Текст книги "В пустыне или друзья Джанджигита (СИ)"

Автор книги: Ланиус Андрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

   – Ты говоришь так уверенно, о Фархад, будто сам присутствовал при их встрече, – недоверчиво отозвались друзья.

   – Я ведь предупредил вас, что мы вступаем в область предположений, – ответил тот. – Если какое-то из моих суждений покажется вам ошибочным, вы вправе отвергнуть его. Если же я, со своей стороны, наткнусь на глухую стену, то, вероятно, почувствую это. Однако сейчас меня не покидает ощущение, что тропинка допущений ведет в направлении истины.

   – Извини нас! – друзья сложили руки на груди. – Мы более не будем тебя прерывать.

   – А вот этого не требуется, – покачал тот головой. – Однако же, двинемся дальше. Итак оказавшись у Черного Хасана, Мухаббат высказала тому свою тревогу по поводу странных событий, которые происходили вокруг нее. Она даже призналась, что была вынуждена обмануть тетушек, сославшись на поездку в магазин. Ведь тетушки что-то задумали и не отпустили бы ее к нему. Звонил тот самый Сановник и о чем-то долго говорил со средней тетушкой, а две другие стояли и слушали и неодобрительно косились на нее, Мухаббат. А еще она видела, как та же средняя тетушка тайком передала Джанджигиту ляган с фруктами, сунув что-то в середину горки, и велела парню отвезти это блюдо в гостиницу... – тут Фархад задумался. – Возможно, в этом эпизоде я ошибаюсь. Всё же тут есть определенный риск. Наверное, она подставила Джанджигита как-то иначе. Но что подставила – сомнений нет. Ладно! Итак, выслушав похвалу хозяина, в присутствии которого она искусно вела роль легкомысленной куклы, Мухаббат отправилась в обратный путь.

   Фархад снова отпил янтарного напитка, после чего продолжил:

   – Теперь два слова о Черном Хасане. Какой бы сильной ни была личность, но заточение накладывает свой мрачный отпечаток на ее психику. Мир из окна тюремной камеры, даже комфортабельной, видится искаженным. Черному Хасану вполне могло показаться, что Сановник приехал в Т. только из-за него, из-за того самого компромата. Сведения, которые привезла Мухаббат, переполошили его до глубины души. В его доме измена! Одна из тетушек – предательница! А может, и все три! Почему бы и нет?! Ведь однажды уже случалось, что родственник предал его. А теперь тетушки. Видать, у этого Сановника есть подход к нужным людям. Но еще сильнее страшило непонятное поведение Джанджигита. Сколько сил было отдано, чтобы вылепить из застенчивого паренька образ ненавистного врага! А теперь Джанджигит сам подставляется Сановнику! Теперь тот может догадаться! Догадается, наверняка! И тогда доберется не только до компромата (шайтан с ним!), но и до золота! Допустить этого было нельзя! Нужно было принимать срочные меры. Черный Хасан велел отвести его в кабинет начальника тюрьмы, чтобы сделать важный звонок. Конечно, излагать суть дела по телефону (да еще тюремному!) он не мог. Он всего лишь вызвал из долины двух надежных джигитов, рассчитывая проинструктировать их лично. Но это требовало времени.

   – Неужели Черный Хасан велел им убить тетушку?! – ахнул Али.

   – Не думаю, – покачал головой Фархад. – А вот допросить ее по всей строгости – это да. Но тетушка, больная гипертонией, похоже, не выдержала этого допроса. Джигиты так ничего и не узнали. Да и что они могли бы узнать, останься даже та в живых? Впрочем, мы несколько забегаем вперед.

   – Да-да! – воскликнули друзья. – Ведь Мухаббат на обратном пути должна была встретиться с Джанджигитом.

