Текст книги "Вступление (ЛП)"

Автор книги: Лина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

отекло от слез. Давно я не позволяла себе так выпускать эмоции наружу, и сейчас все чего я хочу,

так это забраться в кровать и забыть обо всем на одну ночь.

Комната погружена в темноту, когда я в нее захожу, но вскоре каким-то образом мне удается

видеть или как минимум чувствовать все, что находится вокруг меня. Я говорю себе, что лишь

потому, что это моя комната, но где-то глубоко внутри мне интересно, является ли это еще одним

результатом моих изменений. Я направляюсь в ванную, чтобы промыть порез и нанести

заживляющий гель, когда ловлю свое отражение в зеркале. Я пододвигаюсь ближе, пока мне не

становится видно только свои глаза: раньше они были такие же изумрудные, как у мамы, а теперь

стали сине-зелеными. Потрясающе. Я иду обратно в комнату, чувствуя одновременно и

беспокойство, и возбуждение.

– Ари? – Зовет меня Джексон со стороны окна, тем самым сильно меня пугая.

– Привет, – говорю я.

Он пересекает комнату и берет меня за руку, лицо его сморщено от беспокойства.

– Что случилось?

– О, ничего. Я просто повела себя глупо. Думала, что смогу… Это глупо, – Я колеблюсь и

затем добавляю. – Я тебя ждала.

– Знаю, прости, – произносит он, садясь рядом со мной на кровать. – Меня вызвали

обратно на Лог. Все хорошо?

Я смотрю вниз.

– На самом деле, нет. Они планируют применить тактику, в которой какие-то вещества,

передаваемые воздушным путем, помешают ксилеме излечить вас. Там был один Древний: они

звали его Райден. Он просил о помощи. Поэтому я и связалась с тобой, – Наши глаза

встречаются. – Я хочу вернуться, чтобы освободить его.

– Райден мертв.

У меня сжимается грудь. Они убили его. Нет, я позволила ему умереть. Я проглатываю

настигнувшую меня печаль. Злость берет верх над всеми остальными эмоциями.

– Мы должны что-то сделать. Достаточно разговоров. Мы должны действовать.

Я подробно описываю каждую секунду, проведенную в лаборатории, и жду, пока Джексон

переварит все, что я только что ему сообщила. Он прислоняется к передней спинке кровати и

кладет на шею руку.

– Это все? – Спрашивает он.

Я делаю глубокий вдох. Я не могу ему рассказать то, что касается Гретхен, хотя, возможно,

он уже и так знает.

– Нет, это не все. Я забралась на вершину дуба и прыгнула вниз.

Я ожидаю, что он подпрыгнет, удивится или еще что-нибудь, но он только кивает.

– Скажи мне, что со мной происходит? – говорю я.

– Что с тобой происходит, так это я. Это я сделал с тобой. Я пойму, если ты будешь меня

ненавидеть, не захочешь больше никогда видеть. Я не горжусь тем, что сделал. Я не мог… Ты…

Прости.

Его глаза умоляют меня о прощении.

– Что ты сделал?

– В тот день, когда в школе произошел взрыв. Ты кричала. Тебе было слишком больно. Я…

Лоуренс сказал… Нет, это было мое решение…

– Просто скажи мне.

– Я исцелил тебя, и это уже было не так, как с заживлением небольших ран в детстве,

тогда последствий не было. В этот же раз произошло полное исцеление. И ты помнишь, что я тебе

говорил о ксилеме?

– Она размножается, – произношу я, переходя почти на шепот. Я смотрю куда-то за

пределы своей комнаты, не видя ничего и теряясь в мыслях. Несколько минут мы сидим в тишине:

он мучается от угрызения совести, я – от страха.

– Мне надо идти, – Он начинает вставать, но я беру его за руку, наши глаза встречаются.

Он должен понять, о чем я думаю. Я больше не хочу переживать. Он ложится рядом со мной, наши

лица находятся всего в нескольких сантиметрах друг от друга. – Или, может, я останусь.

Он целует мои губы, щеки, шею, согревая мое тело.

