Текст книги "Время вьюги (часть первая) (СИ)"
Автор книги: Кулак Петрович И Ада
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)
На том и порешили. Впрочем, Дэмонра с тех пор пристально следила за тем, чтобы Наклз не пересекался с прочими ее гостями. Во всяком случае, в доме нордэны Кейси больше его ни разу не видела. А о той нелепой сцене быстро позабыла.
Вторая их с Наклзом встреча случилась почти через полтора года. Две холодных, ветреных и на редкость бесснежных зимы успели начаться и кончиться, стоял конец апреля, и Кейси вместе с толпой абитуриентов пыталась подать документы в Калладскую государственную Академию. Часам к пяти вечера ей это все же удалось. Девушка выходила из здания уставшей и, как ни странно, счастливой. Не успела она спуститься с крыльца, как зарядил крупный дождь. Солнце продолжало светить, и Кейси, сочтя это добрым предзнаменованием, глазами искала в небе радугу. Радуги не было. Зонта у нее с собой тоже не было, но ждать, пока дождь закончится, не хотелось: Кейси так и тянуло прогуляться под золотившимися на солнце нитями.
Темная лента Моэрэн тускло блестела. Свежий ветерок шевелил полы нового пальто. Кейси уже успела промочить ноги, но, бредя по набережной, чувствовала себя абсолютно счастливой. Она касалась рукой влажного гранита ограждений, сверкающего на солнце, шлепала по лужам, загребая воду носками щегольских ботиночек, улыбалась прохожим и любила весь мир разом, как бывает только в юности. В довершение всего, по дороге к ней прибился черно-белый котенок. Грязный и мокрый комочек истинно калладской расцветки жалко пищал и, наверное, хотел есть. Сострадание и нежелание испачкать дорогое пальто боролись в Кейси около минуты, но пищащий котенок, не отстающий от нордэны, победил. Она остановилась, присела, подхватила догнавшего ее зверька на руки, стараясь все-таки держать его подальше от белого мехового воротника, а когда снова подняла глаза, то уже близко увидела на набережной высокого мужчину под большим зонтом, идущего ей навстречу. Что-то в его осанке и посадке головы показалось ей смутно знакомым. Сердце Кейси забилось сильнее. Никаких объективных причин для этого не было, просто уж слишком истекающий золотом вечер напоминал сцену романа. Из такого яркого солнечного марева навстречу нордэне непременно должна была выйти ее судьба в лице юнкера старшего курса, но можно сразу и офицера. Непременно в красивом мундире и с кучей медалей на груди. Увы, с офицером не задалось: прохожий был одет в гражданскую одежду. На нем было черное пальто с глухим воротом, любимого профессорами и интеллигентами фасона, слишком чистые для такой погоды ботинки и перчатки поистине снежной белизны. Солнце слепило глаза и мешало разглядеть лицо. Мужчина поравнялся с Кейси, замер, а мгновение спустя она сообразила, что дождь на нее больше не капает. Выпрямившись, нордэна обнаружила себя под услужливо подставленным зонтом.
– Спасибо, – улыбнулась она, запрокидывая голову, чтобы разглядеть незнакомца. Тот все-таки был очень высок.
– Пожалуйста, – ответил он с некоторым опозданием и как-то глуховато. На этот раз он говорил уже без малейшего акцента. Но голос Кейси узнала раньше, чем лицо.
Лица она, по чести сказать, и не узнала бы. Маг с их первой встречи сильно изменился в лучшую сторону. Если в гостиной Дэмонры стоял усталый, побитый жизнью и совершенно измученный рэдец, даже огрызавшийся вяло и невыразительно, то теперь взору нордэны предстал идеально причесанный и выбритый калладец, явно ни разу в жизни плохо не евший – не говоря уж о какой-то там войне, которую он мог видеть.
Наклз ее, скорее всего, тоже узнал с опозданием.
