Текст книги "Сиреневый ветер (СИ)"

Автор книги: Lillita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава 30. Жизнь из несбывшихся надежд

Алрефе не смог уловить тот момент, в который жизнь словно бы наладилась. Относительно детских лет. Уже не шпыняли все кому не лень в школе, ведь он больше не стеснялся давать сдачи, обойдясь двумя предупреждениями. Да, всё равно старался сильно не вредить, но рот с лёгкостью затыкал любому. Более спокойное время на переменах и после занятий позволяло лучше сосредоточиться на учёбе, в том числе на изучении не демонической магии, хотя этим всё равно заниматься приходилось втайне от семьи. Ещё у Алрефе теперь имелся друг, который, конечно, находился рядом из соображений личной выгоды, но какая разница, если всё равно можно хорошо провести вместе время и просто поболтать о всяком? С которым можно научиться быть увереннее в себе.

Однажды Олеонте сказал очень простую вещь, которая стала для Алрефе настоящим открытием: «Если ты не можешь быть как все, хотя бы научись притворяться. Однажды ты окажешься среди тех, кто ещё не знает о твоей странной сущности. Они будут ждать от тебя того же, что и от других. Так что научись производить впечатление того, к кому не стоит лезть. В мире взрослых это сильно поможет».

Он очень дорожил дружбой с Олеонте, ведь тот был первым, кто принял столь безнадёжно неправильного демона. Первым, кто заступился за Алрефе. Они тогда столкнулись на улице с Вильхеном, он начал орать на сына, подумав, что тот прогуливает, не желая слушать о том, что последний урок отменили. Олеонте тогда очень кстати вспомнил слова: «Моя семья из нас двоих выберет поверить тебе», – и, воспользовавшись змеиной способностью заговаривать зубы, донёс нужную мысль до буйного родителя.

Да, с семьёй всё ещё не ладилось, но, к счастью, брат и сестра уехали учиться вскоре после совершеннолетия, так что появлялись дома только на каникулах, а родители признали, что по части магии он хотя бы не позорище... И больше не позволит избивать себя до потери сознания. Несмотря на это, мелкие вспышки гнева Алрефе всё равно предпочитал перетерпеть.

Жизнь стала спокойнее и не такой болезненной, однако неумолимо приближалось совершеннолетие, а вместе с ним и посвящение в Шерре-эн-Охан, от одной мысли о котором тело сковывал страх. Алрефе боялся, что среди первородной тьмы снова услышит давно знакомый голос, который с возрастом удалось заглушить. По мере того, как рос контроль над магией, как он принимал свою сущность – пусть даже неправильную, но всё равно демоническую, тьма затихала, исчезала не только из реальности – даже из снов. Но получится ли остаться собой, если она вернётся? Не окажется ли, что на самом деле на просто затаилась, выжидая более удобную возможность захватить предавшую часть своих принципов жертву?

«У меня в любом случае нет права выбора», – смиренно подумал Алрефе.

Ведь пройти посвящение он обязан, даже если собирается заниматься не тёмной магией. Причина банальна – демонов, особенно из родного мира, неохотно принимали в учебные заведения других миров, так как это сопряжено с рисками для персонала и других обучающихся. Мирные демоны слишком редки, чтобы в подобное заявление так просто поверили, а вот хороший потенциал – весомое заявление, чтобы кандидатуру рассмотрели.

Хороший потенциал... Ха! О таком результате оставалось только мечтать. Алрефе не верил в свои силы, всё ещё считая, что ущербным выродком называли заслуженно. Причём объективная реальность говорила о другом, но когда часто слышишь одно и то же от авторитетных для себя личностей – начинаешь в это верить. Долгое и упорное внушение творит чудеса в борьбе со здравомыслием.

«Лишь бы продержаться положенные пять дней, чтобы признали нормальным», – на это надеялся Алрефе, ещё не подозревая, что подготовила для него коварная реальность. Да, он любил магию и втайне мечтал добиться в ней успехов, но... Не таких.

