Текст книги "Степная Магия (СИ)"

Автор книги: lita_iulita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Не надо ставить мне в вину то, на что ты согласилась из жалости ко мне, – Диана тушит сигарету о стоящее на тумбочке блюдце, пепел рассыпается вокруг него. В лицо снова бросается краска, раз не удаётся уйти от разговора, Диана готовится защищаться. – Какая тебе вообще разница, что я делаю. У меня своя голова на плечах есть, хватит со мной нянчиться.

–Беспокоиться, – Артемия яростно бьёт кулаком по стене. – Это называется беспокоиться о ком-то, кто тебе небезразлична.

– Если беспокоишься о моем состоянии, просто возьми и уйди, – Диана нашаривает рукой, оставленный на тумбочке нож для писем, показывает его Артемии и с издёвкой в голосе продолжает: – А то вдруг мне захочется вскрыть артерию от всех этих разговоров.

– Не смей, – Артемия подходит к ней больше злая, чем напуганная, протягивает руку, Диана пятится вглубь комнаты.

– Тебе же самой это нравится, признайся. Чем слабее, чем уязвимее было моё состояние, тем добрее ты была ко мне, тем больше я чувствовала твоё тепло, – подносит нож к шее, растягивает губы в ухмылке. —Может, так я могу вернуть тебя?

Диана наблюдает, неудовлетворённо, отчаянно: Артемия смотрит на неё, брови сдвинуты на глаза так, что оставили от них только щелки. Что сверкает в них – разочарование ли, злость ли, боль ли; углядеть невозможно.

– Положи нож или я сама его заберу, – Артемия даже не говорит, приказывает. Ни следа нежности.

– Забирай, – выкрикивает Диана, обида накрывает её с головой. Нож летит в сторону Артемии но, разумеется, не попадает. – Я тебе уже отдала всё.

Артемия делает к ней шаг. Ещё один.

– Все дружелюбие, всё внимание, все терпение, на которые я способна,– Диана поднимает глаза и видит Артемию, стоящую рядом, её голос срывается на хрип и снова возвращается к крику. – Все свои роли, которые я для тебя примеряла. Ты ничего из этого не приняла, так чего же ты от меня хочешь?

Каждое слово Диана сопровождает ударом кулака. Болят пальцы и костяшки, содранные о толстые швы кожаной одежды. Артемия хватает её за локти, и Диана ещё пару раз дёргается и замирает, зло глядя вверх.

– Я хотела настоящую Диану Данковскую. Но, судя по всему, передо мной всё это время была её тень.

– Я старалась ради тебя, – Диана переходит на шёпот, оправдывается. – Потому что я люблю тебя.

Слова слетают с губ, и Диана думает: «вот я это и сказала». Но сейчас не то время, не та ситуация, чтобы признаваться. Они вообще никогда не были теми. Диана чувствует, как глаза наполняются слезами.

– Диана, ты ревновала меня к ребёнке; обманывала меня, притворяясь не собой; манипулировала мной; игнорировала меня. Ты целилась в меня из револьвера, – Артемия снова смягчает тон, словно что-то объясняя. Останавливается, смотрит внимательно, обдумывает какую-то промелькнувшую мысль и спрашивает уже с сомнением: – Или ты этого и хотела?

Диана уже плачет, слёзы катятся по щекам, но вытереть их нечем. Если бы Артемия не держала её руки, она не устояла бы на ставших ватными ногах. Диана опускает лицо, всхлипывает, пытаясь заговорить.

– Нет. Я не… Я хотела, – Диана ещё помнит все свои желания: и о возвращении в Столицу, и мечты о том, какими они с Артемией могли бы быть вместе; и то, как отчаянно хотелось вернуть то, что между ними было. Она хотела, чтобы всё было как-то хорошо. Но она всё испортила, в этом Артемия права, и теперь хорошо уже не будет. И было бы лучше не соглашаться тогда, было бы лучше поставить точку. Чтобы не стоять сейчас тут, униженная, осуждённая. Не быть. – Я хотела умереть.

Слёзы останавливаются, хватка Артемии ослабевает. И Диана легко отодвигается от неё, отворачивается. Всё сказано и вывернуто наружу. Диане уже не страшно говорить, поэтому она продолжает, с усмешкой, не над Артемией – над самой собой:

– Тебе-то легко со своей… как там… волей? Так вот, не все такие, как ты. Не все могут прогнуть мир.

