Текст книги "Степная Магия (СИ)"
Автор книги: lita_iulita
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Комментарий к Акт Второй. Сцена Пятая
* Medicum morbo adhibēre – отдать больного на руки лекаря. Эта фраза используется в прологе игры.
========== Акт Второй. Сцена Шестая ==========
Постепенно новая жизнь набирает обороты; теперь к Диане на приём иногда приходят по две-три человеки в день, и ей приходится продумывать выходные дни для себя и медсестёр. У самой Дианы нет никакой замены и возможности оставить пост надолго, поэтому максимальное, что она может получить от Сабурова, как и позволить себе сама, – право не чаще раза в неделю получать свободный день, о котором будет сообщать на двери заранее, и оповещать Айян о своём местонахождении. Пару раз она использует это право, чтобы встретиться с Артемией.
Диана идеально отточила своё поведение и может придумывать уже несколько вариантов реакций, жестов и слов для одной ситуации. Несмотря на успехи в самоконтроле, общение не идёт по задуманному сценарию – Диана не может перешагнуть барьер коротких касаний и тёплых взглядов. Аккуратно перевести взаимодействия в нужную плоскость.
Горожанки приходят с всё более сложными проблемами, часто неизлечимыми, как вообще, так и в данной ситуации. Болезни, которые можно было бы вылечить на несколько лет раньше, отсутствие оборудования и уровень развития медицины – не её вина. Себя она может укорить разве что в недостаточном знании или в несложившемся изобретении бессмертия, но она не чувствует жалости к незнакомым, неинтересным ей людиням, только ответственность за них, как за часть своей работы. И страх за свою репутацию – в этом месте любое слово, сказанное о ней, любой слух, и тем более, любая ошибка, приведёт к краху её планов. Поэтому даже для самых безнадёжных она назначает повторные приёмы и до них штудирует всю литературу, что у неё есть, в поисках возможности хотя бы облегчить симптомы. Заводит новый список хронически или условно хронически больных, добавляет лекарства к заказу.
Диана снова пользуется правом на выходной перед отправлением поезда в Столицу. Оформляет все списки. Пишет отчёт о проделанной работе:
«Успешно завершилось переоборудование первого этажа вверенного мне дома под врачебные нужды. С момента открытия кабинета было совершено 26 приёмов, число больных, обратившихся за помощью – 16, смертей из числа пациенток – 0, неизлечимо (в том числе в данный момент) больных – 7.
Для более успешного лечения были налажены поставки травяных настоев – единственного доступного лекарства. Их закупка и траты, а также использование других народных методов в приложении 1. Прошу увеличить поставки медикаментов и расширить их ассортимент для сокращения использования непроверенных методов и средств. Список и приблизительное количество необходимого в приложении 2.
Также прошу предоставить более современное оборудование для диагностики и лечения. На данный момент нет возможности предоставить полноценную помощь всем, кому это необходимо. Заболевания, которые были оценены как требующие лучшего оснащения больницы в приложении 3.
В помощь были наняты и минимально обучены 3 медсестры. В процессе обучения был обнаружен недостаток менее специализированной литературы, которую они могли бы понять без дополнительных разъяснений. К моменту расширения штата такая литература будет необходима.
На данный момент главными проблемами являются: вышеописанный недостаток медикаментов и оборудования, а также обученных профессионалок; недоверие со стороны местных жительниц; конкуренция с не имеющим образования “врачом”, который продолжает практику, несмотря на моё назначение на должность.
В будущие планы входят: рост репутации официальной медицины и моей как врачеи путём успешного лечения и, возможно, распространения необходимой информации среди населения; оборудование больницы с несколькими врачеями, возможностью стационарного ухода за больными и размещением более объёмного и сложного оборудования; замена народных средств на признанные наукой.
Как можно увидеть в данном отчёте, первые полученные инструкции были выполнены или находятся в процессе выполнения. При необходимости готова выполнять новые инструкции, корректировки к планами другие указания.
Данковская Диана. Бакалавра Медицинских Наук. Врачея Города-на-Горхоне.»