Я ловко перекатываюсь и оказываюсь сверху него. Теперь ситуацией руководит мое тело,

все ограничения сняты, я думаю только о нас двоих, все остальные мысли исчезли. Его руки

блуждают у меня в волосах и движутся вниз по спине все дальше и дальше. Я запускаю руку под

его рубашку, выводя линии на его животе, и стягиваю ее. С моей он делает то же самое, поэтому

моя обнаженная грудь прикасается к его обнаженной груди, а дыхание становится тяжелым. Затем,

он внезапно садится и придвигает меня к себе, пока мои ноги не обхватывают его талию.

– У тебя был тяжелый день. Нам не следует…

Он немного смещается, тянется за своей рубашкой и передает мне мою. Я натягиваю ее, но

все еще не свожу с него взгляд.

– Что не так? – спрашиваю я.

Он проводит рукой по своим волосам и поднимает на меня глаза, в которых полно

противоречий, и произносит:

– Прогуляйся со мной.

– Сейчас?

Он соскальзывает с кровати и протягивает мне руку.

– У меня есть для тебя сюрприз.

Уже через минуту мы находимся в лесу, с шумом идя по тропе, нас ведет лунный свет. Луна

такая полная и желтая, что выглядит бутафорской, и она такая большая, что хочется до нее

дотянуться. Джексон берет меня за руку, и я замедляю темп. Очень волнительно быть с ним здесь,

где нас никто не может увидеть.

Он притягивает меня к себе. Остаток пути к Дереву Единства мы идем обнявшись. Такое

чувство, что меня разделили на две части, разрезали чувством вины. Верность моему отцу, моей

семье, моему народу. Это то, кем я являюсь, кем я хочу быть. В памяти витает разочарованное

лицо отца. Я разгласила врагу секретную информацию, которая может предотвратить войну.

Мы доходим до Дерева Единства в тишине. Джексон, вероятно, слышал мои мысли, однако,

ничего не сказал. Он заходит за дерево и возвращается обратно с большой корзиной. Я

рассматриваю ее.

– Что это?

Он задорно улыбается.

– Это корзинка для пикника. Я подумал, что это может тебя отвлечь.

– Корзинка для чего?

– Для пикника. Ты никогда не слышала о пикниках?

Он открывает корзинку, доставая маленькую подстилку, и расстилает ее на земле возле

дерева. Я смотрю на покрывало, потом на него, и ложусь на подстилку. У Джексона начинается

истерика, смех эхом раздается в лесу.

– На нем не лежат. На нем сидят и едят.

– Ты хочешь, чтобы я ела по среди ночи, сидя на, – я пробегаю взглядом по покрывалу, —

клетчатой подстилке.

Он снова смеется, на этот раз еле дыша.

– Это называет плед. И это одна из тех человеческих вещей, о которых ты должна знать.

– Как бы то ни было, ты знаешь моих родителей? – говорю я саркастично. – Я прямо

вижу, как папа сидит на земле и ест… Где еда, о которой ты говорил?

– Здесь, – он указывает на корзинку и вынимает из нее разную еду. – Тебе нравится? То

есть, мы не должны есть. Я просто думал…

– Нет, это идеально. Я люблю пикники, все время на них хожу. Давай есть.

Он снова улыбается и достает все из корзинки.

Мне на глаза попадается ярко-красная клубника, и я беру ее, чтобы укусить.

– Как ты об этом узнал? – спрашиваю я.

– Нас заставляют изучать вашу историю. Меня особенно. Мне вбили в голову основы

вашей ежедневной жизни. Что происходит, когда и почему. Ты не представляешь, как ужасно,

когда от тебя ожидают, что ты запомнишь слишком много в очень короткий срок.

Я поднимаю брови.

– Ты встречал моего отца?

– Я отказываюсь от своего предыдущего заявления. Давай поговорим о чем-нибудь

другом, – говорит он, наклоняя свой стакан, чтобы попить.

– Да, расскажи мне о своей семье.

Джексон давится, кашляя и сгибаясь.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Да, прости, я…

Он убирает прядь волос с моего лица и целует меня. Я оборачиваю ноги вокруг его талии и

смотрю на него.

– Могу я… прикоснуться к тебе? – интересуюсь я.

– Прикоснуться ко мне? Где? – усмехается он.

Я наиграно ударяю его в грудь.

