Текст книги "В пустыне или друзья Джанджигита (СИ)"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

   – Ты прав, о Фархад! Так оно, наверное, и было... – заворочались на айване несколько смутившиеся друзья.

   – Черный Хасан – не тот, которого знаю я, а тот, о ком рассказывали вы, – натура, на первый взгляд, противоположного склада, – продолжал Фархад. – о мы легко обнаружим у него немало общего с Джанджигитом.

   Друзья удивленно вскинули головы и уставились на говорившего, но возражать вслух никто не стал.

   – Директор промторга, который, казалось бы, имел всё, кроме птичьего молока, тоже страдал от неудовлетворенности своего затаенного желания, – пояснил свою мысль Фархад. – Демоны искушения постоянно терзали его душу. Черный Хасан, как и Джанджигит, таил глухую обиду на судьбу, которая обделила его еще при рождении. Он страдал оттого, что принадлежность к незначительному роду не позволяла ему занять более достойное место под солнцем, и поставил целью любой ценой утвердиться среди избранных.

   Но и отличия двух этих натур были велики.

   Черный Хасан, конечно, тоже уповал на помощь Аллаха, но твердо верил при этом, что каждый человек – сам хозяин своей судьбы. Он не мечтал, он решительно шел к цели, имея четкий план действий и уверенно осуществляя его пункт за пунктом, используя то подкуп и лесть, то хитрость и силу. Чужая жизнь не значила в его глазах ровным счетом ничего. Не боялся он и крови.

   Джанджигит же жил в мире смутных романтических мечтаний, которыми не делился даже с вами, лучшими друзьями. Он и жаждал значительных перемен в судьбе, и Вт о же время ничего не предпринимал сам, уповая, что однажды свершится чудо и всё изменится волшебным образом само собой. Надо признать, у него были некоторые основания для такого рода надежд. В последнее время он всё отчетливее начал осознавать, что наделен замечательной, редкостной, нежного типа мужской красотой, которая еще не раскрылась в полной степени, но является неким ключом, способным открыть дверцу в желанный, сказочный мир грез.

   Будем откровенны: вы, его друзья, не понимали этих его устремлений. Вы не видели, что он уже тяготится вашим обществом и приходит на встречи больше по привычке, а еще вернее. Чтобы избежать последующих докучливых расспросов. Но любой толчок извне мог уже вызвать необратимые потрясения.

   Никто из друзей снова не возразил. Может, и были несогласные, но и они, видимо, решили про себя, что поспорить можно позднее, а сейчас главное – не прерывать рассказчика, который едва ли не впервые на их памяти пустился в столь обстоятельный разговор.

   – Теперь пару слов о Мухаббат... – продолжал Фархад. – Тут я вступаю на слишком зыбкую почву и полностью вверяюсь своему наитию, которое, однако, редко меня обманывало. Итак, Мухаббат...

   Наложницей, а фактически – рабыней, она стала, очевидно, лет с одиннадцати-двенадцати, и за то десятилетие, что провела в этом качестве до известных событий, познала всю изнанку человеческих отношений – отношений между властным хозяином и его живой игрушкой. Не было ничего такого, что уже могло бы ее удивить. И уж, конечно, эта гурия не верила в красивые сказки. Напротив, она хорошо знала, с каким погребальным звоном разбиваются мечты и надежды. Надо полагать, тетушки, жившие в доме Черного Хасана и надзиравшие за ее поведением, были вовсе не родственницами хозяина, а всего лишь его служанками, из бывших наложниц, прошедших когда-то такой же путь, каким она шла сейчас. И она, конечно же, видела, что за жизнь у этих тетушек, как они дрожат за свое будущее, ибо стоило любой из них прогневить Черного Хасана. И тот мог вышвырнуть провинившуюся за порог без всяких средств к дальнейшему существованию. Этот живой пример, да еще в трех экземплярах, был каждодневно перед ее глазами. Понимала Мухаббат и то, что ее красота не вечна, пройдет еще несколько лет, и она увянет. Никакие румяна не помогут, никакая хна – что тогда? У нее был сильный волевой характер, и она не собиралась предоставлять решение своей судьбы слепому случаю или неторопливому течению времени. Природа одарила ее сметливым умом, расчетливостью, хитростью, а также умением скрывать свои замыслы за маской в меру капризной и дерзкой, но пустоголовой красивой куклы. Кроме того, у нее был некий дар, о существовании которого в Т., полагаю, мало кто догадывался. Ибо этот свой дар она еще ловчее скрывала до поры от окружающих.

