Текст книги "Проклятье Посейдона (СИ)"

Автор книги: Лиэлли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Лениво нежась у него в руках, не испытывая желания куда-либо идти и что-то делать, Келей позволил своими мыслям течь в том направлении, в каком им заблагорассудится. А мысли его захотели вернуться ко вчерашнему утру…

– Ты знаешь… Люблю тебя.

Золотые глаза расширяются. А потом его так быстро приподнимают с постели и прижимают к горячему страстному телу, что Келей испуганно жмурится. Тихонько всхлипывает, потому что от этого движения Ладон еще глубже проникает в него. Он крепче обвивает руками бледную шею, зарываясь пальцами в пепельные волосы. До боли стискивает белоснежные пряди, оттягивая их назад, заставляя дракона отстраниться и посмотреть на него. Ладон подчиняется.

– Я люблю тебя, – снова и снова, как заклинание повторяет юноша, без стеснения, смущения и робости.

Не стыдно говорить о своих чувствах, когда они так очевидны и так сильны. Он хотел, чтобы Ладон знал об этом. С наслаждением он пьет этот удивленный золотой взгляд, полный ошеломленного недоверия и неподдельной нежности. Нет, дракон не говорит ему ответных слов. И даже если никогда не скажет, Келею вполне будет достаточно его драконьей всепоглощающей ревности. Ведь это означает, что Ладон его никогда не оставит, что никогда он ему не надоест, что всегда они будут вместе…

Он почти сидит на его бедрах, ощущая, как горячо и полно внутри него. Он заполнен до отказа, и это чувство просто ослепительно прекрасно во всем своем проявлении. Теснее прижавшись к его телу, Келей прячет лицо у Ладона на шее, прильнув к ней губами. Он уже не осознает что делает. Покусывает, лижет, целует бледную кожу, не понимая, что доводит этим дракона до сумасшествия. Сам раз за разом насаживается на его жаркую плоть. Беспорядочно ерошит белые волосы. Сжимает пальчиками сильные руки, поглаживая его плечи. Стонет, выгибается дугой, кричит, страстно и искренне отдаваясь. Отдавая всего себя, без остатка. Душу, тело, чувства, эмоции, страсть, любовь… И даже смущение. Нежный румянец, цветущий на его щеках и разгорающийся все сильнее, предназначен только для него, только для Ладона. Он цепляется за него, как утопающий за спасительный круг. И грань уже так близко… Так маняще ослепительно близко.

Он осознает, что Ладон хрипло с перебоями дышит. Что сжимает его со всей своей силой в стальных объятиях, а он хочет, чтобы было еще сильнее! Чтобы он не мог дышать! И с губ безостановочно срывается заветное любимое имя: Ладон, Ладон, Ладон…

– Еще! О боги! Да! Только не останавливайся!

Как удивительно сочетаются в нем эта застенчивая стыдливость и эта неподдельная искренняя страсть, жаркая несдержанность… Это сочетание сводит дракона с ума. Снова повалив юношу на кровать, он уже сам входит в него, быстро, часто, интенсивно. Ритм, рваный, жаркий, безостановочный, резкий, сводящий с ума. Выходить до конца и снова врываться, заполняя до отказа. Истинное кристально-чистое наслаждение, не смешанное более ни с какими эмоциями внезапно захлестывает оглушающей волной, словно цунами, словно землетрясение, врываясь в их души, тела, заставляя содрогаться в конвульсиях и тяжело дышать.

Келей ощущает, как внутри него разливается горячее, обжигающее, густое семя дракона. Он обессиленно обмякает и, всхлипывая, просто теряет сознание.

