Текст книги "Попробуй возьми! (СИ)"

Автор книги: Лиэлли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

      Тейт покачал головой.

      – Да расслабься ты, я только посмотрю, что там с твоей памятью творится-то… Не буду я тебя трогать, не буду! – Принц снова вскинул руки, словно в знак мира, и придвинулся поближе к капралу. – Голову-то наклони. Неудобно.

      Тейт подчинился с явной неохотой. Он вообще не понимал, зачем все это делает.

      – Ну-ка, посмотрим… – пробормотал сам себе под нос Лес, сосредотачиваясь на заклятье концентрации. – Глаза закрой, – негромко приказал он.

      Тейт закрыл.

      Лес тоже. А затем, как всегда окунувшись в собственное сознание, свернул его в маленький сияющий шар и послал в голову Тейта. Его тут же захлестнул поток чужих мыслей, образов, воспоминаний, но каких-то стертых, серых и невзрачных. Он отбрасывал всю эту ненужную мишуру, ища этот подсознательный страх, затаившийся на задворках сознания капрала, это мерзкое щупальце паники и отвращения. Он искал, но не находил его. Сознание капрала было кристально-чистым, спокойным и ничем не замутненным. Как у ребенка. Невинным… Лес поражался тому, что творилось у Тейта в голове. О, все демоны Бездны! Он не улавливал никаких отголосков амбиций, низменных человеческих пороков и страстей, лжи и других недостойных качеств. Чистое, незапятнанное, незамутнённое… словно гладкая зеркальная поверхность. И Лес жадно впитывал в себя эту чистоту, не желая выплывать из чужого сознания, влюбляясь все больше. Неужели такие люди еще бывают?! Такой… такой необыкновенный… такой… единственный в своем роде! Тьма! Если его догадки верны, если с ним действительно сделали то, что сделали, а потом стерли память… Это будет так горько, так отвратительно… Леса тошнило от одной только мысли, что над этим невинным созданием могли надругаться. Да сколько капралу лет?! Он в свои восемнадцать уже так искушен в плотских удовольствиях и пресыщен ими, а капрал… И впервые Лес усомнился в правильности и мотивах своих действий. Достоин ли он того, чтобы обладать таким сокровищем?

      Да где же ты, Тьма тебя забери!

      Лес вынырнул из сознания Тейта рывком, словно его выдернули, тяжело дыша. Магия забирала силы, даже наследная, даже та, что впиталась в хозяина с молоком матери.

      – Не могу найти. Нужен толчок, – буркнул принц.

      – Толчок? Какой толчок? – поинтересовался капрал, для которого ничего интересного не происходило на данный момент. Он сидел с закрытыми глазами, нацепив скучающую маску.

      Лес отдышался и посмотрел на него с легкой досадой.

      – Да такой толчок!

      И не успел капрал даже дернуться, как принц заключил его лицо в рамки своих ладоней и прильнул к губам, одновременно вновь запуская шар своего сознания в его разум. Капрал застыл, что было принцу только на руку. И на этот раз в его сознании творилось нечто непонятное. Обрывки мыслей хаотически метались в разные стороны, образы выли, воспоминания таяли, и все это окутывал мерзкий, тошнотворный запах страха, паники и отвращения, словно плесень, словно ржавчина, покрывшая прекрасную сияющую сталь. Не теряя времени, Лес устремился за этими темными щупальцами, ища их источник, их корни, и очень скоро наткнулся на монолитную прочную стену. И Лес принялся внимательно, со всем тщанием, обследовать ее. Она состояла из прочных красноватых магических плетений, которые невозможно было порвать или разрезать. Он попробовал их на ощупь – не просто прочные, стальные. И пахло от этих плетений мощной магией, магией, способной равняться по силе с наследной магией. Его магией.

      Лес окинул всю стену злобным взглядом. Ни одной щели, ни одной бреши. Идеальная. Монолитная. Не пропускающая. Он узнал эти плетения. И вспомнил, чья магия может быть равной по могуществу наследной. Эльфы. Проклятье!