– Куда же делась твоя воля? – Артемия говорит ей в спину, и слова эти уже не имеют никакого смысла. – Я видела её в тебе, когда ты приехала. Видела, когда ты начала всё возрождать. Так где она теперь? И где она была, когда ты умирала от песчанки?

Диана стоит, обхватив себя руками, ощущая, как под рёбрами всё сжимается. Что-то похожее было с ней, когда она заболела, тогда она списала это на симптомы, а сейчас её не пугает сходство. Диана чувствует взгляд Артемии на своей спине, и только поэтому не двигается с места.

– Всё это уже не имеет смысла. Вся эта полемика, эти разговоры, эта жалкая больница, этот чёртов город, все попытки, – тихо и безжизненно говорит Диана.– Оставь меня.

Услышав звук закрывающейся двери, Она разворачивается, добредает до кровати, запнувшись о нож. Валится на неё, закуривает. В голове – не единой связной мысли, кроме оглушающей пустоты.

========== Акт Второй. Сцена Восьмая ==========

Половину ночи Диана так и проводит – глядя в потолок и выкуривая одну сигарету за другой, сон берёт её в свои объятия ненадолго, и просыпается она засветло. Тянущее чувство в груди никуда не делось, переживания и ощущения притупились. Диана действует автоматически – завтракает, одевается, занимает своё место в кабинете на первом этаже. Раздавая указания и принимая пациенток, она, кажется, не думает вообще.

Дни сливаются в один, Диана плохо спит и часто бодрствует по ночам, занимая себя курением и бессмысленным пролистываем справочников, только бы не задуматься о том, в какой ситуации оказалась. Посыльный приносит от Сабурова ответ на запрос о больнице, пробежав отказ глазами, Диана убирает его в ящик стола. Вся эта затея с больницей кажется теперь не больше чем способом отвлечься, заняться чем-то в ожидании внимания от Артемии. И теперь, когда ожидать нечего, теряет свою ценность. Не хотела же она, в самом деле, сделать что-то хорошее для этого города?

Если кто-то спросит Диану, как она себя чувствует, она не ответит, что ей плохо. Скорее, скажет, что вообще себя не чувствует. Но спросить всё равно некому. Иногда Диана ощущает удивление, смутное, как сквозь слой грязного толстого стекла: вот опять закончились сигареты, вот еда, оставленная “на потом” почему-то испортилась. Иногда – боль, там же, под рёбрами, необъяснимую, непонятную. Может, это и не эмоциональная боль вовсе? Может, это лёгкие или сердце? Диана – всё ещё врачея, но ответы на эти вопросы её не интересуют. Иногда она неожиданно вспоминает Артемию – какая-то мелкая деталь вызывает ряд ассоциаций, и стекло, скрывающее Диану от самой себя, идёт трещинами. В такие моменты с ней происходит сразу много всего и одновременно ничего. Чувства не поддаются описанию или осмыслению. Просто приступ воспоминаний. Начинается и проходит.

Карманные часы сообщают, что время приёма подходит к концу. Если бы не они, Диана этого не узнала бы. Она окидывает коротким взглядом пациентку.

– Что-то болит? – спрашивает Диана устало.

– Ойнона, это я.

Воздух застревает в горле, сердцебиение учащается. Она поднимает глаза, фокусируется.

– Зачем ты… – Диана понимает, что голос у неё дрожит. – Уходи.

Всё её болезненное спокойствие, всё усталое равнодушие рассыпается. Она слишком обессилевшая, чтобы что-то сейчас сделать, но чувствует всё остро. Диана просит уйти, потому что знает, что виновата перед Артемией, потому что не хочет снова проходить через попытку объяснится, снова выслушивать упрёки в свой адрес. Диана, в то же время, хочет, чтобы Артемия осталась. Потому что она дарила ей тепло и заботу, и забыть это, отказаться не получается.

– Выслушай меня… – говорит Артемия тихим просящим, почти умоляющим голосом.

– Снова? – страх берёт Диану за горло. – Я всё поняла, не надо больше.

– Я не буду ни в чём тебя обвинять.