   – Они и встретились, – кивнул Фархад. – И это была самая рискованная часть затеянной ею операции. Изобразив на лице искреннее участие и глубокую тревогу, она воскликнула: «О, Джанджигит! Как мне жаль тебя! Случилась страшная беда! У нашего хозяина везде глаза и уши! Похоже, тебя подло оклеветали! Не успела я войти к хозяину, как он обрушился на меня с гневными речами! Кто-то уже известил его, что ты носил фрукты в гостиницу по поручению тетушки, и он назвал вас обоих предателями, еще худшими, чем был его родственник – начальник контейнерной площадки! Я, как могла, старалась успокоить хозяина, доказывая, что лично ты здесь не при чем. Ты всего лишь выполнил ее просьбу. Он поначалу и слушать не хотел. Схватил меня за руку так, что в глазах потемнело! Вот, видишь, какой синяк? Наконец, немножко остыл. И всё же я думаю, Джанджигит, что тебе на несколько дней надо где-нибудь спрятаться. Пускай гнев хозяина остынет совсем. Я съезжу к нему еще раз и снова попробую убедить его в твоей невиновности. Ты мне веришь? Посмотри мне в глаза!» Думаю, Джанджигита так перепугали эти слова, что он утратил последние признаки воли. Знаете, есть люди, которые в минуту опасности собирают волю в кулак. А вот иные утрачивают даже ее тень. Джанджигит, увы, относился ко второй категории. Чем и воспользовалась Мухаббат.

   Загипнотизированный ею Джанджигит повел самосвал к сараю, где было спрятано золото Черного Хасана. Мухаббат находилась рядом. Было уже поздно. В махалле почти все спали. Ну, а кто не спал, вряд ли обратил внимание на шум подъехавшего самосвала.

   Всё еще находясь в зомбированном состоянии, Джанджигит перетаскал ящики из сарая в кузов. Затем они снова вернулись к затону. Джанджигит поднял кузов, и ящики высыпались на песчаную кучу. «Посмотри мне в глаза!» – снова повелела Мухаббат. Из его памяти исчезла эта поездка за золотом. Если что и осталось, то он мог принять эти воспоминания за обрывки сна, в котором мелькали образы Сановника, тетушки, администратора гостиницы... «А теперь поезжай к своим дядьям, – сказала Мухаббат, – и жди там сигнала. Я сделаю всё возможное, чтобы восстановить в глазах хозяина твое честное имя. Не беспокойся!» Выскользнув из кабины, коварная притворщица наблюдала какое-то время за тем, как Джанджигит разворачивается на берегу. Вот задние огоньки самосвала стали быстро удаляться. Мухаббат подогнала «Волгу» к песчаной куче, погрузила золото в багажник и в салон, после чего увезла сокровище в заранее присмотренный тайник.

   – Где же находился этот тайник? – подались к рассказчику друзья.

   – Кто знает! – пожал плечами Фархад. – Такая решительная особа, как Мухаббат, могла ради успеха войти даже в Город Мертвых.

   – В Город Мертвых?! – ахнул чайханщик. – Но ведь оттуда не возвращаются!

   – Все так думают, – кивнул Фархад. – Поэтому в окрестностях Т. нет более надежного схрона. Впрочем, я не настаиваю на этом варианте. Быть может, Мухаббат выбрала что-нибудь менее мистическое.

   – Что же произошло дальше?

   – Узнав, что тетушка умерла, Черный Хасан призадумался. Он всё сильнее беспокоился о судьбе своего золота и искал подходящее средство, чтобы унять свою тревогу. Наконец, он придумал. Вызвав к себе одного из джигитов, он дал ему строгое тайное указание. Тот должен был отправиться к некоему рыжему субъекту, который иногда выполнял деликатные поручения Черного Хасана. Этот рыжий должен был найти и тайно похитить Джанджигита, где бы тот ни скрывался. Затем рыжий должен был скрытно передать пленника нашим джигитам. Те, в свою очередь, должны были держать его в подвале дома под Большими Чинарами. Держать до тех пор, пока Черный Хасан не выйдет на свободу. Хотя бы все восемь лет! Не обижать его, поить и кормить, но держать взаперти.

   – Так вот почему Черный Хасан так рвался в Т. хотя бы на час! – воскликнул чайханщик. – Он рассчитывал узнать от Джанджигита, в сохранности ли его золото? Ведь никому другому, даже этим племянникам, он не мог бы доверить столь важного разговора. – Али почесал затылок: – Да, но как же тогда получилось, что Джанджигита видели за рулем самосвала, который мчался к ночному поезду?