      Понимая, что упорствует в своем ослином упрямстве, Лес собрал свое сознание в огненный меч и со всей силы рубанул по магическим конструкциям. Его отбросило назад, как куклу, в глазах помутилось, и через секунду принц обнаружил, что лежит на траве, схватившись за голову. Тейт сидел напротив, уже вполне совладав с собой, и с интересом наблюдал за мучениями Его высочества, даже не скрывая легкой улыбки, играющей в уголках его чувственных губ.

      – Ну и как? – с усмешкой поинтересовался он.

      – Готов поспорить, у тебя начинаются головные боли всякий раз, когда ты пытаешься вспомнить, – процедил Лес, с трудом принимая сидячее положение.

      Капрал кивнул без особого удивления.

      – Напролом не получается, – вздохнул Лес. – Эльфы любят хитрость и изящество. Тут работы на несколько недель.

      – Эльфы? – удивился Тейт. – Ты что-то нашел?

      – Нашел, но мне нужно набраться сил, чтобы сделать еще один марш-бросок. – Устало растянувшись на траве, Лес прикрыл глаза. – У тебя памяти на два года, Тейт.

      Капрал кивнул.

      – Знаю, – со вздохом произнес он. – Дальше все смутно. Иногда что-то вспоминается, иногда пусто…

      – Я попытаюсь помочь тебе вспомнить. Проклятье. Нужно выпить вина и поесть. – Лес зевнул, пытаясь подняться.

      – Что с тобой?

      – Магический откат, – сонно пояснил принц. – Сложно удерживать сознание от растворимости, когда находишься в чужом разуме. Много сил уходит на концентрацию. И при этом искать… Тьма! На телепортацию уже сил не хватит. Придется тебе, капрал, тащить меня до дому.

      Лес подмигнул и потерял сознание.

  Воспоминания Кречета

      Проснулся Лес один в своей спальне. На столе лежал поднос с завтраком, на стуле висела свежая одежда. Мальчишка, которого ему прислали из дворца в услужение, уже обо всем позаботился. Искупавшись и позавтракав, принц оделся и вышел на улицу. Площадь кипела бурной жизнью. Надрывные крики капралов слышались отовсюду. То и дело солдаты поминали темных богов да сыпали проклятьями. Ругательства – часть нелегкой солдатской жизни. Керн подхватил принца на выходе из казарм и доложил, что в центральном здании созвали военсовет. Требуют его присутствия. Лес ругнулся и пошел туда, куда звали. На совете были только сержанты да лейтенант. С пограничных застав прислали гонца, говорят, набеги со стороны Конданта прекратились. Притихли они чего-то. Видимо, это просто затишье перед бурей; спрашивают, как тут дела. Лейтенант Сайдан вынес вопрос о дальнейших действиях, было решено отправить вместе с гонцом приказ об отходе двух сотен солдат в Мертвый Лес. Обсудив еще несколько вопросов по мелочи, совет разошелся.

      А Лес пошел искать своего капрала. Точнее, не искать, а целенаправленно идти в ту сторону, куда его вела магическая ниточка, что он нацепил на Тейта еще тогда, в переулке, под дождем. Тейт тренировал свою роту в стрельбе из лука. Уровни владения мечом они с грехом пополам прошли, но это было не суть как важно, раз они являлись стрелковой ротой. От них требовалось сидеть в засаде и прикрывать своих. Усевшись на траву и сорвав травинку, Лес сунул ее себе в рот, не отрывая задумчивого взгляда от капрала, ходившего между стрелками и поправлявшего их позиции. Кто лук слишком высоко поднял, кто тетиву не до конца натянул, кто вообще целился неправильно. Лицо его ничего не выражало, как и обычно. Лес усмехнулся своим мыслям. Жаль, что он вчера в обморок грохнулся от переутомления. Пропустил такую картину, демоны! Ну надо же, Тейт его на руках нес, а он все проворонил… Нес или не нес? В конце концов, в своей спальне же он наутро оказался…

      Заложив руки за голову, принц улегся на траву и уставился на мирных барашков, проплывавших над ним. Мерное гудение стрел убаюкивало, но спать не хотелось. Он пролежал так почти до обеда и, видимо, задремал, потому что проснулся лишь тогда, когда солнце ему загородила тень капрала. Кречет сел рядом, хмуря брови.