   – Что же это за дар, о Фархад? – осмелились, наконец, подать голоса оцепеневшие в ожидании развязки друзья.

   – Ученые люди называют этот дар способностью к нейролингвистическому программированию, – ответил Фархад. – Но мы не будем пользоваться столь мудреным названием. Скажу проще: «цыганский глаз». Согласен, определение не вполне корректное, зато понятное всем. Да, Мухаббат умеет своим взглядом погружать на короткое время своего собеседника в состояние беспамятства и диктовать ему свою волю. То есть, не каждого, конечно. Лишь того, кто относится к категории людей внушаемых. А наш Джанджигит был. Конечно, очень внушаемым парнем. Опять же, в отличие от Черного Хасана. Впрочем, не будем забегать вперед.

   – А ведь так оно и есть! – воскликнул один из друзей. – Ходили туманные слухи, что у нее дурной глаз, что она ведьма! Но затем волна сочувствия погасила эти слухи.

   – Запомним это, – кивнул Фархад. – Был у Мухаббат еще один талант, но его я коснусь позже, чтобы не нарушать сейчас соразмерности наших рассуждений. Итак, в лице Мухаббат мы видим чрезвычайно талантливую особу. И эта особа в точности знала, чего хочет от жизни. Это родним ее с черным Хасаном. Вот только цели у них были разные.

   – Какая же цель могла быть у капризной красотки? – недоверчиво переспросили друзья. – Не слишком ли высоко ты возносишь эту особу, о Фархад?

   – Она хотела стать госпожой, – уверенно ответил тот. – Хотела, чтобы ее называли «ханум» – с подобострастием, низко кланяясь. Хотела сама распоряжаться средствами и людьми, влиять на события. Только ради этого она и играла роль капризной красотки. Нет также сомнений, что она получала тайные предложения от других, более состоятельных и влиятельных мужчин. Она могла бы пойти на содержание к другому хозяину, жить в большом зеленом городе, проводить время приятно и весело, а не сидеть взаперти за высоким дувалом под надзором завистливых тетушек, глотая глинистую пыль, которая проникает даже в закрытый холодильник. Почему же она держалась именно за черного Хасана? Почему, вероятно, даже рассказывала ему об этих тайных предложениях со стороны? Если мы ответим на подобные вопросы, то многое поймем в этой истории, – Фархад обвел взором притихших друзей.

   – Один только всевышний может ответить на подобные вопросы. – отозвались те.

   – Напротив, ответ достаточно прост и лежит на поверхности, – спокойно возразил Фархад. – За годы их близости она хорошо изучила душу Черного Хасана и научилась играть ее струнами. Но какую же пользу она рассчитывала получить от этой игры?

   Снова долгая пауза. Лишь чайханщик Али, давно уже присоединившийся к слушателям, негромко икал.

   – Ведь Черный Хасан, надо полагать, приехал в Т. с далеко идущими планами, продолжил между тем Фархад. – На великую стройку, которая развернулась здесь, государство отпустило большие деньги. А там, где варятся большие деньги, всегда есть возможность снять густой навар. Вот за этим-то наваром и приехал Черный Хасан, презрев все тяготы и лишения. Будучи талантливым организатором, он создал мощную торговую систему, присосался к множеству других источников и за несколько лет сколотил целое состояние. Но деньги были нужны ему не сами по себе. С их помощью он рассчитывал выстелить дорогу к вершинам власти. Вот тут – ключ ко всему, что произошло.

   – Весь город знал, что Черный Хасан – богатый человек, – вздохнули друзья. – Как и о том, что он держит свои сокровища за тысячью хитрых запоров.