   – Это был самосвал Джанджигита, но не он сам, – возразил Фархад. – Никто не видел лица водителя. Им мог быть один из тех же джигитов. А рядом сидела она, Мухаббат. Черный Хасан распорядился разыграть сцену побега. Причем, Мухаббат действительно должна была сесть на поезд и отправиться в долину, чтобы ждать его новых указаний.

   – Но зачем эти сложности?

   – Черный Хасан всё предусмотрел. Ведь, по его мнению, Сановник мог добраться до его золота только через Джанджигита. Цепочками на этом пути могли стать тетушки и Мухаббат ( она – невольно). Но одна из тетушек умерла, две другие находились под надзором джигитов. Обе эти тетушки уже были неопасны, поскольку и сами верили, что Джанджигит и Мухаббат сбежали. Увидеть Джанджигита они не могли, поскольку их и близко не подпускали к подвалу. Ну, а Мухаббат Черный Хасан решил убрать со сцены на всякий случай. Он велел ей поселиться в одном из его домов в долине. Всё, что мог, Черный Хасан сделал. Одного он только не знал: его тайник уже пуст, золото исчезло! Впрочем, не исключено, что в бессонные ночи его посещали такие догадки.

   – Но выходит, что и Мухаббат старалась зря? Не могла же она увезти золото с собой на поезде? Столько ящиков! Даже обладая чудесным даром.

   – Разумеется, нет. Но она могла спокойно вернуться за ним на протяжении последних месяцев – вплоть до освобождения Черного Хасана.

   – О чем ты говоришь, Фархад! Ей вернуться в Т.?! Да ее здесь узнал бы первый встречный!

   – Не забывайте, что она была весьма искусной артисткой. Ей ничего не стоило надеть темные поношенные одежды, старые ичиги, накинуть чадру да еще сгорбиться, преобразившись в старуху из глубинки. В таком виде она могла бы разгуливать даже перед черным Хасаном. И уж, конечно, она не стала бы появляться здесь на белой «Волге». Достала бы какой-нибудь неприглядный грузовичок, но с хорошим мотором. Нет, вывезти тайно золото для нее не было проблемой.

   – Неужели она не опасалась, что Джанджигит может вспомнить их разговор на берегу затона?

   – Может, и опасалась. Но верила в свою удачу. Да и что мог вспомнить Джанджигит, чье тревожное заточение с каждым днем подталкивало его всё ближе к пропасти безумия?

   – Что же случилось дальше? – с замиранием сердца спросили друзья.

   – Если вы помните, Черный Хасан приехал в Т. ночью. А ведь амнистированных, как правило, отпускали в первой половине дня. Но Черному Хасану было важно приехать именно ночью, чтобы первым делом лично осмотреть тайник. И он убедился, что тот пуст. Только после этого он поехал домой. Предстоял громкий разговор с Джанджигитом. Тетушки не могли не услышать его. Поэтому Черный Хасан распорядился, чтобы их немедленно отвезли на поезд. Об их дальнейшей судьбе я ничего сказать не могу. Едва старухи оказались за воротами, как Черный Хасан, сгорая от нетерпения, спустился в подвал. Теперь ничто не мешало ему допросить Джанджигита.

   – Постой, о Фархад! – боязливо заговорил чайханщик. – Но тогда получается... получается... О, нет, язык отказывается повиноваться! Как такое возможно, Фархад? Ведь черный Хасан духовно переродился! Он познал истину! Всех простил! Он раздарил всё свое имущество, щедро раздавал милостыню... Мы же видели сами! Собственными глазами!

   – Увы! – вздохнул Фархад. – В подвале встретились два полубезумца. Но один из низ был палачом, второй – его жертвой. Черный Хасан решил, что Джанджигит упрямится. Значит, правду из него нужно выбивать пыткой. Жажда вернуть пропавшее золото отняла у него последние крохи разума, и он превратился в хищное животное, еще больше распаляемое видом пролитой крови... Как долго продолжались страдания Джанджигита? Видимо, всю ту неделю, в течение которой Черный Хасан не показывался на людях. Может, в потоке его бреда и промелькнуло имя Мухаббат, но только Черный Хасан так и не зацепился за него, поскольку даже в мыслях не допускал такого варианта. Наконец, Джанджигит затих навсегда. Отмучился. Черный Хасан так ничего и не узнал, хотя взял на душу страшный грех.

