Текст книги "В пустыне или друзья Джанджигита (СИ)"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

   Высокие кресла и вправду освободились, да что толку, если одновременно закрывались конторы, ликвидировались целые организации! Раньше местный люд ничуть не держался за рабочие места, поскольку всегда находилось что-нибудь равноценное, притом ближе к дому. Но теперь стало невозможно устроиться хотя бы дворником на полставки, и поговаривали, что будет еще хуже.

   Люди совершенно перестали покупать не только дорогие вещи, но даже повседневную одежду, и тратились только на продукты питания, так что поневоле пришлось закрывать один за другим магазины промторга, возведенные некогда энергией Черного Хасана, включая и трехэтажный универмаг напротив базара. (Вот вам и освободившиеся хлебные места!)

   Похоже, про Т. забыли не только в Москве, но и в своей столице. Знающие люди говорили, что там сейчас делят власть и имущество после ухода русских начальников. О Аллах, лишь бы поделили без драки и крови!

   А что же наша великая стройка, вопрошали иные? Почему не делят ее?

   Эта стройка устарела еще до начала строительства, отвечали им. Поэтому сегодня никто не хочет вкладывать деньги в эту гору бетона и железа. А минералы, из-за которых эту стройку и затеяли, дешевле покупать на мировом рынке. Не говоря о том, что еще нужно достраивать железную дорогу и многое другое. Вот и разберись тут...

   Два-три сезона растерянный народ кормился огородами и старыми припасами, но, осознав, наконец, что никто не поможет, что нужно как-то выживать самому, вернулся к древнему занятию, столь почитаемому на Востоке, – к мелкой торговле.

   Одни начали возить степные дыни на север, добираясь до Москвы и еще дальше – до вечно сырой второй русской столицы, другие же торили старую дорожку через пески к южным соседям, где никогда не проходила мода на хороший каракуль.

   Вернулись и к тому, дополнительному, заработку, о котором не принято говорить вслух, благо, с милицией теперь было проще найти общий язык – там остались все свои. И снова вокруг Т. по весне заалели маковые плантации, зазеленели конопляные делянки. И снова то в одной, то в другой чайхане можно было встретить приезжих, но не строителей, а купцов особого рода, готовых платить за неудобосказуемый товар звонкой монетой. Всё чаще попадались и обкуренные из числа своих. Старики ворчали: «В наше время джигиты не курили анашу!» Молодежь криво усмехалась между собой: «В ваше время... а вот поживите в наше!»

   После всех этих потрясений, коснувшихся каждой семьи, буквально каждого человека, многие ли помнили еще о Джанджигите?

   Матушка его сошла в могилу, так ничего и не поняв. Выросли его братишки и сестренки. Братишки, как и их неразумные дядья, пасут чужие отары, сторожат чужие плантации мака и конопли. Сестренки вышли замуж за таких же бедняков, как и они сами, и уже нарожали кучу босоногих, чумазых ребятишек. Словом, забот хватает, до воспоминаний ли тут?

   Если кто и вспомнит Джанджигита, то это его друзья.

   По-прежнему собираются они в старой чайхане у трех карагачей, ведут степенную беседу, решают важные вопросы и нет-нет да и вернутся к той давней истории. Загадка остается, ибо им по-прежнему ничего не известно о судьбе Мухаббат. Либо ее останки были укрыты более надежно, либо девушка всё-таки бежала... Но куда?

   Вот тут и начинается полет фантазии. Иногда они договариваются даже до того, что Мухаббат вывез с собой на вертолете тот самый Сановник, забрал ее в Москву, женился на ней, и сейчас она важная московская ханум, причем узнать ее невозможно, поскольку она сделала пластическую операцию, перекрасила волосы и вообще приняла облик европейской женщины.