Подпись выглядит грустно и жалко. Больше не основательница экспериментальной исследовательской лаборатории «Танатика», просто рядовая врачея города, о котором слышали только местные и те, кто занимались эпидемией. Единственная, но всё равно рядовая.
Тем не менее, Диана чувствует удовлетворение – запущенный ею механизм работает. Может быть, она пока не может гордо заявить, что спасает жизни – такие случаи ей действительно ещё не попадались. Но она практически с нуля растит здесь медицину не на уровне трав и поверий. Это не то место, о котором она мечтала, не то, которое она заслуживает со своими знаниями и стремлениями, но всё же место, где она добьётся поставленных целей, и где её будут ценить и уважать.
Кроме того, Диана действительно заинтересована в идее сделать этот город лучше. Может быть, она привязалась к нему, как к целому, пока – успешно или нет – спасала от эпидемии. Может, дело в появившейся здесь близкой человеке. Пусть и единственной, пусть той, кто намеренно держит дистанцию, вызывая в Диане чувства то сильной привязанности, то одиночества. Может, эта идея – тоже подходящая цель, подходящий вызов, как, возможно, сказала бы Артемия.
Диана устало откидывается на спинку стула и закуривает. Всего лишь отчёт, набор слов и цифр, вызывает в ней слишком много противоречивых эмоций. Это глупо и утомительно – столько чувствовать, и Диана старательно вытравливает из себя переживания сигаретным дымом. У неё всё под контролем, и с Артемией, и с врачебной деятельностью.
Когда все бумаги написаны и сложены в конверт, все чувства аккуратно задвинуты, Диана выходит из «Омута», предупредив Айян, что найти её можно будет в «Стержне». Сабуров внимательно перечитывает бумаги, уточняет, действительно ли необходимо тратить все эти лекарства на условно хронически больных, если вылечить их всё равно нельзя, но на удивление не вносит правок в отчёт. Просто вкладывает собственный в конверт и запечатывает, не давая Диане взглянуть на его мнение о ситуации.
Идти домой, к больнично-белому первому этажу и прокуренной пустой комнате, Диана не хочет. Она курит, невидящим взглядом скользя по воде Горхона. В голове роятся тысячи мыслей – планы, сомнения, страхи и надежды, от которых никак не избавиться, и они только всё больше закручивают в клубок её сознание. Ничего уже не удаётся вычленить, определить и рассмотреть. Диана перескакивает с оборудования больницы на поцелуй с Артемией и обратно. Ни то, ни другое невыполнимо прямо сейчас, и для того и другого нужно ещё работать. Бездеятельности она не выдерживает и идёт, но не в сторону Каменного Двора, а в Кожевенный, в надежде застать Артемию дома.
Надежда оправдывается, на пороге дома Диану встречает Артемия в свободной домашней одежде. Её хмурое лицо быстро озаряется улыбкой.
– Добрый вечер, ойнона.
– Добрый. Я была недалеко, решила зайти, – Диана улыбается в ответ, смущённо опускает голову, показывая неловкость. – Я уйду, если не вовремя.
Обычная вежливость. Диана не хочет уходить. Она хочет сказать: «если ты занята, я буду просто сидеть и смотреть, если ты устала, я лягу рядом. Просто дай мне лишний шанс привлечь твоё внимание».
– Нет, всё в порядке, – Артемия открывает дверь шире, отходит, освобождая вход. – Ты не замёрзла? Могу согреть чай.
– Да, спасибо, – Диана стягивает тёплые перчатки, снимает пальто. – Действительно довольно холодно.
Они оказываются сразу в кухне, через которую Диана обычно проходила, не замечая. Артемия жестом указывает на небольшой стол с табуретками вокруг. Пока она занимается чаем, Диана приводит себя в порядок – дружелюбное лицо, расслабленная поза, чуть развернуться в ту сторону, куда предположительно сядет Артемия, собраться с мыслями.
