сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Она ополоснулась под горячим душем, переоделась в ночнушку из рубахи Эйдоса и села к нему за стол. Мужчина грузно упал на стул, грозно опёршись локтями о дерево, и молчал. Тася почувствовала себя хрупкой девочкой, которая не знала, с чего ей начать. Перед ней был её муж, но история такова, что они оба друг друга не знали и не понимали.
Они промолчали ещё несколько минут, при этом девушка ощущала напряжённое дыхание и пристальное внимание глаз Эйдоса.
Прошлая женщина была очень контрастной по сравнению с Тасей: выразительной, уверенной в себе платиновой блондинкой, не скрывала своё любопытство и способности, а ещё очень любила себя и свою работу — гораздо больше, чем своего молодого человека. Но в этом смысле она была естественной в том эгоистичном мире, когда люди мало заботились друг о друге, сидели много в телефонах и общались с карточками, деньгами и экранами. Сейчас это не сильно изменилось, однако, открытые души точно возвращались назад, хотя и вместе с чудными. Тася тоже была чудной, и если она делала кому-то зло, то лишь по детской невинности, по непониманию или незнанию. По велению сердца.
Это то, что было Эйдосу как существу живому и чувствующему нужно. Как ничто другое.
Кучерявую же надо было исцелять от неуверенности в себе, от амнезии, что наложило на неё настоящее время по сравнению с прошлым. Дух леса знал, как и Манджиро, откуда взялась Тася, зачем она существовала: её детство было детством обыкновенного ребёнка, правда росла она без эгоиста-отца, сидевшего в тюрьме. Растила её мама, вытягивала как могла, нервничала и курила — оттого запах табака и был приятен сейчас девушке, хотя она и не любит наркоманов. Ей был передан призрак из горячего пера от людей, немогущих завести детей, и она обрела именно тот облик, который навязчивым образом пропитывал воздух. Поэтому Наставник видел в ней те самые глаза.
Брошенная отцом, но спасённая матерью от всех грызущих родственников, что пытались в своих целях похитить это дитя, Тася стала собирательным цветом их мечт, но отличалась от всего, что бы окружающие хотели видеть в ней. Родилась белая ворона.
Такой же отстранённый по своим причинам от людей Эйдос в некоторые времена сам был душой любой компании, но никто из тех людей, по его мнению, не относился никогда к нему так, как сейчас к нему относилась Тася, его кохай.
И вот вдвоём они, абсолютно разные, но связанные неким сводом, мозолистым телом, молчали в стол, соединяющий их руки. После девушка всё-таки подала голос, высказалась о том, что Манджиро её единственная надежда на то, чтобы узнать кто она есть, сказала, что он достойный человек, заслуживающий её помощи, надавила на жалость, и тогда муж сделал лицо, отображающее явное неудовольствие и даже презрение из-за сказанного Тасей:
— Самое низкое, что может делать человек, это манипулировать другими. А ты сейчас пытаешься манипулировать мной. Если ты ещё раз так попытаешься сделать… — и он недоговорил. Он уже впитал частичку этой девушки и не мог просто уйти от неё, оставив одну, или разочароваться в ней, даже если она сделает что-то непристойное. Более того, он считал, что тот, кто на такое был бы способен, оказался бы недостойным её общества хотя бы с обычной и вполне объяснимой точки зрения: если человек легко обижается на твои выходки, наверное, он не признаёт их как твой характер и в любом случае уйдёт сам, когда заметит, как ошибался.
Он встал, подошёл к кучеряшке, поднял её из-за стола и обнял. Тася вся раскраснелась и почувствовала как бы невзначай вдруг себя виноватой. Она прижалась к нему в ответ, вдохнула запах, и сердце, как и нервы её, успокоились.
Пыль торговца Смертью
Подпольный клуб «Alsea».
Был один человек, который любил подчинение животных больше других. Он же делал и людей, и даже одну Богиню, животными — своими рабами. Смерть отдавалась ему, в основном, в порошковом виде, а затем продавалась как маленькие завертончики, подарочки, письма или просто в пакетиках. Она была так свежа — и в то же время всем одинаково уже знакома, — что вызывала страсть и даже привыкание. Обычно всё происходило в подпольных клубах Вален-Вилля, города чудес, магов и знаний. Человек, обитающий здесь, известен также как охотник на лисиц.