   Иногда говорят о Черном Хасане. О нем тоже ничего не известно. Где он сейчас? Совершил ли хадж? Вообще-то о святых людях, о творимых ими добрых делах в народе всегда распространяется молва. Никаких слухов о добрых делах Черного Хасана в Т. никогда не долетало. Не было его имени и среди новых баев, поднявшихся словно на дрожжах. Может, он уже умер?

   Друзья сходились только в одном: похоже, им уже никогда не добраться до тайных истоков давней истории.

   31.

   Непостижимо, но их след отыскался!

   И Черного Хасана, и Мухаббат!

   Вот как всё произошло.

   Один из земляков, человек самых обыкновенных способностей, разве что отличающийся наблюдательностью да некоторой долей чрезмерного любопытства, будучи по торговым делам в столице соседней республики и проходя там по одной из улиц, совершенно случайно увидел Черного Хасана!

   Дело происходило в улице, подобные которой есть в центре любой среднеазиатской столицы. Небольшая, но широкая, очень тенистая, тихая, аккуратно заасфальтированная, с чистыми арыками и медовым воздухом, застроенная просторными особняками, она ясно говорила о том, что здесь обитают наиболее уважаемые горожане.

   Наш земляк оказался в этой особенной улице случайно – немного заплутал, недостаточно хорошо ориентируясь в чужом городе.

   Примерно на середине его обогнала роскошная иномарка цвета кофе с молоком, которая буквально через три десятка метров свернула к воротам одного из богатых особняков. Ворота автоматически раздвинулись, и автомобиль въехал во двор – тоже просторный, ухоженный, весь в цветах и зелени. Ворота опять лязгнули, но механизм вдруг заклинило, и створки на какое-то время остались открытыми, позволяя видеть часть двора.

   Именно в этот момент с ними поравнялся наш рассказчик, так уж всё совпало по воле Аллаха.

   И вот тут-то на залитое солнцем пространство двора откуда-то из тени вышел Черный Хасан! Он сильно постарел, еще заметнее похудел, немного сгорбился, но не узнать его было невозможно: та же круглая бритая голова, те же мохнатые брови и то же темное пятно на шее ниже левого уха!

   А теперь слушайте внимательно: сути и сам пока не пойму, за что купил, за то и продаю!

   В левой руке у Черного Хасана было небольшое ведерко с водой. Медленно проковыляв к остановившейся машине, он поставил ведро на асфальт, выудил из воды мокрую губку, отжал ее и принялся протирать багажник. Как какой-нибудь нищий мойщик машин! Черный Хасан! Не стыдясь молодых людей, которые без дела слонялись по двору!

   Из машины тем временем выбрались двое – женщина среднего возраста и стройный юноша. Молодые люди во дворе тут же замерли в неком почтительном ожидании.

   «Мухаббат!» – униженным голосом позвал Черный Хасан, добавив еще что-то, но разобрать было нельзя.

   Женщина, не поворачивая головы, свысока процедила какую-то фразу, и тут наш наблюдательный земляк разглядел, что это действительно и есть та самая Мухаббат, об исчезновении которой ходило множество догадок. Конечно, это была уже не та шаловливая красотка с капризно вздернутой губой и поступью танцовщицы. Она располнела, хотя и не до безобразия, сменила свой восточный наряд на брючный костюм, видимо, очень дорогой, остригла волосы, но узнать ее можно вполне. По всем приметам видно, что она важная ханум. Самое непостижимое, что теперь, кажется, Черный Хасан сам у нее в услужении, занимая одно из низших мест среди прислуги. Чувствовалось, что ответ Мухаббат вызвал в нем смятение.

   Что же касается стройного юноши, то он как две капли воды похож на Джанджигита. Тот же тонкий нос с дерзкой горбинкой, те же шелковистые усы, те же глаза раненого оленя.

   К слову сказать, бывший дом Черного Хасана под Большими Чинарами, где тот принимал когда-то московских кураторов, – просто жалкая лачуга по сравнению с тем дворцом-"сараем", во дворе которого он мыл машину. Вот только вряд ли этот «сарай» принадлежит Черному Хасану.

