Текст книги "GOD SAVE THE QUEEN (СИ)"
Автор книги: лемон хейз
Жанр:
Роман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
– Я пришла, – скомканно произнесла она и метнулась в ванную, не снимая обуви и пальто. Закрыв дверь на защёлку, подлетела к зеркалу и стала оценивать урон, нанесённый Сильвией. Пальцами ощупала след от её кольца на правой скуле, провела вдоль лёгкой царапины на щеке, то же сделала и с ссадинами на лбу. Руки до сих пор дрожат, а слабость растекается по всему телу. Открывая кран, Эверт смывает остатки крови с лица и немного с волос. Сами волосы распускает и причёсывает; чёрный свитшот снимает и бросает в корзину, оставаясь в одной майке. Со вздохом вновь смотрит в зеркало и начинает думать, как можно скрыть эти увечия. Наклонившись, Эстер расшнуровала ботинки и подобрала пальто, а после вышла из комнаты. Разложив вещи по своим местам, светловолосая поднялась к себе в комнату.
– Так, у меня есть приблизительно пять минут до того, как… – прошептала она, в ускоренном темпе ища средства для обработки ран. В последнее время в комнате царил полнейший хаос, а на некоторых книжных полках и вовсе осела пыль, но флаконы с йодом и салициловой кислотой оставались на своих местах. Сев за стол, девушка смочила вату салицилом и протёрла повреждения. Игнорируя пульсирующую боль, она нанесла тон на ссадины и небольшое красное пятно, не тронув царапину. В принципе, если правильно закрыться волосами, сильно бросаться в глаза не будет.
– Была не была, – с этими словами Эверт вышла и сбежала вниз по лестнице. Выходя на кухню, она ощутила лёгкое волнение, но позже девушка быстро свела его к нулю.
– Куда ты так быстро убежала? – возмущался отец, бросая кусочек мяса кошке, которая уже встала на задние лапы.
«Кошка».
Внезапно Эстер осенило: папа до сих пор не знает о том, что она притащила котёнка домой.
– Ты как-то зачастил с готовкой, – не отвечая на вопрос, сказала девушка, поправляя волосы.
Дальше – банальщина: односторонний разговор, общение в стиле: «как прошёл день? что нового?» и привычные ответы: «всё хорошо, а у тебя как?», «ничего нового, всё как обычно», долгий монолог отца на тему того, какие безмозглые люди работают в отделе и задумчивые кивки и поддакивания Эстер. Невзирая на голод, пищу организм принимать не хотел. Есть было сложно. Рис будто застревал в горле, но она съела всё, сделав это с таким видом, словно обед действительно доставлял удовольствие и ей вовсе не хотелось его выблевать. Камилла нагло запрыгнула ей на колени и стала принюхиваться к тарелке; когда папа отвернулся, Эверт отдала облизывающейся питомице оставшиеся кусочки отбивной. Вымыв за собой тарелку, девушка вернулась в комнату.
Её попытки уснуть не увенчались успехом: болело лицо и голова, а совесть грызла за безделье, бардак в комнате, грязную одежду и не сделанное домашнее. Она пообещала разобраться с этим завтра, попутно обвиняя себя в лени и отсутствии энергии. Странно, но настолько уставшей Эстер себя ещё никогда не чувствовала, причём уставать было не от чего. Чувство вины преследовало её везде. Тебя избили? Твой косяк. У тебя закрываются глаза, потому что ты вторые сутки не можешь уснуть? Виновата ты. Не хватает сил банально на поход в душ? Ответ прост.
Телефон всё ещё был разряжен, и, вспомнив об этом, Эверт получила новый повод для самобичевания. Что, если тебе писали, а ты заставляешь ждать ответа? Что, если ты пропустила нечто важное? Вдруг случилось что-то ужасное, а ты об этом ничегошеньки не знаешь?
Светловолосая, сев на кровати, наклонилась к тумбочке, на которой стоял контейнер для линз. Без особой осторожности она стянула с глаза одну линзу, затем – вторую, предварительно сменив раствор, и обе положила внутрь. Завинтив бирюзовую крышечку, встала и направилась в спальню отца.
«Идёшь на крайние меры? Как не стыдно… Господи, ты до того жалкая, что даже уснуть не можешь без посторонней помощи!».