В назначенный день Алрефе покорно стоял на коленях возле Шерре-эн-Охан, пока отец прикреплял к рогам кольца – артефакты, позволявшие отслеживать состояние посвящаемого, чтобы знать, когда того пора вытаскивать. Ведь одно дело, если не выдержит пять дней – такого не жалко отправить в утиль, другое – если можно продержать внизу дольше.

Посвящение проводили в безопасной зоне червоточины. Ироничное название для места, концентрация тьмы в котором была настолько высокой, что даже монстры не могли там долго находиться. Лишь иногда появлялись нежизнеспособные мутанты, сами по себе умиравшие через пару дней. Только от таких и по силам отбиться юнцам, ведь охота за настоящими монстрами – удел тех, кто прошёл специальное обучение или оттачивал мастерство годами.

Клубившаяся над червоточиной тьма притягивала взгляд, завораживала. Сейчас она притворялась чёрным бархатом, манящим в тёплые объятия единой матери, в колыбель мира. Мать всех демонов обещала радушно принять даже отбившееся от рук, попытавшееся отречься от неё дитя. Обещала простить все ошибки, свойственное молодости и неопытности глупое бунтарство. Оступиться может каждый, главное – признать это и позволить более мудрому наставнику вновь направить на путь истинный.

Алрефе слишком хорошо помнил, что под мягким покрывалом сокрыты острейшие шипы, крепчайшие кандалы, которые станут нитями кукловода, если поверить заманчивым обещаниям. Но его всё равно тянуло ступить туда. Если он перестанет сопротивляться, то больше никогда не очнётся... Разве же это не простейший выход? Не кратчайший шаг к избавлению от всего, что причиняет боль?

– Постарайся хотя бы здесь меня не опозорить, – угрожающе прошептал над самым ухом Вильхен, заставив вздрогнуть.

– Ничего не могу обещать, – также тихо ответил, оскалившись в улыбке. – Сами же обсуждали с сестрой, что мне и двух дней протянуть не светит.

– Дерзишь, выродок?!

Пусть даже стоя на коленях, Алрефе смотрел в глаза отцу так, словно они были на равных. Жёстко, уверенно, насмешливо. Время от времени напоминала о себе та искусственно созданная сторона личности, которая словно знала себе цену и не хотела молчать в ответ на чужие выпады. Та, которая в будущем не полезет в карман за словом, не побоится накинуть предостерегающую удавку на шею даже собственному ученику. Разве же не это в нём хотели взрастить, плетью и сапогами вбивая, что с обидчиками необходимо разговаривать на их языке? Возрадуйтесь! Правильное воспитание под треск костей перестроит любую сущность.

– Да. Потому что здесь и сейчас вы ничего мне за это не сделаете.

Нельзя причинять вред посвящаемому – любая травма может сказаться на результате, поэтому отцу оставалось только скрипеть зубами и прожигать гневным взглядом. Вскоре этот оборзевший подонок снова окажется на поверхности, не в силах больше выносить влияние червоточины, и тогда он ответит за каждое дерзкое слово. Захлебнётся в крови, проглатывая всё, что посмел выплюнуть своим дрянным ртом.

Игнорируя бурлящую злость родителя, Алрефе поднялся с колен и подошёл к магам, облачённым в чёрные мантии несмотря на палящее солнце. Они должны зафиксировать его изначальное состояние, обозначить начало посвящения, а после переместить вниз. Беглый взгляд на бесстрастные лица тех, кто ничего не ожидал от очередного юнца. Таких каждый год – сотни. Десятки из них умирают, остальных вытаскивают через пять-семь дней и ставят печать «годен: средний потенциал» в новенький паспорт мага. Выдающихся случаев не попадалось давно, да и сейчас предпосылок не имелось – никто из семьи Алрефе больше семи дней не выдавал.

– Надеюсь, вы найдёте другой способ снимать напряжение, пока меня нет под рукой, – напоследок бросил Алрефе отцу, отсалютовав двумя пальцами ото лба, шагая в круг перемещения, а другую руку незаметно сжав в кулак. От страха.