Столкнувшись с холодным как зима серым взглядом, Кейси решила, что маг сейчас в лучшем случае просто развернется и уйдет вместе со своим спасительным зонтом. А в худшем – еще и скажет ей что-нибудь на память. Полтора года спустя Кейси уже начала понемногу понимать, что ей не следовало накидываться на человека просто потому, что он вовремя ей не улыбнулся.
Скользнув взглядом по лицу Кейси, маг перевел взор на пищащего котенка, которого нордэна от удивления прижала к груди, и едва заметно усмехнулся:
– Неожиданно.
Сложно было сказать, относилось это замечание к их встрече или к тому, что Кейси решилась испачкать пальто из-за безродной твари. Правда, на сей раз четвероногой.
– Д-добрый вечер. Вас сложно узнать.
– Сочту за комплимент, – без капли тепла сообщил маг.
– Нет-нет, я в хорошем смысле! – сбилась Кейси. Она прикусила язык за секунду до того, как ляпнула, что у мага и акцент совершенно пропал. Он говорил с прямо-таки эталонным столичным произношением. Увы, любая похвала, с учетом их прошлой встречи, могла быть истолкована как оскорбление. И выражение светло-серых глаз, от пылающего неба и воды сделавшихся опасно золотыми, ей подсказывало, что именно так оно и будет. – Я, наверное, вас задерживаю? – там, где не сработало бы очарование, следовало проявить манеры.
– Ничуть.
Другого человека Кейси непременно бы спросила, не гуляет ли он, и, если да, то как находит город, но с учетом всего, что произошло в гостиной Дэмонры, это было немыслимо. Нордэна думала только о том, как бы ненароком не поглядеть на белые перчатки, под одной из которой должен быть спрятан синий номер. А те почти светились, притягивая взгляд.
– Погода не располагает к прогулкам без зонта. И с животными. Я мог бы поймать вам пролетку или проводить, если желаете, – прохладно-вежливо сообщил Наклз. Кейси растерянно кивнула и оперлась на любезно подставленную руку. Остаток пути до дома нордэна помнила смутно. Котенок жалобно попискивал, маг молчал, дождь звонко барабанил по лужам, а она все думала, как бы так поаккуратнее извиниться, чтобы исправить отвратительное впечатление, которое она, к гадалке не ходи, произвела на Наклза. И с удивлением осознавала, что у нее краснеют не только щеки, но и уши.
Маг в гробовом молчании довел ее до подъезда. В голове Кейси к тому моменту уже созрел наивный замысел, включающий в себя чай, конфеты и припасенную тайком от тетушки бутылку розового игристого. Лучезарно улыбнувшись – от ее улыбки окружающие обычно таяли, и Кейси это знала – нордэна попросила Наклза зайти на чашку чая. Маг чрезвычайно вежливо отказался. Шоколад и игристое также не возымели никакого эффекта. Разве что бровь потенциального гостя поползла вверх.
– Вы, должно быть, очень на меня сердиты, – со ступенек сообщила Кейси, прижимая к груди пригревшегося и переставшего пищать котенка. Ей было стыдно за собственную глупость почти до слез. – Это справедливо.
Маг покачал головой:
– Нет, ничуть.
– Но вы же на меня обижены?
– Конечно, нет.
– В самом деле? Почему?
– Потому что оскорбления столь юной барышни стоят недорого, – любезно и отстраненно пояснил Наклз.
Кейси хлопнула глазами. Это еще могла быть ошибка. Не могла вся логика мира дать сбой разом. Ни улыбка не сработала, ни кофеты с игристым, а теперь еще и ее неловкая попытка извиниться терпела крах. она собрала в кулак всю свою волю и поинтересовалась:
– А извинения?
– Не дороже, – все тем же ровным тоном ответил маг. Он, очевидно, не имел желания ее оскорбить, так, давал исчерпывающие пояснения. Ответный удар, пришедший через полтора года, был болезненным. – Доброго дня, – добил Наклз, прежде чем Кейси успела ответить хоть что-то.