   В чайхане наступила звенящая тишина.

   – Заперев подвал на все запоры, он поднялся наверх. Стихия безумства отступила из его сознания, он ощущал внутри только холодную ярость. Нет, он не сдастся! Не признает себя побежденным! Не позволит торжествовать этим белоручкам и прощелыгам! Наступают новые времена. Он еще сколотит себе состояние! Он еще пробьется на самый верх!

   – Но, Фархад, а как же экспертиза? – раздался чей-то робкий голос. – Ведь точно установлено, что Джанджигит погиб в начале года, когда Черный Хасан еще сидел за колючей проволокой.

   – Э, что такое экспертиза в наших пыльных краях! – с усмешкой воскликнул Фархад. – Зачем, по-вашему, Черный Хасан собрал влиятельных гостей и сделал им такие щедрые подарки? Дом, участок, обстановка... В этих дарениях есть скрытый смысл. Ради того, чтобы не лишиться этих даров, чиновники пошли бы на любой подлог. Что они и доказали, исказив сначала результаты экспертизы, а затем уничтожив, якобы по ошибке, останки несчастного Джанджигита. О каком духовном перерождении вы твердите?

   Слушатели тихо, но горячо зашептались между собой, затем один из них почтительно обратился к Фархаду:

   – Но что же случилось дальше? Поведай нам, Фархад! Ибо события, произошедшие после отъезда Черного Хасана из Т., окутаны для нас пеленой мрака.

   – Как вы понимаете, в один из дней он послал джигитов, чтобы те захоронили где-нибудь в степи мешок с останками Джанджигита. Но джигиты, надо полагать, поленились копать и выбросили мешок в старый канал, никак не предполагая, что весной его начнут чистить. Впрочем, Черный Хасан обезопасил себя и на этот счет, раздарив имущество. Об этом мы уже говорили.

   Нет сомнений, что он отдавал не последнее. В долине он владел еще двумя большими домами, да и на черный день было припрятано немало. Притом, планы у него были самые широкие. Вдруг разрешили открывать кооперативы. Деловому человеку было где развернуться.

   Глаза его по-прежнему блестели, он был полон какой-то лихорадочной энергии. Собственно говоря, случившееся с ним нельзя было расценивать как жизненную катастрофу. Здесь, в долине, он имел вес, авторитет, влияние, отлаженные связи, знал до мелочей, что делается в системе торговли. Конечно, масштабы тут были иные, чем на великой стройке, и навар пожиже, но без устойчивого дохода он не остался бы, тем более, что мог опереться на многочисленных родственников. Немного передохнув, он и впрямь взялся за дело.

   Но что-то надломилось в нем, треснул некий важный стержень. Текущими делами, которые давали прибыль, он занимался как во сне, будто по инерции. А с новыми делами тянул, не в силах решить, по какому руслу направить средства.

   Всё это было бы ничего, но постепенно он пристрастился к анаше. Не без влияния Мухаббат. Он стал раздражительным и нервным. Разладились отношения с родственниками. Некоторых он прогнал, другие ушли сами. Одна из его старых жен умерла, второй он сам трижды сказал «талак!»

   Лишь Мухаббат оставалась рядом. По старой привычке он еще покрикивал на нее, пока не понял, наконец, что все его дела ведет теперь она. И ведет неплохо! Эта разрумяненная кукла, эта пустышка с пухлыми бедрами обнаружила вдруг мужскую хватку, способность брать инициативу на себя – первейшее качество делового человека! Оказывается, находясь рядом с ним, слушая его хвастливые речи, она перенимала его науку, вернее, лучшее из его науки и наконец превзошла учителя! Формально последнее слово оставалось еще за Черным Хасаном, но всё чаще он поступал так, как это предлагала Мухаббат. Лидерство Мухаббат ни для кого не было секретом. Деловые партнеры искали ее согласия, «верные люди» Черного Хасана, включая тех самых племянников, повиновались ей в большей степени, чем ему.

