Текст книги "Сиреневый ветер (СИ)"

Автор книги: Lillita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Сквозь игру он уловил шаги и даже не глядя понял, кто пришёл. Только один демон мог просто тихо сесть рядом, обнаружив ночного певца – милый друг, с которым не так уж часто доводилось видеться, ведь программа магов и убийц сильно различалась, да и Олеонте тоже предпочитал проводить время в окружении себе подобных, либо наедине, снова втайне готовя яды.

Отложив лютню в сторону, Алрефе растянулся на крыше, закинув руки за голову, и уставился на звёздное небо. Холодное, далёкое и всё же пробуждающее внутреннего мечтателя. Ведь ночь – время тьмы, а значит можно допустить, что хотя бы такое небо в других мирах выглядит похоже.

– Ал, – неожиданно обратился к нему Олеонте.

– Мм?

– Я всё-таки думаю, что никогда не смогу понять и принять твои взгляды. И тебе явно не место в этом мире.

– Хех, звучит как аксиома. Не волнуйся, я никогда об этом не забывал.

– Да... Но, знаешь... – Олеонте почесал нос, тоже обратив взгляд наверх. – В какой-то мере я завидую, что ты можешь идти против того, с чем не согласен, не прогибаться под правила и чужую волю настолько, чтобы не стать из-за этого мёртвым принципиальным идиотом. Как по мне, никакие идеалы не могут быть дороже собственной жизни, а верность себе не имеет смысла, если мешает выживанию. Хотя... Может, для тебя оно не так, и где-то пролегает граница, которую ты не сможешь переступить, за которой ты выберешь стать дураком, но не потерять себя. Вот только я не ты. Я слишком... Часть этого мира. Позволил другим определить мою судьбу. Отбросил занятие, которое мне на самом деле нравилось. И... Если мне скажут, я убью тебя. То, как мы сейчас беседуем, не будет иметь значения. Я поступлю по правилам мира, в котором живу, но... Всё же хочу, чтобы ты стал счастлив где-то не здесь. Среди тех, для кого дружба – не просто глупое слово, кто сможет тебя понять.

– Я очень ценю, что ты так обо мне думаешь. И всё же... Как бы я ни хотел уйти, дорога вовне мне закрыта. Я уже без пяти минут инструмент в руках хозяина и, боюсь, смогу покинуть его только одним способом.

– Нет! – непривычно резко возразил Олеонте. – Ты не... Ты не должен умирать, пока не обойдёшь столько миров, на сколько хватит ног!

– Предлагаешь мне жить вечно? – Алрефе рассмеялся, но быстро затих и с печальной серьёзностью посмотрел на друга. – Райлер здесь главная шишка, так что я о нём уже наслышан. Даже если слухи преуменьшают правду, их хватило, чтобы понять: я не смогу долго плясать под его дудку. Либо окажусь принципиальным глупцом, либо потеряю себя, что в общем-то недалеко от смерти, ведь тогда от меня останется только оболочка, выполняющая её прихоти.

– А если ты всё же сможешь вырваться отсюда?

– Тогда я буду ценить каждый день новой жизни, и не позволю сожалениям о прошлом загубить столь желанное настоящее. Я обойду столько миров, на сколько хватит ног, и заведу столько друзей, на сколько хватит красноречия. Я обязательно найду то небо, под которым для меня будет место.

– Среди таких же дураков – точно найдёшь.

– Спасибо за веру в меня. – Алрефе сел и после недолгих размышлений всё же спросил: – А если бы мой шанс уйти зависел от тебя? Насколько ты готов не замечать этого сбегающего дурака?

– До тех пор, пока это не вредит мне, я согласен сколько угодно притворяться слепцом. Если от меня хоть что-то будет зависеть, я не стану мешать, пока мне не прикажут.

Вот оно как. Что же, ответ даже лучше, чем предполагалось. Алрефе поинтересовался не без причины, ведь знал, что с такими успехами Олеонте тоже может попасть к Райлеру – на правах спонсора тот присматривался к способным студентам и забирал себе самых перспективных. Единственный друг с кем судьба, сведя однажды, не спешила отпускать на разные дороги.