Манджиро, Шуниро, Селестия и Тася были на месте, когда наступила ещё одна ночь. Принц зачем-то подобрал в команду и бывшую подругу кудрявой. Девушка чинно поклонилась маленькой Лесе, здороваясь с ней, в надежде, что прошлые обиды забыты, но та полностью проигнорировала её, а может всего-навсего не услышала Тасю сейчас. В клубе, как ни странно, играла музыка, и стояла своя энергичная и в то же время расслабленная атмосфера — как и бесплатное виски на столе, куда и пошла в первую очередь смуглянка. Кучеряшка впервые была именно в таком заведении, поэтому ей необходимо было срочно за что-нибудь ухватиться руками, заняться чем-то, что похоже на обыкновенные привычные действия, как для маскировки, успокаивающей и скрывающей тремор. Леся же со школы была заводной и сейчас легко слилась с танцующей толпой, пока Манджиро с учителем аккуратно поддерживали пост рыжей ведьмы, пусть и немного с другой стороны. Они заказали столик на втором этаже и поднялись туда. Сверху Шуниро и Майя легко наблюдали за толпой.
Так они провели по меньшей мере час под прикрытием, ожидая главную преступную звезду вечера, точно порноактрису, но Тасе хватило и этого времени, чтобы повеселеть от того, что ей щедро предлагал симпатичный бармен, и она поднялась по винтовой лестнице к Манджиро, виляя бёдрами, как дама лёгкого поведения, в компенсацию трудно управляемому телу. «Маня! — позвала она. — А давай ещё и Эйсика позовём сюда!». Но принц быстро напрягся, повернув голову в сторону кудрявой, и Шуниро резвым движением руки остановил кого-то за спиной смуглянки. Тася испугалась, обернулась: за ней стоял высокий симпатичный сухожильный парень — так представляла его рядом находящаяся Селестия — и ухмылялся во весь рот:
— Я её нанимаю, — сказал он, точно смеющимся голосом. — А дальше как посмотрим.
«Он клюнул на её внешний вид!» — пронеслась довольная многообещающая мысль в голове Майи. Они специально для этого момента одели Тасю в короткую чёрную юбку, чулки в сетку и яркий просвечивающийся через белую короткую блузку атласный розовый лиф. Прошлая жертва гада наряжалась примерно так. Манджиро съел глазами наркомана.
— Она не принадлежит тебе, друг, — «напомнил» блондин, но слово «друг» в отношении столь мерзкого для него человека далось ему с трудом. В этом была долевая нотка высокомерия Хайсэя, в чём, впрочем, сам он не видел недостатка.
— «Бог велел делиться», — повторил охотник известную ему фразу и обнял, подтянув к себе, Тасю за грудь. Она попыталась вырваться, но руки её были настолько слабыми, что даже ослабить хватку наркомана она не могла, а ножки её были слишком короткими и толстыми по сравнению с высотой аппонента, что мешало нормально пнуть его неуклюжей девушке.
Она наступила со всей силы охотнику на ногу, но он только цыкнул, ударив Тасю по голове. Тогда же Манджиро достал откуда-то нож и пырнул им парня, только потом стукнул наркомана, отправляя того в астральный мир.
— Он не умрёт, — заверил всех Майя. — А завтра люди получат наконец своего козла отпущения.
— Козла отпущения? — вслух спросила кучеряшка, заподозрив неладное, будто бы наркоман, живодёр и убийца мог быть на деле невиновен во всех произошедших событиях.
— Я сделаю его пока моим маленьким мальчиком, — перебила её Леся. Она всегда любила плохих парней. В этом она была даже больше похожа на Эму, чем Тася, которую здесь выбрали из-за её внешнего сходства с последней известной жертвой.
Манджиро удовлетворённо кивнул тоненькой и изящной Селестии, ставшей отступницей для башни магов из-за подруги, но хорошей мишенью для Майи и отловленного им преступника. Именно она завела охотника наверх в нужный момент. И это было довольно быстро. В итоге в клубе вся компания управилась меньше чем за два часачаса, и теперь Смерть отвернулась от своего хозяина и примкнула к новому королю — Манджиро.