Артемия ставит чашки, садится рядом. Диана греет руки о кружку и какое-то время молчит, давая теплоте момента наполнить её, чтобы сделать всё, как нужно. Она начинает разговор первая, привычно, как заученный учебник, рассказывает о больнице, об отчёте в Столицу, о медсёстрах и Рубине, почти ни на чём не задерживаясь. Говоря, она ещё немного разворачивается к Артемии и их колени под столом соприкасаются, Диана сопровождает это выверенной улыбкой говорящей: «случайность». Но позы не меняет. Артемия слушает внимательно, потом также бегло рассказывает о своих делах. Из этого, как обычно, не выходит разговора, потому что каждой нечего ответить на слова другой, они могут только кивать, и вежливо интересоваться самочувствием по тому или иному поводу.
Диана знает, что сегодня всё закончится как обычно – она поблагодарит за чай и уйдёт, не найдя новой темы, нового способа остаться. И она отчаянно хочет это изменить. Она старается достаточно долго, чтобы позволить себе это.
– Хорошо, что город оживает, – Диана подытоживает их разговор, уже зная, что скажет дальше. – Я думала, он не оправится после тех двенадцати дней ада.
Артемия кивает, и Диана не даёт ответить:
– Впрочем, знаешь, – она аккуратно кладёт ладонь на колено Артемии, – в этом аду всё-таки было что-то хорошее.
Диана поднимает взгляд на Артемию, но та смотрит на их ноги.
– Мы не можем отрицать, что нам обеим этого не хватает, – рука Дианы движется вверх по бедру, Артемия едва заметно вздрагивает. – Нашему уговору это не помешает.
– Да, – Артемия чуть растягивает слова, словно не уверена в них, – нам действительно этого не хватает: я это вижу, слышу и чувствую. И я…
Диана жадно впитывает её слова, глядя на чуть покрасневший кончик уха, но их прерывает громкий, быстрый стук в дверь. Они обе оборачиваются, застигнутые врасплох. Диана кусает губы, вспоминает все ругательства, которые только знает. «Не открывай, не надо, мы ведь только…»
– Ждите! – резко кричит Артемия, и голос у неё немного сиплый. – Я хотела бы…
Говорит она уже тише, снова обращаясь к Диане, но стук возобновляется вместе с испуганным женским голосом.
– Ойнон Бурах! Госпожа Диана у Вас?
Диана узнаёт голос и обращения. «Глупая степная девка? Почему именно сейчас?». Но Артемия уже ускользает из-под её руки, уже встаёт чтобы открыть дверь.
– Госпожа Диана! – в дом влетает запыхавшаяся Айян. – Я Вас везде ищу! Там беда! Женщина при смерти на складах у Рубина!
– Что? – переспрашивает Диана, хотя уже вскочила и начала одеваться раньше, чем Айян договорила. – Вот же мразь!
«Обе вы – и ты, и Рубин», заканчивает она. Но мысли уже переключились и понеслись с бешеной скоростью, она готовит вопросы, которые задаст Айян по дороге. Диана оборачивается к Артемии, и на короткое мгновение чувствует подступившую грусть и усталость. Она кивает:
– Иди.
***
Бывшая прозекторская практически вся залита кровью, на операционном столе – тело, накрытое простынёй. Диана бежала так быстро, как могла, но всё равно опоздала.
– Тяжёлые роды, большая кровопотеря, – Рубин говорит медленно, безэмоционально, словно зачитывает историю болезни. – Я сделал всё, что мог.
Он разводит руки в окровавленных перчатках. Не извиняющийся, не виноватый.
– А меня ты позвать не мог? – Диана разворачивается к нему, сжимает кулаки. – Ты, чёрт тебя возьми, кто вообще такой, чтобы этим заниматься?
– А ты кто такая? Ты много родов приняла за свою жизнь? – Рубин не повышает голоса и не оправдывается, он просто спрашивает. – Ты точно спасла бы её?
– Может быть, – Диана наступает на него, несмотря на его рост и комплекцию, – может быть спасла бы. Откуда тебе знать? У тебя женщина умерла на столе, а ты споришь о моей компетенции!
Она бьёт несильно, больше чтобы просто выместить злость, попадает куда-то в грудь, и заносит кулак для следующего удара. Рубин перехватывает её руку.
– Успокойся, иди домой. Ты уже ничем не поможешь.
