Текст книги "Волчья кровь (СИ)"

Автор книги: Кьюба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

    Я зарычал, расстегивая на нем рубашку, запутался в пуговицах и сорвал опостылевшую ткань под задыхающийся смех.

    – Ну, Виктор… – простонал он, и я прижался к гибкой шее губами, целуя, кусая, оставляя засосы, чтобы знали, чтобы каждый знал – он мой, только мой, весь, полностью. И – скоро, совсем скоро – без остатка.

    – Я подарю тебе новую, я же обещал, – пробормотал я между поцелуями, скользя ладонями по ребрам.

    От его дрожи вышибало рассудок, руки сжимались на спине, расцарапывая кожу, и я приник губами к соску, лаская затвердевший комочек, укусил его – Ольтар стонал и выгибался под моими руками, шептал бессвязно и умоляюще, цеплялся за шею, стоило только оторваться и горячо выдохнуть на темное пятнышко влажной кожи, отзывался всем телом, весь, и я понял, что сойду с ума, если он будет так реагировать. И что я готов сходить с ума целую вечность.

    Ольтар потянул меня за рубашку к себе, обхватывая руками, скрещивая ноги за моей спиной, толкнулся бедрами в пах, и у меня потемнело в глазах от острой вспышки наслаждения – Великие Духи, вечность бы целовать его, такого открытого, отчаянно сладкого, задыхающегося, стонущего.

    – Пожалуйста… – бессвязно прошептал он, потянув с меня рубашку дрожащими, слабыми руками. – Виктор, пожалуйста…

    Я рыкнул, перехватывая руки и впечатывая в простыни над его головой, не в силах оторваться от его губ даже на мгновение, даже на секунду, которая требуется, чтобы снять одежду – и он застонал, когда я ворвался в его рот, вылизывая, трахая его языком, умоляюще проскулил, явно уже не соображая, что происходит.

    – Виктор… Пожалуйста, Виктор, сними… я … я хочу… хочу…

    Я яростно зарычал, но все же нашел в себе силы отвлечься от его губ, и резким движением скинул мешающуюся тряпку. Он отчаянно задышал, когда я прижался грудью к его груди – кожа к коже, сердце к сердцу, и я заскулил от впившихся в спину ногтей, раздирающих, вызывающих дрожь, и снова припал к его соску, покусывая, сильно сжимая другой, вызывая громкий, удивленный вскрик. Я хотел слышать, как он кричит, уткнувшись в подушку, расплавляясь от моих рук, хотел взять его тут же, или ласкать долго и сладко, чтобы он стонал и плакал от невыносимого наслаждения.

    От возможности выбора на миг помутнело в глазах, и я задохнулся, вжимаясь лицом в плоский, упругий живот, наслаждаясь его запахом. Руки сжались в волосах, аккуратно подталкивая, и я усмехнулся, мгновенно определяясь, рванул кое-как связанный ремень, потянул за край брюк под недобрый смех человека – он дразнил меня, бесстыжий безумец, но я был готов прощать ему, все и сразу, беззаветно, не задумываясь идти за ним, защищать, оберегать.

    Брюки слетели с сильных, длинных ног, и я не вовремя подумал, что придется дарить еще и их – но Великие Духи, да разве можно было думать о чем-то еще, кроме обнаженного человека, так бесстыже раскинувшегося на кровати – открытые бедра, бледная, обветренная, безумно красивая кожа, тонкая рука, ласкающая напряженный член, бесстыдный, прекрасный, льнувший ко мне – весь, беззаветно открытый и податливый – мой.

    Люблю, подумал я, обхватывая губами одуряющее пахнущий член, наслаждаясь громким, отчаянным криком – у него ошеломительный, терпкий вкус, и я скользнул пальцами в тесную ложбинку между ягодиц, погладил, лаская, с трудом скользнул в сухое нутро – он не такой, как все омеги нашего племени, мелочи, но за эти мелочи хотелось расцеловать его, всего, так жарко и отчаянно стонущего, так хотелось почувствовать, как он кончает подо мной, так…

    Давай, мелькнуло в голове, и я ворвался пальцами внутрь, быстро, сильно, в такт движениям губ и языка, давай же, сейчас, давай! Ольтар взорвался криком, конвульсивно сжимая руки в моих волосах, и его скрутило судорогой, выгнуло дугой. Я отстранился, с трудом преодолевая сопротивление, переводя дыхание, подтащил к себе бьющееся тело и накрыл поцелуем стонущий рот.