========== Глава 34 ==========

И дни потекли за днями, плавно перетекая в недели. Время на Астипалее остановилось. Келей нежился в объятиях Ладона, купался в его внимании, грелся его заботой, укутываясь в нее, словно в теплое шерстяное одеяло. Их не тяготили никакие заботы. Целыми днями валяясь где-нибудь в уединенном местечке, в прохладе тенистого дерева, они либо занимались любовью, либо просто лежали на траве, лениво переговариваясь. Однажды Ладон даже взял юношу с собой в море, показав удивительный подводный мир. Келей видел сотни разноцветных рыбок, причудливых растений, красавиц-акул, которые их обплывали стороной за несколько метров, побаиваясь Ладона даже в человеческом обличии. А когда у него перестало хватать дыхания, Ладон прильнул к его губам, через поцелуй передавая спасительный воздух. Сам он под водой чувствовал себя еще более комфортно, чем на земле. Тут все его движения приобрели еще большую изящность, плавность и грацию. Как можно двигаться так сексуально, когда вода сковывает все твои движения, делая их неуклюжими и смешными, словно ты лягушка какая-нибудь? Но у Ладона получалось, и Келей только вздыхал.

А как-то раз он прокатил его на спине прямо над морем, почти задевая блестящую поверхность воды своими острыми когтями. Это было так захватывающе! Келей наслаждался ветром, бьющим ему в лицо, ощущением того, как его волосы колышутся позади и звуком размашисто двигающихся гигантских крыльев по бокам от себя. Не каждому удается покататься на драконе, да еще и морском! А потом Ладон ринулся вниз вдоль водопада, и юноша вцепился в его костяные шипы, жмурясь от страха и восторга. Дракон вышел из этого безумно опасного крутого пике, чуть не разбившись о воду, у самой поверхности.

А однажды они занялись любовью прямо в заливе, ночью, когда светила полная луна, и прибой захлестывал морской берег раз за разом. Келей захлебывался и от воды, и от экстаза, в очередной раз потеряв сознание. Это было так ярко и так незабываемо…

Он почти не вспоминал о родном доме, вся его жизнь до встречи с морским драконом казалась давнишним сном. А сейчас он жил. Именно жил. Он никогда особо не желал занять престол Сифноса, но был единственным наследником, а потому его с детства готовили к этому. Он жалел лишь о том, что не может свидеться с его нежной и кроткой матерью, которая, наверное, уже давно считает его погибшим. Ему казалось, что он пробыл на Астипалее не пару месяцев, а много-много лет… А может быть так оно в действительности и было. Слишком давно он видел свой родной дом в последний раз.

Он никогда бы не сумел забыть эти чудесные дни, проведенные на Астипалее с Ладоном. Ленивые занятия любовью, тихие деньки, жаркие солнца и ясные луны, ласковая вода, нежность его прикосновений, любовь во взглядах, сильные руки, шелковая трава, приятно обнимающая тело, шелест листьев над головой, тихие стоны, мягкая мелодия его арфы…

Днями и ночами они гуляли по острову, и Ладон показал Келею все свои любимые уединенные местечки – красивые маленькие бухточки и сверкающие заливы, откуда закат был виден во всем своем великолепии, тенистые милые сердцу полянки и просторные долины, крутые холмы и прохладные лощины. Он ошибался, когда думал, что Астипалею можно обойти за пару часов. Не хватило бы и пару дней. Астипалея была необъятна. Самый необыкновенный остров, какой он когда-либо видел. Маленький и огромный одновременно. Прекрасный и манящий. Таинственный остров где-то в Средиземном море…

Головой лежа на мягкой траве, юноша лениво тренькал по струнам своей арфы, его ноги покоились на коленях Ладона, и дракон рассеянно поглаживал его по бедру большим пальцем, откинувшись обнаженной спиной на ствол дуба. Солнце клонилось к закату, и вечерняя прохлада уже подбиралась к долине. Келей наиграл для своего возлюбленного пару нежных мелодий, зная, как ценит Ладон красивые песни.

– Ты скучаешь по дому? – поинтересовался Ладон, переведя на своего юного любовника проницательный золотой взгляд.

– Немного… – честно ответил Келей. – Мне жаль маму, она скорее всего считает, что я погиб. Жаль, что я не могу сообщить им, что я жив, цел и невредим. И более того, доволен своей жизнью.

Ладон казалось, удовлетворился таким его ответом и задумчиво посмотрел на плывущие облака.

– А ты? – внезапно спросил юноша, приподнявшись на локтях и внимательно посмотрев в красивое аристократически-бледное лицо дракона.

