Текст книги "GOD SAVE THE QUEEN (СИ)"

Автор книги: лемон хейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Мне, правда, её не хватает в последнее время, – понуро добавил тот. – Теперь я хотя бы знаю, почему.

– Эх, молодёжь, – как-то странновато сказал мужчина и ухмыльнулся, допивая чай.

– Ээ… – протянул Кейн, – да Вы тоже не особо старый… В смысле, нет, – исправился тот. – В смысле… это не то, о чём Вы подумали. Мы с Эстер… друзья.

– Ну, – он пожал плечами, бросив в его сторону недоверчивый взгляд. – Друзья так друзья.

– Нет, правда, – Эрик, похоже, немного засмущался.

– Ну да. Я верю.

Юноша вздохнул.

– Мне, наверное, уже пора, – парень почесал затылок. – Нужно переварить… информацию.

– Да, конечно. Понимаю.

– Спасибо Вам, – он встал и пошёл за курткой.

– Всегда рад помочь.

– Надеюсь, Эстер скоро станет лучше, – синеглазый быстро застегнул молнию и с той же скоростью зашнуровал ботинки.

– Конечно станет, нужно только подождать. Не переживай.

Окончательно распрощавшись с мистером Эвертом, Эрик вышел в холодный ноябрь, снова думая о том, чтоб проверить личные сообщения. Эстер же впервые за две недели уснула быстро.

Правда, после этого она чувствовала себя помятой. Вряд ли то, что девушка испытывала, можно назвать облегчением – не ощущалось прежней боли, но и чувства удовлетворения от жизни тоже не было. Не было вообще ничего – глухая непробиваемая пустота внутри, высосавшая всё, что делало её полноценным человеком.

Сев на кровати и приняв не самую удобную позу, светловолосая проверила время на телефоне, батарея которого вот-вот должна сесть. Ровно час после полудня. Замечательно.

Она не совсем уверена в том, что её истерика и протест против приёма таблеток остались в прошлом дне, но и в то, что уже наступило эфемерное завтра, ей тоже не верилось – слишком много сна, практически двадцать часов.

– Такое вообще возможно? – вслух пробормотала Эверт, потирая глаза, перед которыми всё размывалось. Без линз она как слепой котёнок.

Нехотя спустив ноги вниз, девушка нащупала на полу тапочки. Встав, прошлась по комнате и дважды хрустнула шеей, села за стол и начала вспоминать, куда положила раствор и контейнер. Откинув волосы назад, вытащила его из второго ящика и положила на стол, наспех надела линзы и вышла, не закрыв за собой дверь, перед этим бросив разряжающийся телефон в карман домашних штанов. Котёнок, которого до этого ещё не выпускали на первый этаж, попрыгал за ней по ступеням вниз.

«Наверное, голодный». Ещё бы, четыре дня питаться одним сухим кормом!

Проморгавшись, Эстер вышла на кухню, чувствуя необходимость поесть. Если её продержат взаперти ещё неделю, как и обещали, она точно убьёт себя.

Девушка вздохнула и собрала волосы (с которыми, кстати, всё ещё не собиралась что-либо делать) в высокий хвост, после открыв холодильник. Найдя там сырое куриное филе, Эверт сочла, что для Камиллы и Джесси этого будет достаточно, поэтому нарезала небольшую его часть на кубики и бросила им; кошке – в её зелёную миску, котёнку – в маленькую десертную тарелку.

– Ками, – девушка подозвала питомицу, лапы которой уже показались в кухне, – кушать.

На удивление, животные быстро нашли общий язык и драться не стали – ни за еду, ни за что-либо ещё; правда, с непривычки кошка могла зашипеть на кота, который хотел поиграть с ней и клал на неё лапы.

Завтрак Эстер тоже не отличился разнообразием. Разогревать молоко было лень, но она справилась, после залив им шоколадные хлопья. Котёнок быстро съел содержимое тарелки и начал просить ещё, даже попытавшись стащить филе у кошки, которая в ответ стукнула его по голове и отпихнула в сторону. Джесси запрыгнул на колени Эверт, больно зацепив ногу когтем. Кот упёрся передними лапами в поверхность стола, начав обнюхивать тарелку с хлопьями.