   – Так ли уж хитры были эти запоры? – сощурился Фархад. – Давайте прикинем. В те времена, когда каждому человеку предписывалось жить на его конкретную зарплату, хранить «черные» деньги, да еще такие огромные, было весьма непростой задачей. Раздробить их на сотни и тысячи мелких вкладов в сбербанк было бы величайшей глупостью – ведь тайна вклада существовала только на бумаге. Спрятать, зарыть где-нибудь дома? Но домой могли придти с обыском. Обыск могли устроить и у родственников, даже самых дальних, всем вам известно о таких случаях. Еще одна страшная опасность грозила владельцу тайных сокровищ: государство могло в любой момент провести замену денежных знаков – подобные реформы проходили на вашей памяти несколько раз. Попробуй-ка обменять свои нетрудовые доходы в короткий срок! Что же оставалось подпольному советскому миллионеру, живущему на Востоке? Только одно? Заранее обратить наличность в золото и драгоценности, а те хранить в тайниках, обязательно вне дома, но так, чтобы за тайником был постоянный надзор. Некоторые устраивали действительно очень хитрые тайники.

   – Какой же тайник мог устроить Черный Хасан? – трепеща, спросил чайханщик и снова икнул.

   – Откуда мне знать?! – рассмеялся Фархад. – Правда, доводилось мне слышать притчу о некоем хитроумном директоре комбината стройматериалов, который прятал свой «черный» сейф на свалке, расположенной за забором его предприятия. Сейф был умело вмазан в безобразную глыбу бетона, громоздившуюся в зарослях бурьяна. Из глыбы под разными углами торчали острые прутья арматуры. Этакая неуклюжая каракатица – ни краном подцепить, ни бульдозером подъехать. Так и лежала она годами, не вызывая ни малейшего интереса у тех, кто по какой-либо надобности углублялся в этот пыльный и зловонный угол. Причем, глыбу было видно даже с дороги, и всякий раз, проезжая мимо, – на работу с работы – директор впадал в состояние блаженства, наблюдая абсолютную сохранность своего тайника, помещенного фактически на глазах у всего коллектива. А еще у него был в услужении верный человечек, в обязанность которого входил, ну скажем так, визуальный контроль территории свалки. Заметьте, этот верный человек понятия не имел ни о каком сейфе. Ему была названа какая-то другая причина его странной обязанности. Тем не менее, пусть и неосознанно, он выполнял роль своеобразного сторожа-пугала. Но и это не помогло. Однажды директору понадобилось дать крупную взятку. Золотом. Глухой ночью он отправился к тайнику. Естественно, один. На его беду, в бурьяне ночевали двое бомжей. Они всё видели. Когда директор ушел, они отковыряли свежую замазку и попытались открыть стальную дверцу. За этим занятием их и застала охрана. Дверцу открыть, конечно, и они не смогли, но весть о находке быстро облетела всю округу. Не прошло и часа, как на свалке появились люди из известного всем комитета. Эта история учит тому, что не бывает абсолютно надежных тайников. Рано или поздно кто-нибудь да проникнет в пещеру сокровищ!

   – Не хочешь ли ты сказать, о Фархад, – обратились к рассказчику друзья, – что кто-то чужой добрался до тайника Черного Хасана и почерпнул из него полными горстями?

   – Именно к этому я и веду! – кивнул Фархад. – Но с двумя существенными уточнениями. Этот «кто-то» был не такой уж и чужой. И целью было не почерпнуть полными горстями, а забрать всё, до последнего колечка!

   – Я понял! – вскричал вдруг тоненьким голоском побледневший чайханщик – муж Салимы-апы. – Это всё Сановник! Недаром же он зачастил в тот период в наши края! Недаром звонил одной из тетушек! Это она навела его на след тайника! Известно также, что Сановник искал не деньги, а порочащие его фотографии. Но когда его люди нашли тайник, то не устояли перед искушением забрать и золото! – и Али победно осмотрел присутствующих.