Ладон лениво посмотрел на него.

– Что я?

– Твоя жизнь. Ты мне никогда не расскажешь, как все было?

– Почему бы тебе не поверить легенде? В конце концов, она не так уж и привирает, а лишь приукрашает изначальную правду. – Отозвался дракон все так же небрежно, но Келей видел, что взгляд его потемнел.

– Ладон? – юноша осторожно взял его за руку.

– М?

– Пожалуйста.

Один кроткий взгляд нефритовых глаз творил волшебство, это Келей уже давно обнаружил и не брезговал иногда воспользоваться столь чудодейственным средством.

Дракон нахмурился.

– Все не столь драматично и пафосно, как ты думаешь и как тебе рассказывали, – проворчал он.

– Ну расскажи мне о своей жизни среди людей. Я так хочу знать!

Ладон вздохнул, но все же начал свой длинный рассказ, и вскоре Келей уже подпал под действие чар его бархатного низкого голоса, что умел медоточить столь сладкими речами, что заворожили бы и демона, и нашептывал такие жаркие возбуждающие словечки на ушко по ночам.

– Я ушел из сада Гесперид на рассвете своей жизни. Мне едва исполнилось сорок три года, но уже тогда я достиг своей зрелости, по крайней мере, в облике человека. Эти три года я провел в саду сладкоголосых нимф на краю света в чудесном саду Гесперид. Естественно, я не желал снова отправляться на Астипалею, где уже тогда заскучал, проведя там всего лишь сорок лет. Я сумел упросить отца моего дать мне глоток свободы. И получил дар Посейдона – вот это. – Ладон приподнял серебристую ракушку на своей груди. – Это ракушка может сдерживать мою истинную плоть и сущность. Она сделана из того же материала, что и Ящик Пандоры ¹, поэтому очень сильна. Мой человеческий облик вариация моей человеческой сущности. То есть если бы я не был драконом, то выглядел бы именно так. Посейдон отдал мне эту ракушку. Я проплыл по Эгейскому морю вдоль множества мелких островков и вышел на берегу Эвбеи. И отсюда началось мое путешествие. Поскольку до рассвета я должен был быть в море каждую ночь, то путешествовал в основном только вдоль берега. Я побывал в Халкиде, Акрополе и Афинах. Я даже заходил в Дельфы и побывал у Дельфийского оракула.

– Тебе было Пророчество? – прошептал Келей, впервые перебив его.

Ладон кивнул, но продолжил дальше, явно не собираясь распространяться на эту тему. Если ему и было какое-то Пророчество, то рассказывать о нем Келею он не собирался.