– Господи, – фыркнула та, стаскивая его, – какое же ты наглое.

Под звуки требовательного мяуканья светловолосая расправилась с завтраком, выгрузив всю грязную посуду в раковину. Мытьё она отложила. И вправду, зачем? Само как-нибудь.

У неё уже был план на день. Сегодня Эстер планировала научиться стрелять.

Да, тонну теоретического материала (по сути одинакового) девушка уже вычитала, осталось только применить знания на практике.

Ей понадобился час на то, чтоб отыскать пистолет и патроны к нему («Когда папа узнаёт, он убьёт меня»), подготовить место и выбрать мишень. Классика жанра – стрелять она собралась на заднем дворе по стеклянным бутылкам. Ей даже стало интересно: отреагируют ли соседи на звуки выстрелов? В любом случае, она надеялась на то, что нет.

Как для осени, первые дни ноября выдались холодными. Обычно в его середине температура еле достигала двадцати пяти градусов по Фаренгейту*, а в декабре градусник и вовсе показывал семь. Снег тоже выпадал рано, зимой начинались сильные метели. В этом, кстати говоря, тоже есть свои плюсы; из-за плохой погоды занятия в школе обычно отменялись.

Эверт вышла во двор в пальто, пижаме и зимней обуви. Трава была мокрой от недавнего ливня.

В руке она крепко сжимала холодный, начинавший теплеть от её ладони, ствол «HK». Девушка приблизилась к ряду пустых бутылок, оставшись на расстоянии пятидесяти-сорока пяти метров от мишени.

Подняв правую руку, светловолосая осмотрела пистолет так, будто хотела найти там что-то, чего не видела ранее. Патронник она заполнила ещё находясь в помещении, но не исключено, что придётся делать перезарядку. Вздохнув, Эстер взглянула на бутылку из зелёного стекла и, поджав губы, выпрямила руку, державшую ствол.

«Точно ли это хорошая идея?» – спрашивала Эстер себя, взводя курок и наводя дуло на мишень. «Будет весело, если кто-то вызовет полицию за нарушение порядка».

Вдох-выдох. Глаза фокусируются на цели, а руки застыли, держа пистолет. Дыхание ровное, в голове – никак лишних мыслей. Предохранитель снят. Палец уже на спусковом крючке.

«Будет громко. У меня нет даже наушников» – подумала она и, вытолкнув воздух из лёгких, выстрелила.

Громкий звук, похожий на небольшой взрыв, на секунду оглушил её. К огромному удивлению, Эстер попала по горлышку бутылки, которое, разбившись, полетело в траву.

Вдох. Девушка снова выпрямила руки и прицелилась. Вес оружия заставлял поднимать его выше, чем нужно.

Выдох. Выстрел.

На этот раз пуля задела нижнюю часть мишени, и зелёное стекло с треском посыпалось на землю.

Вдох. Цель. Выдох и выстрел.

Эверт промахнулась. Через пару секунд это повторилось дважды, и промахов было уже три.

– Да блять.

Прикрыв глаза, девушка представила, как бутылка, стоявшая слева от той, что уже разбилась, осыпается на осколки и повторяет судьбу предыдущей. Она представляет, как разбиваются и последующие две.

Большинство людей, писавших обучающие статьи, говорили, что оружие – продолжение руки. Эстер это казалось утрированным абстрактным бредом, потому что пистолет воспринимался, как тяжеловатое инородное тело. Каким вообще образом кусок металла может стать частью тебя?

Вдох.

Бред, полнейший бред.

Выстрел.

– Да какого хера?! – возмутилась та. – Всё же было нормально!

«Продолжение руки… хорошо, представим, что моя рука может шмалять, и что я – ебучий терминатор». Злобно глянув на загрязнившееся прозрачное стекло, девушка прицелилась и опустила веки, воображая, что сталь слилась с плотью и действительно превратилась в часть неё. На это понадобилось не слишком много времени.

Сконцентрировавшись, она сжала ствол крепче и со злостью, которую так остро испытывала, спустила курок.

Ещё один взрыв, который, кажется, прозвучал громче, чем другие. За ним последовал звонкий треск.

«В яблочко».

