Текст книги "Офицер и джентльмен (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Сколько раз они рыскали по этим джунглям, иногда с проводниками из местных, но чаще просто вдвоем. Столько, что насекомые и разнообразные пиявки перестали их замечать, а заросли, казалось, незаметно расступались на их пути. Так казалось Френцу, и он однажды поделился этим наблюдением с Герином.

– А может, мы просто привыкли – и видеть просвет среди этого леса, и к местной живности? – задумчиво ответил Герин.

– Нет, – засмеялся тогда Френц, – нет, такая привычка создается целой жизнью, а не парой грибных приемов, ты же знаешь.

– Я знаю. Но предпочитаю об этом не думать.

А Френц думал. Думал, пока они безмолвно скользили по лесу, меняясь порядком следования. В Дойстане Герин всегда шел первым, а здесь с самого начала они распределили нагрузку поровну. В конце концов, первому слишком часто приходилось работать мачете. Они останавливались на привал, и Френц откидывался на рюкзак, сложив винчестер на коленях, он смотрел вверх на очередных стрекоз, кружащихся над ним и лениво думал: “Достали… стрекозлы…”

Когда-то в Дойстане Герин превратил его грибные путешествия по кошмарам в бесконечный полет – просто тем, что повел за собой. И он помнил это чувство, специально вызывал его, и оно приходило все чаще, полет становился все стремительнее, иногда он сам себе казался гигантской стрекозой, с механическим воем крыльев несущейся за добычей, а мир вокруг распадался на тысячи сверкающих осколков в его фасетчатых глазах. Но здесь, в Сагенее, стрекоз оказалось слишком много, и парочка-другая постоянно ошивалась рядом. Френца это оскорбляло: ведь он знал, что таким образом вьются около самки самцы насекомых… Эти членистоногие смели держать его за самку?! Всех раздавить.

Ночью стрекоз не было, и они еще долго шли в темноте. Теперь Френц казался сам себе ягуаром, видящим во тьме. Впрочем, он ведь и правда видел, не так ли? “Ты, главное, не свихнись на своих анималистических фантазиях, Френци, друг мой. Лучше не думай об этом, правда” – “Почему бы и нет, Герин, меня это так волнует.” Они забрались на дерево и устроились там, по очереди сторожа сон друг друга. Френц прислушивался к нескончаемым крикам и шорохам, перебирая волосы Герина, положившего голову ему на колени, он всматривался в черно-серые переплетения, и снова и снова заставлял мир распадаться на тысячи кусочков. И собираться снова.

***

– Ваше Сиятельство, – Герин притянул Френца за локоть, чтобы глумливо прохихикать на ухо: – Я в шоке, Ваше Сиятельство и эта безродная эмансипе… Еще и вдова. Какой мезальянс.

Френц дернул рукой и оскорбленно заметил:

– Ваш тон, дорогой друг, абсолютно неуместен, Джеки – прекрасная женщина и… И при чем здесь мезальянс? У нас общность интересов, дружеские отношения и никаких альянсов!

Герин радостно заржал, глядя, как граф, крутанувшись на каблуках, уходит, сердито развернув плечи и печатая шаг. Наконец-то можно будет отыграться за все его дивно остроумные и тактичные замечания насчет Эштона…

Френц помахал рукой проезжающему мимо джипу, и оттуда выглянула, белозубо улыбаясь, та самая синеглазая Джеки – главная в местной шайке сумасшедших биологов.

– Запрыгивай! – крикнула она, и дойстанец легко переметнулся через бортик кузова, устроился рядом с пухлым стеснительным ассистентом. Тот пододвинулся, придерживая тропическую шляпу, и смущенно улыбнулся новому соседу. Френц молодецки врезал ему по плечу в ответ, вскочил, держась за дуги на кабине, и обернулся назад, к смотрящему ему вслед Герину:

– Гориллы блядь заждались! – задорный дойстанский мат перекрывал рев отъезжающего авто, ассистент печально потирал место удара, а Френц смеялся, раскинув руки, и ветер трепал его непокрытые волосы.