Девушка знала, что сейчас он снова запрётся в кабинете, начнёт что-то писать, громко разговаривать по телефону и заниматься делами первой важности, потому пройти можно будет без особых проблем.
На поиски ключа ушло немного больше времени, чем в прошлый раз; пару секунд Эстер даже думала, что лучше отбросить эту идею и пойти мучиться дальше, но порыв быстро сошёл на нет. Ключа не было ни в шкафу, ни на нём; откопала она его в другой тумбочке. Эстер, проверив, не идёт ли сюда кто-нибудь, открыла ящик и взяла около пяти таблеток. В рот забросила три.
Как же, всё-таки, здорово красть чужие лекарства, словами не передать.
Выйдя за дверь, она беззвучно прошагала вдоль коридора. Её настигло резкое облегчение, даже настроение слегка поднялось.
На этот раз Эстер заснула быстро – едва голова коснулась подушки, девушка закрыла глаза и не открывала их вплоть до пяти утра. Правда, проснулась немного шокированной.
Ничего, кроме лица, больше не болело. Сбрасывая с себя тёплое одеяло, она поняла, что выспалась (ага, за четырнадцать-то часов), но энергии как-то не прибавилось. Всё так же не хотелось ничего делать. Разница заключалась только в том, что теперь она могла делать это «ничего» с чувством внутреннего комфорта.
Обещания есть обещания. Хрустнув суставами (в семнадцать лет грех не похрустеть), девушка поднялась с постели и поплелась в ванную. Вымыв голову и приняв душ, светловолосая мельком глянула в зеркало. Сегодня вид в зеркале был намного лучше; по крайней мере, синяки под глазами уменьшились. Грязную домашнюю одежду, как и грязную повседневную, она бросила в стирку. За час Эверт успела высушить волосы, сменить постельное бельё и даже немного прибраться в комнате: немытые чашки с чаем и кофе, тарелки с недоеденными фруктами, фантики, бумажки, прочий хлам – всё это исчезло быстро. Конечно, идеальной чистоты добиться не вышло, но отсутствие мусора уже радовало. Может, по возвращению домой она даже заставит себя вымыть пол и окна.
За полчаса расправилась с домашним по трём наиболее важным предметам, остальное решила доделать на переменах. Поставила телефон на зарядку, переоделась, собрала волосы в хвост и спустилась на кухню. Там заварила черничную овсянку быстрого приготовления, сделала кофе, достала йогурт, даже бросила банан в рюкзак. Позавтракала, разобралась с грязной посудой, перевела взгляд на часы.
Утро началось не так уж и плохо. С ног Эстер не валится, какой-никакой запас сил у неё присутствует, а значит, надежда на нормальный день есть. Слабо улыбнувшись, светловолосая потянулась и зевнула.
Из дома она вышла в настроении выше среднего.
В классе на её появление трое человек из двадцати одного отреагировали ошеломлённо. Наверняка Колдер не ожидала увидеть Эверт сегодня, да ещё и такой счастливой; удивлённая мина Сильвии доставила ей удовольствия больше, чем долгожданный сон. Ухмыльнувшись, девушка села за парту.
До четвёртого урока всё было хорошо.
В целях предосторожности на перерывах Эстер выходила из кабинета: библиотека, столовая, прогулки по коридорам – не столь важно, главное подальше от той троицы. Ей, кстати, было до сих пор интересно, вымыла ли Колдер актовый зал и как много человек знали о её наказании.
Приключения не заставили ждать себя долго. Сидя на продолговатой скамейке в столовой, Эверт услышала плохо подавляемые смешки, которые быстро переросли в хохот. Они исходили от Клэр, Лайлы и… Лесли Вест. Да, той самой, которая внезапно вернулась в родной город – как оказалось, она перевелась обратно по семейным обстоятельствам. Эстер уже и забыла о том, что Лесли когда-то училась с ней в одном классе. Ушла она, кстати, ещё до начала травли Эверт.
Светловолосая попыталась проигнорировать это чересчур живое веселье, звуки которого раздавались прямо за её спиной, но выходило плохо.
«Они смеются над тобой. Вот увидишь, сейчас что-то будет».