Глядя вслед удаляющемуся магу, нордэна дала себе слово, что будет вечно презирать и ненавидеть этого бессердечного гордеца, отучится на некромедика, возьмет его под крыло и когда-нибудь, непременно, спасет ему жизнь, в обход всех правил и с риском для себя. И уж тогда-то он горько пожалеет, что был так несправедлив, глух, слеп и вообще. Проще говоря, Кейси влюбилась по самые уши, но и об этом она догадалась с солидным опозданием.
За следующие десять лет она сделала большой прогресс. А именно, действительно отучилась на некромедика, хотя Наклз, как специалист второго класса, вчерашней студентке, конечно, не достался. Попасть в его жизнь с этого входа было невозможно, и Кейси стала искать другие. Она осталась в аспирантуре, потому что Наклз устроился в академию приват-доцентом. Одни бесы знали, считал ли профессиональный вероятностник "случайные" встречи на лестнице случайными, но Кейси к делу подошла ответственно. Защищала неграждан при каждом удобном случае. Хвалила мелодичность рэдди и народные песни, написанные на нем. Даже как-то съездила в Рэду на недельку, но досрочно вернулась из "райского уголка" вся искусанная комарами. Правда, с шикарными фотографиями, которые показала, как только привела руки и лицо в приличный вид. Впечатление они произвели на кого угодно, только не на Наклза, равнодушно похвалившего свет и композицию, а не вековые сосны и поля под солнцем. Кейси не сдавалась. Она теперь могла написать про Наклза целую энциклопедию: точно знала, какой маг пьет чай и какое предпочитает вино. Убедилась, что он чихает на кошек, не выносит благотворительных дам, вежливо прячет зевки, когда речь заходит о политике, спасении мира и последних веяниях искусства, и может терпеть без ущерба для окружающих не более трех глупых вопросов к ряду. С тем, что Наклз не любил, все было понятно, предметы, которые ему не нравились подчинялись определенной системе. С тем, что любил – дело обстояло сложнее, там были сплошные исключения. Наклз, судя по всему, питал светлые чувства только к теории вероятностей, которую преподавал, к Дэмонре – по совершенно непонятным причинам, потому что двух столь различных людей найти было сложно – к тишине и крепкому чаю с каким-то невероятным количеством сахара.
И, да, той далекой весной он не соврал, никакой обиды или неприязни к Кейси он не испытывал. Равно как и никакой приязни. Кейси Ингегерд просто выпадала за границы интересующего его мира. Впрочем, за эти границы выпадало многое, и здесь оставалось только смириться. Кейси смирилась. Другой вопрос, стало ли ей легче.
О ее любви, наверное, знали все, кроме Наклза. Это "кроме Наклза" Кейси очень оберегала. Интуиция подсказывала ей: исчезни это единственное исключение, и маг сделает так, что они более не увидятся. Наклз не был тщеславен, безответно влюбленная дура в качестве аксессуара ему не требовалась, даже если дура была хороша собой и готова на все. Так что Кейси, истратив много сил, приучила себя не краснеть, не запинаться и не нести околесицу, стоило магу показаться в поле зрения. Первые года два Дэмонра не уставала ее подкалывать, мол, оценила скромное обаяние интеллигенции? Потом, видимо, сообразила, что придурь затянулась. Поговорила "серьезно", объяснив, что Наклз ей не пара, потому что он вообще никому не пара и такие умирают холостыми. Кейси понятливо кивнула, и ничего не изменилось. На пятый год Дэмонра, перехватив очередной влюбленный взгляд Кейси, брошенный вслед магу, звучно выругалась и пообещала его как следует напоить при случае. Магда предложила добавить кулаком, для лучшего, так сказать, взаимопонимания. Кейси так и не поняла, то ли они и вправду ходили ее "сватать", то ли что, но Наклз чудесным образом почти перестал с ней пересекаться. Кейси не помнила, что именно наговорила подругам, но точно помнила, что сумела испугать даже бесстрашную Магду.