   – Не было никаких фотографий! – возразили друзья. – Черный Хасан твердо отрицал их существование.

   – Нет, были! – стоял на своем чайханщик. – Зачем же тогда Сановник беспокоился, ехал в такую даль?

   Какое-то время они спорили до хрипоты, затем вопросительно уставились на Фархада, как на беспристрастного арбитра.

   – Я того мнения, что фотографий действительно не было, – ответил тот. – Учитывая уровень технической грамотности обитателей дома, а также полумрак, всегда царивший в глубине помещений, было бы весьма проблематично получить качественные снимки без фотовспышки, которая, несомненно, выдала бы нашего паппарацци. Да и что такое фотографии? Ведь всегда можно сказать, что снят другой, специально загримированный человек, что это гнусная фальшивка и всё такое прочее.

   – Но ведь Сановник приезжал!

   – Значит, было что-то другое, чего он действительно опасался.

   – Что же это, если не фотографии? – не унимался осмелевший вдруг Али.

   – Что-нибудь более простое и неоспоримое. Например, запись на диктофоне. Предположим, Сановник действительно оставался в уединенной комнате с танцовщицей из музыкального театра. Черный Хасан уверял его, что красавица не понимает по-русски ни слова. Та умело вела свою роль. А Сановник прилично выпил. Может, ему в пищу добавили немного зелья, которое развязывает язык. Он расслабился. Вольность в мыслях появилась необыкновенная. Ему захотелось выговориться хотя бы перед этой восточной красавицей. Захотелось рассказать, какой он великий и незаменимый, сколько дураков и завистников вокруг. Может, он выболтал ей какую-нибудь государственную тайну. А может, просто рассказал какой-нибудь забавный случай из жизни Большого Хозяина, рисующего того в неприглядном свете. Он рассказал и забыл. А диктофон, спрятанный под ковром или в подушке, всё это аккуратно записал. И теперь в руках Черного Хасана появился компромат, который мог доставить Сановнику очень много неприятностей. Даже сокрушить его карьеру. От такого компромата не отвертишься. Не убедишь комиссию, что это выболтал кто-то другой твоим голосом.

   Фархад приподнял свою почти пустую пиалу, и тут же со всех сторон к той потянулись чайники. Чтобы никого не обидеть, Фархад сделал паузу, выждав, пока каждый из слушателей не добавит в пиалу хоть несколько капель.

   – Но почему же, имея столь грозный компромат, Черный Хасан позволил себя арестовать? – недоуменно спросили друзья, и чайханщик тоже присоединился к ним. – Почему не заставил Сановника принять свои условия?

   – Черный Хасан сделал крупную ошибку, – в прежней манере ответил Фархад. – Компромат-то он получил, но не продумал, сможет ли им воспользоваться.

   Опять воцарила долгая пауза.

   – Мы не в силах угнаться за твоей мыслью, о Фархад! – признались, наконец, друзья. – Почему Черный Хасан не смог воспользоваться компроматом, коли уж тот действительно был у него на руках?

