанов целые сутки. Я щелкнула и крохотный огонек появился в моих руках.

– Вот тебе моё спасибо.

Я развернулась и бросила его пирату. Он конечно же схватил его одной рукой и вперил свой взгляд в железяку, а потом ухмыльнулся.

– Я с тобой.

Он поднял свой взгляд, вновь оценивающе посмотрев на меня. Представляю, как жалко и смешно я выглядела в этих дурацких шортах, норовящих упасть с меня, в этой замызганной майке, висящей на мне мешком, перевязанной, избитой и покоцанной, еле стоящей на ногах. Но всё это было неважно для меня, мне был важен лишь ответ.

Он раскинул руки, словно для объятий, подобно Боженьке, и сказал:

– Добро пожаловать на борт, сучка.

Он как будто бы вонзил в моё сердце шприц с адреналином. Я снова хочу жить.

Вам доводилось видеть собственными глазами цунами? Немыслимые толщи воды, разбивающие камни в крошки, дома в щепки, людские души – в ничто.

Так вот это было оно. То самое кровавое цунами, разбивающее Ракъят в ничто, и отправляющее их к их же выдуманным языческим Богам. Пираты сносили всё на пути, заставляли дикарей врасплох и застреливали каждого, кто появлялся у него на пути. И я тоже была частью этого цунами, однако всё же чуть более его трезвой частью, потому что все эти создания были мне не нужны. Лишь только один, которого я должна была увидеть, имел значение.

Мы были уже в привале убийц. Всё ближе и ближе к центру. А я чувствовала, как неведомая доселе эйфория растекается по моему телу, и я принимала ее, впитывала, как губка, не пытаясь даже противиться.

Что-то странное мелькнуло в поле моего зрения, и я машинально повернула голову. Я замерла на месте со своей F1, выпадая из реальности. Я сощурилась, сфокусировав взгляд, но поняла, что это был вовсе не мираж, а реальность.

Я выронила оружие из рук, не веря тому, что вижу перед собой. А затем ватными ногами заковыляла в ту сторону, останавливаясь. Не думая, что делаю, я дрожащими руками коснулась иссушенных щек, спугнув грызущих мух с человеческой плоти. Я осторожно провела по ушам и зарылась пальцами в кудрявые на затылке волосы, и меня затрясло от чего-то колоссального и неосязаемого. Крик рвался наружу, но я, стиснув зубы, подавляла его всеми силами.

– Нет, – выдавила я, гладя его по волосам, щекам, не веря тому, что вижу и осязаю. – Нет, нет… только не ты.

Но это был он.

Руками, словно бьющимися в конвульсиях, я сняла голову с пики, на которую она была насажена, и рухнула на ноги, прижимая ее ко лбу.

– Блять, блять, блять, – твердила я как мантру, не в силах сдержать слез. – С-суки, блять, с-суки.

Я не могла поверить.

– Я убью вас всех, твари, блять… не могу.

Я обхватила руками голову и прижала к груди и затряслась, не в силах себя сдерживать.

– Твари, блять… ебучие твари, – вырывалось из меня. – Животные.

Я почувствовала неслабый толчок в поясницу, но никак не отреагировала на него.

– Ты хуль сидишь, сучка? – как из-под толщи воды я услышала чей-то голос. – Вставай, блять, там Ваас всех собирает, орет, будет чет с дикарями решать…

Дикари.

Я подняла голову, бесцельно глядя перед собой, и время словно остановилось. Все мысли выветрились моментально, все, кроме одной, которая пульсировала так, что в голове должны были вот-вот появится трещины.

Я медленно поднялась на ноги, машинально повернулась туда, куда стекались все пираты: красные пятна на зеленом фоне. Мои руки опустились, и из них выпало что-то очень важное, но я оставила это позади, переходя с шага на медленный бег, а затем на быстрый. Поток пиратов сгущался, гомон становился всё громче и яростнее, а я неслась прямо в его эпицентр, расталкивая все препятствия на своем пути. Рука сжала знакомую рукоять, и огненная жидкость разлилась по венам на ней, а в голову что-то бахнуло с новой силой.

Я уже видела Равелиана.

На лету я снесла кого-то в красном , кто собирался нанести ему удар, но поскользнулась и проехалась по песку, сдирая кожу на ногах. Я тут же перевернулась и, с трудом поднимаясь, ухватилась за волосы, собранные в хвост, а затем дернула его на себя и резко набросилась сзади, обхватив его ногами. И до того, как он бы попытался меня сбросить, я с бешеным визгом пронзала его тело раз на разом, пока он не рухнул лицом вниз, придавив мою руку. Но этого мне было мало. Я с рычанием вырвалась из-под его тела, прокатившись по песку, а после вновь бросилась к нему, с усердием перевернув.