   Однажды Мухаббат сказала, что есть возможность войти в очень крупное дело, но для этого нужно переехать в столицу соседней республики. Что ж, он не возражал.

   На новом месте Мухаббат и вовсе оттерла его от руля. Она ездила в какие-то дальние командировки, не ночевала дома, вела какие-то бесконечные переговоры, вокруг нее крутились бойкие молодые люди...

   А он курил анашу и, когда в мыслях появлялась желанная легкость, мечтал, что однажды к нему вернется прежняя сила.

   В ожидании этого чуда он принимался горячо шептать, как в бреду: «Обидно, что меня посадили ни за что. Но это я смог бы пережить. Обидно, что с такой наглостью украли мои сбережения и сумели так ловко замести следы. Но это я тоже смог бы пережить. Очень обидно, что Москва, которой я стремился служить по совести и правде, обманула все мои надежды. Оказалось, что она – вовсе не мировая столица, а пристанище слабых, жадных и малодушных людей. Но и это я как-нибудь пережил бы. Еще обиднее, что мой талант торговца, о котором при старой власти отзывались с кривой усмешкой и даже с презрением, вдруг снова оказался в почете, а лучшие-то годы прошли! Но и это я смог бы пережить. Собрался бы с силами, напрягся и доказал бы всем, каков я есть на самом деле! Мне то обидно, что самыми сладкими плодами новых порядков снова воспользовались все эти белоручки и прощелыги, голубая кровь! За что?! Я мостил эту дорогу! Я и такие, как я! А они пришли на всё готовое, оттеснили, оттолкнули к обочине, сбросили в грязную канаву и двинулись дальше жадной, кичливой толпой! Они украли то, что по праву должно было принадлежать мне... А это подороже сундучка, намного дороже! Мерзавцы! А ведь ничего не удержат, всё пустят по ветру, потому как приучены только тратить...»

   Мухаббат обычно в молчании выслушивала этот бред. Но вот однажды она встала перед ним, подбоченясь, и, взглянув ему в глаза, словно проникая в душу, спросила:

   «Разве я умею только тратить?»

   Он посмотрел на нее, и вдруг наркотик мгновенно вычистил из его головы абсолютно всё, кроме одной-единственной, крошечной, невероятной догадки, которую теперь, в сияющей пустоте, нельзя было не заметить

   «Ты... – не то выдохнул, не то подумал он. – Это была ты!»

   И тут же увидел себя со стороны, в зеркале. Из его глаз сочились кровавые слезы. Из-за правого плеча выглядывала тетушка, роняя такие же слезы, а из-за левого смотрел пустыми глазницами Джанджигит.

   Какая-то теплая волна ударила его в затылок. Следом наступил мрак.

   Словом, уважаемые, Черный Хасан пережил инсульт. Несколько месяцев он провел в инвалидной коляске, затем к нему вернулась речь и способность двигаться. Но памяти он лишился практически полностью. Сейчас он заканчивает свой жизненный путь полубезумцем, маймуном.

   – Выходит, Мухаббат держит его только из жалости?

   – Я не назвал бы это жалостью. Много лет Черный Хасан был для нее повелителем. А теперь она повелевает им. Он для нее – символ успеха, которого она добилась в жизни. И ей хочется, чтобы этот символ был всегда перед ее глазами. Это льет бальзам на ее душу.

   – Но кто же тот юноша, который находится рядом с ней и который так похож на Джанджигита? Если он не их сын, то кто же?

   – Сыном Джанджигита он не может быть хотя бы по той причине, что родился через четыре года после смерти вашего друга. А чтобы понять, кто он, не требуется особой смекалки. Раньше покупали ее, теперь покупает она. Очевидно, юноши, похожие на Джанджигита, больше соответствуют ее вкусам.

   – Раскаивается ли она?

   – Полагаю, это чувство не знакомо нашей ханум.

   40.

   – О Аллах! – воскликнули друзья, всё еще находясь под впечатлением от услышанного. – И зачем только ты, Фархад, рассказал нам всё это, хотя бы даже всё это было чистой правдой?! Мы только-только успокоились, мы только-только начали верить, что в мире всё же есть высшая справедливость, а ты снова смутил наш покой!

