Текст книги "GOD SAVE THE QUEEN (СИ)"

Автор книги: лемон хейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

«Почему ты не хочешь?».

Пальцы сжались в кулак. Ногти впиваются в ладони.

«Я всегда буду с тобой. Всегда. Даже когда тебя бросят. А тебя бросят. Непременно. Очень скоро. Но я буду здесь. Ждать тебя. Мы всегда будем вместе».

– Нет, – трясущимся от злобы голосом говорит она.

«Да. От начала и до конца».

– Нет, – как в бреду вторит Эстер, – нет, нет, нет, нет, боже, нет…

«Ты не рада? В детстве ты любила меня. И мы играли в игры. Тебе нравилось со мной играть. Да? Ты меня слушалась».

– Нет, нет, нет…

«Ты с такой наивной радостью разрывала тех мух на части! Сколько тебе было? Три года?»

Серые глаза заслезились.

«А крыс? А крыс ты помнишь? Я просил хранить их отрезанные хвосты в шкатулке… И ты слушалась! Ты думала, что это шнурки! Каким прелестным ребёнком ты была!»

– Это не я, – ладони сильно жмут на пульсирующие от боли виски. – Это ты. Это всё ты.

«Я восторгался тобой… И тем, как ты пробила глаз бездомному коту, который тебя укусил тогда на площадке. Тебе было семь. Всего семь, а уже такие впечатляющие способности!»

– Это… – шепчет Эверт, закрывая глаза и сжимая волосы – был… ты…

«Папа думал, что у тебя был воображаемый друг. Но ты так не считала. Ты меня помнишь?»

– Убирайся, – сквозь сцепленные зубы шипит Эстер.

«Ты помнишь, как я умер?»

– ЗАТКНИСЬ!

Она подскакивает и хватает первое, что попадается под руку – пустую стеклянную вазу. Девушка бьёт ею об стену, что есть силы. С громким хрустом осколки отлетают на пол, прямо под ноги.

– ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ, ЗАТКНИСЬ!

На ковёр слетают все книги, лежавшие на столе. Органайзер с ручками и карандашами, блокнот, телефон – всё падает к битому стеклу.

– Я НЕ ВИНОВАТА! Я НЕ ВИНОВАТА В ТОМ, ЧТО ТЫ ПОГИБ!

Она кричит истошно, так громко, как только позволяют её связки, заполняет всю тускло освещённую комнату звуком своего срывающегося голоса. Крик царапает и режет горло.

«Ты делала это ради меня. Я знаю. Я помню, как ты любила меня. Ты любила меня больше всех на свете, но почему не любишь сейчас? Что я сделал?»

– ЗАМОЛЧИ!

Эстер падает на колени и бьёт себя по голове, как будто надеется, что от этого голос стихнет. Каждое его слово – словно ножом по сердцу, и всякий раз, когда он заговаривал, она могла поклясться, что чувствует, как кровь льётся в лёгкие.

– ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! – удары становятся сильнее и пальцы вырывают светлые волосы из головы. – ПРОВАЛИВАЙ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!

Пелена слёз рассеивается. Щёки намокают.

– Я не хочу тебя слышать, – переходит на шёпот она, опускаясь на пол, – ты мёртв. Ты умер много лет назад. Ты мёртв, Айван.

По руке сползают струйки тёмно-красной крови. Боль щиплет в самом центре ладони.

Конечно, Эстер помнила. Она помнила его тёмно-зелёные детские глаза, своим жалостливым взглядом способные растопить лёд, помнила короткие жёсткие волосы оттенка жемчуга, высокий голос и яркую улыбку. Конечно, она помнила этого зеленоглазого дьявола во плоти.

Айван, её брат-близнец, родился на четыре минуты раньше неё, двадцать первого ноября в 11:58 после полудня, и, вспоминая об этом в самые тёмные и безрадостные моменты, Эстер казалось, что именно это подтолкнуло его к покровительству над ней. Айван и Эстер – одно целое. Всегда вместе и никогда врознь.

Любой знавший брата человек считал своим долгом назвать его ангелочком, умилиться и потискать добродушного малыша, угостить его конфетой и выразить своё восхищение родителям. Его всегда любили больше, и мальчика заставляло возмущаться то, что всё внимание доставалось исключительно ему. «А как же Эстер?» – спрашивал Айван каждый раз, когда его снова нахваливали. Все смеялись и таяли: какой прекрасный ребёнок, такой маленький, а уже заботится о сестре! Ну не чудо ли!