После Эстер выстрелила трижды, промазав всего раз; осталось две бутылки и около пяти патронов.

Прицел, дыхание, спуск курка. Бутылка слетела на землю и раскрошилась. Прицел, дыхание, спуск курка. Промах. Прицел. «Ну же, в этом нет ничего сложного». Дыхание. «Я попаду». Спуск курка. Снова в горлышко.

– Чёрт! – опустив пистолет, воскликнула Эверт. Вздохнув, она вернула руки в прежнее положение, а затем – прищурилась, сфокусировавшись на нижней стеклянной половине.

«Всё получится».

Выстрел. Пуля пронеслась в сантиметре от мишени, светловолосая шагнула вперёд.

«Получится».

Задержав дыхание, девушка взглядом впилась в чёртову бутылку и напряглась, затем расслабившись. Ей так отчаянно хотелось попасть в цель, как будто от этого зависела её собственная жизнь.

«Даже если не попаду, ничего страшного» – попыталась убедить себя Эверт, хоть и понимала, что это, отчасти, ложь.

Вдох.

«У меня всё получится».

На секунду вместо стеклянной бутылки без горлышка она представила чей-то затылок. Чей-то белобрысый, пережжённый от белой краски, затылок. Сильвия.

Не задумываясь, она нажимает на крючок; пуля разносит стекло вдребезги, но Эстер не останавливается, продолжая выпускать патроны до тех пор, пока они не заканчиваются.

Картинка слишком красочная и чересчур чёткая, невообразимо восхитительная и пробирающая до дрожи. Простреленный лоб Колдер, немного крови на застывшем лице и огромное красное пятно, расползшееся на обоях сзади.

По спине пробегает щекотка восторга, а сквозь кости и нервы струится тепло, когда Эверт прикрывает веки и видит её смерть перед собой, как явь. Наверное, Сильвия бы плакала, умоляла о пощаде, но… какая разница? Эстер накормили таблетками, она больше ничего не чувствует. Было бы очень забавно посмотреть на её опухшее лицо, залитое слезами, услышать судорожное дыхание и мольбы о прощении, пустые обещания, да вообще всё, что она могла предложить в обмен на свою жизнь – её бы это не спасло, но Эстер позабавило.

В голове девушка рисует картину происходящего; то, как заходит в несуществующее – и от того в фантазиях зыбкое – помещение, как идёт вдоль пустого коридора, где звуки шагов волнами перекатываются у потолка, открывает дверь и видит её – беззащитную, испуганную и вжавшуюся в стену. В комнате нет мебели, там нет ничего, что могло бы отвлечь Эстер и спрятать Сильвию; живые вступительные речи в качестве лирического отступления, плач и громкий выстрел. Пау-пау, сучка.

– Насилие – это плохо, – открыв глаза, сказала себе Эверт. – И убивать плохо. Нет, хватит.

Несмотря на то, что мысли о расправе из мести были слаще самой сладкой розовой ваты, девушка пресекла их. Патроны кончились, руки пахнут порохом, вокруг стекло, нужно что-то делать.

Она не была уверена в том, что убрала двор полностью; идея напороться на какой-нибудь осколок не привлекала её, но проверять дважды Эстер не стала.

Все последующие сутки сердце грели только воспоминания. С каждым днём светловолосая оказывала всё меньшее сопротивление, принимая лекарства. Всё было так, как обещал отец – по вечерам к ней приходили, давали в руку таблетку и наблюдали за тем, чтоб препарат не оказался выброшенным; то есть, заставляли открывать рот, поднимать язык и проделывать другие махинации, чтоб, не дай боже, её не запихнули куда-нибудь за щёку и не выплюнули через пять минут. Отец всё ещё сомневался в честности дочери, хотя ей самой уже было наплевать. Лечишься, не лечишься – разницы никакой, паршиво и так, и так. Принимаешь лекарства – ощущаешь, как клетки мозга медленно отмирают и весь внутренний мир вместе с ним, начинаешь тормозить и терять возможность испытывать что-либо искренне. Не принимаешь – страдаешь и разрываешься от эмоций, пытаешься отрезать себе что-нибудь, чтоб почувствовать связь со внешним миром. Здесь даже из двух зол меньшее не выбрать.