– Конечно, ты уже сам прекрасно справился, – сквозь зубы цедит Диана. – Я закрывала глаза, когда к тебе ходили с порезами и вывихами, но это уже ни в какие ворота. Я этого так не оставлю.
***
– А Сабуров мне сказал, мол, обычное дело – смерть в родах. Вы – женщины – так делаете, – прошло несколько дней, но в Диане всё ещё кипит негодование. – Он даже не пытается как-то решить эту проблему.
Они снова в кухне Артемии, здесь всё также тепло и уютно. Диана уже может говорить спокойно. Она просто расскажет подробности и переключит их разговор в другое русло.
– Этой проблемой займётся Ласка, умершей мы ничем не поможем, – Артемия сжимает кулаки до побелевших костяшек. – Но я попробую повлиять на репутацию Рубина. Двоедушники Ноткина могут об этом позаботится.
– Спасибо, – Диана коротко кивает, она ищет у Артемии не этой помощи, но отвечает так, как должна. – Я, конечно, напишу в Столицу, но вряд ли оттуда можно что-то сделать. Тем более, эту смерть всё равно поставят мне в вину: я ведь была в месте проведения операции, да и будь я в тот день дома, могла бы успеть.
Опереться щекой о ладонь, показать усталость.
– Здесь тебя никто не обвинит, продолжай делать, что делаешь. Оценивать будут по твоим успехам.
– Какие успехи? – Диана отводит глаза, говорит ровно, почти не меняющимся тоном. Ещё контролирует лицо и позу, но слова произносятся как будто сами по себе: – Что бы я ни делала, всё оборачивается против меня. Танатика. Эта практика врачебная. Надо же было оказаться в городе, где на место врачеи конкуренция с неучами, а в медсёстрах те, кто даже читать не умеют.
Артемия молчит, смотрит на неё внимательно, словно ищет и не находит других проявлений эмоций, кроме слов.
– Всё без толку! – Диана повышает голос, теряет связь с телом и тут же вскакивает, начинает ходить по маленькой кухне. – Я Айян натаскивала на акушерство долго и муторно, и всё равно не факт, что мы бы справились. От них толку, что от беспризорниц твоих: ни помощи оказать, ни своей головой подумать. То «я не знаю, как это делать, приди сама», то «я туда не пойду, там грязно и пыльно».
Артемия взглядом следит за её перемещениями, Диана надеется прийти в себя. Ещё не поздно извиниться, списать всё на стресс. Ещё не поздно вернуться к исходной точке.
– И Рубин тоже хорош, пользуется тем, что в городе меня ненавидят, а все плачевные результаты его самоуправства потом мне разгребать, – она резко останавливается, понимая, что к глазам подступают слёзы. Она пытается сдержаться, но продолжает говорить, словно стремится выплеснуть всё, что чувствует, потому что другого случая не представится. – Я так устала! Всё идёт не так с самого начала. Мне не нужно было оставаться здесь.
Диана не хочет это говорить, признаваться в слабости, в поражении. И ещё она не хочет плакать, но лицо сдаётся, поджимаются губы, зажмуриваются глаза, по щекам катятся горячие слёзы. Она отворачивается, закрывается предательски дрожащими руками.
Диана плачет громко, некрасиво, всхлипывая и пытаясь что-то сказать. Что именно – сама не знает. Артемия кладёт руку на её плечо, оказывается прямо перед ней, и Диана опускает голову ниже.
– И ты, – Диана поддаётся близости и теплу Артемии. – Ты ведь мне обещала, а в итоге – что? Кто я для тебя?
Артемия держит её за плечи, и Диана чувствует, как дрожит под её руками. Прерываемые рыданиями слова звучат безобразно жалко. Настолько, что даже сейчас Диана не может их себе позволить. Она собирается с силами, отнимает ладони от лица, скидывает с себя руки Артемии, отходит, всё ещё глядя в пол.
– Нет, прости, – Диана уже надевает пальто. – Это всё – неважно, несерьёзно. Я просто переработала.
Её голос хриплый и тихий, руки слушаются плохо, на щеках сохнет соль.
– Позже увидимся.