– Через Лутраки я перешел на Пелопоннес, побывав мимоходом в прекрасном Коринфе. За это время я уже пережил немало приключений. Я понятия тогда еще не имел о обычаях и нравах людей. Я был… юным и наивным, таким как ты. Я жаждал новых впечатлений. И я получил их в таком огромном количестве, что хватит мне на всю мою бессмертную жизнь. Я ведь не знал, что у греков не бывает такой внешности, как у меня. Альбиносы – редкие люди. А поскольку в моем истинном воплощении моя чешуя белее морской пены, то и в человеческом я имел белоснежные волосы. Не раз и не два я слышал, как мое имя связывали с экзотикой. Потом, когда я поднабрал немного опыта, я понял, каким меня считают люди. И когда понял, то решил, что и от такого рода знаний не откажусь. И когда меня впервые осмелились схватить на большой дороге, ведущей из Коринфа в Миккены какие-то разбойники, я не сопротивлялся. Сбежать я всегда успею, так я думал. Меня продали работорговцам. Те в свою очередь за огромную цену передали меня царю Эгиды. Отдаленный островок, полный экзотических удовольствий. Тамошний царь был тем еще извращенцем. Вот где я и приобрел новые знания… Меня обучили как наложника. Я не сопротивлялся. С интересом следил за развитием событий. А они раскрутились очень даже… Регулярно на Эгиду нападали спартанцы, эти дикие варвары со своими обычаями и традициями, суровые прекрасные воины. К тому времени я пробыл на Эгиде уже год и стал любимчиком у тамошнего царя. И если бы не спартанцы, я бы ушел. Мне заскучалось, я решил, что уже достаточно долго просидел на одном месте. И вот когда я уже совсем решил уйти одной лунной ночью и вышел на крепостную стену, чтобы нырнуть в море, я увидел сотни огоньков вдали. Это плыли боевые ладьи спартанцев, каждая из которых включала в себя около пяти десятков воинов. Спартанцы пользовались Эгидой, забирая отсюда красивых юношей с пухлыми губками и девичьим сложением для своих постельных утех. Разумеется, им попался я. И разумеется, я не сопротивлялся, когда меня взяли в плен. В любом случае, я давно уже хотел побывать в Спарте, наслышавшись про этих воинов. Мне хотелось самому ощутить их обычаи и традиции. Что же, мне предоставили великолепную возможность. Я так ощутил эти традиции, что у меня около недели потом задница болела. В Спарте начался дележ добычи в тот же вечер, сразу после прибытия. Как у них это было принято, они сражались за право выбирать понравившегося им юношу. Мне было забавно наблюдать за этими людьми, но пробыв между ними некоторое время, я зауважал их. Сила и мощь Спарты – их оплот. И благодаря этому они процветали долгие лета. Знаешь… Не стыдно отдаваться суровому умелому воину, постигшему науку войны на своей шкуре и запечатлевшего ее на своем теле рубцами и шрамами. Чем больше их – тем почетнее воин. Меня выиграл Иокаст. – Голос Ладона на секунду пресекся, словно у него перехватило дыхание. Келей слушал внимательно и именно в этот момент ощутил, что Иокаст не просто пролетный персонаж в жизни его возлюбленного. И ощутил ревность, которую, впрочем, постарался унять, желая услышать, что было дальше. – Естественно в тот же вечер Иокаст опробовал свой «выигрыш». – Кривая ухмылка заиграла на губах дракона. – А потом… Потом пролетело несколько лет, а я и не заметил. Потому что… Потому что жизнь в Спарте захватывает тебя до самых кончиков ногтей и пробирает до глубины души. Они живут сегодняшним днем. Они привыкли сегодня пить вино и ласкать прекрасного юношу, а назавтра умереть в славном бою. Жизнь там бьет ключом, она ритмична, она – словно танец, быстрый и страстный, который затягивает и не скоро отпускает. И Иокаст сражался со мною бок о бок. Он залечивал мои раны, я залечивал его. Мы спали вместе. Я участвовал в Троянской войне. И на войне мы жили в одной палатке. Как это принято у спартанцев, мы стали друзьями, соратниками, любовниками, союзниками… – и снова Ладон замолчал, скрыв затуманенный взгляд тяжелыми веками. – Одно меня мучило. Мне претило обманывать его, ведь был я не тем, кем притворялся. С каждым днем становилось все тяжелее, и я хотел открыться ему. Мы вернулись с войны, одни из тех немногих счастливчиков, что могли вернуться к своим женам и оставить наследников для процветания Спарты. Прожив с Иокастом еще год, я не выдержал. Нарушил запрет отца и открылся ему. Темной ночью, приведя его на огромный пустырь за городом, рассказал, кто я есть на самом деле. Иокаст давно уже что-то подозревал, потому что заметил мои отлучки перед рассветом. И знаешь, что он сделал? Он высмеял меня. Сказал: «Да ладно, милый друг мой. Что ты мне сказочки рассказываешь? Я знаю, у тебя прекрасно подвешен язык, но мне-то лапшу на уши вешать не стоит…». Я разозлился. Ты же знаешь, как легко меня вывести из себя. Я принял свой истинный облик. Иокаст был потрясен. И поскольку у него не было с собой его верного меча, то он просто сбежал. И я не виню его. Я бы тоже сбежал. Я вернулся на следующий день. Думал, он поймет, ведь он… – Ладон опять замолк и только через пять минут с усилием продолжил: – Меня схватили. Едва я вступил в ворота города, как сотни мечей были приставлены к моему горлу. Спартанцы милостивы, они позволили мне выиграть право на жизнь на боевой арене. Иокаст сам вышел против меня. С мечом наготове, с тем самым мечом, которым он беспощадно разил своих врагов. Он был умелым и жестоким воином, закаленным во множестве боев. У меня не было шансов, ибо по сравнению с ним я был всего лишь юнцом. Да, за несколько лет мне доводилось и меч держать, и обучиться воинскому искусству. Но Иокаст держал меч с пяти лет, с младенческого возраста, едва оторвавшись от материнской груди, как и всякий истинный спартанец. Впрочем, я даже не собирался сопротивляться. В глазах его я прочел ту самую алчность и свирепую жестокость, что загоралась в них всякий раз, когда он вступал в бой. Он был истинным воином и мужчиной до мозга костей.