Потому, осознавая безвыходность положения, Эстер глотала таблетку за таблеткой, запивая водой и сдерживая слёзы.

Одиночество перестало быть интересным, и, когда пошла вторая неделя её мнимой «болезни», Эверт намекнула отцу на то, что пора бы возвращаться в школу. Ответ получила неоднозначный: «Я подумаю».

«Да, да, подумай, конечно, а я попытаюсь пока не сдохнуть. Ну ты думай, думай, я подожду».

Из чувств внутри бурлила только злоба. Злилась она на всех – на себя, на школу, на психиатра и свой грёбаный психоз, на производителей таблеток, на отца и даже на мать, которая в своё время не сделала аборт. «Таким, как я, лучше бы не рождаться. Никогда».

Её раздражали все. Подбешивать начинал даже котёнок, о котором, оказывается, любимый папочка узнал ещё в первые дни нахождения животного тут; надо отдать должное – истерик и скандалов он закатывать не стал, всего лишь возмутился тем, что с его мнением не посчитались. И это тоже её разозлило.

Лучшим другом в этом дурацком и бессмысленном домашнем заключении для неё стал блокнот, на страницах которого девушка изливала свои чувства (иногда они всё же просыпались) и мысли, царапая бумагу чёрной ручкой. Почерк Эстер менялся, день ото дня становясь корявей и неразборчивей. От прежнего – округлённого с аккуратными завитками – не осталось и следа: он превратился в резко угловатый, узкий, с колеблющимися формами и размерами. Эверт расписывала свою ненависть изощрённо, прибегая к самым красивым и точным словам, разбавляя полноту выражений метафорами. Легче не становилось.

На часах – одиннадцать вечера. Эстер сидит за столом, запустив руку в собранные волосы, локтем упираясь в деревянную поверхность. Правая кисть и запястье болели. В голове слишком тихо. Непривычно тихо.

– Скажи что-нибудь, – выпалила та, бросив ручку на исписанный лист. Голос молчал так долго, что становилось не по себе. По логике вещей, она должна этому радоваться, но без него всё как-то… не так. По другому.

– Скажи что-нибудь, – повторила светловолосая, начиная раздражаться. – Какого чёрта ты молчишь? – девушка скривилась в отвращении. Всё затихло не меньше двух недель назад. Это начинало пугать. – Значит, когда я сижу на уроке, нести херню и пытаться сбить меня с толку – это ты с радостью, а когда я впервые прошу поговорить – так нет? Занят, наверное, бедный.

Она хрустнула шеей. Её пробивает дрожь, и незаметно для себя Эстер начинает раскачиваться на стуле.

– Просто интересно, какие дела могут быть у голосов в голове, – щёлкнула зубами и глубоко вдохнула. Нервно стучит пальцами по столу. Оглядывается по сторонам.

Дверь в комнату открывается. Девушка закатывает глаза и кусает нижнюю губу, отворачиваясь к открытому окну.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивают её, на что она не отвечает, продолжая раскачивать табуретку. – Это важно.

– Никак, – сердито отчеканила та. – Никак я себя не чувствую. Это же то, чего ты хотел, да, пап? Да?

– Послушай…

– Я не хочу слушать, – отрезала Эверт. – Ничего не хочу.

– Я заставляю тебя не просто так, не потому, что мне этого хочется, – начал он. – Твоя болезнь требует лечения, иначе она прогрессирует, ты же всё прекрасно знаешь.

– Вот именно. Я знаю. И понимаю, что мне будет лучше без него, – ей хотелось сорваться на крик. Выбросить эту коробочку дорогостоящих лекарств в окно, ударить отца и выгнать его вон, разбить себе голову об стену; мысль о том, что она вполне может это сделать, не давала покоя.

– Так или иначе, ты будешь их принимать, – отец положил упаковку на стол и придвинул к ней.

Эстер повернула голову в его сторону. Её полуприкрытые глаза наполнились яростью, что блестела в белом свете настольной лампы. Она еле дышала, ногтями впиваясь в ладони.

– Ты можешь злиться на меня, кричать, делать что угодно, но ты обязана выпить.

«Я лучше сдохну».