– Не так. Я просто хочу…

Я провожу пальцами по его скулам, шее, плечам и рукам. Он откидывается на локти, и я

расстегиваю его рубашку, открывая контуры его загорелой груди. Он совершенен, сложно

поверить, что кто-то может быть настолько идеален.

Я наклоняюсь вперед, чтобы его поцеловать, позволяя его телу согреть меня. Между нами

повышается жар, и мне интересно, когда он отстранится, но он не останавливается.

Он укладывает меня на покрывало, его тело прижимается к моему, его губы страстно ловят

мои, посылая дрожь по всей моей коже от головы до ног.

– Останешься со мной сегодня ночью? Здесь? – произносит он, слегка отстраняясь, чтобы

посмотреть на меня.

Я киваю, и Джексон опускается рядом со мной так, что теперь мы лежим на покрывале бок

обок. Он снова целует меня и затем закрывает глаза. Его тяжелое дыхание замедляется и вскоре

переходит на спокойный ритм. Я закрываю глаза, погружаясь в сон.

Вскоре я засыпаю.

Я нахожусь одна в третьей лаборатории и наблюдаю за тем, как тело Райдена дергается в

судороге. Никто не узнает, если я его освобожу. Я могу это сделать. Я могу сохранить ему жизнь.

Но я этого не делаю. Вместо этого я смотрю, как он медленно умирает. Затем я ловлю свое

отражение в стальной стене, стоящей напротив меня. У меня золотая кожа, такое ощущение, что

через нее светит солнце, она бронзовая и прекрасная… затем ко мне в сознание пробирается страх.

Я Древняя. Пока я мысленно произношу эти слова, за моей спиной открывается дверь, и через нее

входит отец с пистолетом в руке. Он качает головой со сжатыми губами и стреляет мне в голову.

Глава 22

В четыре часа ночи я проскальзываю домой совершенно без сил. Мама встает очень рано,

так что я знала, задержавшись, рискую с ней столкнуться… и быть запертой в своей комнате до

конца жизни. Когда я была помладше, она постоянно заглядывала ко мне в комнату, просто чтобы

посмотреть, как я сплю. Я просыпалась и заставала ее, сидящей около моей кровати, и когда я

спрашивала ее, зачем она это делает, она всегда отвечала, что всего лишь хотела убедиться. Я

никогда не знала, что она имела в виду, но сейчас мне интересно, не хотела ли она убедиться в том,

что я пережила ночь.

Понятия не имею, когда мы с Джексоном заснули, но знаю, мои сны были захвачены

ночными кошмарами. Он, должно быть, думает, что я сплю просто ужасно. Хотя, он бы тоже так

спал, если бы его отец выстрелил ему в голову. Я прогоняю из мыслей эту картинку и забираюсь в

кровать, позволяя себе поспать еще несколько минут, пока не буду готова.

И это большая ошибка.

Я просыпаюсь на двадцать минут позже, пропуская первый электрон. Мама врывается ко

мне в комнату как раз, когда я ставлю будильник обратно на тумбочку.

– Ты хорошо себя чувствуешь? У тебя сегодня тренировка. Тебе уже надо собираться.

– Тренировка. Ты имеешь в виду сегодня после обеда?

– Нет, – говорит она. – Ты разве не прочла сообщения перед сном? Твой отец назначил

раннюю тренировку. Ты должна там быть уже в восемь часов.

Я выпрыгиваю из кровати и несусь к ванной.

– Можешь достать мой тренировочный костюм?

– Конечно, но я могу написать отцу.

– Нет, нет, нет! Я буду готова через десять минут.

Пятнадцать минут спустя я уже вышла из дома и теперь бегу к электрону. Я запрыгиваю в

него за секунду до того, как закрываются двери, и падаю на сидение. Сердце сильно колотится в

груди. Я не могу опоздать на свою первую тренировку. Это просто невозможно. Я хрущу

костяшками пальцев одной за другой и мысленно дистанцируюсь. Интересно, знает ли Джексон,

что показать на тренировке, и вообще, сказали ли ему о ней, после той встречи с моим папой.

Интересно, будет ли Гретхен вести себя странно. Интересно, если я покажу хороший результат,

будет ли она думать, что это лишь потому, что я на какую-то часть Древняя. И, возможно, она была

бы права.