    – Ты… – он задохнулся, с трудом открывая глаза, и улыбнулся, жарко, маняще. – О, Боги, ты такой…

    Я подтянул его к себе, обнимая, замер, уткнувшись носом в плечо, а затем быстрые руки скользнули по моей талии, затеребили пояс мешающихся, тесных брюк, и я обессилено заскулил, поддаваясь и быстрым движением скидывая с себя ненужную тряпку, и снова ныряя пальцами в горячую тесноту.

    Ольтар застонал, жалобно и умоляюще, но я не поддался, приникая губами к подбородку бессильно запрокинутой головы, двигаясь медленно и неумолимо, и он стонал, выгибался, льнул к рукам, бессвязно выкрикивая мое имя, когда я сгибал пальцы, лаская его, а затем снова выскальзывал из него, и возвращался, растягивал тугую, жаркую тесноту. Он был великолепен – стонущий, выгибающийся, снующий руками по моему телу, расцарапывающий шрамы, вцепляющийся в волосы на затылке – не такой, как омеги моего народа, но все же прекрасный.

    Не так уж мы и отличаемся, скользнула горячечная мысль, когда я снова согнул пальцы, забирая с губ его крик, и выскользнул из него, падая на спину и потянув за собой.

– Оближи, – глухо пробормотал я, и поцеловал его так долго и сильно, как только позволили бесчинствующие инстинкты.

    Он улыбнулся горячо и безумно, взгляд на мгновение прояснился, язык скользнул по припухшей нижней губе, и я чуть не взвыл, откидываясь на спину и чувствуя медленные, спускающиеся поцелуи. А затем горячие, безумно горячие губы накрыли ноющий член, и я все же не выдержал, бессильным скулежом отзываясь на каждое движение, запрокинул голову, сжимая сбившееся покрывало и испытывая непреодолимое желание вцепиться в светлые волосы и оттрахать жаркий, дразнящий рот самого невыносимого, самого любимого существа на свете.

    Он оторвался от меня, бесстыдно облизываясь, и я резко поднялся, схватил за тонкую талию и с рычанием опрокинул на спину, припадая ртом к смеющимся губам.

    – Давай, – выдохнул он, откидываясь на подушку. – Ну, давай же…

    Он был красивый – тяжело дышащий, открытый, распластанный, бездумно глядящий мне в глаза, заглядывающий в самое сердце, и тесный, нереально, невозможно узкий, так, что я даже замер, только скользнув внутрь, наслаждаясь обессиленным, задушенным криком, пальцами, разрывающими кожу на спине, бледной, покрытой испариной шеей. Я наклонился, не в силах сопротивляться, продвинулся чуть глубже и снова замер, ловя тяжелое дыхание на губах.

    Он закрыл глаза, и я рыкнул, сжимая пальцы у него на бедрах, вдыхая тихий всхлип, прикусывая кожу на подбородке.

    – Ольтар… – он с трудом приоткрыл веки, фокусируя на мне расплывающийся, бездумный взгляд. – Смотри на меня…

    Он подчинился, и я зарычал, плавными толчками погружаясь глубже, ловя изумленные стоны, насаживая и медленно выходя – он скулил и всхлипывал, упрямо не закрывая глаз, тяжело дышал, с силой кусая губы, и я прижался лбом к его лбу, резким толчком погружаясь в него и замирая, поцеловал болезненную складку между нахмуренных бровей, дрожащие ресницы, скользнул языком в ухо, тихо рыча от болезненного наслаждения.

    – Виктор… – прошептал он, тяжело дыша пересохшим горлом, и добавил, нагло и дразняще. – Я сейчас усну.

    Я яростно зарычал, приподнялся, подхватывая его под ягодицы, почти вышел и резким, грубым толчком вернулся внутрь, наслаждаясь громким криком, снова вышел, почти до конца, размашисто дернул на себя, чувствуя, как дрожью отдается его всхлип, сменившийся гортанным стоном. Сам застонал, будучи не в силах противостоять жаркой, сжимающейся тесноте, вжался в него, быстрыми толчками доводя до безумия – он забился подо мной, с криком выплескиваясь в ладонь, и я продолжил вбиваться в его содрогающееся тело и, наконец, сорвался вслед за ним в сияющую, ослепляющую пустоту.