***

Хоть здесь петля проявила милосердие и не стала показывать само посвящение. Да и не на что там смотреть – сплошные попытки сохранить жизнь и рассудок, переплетённые с надеждой получить сигнал об окончании, которая слабела с каждым днём. Словно о нём просто позабыли, оставили умирать в «колыбели жизни». Однако успело за время посвящения произойти то, о чём другие и не догадывались – Алрефе узнал о способности управлять своей кровью, благодаря которой не раз избежал заражения и сильной кровопотери.

Первым, кого он увидел на поверхности, стал Олеонте. По вечно улыбающемуся лицу друга как всегда не понять истинных чувств, а, впрочем, от демона всё равно не приходится ждать жалости, сострадания и прочей излишне человечной чепухи. Уже то, что Олеонте пришёл и позволил использовать себя как опору, давало повод едва заметно улыбнуться.

– Спокойно-спокойно, всё закончилось, – прошептал он и осторожно похлопал по спине. – Ты провёл там месяц, но теперь всё позади.

Месяц?.. Алрефе успел потерять счёт дням, когда их количество перевалило за семь. И, кажется, почти позабыл, как выглядит свет. Что свет вообще существует. Сероватое небо казалось неестественно ярким, невозможно цветным, а неизменно беспощадное солнце выбивало из покрасневших глаз слёзы, вызывало головную боль.

Он едва держался на ногах, ведь целый месяц нормально не ел и полноценно не спал. Грязный, израненный, осунувшийся, с залёгшими под глазами тенями, словно ставший ещё серее цветом кожи, давно бы упавший, если б не дружеское плечо. Алрефе выглядел несомненно жалко, но даже в таком состоянии в глазах подошедшего отца он впервые увидел страх, граничащий с ужасом.

Ничего удивительного! Бездарный, убогий выродок, над которым постоянно издевались, которого все презирали, показал потенциал на уровне величайших магов в истории. Если он захочет отомстить обидчикам, то в будущем просто сможет стереть весь город с лица земли, не тратя время на разбирательства, кого наказать первым, а кто докучал не так уж сильно. Пока ещё из-за неопытности потомка можно держать в узде, но сделанного не изменишь, сложившихся отношений не исправишь. Надежда только на то, что предыдущее воспитание не позволит укусить хозяйскую руку из-за привитого, за годы пропитавшего насквозь страха. И на то, что удастся побыстрее найти хозяина – цепь контракта, на которой даже самый сильный маг себе не хозяин.

– Ну что, я вас не опозорил? – с усмешкой спросил Алрефе слабым, хриплым голосом. – Или нужно было провести там ещё месяц?

Вместо ответа отец попытался пнуть его в живот, но Олеонте заблокировал удар и оттолкнул Вильхена.

– Посвящение закончится, когда он полностью восстановится, – сухо напомнил он. – До этого момента вы не можете его трогать. И вообще-то обязаны отправить в главную магическую больницу для уточнения результатов измерения потенциала. Уж в его-то случае они явно не вписываются в диапазон стандартных таблиц.

Справедливые слова, потому что зависимость потенциала от количества проведённых в червоточине дней не была линейной, и если типичных случаев более чем хватало для построения адекватного графика, то вне этой области редкие полученные на практике данные не позволяли вывести достоверную зависимость.

– Ты кого жизни учить решил, шкет?

– Того, кто не знает правила в свои-то годы? – проворковал Олеонте, неуловимым движением достав кинжал. – Не путайте меня со своим сыном. И заканчивайте тратить время на сотрясание воздуха.

Тяжело выдохнув, Алрефе крепче ухватился за Олеонте – в безопасной обстановке силы стали покидать его гораздо быстрее, а солнцепёк только усугублял ситуацию, превращая и без того нестабильное сознание в расплавленную кашу. Перед помутившимся взглядом предстал образ девушки. Напуганной, обеспокоенной... И невероятно неуместной возле Шерре-эн-Охан. Но прежде чем Алрефе успел узнать её, сознание покинуло его.