– Ничего не будет, – шепнула та, перелистывая страницу электронной книги в формате FB2. На уроках она занималась тем же: читала, иногда получала замечания, а на истории пришлось даже выслушать лекцию на тему тотальной деградации нынешнего поколения, которое не видит ничего, кроме своих телефонов, не интересуется ничем, кроме интернета и социальных сетей, и только и умеет, что «тыкать на кнопки да играть в игрушки». Читала она, кстати, статью про синдром Капгра*.
Социальные сети девушка не проверяла. Ей всё так же не хотелось общения; с головой хватало того, которое ей предоставляли на занятиях в школе (вообще-то, тут никакого общения не было тоже, но не особо важно).
Смех прекратился. Что-то подсказывало, что стоит обернуться; что-то царапало рёбра изнутри, крича о том, что повернуться просто необходимо, и Эверт даже начала нервничать, но всё равно продолжила читать.
«Зря».
Это всего лишь паранойя, просто паранойя и ничего более.
«Это предчувствие».
Эстер стала прокручивать в голове сцену того, как вошли Клэр, Лайла и Лесли, того, что они делали, как и о чём разговаривали, прикидывала причины их смеха и вспомнила о маленьком предмете, который держала в руках Клэр. Маленькое, длинное, фиолетовое.
«У неё зажигалка».
Хихиканье. Прямо. Под ухом.
Её словно ударили под дых: из лёгких вышибло воздух. Все звуки вокруг затихли.
Запах гари.
С ужасом, охватившим каждую клетку её тела, Эстер разворачивается и в эту же секунду ощущает, как на спину выплёскивается холодная вода. Клэр с горящей зажигалкой в одной руке и с пластиковой бутылкой в другой отшатывается назад. На её лице – выражение удовлетворения и неожиданности, радость и испуг; как ребёнок, которого поймали прямо за руку, пока он портил вещи себе в угоду.
В вены и мозг словно пускают лёд, когда Эверт касается своих волос.
Почерневшие и обламавшиеся на кончиках, три светлых локона вымокли насквозь, после прилипнув к дрожащей ладони. Жемчужного оттенка волосы, за которыми она усиленно ухаживала вот уже несколько лет, обгорели от пламени. Уничтожено точно не меньше трёх сантиметров.
Внутри что-то сломалось. Как стержень карандаша, упавшего на пол.
Эстер подняла глаза, расширившиеся от шока и огорчения, на Клэр. Бассетт, открыв рот, молчала. На лице Эверт – ничего, кроме глубокого потрясения. Она ощутила, как к сердцу медленно приливает боль.
– Зачем? – тихо, так, чтоб никто не услышал, ровным тоном спросила та. В её голосе – ни капли злобы, ярости, обиды или гнева; ничего, что могло бы выдать её эмоции.
Не рассчитывая на ответ, девушка с разчарованным видом поднялась из-за стола, и, закинув рюкзак на плечо, пошла к выходу из помещения.
– Эстер, постой, – внезапно окликнула её Лесли. – Мы не хотели, чтоб…
– Не хотели, чтоб что? – уточнила она, остановившись на секунду. На глазах вот-вот должны проступить слёзы. Голос скоро сломается от жгучей боли в горле.
Взглянув на одноклассницу, светловолосая тоскливо улыбнулась. В этот момент её глаза заблестели.
– Мне жаль, – только и смогла выдавить Вест.
– Если бы, – проронила Эверт и вышла из столовой.
Моменты, когда она собиралась и уходила, никому ничего не говоря, стёрлись из памяти. Резко стало плевать. На всех. На всё. На каждого. Хотелось закрыться у себя в комнате и никогда больше не выходить, никого не видеть и ни с кем не разговаривать, не принимать таблетки, не пить и не есть. Замуроваться в четырёх стенах и слиться с мебелью, стать элементом декора, на который никто не обращает внимания.
Пелена из слёз застилала глаза. Эстер шла вниз по улице, смотря вперёд и не моргая. Ждала, пока слёзы высохнут: глубоко дышала, запрокидывала голову вверх, делала всё возможное, чтоб ни одна не сорвалась с ресниц. Плакать посреди улицы – удел разбитого и подавленного человека. Являлась ли она таковой?