    Я пришел в себя от рук, перебирающих волосы на затылке, лениво фыркнул ему в живот, и Ольтар содрогнулся от щекотки.

    – Ну… – прохрипел он сорванным голосом, и откашлялся, прочищая горло. – Никто не вошел. Чья-то жизнь спасена.

    Я не выдержал и засмеялся, приподнимаясь на неверных руках, и прижался к его губам в долгом поцелуе. Он положил руку мне на шею, погладил кожу, кончиками пальцев собирая капельки пота.

    – Виктор, сколько осталось до Совета?

    – Пара часов, – улыбнулся я, разглядывая крапинки в синей радужке.

    – Замечательно, – усмехнулся Ольтар, и прижался к моим губам.

Глава 18. Совет.

    Я копался в старой, почти развалившейся тумбочке около кровати и искал рубашку. Мы не хранили большое количество одежды, до дыр занашивая единожды надетые вещи, но я помнил, что оставлял где-то запасную. Рубашка вскоре нашлась – помятое несуразное нечто из льна, который перерабатывала одна из равнинных стай. Я скептически встряхнул ее, под тихий смех Ольтара принюхался и, убедившись, что ткань чистая, присел на край кровати.

    Человек развалился на животе, положив голову на скрещенные руки, и следил за мной ясным, смеющимся взглядом. Я провел рукой по обнаженной спине – от лопаток до ямочек на пояснице, и Ольтар фыркнул, чуть улыбаясь.

    – Вставай, пора собираться.

    И без того сумрачное небо окончательно потемнело, и я слышал возбужденный гомон волков, окруживших дом, где состоится Совет. Бета из моей стаи уже подходил к затянутому слюдой окну и тихо свистел, сообщая, что вожаки готовы начать, но я не собирался приходить раньше, чем солнце скроется за горизонтом, и яростно рычал на невидимого волка, а затем снова склонялся к смеющемуся Ольтару.

    Человек тяжело вздохнул, и я снова провел рукой по гибкой спине, не выдержал, склонился над ним, отбрасывая рубашку, поцеловал острую лопатку, коснулся языком под изумленный, тихий выдох, и скользнул вниз, выцеловывая каждый, трогательно выступающий позвонок.

    От него пахло горячо и терпко – потом, дыханием, стонами – мной, и я упоенно вдохнул, проводя носом по влажной, жаркой ложбинке, поцеловал упругую гладкую кожу – такой совершенный, прекрасный, красивый и мой – весь мой. Ольтар изумленно ахнул и застонал сорванным голосом, когда я нырнул языком между ягодицами, целуя его, лаская – каждый миллиметр, каждый кусочек совершенного тела – наслаждаясь горячими, сорванными всхлипами, изумленными стонами, выгнутой спиной.

    Он уткнулся лицом в подушку, судорожно сжал сбитую, влажную простыню – мальчик мой, хороший, красивый, не надо меня стесняться, только не ты, я не причиню тебе вред, не посмотрю косо или неодобрительно – никогда. Чертова подушка глушила его стоны, и я оторвался на мгновение, вырвал ее из рук и откинул – не надо прятаться, я хочу слышать, как ты кричишь, как кончаешь подо мной, хочу слышать тебя всего, о, Великие Духи… Я повернул его голову – он тяжело дышал, кусая губы, скользил по комнате ошалевшим, бездумным взглядом, и я прижался к его губам, накрывая собой горячее, гибкое, совершенное тело.

    Он застонал от прикосновения, потерся об меня, призывно открываясь – он дразнил, безумец, даже сейчас, даже после всех этих безумных часов, он дразнил меня, и я не выдержал, проникая в горячее тело, чувствуя, как он обхватывает меня – узкий, тесный, влажный, бесконечно нужный. Я зарычал в такт его тихим всхлипам, а затем заскулил, упираясь лбом в выгнутую, покрытую испариной спину.