Трон останавливается в Бизнес Парке, и я выхожу, сбегая вниз по эскалатору, думая только

о том, как бы успеть. Я спешно прикладываю ключ-карту, хлопаю дверью, но как только попадают

внутрь, резко останавливаюсь. Я понятия не имею, куда идти. Для тренировочного зала

необходима специальная ключ-карта. Моя же все еще не закодирована для тренировок… или же

закодирована? Я захожу в лифт и нажимаю на третий этаж. Когда лифт останавливается, я

поворачиваюсь и провожу картой по сканеру. Двери мгновенно открываются, и я снова смотрю

сверху на тренировочный зал.

– Александр, – выкрикивает главный Оперативник. – Ты опоздала! Быстро спускайся,

пока я не выкинул тебя из программы.

Я встаю в линию рядом с Гретхен, слева от нее – Джексон, а сбоку от него – Маркус.

Остальные человек тридцать, или около того, мне не знакомы. Я и забыла, что мы будем

тренироваться не одни. Этих ребят собрали со всей страны. Классы борьбы есть во всех школах,

хотя в основном у них нет приспособлений для надлежащего тестирования. По сравнению с

другими девочками, я здесь не самая маленькая, и точно не самая большая. Возможно, сегодня я

покину тренировку с множеством ушибов и кровоподтеков.

Спортзал сейчас не такой, каким я его запомнила. Разделения на четыре станции больше

нет. Вместо этого почти весь зал занимает одна большая станция, по краям которой расположены

железные столбы, между которыми натянута веревка. На противоположном конце станции

находится огромный монитор.

Оперативник указывает на телевизор, затем на столы, стоящие вдоль поля. На каждом из

шести столов стоит четыре больших коробки.

– Можете называть меня Теренс. Сегодня вы научитесь стрелять из всего легального

оружия, которое только известно человечеству… и нескольких видов, которые пока не легальны.

Монитор позволит вам перейти от статичных целей к подвижным. Я рассчитываю, что вы все

приобретете этот навык, и у нас здесь не будет трупов. Поняли?

Трупы. Интересно, кого он имел в виду: нас или остальных людей. В любом случае, это

звучит не очень хорошо. Теренс подходит к каждому столу, открывая коробки. Отсюда я могу

видеть только первые два стола. И они оба завалены пистолетами. На всем учебном огнестрельном

оружии есть переключатель, который превращает оружие из тренировочного в летальное. Именно

поэтому мы используем мониторы, так как в тренировочном оружии применяется только лазер.

Летальные модели используют лазер лишь в качестве прицела, а так они ничем не отличаются.

– Вас – тридцать пять, – говорит Теренс. – Монитор разделится на семь частей. Вы

стоите по пять человек в шеренге. Стоящие в первой шеренге, возьмут оружие с первого стола и

будут стрелять, пока не попадут в цель, когда изображение погаснет, передадут эстафету

следующим в ряду. Запомните, если вы плохо целитесь, это рассердит тех, кто стоит за вами. Так

что я советую вам с этим разобраться как можно быстрее. Прежде чем сегодня уйти, вы должны

успешно применить оружие из каждой коробки. Приступили!

Он идет с важным видом к стулу, стоящему возле левой стены, и глупо улыбается. Полагаю,

он видел уже много подобных тренировок, и теперь ему лишь не терпится увидеть, кто же из нас

выставит себя идиотом.

К счастью, я хорошо подготовлена к большинству видов оружия. Первый раз я стреляла из

пистолета в десять лет. Я помню, каким он казался тяжелым в моих маленьких ручках, как папа

заставлял меня стрелять снова и снова, пока мои руки не свело от боли. У меня ушли недели

долгих ежедневных тренировок на то, чтобы попасть в цель. Я все еще храню тот пистолет.

Освоение своего первого оружия является своего рода обрядом посвящения, поэтому папа

позволил мне его оставить. В тот день я испытывала большую гордость, пока он не принес

следующее оружие, а за ним еще и еще, и каждое было сложнее предыдущего. Это продолжалось

многие годы, и теперь я безупречно попадаю в цель. Древняя или нет, сегодня я должна прекрасно

справиться с задачей.