   – По той же причине, по которой мелкий вор не может продать знаменитый алмаз, случайно ставший его добычей, – ответил Фархад. – Черный Хасан, конечно, не мелкий вор, но всё же эта добыча оказалась ему явно не по зубам. Ну, предположим, что сановник и в самом деле произнес вслух, – в той самой тайной комнате, в объятьях обнаженной танцовщицы, да еще под действием паров вина и дурмана, – нечто сокровенное, не предназначенное для чужих ушей. Предположим также, что эти неосторожные слова зафиксировал до тончайшего звука беспристрастный диктофон. Предположим, наконец, что за эти неосторожные слова Сановник мог поплатиться если и не головой, то уж точно своей карьерой. Но вот вопрос: куда, кому, в какое место смог бы отнести Черный Хасан эту запись? В редакцию большой газеты? Но в тот период все газеты – и большие, и маленькие – были государственные. Ни одна редакция не осмелилась бы критиковать крупного деятеля, не имея на то санкции с самых верхов, будь у нее в портфеле хоть сто убийственных компроматов! Любая редакция, получившая такой компромат, постаралась бы избавиться от него под любым предлогом. Нет, этот путь не годился. Были, правда, и другие места? Комитет народного контроля госбезопасность и прочее. Предположим, что в одном из этих мест мог находиться давний противник Сановника, который с радостью ухватился бы за этот компромат. На Сановника обрушился бы водопад несчастий. Но спасло бы это Черного Хасана? Ведь получалось, что Черный Хасан невольно прикоснулся к тому, о чем знать ему не полагалось. Кто знает, какими последствиями могло бы всё это обернуться для него?! Черного Хасана могли перевести из местной тюрьмы, где он имел курортные условия и каждый день кушал плов, куда-нибудь на север, а там подставить под нож уголовника – так, на всякий случай. Я уже не говорю о том варианте, когда компромат мог оказаться в руках человека, близкого к Сановнику. И уж тогда песенка черного Хасана оборвалась бы куда раньше. Наш герой, – Черный Хасан, – надо отдать ему должное, понял это. И потому какое-то время он даже не заикался об этом компромате. Компромата как бы не существовало. То есть, фактически он был, но воспользоваться им было бы себе дороже.

   – Теперь мы поняли, – энергично закивали друзья. – Спасибо тебе, о Фархад, что ты так понятно разъяснил нам это.

   – Черного Хасана посадили не в один день, – продолжал свою линию Фархад. – Комиссия работала несколько недель или даже месяцев. Всё это время Черный Хасан оставался на свободе. Но он чувствовал, что круг сжимается, и что надо принимать срочные меры. Речь прежде всего шла о накопленных сокровищах. Я не буду делать прогнозов, где именно он прятал свой сундучок. Вспомните, ведь он распоряжался обширнейшим хозяйством, куда входили не только действующие склады и контейнерные площадки, но и «замороженные» объекты, всевозможные пожарные бассейны, угольные ямы и так далее. При его рассудительности выбрать подходящую «пещерку» для тайника не составляло труда. Но всё это уже не имело значения. Черный Хасан знал: едва он окажется на нарах, как найдется немало желающих поискать его сокровища. Может, и Сановник пришлет своих людей. Чтобы поискали внимательнее. Не золото, конечно. А компромат, который хранился вместе с золотом. Но было понятно, что если люди Сановника найдут тайник, то заберут и компромат, и золото. Сундучок надо было срочно перепрятать. Надо было поместить его в такое место, где никто не стал бы его искать. И где за ним бы был постоянный глаз.

   – Люди говорили, что за сундук отвечали тетушки...

   – Не думаю, – покачал головой Фархад. – То есть, тетушки могли отвечать за новые поступления, которые приходили уже после ареста их хозяина. Но про тот – главный сундук – не знали и они. Вообще, черный Хасан не доверял им, считая их продажными.

   – А Мухаббат?

   Фархад задумался.

   – Тут не всё так просто, – заговорил он, наконец. – Разумеется, черный Хасан никогда не говорил ей прямо, что устроил тайник там-то и там-то. Он вообще считал, что женщины ничего не смыслят в делах и пригодны лишь для деторождения и ведения домашнего хозяйства. А Мухаббат умело подыгрывала ему, строя из себя глупенькую, хорошенькую куклу. Поэтому Черный Хасан порой позволял себе расслабиться в его присутствии. На работе, в отношениях с партнерами приходилось всё время держаться начеку, отчего бы в своем собственном доме не ослабить узду? Иногда, очень редко, но всё же случалось и такое, что, перенервничав днем, он курил вечером анашу и тогда становился даже болтлив. Он бахвалился перед Мухаббат своей деловитостью, умением извлекать прибыль там, где другие терпят убыток, жаловался на свою несчастную судьбу, на то, что ему не дают развернуться по-настоящему, держат в черном теле и даже прозвали Черным Хасаном! Следом, заскрежетав зубами, клялся, что всё равно добьется своего и еще покажет всем этим белоручкам и прощелыгам! Затем доставал заветную тетрадку и вписывал в нее новые поступления. Пара золотых браслетов шла как два десятка лепешек, а драгоценная брошь с бриллиантами – как пучок укропа с зернышками кунжута. А всё вместе выглядело, как список продуктов для предстоящего тоя. Мухаббат всё так же притворялась глупышкой, но тщательно собирала воедино его намеки, оговорки, полупризнания, его хвастливые речи... Думаю, она имела ясное представление о подлинной ценности сундучка. Но где именно спрятан тайник, не знала и она. До поры, до времени. Впрочем, это уже неважно, потому что накануне своего ареста Черный Хасан задумал перепрятать драгоценный сундучок. И он его перепрятал!

