сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
«Как у тебя дела?» — заглянувший и заменивший лампу дневной свет с протянутой сухой тёплой рукой иногда может изменить всё. Нет никакого сторге, нет никакой любви, пока есть уныние. Из него вытекают одержимость, жажда внимания от одного человека, ревность, жадность. А то доводит до преступления. Иногда это состояние вторгается резко и незаметно, будто даже беспричинно. «Любите меня!» — думает человек, который не способен на самом деле здраво рассуждать и отвечать на чужую любовь. Он ходит по английскому вечнозелёному лабиринту, почти в тумане. Шершавая бумага старых книг не возвращает кончили его пальцев к реальности, поскольку слова просто не доходят до его сознания.
Робб будто равнодушно продолжал жизнь так, как и привык это делать, но, по правде, прятал всё в себе. Селестия, точно принцесса в замке, сидела в той части башни магов, где обычно находились осуждённые за что-то. Её сейчас бросила подруга, променяла на лес и свободный бег босиком на мужчину. Сама же Тася думала, как трудно быть феей и одновременно желать общества кого-то и отвергать его. И было нечто, что объединяло их — отсутствие какой-либо цели и их собственного смысла в жизни.
***
— Я отнесла каждого на его Родину.
— Прям каждого?
— Каждого.
— Своими руками?
— Своими руками.
— С шизой?
— С шизой… Мне бы своих сил не хватило, я же слабая… Ты знаешь же…
— Вообще это не шиза, это защитные механизмы личности вкупе с твоей фантазией. И ты зачем тогда относила вообще руками?
— Чтобы почтить их память. Они же были моими друзьями. Прикосновение к ним… Это передача эмоций, что в тех клетках ещё осталась, хотя вся энергия и ушла уже в чужую землю, теперь они передали своими телами в родную землю тепло через меня и энергию моих действий. Механическую энергию… Да… Я читала об этом, это должно было сработать.
Эйдос тяжело вздохнул, будто ему приходилось сейчас мириться с серьёзным проступком невинного ребёнка:
— Да ты гениальна…
При этом уголок его рта даже не приподнялся.
— Да, я знаю. Эй, тебе повезло встретить такого гениального и великолепного кохая как я, да? — после паузы почти шутя вымолвила Тася. Для неё до сих пор все были живы, словно происходившее было лишь выдумкой её мозга, как во сне.
— Да-да, — согласился он и отвесил маленькой девушке лёгкого подзатыльника.
Было бы так хорошо раствориться, резко стать чьим-то героем или антигероем, но этого нельзя было сделать, невозможно вот так запросто заполучить в своей жизни переломный момент, если только ты не самый большой везунчик.
— На самом деле даже у тебя есть своё значение, своё место в этом мире.
Будучи в шатком психонервном состоянии, Тася мгновенно повеселела:
— Почему «даже у тебя»?! Почему в таком тоне? Конечно же у меня есть какое-то место. А какое оно? — она снова на четвереньках, как кошка, приблизилась к нему и наклонила под любопытствующим углом голову со сверкающими зеленеющими глазами.
— Не смотри на меня так, — усмехнулся он. — Я же старик, я всех вижу насквозь и про всех всё знаю, но поэтому я только наблюдатель, я не скажу тебе, какая у тебя роль, даже не проси.
Кучеряшка нежно упала на колени Эйдоса, будто она сейчас являлась самым маленьким, лёгким и весёлым существом в мире, как одуванчик, прижала к телу руки, согнув в кистях, и стала ёрзать, тереться об колени, немного перекатываясь с боку на бок. Её мягкие короткие волосы при этом как попало мялись, одежда задиралась до неприличия, но лесному духу не приходилось на это жаловаться: он почти что наслаждался этим и даже краснел, почти как школьник. Он даже подумывал в тайне превратить Тасю в настоящую кошку, но в том случае не отделался бы он от проблем со стороны девчонки. Кошки сами по себе своенравные, а такой нелепый характер внутри черепаховой красавицы и вовсе, может, представлял бы собою огненную смесь.
— Как же мне выласкать из тебя эту информацию, семпай?
— А вот когда начнёшь следовать моим урокам, тогда и своё получишь.
— Это о чём ты? — так удивилась девушка, что посерьёзнела и привстала, столкнувшись с собеседником носом к носу. Её взгляд при этом бегал по лицу Эйдоса, то опускаясь, то вновь поднимаясь к глазам Эйдоса. Сейчас она уже видела его иначе. — А ты толстый, величественный дух леса! Не просто большой взрослый, а ещё и толстый, — щёки при этом его она нашла очень симпатичными и мягкими на вид, как тесто, а глаза казались большими, но похожими больше на щели, усыпанные длинными изогнутыми ресницами, нежели круги и овалы на бумаге в набросках остальных людей.