    Он толкнулся мне навстречу – спешил, как всегда торопился, и я схватил его за бедро, удерживая – подожди, мой хороший, сладкий мой, не надо, кто же, какая сволочь не научила, не объяснила тебе, как это здорово, как упоительно хорошо смаковать каждый жест, взгляд, движение, каждое прикосновение…

    Я замер в нем, выцеловывая гибкую, изящную шею, и он застонал, короткими, жалобными, умопомрачительными выдохами – как же я люблю, когда ты так стонешь, тяжело дышишь, для меня, от моих рук – качнулся, вырывая задушенный, умоляющий всхлип. Толкнулся снова, уже под другим углом – и он заорал, закричал подо мной, выбивая дыхание, срывая разум, бессвязно забормотал мое имя, вцепляясь пальцами в сбитую простынь, подался назад, подмахивая всем телом, и я не выдержал, сорвался в упоительную теплоту, в мир, где он бьется под моими руками, стонет от моих поцелуев, шепчет мое имя.

    Я укусил его за волосы у основания шеи волчьим жестом, на инстинктах, яростно зарычал вбиваясь в податливое, обессиленно стонущее тело, подхватил его за талию, сгибая почти пополам – такой гибкий, тонкий, совершенный, мой, люблю, всего люблю… Обхватил его рукой, быстро, сильно, в такт движениям, и он закричал, сжимаясь, выплескиваясь в ладонь – о да, мальчик мой, солнце мое, жизнь, счастье, мой, весь мой – и я сорвался за ним, прижимаясь грудью к спине, обхватывая обессиленное тело и выдыхая его имя.

    Мы долго лежали, переводя дыхание – я покрывал поцелуями его лопатки, собирая губами капельки пота, а он фыркал, бездумно теребя простынь.

    – Ты сколько лет не трахался, а, Виктор? – прошептал он сорванным голосом, и я усмехнулся, мстительно прикусывая кожу.

    – С весны. Но это несравнимо, – честно ответил я, отрываясь от него и нашаривая на полу свои штаны. Ольтар неодобрительно посмотрел на меня из-под влажной челки.

    – В мою пользу, я надеюсь?

    Я даже рыкнул, поражаясь глупости вопроса, и поднялся на дрожащие ноги, завязывая поясной ремень.

    – Вставай, Ольтар. Пора идти.

    Он презрительно фыркнул, осторожно приподнялся и, поморщившись, сел. Я наблюдал за ним с легкой тревогой – раньше я не сталкивался с подобными проблемами, не с омегами моего племени так точно. Но человек встал, переступил с ноги на ногу, прислушиваясь к ощущениям, и резюмировал:

    – Сойдет. Хватит хмуриться, ты похож на трехлетнего ребенка, который пытается решить головоломку для взрослых, – я укоризненно фыркнул и отвернулся, накидывая рубашку. – Дай мне мою, пожалуйста.

    Я протянул ему помятую льняную тряпку, развел руками в ответ на полный скептицизма взгляд и поддержал, пока он неловко пытался попасть ногой в штанину. От него терпко пахло, и я уткнулся носом в нежную кожу за ухом, лизнул, наслаждаясь солоноватым привкусом, и зажмурился от подзатыльника.

    – Ты мне уже третий раз говоришь, что нам пора, и третий раз у нас ничего не выходит.

Я фыркнул и отодвинулся, а потом нахмурился, обхватывая его лицо ладонями:

    – Послушай, – я дождался сосредоточенного кивка и продолжил. – На Совете Общины будут вожаки и главные омеги всех стай. Я тебя умоляю – молчи. И Айдас с Нерингой тоже должны молчать. Я расскажу волкам правду, но не знаю, как они отреагируют. Тебя они не тронут, не посмеют – после того, как я взял тебя под защиту клыков, ты приравнен к омеге. Если бы ты был из моего народа, ты автоматически стал бы главным омегой стаи, но ты не сможешь...

    – Родить волчат? – он нахмурился, и я кивнул, проводя пальцем по его нижней губе.

    – Да. Волки не смогут уважать тебя, пока ты не докажешь, что достоин этого. Но если ты теперь неприкосновенен, то Айдас и Неринга – нет. Если они скажут что-то не то, а особенно если оскорбят честь омеги, альфа, вовлеченный в конфликт, кинется на них. Я тебя умоляю, слышишь? – я встряхнул его за плечи. – Умоляю, не лезь. Я попытаюсь их защитить, но если влезешь ты, то это будет бой насмерть. Я не смогу себя контролировать, и другой альфа не сможет. Поэтому, пожалуйста, что бы ни произошло, не лезь. Если я погибну, стая защитит тебя.

    – Виктор! – вскинулся Ольтар, и я поцеловал родные губы, прерывая возражения.