Морально истощённая, утратившая интерес к жизни, все издёвки и глупые шутки Эстер старалась пропускать мимо ушей, пропускать сквозь себя и не зацикливаться, но с каждым новым днём это давалось сложнее. Сегодня она провалилась. Сегодня она позволила добить себя.
Всегда делала вид, будто всё равно, будто её не тревожит вовсе – задирала нос и слушала, не внимая словам. Какое-то время было безразлично. Какое-то время не задевало. Ни одна насмешка не оставляла после себя следа в памяти, всё забывалось на следующий же день. Пуленепробиваемая. Холодная. Отчуждённая. Кто только не пытался вывести её из себя – практически все лажали, закрепляя за ней звание бесчувственной суки.
Что случилось сейчас?
Она ослабла. Кажется, что-то пошло не так. Кажется, её всё-таки сломали.
Эстер была уверена в том, что это не имеет никакого веса, что травля не ударит по её психике и уж тем более по ней; убеждала себя, что сможет закрыться и верила, что получится выстоять, но, касаясь своих сожжённых волос, девушка чувствовала, как трещит каждая внутренность, готовясь рухнуть.
Ощущения были такими, как если бы рёбра сломались внутрь и несколько раз пробили лёгкое. Казалось, уже невозможно дышать.
Эстер держалась до последнего. До последнего метра, взгляда и вздоха, до запертой двери в своей комнате и до зеркала на столе. Сидя перед своим отражением, она понимала, что всё происходящее сейчас – реально, как никогда. Тишина внутри и снаружи, пустота дома и в голове.
Запуская пальцы в волосы, девушка чувствовала, как двоекратно усиливается боль, что раскалённой лавой растекается в лёгких, выжигая в них дыры. Она будто отравляет душу, впитывается в кожу с таким рвением, что её хочется содрать. Всё, что угодно, лишь бы не чувствовать.
Глаза снова наполняются слезами и Эстер беззвучно выдыхает, до сих пор надеясь на то, что скоро её настигнет спокойствие и рыдать не придётся.
Надежды разбиваются о скалы её собственных эмоций.
«Ты обязана рассказать».
Глаза быстро краснеют. Слёзы стекают по щекам. В абсолютной тишине она слышит звук их падения.
Они выедают кожу, как ржавчина выедает металл; настолько горячие, что, кажется, способны расплавить её лицо. В ней – глубокая проникновенная пустота. Раздирающий на части вакуум, поглощающий всё живое, что ещё оставалось внутри.
Эверт не отводит взгляд в сторону, смотрит прямо в зеркало и наблюдает за тем, как уродливо и мерзко выглядит сейчас – плачущая, жалкая, жалеющая себя, постепенно опухающая и хлюпающая носом. Девушка закрывается руками, пытаясь вытереть мокрые щёки, но это не помогает – Эстер прорывает. Всё, что копилось в ней так долго, наконец дождалось своего часа.
«Почему я?» – заедает в голове. «Неужели я сделала что-то настолько ужасное?».
Самым отвратительным было то, что ответ ей известен. Она знала, почему. Знала, за что. Знала, что сделала. Испытывала чувство вины и продолжала спрашивать.
Обе руки отбрасывают волосы назад и закрывают глаза. Эверт тихо скулит, как раненый щенок, не в силах молчать. Эстер не может успокоиться.
Она тянется к телефону.
«Всё будет иначе, если ты расскажешь».
Под сотню пропущенных сообщений от Эрика. Её терзают сомнения.
«Просто сделай это».
Девушка замолкает, стискивая зубы и переводя дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох. Палец зависает над кнопкой отправки голосового сообщения.
«у тебя всё в порядке?».
Она начинает запись.
– Я не… я не знаю, что со мной, – воздуха в лёгких катастрофически не хватает, голос дрожит и ломается. Около трёх секунд Эверт молчит, с целью подавить новый приступ слёз. – Мне так… никогда… – заикаясь, Эстер не может подобрать слов. – Я никогда не чувствовала себя так паршиво, и просто… просто, блять, отвратительно.
Светловолосая вытирает лицо рукавом свитера и начинает перебирать волосы, говоря тише.