Потом Кейси пару раз видела Наклза идущим по улице с Абигайл Фарессэ, некромедиком на государственной службе. Фарессэ была замужем, но ходили слухи, что услуги, которые она оказывает магу, не ограничивались профессиональными. Впрочем, какой мог быть профессионализм у рэдской выскочки, как-то прорвавшейся через цензовые законы. Кейси очень хорошо запомнила, как они шли по залитой солнцем улице. Наклз с самым невозмутимым видом вел Абигайл под руку и, видимо, рассказывал что-то смешное, потому что Фарессэ, почти повиснув на нем, смеялась до слез. И, нет, их явно не волновало, кто на них смотрит и что думает. Затасканное слово "ревность" обрело смысл, и оно выглядело как черноглазая смеющаяся женщина в мягкой немодной шляпке. Кейси впервые в жизни желала человеку зла, искренне и от всей души. Иногда ей казалось, что, если бы Абигайл вдруг пропала, всем стало бы только лучше, особенно Наклзу, которому вовсе не следовало связываться с замужней охотницей за деньгами. Нордэнские боги услышали свою подопечную: через два года Фарессэ вроде как уехала в Рэду вместе с мужем. И ничего снова не изменилось. Кейси, забыв о нордэнской гордости, а заодно и о своем образовании, позволяющем ей понять, что чудес не бывает, пошла к "ведьме" и заплатила немалые деньги за приворот на крови. Привороженный и пожизненно приговоренный к бесконечной любви маг ничего не заметил и, конечно, страстью не воспылал. Кейси не огорчилась только потому, что ничего уже и не ждала.
Нордэна все на свете отдала бы, чтобы как-то переиграть тот далекий осенний вечер. Но, увы, роковые ошибки оставались роковыми ошибками, даже если они выглядели скорее смешно, чем страшно.
Все эти воспоминания промелькнули совсем быстро, ровно за то время, которое нордэне потребовалось, чтобы подняться по лестнице на второй этаж, пройти короткий коридор и осторожно приоткрыть последнюю дверь слева.
Кейси замешкалась на пороге, бросила быстрый взгляд на профиль мага, смутно белеющий в темноте, отчего-то испугалась, что он может проснуться, и поспешила прочь. С омерзительным ощущением, будто у кого-то что-то украла. Магрит удивленно посмотрела на нее, но ничего спрашивать не стала. Подхватив шинель, Кейси выскочила на холодную улицу и только там поняла: Наклз не идиот, он спросит, откуда в доме апельсины. И, конечно, узнает, что она приходила. А заодно и то, какую чушь наплела бедной рэдке.
"Я обязательно вернусь завтра. Расскажу Магрит про падежи. Сама наделала глупостей, отступать некуда. Довольно того, что он считает меня дурой. Пусть хотя бы не считает лгуньей", – подумала Кейси, покосившись на окно спальни. Шторы по-прежнему были задернуты и огня не горело. Нордэна подняла воротник, поежилась и направилась домой.
Там больше не было кошки, потому что на кошек Наклз чихал, зато имелись апельсины, двадцать сортов чая, сладости и фотографии клеверовых полей. Там все было уже готово.
5.
Из постели Дэмонра вылезла около полудня. Она бы и дальше продолжила валяться на кипенно-белых, благоухающих лавандой простынях, но ванная с горячей водой тоже была тем еще искушением. Желание поспать и помыться боролись в нордэне около получаса, но последнее все же победило. Дэмонра, недолго думая, цапнула рубашку жениха, с вечера отправленную ею на спинку кровати, с удовольствием потянулась и, стараясь ступать как можно тише, стала пробираться к ванной комнате. Рейнгольд, с детски-умиротворенным видом обнимающий подушку, даже не думал просыпаться. Нордэна вообще не была склонна к сентиментальности, но это зрелище ее умиляло.