***
На следующее утро над Вален-Виллем развевался пустой, без человека, костюм, состоящий из привычной одежды охотника на лисиц. Сам нароман превратился благодаря Селестии в ту пыль, которую обычно толкал другим сам вместе с колёсами или травой, а потому легко песком вычистился из собственных брюк и развеялся над главной площадью города, на которой собралась неизмеримо большая толпа. Люди сначала многочисленным шёпотом изучали происходящее, а затем, после речи явившегося в сверкающем синем богатом туалете Манджиро, стали радостно хлопать, кричать, смеяться и присвистывать. Тем временем Тася в большую клумбу, соединяющуюся со всей почвой, лежащей под камнями и асфальтом города, садила благословлённое бывшей подругой семя баобаба и уже чувствовала, как его будущие быстрорастущие переплетающиеся корни поражают землю от Востока до Запада, а вместе с образующейся ими сетью растёт и любовь народа к новому Хайсэю, заменившему старого мальчика, больного, возможно, однобоко мыслящего, попавшего к власти по пинку Судьбы, щедрой для мерзавцев.
И всё же Тася знала, что была ещё одна девушка. Та, которую она нашла изначально. В её жёлтом букете не просто так оказалась записка с местом встречи: она знала своего убийцу и пыталась последним духом чудной как-то оставить знак, а уже рыжая, интуитивно после приглашения принца знавшая где его искать, создала нужную надпись. На месте упавшей с крыши Эмы же странным образом нельзя было найти ничего, за что можно было бы уцепиться: даже её личных ключей от дома, не говоря уже о деньгах. Зато свёрток с наркотиком там был, и его нашёл именно Джиро. Но связать всё в одной своей голове ведьма не могла, поэтому она передала все свои наблюдения и мысли мужу, Эйдосу, и вместе они сумели осознать, что во всём был виноват не какой-то охотник на лисиц, а сам Майя, вовремя появлявшийся везде.
Выбор был между привычным следованием закону, чтобы выдать Манджиро, пусть это и казалось почти невозможным, и ещё более естественной утайкой происшествия. Для Таси это было очевидным. Она бы защитила человека, которого уважает, даже если это был убийца. «Лучше него на это место всё равно не будет никого», — подытожила саму себя последней мыслью она. Ведьма выбрала его королём. И хотя Эйдос не одобрял подобное, он поддался силе её очарования. В том и заключалось предупреждение Наставника, пусть на самом деле с него всё и началось.
Это детектив преследовал Тасю и всех окружающих её людей. Он лишил её друзей и подтолкнул оставить своего молодого человека, хотя Наставник и не знал, как именно кучеряшка это сделает. А она и не планировала такого: её направили в лес, чтобы убить, а вместо этого девушку само это место и спасло, его дух, местное Божество. А потому она выбрала его, а не жизнь в городе, в котором всегда была чужой, и горячие источники в глубине Исполинских дебрей пригрели её. Детектив же и сообщал информацию Майе и Шуниро, который предал своего настоящего принца, променяв на новую звезду.
Для Наставника это было его личной петлёй: давным-давно, ещё до роковой волны безумия, он бросил свою семью и уехал на запад, а спустя годы по пьяни нашёл на улице проститутку и изнасиловал её. В то время он пребывал в одном из городков Франции. Но той девушкой была его взрослая дочь, которая приехала к некому мужчине, а в итоге осталась без дома, и с ней было только её отравление, из-за которого вскоре девушка и погибла.
С тех пор детектив и перестал видеть глаза женщин. Последние, что он успел перед этим застать, принадлежали телу дочери, которое ему показали, и он узнал в нём проститутку, найденную им несколько дней тому назад.
— Я думаю, мы должны уехать отсюда, — сказала Тася. — И нам придётся продать «Воблу». В любом случае, мы оба долго скитались, нам пора бы и заиметь где-то свой дом, в котором не будет ни странных мужичков-алкашей, ни принцев, ни принцесс, уж я надеюсь…
Эйдос согласился, но предложил жене её прошлый дом, на что ведьма ответила:
— Нет. Там больше никого нет. Поэтому я не хочу туда возвращаться.
— Тогда куда ты хочешь, моя le petit?
— Я не знаю… Честно… Давай туда, где тепло, где море и цветы, но только не в старые дома, ладно?
— Хорошо, le petit. Тогда нам надо заняться «Воблой» и продать её новому владельцу поскорее.
Перемены
Лавандовый утёс.