      – Ты вчера эльфов упомянул, – неожиданно произнес он. – Тебе удалось что-то вытащить из моей памяти?

      Лес покачал головой.

      – Там эльфийские плетения стоят. Блокировали так, что никакими таранами не сломаешь. Тебе прочно закупорили почти всю жизнь.

      – Нет способа сломать эту стену? – несколько напряженно спросил Тейт.

      – Я же сказал, там работы почти на две недели, это при условии, что я буду заниматься с тобой каждый день. Мне нужно для начала найти путь, который помог бы пробиться сквозь это заклятье. Для этого подойдут только ментальные способы. Думается мне, что ответ на наши вопросы кроется в твоей фобии.

      – Какой еще фобии? – сквозь зубы произнес стрелок.

      – Ну дикий же ты у меня, – рассмеялся Лес. – Тебя приручать надо.

      Тейт поджал губы, борясь с желанием послать Его высочество в одно неприличное место, но подумал, что это будет глупостью с его стороны – уж Его-то высочеству явно не привыкать. Да еще неправильно растолкует… Для стрелка не было загадкой, чья задница сейчас так прельщает принца. Он покосился на него – Лес задумчиво хмурил брови, обмозговывая какой-то интересный вопрос. Сосредоточенно пожевывая нижнюю губу, смотрел перед собой. Выглядел он просто очаровательно, когда пытался решить какую-нибудь задачу, вот как сейчас.

      – О чем ты думаешь? – не удержался от вопроса капрал.

      – М-м-м… хочу знать, как ты связан с эльфами, – ответил Лес и вздохнул. – Слушай, пошли, что ли, пообедаем? Я еще не восстановился после вчерашнего, есть страсть как охота.

      Предложил так просто, так легко, словно они закадычные приятели. Капрал даже удивляться не стал. Вообще сказать, Лес был престранной личностью. Вроде бы все на виду – такой весь из себя ловелас, избалованный наследник трона Дайлата, шестой мечник виальдэ, гордый, независимый, привыкший повелевать и получать то, что хочет. Но стоило копнуть глубже, как весь этот внешний лоск и мишура куда-то пропадали, а место принца Дайлата занимал совершенно иной человек. Целеустремленный, жесткий, властный, совсем уже не ребенок, но молодой мужчина, знавший, чего хочет от жизни, тот человек, который будет железной рукой править страной. И такого человека Тейт не мог не уважать.

      Лес поднялся с земли, отряхнув свои кожаные штаны, и потянулся, как довольный и сытый кот.

      – Капрал. У меня к вам предложение. Понимаю, гоню коней… Но не согласитесь ли отобедать в моем доме? – Лукавая улыбка не сходила с красивых губ принца, зажигая его голубые глаза особенным озорным огоньком. Прежде чем Тейт успел ответить, он поспешно добавил: – Без рук. Честно.

      Стрелок не сумел сдержать ухмылки. Ситуация начинала его слегка забавлять. Если отбросить мотивы принца и его желание затащить в постель, да еще дурацкую страсть к мужчинам в целом, то Лес был, пожалуй, неплохим парнем. С отличным чувством юмора, могущим быть интересным собеседником. Тейту вдруг подумалось, что ведь принц, будучи наследником трона, должен был обучаться разного рода наукам. Он, наверное, образованный и начитанный… У него можно было бы столько узнать!

      И неожиданно для самого себя капрал согласно кивнул.

      В Гатоле для Его высочества определили отдельный дом с огромным тренировочным залом, спальней и кухней. Мальчишка-служка уже накрывал на стол, ожидая господина, когда Лес и Тейт пришли обедать.

      – Все уже готово, мой принц! – радостно прочирикал паренек, пока Лес протягивал ему свои виальдэ.

      Взяв мечи со всей почтительностью, мальчик унес их в комнату и снова прибежал, готовый служить. Тейт невольно вскинул брови. Ему казалось, что еще чуть-чуть – и парень завиляет хвостиком.

      – Что тут у нас, Тилль? – спросил Лес, садясь за стол.