Диана смотрит недоверчиво, загнанная, вжатая в своё кресло, не в силах шевельнуться. Артемия упорная, если решила что-то сделать – сделает, поэтому Диана соглашается на разговор кивком. Артемия встаёт напротив неё.

– Послушай, – начинает она, – ты в последнее время снова мало ешь, плохо спишь – ты поправь меня, если я не права, – постоянно уставшая, тебе сложно концентрироваться.

Диана неосознанно кивает. Да? Нет? Она не знает, нормально ли она ест, можно ли списать усталость и проблемы с концентрацией на плохой сон, объединено ли всё это каким-то единым смыслом, или же ей просто нужно время, чтобы оправиться от их с Артемией ссоры.

– Я думаю, – Артемия продолжает уже увереннее, – ты болеешь. Нет, не песчанка и вообще ничего подобного. Мне кажется, в тебе зараза другого рода. Я хочу проверить. Если это так, хочу тебя вылечить.

Что-то в Диане противится этой мысли, буквально кричит: «Я здорова! Не надо со мной ничего делать!». Видимо, это отражается на её лице, потому что Артемия неожиданно опускается на колени перед её креслом. У Дианы перехватывает дыхание.

–Я хочу тебе помочь. Я беспокоюсь о тебе, – говорит Артемия, не сводя взгляда с её лица. – Действительно беспокоюсь, чувствуешь?

Она берёт ладонь Дианы в свою и прикладывает её пальцы к запястью. Пульс с бешеной частотой бьётся под кожей.

Диана обескуражена. Само предположение, которое Артемия выстроила неизвестно на чём, неприятно и странно. Но то, что сейчас происходит, говорит о многом. Диана действительно ей не безразлична. Может быть, ещё не всё потеряно, и у неё есть ещё шанс. Но чего же Артемия всё-таки хочет?

– Зачем тебе это? – Диана впитывает, запоминает этот момент. Если между ними всё закончится, у неё останется этот день, и Артемия перед ней на коленях, её просящий взгляд и голос, её пульс под пальцами.

– Мне тоже важно знать правду.

Есть вероятность, что Артемия права. Небольшая, необоснованная, но всё же есть. Слишком часто у Дианы что-то идёт не так, слишком часто за погоней за целью следует вот это невероятной тяжести разочарование, прижимающее её к земле. Заставляющее скулить и плакать, поднимаясь. Может быть, она об этом?

– Я вижу, как оно съедает тебя изнутри, – говорит Артемия, чтобы не дать Диане слишком задуматься и отказаться.

И слова как будто попадают в точку. Диана чувствует себя опустошённой, съеденной, она сама объяснила бы это иначе, но доверие к Артемии всё ещё сильно. Желание быть с ней всё ещё сильно. Она почти готова согласиться, но страх снова сковывает. Поэтому Диана спрашивает:

– Что это будет? Какой-то ритуал?

– Да, ритуал, – Артемия поглаживает её руки кончиками пальцев. – У меня уже всё готово, тебе нужно только согласиться.

– Это опасно?

– Я буду рядом. С тобой всё будет хорошо, обещаю, – она чуть сжимает ладони. – Только проверить, ойнона. Тебе не станет хуже, а если я не права, я не буду больше тебя этим мучить.

Артемия редко просит её о чём-то, почти никогда. И при этом отдала Диане столько своих сил и своего времени, что ей никогда не расплатиться. Небольшая уступка, пусть внутри всё клокочет от страха, пусть Диана совсем не уверена в предположении Артемии, пусть она не верит в ритуалы. Может быть, хотя бы одной из них станет легче.

– Хорошо, – говорит Диана, и лицо Артемии светлеет, появляется чуть заметная улыбка. – Сейчас?

– Да, – Артемия встаёт, нетерпеливо тянет Диану за руки вверх. – Одевайся.

Пока Диана меняет халат на пальто, натягивает тёплые перчатки, переобувается, Артемия что-то говорит Айян в её каморке, Диана не вслушивается.

Артемия ведёт Диану по степи, держит за руку крепко, шагает быстро, и Диана едва успевает, увязая в снегу и земле, запинаясь о корни.