Диана практически выбегает, в холодный осенний воздух. Лицо обжигает ветром, и на глазах снова выступают слёзы. Всю дорогу до «Омута» её бьёт крупная дрожь, и идёт она только потому, что боится встретить кого-нибудь такая: заплаканная, уставшая, не контролирующая себя. Дома она курит одну сигарету за другой, пока дрожь не сменяется тошнотой и слабостью. Засыпает тяжело и беспокойно, а на утро помнит прошедший день обрывочно и неполно.
========== Акт Второй. Сцена Седьмая ==========
Диана не знает, может ли она встретиться с Артемией теперь. Не знает, насколько разочаровывающе она себя вела. Не только потому, что не помнит всех деталей, но и потому, что не видит границы, заступив за которую, окончательно отвратит Артемию от себя. В конце концов, Диана уже делала вещи и хуже, и унизительнее, и больнее, и, тем не менее, Артемия всё еще позволяла ей предпринимать какие-то попытки. С другой стороны, терпение не бесконечно, и нельзя узнать, что именно станет последней каплей. Поэтому Диана не приглашает Артемию и не идёт к ней. Если Артемия ещё хочет её видеть, она сделает это сама, а если нет – зачем унижаться ещё больше и просить о встрече.
В первый день Диана пытается убедить себя, что в произошедшем нет ничего катастрофического: она не сделала ничего, что не видела бы уже Артемия. Слёзы, крики, перепады настроения, признание собственного бессилия. Один раз это даже что-то изменило в отношении Артемии к ней. Убеждения удаются в той или иной степени. Диана доказывает себе, что всё будет хорошо, и их встречи продолжатся, как раньше, а там она уже сможет что-нибудь сделать. Она спокойно работает, принимает пациенток, общается с медсёстрами.
К следующему дню уверенность ослабевает. Диана уже ждёт записки, хотя бы говорящей, что всё в порядке, но ожидание это беспочвенно. Так часто они не встречаются, а привычки писать без дела, у Артемии нет. На работе это не сказывается, Диана умеет быть внимательной, отключаться от собственных проблем во имя дела. Зато её настроение ухудшается с каждым часом.
– Я закончила обход, была в Жильниках и жилой части Заводов, – беспечно рапортует Анна, её белый халат безобразно контрастирует с накрашенным лицом и жеманным поведением.
– А Сырые Застройки? – спрашивает Диана, не отрываясь от бумажной работы.
– Там страшно! – нарочито-испуганный ответ. – Бойни рядом и люди такие недобрые, они меня всегда прогоняют, а если чего похуже удумают.
– Анна, белый день на дворе, – Диана начинает злиться, злость эта не такая сильная, как в случае с Рубиным, притуплённая, и даже как будто обязательная, —этот город не настолько криминальный!
– А ещё там грязь такая, что если я зайду в белом халате, то выйду уже в чёрном, – Анна кривит лицо. – Наши халаты должны быть белые, в этом же смысл?
– Наши халаты должны спасать жизни, а не выкручиваться из неудобных ситуаций, – Диана встаёт, смеряет Анну ледяным взглядом, закуривает. – Мы уже не в первый раз об этом спорим. Признайся, что тебе просто лень.
– И совсем нет!
– Анна, я спросила тебя, готова ли ты искупить вину, помогая другим, ты согласилась. И мне не важно, из искреннего желания исправиться, или из возможности казаться лучше, чем ты есть. Если ты передумала – сдавай свой идеально белый халат и иди обратно прозябать в своих «Вербах», причитая, что тебя никто не ценит.
– Я… – губы у Анны дрожат, под слоем светлой пудры проступает краснота.
– И твои слёзы меня не убедят, – Диане нет дела до Анны, она просто хочет избавиться сейчас от её присутствия, даже если потом придётся искать замену. – Уйди, чтобы глаза мои тебя не видели. Халат можешь оставить здесь.
– Нет, —Анна смотрит в упор, глаза блестят. – Я пойду в Сырые Застройки.
«Слишком театральная жертвенность», делает вывод Диана.
– Вот так бы сразу, и не тратила бы ни своё время, ни моё.