Первыми в шеренге стоят четверо из моей школы, включая меня, и высокого парня с

длинными черными волосами, расположившегося справа от меня. Он пробегает по мне взглядом и

улыбается.

– Хах, Александр? Дочка главнокомандующего. Посмотрим, докажет ли сегодня эта

наследственность хоть что-нибудь.

Он подходит к столу и берет пистолет. Я делаю то же самое, игнорируя его колкость. Я

принимаю устойчивую позу, чувствую в руке тяжесть оружия и жду, когда включится монитор. На

экране появляется сетка с черной мишенью в центре. Я считаю до пяти, выдыхаю и стреляю.

Отметка остается прямо в центре цели. Изображение меняется, и мишень перемещается на голову

человека, переходящего улицу. Я снова стреляю, и на экране появляется летящая на нереальной

скорости птица. Она пересекает экран туда-обратно. Я наблюдаю за ней, засекая время полета, а

затем стреляю, прямо через секунду после того, как она вновь появляется на мониторе. Моя

секция на экране мигает, и я передаю оружие следующему человеку в своем ряду.

Джексон уже справился с заданием и теперь улыбается мне.

– Молодец, – произносит он.

– Ты тоже, – говорю я, улыбаясь в ответ.

Гретхен встает в ряд рядом со мной, прыгая от возбуждения. Она хорошо стреляет, так что я

знала, что она справится. Маркус и темноволосый парень заканчивают через секунду. Я думала,

что у них плохой результат, но потом к заданию приступила вторая группа. Ни один из них до сих

пор не попал в цель.

– Лок, – зовет Теренс. – Пойди и покажи пример, пока мы все не заснули.

– Да, сэр, – говорит Джексон, вставая перед всем рядом. Сначала он показывает им, как

встать, потом, как держать пистолет и как прицеливаться (с лазером и без). Через пару минут они

все справляются с заданием. Я думала, что он вернется обратно в строй, но он остается, чтобы

помочь следующей группе, потом еще одной, и так всем, пока снова не настает наша очередь.

Гретхен наклоняется ко мне.

– Ты в порядке?

– Благодаря тебе уже намного лучше, – Я ей улыбаюсь, надеясь, что она знает, как много

для меня значит то, что прошлой ночью она не убежала без оглядки. Я думала, что ей будет

немного неловко находиться рядом с Джексоном, но она ведет себя более чем нормально. Я бы

сказала, что это из-за нашей дружбы, но в действительности, все дело в ее способностях

Оперативника. Она способна прятать эмоции лучше всех, кого я знаю. Я только надеюсь, что она

не скрывает свои чувства от меня. Уверена, я бы заметила. Кроме того, если бы она даже была

расстроена или напугана, она бы никогда не подвергла меня риску, рассказав кому-нибудь мой

секрет.

Следующий час проходит быстрее, чем первый. Мы переходим от пистолетов к ружьям, к

снайперским винтовкам и остальным типам оружия. К нам подходит Теренс, когда мы

принимаемся за последний стол.

– Остальные коробки содержат новое, экспериментальное оружие. Это секретная

информация. Если хоть кто-нибудь проболтается… что ж, вы можете представить, что случится.

Первая группа, – произносит он.

Мы подходим к столам и вынимаем серебряные ружья, похожие на винтовки, только они

меньше и определенно легче. Я взвешиваю в руках оружие, проверяя его на вес, и возвращаюсь на

свою позицию. Несмотря на легкость, это ружье должно быть мощным. Урок старика Ньютона я

усвоила уже давно – у каждого действия есть равносильное противодействие. Как бы сильно

оружие не выстрелило, я все равно почувствую отдачу, и я не хочу поставить себя в неловкое

положение, закричав или, еще хуже, упав назад.

Я жду, пока кто-нибудь выстрелит первым. Стреляет Джексон: на экране возникает пятно, а

затем вспышка. Комната застывает в тишине. Любой вид оружия быстро запускает снаряд, но это

что-то совершенно иное. Перед нами лазерное ружье, которому вообще не нужны патроны. Оно

стреляет с нереальной скоростью, в том, что оно создано для атаки Древних, нет никаких

сомнений.