Где обрывается резко земля, входя глубоко в море и его гладкие, тёплые даже под водой, камни, где стоит с одной стороны полуострова мельница, а с другой высокие старые башни, в которых снова живут люди, поселились по удаче Тася и Эйдос. В их владении лежали поля лаванды по одну руку — и пшена и подсолнухов по другую. Внутри двора замка был вырыт пруд для уточек. Чуть снаружи бывшая ведьма самолично выращивала белые розы, в память о Роббе и о маме, о тех, с кем худшие моменты когда-то она старательно стёрла из памяти, отдавшись безумию. Работники при замке благодаря мельнице готовили и приносили горячий пахнущий хлеб, некоторые занимались курами и хозяйством, кто-то — коровами, благодаря чему всегда в руке была кружка парного молока. И весь этот живой организм грели и освещали яркие прекрасные закаты, выпускающие последние лучи над горизонтом бескрайних солёных лазурных вод. Сам запах здесь извещал о море и о прекрасной жизни.
Шли до такого места Тася и Эйдос долго. Прежде они всё же останавливались в городе, там кучеряшка даже получила всё-таки своё образование, которого до этого долго избегала, и стала земским доктором. По крайней мере, так говорили местные на полуострове, потому что было престижно, чтобы врач владел такой землёй и таким, пусть и небольшим, замком. С поры Вален-Вилльской у Таси не было никакой магии, но зато в ней проснулся дар рисования. Она часто пропадала где-то, пока писала пейзажи. Она также любила и людей, а потому не пропускала, если где-то в поле трудился человек, подсекала работников и в мельнице, и в кухне, и с коровами, и у пруда, и в лесу… Получившиеся картины вывозил в города на выставку и продажу Эйдос, и, когда она его ждала, с бóльшим усердием ухаживала за виноградом, делала вино и переходила с красок на вышивку. Всё это сочетание алкоголя, свежего воздуха, хлеба, уток, воды и искусства так переполняло рыжую девушку, что вскоре она перестала всему удивляться и жила здесь с таким расслаблением, точно была хозяйкой Лавандового утёса всегда.
Семена подсолнечника продавались: в обычном виде или виде масла, и эта деталь почему-то всегда вдохновляла Тасю.
Она повзрослела, стала уравновешеннее и спокойнее. Она нашла своё место, но ей возможность к этому подарил её муж.
— Я как будто знаю тебя уже давно, и моё боязливое уважение к тебе и стеснение давно переросли в домашнее отношение. Я как голая перед тобой, но при этом не краснею, — говорила как-то она ему однажды, но после переросла и это, когда уже появился первый сын.
Тася заставляла своих детей читать, как не читала по своей лени сама никогда, но это имело свою пользу: в городе часто положительно отзывались о Летовых этого времени и о сыновьях бывшей ведьмы, к которым имели, к счастью, всё же больше доверия, чем к матери, пока она следовала ветренным мыслям и сомнительным личностям.
Манджиро же всё-таки стал королём. Сейчас страной леса и холода управлял именно он и занимался «оттаиванием» людей и наращиванием мозгов, открывая университеты. С его приходом всё изменилось и стало как будто лучше и тише, а люди — добрее.
Именно такого будущего хотела Тася, и точно её желание исполнилось.
Сейчас вишнёвое и виноградное вина и, в форме каблучка-гвоздика, грязно-розовая хрустальная ваза с белоснежными пышными розами на столике напротив морского шума радостных волн означали волос Робба и его красные слепые глаза. Таким образом, он всегда оставался с ней и иногда являлся даже во снах. С Селестией она так больше и не виделась, а вот братец Эредин занялся «Воблой», которую и купил.
Дорогая Тая уволилась из «Пряного» и ушла работать к Эри-рю. Похоже, теперь они были вместе. Они и правда хорошо сочетались: каштановый густой прямой волос девушки, её несвойственная простым женщинам логичность, рациональность, её чуткость и ум были подстать высокому красноволосому красавцу-чудному, с которым теперь велось общее дело. Тая легко вписывалась в любой мужской коллектив, и в пивной она чувствовала себя достаточно удобно, если не считать пьяных похотливых иногда рож, которые не могли даже встать из-за стола, но в этом Эредин помогал ей и оберегал её.
***
Вален-Вилль успокоился, хотя цирк больше не принимал к себе в гости. Оставшись в своей любимой утончённой готике, город процветал и принимал всё больше новых студентов. Посередине града уже стояло огромное дерево баобаба, подмявшее под себя всю площадь, а его корни и впрямь простирались до самого Запада.
***