Анна выходит, и одновременно в особняк просачивается незнакомая девочка. Диана наскоро старается сделать выражения лица более дружелюбным.
– Ты на приём?
– Нет. Учитель, в смысле Артемия Бурах, послала узнать, всё ли у Вас в порядке.
– Эм…, – задумывается Диана, не над вопросом, хотя тут есть, над чем подумать, а над самой ситуацией. – Да.
– Хорошо, – девочка оглядывает Диану не то с любопытством, не то с недоверием. – Я передам, – и тут же скрывается за дверью.
Диана смотрит ей вслед, пытаясь понять, что именно сейчас произошло. Артемия не пришла лично, не удостоила её даже записки, при этом погнала одну из своих учениц через весь город, чтобы удостовериться в её самочувствии. Диане это обезличенное взаимодействие не нравится, это не то, на что она рассчитывала. Но и игнорированием, которое она полагала возможным, его не назвать.
Через день история повторяется, и в Диане нарастает сомнение. Это выглядит, как нежеланный уход за тяжелобольной – уточнить, не нужно ли что, и исчезнуть, лишь бы не соприкасаться, не контактировать. Она чувствует себя мерзкой, недостойной нормальной заботы. Чувствует себя обманутой и обиженной.
Когда девочка появляется в третий раз, Диана суёт ей в руки записку, вместе с найденным когда-то давно орехом.
– Передай Артемии, ладно?
В записке она просит о встрече. Кратко, без предисловий о том, как ей неприятны эти проверки. Девочка приносит не менее лаконичный ответ, и Диана, наконец, может успокоиться. Хотя бы ненадолго.
Они встречаются вечером, тёмную улицу освещают фонари, первый мягкий снег желтеет под светом. Диана, не привыкшая к холоду, мёрзнет в хлипком столичном пальто. Артемия берёт её под руку, и Диана прижимается к ней в поисках тепла. Это именно Артемия предложила прогуляться по скверу, и ей, кажется, абсолютно не мешает погода. Они идут размеренно и, по большей части, молча, Диана иногда бросает взгляды на Артемию, любуясь её сосредоточенным лицом.
Молчание давит, кажется неправильным. Но Диана боится снова пользоваться продуманным методом – один раз он её уже подвёл, и она не знает, сможет ли сдержать себя сегодня. Она думает о прерванной попытке снова сблизиться, тогда они так и не закончили разговор. Но нужны ли слова? Они только и делают, что говорят всё последнее время, и никуда не движутся.
Диана замедляет шаг, останавливается, крепче сжимает замёрзшие пальцы на локте Артемии. Та поворачивается к ней, в лице читается непроизнесённый ещё вопрос, но Диана не хочет его слышать. Она тянется к лицу Артемии, приподнимаясь на мыски, и небольшое расстояние между ними преодолевается невыносимо долго. Артемия наклоняется к ней, и их губы, наконец, соприкасаются, но лишь на короткий миг – она выпрямляется, и тяжело кладёт руку на плечо Дианы, словно обозначая дистанцию. Диана, растерянная, лишившаяся последнего шанса, опускается на пятки, её рука безвольно соскальзывает с локтя.
– Ойнона?
– Извини, – бормочет Диана, опускает голову, пытается придумать, как сделать так, чтобы загладить инцидент, создать видимость, что ничего не произошло, делает неуверенный шаг назад.
– Ты извини, – в голосе Артемии слышится вина и, может быть, жалость, – я ничего…
– Всё нормально, – перебивает Диана, – ты не обязана мне потакать.
«Это – только моя ответственность, ведь это я должна была тебя добиться».
– Мне не нравится, как ты всё перегибаешь, – голос Артемии, неожиданно холодный, ранит сильнее всего сказанного и сделанного. И от причинённой боли Диана начинает злиться.
– Ах, я перегибаю! – она вскидывает голову, отравленная обидой; уже забывает собственную последнюю мысль и думает: «ты обещала, что мы попытаемся вместе». – Легко обвинить меня в этом, если ты сама ничего не делаешь!