    – Пообещай мне!

    – Обойдешься, – мрачно ответил он, и я зарычал. Ольтар был просто невыносим со своими вечными скачками настроения! – И не рыкай на меня, а то я возбуждаюсь.

    Я задохнулся от возмущения и покачал головой.

    – Я буду молчать, обещаю. И Айдаса попрошу. Но вот Неринга...

    – Она странно ведет себя, – заметил я, зарываясь пальцами в светлые волосы. Он кивнул и нахмурился.

    – Она еще с детства становилась тихой всегда, когда что-то задумывала.

    Я выдохнул, закрывая глаза. Я был готов мириться со всем, что она может сделать, но она выбрала совсем не верное время.

    – Ладно, идем.

    Я взял Ольтара за руку и потянул к двери. Рядом с домом нас ждал встревоженный Маркус. Я кивнул ему, останавливаясь, а он подскочил к нам, нервно покусывая губы.

    – Виктор, у нас проблемы, – я кивнул, и он продолжил. – Эта ваша... Странная. Мы поселили их в доме Салтара, но не уследили. К ним пришел Люциан, Виктор, и она ушла с ним.

    Я сжал руки в кулаки, впился ногтями в ладонь, даже не почувствовав боли.

    – Я же говорил, – как сквозь вату пробился злой голос Ольтара. – Вот же дура-баба, идиотка треклятая!

    – Почему вы его не остановили!? – прорычал я, надвигаясь на Маркуса. Он виновато опустил голову, отодвигаясь.

    – Прости, Виктор. Мы пытались его задержать, но он пришел с парой, и сам понимаешь...

    – Не понимаю! – рыкнул я, чувствуя желание оторвать ему голову. – Я же дал приказ! Маркус!

    Ольтар схватил меня за плечо, останавливая, и я отступил от зажавшегося беты, прикрывая глаза.

    – Поздно уже орать, Виктор. Давай поспешим.

    Я смерил Маркуса презрительным взглядом, приподнял губу в волчьем оскале, обещая ему расплату, и размашистым шагом пошел к дому Совета. Ольтар и бета поспешили за мной.

    – Спасибо тебе, брат, – пробормотал Маркус, и я видел, как изумленно покосился на него Ольтар.

    Мы прошли сквозь расступающихся волков, окружающих большой, приземистый дом, и я кивнул стоящему у двери Арвену. Он усмехнулся, небрежно облокотившись на Салтара, и я вдохнул терпкий запах секса, исходящий от него. Омега подмигнул мне, демонстративно потянул носом, и повернулся к напряженному Айдасу.

    – Я же говорил, что они опоздают. Пойдемте, – и первым вошел в дом.

    Ольтар что-то быстро проговорил на ухо чернокожему и обернулся ко мне. Я тяжело вздохнул, заглянул в голубые сумрачные глаза и распахнул дверь.

    Всего нас было десять, пять омег и альфа-вожаки стай. Они сидели по кругу, чтобы каждый видел каждого, и я заметил, что место для нас с Арвеном было свободно. Это был хороший знак. В углу стоял небрежно ухмыляющийся Люциан, собственническим жестом закинувший руку на шею своей паре: они не имели права находиться здесь, но, видимо, вожаки решили, что его присутствие необходимо. Рядом с волками моей стаи стояла насупленная и хмурая самка, демонстративно не замечающая Ольтара с Айдасом.

    Я обернулся на двуногих, жестом велел остановиться и прошел к своему месту в кругу. Арвен уселся рядом, уютно подвернув ноги, но я видел, как он напряжен.

    – Начнем, – хрипло проговорил седой вожак.

    Он был самым старым из нас и уже, наверное, не самым сильным, но он прокладывал Путь много, много Кругов, еще когда лапы большинства не ступали по этой земле, именно он увел стаи лесных волков на север, когда нас постигла кара Духов. Мы все уважали его.

    – Говори, волчонок, раз посмел придти на Совет тех, кто прокладывают твою дорогу, – прокаркал седой, обращаясь к Люциану.

    Альфа презрительно оскалился, и я подавил желание свернуть ему шею за неуважение. Он вышел вперед, надменно посмотрел на меня, и я услышал, как неодобрительно засвистели вожаки.