Эверт резко переменилась в лице. На губах девушки красовалась зажатая улыбка. Ногти всё ещё вгрызаются в нежную кожу.

– Как скажешь.

Попытавшись расслабиться, светловолосая сняла крышку с коробки и достала таблетку. На дне осталось около трёх штук. Она осмотрела препарат, затем медленно поднесла лекарство ко рту и положила на язык.

«Лучше сдохну».

Эстер проглотила таблетку и фальшиво улыбнулась. На этот раз – без слёз.

Девушка смотрела на то, как отец выходит и исчезает в дверном проёме, не моргая и не сводя взгляда. Смотрела долго, в одну точку – минуту, две, три, пока не ощутила новый прилив злобы, испепеляющий сердце. Под кожей – волны жара.

Забрав пистолет, она стащила и «Этаминал»; если первый Эстер вернула, то снотворное до сих пор стояло под её кроватью. В упаковке – около пятидесяти штук. Учитывая то, сколько Эверт приняла до этого, оставаться должно точно не меньше сорока. Вскочив со стула, она метнулась к кровати и упала на пол. Барбитуру притолкнула чуть ли не к самой стене. На всякий случай, просто чтоб никто не заметил.

Вытащив коробку, поднялась и щёлкнула замком. Дверь заперта изнутри.

Раздался звук пришедшего на телефон уведомления. «Я забыла поставить на беззвучный?». Схватив его со стола, Эстер залезла в постель.

«я скучаю по тебе. звучит мерзко, да?».

Эрик перестал писать с того самого дня, как в неё запихнули первый за два месяца антипсихотик. Злилась ли она?

Ей и самой не удавалось понять своих желаний: она стремилась к тому, чтоб её оставили в покое или пытались возобновить контакт? Чтоб бросили её или чтоб бросила она? Эстер намеренно отталкивала людей от себя, а затем расстраивалась и впадала в бешенство из-за того, что никого нет рядом.

«да».

Взгляд зелёных глаз перешёл с яркого экрана на этикетку. «Я – своя главная проблема». Эверт крепче сжала упаковку в руках.

«и всё же».

Она прикусила губу, закрыв глаза и спокойно выдохнув. Пальцы быстро забегали по клавиатуре.

«и что я должна сделать?».

Запрокинув голову, Эстер задумалась. Что будет потом?

«Для тебя смерти нет. Она есть для других. Ты даже знать не будешь о том, что мертва, как и не будешь знать того, что когда-то была живой. А окружающие будут. Твоя смерть будет реальной для них, но не для тебя самой. Ты боишься того, чего просто не существует».

Опускает взгляд и сглатывает. Внутри зарождается подобие страха. Всё, что ей нужно – порыв. Один-единственный толчок.

Эверт несмело открутила крышку, положив её на одеяло рядом.

«забудь о том, что я существовала. не приближайся ко мне больше».

Дрожащей рукой она высыпает все таблетки в ладонь, оставляя коробок пустым.

«никогда».

Комментарий к VII: PLEASE, DADDY, DON’T

*25 градусов по Фаренгейту – -4 по Цельсию, соответственно 7 градусов – – 14.

========== VIII: EVERLASTING HATE ==========

Перелистывая страницы книги, Эстер пыталась сосредоточиться на тексте. Обстановка была на удивление спокойной: несколько учеников, перешёптывающихся где-то возле книжных шкафов, снежные хлопья, мелькавшие за окном, приятная тишина и едва слышимые шаги за дверью. Ей нравилось находиться в библиотеке. Здесь ничего не капало на мозг, ничего не мешало думать; изредка она ловила себя на мысли о том, что приходит сюда вовсе не читать.

Всё так. Всматриваясь в очередной учебник, девушка задумывалась о каких-то мелочах, сидя за столом – погружалась в размышления о большем. Через несколько дней заканчивается осень, а она так и не помирилась с одним из важнейших людей в своей жизни. «Он мне не нужен».

Дверь открылась и светловолосая подняла голову на звук. В помещение, тихо переговариваясь, вошли Фиона и Лесли. Девушки повернулись к ней, на что Эверт лишь повела бровью, после вернувшись к чтению. Услышав скрежет стульев за своим столом, Эстер слегка удивилась, но не подала виду и продолжила изучать текст.