      Тейт занял место напротив, а Тилль принялся перечислять то, что лежало на столе, крутясь волчком и то и дело дотрагиваясь до принца, будто невзначай. Поведение Тилля не вызывало у капрала недоумения, одно лишь презрение. Он не раз видел подобные сцены кокетства между солдатами. Бывало, попадались какие-нибудь смазливые мальчишки, строившие глазки старшим сержантам. Не раз пытались молодые рекруты добиться продвижения по службе через постель. И таких «солдат» Тейт презирал всей душой. Он смотрел на мальчишку, крутившегося вокруг Леса, с какой-то брезгливой жалостью, не замечая, что Лес внимательно за ним наблюдает.

      Как только Тилль вышел из комнаты, принц спокойно заметил:

      – Много же недругов будет у тебя во дворце, если ты станешь всех таким взглядом потчевать, капрал.

      Тейт перевел на него взгляд и встряхнул головой.

      – Там все такие, что ли? – спросил он с легким оттенком презрения в голосе.

      – Какие такие? – вскинул светлые брови Лес. – Мужеложцы?

      – Нет. Те, кто зад для выгоды подставляет.

      Лес фыркнул и отмахнулся.

      – Разумеется. Это же двор короля. Там плетутся интриги и замышляются заговоры… – Он зевнул и нацепил на вилку кусочек мяса.

      Тейт тоже принялся есть.

      – Я бы не хотел туда попасть. Как же ты умудрился вырасти таким среди этого сброда?

      – Каким таким? – прищурился Лес с усмешкой.

      – Ну… не таким, как они. Другим.

      – Элементарно. Меня до шестнадцати лет держали отдельно. Можно сказать, в заточении.

      – Расскажи, – неожиданно для них обоих попросил Тейт.

      Лес пожал плечами и слегка нахмурился.

      – Ну, с детства меня держали в отдельном дворце. Недалеко от королевского двора, но за его пределы не выпускали. Учили фехтовать с пяти лет. Моими наставниками была вся Звезда Дайлата, так что стать мечником виальдэ не составило особого труда, если можно так выразиться. Мне не приходилось доказывать свое право на мечи через множество поединков. Просто в шестнадцать лет я прошел Поединок Посвящения со всеми своими наставниками, поэтому стал считаться самым молодым мечником виальдэ. Параллельно с этим меня обучали разным наукам и совершенствованию магии. Последним со мной занимался сам отец. Меня готовили стать железным правителем Дайлата. Я не должен был выказывать слабостей, недостойных короля, поэтому держали в ежовых рукавицах, многое запрещали. А потом, в шестнадцать… выпустили во двор. При дворе отца я многому интересному научился… Шестнадцать лет затворничества сделали свое дело, так что я как с цепи сорвался. Два года валял дурака, и вот теперь батюшка решил меня сюда отправить. На исправительные работы, – ухмыльнулся Лес.

      – Тебе очень помогает, – отпустил скептическое замечание Тейт.

      – Ты прав, – хмыкнул принц. – Ну да я и не жалуюсь, меня все вполне устраивает. А теперь давай займемся тобой. Я тебя присваиваю до вечера.

      Тейт вскинул брови.

      – Расслабься. Стрелки твои никуда не денутся, знают, что делать. Нагоняй от сержанта своего тоже не получишь, я, в конце концов, принц или нет? Твоя первостепенная задача – служить короне, а потом уж королевству. Теперь на крова… в кресло садись.

      – Что ты собираешься делать? – спросил Тейт, пересаживаясь в кресло у окна и игнорируя его оговорку.

      – Попробую снова через твою стенку пробиться. Не получится, пойдем моим путем, нравится он тебе или нет.

      – Каким еще путем? – Тейт поджал губы.

      – Будем приучать тебя к моим прикосновениям.

      – Зациклился ты на этом, – пробормотал капрал. – Как это может помочь?

      – Да обыкновенно, я почти на все сто процентов уверен, что все заключается в этой самой твоей боязни. Ты даже за руку взять никого не можешь без отвращения.

      Тейт смутился, а Лес уже копался в тумбочке, что-то выискивая. Нашел в шкатулке какой-то браслет, нацепил на руку и подошел к нему.