Но только она одна знала его по-настоящему – того жестокого садиста, воспоминания о котором до сих пор живут в её теле. Того, кто размазывал кузнечиков по асфальту просто для развлечения, отрывал бабочкам крылья и топил дворовых котят в их ванной, когда мамы не было дома. Эстер никогда не нравилось то, что он творил с беззащитными зверушками: девочка садилась на пол и горько плакала, когда лапы очередного птенца переставали дёргаться. «Почему ты плачешь?» – спрашивал сбитый с толку Айван. «Я не хочу, чтоб ты трогал их» – всхлипывала Эстер. «Я расскажу маме, что ты с ними делаешь». Айван, с грустными глазами, отвечал: «Тогда мне придётся убить тебя тоже».

Он был умён не по годам. В четыре мальчик выучил весь алфавит, в пять уже читал сказки, а в возрасте семи лет прочитал свой первый роман. Считал он так же хорошо. Ему сулили великое будущее.

Айван никогда не отпускал Эстер далеко, даже тогда, когда совершал свои маленькие преступления; он заставлял сестру смотреть. Постоянно. Каждый раз. Скоро она перестала плакать.

Мама тоже любила его больше, и Эстер это бесило. Мальчик с рождения был ближе к матери. Они даже погибли в один день.

Его обожали все: родственники, воспитатели, учителя, соседские дети и даже те животные, которых он убил. Его любили все, но Эстер знала, что он любил только её. Его любовь была почти осязаемой. Осязаемой и пугающе нездоровой.

Всем казалось забавным то, что пятилетний малыш, на вопросы о том, кого любит больше всех, отвечал: «Эстер». «А маму?» – спрашивали Айвана. «Эстер» – качал он головой. «А папу?» – спрашивают снова. «Эстер».

Они спали в одной кровати. Постель девочки всегда была пустой, ведь среди ночи он мог вытащить её оттуда и заставить лечь к нему. «Если мы будем спать раздельно, нам будут снится кошмары. Я не хочу, чтоб нам снились кошмары».

Эстер била его по лицу и телу, кричала и говорила, что ненавидит и не хочет жить в одной семье с ним, но он был непреклонен и в любом случае добивался своего. Она начинала бояться его, скрывая страх за злостью. Он терпел удары, не смея причинить вреда сестре.

«Я убью всех мальчиков, которые будут с тобой играть» – заявил Айван, когда они сидели в беседке одним летним вечером. Он учил её играть в шахматы. «Почему?» – спросила Эстер на полном серьёзе.

«Потому что только я могу с тобой играть».

«Но я не хочу, чтоб ты их убивал» – нахмурилась девочка.

«Тогда ты не будешь играть ни с кем, кроме меня. Ты можешь быть только со мной, понимаешь?».

Эстер не понимала.

Айвана убили, когда ему было восемь.

В тот вечер всё шло своим чередом: брат и сестра играли у себя в комнате, а мама разговаривала по телефону на кухне. Папа должен был вернуться из командировки, но задержался, сказав, что приедет утром. Айван рассказал Эстер о существовании игры в ассоциации. Девочка не сразу поняла, что это вообще такое, но ему удалось объяснить доходчиво и довольно быстро. Сначала он спрашивал её об обычных материальных вещах, но затем перешёл на чувства.

«Страх?».

Мальчик бросил ей небольшой красный мяч. Эстер замялась, но потом посерьёзнела и изрекла: «Ты». Девочка попала мячиком ему в грудь.

Она спросила: «Любовь?». Ответ слишком предсказуем: «Ты».

В половину десятого они спустились на кухню. Мама мыла кухню. Она потрепала их волосы и радостно улыбнулась, а через полчаса уже лежала мёртвой на полу в луже крови.

В их дом пробрался вооружённый человек. У него был пистолет. Когда мама услышала чужие шаги, сказала им молчать, затем спрятав в пустом шкафу.

Айван не высидел и десяти минут. Они слышали, как пронзительно кричала мама перед звуком выстрела.

«Я убью его» – сказал мальчик и попытался вылезть из шкафа; Эстер попросила его остаться.

«Мне страшно».

«Не бойся» – он открыл скрипучую дверцу и вышел в ночной сумрак. «Я скоро вернусь».

Не вернулся.