    – Я хочу сообщить вам новые, вновь открывшиеся факты, которые мне рассказала... самка этих существ, – он предвкушающе улыбнулся, и я не стал оборачиваться на Нерингу. – Они пришли с другой стороны Рамна. У их вида нет второго тела, как я уже говорил вам, и поэтому они живут только в двуногом. Они специально построили огромные плавучие сооружения, для того чтобы пересечь Великую Реку. Их были сотни, и у каждого было оружие: не ножи и кинжалы, а другое, которое поражает на расстоянии, как метко запущенный камень. Они пришли завоевать наши земли, забрать нашу добычу, убить наших волчат и омег, построить на наших землях свои города!.. Их необходимо убить!

    – Нет! – взвизгнула самка, бросаясь вперед. – Я такого не говорила, ты, гребаный лжец!

    Я резко обернулся, но, к счастью, Нерингу успел перехватить взбешенный Айдас, оттаскивая ее в угол и закрывая рот рукой. Вожаки лениво проводили их взглядами и снова посмотрели на Люциана.

    – Она говорила это не так, но стоит ли верить ее словам? – продолжил альфа. – Она хочет сохранить свою жизнь. Но одно она мне рассказала точно: у их народа принято заводить детенышей с такой, как она. Для них противен, противоестественен наш уклад, они не станут уважать наших омег! Она говорила мне ужасные вещи, и я не хочу произносить их при тех, кто воспитывает волчат, – он поклонился в сторону невозмутимых омег. – Но одно я должен сказать: Виктор принял их на нашей земле, Виктор знал о них все, Виктор заставил ее брата склониться перед ним! Так задумайтесь, волки, достоин ли он водить стаю!?

    Я медленно поднял голову в наступившей тишине и произнес, с трудом скрывая клокочущую ярость:

    – Имей гордость и смелость честно бросить мне вызов, а не подкусывать исподтишка, – я спокойно оглядел вожаков и остановил взгляд на опешившем Люциане. – Я, альфа-вожак из стай лесного народа, доказавший свое право боем и кровью, я забочусь о тех, кто идет по следам моих лап. Кто из вас, присутствующих здесь, хочет оспорить мое право прокладывать Путь?

    Вожаки молчали, вальяжно развалившись на расстеленных на полу шкурах, и смотрели на замершего Люциана. Я выждал немного и усмехнулся, кладя локти на колени и расслабленно свешивая кисти.

    – Мы были на охоте, когда я впервые почувствовал запах двуногих, – начал говорить я, но меня перебил Люциан.

    – Ты будешь рассказывать всем, как...

    – Молчи, щенок, когда говорит вожак твоей стаи! – взревел сидящий рядом со мной альфа. Он был крупнее и сильнее не только Люциана, даже я несколько раз проигрывал ему в весенних боях. – Ты высказался, а значит, можешь покинуть Совет!

    Люциан захлебнулся словами, трусливо оглянулся, но волки смотрели на него неодобрительно, а затем встал омега седого вожака и тихо сказал:

    – Уйди из здания, в котором ты не имеешь права находиться, альфа из стаи лесного народа, – и снова сел, с трудом облокачиваясь на плечо своей пары.

    Люциан схватил своего омегу за руку и вылетел из Дома Совета, громко хлопнув дверью. Обстановка мгновенно разрядилась, и я облегченно вздохнул.

    – Они называют себя люди, и они и впрямь пришли с другого берега Рамна. Но Река разбила их корабли в щепки, и выжили лишь трое. Одного из них я принял в свой дом в качестве своей пары, – я замолчал, ожидая реакции, но вожаки, Кругами водящие стаи и защищающие волков, оставались спокойны. – Двух других я принял в свою стаю. Они хрупки и совершенно не опасны, не претендуют на нашу добычу. Они не станут вновь собирать корабли, потому что не рискнут опять столкнуться с яростью Рамна.

    Я замолк, и вожаки тоже молчали, обдумывая мои слова. А затем заговорил Арвен:

    – Я не буду распинаться, как Виктор: думаю, все знают, как трудно терпеть урода в своей семье. Люциан пользуется тем, что он неприкосновенен, и подставляет нашего вожака, как может. Все это знают, а альфы Общины? – волки неодобрительно загудели, соглашаясь со словами омеги. – Я общался с двуногим, которого Виктор признал как пару. Он не сможет ни родить, ни выносить волчат, и горячая кровь нашего любимого бойца пропадет даром…

    Омеги засмеялись, а я обернулся на нахмурившегося Ольтара и мягко ему улыбнулся.