   – Тогда позвольте уточнить, в чем же именно виделась вам высшая справедливость? – произнес Фархад, не то чтобы удивляясь, а скорее грустя.

   – Ну как же... Мы ведь считали, что Джанджигита и Мухаббат соединило чистое чувство. И хотя их любовь была немножко против наших обычаев, но мы почему-то даже гордились тем, что подобное стало возможным в нашем городе. Сначала мы очень надеялись, что эта история завершится благополучно. Затем, когда пришло известие о страшной смерти Джанджигита, мы нашли утешение в том, что всевышний тут же покарал его убийц, послав им медленную, мучительную смерть. Мы также думали, что всевышний наставил на путь истинный Черного Хасана, который изгнал из себя гордыню и начал неустанно творить добро. Наконец, мы поверили, что рядом с Мухаббат, ставшей добродетельной женщиной, подрастает сын Джанджигита, в котором живет дух его отца, и что у этого сына будет безбедная, обеспеченная, достойная жизнь, о которой мечтал Джанджигит. Так всё было хорошо, так складно! Это доказывало, что всё имеет свое начало и свой конец. А это ведь и есть высшая справедливость! И вдруг мы узнаём, что всё не так, что на самом деле восторжествовала несправедливость! Воцарило зло! Вот что ты натворил своим рассказом, о Фархад! Как же нам не расстраиваться после этого?!

   – Мне искренне жаль, почтенные, что я невольно разрушил вашу идиллию, – вздохнул Фархад. – Впрочем, всё рассказанное – не более, чем версия, которую вовсе не обязательно считать единственно верной.

   – Нет, – вздохнули и они. – Теперь мы уже не сможем думать иначе.

   – Чт о же это получается?! – нервно воскликнул чайханщик, думавший о чем-то своем. – Те двое были наказаны не за Джанджигита, а за старого Кима? Выходит, корейский бог зорче приглядывает за своими? – сказал и тут же испуганно зажал себе рот ладонью, поводя вокруг ошалевшими глазами.

   Народ смотрел на него осуждающе, и он не мог не почувствовать этого.

   Вообще-то, Али не отличался сообразительностью, и всё же он нашел слова, чтобы выкарабкаться из неловкого положения:

   – Нет-нет, меня неправильно поняли! Я хотел сказать, что Аллах настолько мудр, что в некоторых случаях, руководствуясь высшими соображениями, сохраняет жизнь самым жестоким убийцам, чтобы позднее, на том свете, подвергнуть их особенно суровой каре!

   Раздались одобрительные возгласы. На этот раз слова чайханщика понравились собравшимся.

   Ободрившись, Али принялся развивать успех.

   – О Фархад! – обратился он к рассказчику, которого слегка побаивался. – Окажи любезность, ответь на вопрос, который давно не дает мне покоя. Ведь ты прочитал гору ученых книг и знаешь всё! Поведай же нам, как наказывает Аллах самых великих грешников, когда те попадают, наконец, туда? Я уже задавал этот вопрос нашему мулле. Но он не очень ученый человек и не смог сообщить ничего, кроме общих слов про ад, конский волос и геенну огненную... Однако должны ведь быть умные книги, где описаны подробности божьей кары?

   Горящие глаза со всех сторон устремились на Фархада.

   – Все умные книги, как, впрочем, и глупые, написаны простыми смертными, – ответил тот. – Некоторые мудрецы полагают, что Аллах вообще никого не наказывает.

   – Как – никого?! Даже убийц?! Насильников?! Растлителей малолетних?!

   – Ни-ко-го.

   С минуту стояла звенящая тишина, затем чайхана взорвалась возмущенными криками:

   – Да что же это за мудрецы такие?! Наверное, сами нагрешили всласть, а теперь пытаются других сбить с толку! Что же это начнет твориться вокруг, если человек с колыбели будет знать, что ему не придется отвечать за своими поступки перед всевышним?! Нет-нет, Фархад, мы тебя уважаем, но про этих негодных мудрецов не желаем и слышать! Ты нам расскажи про настоящие книги, написанные другими мудрецами, богобоязненными и верующими!