В голосе Ладона слышалось искреннее восхищение, и в то же время горечь. Взгляд его был устремлен вдаль, он не видел перед собой успокаивающего пейзажа долины. Перед его мысленным взором мелькали воспоминания его жизни…

– Я до последнего не верил. Я думал, что его чувства сильнее, чем ненависть к неземным тварям. Но он даже разбираться не стал. Суровый воин и патриот, отданный своей стране весь, до кончиков ногтей. Даже его любовь ко мне не могла пересилить любви к Спарте. И так поступил бы каждый истинный муж Спарты. Даже когда меч вошел в мое сердце, я не верил. Я потрясенно смотрел в его глаза, но не находил в них отклика на свой зов. Я был юн, глуп и наивен. О, я думал, что знаю его. Думал, что знаю Спарту. Думал, что уже достаточно хорошо знаю людей. Как же я ошибался! – такая неприкрытая горечь была в голосе дракона, что Келей ощутил, как на глаза его наворачиваются слезы. – И когда я лежал, поверженный… На холодном песке арены, а вокруг бушевали тысячи спартанцев, охочих до хлеба и зрелищ… Он улыбался, держа меч. Легко выпростал его из моей груди. Небрежно вытер о песок. И ушел. Я сотни раз видел, как точно так же он убивает других мужей. Точно так же он убил трех своих собратьев, сражаясь за право обладать мной, когда меня только привезли с Эгиды. И точно так же он убил на этой арене меня. – Пожав плечами, Ладон встряхнул головой, взгляд его тут же стал осмысленным. Он повернулся к Келею и закончил: – Не смотря ни на что, Иокаст был смелым мужем и воином чести. Решив, что убил меня, он не стал сжигать мое тело на погребальном костре. Он был милосерден, опустив мое тело в ладью, и сам оттолкнул ее от берега. Я помню его последние слова, которые он сказал надо мной, когда я был на грани сознания и бреда. «Морской твари место в воде». А потом отец забрал меня в свой дворец на дне моря. Подлечил немного. И снова Астипалея. Моя тюрьма. Моя обитель. Мое убежище на долгие века. И больше уже я не пытался проситься к людям.

Ладон посмотрел на свои золотые широкие обручи, обвивающие его запястья, словно змеи. И они ответно сверкнули на его взгляд.

– Вот мои оковы, – произнес морской дракон, сведя запястья вместе и показывая их Келею. – Добровольно и в то же время принужденно я заточен здесь.

Комментарий к Глава 34

**¹ Ящик Пандоры** – В древнегреческих мифах Пандора – первая женщина на земле. Создана Гефестом по приказу Зевса, смешавшим землю и воду, при участии других богов. Афина дала ей душу, а каждый из прочих по другому дару, Зевс дал ей любопытство в подарок. Сатиры принесли ее к Эпиметею вместе с чаном, который Зевс приказал никогда не открывать.

Пандора стала женой Эпиметея, младшего брата Прометея. От мужа она узнала, что в доме есть ящик, который ни в коем случае нельзя открывать. Если нарушить запрет, весь мир и его обитателей ждут неисчислимые беды. Поддавшись любопытству, она открыла его, и беды обрушились на мир. Когда Пандора закрыла ящик, то на дне его, по воле Зевса, осталась только Надежда.