Герин мелодраматично махал шляпой, пока машина не скрылась за поворотом, а потом лениво отправился искать Джу-джу, вождя аборигенов, сотрудничающих с биологами. Надо будет договориться о проводниках и носильщиках для будущей экспедиции в предгорья. Он слегка улыбнулся, перед внутренним взором опять замелькали старинные карты и новейшие аэроснимки, будущий путь прокладывался по ним красной пунктирной линией. С ответвлениями.

Джу-джу нашелся на окраине лагеря, вождь курил вонючую трубку и безучастно созерцал пространство перед собой, почесывая круглое пузо. Герин присел рядом на корточки и тоже закурил. Предстоял обстоятельный разговор на ломаном франкширском вперемешку с наречием племени. Жаль, что здесь не было Эштона, тот бы выучился говорить с аборигенами за несколько недель… Но изнеженного франкширца и под страхом смерти не заманишь в джунгли. Герин тихо вздохнул и вспомнил, как светится радостью лицо любимого, когда тот идет навстречу, приветствуя его после дальних походов, как пытается не показать при этом излишней спешки. И замирает на самой грани близости, не решаясь подойти без разрешающего знака – взгляда, улыбки, приглашающего жеста. Как будто его достоинство пострадает от демонстрации столь явного желания, как будто он боится показаться навязчивым.

И все равно, думает Герин, все равно, больше ничего не важно, ничего, кроме этого, ведь это так хорошо, когда тебя столь преданно ждут дома.

***Как Эштон купил себе очки, а Герин сходил на бал.

Эштон поднял голову, услышав шум – Герин возвращался с утреннего объезда владений – и поспешно снял очки для чтения. Он уже два месяца как заказал их, но до сих пор скрывал сию постыдную слабость от любимого. Двери распахнулись, в комнату ворвались черные собаки, а следом за ними и Герин, так стремительно, что Эштон едва успел закончить движение, пряча футляр в карман.

– А что это у тебя там, дорогой? – Герин хищно щурится, отшвыривает в сторону стек и мгновенно оказывается рядом, от него пахнет конским потом, пряным лесом и дорожной пылью, и Эштон теряется в этом коктейле, жадно прижимает к себе твердое родное тело.

Герин быстро поцеловал его в шею и отпрянул, смеясь и высоко задирая похищенный футляр.

– Отдай!

– Тихо-тихо, – Герин прижал палец к губам, лукаво усмехаясь.

Тонкая золотая оправа посверкивает в его руках, похожая на странное насекомое, и Эштон беспомощно смотрит в сторону, ожидая насмешливого “сдаешь, дорогой”. Но Герин молча поворачивает его за подбородок, осторожно надевает очки, и склоняет голову набок, изучая. Эштон жмурится, чувствуя, как пылают щеки.

– Какое у тебя лицо интеллигентное стало.

– Правда? – губы Эштона вздрогнули в недоверчивой полуулыбке. – А до этого, значит, на редкость тупое было?

– О, теперь я понимаю, почему ты прятал такую красоту, боялся, наверно, что тебя из кровати не выпущу?

– Да, – согласился Эштон, кончиками пальцев Герин обводил его скулы, и он замер, наслаждаясь лаской. – Да, и я вижу, мои опасения были небеспочвенны.

– Ты такой красивый.

Эштон беззащитно моргнул, когда с него снова сняли очки, а потом улыбнулся, судорожно выдыхая, с Герином было самое главное – понять, во что тот очередной раз играет, и сейчас это была “пронзительная нежность”. Он с удовольствием подыгрывал любимому во всех его маленьких спектаклях, о, да, некоторые из них доставляли совершенно особое удовольствие, на грани боли, а некоторые – боль на грани удовольствия… Но иногда – иногда он думал: осталось ли в этом человеке хоть что-нибудь настоящее для него, Эштона. Легкая мечтательная улыбка, жар вдохновения – все это он ловил украдкой, все настоящее было обращено к другим, и чаще всего – к Френцу.

В полном молчании они занимались любовью на теплых гладких досках, собаки с интересом смотрели на них из сумрачных углов, и Эштон слушал журчание фонтана во внутреннем дворе, он поворачивал голову и видел белое небо в проемах галереи, все в ажурных листьях, совершенные декорации, оттеняющие их страсть.