   Наш земляк, пожалуй, мог бы и побольше разузнать об обитателях богатого особняка с тенистой улицы, но он сильно торопился, поскольку именно в тот день ему предстояло возвращение домой. Однако он дал слово, что в следующую свою поездку обязательно наведет самые подробные справки о Черном Хасане, Мухаббат и стройном юноше, как две капли воды похожем на Джанджигита.

   32.

   Итак, друзья Джанджигита получили обильную пищу для размышлений. Теперь у них было достаточно сведений, чтобы попытаться восстановить достоверный ход минувших событий. Несколько вечеров в чайхане не пропали даром, и вот какая картина у них получилась.

   Бандиты схватили обоих – и Джанджигита, и Мухаббат. Поначалу к ним относились без грубостей. Однако, едва стало ясно, что выкупа не будет, как начались страшные истязания. И всё же испить чашу страданий до дна, до последней капли, довелось одному Джанджигиту.

   Мухаббат удалось бежать, благодаря то ли случаю, то ли своей ловкости. Могла ли она содействовать спасению своего любимого? Скорее всего, нет. Ведь опасность подстерегала ее за каждым углом. С одной стороны, за ней охотились бандиты, с другой – выслеживали люди Черного Хасана. В милиции и прокуратуре ее могла подстерегать коварная ловушка.

   И всё же она сумела встретить кого-то, кто вывез ее в безопасное место.

   Затем, очевидно, она добралась до каких-то очень дальних родственников, о которых не знал даже Черный Хасан, и те предоставили ей убежище. А нуждалась она в покое еще и потому, что носила под сердцем ребенка Джанджигита.

   Окольными путями к ней приходили вести о событиях в теперь уже далеком Т. Она узнала, какой лютой смертью небеса наказали убийц Джанджигита и ее мучителей, затем – о духовном перерождении своего бывшего хозяина и о том, что он великодушно простил влюбленных. Из последних сообщений вытекало, что в городе не знают всех обстоятельств произошедшего и по-прежнему считают, что влюбленные бежали вдвоем. Может, во всей вселенной только она одна знала правду. Теперь, когда опасность миновала, Мухаббат была готова отправиться в Т., чтобы открыть людям глаза, однако же ей пришлось на время отложить это намерение, поскольку настали дни, когда ей следовало избегать волнений.

   Судьба распорядилась так, что малыш появился на свет именно в тот день, когда из канала выловили жуткий мешок. И, конечно же, Мухаббат назвала сына Джанджигитом.

   Вскоре ей стало известно, что следствие почти в точности восстановило картину убийства Джанджигита, так что ее показания уже ничего не могли изменить, и поездка в Т. потеряла смысл, тем более, что и Черный Хасан навсегда покинул город.

   Вдобавок, пришло время подумать о будущем. Своего имущества у Мухаббат не было. Средства, вырученные от продажи золотых украшений, уже заканчивались, а родственники сами едва сводили концы с концами.

   И тогда она решилась ехать к Черному Хасану и просить его о помощи, хотя бы ради ребенка. Несмотря на достоверные слухи о духовном перерождении этого властного человека, она отправилась в путь с большой тревогой в сердце.

   Но все ее страхи рассеялись, едва она предстала перед Черным Хасаном. От принял ее как родную дочь, а маленького Джанджигита – как собственного, горячо любимого внука. О возврате к прошлым отношениям и речи не могло идти. Черный Хасан, человек, постигший истину, позаботился о том, чтобы мать и сын ни в чем не нуждались.

   Прошло несколько лет. Боль утраты улеглась. Мухаббат вышла замуж по любви и переехала с подрастающим Джанджигитом на родину мужа – в столицу соседней республики. Муж ее, человек глубоко порядочный и честный, носитель прогрессивных взглядов, обретя семейное счастье, быстро сделал блистательную карьеру и стал одним из самых видных людей в своей республике.