      – Глаза закрыть, голову наклонить, расслабиться и думать о хорошем, – скомандовал он. – Я сейчас сделаю кое-что неприятное.

      – Может, обойдемся? – процедил капрал. – Что, сам уже дорогу к той стене не найдешь?

      – Может, мне хочется! – усмехнулся Лес, кончиками пальцев пробегаясь по его вискам и концентрируясь. – Вот так неприятно?

      Тейт пожал плечами и закрыл глаза.

      А Лес привычно свернул свое сознание в шар и проник в его разум. Стену нашел на этот раз быстро и без всяких негативных эмоций со стороны Тейта. Даже целовать не пришлось. К сожалению. На свежую голову осмотрев магическую структуру заклинания, он еще раз убедился, что так просто тут не пройдешь. Надо хитростью. Чтобы убрать блок, потребуется немало времени, те, кто наложил это заклятье, были мастерами своего дела, но проникнуть за эту стену Лес мог. Если бы хорошенько подумал. Рассматривая барьер, он понял, что с самого начала подошел к решению задачи с неправильной стороны. Следовало сформировать из своего сознания не шар, а змейку. Благо, что браслет-артефакт теперь взял на себя функцию концентрации, сэкономив ему магические силы на том, чтобы поддерживать свое сознание от растворимости в чужой личности. Стоило Лесу на миг расслабиться, и он бы затерялся в чужом разуме, став его частью, а теперь на этот счет беспокоиться не приходилось.

      Лес заставил свое сознание обратиться в длинную узкую ленту и пустил ее к стене. Отыскивая лазейки то тут, то там, он скользил меж магических переплетений, все дальше углубляясь в чужую память. Барьер оказался не только прочным, но и очень толстым. Сколько он так продирался в чужое сознание, Лес не знал. И наконец, сделав последний рывок, он ринулся к просвету между густыми переплетениями магических нитей. И тут же его смело ураганом чувств, эмоций, образов и воспоминаний.

      Кто-то кричал, кто-то вопил, слышался дикий смех, женские крики, издевательские насмешки, звуки ударов, снова смех – уже женский, серебристый, приятный, зачаровывавший; детские крики, какие-то видения, свет, образы… Все смешалось для Леса, и, если бы не браслет, принц бы точно растворился здесь. Золотистая лента его разума неслась через эти образы, мельком замечая ненужные сюжеты и линии.

      Вот светлая комната, вот высокая женщина невероятной красоты, она тепло улыбается; неожиданно он понял – мама. Вот поляна, вот конь – старый Борсо, друг, люблю… Ручеек, цветы, мама, держи, для тебя сорвал, лес, волк, крик, страшно, мама, свет, поранился, люди, гнев, ссора, переезд, бег, долгий, безостановочный бег, гонка, снова дом, мама, светло, хорошо, приятно, Борсо нет, плач, лук, радость, стрелы, просто счастье!

      Лес зажмурился, не желая отрываться от картины чужого счастливого детства.

      А мама… Боже, какая красавица. Его подхватил водоворот эмоций Тейта-ребенка.

      Обожание, восхищение, преклонение, бесконечная любовь, преданность и счастье.

       «– Мама, а почему у тебя ушки острые, а у меня нет?

      – Мама, а почему мы постоянно бежим? А от кого мы бежим?

      – Мама, это теперь наш дом?

      – Мама, мы всегда будем одни?

      – Мама, ты ведь меня не оставишь?

      – Мама, что это, лук и стрелы? Это мне, правда?! – Вихрь безмятежного, всепоглощающего счастья. – Ты же научишь меня стрелять?