Они подходят к юрте, Артемия приподнимает одну из шкур, пропуская Диану, следом заходит сама. Внутри – устланный досками пол, небольшая печь, пара простых деревянных лавок. Жарко, влажно и душно. Зоя в лёгком платье, покрывшаяся испариной, подбрасывает мелкие сухие дрова.

– Я растопила, – она выпрямляется, вытирает лоб. – Мне точно-точно нельзя остаться?

– Точно нельзя, – говорит Артемия благодушно, Диана в это время стоит за её спиной, стараясь быть незаметной. – Спасибо.

Зоя одевается, бросает на Диану долгий взгляд, словно хочет что-то сказать, но выходит молча.

– Это баня? – спрашивает Диана с недоверием.

– Да, – Артемия разворачивается к ней, пытается ободряюще улыбнуться, но всё же в глазах читается тревога. – Тебе будет жарко, разденься. Насколько сможешь.

Диана остаётся в тонкой рубашке поверх белья, закатывает её рукава, смущенно теребит край, смотрит в деревянный пол. Артемия тем временем тоже частично раздевается, складывает их вещи.

– Что мне делать? – спрашивает Диана, стараясь успокоить этим своё желание сбежать.

– Садись пока, – Артемия кивает на лавку, открывает бутылку, принесённую с собой, наливает из неё в кружку. – Пей. Медленно.

Диана принюхивается, напиток пахнет как твирин с чем-то ещё, вероятно, другими травами. Она несмело отпивает, но жидкость оказывается не такой обжигающей, даже терпимой. Диана мелкими глотками опустошает кружку и наблюдает за Артемией, которая топит всё жарче и жарче. Беспокойство спадает, на смену ему приходит безразличие и лёгкое головокружение. Диана не пьянеет, скорее, расслабляется и немного теряет связь с реальностью. Артемия кидает в печь пучок травы.

– Я допила.

– Что ты чувствуешь? – Артемия снова наполняет кружку, садится рядом.

– Ничего особенного, – Диана оценивающе смотрит на жидкость, налитую до краёв. – Немного голова кружится и всё. Сколько мне надо выпить?

– Зависит от твоего организма, – Артемия пожимает плечами, – и от других факторов.

Диана пьёт. К её горлу подступает тошнота, возможно, потому что она даже не помнит, когда ела в последний раз. Артемия добавляет ещё травы в печь, их запах вместе с запахом настойки становится невыносимо плотным. Отдавая кружку, Диана подносит руку к губам.

– Меня тошнит, – тихо жалуется она.

Артемия касается её запястья, и Диана вздрагивает – рука кажется слишком холодной по сравнению с собственной кожей. Рубашка и волосы липнут к телу, пропитавшись потом. Все эти ощущения только усиливают тошноту.

– Я понимаю, – Артемия снова наполняет кружку. – Всё будет хорошо. Пей.

Диана допивает до половины, когда кружиться начинает не только голова, но и комната вокруг, стоит моргнуть. Немеют ладони и губы.

– У меня перед глазами всё кружится, – язык заплетается, слова даются с трудом. – И руки онемели. Я не хочу больше.

– Пей, ойнона, так надо, – Артемия говорит ласково, с сочувствием, но в Диане наоборот вскипает злость.

– Тебе надо? – тихо шипит она, но всё же продолжает пить, пока Артемия добавляет ещё пучок трав.

Диане кажется, что она падает, поэтому свободной рукой она хватается за край лавки, едва сжимая онемевшие пальцы. Злость нарастает с каждым глотком, хотя в Диане ещё утром не было на неё сил, не говоря уже о нынешнем состоянии.

– Я выпила, – наконец, говорит Диана раздражённо. – Больше не буду.

По лицу Артемии пробегает сомнение, смешанное с жалостью. Но она всё же наполняет очередную кружку.

– Я не буду это пить, – Диана говорит медленно, стараясь придать словам вес. – Ты сказала, что не навредишь мне, но мне плохо от этого, я больше не могу.

– Так надо, – Артемия склоняется над ней, пытается взять за плечи, подносит кружку к лицу.

– Нет! – Диана дёргается, выбивает кружку из рук Артемии, настой расплёскивается по доскам. – Какого чёрта ты снова себе позволяешь? Панацею ты в меня уже вливала, теперь это!