– Понятия не имею, почему так… почему всё выглядит таким ужасным. Мне начинает казаться, что…
На этом моменте она разрыдалась в голос, и, ладонью прикрыв рот, погасила экран телефона, тем самым помешав отправке сообщения.
Нет, ни в коем случае. Никто не должен был узнать.
Задыхаясь, она взвыла. Дрожь прошила всё её тело, и теперь, раскачиваясь на стуле и обхватывая голову руками, Эстер сдалась, дав волю чувствам. Виски вновь начали пульсировать. Физическая боль глушит все её эмоции, а через час сводит их к минимуму.
Обессиленная, Эверт безжизненным взглядом впивалась в потолок. Вновь тишина. Молчали все – люди за окном, голоса в голове, молчала она сама. Только котёнок, сопевший на подушке, зевнул и спрыгнул на пол, зашумев короткими коготками.
Через время девушка снова взяла телефон в руки.
«ты как-то слишком долго не отвечаешь, вообще не прикольно. я типа волнуюсь, все дела. ты там точно не умерла??».
Эстер вздохнула. Она не знала, что ответить и не была уверена в том, нужно ли отвечать вообще. На пару минут зависла.
«да нет, всё хорошо».
Прикусив нижнюю губу, девушка наклонилась и взяла из ящика в столе новый блокнот с чёрной обложкой и белыми чистыми листами внутри, размера А5. Ручку взяла тоже чёрную.
«честно?» – спросил Эрик через полминуты.
Эверт ещё думала над тем, стоит ли начинать этот разговор. Будет сложно, чересчур; как для неё, так и для парня – Кейн отличался эмоциональностью, чувствительностью и способностью к глубокой эмпатии. Не хотелось расстраивать его и нагружать своими проблемами. Она сможет справиться с ними сама, без чужой помощи. Наверное.
«честно».
Комментарий к VI: MONOCHROME
*Синдро́м Капгра́ (бред Капгра́) – психопатологический синдром, при котором больной верит, что кого-то из его окружения или его самого заменил его двойник, либо когда больной неизвестных лиц принимает за знакомых, родственников.
========== VII: PLEASE, DADDY, DON’T ==========
Один день. Два. Три.
Боль тянется за ней, как кровавые следы на блестящем белом снегу.
Обхватив колени руками и прижав их к груди, Эстер сидела на полу. Она провела так несколько часов. Давно сбилась со счёта.
«Что-то происходит. Что-то не так».
Вчера ей звонили со школы. Хотели знать, почему она не посещает уроки и даже не предупреждает о своём будущем отсутствии. В любом случае, Эверт не взяла трубку. Отключила телефон и затолкнула под кровать.
Качаясь из стороны в сторону, она думала о многих вещах и одновременно – ни о чём. Собственная голова казалась пустой и бесполезной, с такими же бесполезными завесами белого дыма внутри, сквозь который девушка никак не смогла бы пройти. Тишина вокруг иногда разбавлялась звуками шагов отца и его стуком в дверь комнаты. Эстер не открывала. Он не стал ломиться. Она была чрезвычайно благодарна.
С волосами ничего так и не сделала, просто завязала, оставив неровными. Сожжёнными.
Иногда Эверт меняла позу или расположение – перемещалась в центр комнаты, к шкафу или столу. Что-то шептала, толком не помня, что. Не помня, как звучит собственный голос и не помня, кем она является.
Наверное, так выглядит сумасшествие – когда размываются границы между вчера и сегодня, больной фантазией и приземлённой реальностью, когда исчезает время, растворяясь в кипящем котле запутанного разума. Человек в бреду жалок, и, изредка приходя в себя, она вспоминала об этом. Вспоминала, а затем позволяла незаконченной мысли кануть в Лету, не желая раскрывать смысла, что лежал на поверхности.
Она больше ничего не чувствует. Ничего, кроме боли и горькой досады. Как будто уже мертва. Всё, что осталось – кровь со злобой на пальцах и вдребезги разбитое сердце. Что ж, у неё оно хотя бы было.
Всё положительное как вырвано из её головы, из памяти, сердца и кожи, извлечено из нервов и безнадёжно уничтожено. Она проваливается в темноту, блуждая по нескончаемым глухим коридорам собственного сознания и всякий раз сворачивает не туда. Специально.
Скрип двери.