   Между тем, умерли обе старшие жены Черного Хасана, а его собственные дети давно уже жили отдельно. Сам же черный Хасан, кроме того, что он начал сильно хворать, очень скучал о маленьком Джанджигите, к которому привязался всей душой.

   И вот тогда муж Мухаббат, человек исключительного благородства, предложил Черному Хасану поселиться у них и сделаться духовным наставником юноши – домлой.

   Черный Хасан со слезами радости на глазах согласился, заявив, однако, что он пробудет рядом с Джанджигитом до его совершеннолетия, а после отправится путешествовать по святым местам, тем более, что настали времена, когда подобные намерения поощряются властями.

   Итак, вот уже несколько лет Черный Хасан скромно обитает в доме мужа Мухаббат. И хотя семья живет в достатке и даже имеет прислугу, Черный Хасан, как воистину святой человек, доказавший, что любой грешник может одуматься и заслужить прощение у всевышнего, не чурается самой грязной, черной работы, к которой и прежде имел склонность. Но если раньше под черной работой подразумевались всяческие нечистые дела, махинации и двойная бухгалтерия, то теперь эту работу надо понимать в буквальном, первозданном смысл: он, например, сам моет машину своего внука, являя окружающим образец смирения, преодоления гордыни.

   Вот какое продолжение трагической истории сочинили друзья Джанджигита, почти не сомневаясь, что если и ошиблись в чем-то, то самую малость. Например, они не знали точно, как именно Мухаббат назвала сына, но разве можно вообразить, что после случившегося она выбрала бы для него другое имя? Не очень-то внятно представляли они и то, чем занимается муж Мухаббат (которого выдумали целиком), откуда такой шикарный особняк и многочисленная прислуга? А впрочем, разве это главное?

   Суть в том, что справедливость восторжествовала во всей своей полноте. Дух Джанжигита воплотился в его сыне, и, наверное, сами ангелы ведут этого славного юношу по жизни, воздавая ему всё то, чего недополучил его несчастный отец.

   Что же касается неуважительного ответа, якобы прозвучавшего из уст Мухаббат на вопрос Черного Хасана, то наш земляк, несомненно, ошибся в выводах. Да он ведь и сам признался, что наблюдал за сценкой во дворе какую-то минуту. Уже со второй попытки створки вором сомкнулись перед ним.

   33.

   По ходу повествования мы уже упоминали, причем неоднократно, что среди обитателей Т. были и такие, кого молва величала знающими людьми.

   Что же в них такого особенного, в этих знающих людях? Кто они, собственно, такие?

   Объяснить это очень трудно, но всё же попробуем.

   Суть вовсе не в начитанности или образованности и уж точно не в чине или богатстве. Были, конечно, среди знающих людей и книгочеи, и обладавшие немалым доходом, но были и такие, кто годами не брал в руки книгу и ходил в дырявом чапане.

   Главное, пожалуй, заключалось в том, что в любом событии знающие люди видели не его блестящую оболочку, а некий скрытый смысл, темную сердцевину, сокровенную пружину, невидимую для человека обыкновенного.

   Наверное, у этих знающих людей зрение было устроено как-то иначе. Ибо нередко случалось, что весь город сходился во мнении относительно какого-либо происшествия, и только знающие люди называли совсем другую причину, казавшуюся даже невозможной. Народ порой недоумевал: перехвалили, мол, знающих людей, уж на этот раз они определенно ошибаются! Но проходило какое-то время, и оказывалось, что правы были именно знающие люди. Однако ничего не менялось. При следующем происшествии народ снова недоумевал. А после снова оказывалось, что правы были именно знающие люди. Так продолжалось из поколения в поколение.

   Наверное, поэтому у знающих людей выработалась особая манера поведения. Они никогда не устремлялись в жаркий спор, никому ничего не доказывали с пеной у рта, лишь скептически усмехались да негромко переговаривались между собой. Казалось, уж сейчас-то они точно ошибаются, но нет, опять получалось по поговорке: «И сорок лет для правды не срок – выйдет наружу». Но иногда и впрямь приходилось ждать для этого едва ли не сорок лет. А то и более.