Она видела, как тела выносили из дома, видела кучу незнакомых людей в форме, машины полицейских и скорой, видела кровь, опустевшие комнаты, разбитое стекло. Целый год смотрела на последствия в виде депрессии её отца. Мама умерла. Айван никуда не делся.

Мальчик продолжал своё существование. Даже после смерти брат убивал животных, будил её среди ночи и заставлял играть с ним в шахматы. Эстер видела его так же явно, как и прежде. Ей не удавалось понять, почему отец говорил о нём в прошедшем времени: он же здесь, с ней, рядом… Почему папа не видит?

«Пап, Айван снова меня будит» – жаловалась девочка. Отец злился и строго говорил ей, чтоб она больше так не шутила. Вот только это не было шуткой.

Брат кричал на неё и давал подзатыльники, стаскивал одеяло и приказывал играть с ним. Она нехотя соглашалась.

«Ты же умер» – непонимающе хмурилась та.

«В этом ты виновата. Я же говорил тебе, что буду рядом, пока ты тоже не умрёшь. То есть всегда».

По утрам они ели кашу за одним столом, вместе читали книги, ходили в школу и играли в куклы после неё. Айван не любил типично мальчишеские игрушки, они казались ему дурацкими.

Гуляли тоже вместе. Особенно вечерами, когда все её друзья расходились по домам. Мальчик и девочка оставались наедине, и тогда брат вспоминал о своём мерзком и жестоком увлечении.

Он убивал каждую неделю. Субботы начинались с очередного мёртвого животного. Эстер плакала чаще и просила его отпустить беспомощную крысу или маленького котёнка, но он начинал злиться и говорил, что сделает с ней то же самое, если она будет ныть.

Айван был мёртвым, но трупов не становилось меньше.

Всё прекратилось тогда, когда Эстер рассказала об этом отцу. Он впал в ужас.

«Господи, зачем ты это сделала? Зачем ты убиваешь их – таких беззащитных и доверчивых? Боже праведный, Эстер, зачем?».

«Это Айван! Я не трогала их, клянусь!». Тогда папа впервые ударил её.

«Не смей лгать мне, чёртова малолетняя живодёрка!» – закричал он, а затем запер в тёмной комнате.

Брат никогда больше не приходил к ней, и какое-то время из-за этого даже было одиноко. Без него комната кошмарно пустая, да и сама Эстер больше не ощущала себя целостной, как будто что-то потеряла и никак не может найти. Игрушки – дурацкие. Кровать – слишком большая. Еда – невкусная. Жизнь – блеклая. Время от времени она звала его, иногда – плакала. Она знала, что он слышит её, но не понимала, почему не отзывается. Девочку начинала грызть вина за то, что не удалось удержать его тогда в шкафу.

Айван бросил её, но появился голос. Ей снова было с кем играть.

И только сейчас, задыхаясь на полу в куче осколков, Эстер поняла, что голос принадлежал ему – Айвану Эверту, убитому грабителем восьмилетнему мальчику.

«Я люблю тебя. Я люблю тебя больше всего, понимаешь?»

– Мне не нужна твоя любовь, – закрывая лицо ладонями, бормочет та.

«Я всегда буду с тобой, всегда, всегда, всегда, до самой смерти, помнишь? Помнишь, я обещал тебе, помнишь?»

– Я не хочу, – ладонь жжёт сильнее, а кровь размазывается по коже. – Прошу, замолчи, просто оставь меня в покое, хватит.

«Я могу замолчать. На время. Если ты кое-что сделаешь для меня»

Светловолосая резко вскинула голову.

– Что ты хочешь? – голос предательски ломается. – Что ты, чёрт возьми, от меня хочешь?

«Ты знаешь, о чём я попрошу»

– Что? – сердце пропускает удары; тело начинает дрожать. – Нет. Нет, я этого не сделаю.

«Я знаю тебя лучше, чем кого-либо. Сделаешь»

– Нет, – повторяет девушка. – Нет!

«Да. Мы сделаем это вместе, сестрёнка, и оба будем счастливы. Да, точно будем. Ты ведь сама их ненавидишь. Я знаю, что ненавидишь»

– Ты – больной ублюдок, – рычит Эверт, – ты родился им и ты им умер. Я не стану убивать людей просто потому, что тебе так хочется.

«Станешь. Потому что я – это ты. Ты – это я. И тебе всегда нужно то же, что и мне. Мы ненавидим их. Мы хотим этого»

– Нет.