— Ой, поговори мне ещё тут!
«Он похож сам на ребёнка, — решила Тася, — наверное, это делают за него годы — невозможно, пожалуй, жить столько, сколько живёт он, и при этом помнить всё обо всём и обо всех, сохраняя постоянными все черты и одинаковую личность».
— Так какое там у меня предназначение?
— Теперь я точно тебе не скажу.
— Хах! Ну конечно… — девушка, подобно лисе, сощурилась. — А если мы будем играть в игры на желания? Смогу ли я тогда узнать?
— Ты никогда у меня не выиграешь, пёрышко! …Кстати, так ты хочешь знать, что случилось со всеми?
— С кем «всеми»?..
— Никто не умирал, это всё в твоей голове, маленький кохай.
Тася напряглась и вся застыла, даже дыхание её замерло в воздухе. Она обдумала его слова, будто это иностранец ей назвал отдалённо знакомое слово, которое нужно было вспомнить. Сначала она почувствовала, как кровь и слёзы подбегают рывками к широко раскрытым глазам, а потом поняла, что это снова трюк злого бога.
— Ты отвратителен! Кто с таким шутит?! Я ненавижу тебя, сенпай! Ты даже буквы «м» в своём звании не заслуживаешь! Я думала… Я думала, что все погибли, кого я знала! В городе они ходили мёртвыми бестелесными душами!
«Ну всё-всё!» — успокаивал он Тасю, пока та горела в своём негодовании и помутнении, и через пять минут девушка успокоилась, обратилась лисой и свернулась нервным комочком на коленях толстяка, сидящего на ступенях, ведущих в пещеру, бывшую когда-то величественным, незаросшим храмом.
***
«Тася не являлась осознанной. Созданной такой, она всё время падала во мраковое состояние, при котором мало управляла своей жизнью. При этом входила она в него самостоятельно, потому что напридумывала себе ещё в подростковом возрасте недугов и не боролась с ними. Так бывает с глупыми людьми, но это же делало её личностью.
Она любила голубику, море, необычных людей разных форм и размеров, она только говорила: «Ах! Мой сенпай!» — и тут же млела, потому что дух, принявший для неё образ наиболее приятного человека, мог заменить в анализе дня любое невзрачное событие или плохих людей (которых, впрочем, не бывает, ведь все люди на самом деле добрые). Также, прочем, каждый человек нуждается в объекте, за который будет цепляться его сознание, центр паутины, в котором скопится роса радостей и негодований. Основа всех последующих мыслей и убеждений, как базальный слой кожи с пигментом, поверх которого идут все остальные слои.
К ней в берлогу однажды явился белый охотник — то был Робб, и он пришёл целенаправленно за ней, выстрелил ей в сердце и попытался забрать. Тася же, несклонная к одобряемости разрозненным обществом, поддалась искушению и поцеловала Робба, которому ещё совсем недавно принадлежала. Она почувствовала его родной запах, вновь увидела его тёплые глаза и почувствовала ту близость, что совсем уже давно не связывала их. Так она подумала, но кролик был уже разделан и лежал на блюде в соусе. Вот почему Эйдос всё знал, и Тася поздно призналась ему. Так или иначе, он был в её мыслях, он поселён в её голове и видит все секреты в неубранных шкафах с костями, оттого он был очень зол на неё, хотя и не среагировал так, как сделал бы это будучи простым молодым человеком, являющимся естественным звеном в богохульном обществе беспорядочных лиц.
— Ты провинилась. Я не хочу больше с тобой разговаривать, ты знаешь, я очень избирателен в том, кого к себе подпускать. Раз хотела схитрить надо мной, то пойди теперь и продай на рынке свою душу, раз тебе нефиг больше делать. Посмотрим, сколько она стоит.
Девушка вышла рассеянная на ближайшую людную улицу города, похожая на нищего беспризорного ребëнка. Окружающие огибали еë или толкали, но никто не обращал внимания. «П-пожалуйста… Купите мою душу! Пожалуйста, купите! Она… Она вся светится и горит идеями!» — с каждым разом всë увереннее она говорила о несуществующем, потому что не видела, чтобы кто-то реагировал: положительно ли, с презрением ли. Тася была довольно милой, но еë кукольное лицо было спрятано злым Богом, который решил преподать ей заслуженный урок.