   И вот что еще интересно: чтобы добраться до сердцевины событий, знающим людям вовсе не требовался полный объем сведений по тому или иному делу. Порой они составляли картину по нескольким малозначимым фрагментам, на которые прежде никто не обращал внимания.

   Никто из друзей Джанджигита не относился к кругу знающих людей.

   Не принадлежали к этому узкому кругу и отцы друзей, хотя стояли они к нему, может, ближе остальных.

   Не был знающим человеком и Мумин-бобо, хотя он, как правило, угадывал грядущее. И всё же он оставался в глазах земляков только гадальщиком. А знающие люди не гадали. Они ЗНАЛИ. Вот только делились с окружающими этим своим знанием крайне редко.

   Несмотря ни на что, в городе ими гордились.

   Но кто же они, кто?! Покажите нам хоть одного из этих умников!

   34.

   Фархад М., несомненно, принадлежал к сообществу знающих людей.

   Никакой не аксакал и не бобо, он был фактически ровесником друзей Джанджигита, ну, может, на два-три года старше. Во всяком случае, в детстве они на равных вместе ловили за холмами ящериц и змей.

   В десятилетнем возрасте родители отвезли Фархада к влиятельным родственникам в столицу республики, где он посещал русскую школу, а в Т. с той поры приезжал уже только на летние каникулы, да и то не каждый год.

   Затем среди соседей прошел слух, что Фархад поступил в московский институт.

   За период учебы он приезжал в Т. всего дважды. Не чурался общения с соседями и знакомыми, охотно встречался с друзьями детства, был неизменно ровен и вежлив со всеми земляками. Но никаких подробностей его московской жизни выведать у него было невозможно, поскольку он, несмотря на молодость, в совершенстве овладел искусством шутливо и вместе с тем туманно отвечать на самые каверзные вопросы. По его манерам однако, чувствовалось, что он не потерялся в большой столице, а может, и нашел в ней удобную нишу для себя.

   Затем тоненький ручеек слухов о Фархаде и вовсе иссяк, поскольку его родители продали свой дом в Т. и вместе с домочадцами перебрались в долину.

   Фархад нежданно-негаданно объявился в Т. на второй год после краха великой стройки.

   Теперь его было не узнать. Он отпустил бороду и носил старый чапан, подпоясанный шелковым платком. К этому его наряду не очень-то подходили золотые очки, которые он тот и дело водружал на свой длинный и ровный нос. Да и трубка-телефон, только-только вошедшая в моду, тоже выглядела странно, когда он извлекал ее из кармана чапана.

   Только не надо думать, что этот человек сделался новым дервишем, которые снова расплодились повсюду.

   Вот уж нет!

   Первым делом Фархад купил у городских властей, не торгуясь (так, по крайней мере, рассказывали), немалый участок земли, примыкавший к Большим Чинарам. Участок обнесли дощатым забором. Затем сюда привезли экскаватор, который выкопал огромный и глубокий котлован.

   Прошло всего несколько месяцев, и над этим котлованом вырос просторный трехэтажный особняк по меньшей мере, еще два этажа находились в подвале) из лучшего кирпича, который возили со станции в специальной упаковке. Возвели и вместительный гараж на несколько автомобилей, прочие хозяйственные постройки. Дощатый забор вскоре снесли, заменив его оградой из того же лучшего кирпича. Высотой ограда была в два человеческих роста. В двух местах в ограду были вделаны массивные металлические ворота.

   В новостройке, помимо Фархада, поселились еще с десяток бородачей, немногословных, но весьма решительного вида. Иногда приезжали гости из долины, среди которых были и женщины. Сам Фархад нередко тоже отлучался в долину, но всегда не более, чем на три-четыре дня.

   Вот вам и дервиш!

   Прошло совсем немного времени, и люди перестали гадать, зачем человек, имевший в Москве удобную нишу, перебрался в такую глушь, как Т.