      – Мама, мама, мама…»

      И чем дальше Лес углублялся в воспоминания Тейта, тем больше удивлялся тому, как кристально чисто он видит все эти образы. Идеальная память. Лес вдруг понял, что Тейт – полукровка. Сколько же ему лет? Вот откуда все это… Такая быстрая реакция, способность распознавать его заклятия, видеть в темноте, светящиеся глаза, кристально чистая поверхность сознания, отсутствие и отчужденность от человеческих эмоций и пороков, а еще эта безумная, почти магическая притягательность, вызывающая необычайно жгучее желание обладать… И эта ненависть к мужеложцам. Матери удалось привить ребенку традиции своего народа? У эльфов считается великим грехом ложиться с существом своего же пола. Нет, вряд ли, причина кроется не в этом…

      Лес жадно впитывал в себя образ эльфийки, глядя на нее глазами ребенка. Вот она, высокая, стройная, с длинными черными волосами и изумрудными глазами. Острые, аккуратной формы ушки… Демоны! Так она еще и не светлая! Дроу! Боги! Да сколько же загадок кроется в сознании Тейта? Он наполовину дроу? Что, что заставило высокородную эльфийку, да еще и дроу, связаться со смертным, родить от него ребенка, а потом еще и бежать вместе с ним от своего народа? Нет ничего хуже для эльфа, чем жить в изгнании, что для светлого, что для темного…

      Лес откинул свои мысли и снова окунулся в чужие воспоминания, жадно глотая одно за другим, как умирающий от жажды путник. За несколько минут познакомившись с детством капрала, он продолжал с упорством искать то темное, что мешало Тейту наслаждаться жизнью во всех ее восхитительных физических проявлениях. От этого поиска зависело его собственное… хм… счастье. И наслаждение.

      Продолжая про себя удивляться такой чистой незамутненности образов-воспоминаний Тейта, Лес прикинул в уме, сколько ему тогда лет было. Ребенку, которого он видел перед собой, можно было дать лет пять от силы. Неужели все в таких деталях помнит? И как собаку любимую зовут, и любимые мамины цветы, и как он из лука вместе с ней стрелять учился… Это же надо, в пять лет из лука стрелять, как бог?! Ну что тут скажешь… Остается только руками развести, вот уж поистине эльфийская память, зоркость да умение… Так ладно, если б светлый был, он же темный!

      От раздумий Леса отвлек мерзкий, отвратительный запах, оставлявший на кончике языка привкус плесени и железа. Запах страха… Образы потемнели, сгустились, стали смазанными, в ушах зазвенел женский крик и стоны боли. И тут он увидел это, то, что так долго и упорно искал.

  Эльфийские слезы сладки

      Тот прекрасный домик, светлая обитель, откуда через окно можно было увидеть луг с самодельными мишенями, огромного пса со странной кличкой Кит, носившегося по поляне, навсегда исчез. Маленький сказочный мирок, принадлежавший ему одному, ласковому зеленоглазому малышу, мирок, в котором у него была собственная принцесса, верный конь (это Кит), смертельное оружие, а самое главное – счастье, огромное, всепоглощающее счастье, которое не могла вместить маленькая, ясная, светлая душа ребенка.

      Желтые маргаритки и анютины глазки – любимые мамины цветы. Он излазил всю округу в поисках этих цветов и нашел-таки огромную поляну, где они росли. Кит, его неизменный спутник, сопровождал его в каждом таком походе, пока очаровательный малыш с грозно нахмуренными бровками крался в высокой траве, полз на животе, целясь из своего лука в неизвестного врага.

      Тот день был самым обычным. Когда он уходил, мама пела, сидя у окна и вышивая очередную рубашку. Она никогда не покупала ему одежду в деревне, всегда шила сама. И учила не брать ничего у людей. И рубашечки, выходившие из-под ее заботливых рук, были такими тонкими, такими невесомыми и легкими, совсем не стеснявшие его свободы и почти не ощущавшиеся на коже. Носить их было одно удовольствие. А как она готовила! О боги. Тейт бы вообще из-за стола не вылезал. Озорная мордашка, испачканная в маминой каше, вызывала у женщины улыбку.