– Ойнона, – Артемия делает к ней шаг, говорит вкрадчиво и тоже уязвлённо, – мы не раздавали подруга подруге роли и с листа не читаем, чтобы обвинить меня в том, что я ничего не делаю.
– Так ты хочешь, чтобы всё делала я?
«Признай это, тогда нам обеим будет проще».
– Я хочу, – Артемия смотрит в глаза и от этого взгляда странно неуютно, почти страшно, – чтобы ты посмотрела на себя со стороны, и поняла, как ты выглядишь.
Эта мысль оглушает Диану. Она понятия не имеет, как воспринимает её Артемия, видевшая уже слишком много её состояний и образов. Обвинение в голосе Артемии не сулит хорошего ответа на этот вопрос, и Диана не хочет его находить. Она разворачивается в попытке уйти. Пусть никогда больше не сможет увидеть Артемию, пусть не получит её, но этого разговора она может не вынести. Артемия хватает её за запястье заставляя остановится.
– Я не дам тебе снова убежать от разговора.
Диана дёргается, и пальцы Артемии больно вжимаются в кисть руки. Конечно, это бесполезно, Диане не сравниться с ней по силе, ей придётся продолжить.
– Раз ты так хочешь поговорить, – Диана словно готова к драке: участилось сердцебиение, залилось краской лицо, голос прерывается от частого дыхания; она выплёвывает вопрос: – может, скажешь, как именно я выгляжу?
Артемия задумывается, смотрит на неё в упор, взгляд мечется от одного глаза Дианы к другому.Она сдвигает брови, сжимает губы в тонкую полосу, словно в попытке скрыть свои мысли и не сказать их. Лицо её и вся Артемия словно каменеет, даже пальцы сильнее сдавливают запястье, как браслет кандалов. Наверно, попади Диана под суд Властей, она чувствовала бы себя менее беззащитной, чем под взглядом этих немигающих глаз.
– Ты будто голодная, которая не может наесться, – наконец говорит Артемия, и в хриплом её голосе смешались и боль, и обида, и горечь, и много чего ещё, что Диана разобрать не может. – Будто крючья, вцепившиеся мне в грудь. Будто ты испытываешь меня, только сама не знаешь, зачем.
Каждое слово падает тяжёлым камнем. Диане стыдно и страшно, она хочет сказать, что всё не так, что она не этого хотела. Но слова застревают в горле, потому что хотела или нет, но всё-таки делала. Она пытается за что-то уцепиться: за какое-то оправдание, какую-то надежду. И находит только:
– Ты же обещала, – практически шепчет она.
– Я не обещала становиться жертвой твоих страстей, – Артемия говорит устало, без той гаммы эмоций.
Есть ли смысл продолжать эту пытку для них обеих? Диана не видит никакого.
– Отпусти меня, – Диана знает, что, если Артемия не послушает, она будет вырываться до синяков, ударит Артемию, заплачет. Что угодно, лишь бы уйти.
Но пальцы на запястье разжимаются, Диана выдёргивает руку и идёт домой, не оглядываясь.
***
Диана занимает каждую свободную минуту работой. Медсёстры, загнанные её бесконечными окриками и поручениями, часто уходят домой в слезах. Айян однажды ночует не в «Омуте», и, вернувшись, получает от Дианы язвительное предложение жить там, куда ходила. Диана пишет внеочередное письмо в Столицу, начинающееся с отчёта, а заканчивающееся разгромными обвинениями Сабурова и Рубина и требованием прислать ей врачей и оборудование для организации больницы.
Записку от Артемии, пришедшую на следующий день после ссоры в сквере, Диана сжигает. И жалеет, что успела прочитать: «Извини. Я наговорила лишнего. Давай встретимся и обсудим всё спокойно». Они уже сказали достаточно, Диана поняла, что больше ей гнаться не за чем. И если она причиняет Артемии столько страданий, зачем продолжать пытаться? Она приняла решение и старается больше об этом не думать, чтобы не погрузиться в обиду и жалость к себе.
Свой выходной она посвящает будущей больнице. Обходит общественные здания, стоящие без дела, и несколько жилых, выбирает наиболее подходящие варианты. Расписывает примерный план устройства, лично относит Сабурову. Тот ожидаемо отвергает эту идею, по крайней мере, до соответствующих указаний.