Он всё еще был жив и захлебывался в крови.

Я вцепилась в его подбородок до побеления пальцев и в последний раз взглянула в эти две черные дыры, которые были его глазами. А затем взглянула на перебинтованную шею и увидела след зубов, который подарил ему Клаус при нашей последней встрече.

– Мой мужчина не успел прогрызть твою глотку, – дрожащим голосом прошипела я, вглядываясь в его глаза. – Я сделаю это за него.

Я помню мелькнувший страх, который не сравним ни с чем.

А затем я резанула по горлу со всей дури так, что кровь брызнула мне в лицо. Еще раз и ещё, а затем начала пилить, твердо намереваясь отделить его башку от тела. А когда поняла, что это бесполезно, вскочила с корточек. Один удар ноги – и голова как большой кокос прокатилась по песку.

И только когда я добилась всего этого, я замерла, больше не в силах двинуться. Я тяжело дышала, чуть согнувшись, ярость сходила медленно на нет, и появилась тяжесть во всем теле. Мой взгляд бегал от головы к телу, и я внимательно смотрела на то, что сделала, стараясь как можно глубже запечатлеть это в памяти и стереть другой образ, который причинял мне не удовлетворение, а боль. Но больно всё же было, в разы больнее, чем прежде, и вопреки ожиданиям, спокойнее мне не стало.

Я сунула кукри в кобуру и, наклонившись, взяла башку Равелиана за хвост. Выпрямившись, я наконец оглянулась по сторонам, понимая, что все пираты, что стекались посмотреть на Вааса, смотрели сейчас на меня. А сам Ваас… я чувствовала его присутствие спиной, каждой клеточкой тела, но я не смела повернуться и посмотреть в его глаза. Именно в этот самый момент мне меньше всего хотелось его существования на этом острове.

Я выдохнула и направилась обратно. Слишком было жарко.

В последний раз я подарила ему долгий и затяжной поцелуй в лоб, а затем осторожно, всё еще слегка дрожащими руками, положила его отрубленную голову в ямку и принялась загребать руками землю, закапывая останки. Тела мне не удалось найти, но что-то подсказывало, что эти выблядки его сожгли. Я знала, почему сраные Ракъят это делали, я видела это много раз. Но не могла представить, что эта участь коснется именно Его.

Я провела руками по крохотному холмику, мягко разглаживая землю. Она была теплой, но мне чудилось, что вовсе не от палящего солнца, а от того, кто был в этой земле. Я закрыла глаза и согнулась, прижавшись лбом к этому холмику, пока не услышала позади себя шаги. Я выпрямилась, поджав под себя ноги, но оборачиваться не решалась.

На землю с глухим стуком упала винтовка, и я метнула к ней взгляд. В горле образовался маленький ком, ибо я знала каждую царапинку на ней и бесконечно обожала того, чьим рукам она беспрекословно служила.

Я обернулась, взглянув на силуэт Вааса, уже уходящего прочь. Что-то шелохнулось у меня внутри, но я не придала этому значения и отвернулась. Взяв в руки винтовку P416, я почувствовала, как тепло разливается от кончиках пальцев по всему телу. Я прижала её к своему лбу, а затем поднялась на ноги, прижимая её к себе. Посмотрев в последний раз на этот маленький холмик, я прикоснулась пальцами к своим губам, а затем коснулась земли в последний раз. Развернулась и пошла за Ваасом.

Здесь всё для тебя началось, здесь и закончилось. Сегодня аванпост «Привал убийц» истекал кровью так, как никогда прежде.

========== 8. «Милашка Си-Си». ==========

– Я дохера в жизни непонятного встречал, но одного-таки догнать не могу. Почему гребаные туземцы отрезают башки от тела? Эт что, тип фича у них такая?

– Ага, типа того. Суки ебаные.

– Так и нахер это им надо?

– Да я хуй знает. Эу, Джей!

– Чего?

– Ну, ты типа дохуя умный здесь, давай, скажи, вот нахер ебливые Ракъят отрезают головешки, а тело сжигают?

Джеймс провел по небритому подбородку.