    – Но это его выбор, а мы ценим чужой выбор, не так ли? В свете последних событий, с безжалостным и мерзким убийством омеги в наши души пришло смятение. Но это не значит, что мы имеем право убивать разумных существ. Великие Духи не давали нам такой привилегии.

    Я поднялся, помог встать на ноги Арвену.

    – Ты все сказал, вожак? – окликнул меня седой альфа, и я кивнул, подходя к двуногим. – Тогда думайте, волки. Решайте, кому доверять. Соберемся через час и огласим решение Совета.

    Я потянул за собой людей, спеша покинуть дом, и выбрался на морозный ночной воздух. Арвен скользнул в объятия к встревоженному Салтару, а я пошел, таща за собой людей как можно дальше от площади Совета. Мы остановились на тропе Восточного Креста рядом с домом одного из вожаков, и я обернулся к тяжело дышащим людям.

    – Ты чем думала, идиотка!? – взорвался Ольтар, кидаясь на самку. Она помедлила, и я подумал, что она промолчит и станет оправдываться, но ошибся.

    – Я!? – она вскинула голову и сжала кулаки. – А ты выбор мне оставил!? Ты мне объяснил, что не надо верить этому… лживому ублюдку!?

    – Да чего ты вообще хотела добиться? – возмущенно выдохнул Ольтар.

    – Тебя, идиота пустоголового, спасти! Этот урод пообещал выпнуть эту тварь, – она ткнула в меня пальцем. – А нас отпустить! Я же не знала…

    – Ах ты не знала!? Ты, дура, тебе никто не сообщил, что не надо верить первому встречному?

    – Сообщил! Брат сообщил, который трахается во все щели с первым встречным зверем! Ты думаешь, я не знаю, чем вы занимались все это время!? Не знаю?! Да ты посмотри на себя – ты же затраханный до смерти!

    Я остановил подавшегося вперед Айдаса и покачал головой.

    – Вполне живой, как видишь, – злобно прошипел Ольтар. – Зависть берет?

    – Ха! Было бы чему завидовать – уродский мужик с кучей шрамов!

    – Не смей! – прорычал Ольтар, и я едва успел перехватить его занесенную для пощечины руку и прижал к себе, успокаивающе гладя по талии.

    – Меня сейчас вырвет, – скривилась самка.

    – Неринга! – вмешался Айдас, загораживая нас. – Ты понимаешь, что натворила?

    – Подумаешь! – она фыркнула. – Ошиблась чуток, но эти уроды ведь разрулили все!

    – Она права, – спокойно произнес я. – Она спровоцировала Люциана, и он бросил мне вызов на словах, не рискнув бросить на деле. Это убедило вожаков в том, что нет смысла верить его обвинениям, и они уже беспристрастно выслушали меня и Арвена.

    – Не защищай меня, волосатый! – прошипела Неринга в мою сторону, а затем обернулась к Айдасу. – Слышал, черномазый? Все обошлось!

    – Обошлось!? – вскипел Ольтар, сжимая ладонью мои пальцы, лежащие на его талии. – Идиотка! Ты же предала нас! Чуть не угробила! Прекрати лезть в мою жизнь!

    – Твою жи-и-изнь!? – протянула самка и подошла к нам, тыкая Ольтара пальцем в грудь. – Да если бы я не лезла в твою жизнь, ты бы сдох еще в младенчестве! Я много раз спасала твою шкуру, я много раз унижалась ради тебя, я тебе отдала свою свободу, поэтому я требую – слышишь, требую! – чтобы ты оставил свою постельную игрушку в этом захолустье! И мы уйдем в ту пещеру, а весной придумаем, что делать дальше!

    – Неринга, – укоризненно вздохнул Айдас, обхватывая ее за плечи, но она скинула его ладони.

    – Заткнись, болван! Не лезь куда не просят! – взвизгнула она и вновь обернулась к брату.

    – Нет, – зло проговорил Ольтар, сильнее сжимая пальцы на моей руке. – И не подумаю. Хочешь – иди, никто не держит. Но я останусь здесь.

    – Да почему?!

    – Я люблю его, дура! – вскрикнул Ольтар, и я почувствовал, как судорожно заколотилось сердце. – Впервые в жизни я кого-то люблю, и он отвечает мне взаимностью! Твою мать, если ты заботишься обо мне, если хоть чуть-чуть веришь, просто прими мое решение и живи с ним!