– Как твоя сделка века с этими фармацевтами? – спросил Герин после бассейна, обнаженный, он застегивал Эштону запонки на белоснежной рубашке. И Эштон самодовольно принялся докладывать о финансовых успехах, чтобы услышать одобрительное “молодец”. Герин всегда слушал его так внимательно, что когда-то он решил было, что тот хочет тоже заняться бизнесом. Но это было не так, на деле Герин интересовался только новыми самолетами, причем совершенно бескорыстно – завод-то принадлежал Эштону. И еще газетой, для разнообразия – своей. Так что все такие разговоры были лишь для удостоверения в финансовой стабильности. Но Эштон очень любил их – из-за законного чувства гордости, одолевавшего его в эти минуты.

– Кстати, – сказал он, – помнишь швейцеринского гения, нашедшего вакцину от нейронной чумы? Мне удалось запрячь его на новый контракт.

– Прелестно, Эштон, просто прелестно.

– Представляешь, у него жена – дойстанка. Я взял для них приглашение на прием у Ансалиса.

– Спасибо, дорогой, – Герин изобразил признательную улыбку и принялся одеваться.

Случайная дойстанка или привет с Родины? Герин усмехнулся: а ведь Эштон полагает, будто он скучает по соотечественникам. Не стоит рассеивать эти прекрасные иллюзии.

***

Эштон взял мохито у пробегающего мимо официанта и нашел взглядом своего юного гения. Тот притулился у колонны, грустно наблюдая за танцующими.

– Скучаете, доктор Таснин?

Нервный ученый аж подпрыгнул и уставился на него влажно поблескивающими глазами.

– Да… нет, господин Крауфер.

– Возьмите мохито, доктор, – ласково заулыбался Эштон и положил руку ему на плечо, – весьма приятный коктейль.

– Да, спасибо, – доктор сделал большой глоток и неуверенно покосился на работодателя.

– Ваш кузен, господин Крауфер… Он все время танцует с моей женой…

– Да? – Эштон тоже посмотрел в зал. Герин сжимал в объятиях тонкую женскую фигурку, они кружились в медленном вальсе, одинаково светловолосые и черноглазые, такие чужие среди веселой смуглой толпы. И не сводили друг с друга глаз. – Полно вам, доктор, наверно, они знакомы, ведь, кажется, ваша жена – дама из общества, будьте снисходительны.

– О, нет, какое общество, увольте… Что у них может быть общего с вашим кузеном?

– Это вам повезло, – засмеялся Эштон, приобнимая и утягивая собеседника в сторону, – что здесь нет второго моего кузена. Иначе бы вам ни за что не вырвать жену из их лап. А так – шанс есть, вполне определенный.

– Второй кузен? И тоже дойстанец? – тихо ужаснулся доктор Таснин, а потом с доверчивой надеждой заглянул в лицо Эштону: – И как же… вырвать?

Эштон отвел взгляд и облизнулся:

– Сейчас я вам все подробно расскажу…

***

Эштон благосклонно внимал горячей речи Герина о шансах какого-то там трехлетки в предстоящих бегах. На эту животрепещущую тему в табачном кабинете дискутировали уже с полчаса, и Эштон в ней расслабленно не принимал участия. Он смотрел на медленно растущий столбик пепла на своей сигаре и лениво думал о том, что Герин вполне удачно играет на скачках, хоть никогда и не говорит об этом, предпочитая делать вид бескорыстного любителя благородного спорта. Этот хитрый тип никогда не посвящал Эштона в свои темные делишки… как будто можно скрыть что-то от человека, управляющего твоим капиталом. Так что Эштон знал и о подпольном тотализаторе, и о спекуляциях с предметами искусства… И о том, что Френц играл на бирже – тоже удачно, и об их загадочных совместных махинациях, после которых специальный поверенный отмывал для обоих разнообразные суммы денег. Вот об этом он предпочитал не думать – связана ли была разудалая парочка с криминалом или теневой политикой… нет, его это не касается. Достаточно было того, что они могли “решить вопрос”. И один раз Эштон даже обратился к Герину с подобным вопросом.

– А на кого бы вы, господа, поставили в следующих выборах? – небрежно роняет Эштон, и бессодержательная дискуссия о скачках переключается на столь же бессодержательную беседу о политике.

– Пойду потанцую, господа, – через пару минут говорит Герин, на его лице – великосветская скука.