– Привет, – решила начать Лесли. Она выглядела смущённой и, очевидно, чувствовала себя не в своей тарелке.

– Вау, – буркнула та, захлопнув книгу и отодвинув её в сторону. Девушка откинулась на спинку синего стула. – Ты даже не боишься разговаривать с королевой всех психически больных?

– Что? – поморщилась Вест. Фиона заметно напряглась.

– Забей. Чего хотели?

– Да просто… поговорить, – выдавила из себя Нейтц. Им обеим точно было неловко.

– А у нас есть общие темы для разговора? – сказала она чуть громче, чем нужно.

– Нет, но… В смысле… Это плохая идея, наверное.

– Ужасная, – согласилась девушка, кивнув.

– Как твои… волосы?

– Да нормально. Живут, вроде. А тебя Клэр и Лайла не засмеют из-за того, что общаешься со мной? – поинтересовалась Эверт, нахмурившись.

– Я их послала, – отмахнулась Лесли, трогая воротник рубашки, выглядывающий из-под чёрного свитера. – За три года они отупели.

– Я бы даже похлопала, – Эстер выгнула бровь, после чего скрестила руки на груди.

– Это всё началось после того случая с Дианой? – резко выпалила Вест.

Если бы злость можно было оценить по десятибальной шкале, Эверт поставила бы восемь той, что чувствовала сейчас. Она ощутила, как готова взорваться от тупости и нелепости данной ситуации. Человек, всё общение с которым основывалось исключительно на совместном пребывании в одном коллективе, лезет к ней с личными вопросами с таким видом, будто спрашивает, что задали на завтра по литературе. Вздохнув, Эстер вытащила из рюкзака упаковку антипсихотиков и бутылку с водой. До этого случая она думала, что таскала лекарства с собой понапрасну.

– Да, – криво ухмыляясь, она достаёт таблетку и демонстративно забрасывает в рот. Открутив крышечку, девушка отпила. – А что?

Фиона и Лесли переглянулись.

– Болеешь? – спросила Нейтц.

– Ага. Типа того, – светловолосая запихнула учебники в рюкзак. – Это всё?

– Мне жаль, что так получилось, – отозвалась Вест.

– Зря ты это сказала. Я ненавижу жалость. Особенно от посторонних, – вздохнув, Эстер взяла рюкзак и встала из-за стола. – Не говори со мной больше, если не хочешь стать мишенью, – похлопав девушку по плечу, Эверт зашагала к выходу.

В тот день она решила отложить свою смерть. До лучших времён. Спонтанные вещи – это здорово, но не тогда, когда дело касается самоубийства.

Её не пугала та бездна, в которую ей предстояло провалиться после передозировки, не пугала неизвестность или мысли о собственных похоронах. Всё это выглядело отчасти забавным, в то же время – лишённым смысла. К Эстер пришла идея получше, ровно в тот момент, когда она уже запихнула в себя около десяти таблеток; их, правда, пришлось выблевать, а затем – проспать около двадцати часов.

В стрельбе девушка делала значительные успехи. Один только минус – об этом всём узнал отец. И о её тренировках, и о приёме снотворного. Он был жутко зол: провёл профилактическую беседу на повышенных тонах, отобрал пистолет и «Этаминал», зачитал лекцию о вторжении в чужое личное пространство и даже попытался наказать, но вовремя вспомнил, что Эстер нечего терять и потому наказать её вряд ли удастся. Обычно подросткам запрещают гулять и встречаться с друзьями, лишают средств коммуникации, карманных денег – всего, что им было важно. Друзей она не имела, к интернету интереса не проявляла, карманные ни на что не тратила; отец банально не знал, что с ней делать. Единственное, что дорого – наполовину исписанный блокнот, но так как об этом никому не было известно, Эверт продолжала наслаждаться своей графоманией. Все разговоры на эту тему Эстер не воспринимала, пропуская мимо ушей. Было откровенно плевать, поэтому девушка, спокойная как удав, просто кивала и поддакивала, смотря на рассерженного отца. Со временем он успокоился. На это ей тоже оказалось плевать.