«Мои больные фантазии – твои. Твоё тело – моё. Ты была моей и всегда будешь. И ты сделаешь, как я скажу»

Эстер вытирает слёзы и поднимается. Глаза режет.

– Я выпью таблетки и ты исчезнешь, – улыбается девушка своему отражению в зеркале.

«Тебя не спасут даже транквилизаторы. Я – твоя личность. Без меня ты никто»

– Конечно, – кивнула зеленоглазая и улыбнулась шире – так, что начали болеть губы. – Лучше я буду никем, чем такой, как ты.

Через щель открытой двери слышится поворот ключа в замочной скважине входной. Эстер поворачивает голову в сторону лестницы и напрягает слух.

Какого?..

Отец не мог вернуться так рано. Сам же сказал, что придёт поздно.

Выгнув бровь, светловолосая, недолго думая, спускается вниз по лестнице. Кто-то положил ключи на обеденный стол и теперь шастает на кухне.

Это не папа.

По темпу шагов Эверт почти узнаёт, кто это.

(«господитолькобынеОН»).

– А ты что тут делаешь? – выпалила та, видя до боли знакомые очертания в темноте. – Ты сюда, блять, как попал?

Эрик, как обычно идя в развалку, включает свет. Он как будто не видит её, но после отходит к столешнице:

– И тебе привет, мисс антисоциальность.

Эстер покусывает нижнюю губу. Она на мгновение теряется от его наглости, но отходит сразу же.

– Вон, – девушка указывает ему на дверь. – Я не хочу тебя видеть.

– В последнее время мне как-то стало похуй на то, чего тебе хочется, а чего нет, – фальшиво улыбнулся Кейн, огрызнувшись. – Артур мне ключи давал не для того, чтоб я уходил по твоему желанию.

– Что? – Эстер понемногу выходит из себя. – Что он тебе дал?

Парень демонстративно потряс звенящими ключами перед её лицом, после чего положил их на стол.

– Ключи. Не расслышала с первого раза?

Таким она видела его впервые. Юноша был явно зол, и, может быть, будучи в нормальном расположении духа, она бы поняла его настрой или даже попросила прощения за своё поведение ранее, но конкретно в этот момент ей хочется разорвать его на куски.

– И с хера ли? Убирайся, – рявкнула она.

– Нет, – глумливо хохотнул тот. – Не уберусь, пока не получу ответы на волнующие меня вопросы.

– А по ебалу получить не хочешь? – фыркнула Эверт.

– Ну, сначала ответы, потом – как получится.

Девушка тяжело вздохнула. Она положила руку на лоб, после потерев глаза.

– Чувак, с недавних пор я просто начала ненавидеть людей. Ты тут не при чём, окей?

– Чувак, – передразнил её Эрик. – Со знакомыми пацанами так обращайся, меня, будь добра, называй по имени.

(«во что мы превратились?»)

– Хорошо, достопочтенный Эрик Кейн, я уяснила. Так лучше? – оскалилась Эстер.

– Называй меня так постоянно, – он скрестил руки на груди. – Мне нравится.

(«а может и не было никаких “мы”?»)

– Я счастлива. Очень. А если хочешь сделать меня ещё счастливей, можешь выйти за дверь прямо сейчас.

– Нет, – снова повторил Кейн. – Нет, нет и нет.

(«я заслужила»)

– Что ты хочешь? – обречённо спросила та, не рассчитывая на внятный ответ.

– А разве не понятно? – взорвался он. – Тебя хочу, блять! Тебя, Эстер! Я хочу вернуть свою лучшую подругу, понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Да потому что ты сука бессердечная! – выплюнул тот.

– Спасибо.

– Я серьёзно!

– Я тоже!

– Ты меня бесишь.

– Спасибо, кэп, а я и не заметила.

– Заткнись уже и дай мне договорить!

– Ладно, ладно, – жестом Эверт показала ему, что сдаётся. Девушка всё ещё стояла в дверном проёме.

– Ты меня реально раздражаешь, – уже спокойнее начал парень. – Как раздражает и то, что слишком много вещей вызывают ассоциации с тобой. Серьёзно, я просто куда ни гляну, вспоминаю какую-нибудь связанную с тобой херню. И меня это бесит. Потому что я как придурок себя чувствую. Каждый день. Каждый час с того дня, как ты сказала забыть о тебе.

Эстер молча слушала, пустым взглядом смотря на него.