   – Ну хорошо! – ответил Фархад. – Слушайте. Там, высоко-высоко, – он воздел к небу указательный палец, – у Аллаха есть уголок, в котором расположен город, немного похожий на наш. Но над ним всегда стоит ночь. Ни звезд, ни луны, ни огонька. И тишина. Даже двери не скрипят, потому что никаких дверей нет. Да если бы и были, всё равно не скрипели бы, потому как звуки там отсутствуют. В темных, похожих на бездонные колодцы домах этого города обитают самые грешные души. В полной темноте и тишине пребывают они в полудремотном состоянии. Если и удастся каким-то чудом уснуть, то только на один миг. В этом мире никогда ничего не происходит, и всё же душам кажется, что из темноты к ним подкрадываются их жертвы. И это ожидание страшной встречи длится тысячи и тысячи лет, и души маются в неизвестности, угнетенные жутким величием вечного покоя...

   – И всё?! – слушатели были явно разочарованы. – Какое же это наказание? Нет, ты снова шутишь над нами, Фархад! Расскажи, что пишут в других, правильных книгах, успокой наши души и наши сердца!

   – Воля ваша! – развел руками Фархад. – Слушайте! Луноликие гурии в легких одеждах приведут Джанджигита на лужайку, покрытую сочной травой, и усадят на роскошный ковер в тени инжира, где звенит хрустально чистый ручей. Одни гурии будут играть для него на музыкальных инструментах, другие – ласкать его нежными прикосновениями, третьи – угощать наисвежайшими лепешками, обмакивая их в мед и подавая ему из своих коралловых уст... В это время трое ангелов приведут его убийцу, сорвут с него одежды, затем подвесят его за ноги к перекладине и начнут медленно сдирать с него кожу. На свежие раны слетятся тучи огромных, злых ос. И когда грешник пройдет через все те муки, какие довелось испытать его жертве, Джанджигит спросит у него: «Как же ты мог так безжалостно надругаться надо мной?! Неужели ты не знал, что в загробном мире тебя ждут за это еще горшие муки? Может быть, ты не верил в высшую справедливость? А теперь веришь?»

   – Вот это другое дело! – выдохнул побледневший Али.

   – Да! Это правильно! Это настоящее наказание! – закивали и другие. – Сразу чувствуется, что эти книги написаны людьми совестливыми, понимающими, каким должно быть наказание за великий грех! А не какими-то перевертышами, которые ради красного словца готовы объявить злодеев чуть ли не святыми!

   Фархад поднялся с айвана.

   – Спасибо за внимание, уважаемые! Я чувствую, что утомил вас. Пора бы и честь знать! Не принимайте мой рассказ близко к сердцу. Это лишь полет фантазии, игра праздного воображения. Так всё было или нет – один Аллах ведает! Может быть, и вправду Мухаббат выносила сына Джанджигита. Случается же порой, и мы все верим в это, что слепые прозревают, а у безногих вырастают ноги. Спите спокойно! – и он сделал шаг в сторону выхода.

   Но уйти ему в эту минуту было еще не суждено.

   – Ты ничего не сказал нам, о Фархад, какие обстоятельства свели тебя с нынешней Мухаббат, и как же так получилось, что, будучи столь грамотным человеком, ты вернулся в наши края, откуда все спешат уехать? – выпалил скороговоркой чайханщик и, будто обессилев от тяжести вопроса, опустился на айван.

   – Вообще-то это тайна... – начал было Фархад.

   Все так и думали, что он отделается сейчас какой-нибудь шуткой, хотя, честно говоря, каждому хотелось услышать более обстоятельный ответ.

   – Но поскольку хозяином этой тайны являюсь я, – продолжал Фархад, – то мне и решать: приподнять ли над ней завесу либо же нет? – он постоял еще немного, затем решительным шагом вернулся на прежнее место. – Не вижу причины, чтобы отказать в просьбе столь уважаемым людям.

   – Минутку! – Али взвился, как пружина, метнулся к своим шкафчикам, принес стопку душистых, всё еще теплых лепешек, баночку отборного меда, который ему привезли издалека – с горного пастбища, добавил горочек густого каймака, мастерски заварил из пыхтящего самовара сразу шесть фарфоровых чайников, донес их до айвана – все шесть за один раз, держа растопыренными пальцами, после чего сам уселся с краешку и приготовился слушать.