========== Глава 35 ==========

После рассказа своего возлюбленного Келей крепко призадумался. Даже его тонкие брови свелись к переносице, хмурясь, как небо перед дождем. Ладон посмотрел на него и рассмеялся. Как-то напряженно, но искренне.

– У тебя такое выражение лица… – пробормотал он, все еще улыбаясь.

– Какое? – произнес Келей хмуро. – Я не понимаю, Ладон… Не понимаю! Я слышал, слышал о спартанских варварах, но я не могу поверить! Я знаю, что они преданы и душой, и телом своей родине, что жизнь за нее положат в любую секунду, что любят красивых юношей, но… Они не могут быть так жестоки к своим любовникам и…

Договорить Келей не успел, – Ладон банально накрыл его губы поцелуем, мгновенно выбивая из головы все мысли. Юноша простонал ему в рот, зарываясь пальцами в роскошную белую шевелюру.

– Так… нечестно, – задыхаясь, прошептал он, чувствуя, как ладонь дракона скользит по его бедру вверх, под подол туники, обжигая кожу и возбуждая желание.

Все еще пытаясь сопротивляться, дабы продолжить серьезный разговор, он положил свою руку поверх ладони дракона, чтобы остановить, но пальцы Ладона уверенно обхватили его уже вставшую твердую плоть. Застонав, юноша выгнулся дугой под умелыми быстро возбуждающими прикосновениями, и больше уже ни о чем думать не мог. В голове мгновенно помутилось, и остались только обжигающие поцелуи его неистового любовника, его нежная страсть, его горячий пыл и жаркие прикосновения. Жадный рот снова заставил его пролить свое семя, и Ладон не упустил ни капли. Он пил его стоны удовольствия, ласкал юное тело, только пробуждающееся к любви, наслаждался упоительными всхлипами и выражением истинного блаженства на лице юноши.

В памяти Келея свежи еще были те дни, когда после одного взгляда в глаза Ладона у него подгибались и слабели колени, а после короткой беседы – он так выматывался эмоционально, что тут же отрубался начисто. Но после близости с драконом… Даже с чудодейственной сережкой. Даже после одного единственного раза… Келей засыпал на сутки. Слишком уж велика была сила духа Ладона. Он снова и снова поражался его мощи, власти и могуществу на этом острове.

Ладон все верно рассчитал. И когда он входил в него, вырывая громкие крики наслаждения, и когда покусывал кожу на нежной шее, заставляя тихо всхлипывать, и когда размашисто ритмично двигался в нем… Келей в очередной раз потерял сознание, едва его семя оросило его живот, испачкав и белоснежную кожу Ладона.

Дракон бережно уложил его на мягкую траву, утерев следы их любви подолом его туники. И сам устало откинулся на ствол дерева. Закрыл свои золотые глаза. Он был изможден морально так же, как и Келей. Рассказ о его жизни потребовал слишком много эмоций. И у него не было сил отвечать на вопросы юноши. По крайней мере не сейчас. Пусть уж лучше он спит, вымотанный любовными утехами. Образ Иокаста как живой вставал перед его глазами.

Вот он, суровый спартанский муж, закаленный в боях мечом, сталью, кровью и жарким песком арены. Глаза черные и жаркие, словно летняя полночь. Волосы немного короткие. Достающие лишь до плеч, оттенком своим напоминающие вороново крыло или древесную смоль. Руки сильные и ловкие. Ноги длинные и быстрые. Тело грациозное и поджарое. Мускулы перекатываются под кожей, не выделяясь вычурно, но привлекая внимание и возбуждая желание почувствовать их. Спокойный, уверенный в себе, ни минуты не колеблющийся в своих мгновенных решениях. Даже если от него требовалось убить своего собственного любовника. Ни разу ни одного слова о любви. Ни одного нежного взгляда. Но жаркие ласки, сводящие с ума, неистовая нежность, пламенем вспыхивающая в обсидиановых глазах, сила и грация рук, что так уверенно и беспощадно казнили острым мечом, но так же легко и нежно могли дарить истинное наслаждение… Быть с таким мужчиной внизу – нисколько не стыдно и не унизительно. У спартанцев вообще не относятся зазорно к мужчине, который предпочитает быть пассивом в постели. Но Иокаст был не таков. Он был по-своему справедлив во всем. Он в одинаковой степени отдавал и брал. И ни с чем не сравнить то ослепительное наслаждение, когда ты врезаешься раз за разом в жаркие тесные глубины сильного и свирепого мужчины, который не стыдится отдавать свое тело, не будучи скованным дурацкими предрассудками. Их страсть была такой же обоюдоострой, как и меч, которым Иокаст разил своих врагов. Врагов Спарты. Такой же неистовой, как битва у стен великой Трои. Такой же жаркой, что и песок арены, который впитал в себя бескрайнее море крови…