***

Обучение в университете длилось семь лет. Лучшие годы, несмотря на типичные трудности студенческой жизни: бессонные ночи над курсовыми и отчётами, завалы в конце семестра, упрямость и требовательность некоторых преподавателей, лабораторные, в которых ничего не сходилось, доклады, по которым материала днём с огнём не сыщешь, расписание, от одного вида которого хотелось лечь и умереть, необходимость встать на первую пару после весёлого празднования... Ведь несмотря на перечисленное, это время также было наполнено тёплым, дружеским общением и полюбившимися занятиями.

Алрефе всё больше влюблялся и в магию, и в музыку, и в те моменты, когда сам учил чему-то других, когда на старших курсах благодаря опыту и хорошей репутации у преподавателей помогал вести пары у младших. Он даже подумал, что если в будущем сможет совмещать науку, преподавание и службу Райлеру, то остаться среди демонов не так уж плохо.

Пока есть отдушина, пока есть милое сердцу дело, можно надеяться сохранить рассудок, подчиняясь жестоким приказам. Ведь что обычно делали подобные ему маги? Отнюдь не только накладывали многослойные защитные чары да заколдовывали различные предметы, организовывали быстрое перемещение и проверяли дары. Они также пытали, убивали, проклинали на долгие мучения. А Райлер имел славу того, кто наживал врагов просто для того, чтобы с ними потом расправиться.

Светлые, радостные годы пролетели так быстро, что больше походили на дни, но даже так они успели наложить отпечаток на личность Алрефе. Ведь после яркого света тьма кажется особенно непроглядной.

Глава 32. Самый тёмный час

Было время, когда Алрефе посещал пыточную камеру в роли не жертвы, а палача. Вёл допросы, умело пряча жалость за бесстрастностью. И было в этом холодном, отрешённом выражении, стеклянном взгляде и ровном, редко звучащем голосе что-то такое, что пугало больше, чем садистский восторг тех, кто упивался властью, жестокостью и кровавыми унижениями.

Сегодня, как и множество раз до этого, он сидел за столом и под крики подвешенного на цепях пленника заполнял бумаги. Редко когда ему поручали добывать информацию – с такой работой лучше справлялся кто-то вроде Олеонте, Алрефе же проводил опыты. Изучал, какие защитные чары в ходу у неприятелей, как те обходить, снимать, на что можно наткнуться, если этого не сделать. Отрабатывал проклятья, фиксируя вид, силу воздействия, время до летального исхода. Уточнял пределы выносливости на тех, кто не нужен живым. Те же пытки, только названные научной работой.

Алрефе оторвался от бумаг и посмотрел на пленника. С потемневших ног, цепляясь за ногтевые пластины, лоскутами слезала кожа, постепенно обнажая мышцы. В холодном ярком свете магических ламп на полу поблёскивала кровавая лужа; когда пыточная превращалась в лабораторию, её очень хорошо освещали, чтобы и изменения лучше видеть, и писать удобнее было.

Не будь тут ещё так холодно... Хотелось поёжиться, поглубже укутаться в мантию, но это всё равно не спасёт. И дело не в подземелье, не в том, что заметно побледневшему южному демону даже спустя годы не нравился север. На самом деле холод засел где-то внутри. Что-то застыло, заледенело. Потому что в этой битве выживет только один: или чувства, или рассудок. А без чувств... Без них холодеешь, как и положено мертвецу. Только среди учеников и коллег-учёных Алрефе позволял себе быть живым, только когда уходил подальше и играл на лютне, в доме же этом оставался бездушен, как каменная стена за его спиной. Разве что стена язвить не умела.

Сверившись со временем, Алрефе подошёл к пленнику и сделал надрез на ноге, замерил расстояние от него до прошлой отметки, сравнил с прошлым измерением. Уже можно сделать вывод, что скорость распространения проклятья росла по параболе, но пока ещё только предстояло вычислить коэффициенты. Надо вернуться за стол и внести результаты в таблицу.

От криков и яркого света болела голова. От текста рябило в глазах. Алрефе потёр переносицу и откинулся на спинку стула. Уже третий подопытный на этой неделе. Вчера он тренировался взрывать печатями внутренние органы. До этого три дня изводил кошмарами наяву, пока жертва не наложила на себя руки. А что там в планах на завтра?.. Точно, провести факультатив. Как можно смотреть детям в глаза, говоря о том, что нужно стараться решать проблемы мирным путём, ведь это поможет во взаимодействии с мировым научным сообществом, напоминать о трёх уровнях безопасности заклинаний не боевого назначения, рассказывать о важности с пониманием относиться ко взглядам представителей других культур, когда долгие годы покорно потакаешь насилию? Всё ощущалось до тошноты лицемерным.