Я ставлю ноги на ширину плеч и сгибаю колени. Палец обвивает курок и БАМ! Из-за

отдачи я делаю шаг назад, и со страхом смотрю на ружье. Мои руки трясутся от потрясения.

Остальные тоже чувствуют это и, точно так же как и я, не сводят глаз со своего оружия. Джексон

продолжает стрелять. Он выглядит решительным и раздраженным. Он поражает цели одну за

другой, затем резко опускает руку с ружьем. Он забрасывает оружие обратно в коробку и

возвращается обратно в строй. Теренс подходит к Джексону и что-то ему говорит, после чего

парень выходит из зала.

Я возвращаюсь на позицию и стреляю снова и снова, пока не попадаю во все цели. К тому

времени, как я заканчиваю, кончики пальцев кажутся наэлектризованными. После того, как я

возвращаю оружие на место, ко мне подходит Теренс.

– Прекрасная работа, Александр. Отец гордился бы тобой. Можешь возвращаться в школу.

Полагаю, то же самое он сказал и Джексону. Я выхожу из спортзала и вижу Джексона,

прислонившегося к стене.

– Ты знаешь, что они делают, не так ли? – спрашивает он.

– Да, – Отвечаю я.

Парламент знает, что Древние атакуют. Преждевременная подготовка может означать

только то, что они собираются быть готовы. В этом зале всем ребятам лет по семнадцать, прямо

как мне, и нас собираются отправить на войну. Солдаты. Вот кто мы.

– Я устала, – говорю я, прислоняясь к стене рядом с ним.

– У нас есть несколько часов до твоей тренировки с Сибил, – произносит Джексон. —

Хочешь прогулять занятия? Все равно осталось лишь два урока.

Уже через десять минут мы едем на электроне в сторону Торгового района, единственной

части Сидии, где товар можно купить сразу, вместо того, чтобы заказывать на дом. Это очень

старый и необычный район, и мои лучшие детские воспоминания связаны именно с этим местом.

Я, Гретхен и Ло постоянно гуляли по этому району, выпрашивая у продавцов конфеты, игрушки и

прочие радости жизни.

Джексон берет меня за руку, когда мы выходим из электрона, и я тут же расслабляюсь.

Благодаря нему, я чувствую себя сильной, чувствую, что я не просто дочка главнокомандующего

Александра. Жить в тени отца – не просто. Что бы я ни делала, я никогда не буду в этом

достаточно хороша. Меня никогда не будут рассматривать как отдельную от отца личность,

способную самостоятельно добиться успеха. Все, что я буду делать оставшуюся часть жизни —

это оценивать и сравнивать с тем, как бы это сделал мой отец.

Мы доходим до окраины района, и вдруг лицо Джексона бледнеет. Он заталкивает меня в

пекарню Декадент – мою любимую – прямо, когда президент Картье и ее окружение проходят

мимо нас. Джексон опирается о кирпичную стенку, постепенно сползая на землю.

– Ты в порядке?

– Да, почему нет?

– О, я не знаю. Только что прошла твоя мама. Она не сказала привет, не спросила, как

прошел твой день, и даже не посмотрела в твою сторону. Вполне нормально из-за этого

расстраиваться и переживать.

– Почему я должен переживать? – Он вскакивает на ноги. – Она от меня избавилась,

бросила. И как мне это понимать? То, что исходит от семьи Картье, определенно не называется

любовью.

Он ударяет стену, выбивая кирпич, затем поднимает его и швыряет в переулок.

– Эй. – Я тяну его за рукав так, что ему приходится посмотреть на меня. – Возможно,

она хотела бы тебя узнать. Возможно, ее заставили не видеться и не разговаривать с тобой.

Возможно, это не было ее решением. Ты не знаешь наверняка, бросила ли она тебя. Ты не знаешь

наверняка, что она тебя не любит.

– Как бы то ни было, это не важно. В любом случае, мне не позволено с ней видеться.

– Кто это сказал?

– Люди, которые управляют моей жизнью, вот кто, – говорит он, теребя волосы. – Давай

поговорим о чем-нибудь другом.

– У меня есть идея получше, – произношу я. – Давай пройдемся по магазинам и наберем

множество десертов и конфет. Хочешь?