Она была безумной, всепоглощающей и без капли нежности. Это было словно наваждение, словно сумасшествие… Любил ли он его? Любил ли этого сурового спартанского мужа, опьяненного схваткой предсмертного боя, упоенного кровью своих врагов, ослепленного сталью своего меча? О да. Безумно и неистово, как и все, что есть в Спарте. Восхищение, желание, расплавленный огонь, текущий по жилам… Восторг и жар, разливающийся по телу. Морской дракон был упоен этим мужественным смертным так сильно, как только могла его бессмертная хладная сущность. И кровь его пела, бурля в жилах, когда отзывалась на каждое прикосновение Иокаста. Ладон как сейчас помнил эти жгучие ласки, почти смешанные с болью, но боль та была сладка… Ах, глаза цвета оникса затягивали не хуже, чем его собственные золотые глаза дракона. Иокаст был единственным смертным, на которого не действовала его воля, его власть и могущественная аура. Ибо сила духа смертного была настолько же сильна! И именно за это Ладон так его полюбил и так им восхищался. Этот черный сумрачный взгляд, эта хищная улыбка, эта жаркая страсть, зажигавшаяся в них… Они затягивали, они сводили его с ума. Это был самый ошеломляющий, самый сногсшибательный, самый впечатляющий смертный, какого он когда-либо видел и… имел. Всего и без остатка. И потому не стыдно было морскому дракону отдаваться ему жарко и неистово. Не стыдно подчиниться тому, кто был по силе духа, да и тела, равен ему. Он стал его болезнью, его неотступной лихорадкой, его пьянящим вином, его грезью наяву, его ночным, волшебным, сказочным кошмаром… Знаете ли, как затягивают воды черного омута, в которых таятся неведомые страсти? Как привлекает грация и опасность изящного хищника, например, тигра? Как приятно танцевать на кончике звенящей стали, на грани жизни и смерти… Примерно такие ощущения испытывал юный Ладон в постели с Иокастом, в жизни, на войне, в любви и в горе. Именно оно, упоительное, неотступное, желанное, возбуждающее… Держало его на привязи у этого смертного.

Иокаст, истинный спартанец до мозга костей. Истинный мужчина до кончиков ногтей. Истинный любовник до жара во всем теле. Возбудить одним лишь хищным взглядом. Подарить наслаждение одним лишь жарким прикосновением. Выразить все свои чувства в одном лишь поцелуе… Не было между ними ни капли нежности. Зато было море безумной страсти.

Но за что Ладон уважал его больше всего, так это за то, что эта самая безумная страсть не помешала Иокасту исполнить свой долг перед родиной. Его рука не дрогнула, когда он вонзил меч в бледную грудь своего любовника. Он не отвел взгляда, когда смотрел в потрясенные золотые глаза. И на устах его играла светлая улыбка. Нет, не жестокости. Сейчас, через много-много лет, Ладон думал, что может быть, таким образом, Иокаст прощался с ним? Жаркие ночи, полные свирепого неугасимого огня, поцелуи-укусы, ритмичные вторжения в потные разгоряченные тела… Ничто не остановило суровую руку спартанского мужа. Он был тверд, как кремень. И в то же время, Ладон нисколько не сомневался, что Иокаст любил его. По-своему.