После этого Вильхен соизволил позаботиться о том, чтобы Алрефе отправили в больницу, где тот провёл ещё один месяц. Несмотря на ряд обследований, проверок и даже опытов, он чувствовал себя как никогда спокойно и в безопасности. Его держали в отдельной палате, по количеству наложенных защитных чар больше похожей на клетку для особо опасных преступников – на случай внезапной буйности пациента. Там даже не имелось окон, туда не пускали никого, кроме врачей и магов-исследователей. Впрочем, Алрефе прекрасно понимал, что никто бы его не навестил даже при возможности. Даже Олеонте. Тот и так делал слишком много странных для демона вещей, проявляя что-то похожее на доброту и сострадание.

Дни тянулись бесконечно долго, различаясь только проводимыми процедурами. Одиночество, тишина, пропитавший воздух и вещи запах чистоты и лекарств, холодный профессионализм работников... Всё это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой.

На край кровати опустилась лёгкая невидимая гостья. Почувствовав слабый запах сирени, Алрефе отложил в сторону записную книжку, в которой тренировался выводить печати, и, обернувшись, улыбнулся.

– Извини, что приходится наблюдать столько неприятных вещей. – Он вздохнул и опустил взгляд на перебинтованные руки. Чужие пальцы накрыли их, словно подтверждая реальность присутствия гостьи. – Даже если теперь у этого тела достаточно сил, я всё равно не знаю, как прервать петлю. Не на таком расстоянии от настоящего. Но зато, – усмешка, – теперь постыдные подробности перестанут быть тайными. Всё то, о чём я не хотел тебе рассказывать, вскрылось самым отвратительным образом. Если будет возможность – не смотри. Не следи за тем, что случится дальше. Потому что... – Перехватив тонкую ладонь, Алрефе слегка сжал её и покачал головой. – Нет, не для того, чтобы окончательно не разочароваться во мне. Ты имеешь право делать выводы по полной картине. Просто... Есть впереди такие эпизоды, после которых ты можешь потерять спокойный сон.

– Те, из-за которых ты сам иногда плохо спишь?

– Да. Но мне не привыкать. И я заслужил. Я бы даже сказал, что кошмары – слишком мягкая кара за содеянное.

Вместо ответа последовало неловкое, горькое молчание, а вскоре страницы записной книжки будто сами по себе зашевелились.

– Печати Шелианны? Ты не прекращал заниматься с ними с тех пор, как нашёл книгу?

–Да. – Алрефе взял книжку и начал перелистывать страницы, ненадолго задерживаясь на самых интересных. Ясные глаза потускнели под пеленой меланхолии. – Они заняли особое место в моей жизни, определили будущую деятельность... Даже если в университете я занимался другими печатями, сам интерес к ним взялся именно отсюда.

– Но тебе пришлось отказаться от них ради свободы.

– И от них, и от прочей магии, которую я всё же люблю. – Он кивнул. – Поэтому я был так рад, когда смог обучить им тебя. Хотя и догадывался, что впоследствии благодаря им ты можешь зайти слишком далеко.

– Слишком или нет – тут уж мне решать. – Послышался тихий смешок, лёгкая рука растрепала волосы Алрефе. – Знаешь, на мой взгляд эта комната мало отличается от той камеры в доме Райлера. Разве тебе не было одиноко здесь?

– Тогда я не знал такого чувства. Пребывание в обществе никогда не несло с собой ничего хорошего. Разве что не отказался бы встретиться с Олеонте, но он сейчас далеко и увяз в собственных делах, проблемах... Так что здесь у меня было вдоволь времени, чтобы в тишине и покое предаваться несбыточным мечтам.

– Мечтам?

– Да. Я ведь посмел думать, что в своей жизни что-то решаю, что раз оказался достаточно одарённым, то хоть теперь имею право голоса, возможность определить свой путь.