   – Где же он мог его спрятать? – заикаясь, переспросил чайханщик Али.

   – Да в доме Джанджигита! – воскликнул Фархад так уверенно, будто сам присутствовал при этом. – Однажды ему на глаза попался наш паренек – честный, чистый, боязливый, весь в долгах и при этом преисполненный ответственности за судьбы своих близких. Между Черным Хасаном и Джанджигитом раньше не существовало никакой связи. И это тоже играло на руку Черному Хасану. Надо полагать, однажды он сумел поговорить с Джанджигитом без свидетелей. И убедил его стать сторожем заветного сундучка за хорошую плату. Вообще, мы говорим – «сундучок», но это всего лишь образ. Сокровища Черного Хасана могли храниться в ящиках из-под того же итальянского мрамора. Или в мешках из-под картошки. Всё это могло быть сложено во дворе Джанджигита – в дальнем углу сарая и закрыто сверху листами железа и черепицей. Ни одна живая душа не догадается! Нельзя также исключить, что Джанджигит предложил устроить тайник в кошаре своих дядьев, и сделал это так ловко, что те об этом даже не подозревали. Какое-то время всё было тихо.

   – Что же случилось потом?

   – На втором или третьем месяце заключения Черного Хасана в наших краях началось раскручиваться известное вам «хлопковое дело», – заговорил Фархад. – Следственная бригада из Москвы, обладавшая самыми широкими полномочиями, ездила по самым дальним уголкам всех среднеазиатских республик и охотно собирала компромат на местных вождей и раисов. Вот тут-то Черный Хасан и решил, что пробил его час. Вот теперь появилось место, куда можно было отнести компромат и где его охотно изучили бы, дав источнику определенные гарантии. Ну, отдавать компромат комиссии Черный Хасан не собирался. Зато теперь, полагаю, он послал Сановнику сигнал: или обеспечь мне полную реабилитацию, или компромат пойдет следователю! У Сановника и без того хватало проблем. Рыльце у него, надо признать, было в пушку. Для видимости Сановник согласился, но направил в Т. своих людей, которые начали активно искать тайник Черного Хасана, перетряхивая буквально весь город и подкупая бывших подручных управляющего. Вот тут-то наш бабай и забеспокоился в своем зиндане! А вдруг люди Сановника выйдут на Джанджигита, вдруг догадаются, что именно у него спрятаны ценности?! Надо было что-то предпринимать. Что-то такое, чтобы ни у кого даже мысли не возникло о возможном сговоре между ним, Черным Хасаном, и бедным пареньком. И он придумал.

   – Что же он придумал, о Фархад? – благоговейно спросили друзья, глядя на Фархада, как на провидца.

   – Он придумал спектакль, получивший в городе известность как «любовная история новых Тахира и Зухры», – ответил Фархад. – Соль спектакля заключалась в том, чтобы слухи о якобы возникшей связи между Джанджигитом и Мухаббат породили, в свою очередь, другие слухи – о жгучей ненависти узника к дерзкому вору, похитившему его драгоценную жемчужину. Причем, Черный Хасан заранее всё рассчитал так, чтобы костер этих слухов не затухал, чтобы в него постоянно лилось масло свежих пересудов. Надо было, чтобы любой мальчишка из Старого города знал, что Черный Хасан поклялся предать Джанджигита самой лютой казни. Ну, разве хоть кто-нибудь догадался бы тогда, что Черный Хасан прячет свои сокровища именно у Джанджигита?