Уже ничего не могло ни расстроить, ни обрадовать; Эстер будто бы находилась под толщей ледяной воды, куда не доносятся звуки, где нет чувств и эмоций. Остался только холодный и ужасающе безразличный разум.

С момента последней издёвки к ней перестали придираться так активно. Клэр на время успокоилась, компания Женевы – тоже, и даже Остин со своими друзьями решил, что лучше оставить её в покое. Угомониться никак не могла одна только Сильвия, которая, проходя мимо, обязательно толкала, ставила подножку и бросала косые взгляды, иногда что-то говоря о ней Сноудон. Но некоторые вещи остаются неизменными, потому распускать сплетни и шептаться никто не перестал. Уже дважды (или трижды?) к Эстер подходили и спрашивали, правда ли то, что её положили в психушку на три недели. В ответ получали либо её руку, приклеившуюся ко лбу, либо колкую фразу с завуалированным оскорблением.

И всё-таки, сидеть здесь, занимаясь чем-то относительно полезным, гораздо лучше, чем запираться в четырёх стенах и убивать время любыми подручными методами.

Вся та злоба, которую она испытывала совсем недавно, как будто проникла под кожу. Приелась. Агрессия стала чем-то обыденным, как данность; Эстер не знала, что с этим делать. Да уже и не важно.

Это правда не имеет никакого значения, ведь все деньги с её счетов уже сняты, информация в социальных сетях зачищена, а комната в идеальном порядке.

Смириться с мыслью о неминуемом конце оказалось намного проще, чем ожидалось.

У неё не было конкретного плана действий. Эверт знала, чего хотела в конечном итоге, но не понимала, как достичь нужного эффекта. Готова ли она пойти на нечто по-настоящему чудовищное? Готова ли уничтожить то, над чем кропотливо трудилось множество людей? Готова ли стать монстром в глазах близких, отрицательным персонажем, примером, которому ни за что нельзя подражать?

Без разницы.

Покидая пределы школы, Эстер внимательно осматривала её коридоры, окна и шкафчики, пытаясь запомнить всё в деталях. Едва ли не к каждому углу было привязано какое-то воспоминание. Не всегда хорошее.

Из своего шкафчика девушка уже забрала все учебники и тетради, выбросила фантики из-под конфет и даже отклеила пару потемневших от времени стикеров с любимыми героями мультсериалов.

В ближайшие дни всё закончится.

Снег выпал около недели назад. Как тонкое белое покрывало, он лежал на оголевших ветвях, дорожных знаках, почтовых ящиках, на крышах домов и дорогах, красиво переливался в утренних лучах яркого солнца, когда лёгкий мороз покалывал лицо. Птицы больше не сидели на проводах.

Недавно ей исполнилось восемнадцать, буквально несколько дней назад, двадцать второго числа. Объективно этот день рождения нельзя назвать самым худшим, он, скорее, был нейтральным – Эстер провела его совершенно обычно, не отмечая и стараясь игнорировать поздравления от родственников, половина из которых и вспоминалась с трудом. Она заранее отказалась от любых подарков; единственное, о чём вышло попросить – не принимать таблетки хотя бы в честь такого торжественного праздника. Отныне Эверт перестаёт считаться ребёнком на законодательном уровне. Какая радость.

Эрик был заблокирован во всех социальных сетях. Время от времени в ней просыпалась способность здраво мыслить, и в один из таких проблесков света в кромешном мраке Эстер поняла, что им нельзя общаться. Так будет лучше для самого Кейна. Она прекрасно осознавала, что может причинить ему вред, если потеряет контроль над собой, и подвергать его риску хотелось меньше всего. Узнай он о причине неожиданного конца их общения, точно начал бы говорить, что хочет помочь и обязательно поможет, что они справятся и с этим, ведь лучшие друзья на то и лучшие. Но, в отличие от Эрика, она умела мириться абсолютно со всем, и то, что он никак не поможет, для неё ясно как день. Эстер зашла слишком далеко и давно отрезала путь назад. Вариант только один.

И снова разум помутняется, одна и та же история подобно заевшей пластинке.

«Я ненавижу его».

Почему?

«Не помню».