А ещё хуже – словно и без того не хотелось смешать себя с грязью! – то, что в этом году среди студентов оказалась дочь Теффии. Удар под дых, а не совпадение. Несмотря на горечь прощания с друзьями во время выпускного, Алрефе отчасти был рад, что больше они не встретятся. Пусть в их памяти он навсегда останется балагуром, который смеялся, получая очередной вызов на дуэль, совершенно нелепо падал с лестницы в библиотеке, наступив на полу мантии, пел под луной что-то до невозможного лиричное и любил магические задачки больше, чем отменённые последние пары, нежели своими глазами увидят, кем он стал.

Вера, что хоть в чьих-то глазах он оставался хорошим, как бы глупо и наивно ни звучало это слово, позволяла и дальше заниматься благим самообманом, удерживающим в относительно здравом уме. Только благодаря лжи он оставался неправильным демоном, пусть даже в мыслях, а не поступками. Но... Аила слишком похожа на Теффию. Настолько, что Алрефе понял всё до того, как увидел знакомую фамилию, как дитя обратилось к нему и передало привет от матери преподавателю, который давил из себя улыбку, надеясь, что та не выглядит слишком фальшиво. И казалось, что это подруга смотрит на него слишком ясными для тёмного мира глазами, что она способна заглянуть в душу, в мысли, разглядеть каждый грех, сосчитать все убийства.

Но что за этим последует? Разочарование. Глубокое, оправданное, безапелляционное. А вслед за ним... Вслед за ним определённо должны идти слова, что, получается, Алрефе обманывал друзей все эти годы, выдавая себя за того, кем никогда не являлся. Так и есть. Он придумал, создал того себя, каким хотел быть. Многое приукрашивал, изображая веселье, открытость, общительность, уверенность. Но в основе поступков и слов всегда лежала искренность! Только те семь лет он жил по-настоящему, а после – будто вернулся в иллюзию, благодаря которой дурной сон просочился в реальность.

Пожалуйста, не разочаровывайтесь! Пожалуйста, хоть кто-нибудь, дайте шанс тому балагуру остаться живым хотя бы в памяти. Пожалуйста, поверьте, что этот жалкий выродок никогда не хотел рождаться демоном, не выбирал быть «особенным» и больше всех ненавидит себя за то, что делает. Пожалуйста... Просто... Дайте увидеть хоть какой-то свет в этом мраке, отогнать тьму даже крохотным огоньком.

«Хватит убегать. Это бесполезно. В правильных руках ты всё же пошёл в верном направлении и скоро вернёшься ко мне».

Удар по столу. Сиплое: «Заткнись!»

«Вот уж точно сын своего отца. Те же привычки. Та же тёмная кровь».

Сознание словно пыталось разорваться на две части. Одна продолжала упорное, бессмысленное сопротивление, всё ещё надеясь на лучшее будущее, на возможность кардинально изменить ситуацию и жить согласно собственным взглядам и принципам, ведь всё возможно, пока ты ещё жив, пока ты – это ты. Вторая смертельно устала от бесконечной борьбы и тихо, апатично напоминала: всё закончится, если сдаться – тело ещё может продолжать изображать жизнь, творить всю положенную чёрному магу мерзость, но проблемная личность навсегда исчезнет. Так будет лучше всем, разве нет?

– Нет, – уверенно заявил кто-то со стороны.

Голос извне... Отчего-то он совсем не удивил. Алрефе же с детства привык к голосам, ну и что же, что этот не бездушный, а печальный и встревоженный, не в голове, будто притворяющийся частью собственных мыслей, а точно чужой? Собеседником больше, собеседником меньше, – всё одно: верный путь к безумию.

– Почему же? Надо уметь вовремя остановиться.

– Вовремя? Да, вовремя надо... Но ещё не время. Если сдашься сейчас... Так и не узнаешь, что за поворотом мечта уже воплотилась в жизнь. Настоящая. Та, которую ты загадал в детстве. Это не сказка, не пустая надежда. Вот увидишь, это время обязательно вернётся!