Приходит очередной поезд. Поставка лекарств до смешного мала, пара книг не слишком нужны, оборудования нет совсем. Диана пишет ещё одно письмо с полными выкладками трат средств и их возможного увеличения. А потом, стиснув зубы, отправляет Артемии конверт с деньгами и списком необходимых настоев. Другого выбора у неё нет.
Настои приносит Зоя с несколькими другими беспризорницами. К одному из ящиков прикреплена записка.
– Учитель сказала не уходить, пока Вы не прочтёте.
– И ночевать тут будешь?
– Буду.
– А если я её сожгу?
– Не сожжёте, – серьёзно хмурится Зоя. – Видела, как Вы на Учителю смотрите, ни за что не сожжёте.
Диана краснеет, в ней даже ненадолго всплёскивается злость на девчонку, лезущую не в своё дело. А потом она неожиданно для себя тепло смеётся:
– Так уж и видела? – значит, было во всём её поведении что-то настоящее, что-то, понятное даже ребёнке.
Диана разворачивает листок: «Разреши нам встретиться. Нам нужно поговорить». Слова неожиданно обжигают. На что она надеялась, что хотела увидеть?
– Я прочитала. Довольна?
– А ответ?
– Про него ты ничего не говорила, иди уже.
Диана могла бы ответить просто «нет», на словах или даже в записке. Но это кажется ей невообразимо сложным, словно если начнёт говорить, даже через посредницу, уже не остановится, и скажет обратное. Или же вывалит груду обвинений, незаслуженных, необоснованных, сделав, тем самым, только больнее им обеим. Зоя уходит, пока Диана невидяще смотрит на записку.
Диана прикусывает губу, возвращается к столу, закуривает, пытается вернуться к прежнему состоянию, разрушенному запиской. Ей нравится быть деятельной и активной. А эта вновь открывшаяся пустота поражения лишила её сил, напомнив, что не во всём она успешна, не всего может добиться.
К утру после бессонной ночи работоспособность к Диане неожиданно возвращается. В свободное от пациенток время она перепроверяет все отчёты и медкарты, перечитывает несколько глав наиболее удобного справочника, и к вечеру вполне довольна собой. Она поднимается наверх, чтобы приготовиться ко сну, но успевает снять только халат, когда слышит внизу голос Артемии:
– Диана здесь?
Айян что-то тихо отвечает, Диана не может разобрать и надеется, что, как она и просила, Айян скажет, что Диана не дома. Входная дверь закрывается, и Диана шумно выдыхает, замечая, как задрожали руки, словно она находилась в опасности. Сломав две спички, она зажигает сигарету и затягивается, надеясь успокоиться. Но снова слышит звук открываемой двери, и возмущённый голос:
– Кого ты пытаешься обмануть? На её этаже свет горит.
Мысленно выругавшись, Диана на несколько секунд серьёзно задумывается, не спрятаться ли ей, и только потом понимает, как это глупо.
Артемия поднимается по лестнице, Диана пытается хотя бы дышать ровно.
– Ойнона, я… – Артемия, уставшая и раздражённая, но пытается говорить мягко.
– Не надо, – Диана отворачивается, только бы не смотреть на неё. – Просто уходи.
– Нет, я не уйду. Ты видишь, до чего мы довели недоговорённостями?
– Мы только и делали, что говорили, разве нет? – Диана уже не пытается быть спокойной и сдержанной. Может быть, если она не будет этого делать, всё закончится быстрее. —Я старалась, Артемия, я старалась, как могла, тебе угодить. А ты не обращаешь на меня внимания, что ещё мне нужно сделать?
– Я не обращаю внимания? – переспрашивает Артемия, и её голос тоже теряет мягкость. – Я слишком много его на тебя направила. Вместо того чтобы всю себя посвящать Укладу, как я была обязана, как диктует мой долг, который я приняла, я снова и снова думала, жива ли ты, в порядке ли ты, не придумала ли ты новый способ себя уничтожить.