– Потому что вера такая, что если не обезглавлен враг, то он типа жив. У них же как в их сраных легендах: сучий воин отсекает голову великана от тела, и тогда только все норм становится.

Один из пиратов сплюнул.

– Вот поэтому я всегда говорил, что религия и вся прочая хуйня, связанная с этим, и есть хуйня, по существу придуманная для того, чтобы управлять тупым стадом дикарей вроде наших ебланов. Стрелять их всех надо нахуй, вот что я скажу!

– Пиздеть любой даун может, а ты поди да перестреляй их всех, умник, блять! В отличие от тебя, эти самые неумытые дикари каждый уголок этого ебаного острова облизали, пока ты еще только мамкину сиську лизал, дебил.

– Слышь, ты херли такой дерзкий?

– Да заткнись нахер, Радж дело говорит, вот только он забыл, что с нами теперь Ваас, а он сам когда-то… ну вы поняли. Если бы не он, хуй бы мы продвинулись так с захватом территорий.

– Да эт любому здесь понятно, но все-таки есть у них там более-менее смышленые чуваки, типа Равелиана… Помните, как этот еблан со своими мартышками взорвал базу с боеприпасами? Еба, у Вааса пригорело тогда.

– Ну, теперь-то девка Вааса порешала этого самого еблана.

– Ага, хуй такое забудешь… сука бешеная.

– Эт да, трэшак был. Кровищи было столько, сколько из её пизды драной не вытекало лет с двенадцати, наверное.

Все заржали.

– А что было-то? – спросил Джеймс.

– Ты чё, чувак, в глуши живешь?

– Медиков не берут на захват аванпостов, дебил. Откуда мне знать, что там было?

– У-у-у-у, ты многое потерял. Помните, чё там было, а? Голову одного из наших на пику насадили, а башки остальных по всему аванпосту валялись. Помните чувака с той пушкой крутой? Ну хуй кудрявый такой?

– Ага, немец тот, Клаус Дингер. Эта девка за ним вечно таскалась ещё.

– Ну, так она вот эта самая девка отхуярила башку Равелиана и насадила на то самое копье, на котором кочерыжка нашего была.

Повисло секундное молчание, словно все, кто был там, погрузились в воспоминания.

– А это Ваасу пиздец как понравилось.

– Да?

– Ага. Настолько, что он приказал проделать то же самое с остальными Ракъят, так что когда мы уезжали, ни одно копье не покинуло своей обезьяны.

Все заржали, а Джеймс, словно почувствовав на себе пристальный взгляд, повернул голову в мою сторону. Я медленно скрылась в тени, уходя от кучки пиратов, распивающих алкоголь у костра.

Значит, теперь все думали, что я бешеная сука, у которой сорвало крышу. Что ж, что бы там ни говорили вокруг, во всем этом была доля правды. Но если бы не то, что я сделала, не было бы той вечеринки, которую Ваас устроил в честь освобождения аванпоста и долгожданного убийства Равелиана, которого он пытался зарубить не первый год. Я всё это время слонялась по лагерю, стараясь быть в тени от выпивших придурков и торчащих долбоящеров (или их сочетания). Ваасу же я на глаза старалась вообще не попадаться, поскольку мне была неизвестна его реакция на то, что я в ярости оттолкнула его от его же добычи. Ваас и в самом деле давненько пытался зарубить Равелиана. Это была даже не заноза, а здоровенный фаллос в его заднице долгое время, а теперь его злостный запор прорвался, и он расщедрился. Настолько, что даже любезно отдал мне винтовку Клауса в пользование. Я не знала, что означал этот жест доброй воли. То ли то, что он признал меня, или же это была награда за убийство дикаря, или ещё что-то… мне это было неведомо. И мне очень хотелось узнать, что именно, впрочем, не настолько, чтобы видеться с ним лично.

Моим желанием было раствориться в этом острове и стать с ним единым целом, стать не просто неотъемлемой частичкой, зависимой от чего-то или кого-то, а стать самим островом. Мне до сих пор непонятно, чем вызвано это желание, как его можно было осуществить (мне это казалось невозможным), но теперь оно пульсировала в моей голове, подобно дьявольскому дабстебу, угрожающему сегодня выдолбить дыры в моих барабанных перепонках. Хотя, пожалуй, у меня были определенные соображения на тот счет, откуда именно появлялось это желание, а появлялось оно именно в те моменты, когда я смотрела на собственное окружение. Наркота, наркота, алкоголь, кровь, насилие, травка, снова наркота. Дерьмо, дерьмо, дерьмо, оно меня окружало, а я впитала его, как губка, и сама стала такой же.