У совершеннолетия, естественно, были преимущества, но пользоваться ими девушка не собиралась. Разве что…

Эверт часто проходила мимо его дома. Каждый раз, оказываясь напротив окон принадлежавшей ему комнаты, она ощущала, как что-то внутри сжимается с болезненным хрустом. Снежные хлопья опускаются на ресницы и путаются в волосах, напоминая о человеке, которого ей, скорее всего, больше не увидеть. Эрик всегда восхищался этим, по его мнению, прекрасным явлением; ему почему-то казалось, что снежинки в волосах – это до чёртиков красиво, и… Как он говорил? Волшебно? Да, вроде так. Он говорил, что снег напоминает ему о волшебстве, запахе хвои, уродливых рождественских свитерах с оленями и горячем какао. Невзирая на атмосферу, зимой выходить на улицу Эрик всё равно не любил. Единственный раз, когда Эстер уговорила его сходить в город в конкретный сезон, был в прошлом году, на каникулах в январе. Он нехотя согласился, а она жутко обрадовалась. В итоге они всё равно никуда не пошли: началась ужасная метель, машины застревали в снегу, а температура воздуха и вовсе оставляла желать лучшего. Эстер расстроилась. Эрик, увидев это, построил домик из подушек и одеял, в основу своего архитектурного шедевра заложив два стула. Она засмеялась и назвала его дебилом. Он бросил в неё подушку и сказал заткнуться и залезать внутрь.

Обходя детскую площадку, на которой месяц назад они вдвоём катались на качелях, светловолосая резко остановилась. Теперь там, обкидывая друг друга разваливающимися в ладонях снежками, резвились счастливые дети, весело крича и бегая. Девушка, сжав лямку рюкзака, грустно улыбнулась.

Соблазн был слишком велик. Очень часто её будто прорывало, возникало сильнейшее желание написать ему или даже постучать в дверь и рассказать о том, как скучала и как сходила с ума без его возмущённых разговоров об очередной видеоигре, но она знала, какими последствиями это чревато. Это не стоит того. Это нужно перетерпеть.

Его безопасность превыше всего.

Девушка вздохнула, выпуская пар изо рта в морозный воздух. Снег падает на носки ботинок и Эстер разворачивается, чтобы пойти домой и снова запереться в комнате.

И вновь, как по щелчку выключателя, всё внезапно меняется: недавние мысли кажутся кошмарно глупыми, в голове поселяется тотальное безразличие и опять преследует чувство чрезмерной, пугающей свободы. Она ощущает, что способна на любое зверство. Она знает, что может сорваться в любой момент. Плохо, плохо, плохо.

Звон ключей и тихий топот кошачьих лап. Куртку девушка бросает прямо на пол, ей не хочется возиться.

Отец сказал, что будет поздно – на работе завал. Да, конечно, так будет лучше.

«Ты же знаешь, что не можешь избавиться от меня» – голос звенит в сознании чрезмерно чётко.

– У меня нет никакого желания разговаривать с тобой. Проваливай, – буркнула та, поднимаясь по ступеням.

«Зачем так грубо?»

Она толкает дверь.

Вся комната вычищена. Никакого мусора уже не было, и чашек из-под чая тоже нигде нет – ни под кроватью, ни на тумбочке рядом, ни тем более на столе. Книжные полки теперь без пыли. Эстер даже занавески постирала, оставалась только незаправленная постель.

Эверт швырнула рюкзак к шкафу, после плюхнувшись на стул и обхватив голову руками. Пальцами девушка перебирала пряди светлых волос, смотря в одну точку на полу.

Скука, с которой приходилось сталкиваться ежедневно, грызла сильнее, чем злость. Она постоянно боролась с желанием что-то сломать, разбить, запустить в стену – что угодно, лишь бы разбавить эту невыносимую серость, которая затмила собой все положительные стороны её жизни. Эстер стала забывать о том, что они вообще существуют.

«Не хочешь говорить со мной?».

Фраза звучит так чётко, что её передёргивает. Светловолосая резко разворачивается, потому что начинает казаться, что безоттеночный голос раздаётся где-то за спиной. Сердце забилось быстрее, а во рту пересохло. Оглянувшись, она, как и ожидалось, никого не увидела.