   Маковые и конопляные плантации, вы поняли? Теперь ведь никто не выискивал их с вертолета. Никто их не уничтожал. Но каждая семья выращивала урожай сама по себе. Сама искала купца на свой товар. Вот люди Фархада и установили порядок в этом деле. Теперь весь товар шел только через них. Чужаки-купцы в Т. больше не появлялись. Словом, у маковых и конопляных плантаций появился один хозяин. Ходили также туманные слухи, что Фархад постепенно прибирает к рукам и плантации вокруг Н. Люди шептались, будто далеко в степи нашли трупы некоторых тамошних купцов.

   Впрочем, тема эта опасная, и нам лучше о ней не распространяться. Тем более, что для нашего повествования сказанного вполне достаточно.

   Отметим только, что Фархад стал не только хозяином плантаций, но и фактическим хозяином города.

   Притом, люди заметили, что он склонен охотнее решать вопросы в пользу просителей. Иной раз шел какой-нибудь бедолага к новому раису в его контору, а там отказывали в прошении, почти открыто требуя подношения. Тогда человек шел к Фархаду, излагал ему свое дело. Фархад обычно звонил чиновникам, и те вмиг улаживали вопрос, да еще просили прощения за волокиту.

   При этом Фархад вел себя скромно и без зазнайства, охотно давал деньги в долг за самый ничтожный процент, совсем уж бедным помогал безвозмездно, жертвовал на мечеть.

   Сердился он только тогда, когда кто-нибудь из земляков принимался куражиться, обкурившись анаши. Вот этого он терпеть не мог! Однажды самолично отхлестал одного мальчишку, который беспричинно хохотал посреди улицы, затем велел принести ножницы и выстриг тому полголовы, да еще надрезал при этом ухо – случайно, конечно. Люди одобрили такое наказание. Что же это будет, если в Т. начнут повально баловаться дурью?!

   Ходил он всё в том же старом чапане, хотя люди заметили, что, выезжая в долину, он надевал самый модный костюм.

   Иногда он любил прогуляться по окрестностям Т. – в одиночестве, задумавшись о чем-то. Порой мог зайти в чайхану, заказать чайник чаю со свежей лепешкой и наватом и даже вступить в беседу с другими посетителями, в которой, впрочем, он больше слушал, чем говорил. Если ему задавали серьезные вопросы о большой политике, о судьбах мира, о прогнозах на будущее, он чаще отшучивался, если просили конкретного житейского совета, а тем более помощи – отвечал серьезно и всегда с пользой для просившего. И даже когда он молчал или сидел задумавшись, в нем чувствовалось нечто значительное.

   Чаще всего Фархад заглядывал в чайхану у трех карагачей, где нередко находились и друзья Джанджигита. Те почему-то робели в его присутствии и даже говорили ему «ака», хотя фактически он был товарищем их совместных детских игр. За чайником чая они перебрасывались словечком-другим – о погоде, о воде, о видах на урожай (но только не маковый и конопляный).

   Черного Хасана и Мухаббат, понятное дело, Фархад знать не мог. Но Джанджигита помнил наверняка.

   Но и о Джанджигите они не заговаривали ни разу. До поры. Так уж получилось.

   35.

   Как-то раз под вечер друзья направились в свою любимую чайхану у трех карагачей. Только что они проводили в столицу соседней республики того самого земляка и рассчитывали, что через неделю-другую тот привезет самые свежие новости о Черном Хасане, Мухаббат и юном Джанджигите. И сейчас, входя в чайхану, они горячо обсуждали эту тему.

   В чайхане находился только один посетитель, и это был Фархад!

   (Провидение, что ли, позаботилось об этой встрече?)