Пребывая в больнице, Алрефе изучал университеты, дорогу к которым открыл неожиданно высокий потенциал. Да, с такими показателями появлялся шанс, что его просто побоятся взять, но если показать хорошие результаты хоть в той же магии печатей... Может, рассмотрят кандидатуру? Алрефе был согласен на любой, даже самый неперспективный магический университет, лишь бы не в родном мире. Однако по возвращении домой его ждал разговор, разом перечеркнувший все мечты, спустивший с небес на землю столь резко, что в процессе явно что-то сломалось.

– Готовься поступать в Акпор, – заявил Вильхен, стоило пройти в кабинет.

– Но, отец, я хотел...

– Ты, кажется, успел зазнаться и забыться. В этом доме нет ничего твоего: ни мнения, ни желаний! – Крик. Удар кулаком по столу, от которого захотелось привычно сжаться. – Договор с будущим хозяином уже подписан. Райлер Ак’рейтене заинтересован в твоих способностях, так что после выпуска сразу отправишься к нему на службу. Надеюсь, ты понимаешь, какая это честь, что для выродка вроде тебя нашлось место? Тебе ещё отдавать долг за жизнь в этом доме.

– Как вы верно сказали, отец, здесь нет ничего моего, – с издёвкой подметил Алрефе. – И, зная вас, за мою продажу на службу вы выручили достаточно, чтобы покрыть расходы на объедки с ваших же тарелок и лекарства, потребовавшиеся, чтобы залечить нанесённые вами же раны. Я уж не говорю о вещах, которые мне всегда приходилось донашивать за Нермие.

– Ты кому язвить смеешь! – крикнул Вильхен и снова ударил по столу.

Ах, что-то с годами не менялось... Почти. Теперь отец опасался его и больше угрожал словами, чем делом, ведь Алрефе прислушался к словам друга: не стеснялся давать сдачи и напоминать, на чьей стороне несомненно большая сила, пусть даже ещё не подкреплённая опытом. Отца спасала только пресловутая, ненавистная доброта сына, уверенность в том, что тот не сможет напасть первым, не способен на месть.

– Вам. Хотя бы словам своим я всё ещё хозяин. Так вы всё сказали, что хотели?

– Да. Выметайся.

Ответив на грубость шутовским поклоном, Алрефе вышел из кабинета и помрачнел, стоило закрыться двери. Если договор заключён, значит, на своих желаниях действительно можно ставить крест – он уже чужая собственность, просто пока не в полном подчинении. Нет сомнений, – рога лишат ещё до поступления, сведя к нулю любые шансы на побег. Так всегда делали с перспективными учениками, даже если тех не связали договором до начала обучения.

Ха... Алрефе сбежал вниз и спрятался в комнате, не желая ни с кем пересекаться, не желая показывать, насколько сильно ошеломили слова отца. Он знал, что посвящение решит его судьбу, но чтобы настолько... Служба – это до тех пор, пока хозяин не умрёт или не отпустит, но такие толстосумы отличаются особой живучестью и не меньшей жадностью. Обычно попасть к такому – честь, желанное место для многих демонов. Но Алрефе видел в этом только одно: ненавистную судьбу, до самого конца прописанную кровавыми чернилами чужой рукой.

Глава 31. Мгновенье светлых дней

Уж не новость, что Акпор – не лучшее место для жизни, если ты привык к теплу, солнцу и ясному небу чаще, чем три месяца суммарно за год. Не впадать в уныние от местного климата, пожалуй, особый дар, которым не всегда обладали даже коренные жители, но будучи неисправимым и неисправным можно отчаянно учиться радоваться жизни даже в подобных условиях.

Хотя Алрефе пребывал отнюдь не в восторге от идеи поступать в выбранное отцом место, учёба в Акпоре стала для него глотком свежего воздуха и, пожалуй, лучшими годами в родном мире. Меньше контроля, не испорченная постыдными случаями из детства репутация, интересные занятия, в том числе с преподавателями из других миров, множество иномирных книг в библиотеке, поступивший в тот же университет друг... И хорошая стипендия, с которой Алрефе смог купить лютню, исполнив детскую мечту, и теперь в свободное от основной учёбы время обучался музыке в каком-нибудь потайном уголке университета.