Воля. Сила. Дух. Выносливость. Грация. Ловкость. Изящность. Танец души, танец страсти. Все это воплощал в себе этот божественный восхитительный смертный…

И наверное, Ладон втайне позволил признаться в этом самому себе, воля Иокаста была куда сильнее его собственной. Ведь он бы не смог. Не сумел бы вот так с улыбкой убить любимого человека. Иокаст не был убийцей. Но он был патриотом. Ладон даже понял и принял причины, побудившие его смертного любовника убить его. Так была устроена психология спартанских жителей. Любая опасность, даже потенциальная угроза, и уж тем более морской дракон, должна быть уничтожена. Любой ценой.

Ладон не знал, какую цену заплатил Иокаст. Много лет не знал. А сейчас он понял.

Он не удивился бы, если бы узнал, что Иокаст нарвался на меч в горячей битве. Сознательно искал смерти. Иокаст был справедлив. Он забрал жизнь своего возлюбленного. И отдал взамен свою. Почти двести лет прошло. Ладон ничего и никогда больше не слышал о нем. Но он был твердо уверен, что Иокаст погиб славной смертью. И знал так же, что ни он сам, ни его смертный возлюбленный, ни о чем не сожалели. Ни в жизни. Ни после смерти.

Такова была первая любовь морского дракона. Если чудовище влюбляется… То влюбляется в истинного героя.

Естественно, люди сложили легенды о том, чего не видели собственными глазами, приукрашивая лишними подробностями, перевирая на свой лад.

Но Ладона уже ничто не волновало. Он удалился на уединенный остров, стал отшельником, сделал вывод из своих сумбурных беспорядочных приключений. И познал истинную мудрость во всем ее воплощении. Рано или поздно все драконы открывают ее в себе. И Ладон открыл тоже.

Вот она: люди коварны, хитры, жестоки и беспощадны. Но в той же мере они великодушны, щедры и сильны духом. Хоть и встречается среди них такой человек один на миллион. Но Ладон нашел этого единственного. Иокаст принадлежал ему короткий промежуток времени, ведь несколько лет – ничто для бессмертного существа.

Ему хватило этой истины на всю жизнь. И больше он рисковать не желал. Если бы все не обернулось так, то Иокаст бы засосал его, погубил, втянул в себя. И после его смерти, нашел бы способ умертвить себя и сам дракон.

Иокаст – его темное прошлое. Его «я», канувшее в Лету ¹.

А сейчас…

Ладон с нежностью посмотрел на красивое личико юноши, лежавшего рядом, утомленного бурным сексом. Иокаст мог выдерживать его сутки напролет. С Келея хватало одного-единственного раза. Он был такой нежный, такой наивный, такой милый, сладкий и хрупкий, его цветок с Сифноса. Истинное сокровище, которое надо оберегать, холить, лелеять, защищать и дарить тепло и ласку. Чтобы он расцвел, чтобы испускал дивный аромат любви, чтобы цвел вечно под неусыпной заботой и оком морского дракона. Если Иокаст вызывал у него жгучую страсть и безумие, то Келей – столь же жгучую нежность и желание защитить.

– Мое… сокровище… – прошептал дракон тихо, коснувшись губами светлого лба юноши.

Комментарий к Глава 35

**¹ Ле́та** (греч. Λήθη, «забвение») – в древнегреческой мифологии источник и одна из рек в подземном царстве Аида, река «Забвения».

========== Глава 36 ==========

Однажды на рассвете Ладон снова ушел в море, оставив Келея ждать его на берегу. Юноша посидел немного и решил пока найти апельсины. Он углубился в лесную чащу, в поисках апельсинового дерева и сам не заметил, как снова набрел на Источник Тайных Желаний. По губам его скользнула лукавая улыбка. Вот как. Он уже знает свои тайные желания. И почти все они сбылись. Почти. Да, Ладон все еще не сказал ему, что любит. Но это было уже и не важно. Келей и сам знал, что никуда дракон от него теперь не денется. С той же загадочной улыбкой он подошел к роднику. Интересно, остались ли у него еще какие-нибудь тайные желания? Вроде бы, все, чего он хотел, уже сбылось…

– Алтея! – звонко позвал он.

К его удивлению наяда не отозвалась ни с первого, ни со второго раза.