      Он очень любил сидеть вечерами у ее ног, пока она сидела в кресле у окна и читала ему сказки о каких-то сказочных созданиях. Она и сама казалась ему прекрасным сказочным созданием. Они почти никогда не выходили в город или деревню, старались как можно меньше сталкиваться с людьми. Но каждый раз, когда такие встречи происходили, Тейт не мог не заметить, как смотрели эти чужие существа на его прекрасную мать. Грязно. Угрожающе. Некоторые с отвращением, некоторые – каким-то омерзительным, гадким, липким взглядом. Тейт не понимал, почему они так смотрят. Ведь его мама никогда не была для него высокородной эльфийкой, прекрасным гордым существом, холодным и отчужденным, не привыкшим проявлять бурные эмоции. Никогда она не была для него и объектом низменных человеческих чувств, что проявляли эти гадкие люди. Нет, для него она была самым близким существом на свете – мамой. Родной, теплой, любимой, ласковой, нежной и заботливой, любимой, обожаемой мамой. Тейт никогда не уставал любоваться ею. Трогать длинные блестящие черные волосы, свивающиеся в изящные локоны, любоваться длинной тенью, отбрасываемой на бледные щеки пушистыми черными ресницами. Любоваться чистой светлой кожей, не оскверненной ни единым пятнышком или родинкой. И даже когда мама злилась – а злилась она страшно, Тейт ее сердить не любил, – она была прекрасна. Он помнил случай, когда в лесу на него напал волк. Мама бросилась, как тигрица, защищать его, и тогда ее красивые зеленые глаза опасно потемнели, выросли маленькие клыки. Она шепнула что-то, оскалилась, и волк убежал. Мама очень злилась, потому что он успел его царапнуть. И ночью долго обнимала, целовала, даже плакала…

      Тейт тогда поклялся себе, что никогда больше не будет так рисковать собственной жизнью и без спросу уходить глубоко в лес. Мама была его всё в этом огромном враждебном мире. Она учила его не доверять людям, учила полагаться только на самого себя, а когда ему стукнуло шесть лет, принесла кучу книжек и разложила перед ним. Пыталась вложить в него знания своего народа, но наглядно показать не могла. Тейт тогда не понимал, что мама пыталась ему объяснить, а она неожиданно взяла и расплакалась. Долго плакала, а он сидел, трогал ее черные локоны, сам едва сдерживая слезы, и шептал: «Мама, мамочка, ну успокойся, я же рядом…»

      – Нельзя вернуться, Тейт, мой малыш, понимаешь? – шептала она, роняя хрустальные слезинки на их ковер в гостиной. – Не могу тебя защитить, не могу даже элементарного заклинания сотворить! И мы вынуждены прятаться от этих мерзких смертных, бежать, бежать без оглядки… Как же надоело, Тейт, я так хочу для тебя большего!

      Малыш хлопал ресницами, ничего не понимая. Ему-то было хорошо. Он растерянно гадал, почему мама расстроилась. Из-за книжек?

      – Мама, – жалостливо пробормотал он, шмыгнув носиком. – Ну не плачь! Ты хочешь, чтобы я все это выучил? Я выучу! Хоть за одну ночь! Ты только не плачь!

      Она лишь посмотрела на него глазами, полными боли и отчаяния, и снова расплакалась. Затянутые пеленой слез, они вызывали у малыша восхищение. Словно зеленые листочки на дереве после дождя. Он подцепил алмазную капельку и попробовал на вкус. Эльфийские слезы сладки…

      Тогда боль матери он ощущал так же сильно, как и свою собственную. Но Тейт, вообще сказать, привык чувствовать маму всегда и в любое время. Правда, если он был далеко от нее, связь становилась слабее. Ее эмоции были для него открыты каждую минуту. И когда она была спокойна, ее спокойствие передавалось и ему, и он, веселый, целый день играл и бегал с Китом. Когда она была расстроена, он тоже был хмур, как тучка. Очаровательная маленькая тучка. Для него это не было странным, чувствовать свою маму. Скорее, он бы очень удивился и даже испугался, если бы перестал ее ощущать. Все ее ощущения, эмоции, чувства он переживал так, как свои собственные.