Спустя несколько минут, мы уже идем по улице по направлению к парку, держа в руках

мороженое в вафельном рожке. Конечно, в нем нет ничего настоящего. Но хоть оно и полностью

синтетическое, по вкусу его ничем не отличить от настоящего. Я ела его несметное количество раз.

А все потому, что моя мама – сладкоежка. Джексон так быстро прогладывает свою порцию, что

мне остается только предположить, что до этого момента он ни разу не пробовал мороженое. Я

хочу его спросить, но понимаю, что будет не вежливо обратить внимание на то, что снова может

его огорчить. Ло определенно ел мороженное, как синтетическое, так и настоящее. У него есть

возможность попробовать все это и у него есть мама. Должно быть, для Джексона это тяжело,

признает он это или нет.

В парке растут деревья, настоящие деревья с оранжевыми, красными и желтыми листьями.

Люблю осень. Люблю, как мир меняет цвета, словно в сказке.

– Это ничто по сравнению с Лог. Ты должна ее увидеть.

– На что это похоже?

– Она полна жизни и красок круглый год. Думаю, тебе бы понравилось.

– Расскажи мне о ней.

Джексон вытягивается на скамейке, его лицо погружается мысли.

– Нас меньше, чем землян. У нас такая же система обучения, как и у вас, и даже такая же

рабочая система, только лоджиане могут выбирать свою будущую профессию. Нас не заставляют

так, как это делают здесь.

Я инстинктивно хочу с этим поспорить. Нас не принуждают. Наше рабочее место

определяют наши способности и запросы общества, но я знаю, что это не мои слова, а отца,

засевшие глубоко во мне. Я продолжаю молчать, желая узнать, действительно ли мы такие плохие,

какими нас видит Джексон, или же их вид обработал его так же, как наш обработал меня.

– Большинство, – продолжает Джексон, – занимается сельским хозяйством. В

правительстве слишком много обмана, а что касается армии, то, так как мы миролюбивы от

природы, никто не хочет туда идти. Зевс все время этим не доволен.

Я наклоняю голову.

– А что насчет твоей семьи?

Джексон напрягается.

– Что бы ты хотела знать?

– Что ж, для начала, чем они занимаются? Они, военные, как и ты? Полагаю, что RES —

это что-то, связанное с армией.

Он взвешивает вопрос долгое время.

– Думаю, можно сказать, что это смесь всех четырех направлений. – Затем он стучит по

часам. – Почти время тренировки. Нам лучше вернуться.

– Значит ли это то, что мой отец попросил тебя вернуться? Я переживала, что ты не

появишься на тренировке, что он выгнал тебя из программы.

– Нет, я получил письмо об утренней тренировке так же, как и ты. А что будет сегодня, я

не знаю. Он вызвал меня к себе. Понятия не имею, что он хочет.

Я киваю. Это может быть хорошо или очень-очень плохо. Мы идем обратно через парк, и,

когда мы уже подходим к электрону, я поворачиваюсь к Джексону, останавливая его, прежде чем

он может сделать хоть еще один шаг.

– Ты знаешь, – говорю я голосом, полным лживого великодушия. – Ты от этого просто

так не отделаешься. Я узнаю о твоей семье, хочешь ты этого или нет.

– Знаю, – Отвечает он. – Этого я и боюсь.

Глава 23

Джексон не разговаривает на протяжении всего пути от электрона до папиного офиса. Нет,

на самом деле, он говорит, но лишь о погоде, электроне, да и чем угодно, избегая разговора о своей

семье. Что-то мне подсказывает, что какой бы там ни был секрет о его семье, в нем точно нет

ничего хорошего. Может, я и не хочу его знать.

Двери лифта открываются, и предо мной предстает Сибил, уже ожидая меня в атриуме.

– Ты поздно, – говорит она, постукивая по своим часам. Однако я пришла на десять

минут раньше. – Я надеюсь, что ты будешь пунктуальна в течение всего обучения. И ты, – Она

бросает взгляд на Джексона. – Он ждет тебя в кабинете.

Ее тон, особенно для Сибил, кажется строгим. Я следую за ней к эскалатору химиков и,

уходя, посылаю Джексону поддерживающую улыбку. Я стараюсь не беспокоиться о том, что папа

может сказать Джексону, но все равно чувствую напряжение в груди, которое не исчезнет, пока я

снова не увижу Джексона и не узнаю, что все в порядке.