Он быстро стал одним из лучших студентов, несмотря на то, что всё равно старался придерживаться своих взглядов, во время боевой практики намеренно щадя оппонентов. К нему хорошо относились из-за старательности, выдающихся магических способностей и умения быстро осваивать новый материал, но подозрительно косились из-за мягкого характера, который с интересом и одобрением принимали только преподаватели-иномирцы. Алрефе не позволял на себя наезжать, но всё же выступал за мирное решение, а тех, с кем случалась дуэль, сам же доставлял до медпункта или оказывал помощь на месте.

Большой удачей стало появление на втором курсе нескольких студентов по обмену. Их было пятеро: гарпия Джеил, ламия-полукровка Теффия, тёмный эльф Рухар Хеларн, сатир Фамунд и полуорк Сигрун (между делом говоря – сестра Иданны, хозяйки гостиницы в Гааве). Они обычно держались вместе, понимая свою чуждость этому миру и невозможность близкого общения с демонами из-за слишком различающихся взглядов даже на житейские вещи. Алрефе не был бы собой, не попытайся он с этими студентами сойтись.

К нему поначалу относились насторожённо: не станет демон виться рядом, не преследуя личной выгоды. Не то чтобы представители других видов стремились обременять себя невыгодными отношениями, но возможные поводы демона напрягали гораздо больше. В университете, особенно хорошем, многие уже владеют искусством притворства, ради цели умело изображая искренность, безобидность и участие; север же – тот ещё серпентарий.

Почти год Алрефе искал подход к иномирцам: пытался завести разговор на любую безобидную или насущную тему, предлагал помощь с учёбой, когда лучше разбирался в предмете, помогал разрешать неизменно случавшиеся конфликтные ситуации с другими демонами... В общем, хватался за любую возможность показать свою безобидность и дружелюбие.

Первой решилась сделать шаг навстречу прямолинейная и напористая Сигрун, объяснив свои действия тем, что не может быть от простых студентов-иномирцев такой большой выгоды, чтобы год притворяться. Последним сдался Рухар, так как из-за своей природы подозрительнее прочих относился к детям тьмы.

Всё, чего искал Алрефе от знакомства – знания о других мирах, порядках, жизнях и... Искал единомышленников. Просто очень хотел убедиться, что столь неправильный и неуместный он именно для родного мира, а надежда найти своё место, покинув его пределы, не беспочвенна. Даже если замаскированная муляжом однорогость день ото дня напоминала: «Выхода нет, сколь угодно надейся и убеждайся – ты всё равно заперт в этом мире». Да, заперт, да, после учёбы он станет просто живым инструментом с ограниченной волей, но если отбросить веру в лучшее – легче сразу заменить двери окнами. Жизнь, состоящая только из тьмы, всё равно мало отличается от смерти.

В новой компании Алрефе неожиданно для себя быстро стал главным балагуром. Оказывается, существует такое общение, при котором и шутить легко, и выглядеть глупым не страшно, и удара в спину не ждёшь. Не то чтобы он не мог вести себя подобным образом с Олеонте. Нет-нет, с первым другом Алрефе чувствовал себя достаточно свободно, просто всё равно давала знать о себе разница во взглядах, и добавляла ложку дёгтя трудность в определении искренности реакции змеи.

Или, может, образ балагура – просто защитная реакция, попытка спрятать за шутками и нелепым поведением настоящую сущность? Травмированную, насторожённую, неуверенную в себе. Взросление в мире, который не способен тебя принять, где враги не только вокруг, но даже в голове, обязательно оставляет следы, оттирать которые придётся долгие годы, проведённые в другой обстановке. А пока... Оставалось следовать словам Олеонте и притворяться, чтобы заслужить своё место в выбранном обществе.

Иномирцев часто селили вместе, вот и этим пятерым достался в общежитии один блок, ставший в итоге главным местом для встреч и посиделок. Прямо как в тот день. Близился конец учебного года, вот уж осталось чуть больше недели до каникул, о чём Алрефе благополучно забыл, увлёкшись научной работой. Несмотря на полезность, печати не пользовались у демонов большой популярностью из-за сложностей применять их более активно, так что ещё первокурсником не составило очень большого труда уговорить преподавателя взять работать в лабораторию и стать научным руководителем.