– И я не могу, у меня банально не выходит. Ты ведёшь себя крайне странно, и это тоже злит. И иногда мне хочется убить тебя, потому что ты меня достала. Я тебя терпеть не могу, но всё равно люблю, понятия не имею, как это называется. Без тебя я как долбоёб какой-то. С тобой тоже как долбоёб, только относительно счастливый и довольный жизнью.

Эстер прикрыла глаза и откинула несколько светлых прядей назад. Расслабив шею, она упёрлась плечом в стену.

– И я ненавижу в тебе всё до последней капли, настолько, что тебя хочется задушить. У меня не получается даже смотреть на тебя нормально, сразу хочется толкнуть, представляешь?

– Странно, но когда я смотрю на тебя, испытываю то же самое, – лениво протянула зеленоглазая.

– А ещё я тебя люблю. Ужасно люблю. Как не любил ни одно живое существо. Жизнь без тебя – сплошное дерьмо, если честно. Ты поступаешь со мной как сука, но парадокс в том, что я могу это простить, причём с лёгкостью.

Его пальцы нервно стучат по поверхности столешницы. Он облизывает пересохшие, покрывшиеся ранами губы и время от времени переводит взгляд на окно, за которым падает мокрый снег.

– Я так больше не могу. Сделай хоть что-нибудь, иначе я реально повешусь на блядском шнурке.

– Я не собираюсь ничего делать, – пожала плечами она, – я не в ответе за твои чувства. Тебе без меня плохо, не наоборот.

Внутри всё как будто рушилось. Эстер еле сдерживала себя, чтоб не подойти и не обнять его, не сказать, что и вправду ведёт себя как нельзя хуже. Просто обнять, на мгновение ощутить его запах и дотронуться зелёных прядей, собранных в небрежный пучок, но она понимала, что не имеет на это никакого права. Её цель – оттолкнуть его, а не усложнить всё в очередной тысячный раз. Они больше не должны общаться. Как бы больно это ни было, ей нужно оставить Эрика в прошлом. Если ему плохо сейчас, то что будет через неделю?

– Ты серьёзно? – у него будто отобрало дар речи. – Ты серьёзно сейчас?

Эрик снова заводится, готовый растерзать её на мелкие части.

– Вполне.

У него вырывается нервный смешок.

– Зачем ты лжёшь мне? Эстер, ты можешь делать это с кем угодно, только не со мной, – юноша за долю секунды преодолел расстояние между ними. – Ты превосходная актриса, да, но я чувствую, когда ты обманываешь. И ты знаешь об этом.

Он схватил её за запястье и, дёрнув, притянул к себе.

– Отвали, – зашипела девушка, – отпусти сейчас же, кретин!

– Не отпущу, – процедил сквозь стиснутые зубы тот. – Буду держать тебя так до самой ночи, пока ты не проколешься.

– Тогда я отпилю тебе руку по самый локоть, – продолжает шипеть та, поднимая на него зелёные глаза, полные ярости.

– У меня есть вторая.

Эстер задёргала кистью и попыталась толкнуть его.

– Пусти… меня, – светловолосая ударила его по ноге, – блять, да отвали! Уже не смешно!

– А кто смеётся?

– ОТВАЛИ! – прокричала девушка в его лицо и с силой, неожиданной даже для себя, оттолкнула от себя так, что он едва не упал. – НАМ НЕЛЬЗЯ ОБЩАТЬСЯ, ЧТО ТУТ НЕПОНЯТНОГО?

Кейн смотрит на неё так, будто видит впервые.

– Я опасна для общества, Эрик! – с отчаянием в голосе бросила Эверт. – Для тебя!

– Ты? Для меня?

– Тебе лучше похоронить свою любовь, – не отвечая на вопрос, проговаривает Эстер. В воздухе зависает тишина. Незримыми проводами она опутывает шею и начинает душить, тяжёлым грузом ложась на грудь.

– Что? – наконец выдавливает из себя Эрик. – Что ты имеешь в виду?

– Я не хочу навредить тебе, – дрожащим голосом произнесла она. – Не хочу.

– Ты не навредишь мне. Как ты…

– Вот так.

– Нет, этого не…

– Ты ничего не знаешь.

– Послушай, да это бред, ты не сможешь сделать ничего плохого, просто…

– ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ! – вновь вскрикнула девушка; парень вздрогнул и отшатнулся.

– Да что я не знаю?! Мне известно больше, чем ты…

– Ничего! – срывается с её губ.

«Я убью всех мальчиков, с которыми ты будешь играть» – глухим звоном раздаётся в глубинах сознания.