Бедный доктор Таснин.

***

Герин необычайно тих, они возвращаются с приема, и он неподвижно смотрит в окно лимузина, и реплики Эштона повисают в воздухе. Ехать долго, и скоро молчание становится ватно-ледяным, Эштон растерянно теребит узел галстука, он ищет тему для разговора, пытаясь разбить вставшую между ними стену:

– Эта дама… жена доктора Таснина, вы с ней были знакомы?

– Несколько мгновений я думал, что сошел с ума, и Эйлин вернулась ко мне. Но я обознался, – едва слышно отвечает Герин и закрывает глаза. – И слава Богу, Эштон, что бы я сказал, если бы это была она.

Это снова какая-то тайна, и по дойстанской еще привычке Эштон не решается узнать сверх положенного, поэтому он не спрашивает, что значит для Герина “она”, и кто такая Эйлин. Вместо этого он молча садится на пол, прижимается щекой к бедру любимого и дожидается, пока тот запустит пальцы в его волосы.

Эштон вспоминает сегодняшний вальс и женщину в объятиях Герина. И вдруг решается высказать давно лелеемую идею:

– А ты не хотел бы обзавестись наследником?

Герин вопросительно вздергивает бровь, и он поспешно добавляет:

– Я договорюсь с какой-нибудь юной красоткой, она сможет стать матерью наших с тобой детей… за большое вознаграждение, естественно… Они даже будут братьями… или сестрами…

– О, Боже, – смеется Герин, – я говорил тебе, что ты совершенно аморальное чудовище? Нет, скажи, что это неправда, признайся, что ты просто заделал бастарда некой пейзанке, и хочешь теперь признать ребенка?

– Что же в этом такого аморального, – расстроенно шепчет Эштон. – Разве от этого не выиграют все стороны? По-твоему, достойнее заделать…

– Тшш… тихо, – Герин накрывает его рот ладонью и улыбается, глядя в глаза: – Все блондинчики будут моими.

– О… А ты знаешь, что, согласно новейшим теориям доктора Менделе, светлые волосы наследуются только если оба родителя – светловолосые. Вроде как темные – доминантные.

– Не знаю, что там за теории у твоего доктора Менгеле, а у всех дойстанцев волосы серебряные или рыжие, и это единственная доминанта, – фыркает Герин.

– Менделе, дорогой.

– Какая разница.

***

– Пойдем спать, – позвал Эштон, когда музыка закончилась.

– Ты иди… – Герин рассеянно пробежал пальцами по клавишам рояля и кивнул на коньяк: – Иди, а я еще посижу с моим пузатым горьким другом…

Эштон встал у него за спиной, положил руки на плечи, помедлил, вспомнил вчерашний бал, и задал тот самый вопрос, которой ему самому Герин задавал каждый день:

– Не расскажешь, что за дело ты провернул месяц назад? За сорок тысяч? – спросил он.

И получил совершенно безумную историю в ответ: об агентах Альбионриха, потерявшейся в предгорьях экспедиции и головокружительной охоте за королевским алмазом, который эта экспедиция нашла вместо древних храмов майранне.

Эштон с улыбкой слушал эту сказку и не мог поверить ни единому слову, но глаза Герина сияли восторгом и вдохновением, как когда-то давно во Франкшире, когда он рассказывал об арктических походах, и Эштон улыбался ему в ответ и думал, что это оказалось совсем нетрудно – увидеть его настоящего, надо было всего лишь спросить.

***Одна ночь из жизни потерянной экспедиции.

Чертовы альбионские агенты вновь уныло затянули свои национальные застольные песни. Герин вытащил себе собеседника из ближайшего салата и втирал ему про то, как скучает он по бескрайним снегам великой Родины.

– О, да, – соглашался его собеседник, – и вся королевская рать…

– Блядь! – остроумно срифмовал Френц и заржал.

– Мне кажется, – задумчиво протянул Герин, снова уронив альбионца в салат, – если забраться повыше в эти горы. Туда, где самые звезды. То там будет лежать снег. Как полагаете, друг мой?

– Определенно, – согласился Френц.