Двери лифта закрываются, и Сибил поворачивается ко мне, ее переполняют волнение и

возбуждение.

– Подожди, пока не увидишь нашу последнюю разработку.

Хорошо… какие перемены в настроении.

– Что это?

– О, увидишь, но оставь это при себе. Твой отец не хочет, чтобы произошла утечка этой

информации.

У меня внутри все скручивается. Вот оно. Я чувствую это глубоко внутри. Я думаю о нас,

стоящих сегодня на тренировке: сильных, но слишком юных, идущих на войну против вида,

которому не могут противостоять даже самые натренированные из нас. Я не могу позволить этому

произойти.

Мы подходим к двери химиков, и Сибил набирает код. Сейчас начало шестого. Коридоры

погружены в темноту, в них нет ничего, кроме нескольких лампочек, освещающих путь. Сегодня

третья лаборатория снова горит ярче всех, но когда мы оказываемся уже около нее, я понимаю, что

так же ярко светятся и две другие. Тридцать, а может и больше, химиков усердно работают в

каждом помещении, все они наблюдают за чем-то, что находится за таким же стеклом, как и в

третьей лаборатории. Сибил называет их комнатами испытаний. Полагаю, это звучит более

профессионально и не так грубо, как «клетки».

Сибил проводит картой по слоту в первой лаборатории. Марик стоит напротив

единственного экрана в комнате. Он расположен справа от комнаты испытаний, поэтому она

постоянно поворачивает голову с монитора на комнату и обратно.

– Все хорошо? – спрашивает она меня, когда мы оказываемся совсем близко. —

Слышала, сегодня ты пережила свою первую Оп-тренировку. Должно быть, она была

интенсивной, по крайней мере, мне так говорили. – В ее голосе чувствуется сильное желание, и

мне становится интересно, может, в школе она готовилась стать оперативником, но не смогла

тестирование пройти. Я слышала, что после этого многие становятся химиками, так как мы много

работаем вместе.

Я пожимаю плечами.

– Было нормально. Я была подготовлена, так что это было… нормально.

Я не упоминаю свои размышления о том, что меня призвали в армию слишком рано. Не

хочу, чтобы она думала, будто я боюсь, потому что это не так. Если я и боюсь, то не так, как это

обычно бывает. Я не боюсь сражаться. Сражаться просто. Я боюсь, что не смогу предотвратить

сражение, да и все это – ранний призыв, сегодняшнее тестирование – просто показывает, что я

проигрываю.

– Итак, что это? – спрашиваю я ее, указывая на монитор, на котором медленно движется

текст.

– Посмотри сюда, – Она указывает на стекло. – Здесь контролируется его уровень

ксилемы. Заметила, как он увеличился? Мы собираемся посмотреть, насколько высоко он сможет

вырасти. – Она нажимает что-то на экране, и воздух наполняет мягкое бип, бип, бип.

Дверь комнаты открывается, и входит Оперативник. Я сразу узнаю его – это Лейн, тот, с

кем я боролась в лабиринте. Он сильный боец, но не может выстоять против Древнего. Лейн

встает позицию, но находящийся в комнате Древний, который, как минимум, на голову выше

своего противника, не двигается. Древний ухмыляется, затем поворачивает голову к стеклу.

– Это лучший, кто у вас есть? – Затем он прыгает на Лейна, прижимая его к полу. Он

тащит его тело обратно к центру комнаты. – Человек, вставай. Давай посмотрим, на что ты

способен.

Сигналы раздаются все чаще, становясь громче. Марик восклицает:

– Сибил, посмотрите на это!

Она сильно стучит по экрану, уровень ксилемы поднимается все выше и выше.

– Это потрясающе. Посмотрите на показатели. Они взлетели. Ксилема не только исцеляет

его, но и придает энергии. Это подобно энергетическому заряду, запущенному прямо в тело.

Никогда не видела ничего…

– Вытащи его оттуда! – кричит Сибил.

Все мгновенно бросают взгляд обратно к комнате, где Древний бьет Лейна снова и снова.

Его скорость, его рефлексы слишком сильны, чтобы Лейн мог им противостоять. Дверь в комнату