– Я просто ненавижу людей, ясно? Ненавижу, – гулкий смех. – Они – гниль. Язва на теле планеты. Одинаковые и все как один лицемерные, тупые отвратительные сплетники, собирающиеся в стада, они строят из себя вершителей судеб и гуру жизни, хотя на деле… на деле не являются ничем.

Тело обдаёт жаром, и девушка загорается своим монологом, словно спичка.

– Серая масса, – слова отскакивали от зубов подобно выученному наизусть тексту. – Животные, которые идут за якобы сильнейшим и не умеют признавать ошибки. Глупые и до чёртиков несообразительные, слепые, идущие на поводу у своих ничтожных желаний, воплощение бессмысленности и тотальной дурости. Господи, как же тошно.

«Ты не можешь с ним играть, Эстер. Только со мной, или мне придётся убить его. Я убью Эрика. Я убью его, если ты не останешься со мной»

– Я знаю, – отвечает она, – я не буду.

– Что ты не будешь? – удивляется Эрик.

«Играть с ним» – подсказывает голос.

– Играть с тобой, – повторяет девушка.

– Что? Ты хоть слышала, что я тебе говорил?

– А ты? Ты, – светловолосая замирает, – слышал?

– Ты несёшь какой-то абстрактный бред, не понятный обычному человеку, как я должен тебя услышать? Причём тут твоя ненависть к людям, которые тебе ничего не сделали?

– Тогда убирайся, – без раздумий говорит Эстер. – Давай, уходи.

– Нет, я же сказал.

– Тогда я… – выпалила Эверт, но быстро осеклась.

– Тогда что? – разозлился Кейн. – Убьёшь меня, да?

Эрик хватает со стены большой кухонный нож, холодная сталь которого переливается искусственным светом. Юноша вкладывает чёрную рукоять в её напряжённую руку со следами запёкшейся крови на коже.

– Ну, вперёд, – парень сжимает её ладонь в своей и подносит к собственному горлу; остриё упирается прямиком в гортань. – Ударь меня.

Девушка застыла.

Перед ней – человек. Живое существо. Её лучший друг, который пытается спровоцировать на… На что?

– Ты правда думаешь, что я этого не сделаю? – улыбаясь, шепчет Эстер и сжимает нож крепче. – Правда думаешь, что я не убью тебя?

– Нет, – лицо Эрика не меняется, – ты не сможешь.

– Почему? – как заворожённая, спрашивает она.

– Потому что ты любишь меня, но зачем-то разбрасываешься словами о ненависти, – отчеканивает тот. – И я тебе не верю.

Её бросает в дрожь. Выдох. Эверт вырывает свою руку и начинает смотреть на него в упор, не дыша, и, когда напряжение между ними достигает максимальной отметки, резко поднимает рукав его красной толстовки.

Эстер полоснула ножом по предплечью, оставив неглубокий порез, тянущийся поперёк руки.

– Я ненавижу тебя, – на выдохе говорит девушка.

Кровь заполняет рану и переливается через её края, стекая вниз.

– Я, – нож с алыми каплями падает на пол, – ненавижу, – она толкает его в грудь и подходит ближе, – тебя.

Эрик молча делает шаг назад.

– Я, – вновь и вновь повторяет та, начиная наносить удары, – ненавижу, – девушка шипит подобно готовящейся к броску змее, – тебя.

Светловолосая толкает его к шкафчикам, смотря на то, как кровь с предплечья течёт в ладонь.

– Я, – с силой бьёт его по плечам, рукам и иногда задевая лицо, – ненавижу, – Эстер трясётся, изнывая от скопившейся в ней злобы, – тебя.

Кейн бездействует и терпит. Ему больно, но лучше пусть она бьёт его, чем не прикасается совсем. Лучше пусть говорит, что ненавидит, чем молчит и отторгает неделями.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – голос вновь срывается и теперь уже девушка переходит на крик, с особой злостью выделяя каждое слово, скалясь и вкладывая больше силы в новые движения.

Она будто перестаёт себя контролировать.

– Ненавижу! – шквал ударов обрушивается на грудную клетку; юноша поскальзывается и цепляется за острый угол столешницы, отводя взгляд. Сердце бешено колотится, а кровь в ушах неистово шумит.

Девушка не останавливается вплоть до тех пор, пока он не перехватывает оба её запястья. Буря внутри не хочет успокаиваться, и Эстер чувствует жжение в лёгких.