Френца тянуло на свежий воздух: подышать им, любуясь на звезды, поссать… Кстати да! Поссать. Он, пошатнувшись, встал из-за стола, сосредоточился, нашел точку равновесия… и уже твердым шагом направился к выходу из землянки. Правда, на лестнице ему показалось крайне уместно помочь себе руками: была она крутой и на четырех конечностях преодолевалась не в пример легче.

На свежем воздухе щебетали и ухали ночные птички, заливались хохотом сагенейские дьяволы.

– У, с-суки, – прошептал Френц, вытаскивая на волю свое немалое достоинство. Дьяволов он не любил: сколько раз они придавали его приятным снам о войне и застенках совершенно особое очарование.

Нежно прожурчала струйка и кончилась, а Френц, замечтавшись, глядел в небо, и звезд рассмотреть не удавалось. Внезапно рядом послышалось частое дыхание. Френц опустил голову.

– А! З-зайчик! Здравствуй, мой хор-роший…

Зайчик, облизнувшись, смотрел на него с загадкой в темном взоре.

– А смотри, что у меня есть, – решил поразить зайчика Френц и многозначительно поводил своим членом справа налево.

Зайчик чуть подался вперед, демонстрируя интерес, и словно бы даже принюхиваясь. Френц вдохновился и соблазняюще оттянул крайнюю плоть. Плоть начала набухать. Зайчик подошел поближе, склонил недоверчиво голову набок… А потом не выдержал, потянулся и лизнул красивую большую головку.

– Да-а-а, – простонал Френц. Как горячо. Как мокро. Как хорошо. Он опустил ладонь на темную голову, пропустил между пальцев густые шелковистые пряди. – Хороший мальчик.

– Френц, твою мать! – ему неслабо врезали в бок, а милый зайчик испугался и присел. – Отцепись от моего пса!.. Породу испортишь, дегенерат.

– Это ты мне весь кайф испортил, сволочь, – примирительно ответил Френц: Герин матерился только когда бывал по-настоящему выведен из себя.

Впрочем, друг быстро успокоился, тоже расстегнулся и уставился в небо:

– Красиво…

– Звезды, блядь, – согласился Френц.

– Иногда мне кажется, что всего этого просто не может быть, Френц. Что на самом деле вокруг зима, Дойстан, а мы с тобой обдолбались в подвале охранки. И Эштона нет.

Френц подумал и решительно отмел это предположение:

– Хуй! – а потом покосился вниз и добавил: – Кстати, у меня больше.

– Я тебе медаль сделаю, – оскорбился Герин. – Чтобы ты мог вспоминать об этом не только каждый раз, как мне рядом поссать приспичит.

Френц заржал.

– Нет, это точно не сон, – усмехнулся Герин. – В моем сне такой хрени не было бы никогда.

КОНЕЦ.

Октябрь 2010 – февраль 2011, редакция 2014 г

========== Драббл к “Офицеру и джентльмену”: Слоны весной ==========

В зоопарке было весело, Разу обожал сюда приходить, и старший брат с удовольствием потакал ему в этой прихоти.

– Френц, сегодня слонов выпустили! Пошли к слонам!

– Пошли, – улыбнулся Френц и выпендрежно закинул в рот жареный орешек. – Хочешь посмотреть на слонов, Герин?

Дядя Герин кивнул, разворачивая мороженое. Разу завистливо вздохнул: собственную-то порцию он сожрал за четыре укуса… Весеннее яркое солнце перемешивалось с дождем и отражалось на намокших погонах офицеров и серебряных волчьих кокардах, втроем они пошли к крытым галереям, а охрана тенями следовала за ними.

Слоны не впечатляли: они кучковались под навесом в дальнем конце вольера и демонстрировали посетителям преимущественно задницы. Разу прыгал на ограде и махал руками, пытаясь привлечь их внимание. В то же самое время он старательно делал вид, что не прислушивается к тихому разговору взрослых за спиной.

– По-моему, это дама, – рассеянно заметил Герин.

– Думаешь? – усомнился Френц. – А, впрочем, жопа ничего так. Я б выебал.

– В задницу? Не допрыгнешь.

– Нахуй жопу! В хобот! – горделиво заявил Френц. – Каково, а?

– Ну ты мужик, – с деланным восхищением протянул Герин, и они радостно заржали.

Разу обернулся к ним, тоже смеясь, и Френц смущенно покраснел под его взглядом.