Наконец-то эта лёгкая кара, как шлепок по попке, настигла и лисицу. «Нет в жизни смысла. Не знаю своего предназначения», — непростительные мысли для чудной. Она была слишком переменчива и слишком пессимистична для своих лет и своего опыта.
Тогда начались первые походы в город и набеги лисиц на частные дома, как бы совпавшие с теми событиями, но межались они по-прежнему с фантазиями:
«Перед нею ровная гладь серого в свежих тучах моря в небольшой бухте. По бокам каймы её — главы высохших драконов изумрудного цвета, покрытого лёгкой плёнкой тумана, а на берегу сидят Тася и Эйдос. Она говорит о потерянном Эредине, который в последние дни их дружбы отдалился, стал привирать и скрыл настоящее отношение к поступкам Таси. Это были жалобы, которые иногда просто было приятно вспоминать».
Так выглядит стена мыслей: когда представляешь что-то, и оно становится некой реальностью, представляемой картиной вокруг тебя.
Когда Тася заметила, что стыдливая и хорошая она никого не привлекает, она смело сняла капюшон на людной улице города и закричала: «Я ненавижу отвратительных, жестоких, лицемерных и высокомерных людей! Чтоб черти вас всех порвали за то, что у вас всех такие длинные носы.… в золоте и алмазах… которые делают вас одиноким никем!» — её никто не понял, что было справедливо, и в этот момент из тёмных и мрачных углов отовсюду повылезали реальные черти: серые и фиолетовые лисицы с крупными острыми клыками и рогами на головах. Их зубы, как и когти с тонкой пластинкой, переплетались между собой, будто сплетённые пальцы чьих-то рук. Лисы смеялись, плевались желчью и говорили человечьим языком, подступая со всех сторон: «Плохие! Плохие людишки!»
Тогда Тася с испугу сама обратилась гигантской лисой и первого прыгнувшего на неё зверя поймала своей пастью, прокусив существу хребет. «Это точно не создаст искупления, а тем более усмирения от Эйдоса для меня!» — всё, о чём подумала девушка тогда. Дух не скупился на выражения и грубости, когда был зол, а потому мог позволить себе лишнее из старых русских книжек с бытом в совхозе или на целине, а потому вселенское прощение надо было заслужить», — так прозвучал отчёт маленькой сказительницы. В детстве она была маленьким гадким утёнком, лишь соломенные волосы и голубые глаза обещали её прекрасное розовое будущее. Её голос, как голос барда, мог поведать историю каждого, в том числе и Таси, даже в этом старом людном баре, чем воспользовался Наставник. Уродливый мужчина отпустил руку девочки, она медленно моргнула, опустив голову к полу, а затем, как ни в чём не бывало, вновь задрала подбородок и продолжила помогать сестре в баре. «Ха-ха! Это здесь-то он ищет потерянную девочку? Вот же работничек этот старпёр!» — по ушам ударил скрежещущий звук голоса одного из местных юных пьяниц. Наставник опустошил свой четвёртый стакан крепкого, со стуком поставил его на стол и удалился из сего зловонного от людей места — здесь было принято платить сразу, а потому нужды в последнем перед уходом не было. Он нервно укусил себя за кончики четырёх пальцев, содрав немного лишней кожи с грязью и откашлялся, убирая руку и по привычке вытирая её об край жилетки. Он и так знал, что эти лисы, подобно крысам, рыщущим по городу, — руки кучерявой Таси, но что было делать с методично раскачиваемой психикой неуравновешенного чудного ребёнка? Некоторые старики пошли с фруктами и мясом к подножию леса, дабы задобрить его — но лесной Бог отвернулся от них и их просьб, будто потакал тем чудесам, что разворачивались сейчас, медленно, словно давно нетронутый рулон карты.
На детектива в отставке многое навалилось сейчас, как сказали бы соседи, которых у него нет: он рискует завалить уже второе дело его жизни.
Робб после новой встречи с Тасей ещё больше был смущён, а мысли его — спутаны. Он теперь знал, что его девушка не одна, что он зря её ждал, что она ушла к некому духу, чтобы потешить себя новыми отношениями, а кролик ныне был для неё просто плюшевой игрушкой.