Парень молчит. Эрик смотрит в её покрасневшие глаза и не произносит ни слова.

Девушка словно оцепенела. Его кровь теперь и на её запястье.

– Всё сказала? – не сводя с неё глаз, спрашивает Кейн. Звуки всего, что их окружает, сводятся к минимуму. Эстер будто впадает в транс, лишаясь способности говорить.

– Да, – перестав дышать, ответила та.

И, наклонясь, Эрик целует её.

Внутри вспыхивает нечто ранее неизвестное, и ей хочется навсегда сохранить в памяти это чувство, спускающееся к сердцу. Слова о ненависти так и остаются на губах. Маска притворства раскалывается прямо на лице, потому что Эверт отвечает ему, углубляя поцелуй. Они не касаются друг друга.

Тепло струится через всё тело и она мгновением успокаивается, держа веки закрытыми. Это тянется целую вечность. Шторм из эмоций исчез так же быстро, как и возник.

И между ними всё ещё барьер.

Чертовски хочется дотронуться до него. Задушить в объятиях, носом уткнуться в шею, потереться об его плечо, но она не может. И, наверное, у неё это больше никогда не получится. Останется одной из недосягаемых мечт.

Он отстраняется. В её глазах зависает непонимание, немой вопрос: «Что дальше?».

Эрик медленно наклоняется к её уху:

– Ненависть взаимна, – шепнул парень перед тем, как уйти.

Это был самый громкий шёпот в её жизни.

========== IX: INTENTION ==========

2 DEC, 8:34 PM

– Если ты не оттянешь рычаг вовремя, вендиго выколет ей глаза, – ровным голосом сказал Эрик, наблюдая за тем, как его друг жмёт на кнопки вибрирующего джойстика. Под управлением Блейка – Эмили Дэвис, персонаж игры «Дожить до рассвета», пытающийся выбраться из шахты.

– А если не бросишь эту горящую штуку возле бочки, он тоже её убьёт.

Блейк Хартнелл, подстриженный под ноль и забитый татуировками девятнадцатилетний парень, по совместительству лучший друг Кейна, напряжённо развалился на оранжевом диване напротив большого экрана. Вообще-то это было его талантом: он напряжённо сидел, напряжённо говорил и напряжённо пил пиво, иногда даже напряжённо-тревожно спал (на самом деле чаще, чем иногда). Парень совмещал в себе любителя книг с расчленёнкой и тонкую натуру ленивца, предпочитающего пропустить пару в университете в случае опоздания, даже если оно составляло всего две минуты. В общем и целом, он жил одним днём, вот только день его состоял из тёмного пива, ужасного сна, конфликтов в «Твиттере» и фотографий смешных собак в ленте.

– И я не советовал бы оставаться там надолго, потому что… – из колонок раздался звонкий щёлкающий звук и крик Эмили, которая, очевидно, до рассвета не дожила. – …потому что она упадёт в устройство для переработки руды.

Не выпуская джойстик из руки, Блейк подхватил пустую бутылку и запустил её в зеленоволосую голову. К счастью, с меткостью у него было не очень.

– Мать твою, Эрик! – возмутился тот, откидывая шею на спинку дивана и продолжая пялиться в экран. – Покажи мне, где тебя просили!

Кейн хохотнул и откусил от яблока, на кожуре которого ещё оставались капли воды. Рана, полученная относительно недавно, пережата бинтом. Атмосфера почти пустой квартиры-студии, свет которой имел непривычный белый оттенок, успокаивала; тишина (ну, если не считать редкие выкрики друга и угнетающий саундтрек киноигры) действовала на него лучшим образом. Порез оказался немного глубже, поэтому он уже шестой день терпел боль в области предплечья – не слишком серьёзную для того, чтобы скулить, но и чересчур назойливую, чтоб не замечать.

– Так, ладно, – отозвался Блейк с дивана, отложив джойстик. Парень наконец оторвался от игры и, похоже, настроился на серьёзный разговор. – Рассказывай.

Эрик непонимающе нахмурил брови:

– Чего?

– Чел, я, по-твоему, совсем тупой?

Тот всё ещё стоял с мокрым яблоком в руке, не двигаясь.

– О-ой, блять, – он устало потёр глаза. – Мне из тебя по слову вытягивать? У тебя вообще совесть есть? Сначала угробил мне перса, а теперь стоишь молчишь?