– Верн... – хотел переспросить Алрефе и осёкся.

Чем дальше, тем сложнее вспомнить о петле, тем больше заново пережитое поглощает сознание из настоящего. Вот же она – истинная причина, по которой так сложно бывает вырваться из цикла: если сознания сольются, ты просто забудешь о возможности, надобности вернуться. Но и это не всё. Когда прошлое содержит травмирующие события, то, что ты смог пережить это раньше, не значит, что переживёшь сейчас. Есть риск, что разум из настоящего потерял былую стойкость, непрошибаемую упрямость молодости, просто ещё больше устал и потому на этот раз сломается. Алрефе не хотел, чтобы Сильена видела его прошлое, но справится ли он, если её голос перестанет возвращать в реальность? Годы странствий, потраченные на восстановление, легко и просто могут улететь в дыру. Ведь склеенное хрупче целого.

– Да. Нужно только чуть-чуть подождать. И мы вернёмся. И ночь закончится.

Но час перед рассветом кажется особенно тёмным.

***

Из-за жаждущей разрушений природы демонов их города обычно окутаны множеством защитных чар, чтобы не обратиться в руины из-за чьей-то ссоры. Но любые меры предосторожности действенны лишь до той поры, пока за них не возьмётся всерьёз кто-то достаточно влиятельный, поставивший свои цели выше города, выше жизней тех, кто его населяет.

Алрефе стоял на холме, отрешённо смотря на город. Рядом висели магические экраны, демонстрирующие то, что попадало в поле зрения запрятанных там артефактов слежения. Несмотря на тепло солнечного дня, тело пробирала мелкая дрожь. То, что должно сейчас произойти... Он снова совершит то, за что никогда себя не простит. В этом городе – Эстринте – сегодня собрались на праздновании юбилея главы самые ненавистные конкуренты Райлера. В прошлом месяце конфликт достиг своего пика, когда у хозяина из-под носа перехватили контракт с императорским двором. Миг триумфа стал моментом, когда конкуренты подписали себе смертный приговор.

Поиск информации. Подготовка и приказ. Хозяин поручил Алрефе избавиться от конкурентов, но если бы только всё ограничилось ими... Эстринте – сердце их дела – в глазах Райлера тоже потерял право на существование. И казалось бы, как он может принимать такие решения относительно судьбы чужих земель? Разве не предусмотрена кара за подобное? Разве не нужно хотя бы разрешение от высшей власти? Нет. Главный демонический закон прост: «Ты можешь всё, на что у тебя хватит сил».

Самому Райлеру сил, может, и не хватило бы, но зато у его козырного инструмента... Его инструмент уже оставлял пустоши на месте поселений, обрушал шахты, уничтожал плотины, предварительно отравив воду. Если бы Райлер не держал в секрете истинный магический, а не только научный потенциал своего личного мага, его имя давно стало бы новым проклятьем.

Алрефе возвёл руки к небу, и возникшее на нём кольцо чёрных колдовских туч сомкнулось над городом, захлопнув ловушку, обратив день в ночь. Мрак казался беспросветным, мир словно замер, затих, предчувствуя беду, которую уже не отвести.

Незримый ошейник приказа сдавливал горло, не давая отступить, руки вырисовывали символы, словно находились в подчинении у кукловода, а стук крови в ушах был способен заглушить любые мысли. И всё же Алрефе нашёл в себе силы на несколько мгновений перебороть уже отыгранный сценарий. Он обернулся, глянул туда, где должна находиться незримая наблюдательница, и сдавленно прошептал: «Не смотри». Потому что... Если бы в этом мире существовало понятие ада, это место стало бы его воплощением.

Через секунду город вспыхнул. Тьма окрасилась в оранжево-алый, тишина сменилась криками ужаса, оглушавшими с экранов, а воздух наполнил едкий чёрный дым, который ветер быстро донёс до холма – пришлось закрыть нос рукавом мантии. Этот огонь не потухнет, пока не уничтожит всё живое внутри кольца, пока Эстринте не обратится на долгие годы в город-призрак. Никто из находившихся в нём не переживёт этот день.