Пришлось задержаться из-за необходимости прибраться на рабочем месте, так что когда Алрефе заглянул в блок, вся компания уже оживлённо беседовала, устроившись в общей комнате. Рух как обычно занял диван, растянувшись на нём, Сигрун там же заняла подлокотник, Джеил соорудил гнездо из подушек на полу, Теффия просто сменила форму и устроилась в кольцах собственного хвоста, а Фамунд и вовсе болтал ногами на подоконнике – спасибо, что внутри.

– Чем занимаетесь? – спросил Алрефе, опустившись в кресло.

– Да вот обсуждаем, кто чем дома займётся на каникулах, – поделилась Теффия.

– Вы все возвращаетесь? – удивился он.

– Конечно! – Джеил взмахнул руками-крыльями. – Уж сколько времени там не были! Домашние явно соскучились, да и мы вот поняли, что тоже хотим их увидеть. Конечно, самостоятельная жизнь – это круто и всё такое, но и в родное гнездо стоит иногда заглядывать. Мне вот перед отъездом пообещали, что к каникулам обязательно поменяют этот отвратительный жёсткий матрас, чтоб он хорошо горел...

– А мне сестра сказала, что когда вернусь, обязательно приготовит большой торт! – поделилась радостью Сигрун.

– То-орт, – протянул Рух. – Не слипнется ничего от него? Эй, я пошутил, отпусти ухо! – нервно воскликнул, почувствовав предупреждающую хватку сильных пальцев. – Я вот уже жду, что мелкие дома опять с самого утра докучать будут. Поиграй с ними, да поиграй. Хотя... Что ж, наверное, я даже успел по ним соскучиться. И посмотрю заодно, как кто за год подрос.

– О, а у меня отец обещал, что мы отправимся делать мне собственную флейту. Уже не дождусь! – Фамунд нетерпеливо цокнул копытами. – У нас такое только взрослым положено, после обучения с дипломом выдают, но отец сказал, что пережить даже год здесь – достаточное доказательство взрослости.

– Пережить без лишних происшествий, – поправила Теффия. – Так что ты не расслабляйся, пока не вернёшься. А у тебя какие планы, Ал?

Алрефе пришлось приложить усилия, чтобы не отвести взгляд, не выдать растерянности, порождённой и рассказами других, и вопросом. Услышанное казалось чем-то нереальным. Сама идея, что можно хотеть вернуться домой, что там ждут (и не для того, чтобы убедиться в качестве усвоенных навыков, а при неудовлетворительном результате наказать), что за возвращение ещё и вознаградят приятным событием, не укладывалась в голове. Даже его брата и сестру встречали без какой-либо радости и любви и первым делом отводили «на экзамен». Когда же он решил уточнить о каникулах, и вовсе ответили, что может больше никогда не появляться дома. Что дома, кроме хозяйского, у него и нет.

– Я останусь... Я недавно начал ставить опыты для научной работы, если уеду, случится нежелательный долгий перерыв.

– Не перетруждайся только. А то вместо диплома получишь справку из дурдома.

– Вот не тебе, Рух, о вреде труда говорить! – подколола Сигрун.

– Ты мне теперь до конца жизни будешь припоминать эту лабораторную? Мы ж закрыли её в итоге. Ну, да, в последний день сдачи, но закрыли же!

– Больше с тобой в паре работать не буду.

– Взаимно.

Алрефе тихо рассмеялся. Эти двое особенно часто находили причины для споров, но всё равно оставались друзьями, готовыми в любой момент перестать цапаться и постоять друг за друга. Тип отношений, который не укладывался в голове, потому что демоны могли иногда не кидаться друг на друга, но чтобы защищать... Ох, насколько же веские нужны причины!

В груди кольнуло. Как же он завидовал тем, в чьём мире существовало слово друг. По неизвестной причине иногда притуплялась радость от возможности наблюдать сказки наяву, сменяясь болью от осознания степени различий. Опасаясь выдать внезапно изменившееся настроение, Алрефе вышел из комнаты под предлогом принести с кухни лимонад.