Юноша откинул несколько зелёных прядей назад, после чего обречённо вздохнул.

– Не доёбывайся. Всё ок.

– И с рукой, хочешь сказать, тоже всё ок? – Хартнелл выгнул бровь.

– Да. Всё ок.

– А-а, ну, наверное, поэтому ты и решил её перемотать? Просто так, от нехуй делать?

– Что ты хочешь от меня услышать? – вырвалось у Эрика. – Что меня порезала девчонка, за которой я, какая неожиданность, бегаю как побитый пёс?

Секунды на две Блейк замолчал, пытаясь понять суть услышанного.

– Ты бегаешь за девчонкой, как побитый пёс? – зачем-то переспросил он.

– То есть, рука тебя больше не интересует?

– Ну, чувак, – Блейк хохотнул. – Я бы удивился меньше, если бы ты бегал за пацаном.

Кейн моментально скривился.

– Да пошёл ты нахер, – фыркнул тот.

– А я-то чё? Я что ли виноват в том, что тебя все геем считают?

– Господи, заткнись, просто заткнись, – сдался он.

И всё-таки, сказанное Блейком – правда. Эрик не понимал, что конкретно влияло на мнение окружающих о его сексуальной ориентации – отсутствие девушки или регулярные шутки его авторства с лёгким намёком на гейство? Одному богу известно.

– Не кипятись, – посерьёзнел друг.

– Ты ведь знаешь, что приколы типа таких я не выношу.

– Ты? Не выносишь? – в голосе звучит неподдельное удивление. – Человек, который шутит про еблю в жопу? Реально?

– Мы можем закрыть эту гейскую тему и вернуться к проблемам белых гетеросексуальных цис-мужчин?

– Какие у нас могут быть проблемы? – насмешливо прыснул Хартнелл. – Мы, вообще-то, угнетающая группа, или ты забыл? Нет у нас никаких проблем. А если и есть, то мы сами в них виноваты.

– Говоришь, как какая-то подстилка.

– Патриархата или матриархата? – уточнил он.

– Нет, просто подстилка.

– Ну, спасибо, друг, умеешь поддержать в трудную минуту.

– Если ты забыл, то трудная минута сейчас у меня, – Эрик потряс забинтованным запястьем.

– А, да. Точно.

У Блейка был один небольшой недостаток – болтливость. Причём, в самые неподходящие моменты он извергал из себя такие грандиозные речи, что даже рот, с целью упросить его замолчать, не открывался. Впрочем, такое случалось редко, но если парень уже вдохновился на монолог, то, скорее всего, в ближайшие полчаса он не остановится. Не сказать, что это сильно мешало, но спустя некоторое время начинаешь задумываться, с какой стороны подступиться, чтоб не обрушить на себя всё богатство его словарного запаса.

– Ну, давай, выкладывай, – приказал тот, открывая ещё не тронутую бутылку.

– Да что выкладывать? – вздохнул Кейн. – Херня какая-то. Везде. На каждом углу.

– Эта херня называется «жизнь», и по идее ты уже должен был привыкнуть.

«Я же только попытался настроиться».

– У тебя рот хоть иногда закрывается? – не выдержал юноша. – Нет, ну чисто так, спортивный интерес?

– Понял.

Эрик в очередной раз тяжело вздохнул и плюхнулся на диван, устремляя взгляд в настенные часы. Он облизнул нижнюю губу.

– Короче, я даже не знаю, с чего начать.

– Ты без меня вообще ничего сделать не можешь, да? Мне тебя ещё и на мысль наталкивать? – возмутился Блейк и сделал глоток. – Ну, допустим, ты бегаешь за какой-то девчонкой. Я уверен, что узнал об этом последним и первым делом ты пошёл всё рассказывать Эстер. И что она говорит по этому поводу?

И всё-таки хорошо, что Кейн сейчас ничего не пил – подавился бы.

– Она не знает, – выдавил из себя Эрик, испытывая неприятное ноющее чувство где-то в груди.

– Вау, в кои-то веки.

– Да прекрати, – он толкнул его в плечо. – Ты как-то ревностно к ней относишься.

– Как раз-таки наоборот.

– Что? – снова недоумевая, переспросил зеленоволосый.

– Я спросил, что плохого в том, чтобы геройски добиваться расположения дамы сердца? – с уставшим видом спросил тот. Его выражение лица сознание Эрика идентифицировало как: «Боже, как же ты меня заебал со своими высосанными из пальца проблемами».