    – Нет! – яростно взвизгнула самка.

    – Весело тут у вас, – послышался насмешливый голос, и я обернулся, встречаясь взглядом с вожаком одной из стай Общины.

    Его территория пролегала рядом с моей, они были отделены овражистой местностью и водами Ильтиль, и я хорошо знал его. Мы не доверяли друг другу своих имен, но встречались достаточно часто.

    – Шумите рядом с моим домом? – все так же насмешливо спросил он, подходя, и оглядывая самку. – Боюсь, эта особа разнесет мне все окна своим визгом. Неудовлетворенный омега в течке – один в один.

    Я хмыкнул, а самка возмущенно поперхнулась воздухом.

    – Слышишь ты…

    – Слышу. Вы очень громко выражаете свои мысли. У вас внеплановая течка? Я готов терпеть, вы не сомневайтесь, только отойдите на километрик-другой, а? У меня пара беременна, и он, боюсь, будет недоволен. Особенно после этого убийства.

    Я заметил, как неожиданно нахмурилась самка, но не придал этому значения, потянув Ольтара за собой.

    – Мы пойдем. Удачи тебе и твоей стае.

    – Удачи тебе и твоей паре, – неожиданно ритуально ответил вожак, и я понял, как он выскажется на Совете.

    Я повел людей в сторону дома Совета, потому что положенный час уже истекал.

    – Погодите, – неожиданно серьезно пробормотала самка, забегая впереди нас. – О каком убийстве идет речь? Убили эту вашу… омегу, так?

    – Да, – ответил я, недоуменно нахмурившись. – Почему тебя это заинтересовало?

    – Не твое дело, – мгновенно ощетинилась она и перевела взгляд на Ольтара. – Братец, надо поговорить!

    – С тобой? – Ольтар презрительно фыркнул. – Нам не о чем больше говорить!

    – Ну нет, оглоеды, – прошипела Неринга, хватая двуногих за рубашки. – Вы пойдете со мной, и это не обсуждается.

    – Но, детка… – пробормотал Айдас.

    – Не обсуждается, я сказала! – взвизгнула самка и потянула их назад, к дому вожака.

    Я пошел было за ними, но она так агрессивно на меня зашипела, что я счел лучшим остаться на месте. Они вернулись спустя почти десять минут, спотыкаясь в неверном свете звезд. Я погладил по щеке задумчивого Ольтара, привлекая внимание, но он лишь покачал головой. Я не стал настаивать и повел их к дому Совета.

    Мы вошли в дом на исходе положенного часа, и я напряженно замер, закрывая собой двуногих. Вожаки не сели в ритуальный круг, оставшись стоять в разных углах. Я не имел права высказываться, потому что был вовлечен в конфликт, к тому же оставшиеся четыре вожака наверняка уже все обговорили и вынесли решение.

    – Совет сделал выбор, – скрипуче произнес седой, подтверждая мое предположение. – Ты хороший вожак и не раз доказывал свое право вести стаю. Мы все знаем, насколько твои волки удачливы в охоте. Как всегда верны твои решения. Ты много раз помогал омегам Общины. У нас нет причин полагать, что ты ошибся сейчас.

    Я выдохнул, прикрывая глаза и чувствуя такое невероятное облегчение, что захотелось радостно взвыть. Мою руку обхватила ладонь Ольтара, и я сжал пальцы, чуть оборачиваясь к нему.

    – Мне горестно осознавать, что твоя горячая кровь не найдет себя в потомках, – продолжил седой. – Но я рад, что ты сделал свой выбор и следуешь ему. Община желает удачи тебе и твоей паре, а также новым членам твоей стаи.

    Самка возмущенно выдохнула, но, к счастью, промолчала, и мы вышли из дома Совета. На пороге стоял злой Люциан и буравил меня пронзительным взглядом. Я загородил собой двуногих, угрожающе приподняв верхнюю губу в волчьем оскале. Седой вожак ушел, не обратив на нас внимания, а остальные взяли в широкое кольцо, заинтересованно переглядываясь. Волки, оставшиеся возле Дома Совета, подошли поближе, и я чувствовал разливающееся в воздухе напряжение и предвкушение. Но я не собирался драться с Люцианом, как бы ненавистен мне он ни был.