Она неоднократно подмечала, что спящие люди выглядят совсем не так, как бодрствующие. Сон стирал фальшивые улыбки, напускное равнодушие и вообще любые дневные маски. И, как казалось Дэмонре, высвечивал некоторые истинные черты характера человека. Не последнюю роль в ее решении все-таки выйти за Рейнгольда сыграло его умиротворенное, почти ласковое лицо.
Дэмонра прокралась по комнате, на ходу подобрав с пола один чулок. Куда делся второй, она даже отдаленно представить не могла. Судя по свету, пробивавшемуся из-под плотных штор, день выдался ясный. Отмокать в ванной она направилась в самом радужном настроении. Дэмонра даже подумывала, не приготовить ли Рейнгольду потом завтрак. Но передумала, рассудив, что и он имеет право на хорошее настроение.
– Я сперва решил, что мне просто приснился очень хороший сон, но потом понял, что у меня пропала рубашка, – констатировал Зиглинд, когда нордэна вернулась. Дэмонра развела руками:
– Мне она больше идет.
– Не поспорить. Можно я не буду отвешивать тебе казарменных комплиментов в духе "а ее отсутствие идет тебе еще больше"?
– Можно. В свете последних событий у меня теперь аллергия на любые комплименты. Представь себе только, у меня обнаружили "полководческий талант". Полководческий талант, Рэй, у человека, который на маневрах шестью сотнями командует! Я прямо так и представила представила себя на коне во главе войска, в дыму и пламени, под грохот канонады... Князь Эскеле бы с зависти удавился.
– Князь Эскеле, полагаю, не удавился бы, а удавил. Вроде бы он так поступил с парочкой кузенов, а где родню не пожалел, там хвалителей не пожалел бы и подавно.
– И правильно все сделал их светлый князь, а решил бы заодно вопросы с женой и сыном, глядишь, в Рэде сейчас меньше свинства было бы, сидели бы смирно, со своей религией и финансово системой... Но это был еще не конец! Оказывается, обнаруженный у меня военный талант равен моей же "ослепительной красоте"! Моей. Красоте. И мне пришлось молча снести такой плевок в сторону кесарской армии, да еще и поблагодарить за добрые слова.
– Не верю, что молча, – улыбнулся Рейнгольд.
Дэмонра скривилась:
– Ну хорошо. В ответ я сравнила доблесть рэдской аристократии с ее же государственным умом. Дальше Рэссэ сделал мне страшные глаза, так что пришлось молчать и пить.
Рейнгольд все цвел в улыбке:
– Давай я сделаю омлет, а ты расскажешь мне, что там творилось, если хочешь. Газеты я читал, они... невыразительны.
Дэмонра опустилась на ближайший стул и стала вдумчиво натягивать чулок. Когда Рейнгольд уже перестал ждать ответа, она поинтересовалась:
– Ты разве любишь сказки?
– Пока их не путают с реальностью – да, люблю. Только с хорошим концом. И с моралью.
– Юрист – и с моралью?
– Что поделать, – он уже резал на ломтики принесенный из холодного погреба кусок ветчины. – Кому чего не хватает. А у твоей сказки будет хороший конец?
– Хороший конец в нордэнской сказке обычно исчерпывается "и все они умрут, но не сегодня".
– Но сказка-то рэдская.
– Не знаю, бесов в мешок мы тоже не зашивали и принцесс не умыкали. Это, Рэй, вообще странная сказочка на стыке с драмой. Десяток трупов в прологе, ни одного – в основном действии, а сколько и чего будет в эпилоге – еще видно будет. Началась, Рэй, сказочка с того, что мы переехали через Седую... Реки, знаешь ли, ленивы, они не склонны разливаться в тот самый момент, когда следует потопить к бесам захватчиков, а больше нам никто помешать и не пытался, так что мы спокойно добрались. Выгрузились из эшелонов, взяли винтовки и... Ты в чудеса веришь?
– Нет.