Она каким-то невероятным чудом отталкивает от себя Артемию, как будто неожиданно стала достаточно сильной для этого.

– Сколько ты ещё будешь за меня решать? – Диана встаёт, ожидая, что подкосятся колени, но этого не происходит.

– Может, ты ко мне жить переедешь? – она бесстрашно надвигается на Артемию, высоко подняв голову.

– Будешь следить, чтобы я ела, принимала какие-нибудь витамины и не брала в руки револьвер? – Диана замахивается, бьёт, зная, что ударяет сильно, сильнее, чем когда либо. На грани слышимости Артемия судорожно вдыхает, но Диана игнорирует это.

– Можешь тогда сразу привязать меня к чему-нибудь, – она продолжает осыпать Артемию ударами, не обращая внимания на боль в собственных кулаках. – Или за собой на поводке водить.

– Я и так из-за тебя здесь заперта, – Диана дотягивается до лица, бьёт, не глядя, чтобы не передумать. – Так какая разница – на миллиметр больше свободы, на миллиметр меньше? Зато ты будешь спокойна.

Она поднимает, наконец, глаза, застланные потом и горячими слезами злости. У Артемии разбита губа. Чувство вины нарастает, не ослабляя ярости, а только усиливая и перенаправляя её.

– Хотя причём тут ты? – Диана отворачивается, обхватывает себя руками, ногти впиваются в открытые предплечья. – Это же я – слабая дура – позволила тебе одержать верх. Позволила всё разрушить.

– Это под моими руками всё гибнет: Танатика, этот город, Многогранник, – руки опускаются вниз, ногти раздирают кожу. – Люди. Сколько умерло, пока я искала вакцину? Сколько умерло и умрут после, потому что я не смогла их вылечить? Даже Ева и та из-за меня умерла.

Диана с размаха опускается на колени, бьётся головой о скамью, из глаз льются слёзы теперь и от боли. Артемия берёт её за плечи, разворачивает к себе, и впервые за долгую тираду говорит:

– Не ты виновата во всём этом. Это Власти, это Песчанка. И ты ведь знаешь, кто разрушила Многогранник?

Диана поднимает на неё заплаканное, искажённое злостью лицо.

– Ты! – и она снова поднимается, кидается на Артемию с кулаками. – Я доверилась тебе. Я влюбилась в тебя.

Артемия пытается придержать Диану, но она вырывается, кусаясь и царапаясь, не обращая внимания на боль.

– А ты опередила меня, воспользовалась моей слабостью, – Диана останавливается, переводит дыхание. – Ты всё забрала: Многогранник, Столицу. Ты меня сломила, подмяла под себя.

– Ты обманула меня. Ты бы не смогла меня полюбить. Такую как я, после того, что я делала – никогда, – Диана смотрит на Артемию, и кровь на её лице и руках уже не вызывают чувство вины. Только горькое удовлетворение. – Тебе просто нравилось опекать меня, быть надо мной главной, смотреть, как я бьюсь в попытках тебя заполучить.

– Это наверняка очень забавное зрелище, не правда ли? – она снова нападет на Артемию, как только чувствует, что в ней достаточно сил. – Ты продолжаешь надо мной издеваться. Теперь притащила меня сюда. Раздела, опоила чем-то. Чего ты добиваешься? Почему не защищаешься?

Артемия, наконец, пытается её удержать, они вместе валятся на пол. Диана, прижатая её весом, плачет со всхлипами, отчаянно выталкивает из себя накопившуюся злость.

– Но не одна ты, – она освобождается от Артемии, садится на колени. – Меня весь этот мир ненавидит. Всегда ненавидел. Моя лаборатория, моё детище, моя жизнь – Танатика, встала миру поперёк горла, и её разрушили, и меня вместе с ней.

– И я попала в этот город, где мир мечтал меня убить каждую минуту, – она бьёт кулаками об пол. – И иногда у него почти получалось. Один раз я даже почти помогла ему.

– Я сопротивлялась. Я всегда сопротивлялась, находила другие пути, работала как проклятая, бросалась в пекло, ради цели, – Диана поднимает руки, зарывается пальцами в волосы. – И в итоге всё равно ломалась. Находились способы прогнуть меня, вывернуть мои дела против меня.