Алрефе хотел сбежать, но не мог, ведь обязан следить за экранами, своими глазами увидеть смерть конкурентов. Убедиться, что оставшиеся в городе маги не в силах помешать. Он почти не мигая наблюдал за горящими телами, на которых от жара лопалась кожа. Алый, рыжий, чёрный, – в мире словно не осталось других цветов. Множество голосов слились в один, ставший воплощением погибели и страданий. Оглушительная какофония, которая продолжит звучать в голове даже если уйти. До кого не добрался огонь, тот терял сознание от дыма, погибал под обвалом, а пытавшихся покинуть город разрывало на сотни кусков окружавшее его заклятье. Один экран покрыли чьи-то внутренности, в другой слепо смотрели глаза очередного мертвеца, перед третьим заживо сгорал ребёнок.

Пламя. Взрывы. Мясо. Агония. Каково было население Эстринте? Сколько ещё жизней придётся записать на свой счёт? Почему в этом мире за такие деяния тебя могли назвать великим магом, а не маньяком, для которого что казнь, что любые пытки – слишком ласковое наказание?

И вот погибла цель. Можно развеять экраны и уйти. Всё ещё закрывая нос, Алрефе поспешил к заранее подготовленному телепорту. Он не запомнил, как активировал заклинание, как добежал до дома, пронёсся на второй этаж, заскочил в свою комнату и заперся в ванной. Все сознательные усилия уходили на то, чтобы его не стошнило прямо на месте. Из-за запаха, из-за потраченных на магию сил, из-за количества пропущенной сквозь тело тьмы, из-за увиденной картины... Из-за отвращения к себе.

Тошнота не прекращалась до тех пор, пока его не начало уже рвать кровью. Алрефе прополоскал рот и несколько раз умылся ледяной водой. Его всё ещё трясло и шатало. Тьма раздери! Как же мерзко становилось каждый раз от самого себя! Да, то был приказ, которому невозможно не подчиниться. Да, то намерения хозяина, а он – лишь инструмент для претворения его замыслов в жизнь. Но – тьма побери! – это не отменяет того, скольких своей магией убил он! Вцепившись руками в края раковины, Алрефе посмотрел в зеркало.

Осунувшееся серое лицо с потухшими глазами – это всё ещё он? Чей это лик? Чьё тело творит настолько ужасные вещи? Нет! Это не может быть он! Кто-то другой колдует, пытает, убивает! Не его руки чертят знаки, заставляющие полыхать город! Не его рот произносит заклинания, хоронящие под обвалом деревни! Нет... Он ведь никогда... Никогда не хотел причинять другим боль, приумножать магией угодные тьме страдания и смерти. Так почему же?..

Алрефе зажал рот рукой, подавляя очередной спазм. Если бы он только знал, кем вырастет, убил бы себя в детстве. А теперь... Его жизнь ему не принадлежала. Постоянных приказов можно дать ограниченное количество, и один из них хозяин потратил, запретив накладывать на себя руки. Даже гадать не надо, кто подал столь гадостную идею. Только одному демону он признался, что не сможет долго служить Райлеру. Только один говорил, что он не должен умирать.

Надо что-то менять! Надо вырваться из этого кошмара, пока он действительно не потерял себя. Сбежать любым способом. Он готов пожертвовать магией, только бы больше не жить среди демонов. Но... Побег невозможен без тщательно подготовленного плана, иначе просто отдадут новый приказ. Побег не станет настоящим выходом – однажды всё равно поймают, заставят отплатить за наглость. И ещё... Алрефе предаст учеников и все свои научные труды, если просто возьмёт и исчезнет, оборвав связь с прошлым. Он предаст то, чему посвятил всего себя. Настоящего себя. Если от этого отречься – что останется? Только грязь, сотворённая по чужой воле, только личность чёрного мага, предавшего свою человечность.

«Нет же. Это и есть настоящий ты. Тот, кем ты должен быть, если бы не родился таким ущербным. Просто осознай это уже. Прими. Я рядом. Я заберу тебя. Боли больше не будет. Муки совести исчезнут вместе с ней. Ты – демон, порождение тьмы. И всё, что тьме противоречит, может быть только ошибкой, фальшью, временной дуростью. Отбрось её. Прими меня».