– Хорошо. Тогда мы переехали через Седую, выгрузились из эшелонов, взяли винтовки и... Видимо, там или горели конопляные поля, и дальше была одна большая галлюцинация. Потому что я не знаю, как объяснить тебе весь бред, который случился после. Тебя еще ничего не смущает в моем рассказе?
– Меня смущает, что рэдцы не подорвали мост. Через Ларну ведь не так много удобных мест переправы?
– Седую, Рейнгольд, Седую. Я понимаю, что Ларну мы оттяпали не по закону, но все-таки мы ее оттяпали и назад не отдадим. О да, мост был целехонек. Нас это тоже смутило. Мы часов пять искали взрывчатку, подпиленные сваи, мага-диверсанта и все прочие простые радости войны. Не нашли. Но дальше на поезде ехать не рискнули. И потащились через поля. По пути, хм... Как бы это выразиться? По пути захватывая вражеские деревни и села, пару городов. Вражины поили нас молоком, хлеб-соль, твою мать... Ни единого выстрела, Рэй. Я не шучу. Старосты сразу выходили к нам на встречу с символическими караваями, мэры – с ключами. У последних лица были покислее, но, тем не менее, сопротивления как такового не было. Помнишь, как горцы прокатились по Виарэ? Вот мы прокатились почти до их "столицы" с той же скоростью, никого, правда, не убив. Оставляли в тылу отряды и шли себе дальше. Правда, пить после второго сдавшегося города решительно перестали. Как-то уж очень было подозрительно. Мечта наемника, а не война, если коротко. И, да, самое главное: ни одной аэрдисовской свиньи. Всю эту мразь как помелом вымели. Если бы не климат, я бы подумала, что мы топаем на маневры где-нибудь в провинции. Чувство вполне сказочное, потому что..., – Дэмонра замялась.
– Все ненастоящее, – подсказал Рейнгольд.
– Именно. А пуля откуда-нибудь из кустов – настоящая. Да вот пули нет. Есть только кусты, поля и люди, которые тебе улыбаются. А вот как раз улыбаться-то они и не должны.
– И что же было потом?
– А потом мы добрались до Грады, чтоб она сгорела, и все стало очень просто и очень мило. В газетах это, наверное, описано иначе, но дело было так. В дневном переходе от Грады нас встретили какие-то расфуфыренные субъекты в лисьих шапках. С предложением немедленно заключить мир на любых приемлемых для кесарии условиях. Я сама их только мельком видела, но, говорят, то еще было зрелище. Полагаю, переводчик догадался творчески подойти к делу и то, что посоветовал этим ослам Вильгельм, перевел очень неточно. Выяснилось, что белокрылые приятели рэдцев улетели еще три дня назад, причем местный князек, не будь дураком, удрал вместе с ними, прихватив казну и бросив штаб.
Дэмонра могла бы добавить, что так Западная Рэда лишилась главного сторонника ее независимости, неоднократно и громко заявлявшего, что калладская власть за Седой установится только через его хладный труп. А Кассиан никогда не забывал ехидно добавить, что львиную долю населения Западной Рэды такой расклад более чем устроил бы.
– С казной все понятно. А как штаб?
Дэмонра скривилась и стала преувеличенно внимательно осматривать резинку чулка:
– Как-как... Да со штабом тоже все понятно. Одни застрелились, другие поступили умнее и сделали вид, что смены власти не заметили. Затрудняюсь сказать, на чьей стороне мои симпатии. Так или иначе, мы никого не убивали.
– Я догадываюсь, на чьей стороне твои симпатии, Дэмонра. Так вот, они были неправы.
– О да, форменные негодяи. Выпачкали своей кровью нашу блестящую, так скажем, победу. Какой моветон. Ладно, об этом не будем. Через три дня явился канцлер Рэссэ – то есть, как ты можешь понимать, то, что было сюрпризом для нас, для него не было таким уж сюрпризом, – с бумагами от кесаря. И Западная Рэда, наконец, воссоединилась с Восточной, правда, в составе Кесарии Калладской, ну да это детали.