   Сама чайхана представляла собой два старых айвана, скрипучих и низких, стоявших над широким арыком, крышей же служили густые кроны трех могучих деревьев. Сбоку, под навесом, кипел большой самовар, тут же на двух колченогих столиках теснились десятка три маленьких фарфоровых чайничков и полсотни разнокалиберных пиал с щербинками на краях от долгого использования. На двух подвесных полках примостились пачки с чаем – зеленым, черным и китайским желтым, а также кулечки со сладостями и куртом. На тумбочке стоял таз, в котором нежились еще горячие, только что из тандыра, благоухающие кунжутом лепешки, укутанные в кусок чистой материи. Лепешки приносила из дома жена чайханщика – Салима-апа, о которой мы уже упоминали в этой истории.

   Фархад негромко беседовал о чем-то с чайханщиком Али, человеком худосочным и болезненным, обремененным большим семейством, человеком, несомненно, относящимся к числу незнающих, вдобавок, боязливым по натуре и подверженным всевозможным суевериям.

   Поздоровались по обычаю. Фархад на правах старшего сделал гостеприимный жест, и они расположились на этом же айване. Как-никак всё же они были друзьями детства.

   Али, досконально изучивший вкусы своих клиентов, без лишних вопросов принес горячие лепешки, курт и нават, расставил пиалы. Затем поставил в круг полдюжины чайников и пошел заваривать еще.

   Фархад от дополнительного чайника отказался. Было ясно, что он покинет чайхану в самом скором времени, лишь только отдаст долг вежливости.

   Немного поговорили о погоде, о том, что пухляков в степи стало меньше. Затем кто-то из друзей воскликнул, как бы перекидывая мостик к прерванному разговору:

   – Эх, жаль, что с нами нет Джанджигита! А ведь мы ему говорили!

   – Джанджигит? – равнодушно переспросил Фархад. – А, помню... Такой красивый паренек, похожий на ангелочка... Очень боялся варанов и лягушек! Кстати, а где он сейчас? Почему его не видать?

   Возникла звенящая пауза.

   Друзьям потребовалось какое-то время, чтобы осознать: Фархад хоть и помнит Джанджигита, но ничего не знает о его судьбе, поскольку приехал в Т. после того, как эту историю заслонило крушение великой стройки. А они, истинные друзья Джанджигита, никогда прежде не говорили о нем с Фархадом лишь потому, что не было повода.

   – Он умер... – тихо выдохнул, наконец, один из друзей.

   – Умер? – Фархад сделал глоток чаю, ничуть не изменившись в лице. – Очень жаль.

   – Умер такой смертью, какой не пожелаешь и врагу! – и тут друзья заговорили наперебой.

   Поначалу, казалось, Фархад слушал из одной лишь вежливости. Пару раз он даже глянул на часы, как бы намекая собеседникам, что не располагает временем для выслушивания долгих старых историй.

   Но друзья, разгоряченные воспоминаниями, не замечали его намеков, дополняя друг друга.

   Едва прозвучали имена Черного Хасана и Мухаббат, как реакция Фархада изменилась. В его бездонных черных зрачках вдруг вспыхнули искорки интереса. В какой-то момент он громко хлопнул в ладоши и воскликнул:

   – Так вот кто она такая, Мухаббат! – Затем усмехнулся: – До чего же тесен мир, друзья! В нем ничего не происходит, но он полон перемен! Неужели Черный Хасан держал когда-то тут всех в узде?! И Мухаббат была его наложницей? Рабыней этого старика с ведром и губкой? – тут он вскочил с айвана и принялся энергично расхаживать взад-вперед вдоль арыка под тремя карагачами.

   Друзья сначала растерянно переглянулись, затем сообразили, что в отличие от них Фархад никогда не видел Мухаббат здесь, в Т., и не знает, какой она была красавицей, когда красила хной свои ладони и ступни. Зато – эта мысль посетила их следом – Фархад, очевидно, знает нынешних Мухаббат и Черного Хасана, может, даже знает очень хорошо, за исключением того обстоятельства, что когда-то те жили в Т. И вот сейчас, когда недостающее звено так неожиданно встало на место, Фархад, несомненно, пришел к некоторым выводам, которые обескуражили его самого.