Без стука и предупреждения в комнату входит отец. Эстер не поднимает головы, начиная раскачиваться снова, вперёд-назад, без остановки. Девушка молчит, почти не дыша.
Он садится рядом и кладёт руку ей на колено, прижимая его к полу, тем самым заставляя дочь замереть. Эверт фокусирует взгляд покрасневших глаз на нём. Он не выглядит встревоженным – как обычно запредельно спокоен.
– Эстер, – позвали её. – Ты слышишь меня?
Светловолосая, прожигая его пустым взглядом, хранила молчание первые секунды. Кивнула в знак согласия.
– Звонили со школы. Я сказал, что ты заболела и пока побудешь дома.
Девушка, всё так же не двигаясь и ничего не предпринимая, слушала, медленно впитывая бесполезную информацию.
– Эрик приходил. Он говорил…
– Я знаю, – прервала она.
Голос Эрика раздавался внизу утром. Невзирая на хорошую звукоизоляцию в доме, Эверт расслышала большинство произнесённых им слов. Она узнала его с первой же секунды – этот голос она смогла бы различить даже в самом громком шуме.
– Ты принимала таблетки?
Вопрос – как внезапный и слишком болезненный удар под дых. Девушка шокированно распахнула глаза.
– Что? – мгновением подрываясь с пола, спросила Эстер. Сердце забилось быстрей, а к ослабшему телу вернулась энергия. Она сделала несколько шагов назад, испуганно таращась на него.
Тяжело вздохнув, отец вытащил из кармана брюк запечатанную упаковку таблеток. Он демонстративно показал их ей, поджав губы.
– Ты ни разу их не пила. Ни разу. За два чёртовых месяца.
Эверт, только увидев, как отец встаёт, вжалась в стену, после начав съезжать по ней вниз. Она находилась на грани слёз и истерики каждый раз, когда речь заходила о лекарственных препаратах, которые прописывал её психиатр, мистер Спенсер. Эстер вынуждали посещать его хотя бы раз в четыре недели, и за год она пропиталась к нему глубочайшей ненавистью, хоть и понимала, что этот человек всего лишь выполняет свою работу, убивая её нейролептиками.
– Нет, нет, пап, нет, – застонала девушка, откидывая голову назад; отец уже снимал с коробочки крышку. – НЕТ! Я НЕ БУДУ!
– Я не спрашивал, – отрезал он, приближаясь к ней.
– ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! – из её горла вырвался отчаянный крик, в то время как порозовевшее лицо скривилось в отвращении. Внутри неё – испуганный зверь, что мечется из стороны в сторону, отказывающийся и протестующий против неизбежного. – СО МНОЙ ВСЁ В ПОРЯДКЕ!
Её схватили за руку и резко дёрнули.
– Сейчас же прекрати орать и делай, что я сказал.
– ТЫ НЕ ЗАСТАВИШЬ МЕНЯ!
Светловолосая попыталась выдернуть руку. Она снова ощущала жжение в горле и лёгких, как если бы тонула и захлёбывалась водой. Из глаз брызнули слёзы и девушка взвыла, пытаясь отползти назад и оттолкнуться.
– Нет, нет, нет, – уже тише пролепетела Эстер, – папочка, пожалуйста, не заставляй, – задыхаясь, она говорила неразборчиво. По телу разливается жар; тогда же приходит осознание того, что борьба бесполезна.
– Эстер, послушай, – в голосе сквозил холод. Как всегда непреклонен. – Послушай, это важно, тебе станет лучше, всё будет нормально, тебе стоит только…
– Нет, не станет, – простонала Эверт, чувствуя, как ослабляется хватка, а слёзы обжигают щёки. – Они убивают меня, понимаешь? Мне плохо, от них я ничего не чувствую, – отворачиваясь, тараторит зеленоглазая. – Пап, мне так плохо, я не хочу, не могу, я не буду…
Он схватил и вторую её руку, сжав покрепче.
– Я не хочу причинять тебе боль, просто перестань сопротивляться.
Девушка пронзительно взвыла, отчаянно мотая головой. Отец выудил из упаковки белую продолговатую таблетку, после сжав её пальцами, поднёс ко рту Эстер.