Осев на холодный пол, Алрефе пытался просто дышать, но горло словно сдавила невидимая рука. Почему он легко простил даже семью, оправдав их тем, что они из-за природы своей не могли поступать иначе, но ничего не мог поделать с ненавистью, отвращением к себе? Что сожрёт его раньше: эти чувства или тьма, голос которой тем сложнее заглушить, чем масштабнее разрушения? Если из клетки нет выхода, пусть добьёт хоть что-нибудь, только поскорее. Пусть сила, о которой он не просил, сотрёт эту личность, от которой одни разочарования и проблемы.

Невесомая рука коснулась щеки, снова напоминая о том, что всё это – сцены, оставшиеся в далёком прошлом. Он уже смог пережить это, вырваться. Но когда эмоции слишком сильны, голос разума бессилен. Когда ощущаешь всё ярче, чем в самых реалистичных снах, кажется, что снова вот-вот сломаешься, а рассудок балансирует на самой тонкой грани. И снова не удавалось смыть въевшийся запах крови, а в ушах звенело от криков. Снова хотелось выплюнуть свою дрянную суть, даже если она будет выходить с почерневшей кровью, желчью или кусками лёгких. Хотелось разрушить себя, словно это способно оживить хоть кого-то.

– Всё закончится, всё обязательно закончится, – шептал слабый голос над ухом, а нос что-то защекотало и обдало запахом сирени.

Алрефе потёрся щекой о руку, не в силах дать хоть какой-то ответ, закрыл глаза. Да. Осталось недолго – день побега всё ближе. А после него... Петля сможет перекинуть только к событиям настоящих дней. Там не так страшно. Там выход.

Медленно приходя в себя, он задавался вопросом: «Если ему так плохо от увиденного, то каково сейчас Сильене? Сколько сил она прилагает, чтобы звучать так спокойно, чтобы продолжать подавать руку?» Пусть для него отягощающим фактором являлась вина за содеянное, для феи жестокие картины сами по себе потрясение, навечно оставляющее в памяти рубцы. Как много она видит? Как много чувствует? Как ей хватает сил не только перебороть собственный ужас, но и позаботиться о ком-то другом? Как Сильена ещё не отвернулась от него? Слишком много вопросов надо обсудить, но для начала – встретиться.

Когда Алрефе вышел из ванной, на столе его уже поджидала кружка... Нет, не с чаем или чем-то подобным, а с ядом – жест доброй воли от Олеонте, без которого в подобные дни не уснуть при всей усталости.

Не сумевшее провалиться в сон сознание из настоящего увидело то, о чём раньше не знало: в комнату зашёл Олеонте. На самом деле дверь была заперта, но как это могло стать преградой для личного убийцы Райлера? Он подошёл к столу, забрал кружку, но не ушёл сразу – повернулся к кровати и застыл, пристально смотря на спящего Алрефе. Тяжёлый вздох.

– Ал, почему ты всё ещё здесь? – тихо спросил Олеонте. – Что продолжает тебя удерживать? – Он подошёл ближе, остановился у изголовья. Даже темнота не мешала заметить столь неуместное для демона выражение горького сожаления на лице. – Ты ведь умный. Найдёшь способ, если очень захочешь. Я закрою глаза, честно, просто будь осторожен. Если я смогу убедить хозяина, что тебе нельзя больше работать в университете, это станет достаточным стимулом? Ты всё же решишься уйти? Если хоть что-то будет зависеть от меня... Я найду слова, чтобы убедить хозяина поручить поиски мне, и дам тебе столько времени, сколько смогу. – Олеонте посмотрел на дно пустой кружки, криво усмехнулся. – Ты хоть представляешь, какая тут сейчас дозировка? С какой скоростью её приходится повышать? Недалёк день, когда твоя резистентность не поспеет за увеличением дозы. Я не боюсь тебя убить, но не хочу за это огрести... И просто не хочу твоей смерти. Где ещё я найду такого дурака? Уходи – тебе здесь не место. – Он покачал головой и вышел.

Что же это получается... В прошлом Алрефе не мог понять, почему Райлер так резко стал против преподавательской деятельности, которая никак не мешала службе. Запрет стал той точкой, за которой ничего не держало среди демонов, никакое беспокойство за учеников и незащищённую докторскую не мешало продумывать план побега. Но... Кто же знал, что к этому причастен Олеонте!

«Когда мы пересечёмся снова, я обязан тебя поблагодарить, мой милый друг. Но скажи, то раздражение при нашей встрече в настоящем... Не злился ли ты на самом деле на то, что я всё же попался?»