Диана закрывает руками лицо, рыдает громко, не заботясь о том, как выглядит. Поднимает голову, вытирает слёзы, встаёт, пошатываясь. Делает к Артемии шаг, думая, что выговорила, выкричала, выстрадала всё, что могла. Но ярость накрывает её с новой силой.

И Диана снова кричит, плачет, дерётся и кусается, бросается на стены, на пол, рвёт волосы, расцарапывает кожу. Иногда чувствует, как крепко хватают её руки Артемии, чтобы оттащить от печи или лавки, и снова обращает злость на неё. Перечисляет свои обиды, свои поражения, замолкает, чтобы только яростно колотить то или ту, что подвернётся под руку.

Силы оставляют её, боль проходит по всему телу – перенапряжённому, израненному – волной, заставляя содрогнуться и упасть на пол. Диана слышит шаги Артемии – до печи и к ней. Её колотит, и Артемия аккуратно садится рядом, кладёт голову Дианы к себе на колени.

– Это сидит в тебе и не отпускает, – она кладёт прохладные пальцы на виски Дианы. – Найди и прогони прочь из себя.

========== Акт Второй. Сцена Девятая ==========

Диана куда-то проваливается, долго, мучительно прорывая плотный, вязкий воздух. А приземляется там же, откуда начала падение. Она чувствует спиной и ногами жёсткие доски, чувствует под головой колени Артемии, а на висках её руки, чувствует под пальцами насквозь мокрую ткань рубашки, как прилипли к лицу волосы, как болит каждый сантиметр тела. Она слышит потрескивание поленьев в печи, ощущает душный запах трав, дыма и нагретого дерева. Но при попытке открыть глаза видит только черноту. Порыв дёрнуться, скинуть с себя оцепенение тоже ничего не даёт.

Ей остаётся только думать.

Была ли права Артемия? Что значит то, как подействовал на неё этот ритуал? Если бы Артемия не молчала, если бы говорила сейчас, объясняла, что именно произошло, Диане было бы проще. Но она ведь сказала, что что-то есть, что-то, что нужно из себя вытравить.

Диана знает, что есть нечто, что всё время пытается выжать из неё максимум возможного и немного больше, разогнать до предела, и остановить, дав удариться головой о только что построенную стену. Оставить от долгого бега лишь пустоту и бессилие. Диана всегда думала, что это что-то извне – Власти, даже, может быть, судьба, несправедливость, необходимые испытания. Артемия, видимо, предполагает, что это что-то внутри. Но такое же чужеродное.

Так ли она права? Может, это никакое не явление, напавшее на Диану когда-то очень давно? Может, это её самой – Дианы – характер? Она считает себя целеустремлённой, смелой, уверенной и упорной. И это хорошие качества, не они причиняют ей страдания. А момент, когда они словно иссякают, разворачиваются другой своей стороной. Безволие, страх, нерешительность, сомнения. И уже они выпивают из неё силы без остатка, доводя до края и до крайностей. Но от них наверняка можно избавиться, можно усилием воли перебарывать эти слабости, оставляя себе только сильные стороны.

Но в них ли дело? Самое свежее, кровоточащее ещё воспоминание: как она поставила целью заполучить Артемию. И что она с собой, и с ними, в итоге сделала? Это было даже несерьёзно, не её уровень поставленной задачи, не её зона интересов. И всё-таки она взялась за это так усердно, что изломала всю себя и исковеркала в попытках сблизиться. Извивалась, как могла, в своих же рамках. И в итоге только всё испортила. Зато сколько сил, сколько эмоций исторгала из себя в процессе. Если бы ими что-то питалось, оно наверняка было бы очень довольно.

И она ведь не настолько глупа, чтобы выбирать такие затратные и в то же время недейственные методы. Может, это всё-таки что-то, что не она сама?

Тогда и всё остальное тоже – выбрать цель, выбрать самый трудный, самый тернистый путь, привести себя туда, где цель не исполнится. Распалиться и растратиться в дороге. Очнуться отчаявшейся и бессильной. Если удалось выбраться – найти новую цель и повторить. И так пока… пока что? Пока Диана не умрёт, сломленная окончательно, выпитая до дна? Видимо, так. Может, этому чему-то, что в ней есть, нужна её смерть, чтобы освободиться, перейти к другой, ещё полной? Она ведь действительно была готова умереть, когда казалось, что ни сил, ни цели больше нет. А потом совсем уже мучительно и безнадёжно расплёскивалась. Эта попытка стала бы последней: Диана просто тихо и быстро угасла бы, перестала бы есть и спать, отравила бы себя никотином, добавила бы твирина – она ведь уже об этом думала. Или ещё какой способ побыстрее.