– Я буду хорошей, – высвободив левое запястье, она попыталась оттолкнуть его руку. – Честно, я буду в порядке, я почти выздоравливаю, только не заставляй, – лихорадочно шептала та.
– Милая, это для твоего же блага, – он смягчился. – Ты должна это сделать, понимаешь? В этом нет ничего ужасного, то, что ты лечишься, не сделает тебя хуже других, слышишь?
– Пожалуйста, – из последних сил взмолилась Эверт, то и дело отворачиваясь. – Я буду как все, я не буду доставлять тебе проблем, клянусь, я буду как все нормальные дети…
– Выпей. Давай.
– Папа, пожалуйста, – из глаз опять текут слёзы, – пожалуйста, не надо…
– Я прошу, Эстер, прими таблетки. Всё будет хорошо.
Девушка резко замолчала и перевела на него взгляд.
Они смотрели друг другу в глаза не меньше минуты. Глаза Эстер – уставшие, влажные, покрытые сеткой красных сосудов, и глаза её отца – наполненные решительным желанием закончить начатое и, в то же время, заботой. Эверт, чувствуя, как начинает сдаваться, рвано вздыхает и поднимает голову к потолку, крепко закрывая веки.
– Да. Конечно.
Ему не приходится заталкивать лекарство ей в рот. Девушка, дрожа, сама неуверенно берёт таблетку, несколько секунд смотрит на неё и, в конечном итоге, кладёт на язык и проглатывает. Отец кивает и слабо улыбается.
– Ты молодец, – он погладил её по волосам. – Я тобой горжусь.
– За что? – грустная ухмылка на её губах. – За то, что я родилась дефективной и стала проблемой?
– Не смей так говорить, – он вдруг посерьёзнел. – Ты не дефективная. Ты – особенная. И я всегда буду тебя любить, несмотря ни на что. Чтоб больше я такого не слышал, понятно?
Вытирая щёки, Эстер кивнула:
– Понятно.
Отец поцеловал её в лоб и поднялся. Он подошёл к двери, открыл, и, уже переступив порог, произнёс:
– Всю следующую неделю я буду контролировать приём лекарств. Может, даже дольше. Лучше отдохни.
Он вышел, оставив девушку одну. Наедине со своими мыслями и ещё большим желанием умереть.
В кухне, прислушиваясь к крикам, сидел ошеломлённый Эрик. Парень и сам не понимал, как здесь оказался. Его грызла не то совесть, не то волнение; Кейн давно чувствовал, что творится что-то странное, и, по неизвестным причинам, его не покидало чувство обязанности помочь Эстер. Может, он и вправду просто параноит и зря переживает? Может, это всего лишь мелочи, которым лучше остаться незамеченными? Наверное, сейчас он выглядит либо полным придурком, либо маньяком.
Так или иначе, сейчас юноша ждал мистера Эверта, который обещал объяснить ему происходящее. Эрик искренне надеялся, что получит исчерпывающие ответы на свои вопросы, но, всё же, немного сомневался.
– Не думаю, что она захочет кого-то сейчас видеть, – сказал мужчина, входя в комнату. Он со вздохом наполнил чайник водой. – Чай, кофе?
– Ээ… чай, наверное, – с какой-то неловкостью произнёс юноша. Он и так употреблял слишком много кофеина, уже начав испытывать своеобразную ломку. Два дня без кофе или энергетиков для Эрика равны концу света. Парень решил отказаться от него хотя бы на время, ведь счёл, что такое увлечение не есть здоровым. – Зелёный. Без сахара.
– Понял.
Пока хозяин дома возился с чайными пакетиками, Кейн снова проверял сообщения, отправленные Эстер, невзирая всю на провальность этой идеи. С каждым часом молчание девушки расстраивало его всё больше. Он прекрасно понимал, что у всех должно быть личное время и пространство и что все бывают в плохом расположении духа. Чаще всего успокаивал и отговаривал себя от новых сообщений именно этим; но всё-таки, не отвечать по нескольку дней, находясь в сети – жестоко. Особенно, когда не отвечает твоя лучшая подруга.
– Скажу честно, нам предстоит нелёгкая беседа, – раздосадованно начал мистер Эверт, садясь. Он поставил чашки на стол. Эрик притянул красную к себе.
– Мистер Эверт… – начал парень.