«Обаянию» острова Рук становилось всё тяжелее сопротивляться, несмотря на то, что здесь я ни разу не нюхнула кокса и не глотнула ни капли алкоголя, всё же я вливалась в это, сама же убивала, занималась насилием и была тем самым дерьмом, которое мне было так ненавистно, была ничем не лучше других. Моё внутреннее Я, сохранившееся где-то в самой заднице, глубоко в моей душе, подаренное родителями, силуэты которых я так плохо помнила, и слабой Фрэнки, противилось всему этому, но всё же сдавало свои позиции напору вливающегося дерьма. Человек создает себя сам, но всё же окружение, в котором он находится, оказывает влияние не меньшее.

Вот почему хотелось стать этим самым островом и уничтожить его, превратить в пепел, развеять по воздуху. Здесь было ненавистно всё.

Я коснулась виска, потерев легкий ежик. После того, как я вернулась сюда, что-то сподвигло меня выбрить висок, и я решила отдать последнюю дань памяти Клаусу, который, как мне казалось, был сосредоточением моей собственной человечности, последний человек, что бережно хранил её во мне, мой самый большой стальной замок с цепью, раскрошившийся в пепел. Его собственной машинкой я сделала это, после чего неподалеку от лагеря разбила ее о камни: видеть этот прибор было больно, а боли я чувствовать больше не хотела. В пизду.

Я услышала чье-то пьяное улюлюканье и вновь скрылась в тени, поглядывая оттуда. Парочка пиратов, обнимающих и одновременно поддерживающих друг друга, плелись куда-то в сторону амбара, и попадаться им на глаза не хотелось. И когда они скрылись за поворотом, я выплыла из тени, и в этот самый момент чья-то рука накрыла моё плечо. Моя рука тут же схватилась за рукоять, и я обернулась, но к счастью догадалась не размахивать кукри, иначе бы наверняка этот человек свернул бы мне шею.

– Тебя-то я и ищу, долбоящерица моя, – насмехаясь, проговорил Монтенегро. – Ты, конечно, долго от меня скрывалась, но нинздя из тебя всё равно хуйня, ибо от папкиного глаза ничего не скроется, не так ли?

Его взгляд скользнул к моему бедру, но я уже незаметно убрала руку от рукояти и выпрямилась. Вступать в конфликт с ним не хотелось совершенно, особенно в такие моменты, когда его зрачок уже сожрал всю радужку. Обдолбался, засранец.

– Зачем я тебе? – коротко спросила я, снимая капюшон толстовки: было влажно и прохладно этой ночью.

– Сюприз, – сверкнул глазами Дьявол и, обхватив меня одной рукой за талию, практически потащил за собой прямиком в сердце его развлекаловки.

Он не мог не привлекать внимания, и все пираты, обернувшиеся к нему, издавали победный клич, словно поздравляя, что ублюдок Равелиан наконец-то сдох. Личных склок с ним не было ни у кого, кроме самого Вааса, но всё же каждый желал его смерти хотя бы потому, что тот был по ту сторону баррикад, и одним своим именем мог так сильно и надолго взбесить Монтенегро, что тут уж было не важно, кто перед ним: друг или враг. Пиздюлей получали все вместе.

А теперь им казалось, что жить станет спокойнее. Ха-ха.

Ваас хлопнул меня по заднице и взобрался на воображаемую сцену, оставив меня прямо в сердцевине пиратской тусовки наблюдать за ним с низов.

– Джентльмены мои, вся эта хуйня в честь вас! – заорал он так громко, что без микрофона перекричал долбящую музыку, за что толпа мужиков наградила его победным кличем.

Все, кроме меня.

– Но я бы не назвал это утверждение таким уж верным, мои ебланы, – он поднял палец вверх, и его взгляд впился в меня. – Среди нас есть та, кто совсем недавно приобрела настоящие стальные яйки, прозвеневшие на днях так звонко, что я почти оглох.

Гогот, прошедший по толпе, не задел меня, и ни один взгляд не вызвал напряжения, но сами его слова почему-то насторожили меня. Что он задумал?

– Наша кровавая Мэри наверняка потеряла девственность с каким-нибудь ублюдком в подворотне, но несколько десятков часов назад она собственноручно выебала известного нам говнаря, чего не мог сделать никто из вас, дебилов. Даже я еблан рядом с этой чикой, не находите?