После её исчезновения, как и наставников, дети вынуждены были куда-то расселиться. Самым верным путём был университет — тот мог обеспечить своих студентов жильём, что сейчас самое главное. «К чёрту ваши праздники, — думал обиженный Робб. — Мне бы сейчас поступить». Вступительные оказались для него не самыми сложными, а потому переселение из гостиницы в общежитие прошло достаточно быстро и гладко. Оставалось только примерно учиться, чего парень будто не мог: первые пропуски, первые отработки, первые «недружелюбные преподаватели», ненужная история на бесполезном техническом факультете, обучающем построению колёс, бары с друзьями и ночи без сна. «Неужели всё это из-за меня?» — думала Тася, когда наблюдала за ним со стороны. «Нет», — ответила ей Тая, уже имеющая подобный опыт. Тася снова в городе, Тася снова здесь — этого и ждала её подруга.
«Я так по тебе скучала!» — заплакала она, уткнувшись носом в кудрявую мягкую макушку. Это не было похоже на Таю, делившую с Лесей одного молодого человека и простившую в итоге ей его ради дружбы, Таю, что быстро нашла себе и работу, и какой-никакой дом, и учёбу в техникуме на окраине Вален-Вилля, почти в деревянной деревне. Эта девушка периодически теряла веру в чудо, в детское чудачество, мечтания и сны — из-за неё, между прочим, и погибали массово крохотные феи. Но она всё равно была верна горящим идеям девушки рядом с ней, всегда, пусть они и были совсем плохо знакомы. Вечер обнял их и обдул слабым знобящим ветерком и накрывающей темнотой город. Вдвоём они стояли напротив общежития Робба, но, разрубив случайно связь с ним и с его сознанием, теперь вынуждены уходить, потому что здесь сейчас им никто не был бы даже отдалённо рад. Это место пустое.
«Дружба и дружеская любовь между нами — самое важное, что на данный момент есть», — подумала Тася, закрыла глаза и стоя заснула в тёплых руках и пледе Таи.
Ей приснился чудесный сине-фиолетовый сон с красным кирпичом и серебристыми звёздами, по-странному отражающими свет жёлтых фонарей. Она сидела на крыше защищаемого исторического уже нежилого здания вместе с Эйдосом, они грелись друг о друга и смотрели на дома перед собой, как и на небо над ними. Небольшие скульптуры на их верхушках и окна никогда доселе не были видимыми для них. И весь этот вечер был прекрасен.
***
«Твои рыжие волосы восхитительны! — шептала она вдове, что так часто заглядывалась на то же великолепное здание, что и Тася. — Ты хороша, и ты заслуживаешь такой бордель в своём распоряжении! Только представь вместо этих унылых чопорных занавесок за теми окнами алые полотна или тяжёлые длинные шторы цвета бордо! Я знаю, ты этого хочешь…»
Глаза ведьмы при этом загорелись. Как повезло лесной девчонке с первого же взгляда на голубую улицу приметить именно эту женщину. Зелёный цвет её радужки теперь имел примесь желания и цели. Скоро в этом четырёхэтажном кораллово-золотом доме в стиле рококо будут стоять лишь запахи наслаждения, свеч, пота и мыла, окна гореть будут красным, а двери — надписью над ними «Red Light Secrets».
Тася сама не заметила, как получила это внезапное наваждение. Она шла в город по поручению Эйдоса и вдруг зацепилась взором за возможность вплести в чью-то жизнь свою нить.
Далее она под видом волнистой чёрной лисы проникла в канализацию башни магов и долго поднималась в кромешной темноте по нескончаемой скользкой сырой лестнице вверх, ведомая мыслью встретить там Селестию. Бывшая подруга должна была узнать о Тасе снова. Девушка вошла в её комнату обнажённая, уже в своём естественном человеческом виде. Леся удивлённо окликнула её, лицо её было даже испуганным, она хотела убедиться, что это не та Тася, которую она знала совсем недавно, по вине которой, отчасти, кошечка и осталась здесь совсем одна, на пути к сомнительному величию магессы. «Что ты от меня теперь хочешь?» — спросила Селестия. «Я хочу изменить твою жизнь», — с усмешкой и оскалом сказала ей вошедшая. Тася посмотрела глубоко в глаза бывшей подруги, в самую тьму, достигла хрусталика и отразилась в нём уже самой Лесей. В маленьком теле этой девушки она сбежала из круга магов, будто наглая и непослушная ученица, убежала к принцу этого мира — к Олегу — и очаровала его. Она почувствовала, как в груди Селестии быстро и неровно колотится нежное сердце, и только тогда отпустила её. То была завистливая месть за то, что Леся была единственной, кто в итоге попал официально в круг чудных. Тася сама хотела быть там, в том сладостном заточении и учиться силе творчества и знания, которые были осуждены во всей остальной части страны.