Осознание приходит как будто в один миг, Диана вроде бы даже вздрагивает, хотя ощущается так, словно вздрогнул пол под ней.

Она открывает глаза, но видит не баню, а странную, не чёрную, вообще никакую пустоту. И нечто, что она никогда не подберёт слов описать. Ни формы, ни цвета, ни каких-то ещё внешних признаков. Оно просто было, в ней, перед ней. Знакомое и чужое. Страшное и привычное.

Диана собирает волю в кулак, она поняла, она решилась.

– Уходи.

–Ты уверена? – отвечает ей существо её же голосом, слышать его со стороны странно и даже жутко. – Я столько дала тебе. Кем ты без меня была бы? Чего бы ты добилась? Основательница «Танатики», стала бы ты ею, если бы ничто не подгоняло тебя? Ты бы не ушла дальше рядовой врачеи, ты не факт, что отучилась бы вообще.

– Может, и стала бы, – в Диане всё дрожит от страха, рвётся от неуверенности, но она говорит то, что теперь знает, не позволяя взять над собой верх. – Да только с тобой я и так на месте рядовой врачеи, только ещё и маленьком городишке, под пристальным надзором Властей. Ты этим пытаешься хвалиться?

– За тобой шли люди, ты вселяла в них уверенность, потому что шла вперёд, к цели, не видя преград.

– И где теперь эти люди? Сколько погибло, скольких казнили, сколько арестованы, сколько никогда не сможет заниматься наукой, потому что их имя связано с «Танатикой». Я шла, не видя препятствий, они шли за мной – да, потому что я, не ты, их вдохновляла. Только я об это препятствие ударилась, потому что ты закрыла мне глаза. И они следом.

– Я провела тебя через мор, через эпидемию, ты выжила и помогла выжить городу.

– И чуть не убила себя, – Диана становится всё увереннее, аргументы против неё легко разбиваются о здравый смысл, – чуть не уничтожила город.

– Артемия знала тебя только со мной, – это последний довод, Диана это знает, только он всё равно отзывается болью. – Думаешь, ты понравишься ей другая?

– Она пришла, чтобы вытравить тебя из меня. Я, может, и нравилась ей, пока ты ею не заинтересовалась, пока не извратила данный мне шанс. Я вымотала её, я лгала ей, я пыталась её убить, я уже дважды бросалась на неё с кулаками. И не важно, понравлюсь ли я ей без тебя. Может быть, и нет.Только если ты не будешь меня гнать к ней, я с этим справлюсь. Я слишком далеко зашла, я уже слишком много из-за тебя потеряла. Потеряю и её – будет больно, но с тобой будет ещё больнее. Уходи, ты не получишь от меня больше ничего.

Неприятный смех заполняет разум Дианы, она чувствует подступающую к горлу тошноту.

– Было бы что получить. Ты же кончилась вся, я только и ждала, пока ты умрёшь, даже револьвер в твои руки взять побоялась, вдруг спасёт кто опять. Если ты думаешь, что проживёшь без меня хоть сколько-нибудь, да ещё и счастливая, ты ошибаешься.

– Прочь, ты всё врала, и здесь я не верю тебе. Прочь!

Последнее Диана уже выкрикивает и нечто тянется к ней всем своим существом. Она выставляет перед собой руки в попытке защититься.

И приходит в себя от позыва рвоты, скатывается с колен Артемии. Несколько спазмов и вместе с зеленоватым настоем из неё выходит комок чёрной слизи. Диана смотрит, как он просачивается сквозь доски, уходит в землю.

– Ты была права, – говорит она Артемии, не глядя на неё, и в этот же момент снова теряет сознание.