   Опять установилась долгая пауза.

   – Значит, вот как оно всё было на самом деле? – переглянулись между собой друзья. – Воистину, это самое простое объяснение случившегося. Но в то время ни один человек в Т. не мог бы придти к подобному выводу. Уж слишком хорошо они смотрелись вместе – Джанджигит и Мухаббат. Они были словно созданы друг для друга!

   – Это обманчивое впечатление, – покачал головой Фархад. – Трудно найти двух столь разных людей, как наши «влюбленные». Но до определенного момента они весьма удачно играли роли, назначенные им Черным Хасаном. Постарались и тетушки. Словом, у автора пьесы имелись все основания быть довольным своим произведением, хотя он и вынужден был изображать из себя разъяренного ревнивца.

   – Но что же случилось потом? – переспросили друзья. – Если всё это было лишь представлением, то почему же именно Джанджигиту была уготована столь страшная участь?

   – Я, кажется, догадался! – звонко воскликнул чайханщик Али. – Несмотря на игру, влечение сердец всё же возникло – вопреки воле Черного Хасана. Оттого-то его придуманная ярость вскоре переросла в неподдельную.

   Фархад сделал плавный жест рукой:

   – При желании можно принять и такую версию. Но давайте всё же взглянем на события с учетом тайных вожделений каждой из сторон. Я согласен, что красота Джанджигита могла растопить сердце даже такой эгоистичной натуры, как Мухаббат. И всё же куда сильнее ее притягивал более мощный магнит – золото Черного Хасана. Всем сердцем прирожденной интриганки, всем своим нутром искушенной наложницы она почуяла: близок момент, когда может исполниться ее самое сокровенное желание – не только стать хозяйкой собственной судьбы, но и обрести возможность повелевать другими! Но для этого нужно было сочинить свой собственный – совсем другой – спектакль и разыграть его так умело, чтобы никто из участников не заметил подмены.

   – О Аллах, что же такое придумала эта пери? – снова принялся икать чайханщик.

   – Она решила завладеть сокровищем Черного Хасана, но так, чтобы на нее не упала даже тень подозрения, – ответил Фархад.

   – Но это выше человеческих возможностей! – в один голос воскликнули друзья.

   – Напротив, – грустно усмехнулся Фархад. – Нет ничего проще, если, конечно, мы примем во внимание все обстоятельства этой истории. Я уже говорил вам, что Мухаббат владели искусством «цыганского глаза». Она могла погружать собеседника на непродолжительное время в состояние полной потери самоконтроля и выпытывать у него интересующую ее информацию, но так, чтобы собеседник следом забывал об этом. Надо полагать, Черный Хасан по доброй воле никогда не говорил ей о местонахождении своего тайника. Но Мухаббат время от времени погружала его в состояние зомби, сочетая искусство обольщения с искусством «цыганского глаза». В результате она знала все подробности. Так, накануне ареста своего хозяина она прознала о его сговоре с Джанджигитом. Кто знает, может, позднее, когда Черный Хасан, уже сидя в зиндане. Начал проявлять беспокойство, то именно она, Мухаббат, внушила ему мысль о спектакле. Или же сумела укрепить его в этих намерениях. После того, как Черный Хасан сам устроил сближение Мухаббат и Джанджигита, ей было совсем просто выведать у парня, где именно находится тайник. Может, это произошло в постели, в которую она сама затащила нашего друга. Но может, перекачка информации произошла во время чаепития. Это не суть. Главное, теперь Мухаббат знала о тайнике всё, а Черный Хасан был далеко. Но время экспроприировать капитал еще не наступило. Сначала требовалось подготовить ложный след. Настолько серьезный, чтобы у Черного Хасана и мысли не возникло подозревать в чем-либо свою наложницу. Даром, что ли, столько лет она играла рядом с хозяином роль нарумяненной глупышки, в пустой головке которой колобродят одни и те же суетные мысли – о нарядах да удовольствиях?