Однако на полпути его нагнала Теффия. Славная всё же девушка. И красивая. Ясные, сияющие словно звёзды глаза, переливающиеся, как чешуя на солнце, длинные гладкие серебристые волосы и почти белая кожа с лёгким персиковым оттенком. Вскоре после начала общения стало понятно: интерес к Алрефе она испытывала не только дружеский. Только он не стал играть с девичьими чувствами, сразу сказав: надеяться не на что. Потому что он уже связан с договором и в жизни своей ничего не решает, так что пути их разойдутся, стоит только закончиться учёбе. Да и любить в привычном понимании обычно демоны не умеют, откуда Алрефе знать, стал ли он исключением и здесь?

– Точно ли дело в опытах? – с сомнением уточнила Теффия.

– И в них тоже.

– А если честно? – Она взяла его за руку и серьёзно посмотрела в глаза. – Ал, я... Слушай, да, я согласилась сдаться и остаться друзьями, но перестать за тебя переживать всё же не могу. Будь всё в порядке, ты бы не стал так долго отвечать на такой простой вопрос.

– Это правда, просто не вся. – Алрефе всё же отвёл глаза, нервно провёл рукой по волосам, за время обучения отросшим до плеч. – Другая часть правды состоит в том, что мне всё равно некуда уезжать. Но не подумай, что здесь затесалась какая-то драма! Просто у наших видов разные представления о семейных отношениях. То, что вы рассказываете, для нас невозможно, хотя я и понимаю, что где-то оно так и есть, где-то это жизнь... Что же о моей жизни, то как только мой рог перешёл новому хозяину, для семьи я стал никем. И это... Достаточно обычная практика. Спроси других демонов – найдёшь немало с похожей ситуацией.

– И они скажут, что это нормально, – понимающе кивнула Теффия. – Но, кажется, тебя такая ситуация всё же задевает.

– Не совсем. Я сам не хочу возвращаться. Но завидую, что у меня не было и не будет такой семьи и такого дома, куда я рад вернуться. Однако я не хотел портить вам настроение подобными высказываниями, потому что вы можете воспринять их печальнее, чем оно есть.

– Знаешь, я с детства гадала, о чём вообще могут печалиться сильнейшие колдуны. – Теффия задумчиво улыбнулась и, не отпуская руки, продолжила путь на кухню. – Как может чего-то не хватать тем, кто движениями рук перестраивает горы? Тем, чей потенциал уже открывает множество путей? Я думала, те, кто подчинил вершины магии, тем более легко разбираются с более мелкими проблемами. Но видя тебя... Что же, когда ты дорастёшь до полного признания силы, кажется, я буду знать ответ.

– Не думаю, что являюсь хорошим примером, – усмехнулся Алрефе. – Ведь для своего мира я хотя и силён, но неисправен, а у вас признанные могут в самом деле не знать печалей. Я слышал, что тёмная магия постепенно стирает личность, оставляя только покорную ей оболочку, а обычная – выжигает чувства. А, может, это просто страшилка из книги для самых маленьких чародеев.

Теффия повела плечами и промолчала. Они дошли до кухни, забрали оставленный охлаждаться лимонад и шесть стаканов и вместе вернулись в комнату. Общение продолжилось во всё том же бодром и весёлом ключе, не раз перескочив с темы на тему, но неизменно возвращаясь к столь ожидаемым каникулам.

Через полторы недели друзья разъехались. Алрефе с головой ушёл в самообучение и научную работу, в перерывах отвлекаясь на музыку, так же как и в эту ночь, когда он с лютней за спиной пробрался на крышу общежития и окружил себя звуконепроницаемым щитом. Пока что неплохо получались только простые мелодии из сборника для начинающих, а для сочинения своих песен требовалось ещё много-много практики в стихосложении. И также много знаний о том, что вообще стоило воспевать. Не о тьме же баллады слагать, в самом деле!