– Лучше просто Артур, – перебили его.
– Мне как-то… – Кейн поджал губы, – неудобно, – нервный смешок, – но ладно. Она ничего не говорит о…
– О тебе? – предположил мужчина.
– Нет, конечно нет. В смысле, она не рассказывает о… проблемах, например? И почему себя так ведёт?
– В этом нет необходимости, – он не убирал рук с горячей чашки, от чая внутри которой исходил пар, быстро таявший в воздухе.
– То есть? – зеленоволосый нахмурился.
– Я уже говорил, что будет нелегко. Возможно, тебя это шокирует или расстроит.
– Вряд ли, – Эрик прыснул, не испытывая и тени сомнения.
– Её состояние обусловлено болезнью.
Кейн замер, прислушиваясь к ударам своего сердца. За долю секунды он успел прокрутить в голове худшие болячки, которые ему известны. На несколько секунд он перестал дышать, ожидая продолжения, но когда его не последовало, переспросил:
– Болезнью?
– У Эстер шизоаффективный психоз.
Слова, произнесённые Артуром, застряли в голове. Парень никогда не сталкивался с таким понятием раньше, более того – он банально не знал о его существовании. «Эстер больна».
У него не выходило осознать услышанное.
– За два года он не продвинулся дальше первой стадии, к счастью. Их всего три. Если продолжать лечение, от чего Эстер наотрез отказывается, симптомы сойдут на нет.
– Вы хотите сказать… – сглотнул Эрик.
– Нет, это не шизофрения.
– Что тогда? – с опаской в голосе спросил юноша.
Артур тяжело вздохнул и потёр лоб, после чего решился начать.
– Шизоаффективное расстройство совмещает в себе симптомы и шизофрении, и расстройства настроения. Не все, но большую часть. Когда она не принимает таблетки, у неё возникают слуховые и иногда зрительные галлюцинации, она воспринимает себя и окружающий мир по другому. Это называется дереализация. Немного непонятно даже для меня.
Кейн не сводил удивлённого взгляда с мистера Эверта, тяжело переваривая полученную информацию.
– У заболевания есть два типа, биполярный и депрессивный.
– У Эстер – второй? – неуверенно отозвался юноша. Он всё ещё не мог свыкнуться с мыслью о том, что Эверт ничего не рассказывала ему, умалчивая и скрывая недуг.
«Может, она думала, что перестанет мне нравиться?» – сделал мысленное предположение он.
– Именно, – Артур сделал глоток горячего чая. Эрику пить не хотелось. – Расстройство не влияет на её личность. Да оно и не сильно влияет на жизнь, если принимать лекарства, но Эстер не хочет. Кажется, она начнёт драться со мной, когда я снова заставлю их пить.
– Она так кричала… – на секунды три парень задумался, – потому что не хотела пить таблетки?
– Угу. Я не знаю, с чем это связано, она никогда не говорит об этом. Мне не очень хочется её принуждать, но придётся. Я боюсь, что совсем скоро её состояние ухудшится и начнётся вторая стадия: бред и всё из него вытекающее. Она осознанно ведёт себя к этому. Знать бы ещё, зачем.
Эрик сидел молча, даже не зная, что можно или нужно сказать. Ему не верилось. Обиднее всего было то, что узнал он не от неё, а от её отца. Неужели Эстер не доверяет ему аж настолько?
– Эрик, – голос отвлёк его от размышлений.
– Да? – Кейн поднял голову.
– Ты хороший парень, я знаю. Если тебя это пугает, и ты захочешь… – на этом моменте Артур замолчал, явно давая понять, что имеет в виду.
– Что? – возмущённо выгнул бровь тот. – Как Вы можете так обо мне думать? – он фыркнул. – Я не брошу её. Если она сама этого не захочет, – произнеся последнее, юноша заметно погрустнел. Эрик откинулся на спинку стула и задумался.
И вправду, без Эстер жизнь казалась бессмысленной. Да, конечно, у него есть ещё один друг помимо неё, есть приятели, есть хорошие приятели, но это всё – не совсем то. Он безумно любил её; для него она – одна из ближайших людей, если не самая близкая. Он мог бы сказать, что любит её, как сестру, но сестра раздражала и по утрам её хотелось убить.