   – Ты хочешь сказать, о Фархад, что Джанджигит заранее был обречен на роль жертвенного барашка? – с замиранием сердца переспросили друзья.

   – Не только он один, – был ответ. – Та же участь была уготована и всем трем тетушкам. Час удачи пробил для Мухаббат, когда в Т. снова объявился Сановник. На этот раз выглядел он весьма обеспокоенным. Следователи, которые раскручивали «хлопковое дело», вот-вот должны были приблизиться к нему. В Т. он приехал, чтобы замести некоторые следы. Ведь великая стройка, на которую государство отпускало огромные средства, была для него, Сановника, некоторым образом еще и кормушкой. Об этом знали некоторые наши Раисы, которые в тот момент как раз привлекались по «хлопковому делу». Молчать они не стали бы. Тучи над головой Сановника сгущались, но он всё же надеялся избежать удара молнии. Вот и приехал, чтобы обрубить кое-какие опасные концы. Имело ли это отношение к Черному Хасану? Если и да, то косвенное. То есть, Сановник помнил, что есть тут такой Черный Хасан, имеющий на него компромат, но сейчас не это было главным для Сановника. У этой персоны возникли проблемы посерьезнее. Зато для Мухаббат появление Сановника было сигналом к действию.

   Фархад поднял пиалу и сделал несколько глотков. Все сидели, не шелохнувшись. Утолив жажду, Фархад повел свой рассказ дальше:

   – Тут мы вступаем в новую область предположений. И всё же, полагаю, если они и отличаются от истины, то лишь незначительными деталями. Надо полагать, Мухаббат позвонила в ведомственную гостиницу, в которой остановился Сановник. Администратор – русская женщина – про Мухаббат ничего не знала. Наша красавица назвалась, допустим, тетушкой из дома под Большими Чинарами и попросила передать Сановнику, что для него есть интересующая его информация. В этот период Сановник не кушал «имам баилдий» и не любовался восточными танцовщицами. Его донимали более неотложные дела. Шкурные. Надо было выкручиваться, используя для этого всякий подвернувшийся шанс. Поэтому, узнав о звонке, он тут же, в свою очередь, вышел на связь с домом под Большими Чинарами. Естественно, попросил к аппарату ту из тетушек, именем которой назвалась Мухаббат. Тетушка мало что поняла. Но она помнила, что Сановник – это очень важный человек из Москвы, и беседовала с ним, как и подобает беседовать с важными лицами, то есть, обтекаемо, не говоря ни «да», ни «нет». Очевидно, Сановник посчитал, что тетушка не одна и говорить открыто не может. Так оно, в сущности, и было. Ведь рядом с той находились, как всегда, две другие тетушки. Они хоть и не слышали разговора, но поняли, что звонил тот самый большой Раис, который прижал их хозяина. Стало быть, их товарка ведет с тем какие-то тайные дела. Именно эту цель – создать подобное впечатление и преследовала Мухаббат.

   Далее она объявила тетушкам, что должна съездить в магазин за обновой, и вывела белую «Волгу» за ворота. Но на самом деле она помчалась к Черному Хасану.

   Правда, за околицей, в укромном местечке, сделала остановку. Здесь ее ждал Джанджигит, встречу которому она назначила заранее. Мухаббат сказала нашему другу, что хозяин срочно вызвал ее к себе для очень важного разговора. А еще она попросила его выполнить просьбу одной из тетушек, но так, чтобы об этом не узнали две другие. Надо поехать на базар, купить лучшие фрукты, уложить их красиво на ляган, а тот отвезти в гостиницу за новым каналом и оставить администратору с просьбой передать большому московскому гостю. Это нужно сделать около шести часов вечера. Отвезти фрукты, передать привет от тетушки и уехать. А вечером, когда стемнеет, Джанджигит должен обязательно ждать ее, Мухаббат, возле затона, с той стороны, где плавает большое нефтяное пятно. Там обычно никого не бывает и никто не помешает их беседе. И пусть он обязательно будет на самосвале. Дав Джанджигиту эти указания, она умчалась к Черному Хасану.