Очнувшись в первый раз, Диана с трудом осознаёт, где находится. Тепло, темно, и немного укачивает. Она пугается – слишком часто она обнаруживала себя в опасности после обморока. Лишь привыкнув к темноте, она может разглядеть, что Артемия несёт её через ночную степь, завернув в одеяло. Приходит спокойствие, ощущение безопасности. И наваливается усталость, такая тяжёлая, что Диана не может и слова выговорить. Она закрывает глаза и засыпает.

И просыпается в чужой постели. Всё тело отдаётся болью в закаменевших мышцах при любой попытке двинуться. Саднит пересохшее горло. Желудок сводит от голода. Диана прислушивается к себе, пытаясь понять, изменилось ли что-то? Имело ли это всё какой-то смысл? Не привиделся ли ей важный, решительный шаг? Никаких изменений она не чувствует.

В приоткрывшуюся дверь выглядывает Зоя:

– О, Вы очнулись! – радостно говорит она. – Я сейчас Учителю позову.

Попросить воды Диана не успевает. Пока ждёт, оглядывается, насколько хватает возможностей, и понимает, что спала в комнате Артемии. Чувство неловкости усиливается с осознанием, что одежды на ней нет никакой.

Артемия входит усталая, с царапинами и синяками на лице и открытых руках. Садится на стул рядом, протягивает бутылку с водой. Диана с трудом приподнимается, неловко прикрывается одеялом.

– Как ты? – спрашивает Артемия, поддерживая бутылку, которую Диана удержать не в состоянии.

– Не поняла пока. Всё болит, и есть очень хочется.

Диана, наконец, всматривается в Артемию, разглядывает все травмы, которые своими руками нанесла. Хорошо бы забыть это, не знать, на ком лежит ответственность. Диана готовится к волне жгучего стыда, вины и желания исчезнуть, уже сжимается, сводит плечи, готовая принять это наказание. И его не происходит. Диана только знает, что виновата, хочет попросить прощения, чтобы исправить ситуацию, насколько сможет.

– Прости за то, – произносит она неуверенно, боясь, что слова всё же породят это привычное чувство, – что я тебя так…

– Ничего. Я знала, что так будет. Так и должно было быть, – Артемия кивает на руки Дианы. – Тебе не меньше досталось. Я пыталась быть аккуратной, но иногда было довольно сложно.

Диана обводит взглядом свои открытые плечи, покрытые синяками и даже царапинами. Пожимает ими, не зная, что сказать.

– И извини, – продолжает Артемия, – мне пришлось тебя раздеть – всё, что было насквозь промокло, а рубашка в клочья порвалась. Зоя уже сходила до «Омута» за свежей одеждой, если надо, я могу принести.

Диана опускает голову. Ну вот сейчас же должно стать стыдно – просто представить, как Артемия с неё, бессознательной, бельё стаскивала. Диана представляет, и краска заливает лицо. И это смущение неловкостью момента, непривычными обстоятельствами. И ей всё ещё не хочется убежать. Она закрывает лицо прохладными ладонями, понимая, что по нему проскальзывает глупая улыбка.

– Ой, – неожиданно для себя самой говорит она, и от этого краснеют уже уши. – Ты извини, что пришлось… То есть нет, спасибо, что всем этим занимаешься.

Диана отнимает руки от лица, поднимает голову. Она благодарна Артемии за то, что она здесь, за то, что провернула всё это ради неё, за то, что теперь ухаживает за ней, но пока не знает, как это выразить. Артемия смотрит на неё долго, внимательно, взгляд постепенно теплеет, она легко касается пальцами её щеки, убирая прядь волос.

– Главное, чтобы это имело эффект. Ты горишь вся, всё хорошо?

– Да, это… – Диана нервно усмехается, подтягивает сползающее одеяло. – Не температура, в общем.

– Хорошо, – Артемия встаёт, не сводя взгляда с Дианы. – Я скоро.

Диана откидывается на спинку кровати. Что-то всё-таки изменилось. Она по-прежнему много чувствует в присутствии Артемии. Больше, чем может назвать и описать. И всё-таки это не то же самое – не крайности от убежать до вцепиться и не отпускать любыми способами. С ней комфортно, с ней легко даже когда всё идёт не так, как Диана хотела бы. Это удивительно напоминает эйфорию первых их встреч, когда Диана ещё никак их отношения не определила, когда просто позволила себе расслабиться. Не это ли она полюбила?