      Вернувшись в тот день домой, Тейт уже во дворе почуял что-то неладное. Какой-то тошнотворный, вызывающий отвращение запах затопил всю округу. Малыш принюхался, а Кит внезапно залаял, хрипло и с надрывом. Тейт поспешил внутрь их с мамой уютного домика. Услышал грубый смех, издевательские голоса… Напрягся. Чужих в доме никогда не было. Они периодически переезжали, когда мама чувствовала что-то неладное, и всегда селились в какой-нибудь деревеньке, на околице, ближе к лесу или лугу. Ближе к первозданной природе. Слышался непривычный звук ударов, приглушенный стон. Тейт сжался и весь напрягся. Семилетний малыш вскинул лук и, крадучись, направился в гостиную, откуда и раздавались все эти странные звуки. Но резкий ментальный приказ матери остановил его на пороге.

       «Не высовывайся! Спрячься, Тейт!»

      Малыш послушно притаился. Он забрался на чердак, спрятался под ворох какого-то тряпья и тихонечко раздвинул половицы, чтобы посмотреть, что происходит в гостиной. Поначалу он не понял. В гостиной находились пятеро незнакомых мужчин, они окружили маму, что-то говорили ей низкими угрожающими голосами, а она отвечала им резко, повелительно, приказывала выметаться из ее дома.

      – Эльфийская шлюха! – прорычал один. – Думаешь, мы не узнали, кто ты такая?! Нелюдь! Нежить! Жизни мирной захотела?! Зачем в нашу деревню явилась?!

      Тихий ответ матери Тейт не расслышал, но отчетливо увидел, как мужчина замахнулся и ударил ее по щеке наотмашь. Мама разозлилась. Оскалилась, ощетинилась, потемнела лицом, зарычала приглушенно и стала похожа на зверя. Даже тогда, когда его ранил волк, она не выглядела такой сердитой. Тейт не улавливал в ее эмоциях ни паники, ни страха. Только холодную сосредоточенность, ярость и готовность защищаться до конца. Люди еще что-то говорили, судя по тону, оскорбляли, а она рычала в ответ, даже попыталась ударить рукой с внезапно выросшими длинными когтями. Тейт испуганно сжался в комок. Мама никогда не выглядела такой устрашающей. А потом события для малыша понеслись слишком быстро… Мама не успела дотянуться до кинжала, который всегда прятала в тумбочке. Защищалась своими когтями, пыталась кусаться, но впятером они скрутили ее. Говорили что-то издевательски, били. Тейт уже хотел выйти и кинуться на защиту, но мама, уловив его намерения, рявкнула так сердито, что малыш испугался. Велела под страхом смерти не выходить в гостиную.

      А потом… они раздели ее. Измывались, били и делали что-то непонятное. Тейт не знал, что именно, но понимал только, что это унизительно и плохо. Беззвучно плача, он смотрел, как насиловали его прекрасную мать. Со страхом улавливал ее эмоции. Исчезла холодная, сосредоточенная ярость. Остались лишь паника, омерзение, отвращение, боль и отчаяние. Он словно сам ощущал эти липкие прикосновения, вызывающие жгучее ощущение мерзости. Кожу жгло, было слишком противно, а отчетливое чувство унижения давило на душу всей тяжестью. Грязно, мерзко, отвратительно, липко и больно… И потом он ощутил жуткое желание, желание столь сильное, что чуть не потерял сознание. Желание смерти. Оно затмило даже то теплое и яркое солнце в сердце матери, солнце ее любви к нему. Умереть – единственная мысль, что билась в ее ставшим пустым и холодным сознании. Первый час она металась, кричала, стонала от боли и отвращения, а потом затихла. Но каждое прикосновение, каждый толчок, каждый удар Тейт по-прежнему ощущал так, словно все это делали с ним самим. И когда это закончилось, когда они ушли через сколько-то часов, он уже не слышал мать, тихо рыдая от собственного бессилия и страха. Она была пуста и безжизненна. Он не слышал ничего, ее сознание стало темным и холодным.

      Спустился вниз, плача и спотыкаясь. Теребил, кричал, умолял, просил. Не очнулась. Он затих, уснул, изможденный такими сильными эмоциями. А когда проснулся, мать по-прежнему лежала неподвижно. Он не сумел привести ее в чувство. Семилетний малыш попытался успокоиться, привел мать в порядок так, как сумел, одел и попытался усадить ее. Он твердо знал, что мама жива. Но она была теперь… как кукла. Живая кукла… Оболочка, внутри которой все сгорело.