   – Я приехал в Т. по поручению Мухаббат, – признался Фархад.

   – По поручению Мухаббат?! – несказанно удивились друзья, решив даже, что ослышались.

   – Да, именно так, ибо на сей раз наши интересы совпали, – подтвердил Фархад.

   – Неужели могут быть общие интересы у тебя, знающего человека, и у великой грешницы? – не удержались от вопроса друзья.

   – Вот послушайте, – он сделал глоток обжигающего чая и заговорил: – В былые времена через Т. протекала большая река, а земля в ее бассейне была жирной и плодородной. Т. был большим, шумным городом, окруженным высокой крепостной стеной с башнями и зубцами. Базары были полны товаров со всего света. Караваны один за другим входили в город через его двенадцать ворот. К сожалению, богатства города влекли к себе не только купцов, но и многих завоевателей, среди которых были великие. Через наш город прошли воины Искандера Двурогого, Чингисхана – Темучина, Железного Тимура... Но был еще один великий завоеватель, самый, может, необычный из всех. Его имя – Митридат Евпатор Шестой Великий. Он покорил многие племена и страны, сражался с лучшими полководцами Рима и не раз побеждал их. Обращал он свои взоры и на Восток.

   – Но что же в нем такого необычного, о Фархад?

   – Этот царь собирал со всего мира, со всех завоеванных земель лучших ученых, знахарей и магов. Все они работали в секретных подземных лабораториях. Считалось, что они ищут универсальное противоядие от змеиных ядов – «митридатиум» – и с этой целью экспериментируют на живых людях. Но в действительности, и это я установил абсолютно точно, они искали нечто другое.

   – Что же они могли искать?

   – Вот послушайте, что случилось дальше. Проснувшись однажды ранним утром, жители древнего Т. с ужасом обнаружил, что вокруг города стоят полчища Митридата. Но откуда они взялись? Подойти незаметно со стороны долины они не могли – слух о нашествии давно опередил бы их. Приплыть по реке они тоже не могли: где в таком случае их лодки? Подойти незаметно воины могли только через пески. Но такой переход требовал месяца тяжкого пути по безводной местности под палящими лучами солнца. А воины выглядели полными сил, лошади – свежими. Среди воинов разъезжал на скакуне двухметровый гигант в золотом шлеме и алом плаще – Митридат. И еще: в середине вражеского лагеря поднималась высокая черная скала, которой еще вчера не было и в помине. Скала, которую позже нарекли Кара-Тау.

   – Город Мертвых?

   – Нет, тогда там не было никакого города. Скала высилась сама по себе. Но в ней виднелся некий черный зев, из которого появлялись всё новые воины. Захваченные врасплох жители капитулировали. Митридат, отличавшийся неслыханной жестокостью и коварством, пощадил и людей, и постройки. По весьма простой причине. Он готовил поход в долину и делал теперь необходимые запасы продовольствия и фуража. Вылавливались только шпионы. Надо сказать, что разведка у Митридата была поставлена очень хорошо. С пойманными не церемонились. После мучительных пыток им вливали в горло свинец. Некоторым – золото. Между тем, наши охотники, подвергаясь немалому риску, скрытно осмотрели все окрестности Т., пытаясь определить, откуда же пришли войска? Ибо невозможно представить, чтобы многотысячная конница, усиленная колесницами и имеющая огромные обозы, не оставила бы по ходу своего продвижения никаких следов. Но следов не было! Войска Митридата словно свалились с неба! Или же вышли из-под земли... – Фархад снова пригубил пиалу, отведал кусок лепешки, обмакнув ее в горный мед, после чего продолжал: – Воины Митридата пробыли в Т. два или три месяца. А затем снялись ночью и ушли. Вернее, исчезли. Потому как никаких следов в степи опять же не осталось, а лодок с собой у них не было вообще. Да, войско исчезло, но осталась крепость. Ее по велению Митридата построили вокруг черной скалы рабы. После завершения работ все они были обезглавлены средь бела дня.