   Во всяком случае, друзья впервые видели всегда выдержанного, невозмутимого Фархада в таком возбужденном состоянии. В его сознании будто вспыхнул некий факел, в свете которого эта полузабытая история выглядела совершенно иначе.

   Друзья вдруг и сами почувствовали, что у них от волнения пересохло в горле, и невольно потянулись за своими пиалами.

   А Фархад продолжал ходить вдоль арыка, тихо бормоча что-то про себя, то усмехаясь в бороду, то удивленно оглаживая ее.

   – Так вот какая она, Мухаббат! – снова воскликнул он, резко вдруг остановившись.

   Друзья переглянулись, поняв друг друга без слов: кажется, им нет нужды дожидаться возвращения земляка, уехавшего в столицу соседней республики, где в доме на тенистой улице обитают Мухаббат и Черный Хасан, а также Джанджигит-младший. Не исключено, что все ответы они получат прямо сейчас.

   Ответы, однако, пришлось пока давать им, ибо Фархад принялся задавать друзьям вопросы. Вопросы порой были самые неожиданные , на первый взгляд, никак не вытекали друг из друга, но для Фархада, судя по всему, они являлись лишь подтверждением некой уже созревшей догадки.

   Наконец, он уселся на прежнее место, уже справившись с волнением.

   – Дустлар! – произнес он в несколько торжественной манере, которая, однако, не отменяла его всегдашней тонкой иронии. – У нас с вами появилась уникальная возможность бросить взгляд на загадку этой истории с двух сторон. Вы хорошо знали ее участников в прошлом, до их отъезда из нашего славного Т., но затем потеряли след этих людей. Я же, со своей стороны, по капризу судьбы, был связан с этими людьми в последний период, не зная до последней минуты, что когда-то они обитали в Т. и имеют непосредственное отношение к злой участи Джанджигита, которого я хорошо помню. Продолжим же мысленно каждую из этих линий, а затем рассмотрим внимательно область их пересечения. Быть может, тогда нам откроется истина... – Он задумался ненадолго и добавил: – Нет, дустлар, тут не восточная сказка! Тут дело современное: дерзко задуманное, точно рассчитанное и жестко исполненное. А Джанджигит... Что ж, жаль парня!

   36.

   – В этой истории, как ее толкуют очевидцы, зерна перемешаны с плевелами, и потому мы должны тщательно отделить их друг от друга, – начал Фархад после того, как сделал пару глотков свежезаваренного чая. – Чтобы нам не сбиться с пути у самых истоков, давайте прежде всего установим мотивы, которыми руководствовались наши герои. Я, конечно, должен в значительной степени довериться своему воображению, особенно по части Мухаббат и Черного Хасана, о прошлом которых имел до этой нашей беседы самые скудные сведения. Но вы поправите меня, если я, заблудившись среди барханов допущений, поведу караван здравого смысла не в ту сторону. Договорились? Вот и хорошо!

   Начнем с нашего друга Джанджигита.

   Итак, Джанджигит – славный парень! Все искренне любили его. Все его жалели. Он казался таким слабеньким, таким несчастным. Что всем нам хотелось оказать ему покровительство, причем мы были уверены, что наше покровительство он принимает с благодарностью и молится на нашу доброту. И мы, наверное, очень удивились бы, узнав, что это робкое сердце переполнено не только тщательно скрываемой обидой, но и униженной гордостью.

   Старые долги, ответственность за семью, необходимость выносить сочувственные вздохи соседей были слишком тяжким грузом для его ранимой души. Согревала его только одна мечта – однажды он пройдет по своей улице щегольски одетым, с богатыми подарками для младших, и все зашепчут вслед: «А ведь наш Джанджигит – настоящий мужчина, он сумел по воле Аллаха и благодаря своей настойчивости вырваться из нищеты, стать достойным, уважаемым человеком!» Зов этой мечты слышался ему даже во сне.