Это счастливое историческое событие обмывали еще три дня, разными составами, а потом нас, наконец, отпустили домой...
– Дэмонра, а ты действительно предпочла бы там месяц или два стрелять, месить грязь, разносить чуже дома...
– ... устраивать танцульки в соборах, вешать студентов на фонарях, продолжай уж! – взвилась она.
– Я просто не понимаю, почему тогда ты плачешь.
Дэмонра зло утерла глаза:
– Это солнце. Светит ярко. И снег. Я отвыкла.
– Что там еще было?
– Ничего, Рэй, ничего там не было такого, о чем стоило бы рассказывать! Своего первого дезиртира я застрелила десять лет назад, а с тех пор в армии не происходило ничего такого, от чего можно было бы плакать. Это солнце.
– Это может быть солнце, ветер, гроза и что угодно другое, но я прошу тебя: выходи в отставку. Ты или лжешь, или плачешь над отвлеченными вещами. Первое я переживу, а второе тебя убьет.
– Отвлеченные вещи этого не умеют. Меня убьют или пуля, или бутылка. Уверяю тебя, мать была единственным исключением в родословной, и то не по своей вине.
* * *
В часы, предшествующие приему, настроения среди большей части калладцев царили самые мрачные. Солдаты ничего не понимали, но это было простительно – готовности сложить голову по первой придури умных и понимавших было вполне достаточно. Гораздо более неприятным Дэмонре казалось то, что и офицеры понимали в происходящем не больше. Калладская народная мудрость гласила, что не стоит есть пирог, который сам не лепил. И вдвойне не стоит есть пирог, который слепили враги, как бы вкусно тот ни пах. Канцлера Рэссэ, довольного, как обожравшийся сметаны кот, это явно нисколько не беспокоило. Ему, видимо, светили очередной орден за заслуги перед отечеством и прибавка к жалованью, которое без того позволяло оплачивать придури трех безмозглых сыновей и одной дочери.
Случайно столкнувшись с ним, Дэмонра в меру вежливо поклонилась, но разговора поддерживать не стала, отделавшись каким-то поверхностным замечанием и отговорившись множеством дел. Дел у нее, разумеется, не было и быть не могло, но тот сделал вид, что верит.
Сослуживцев своих нордэна нашла на квартире, выделенной ей и Зондэр. Гребер дежурил у дверей и, судя по тому, как старательно он выговаривал слова и отводил глаза, времени денщик даром не терял.
– К вам заходили, бар-рышня, – сообщил он сапогам нордэны.
– Хоть на людях называй меня "ваше благородие", – поморщилась тридцатидвухлетняя "барышня" с шашкой у пояса.
– Дык люди – внутри сидят, а тут, того, свиньи бродят, бар-рышня, – не растерялся Гребер.
– Лисы, Гребер, лисы, а не свиньи. Свиньями они будут через час-другой, когда начнется кормежка, – пробормотала нордэна, заходя. Ее мать, наверное, за такой комментарий съездила бы Греберу по зубам, но Дэмонра никак не могла одернуть человека за то же самое, что сама думала, только потому, что она дворянская дочь, а он – крестьянский сын. И дело здесь было не в благородстве натуры и уж, конечно, не в либерализме – Дэмонра была бесконечно далека от политики и скорее считала себя консерватором, если консерватор – это такой человек, который видит вокруг очень много грязи, но тяги ее убирать не имеет. Просто Гребер, чей бы сын он ни был и сколько рэдской самогонки он бы ни выпил, был прав, а воевать против правды было делом заведомо провальным.
В комнате было сумеречно, накурено и, как ни странно, уютно. Уют создали лампа под зеленым абажуром, большущий, пышущий жаром самовар и раскормленная хозяйская кошка, временно уступленная дорогим гостям вместе с помещением. Кошка проявила хороший вкус и вальяжно развалилась на коленях у Эрвина. Лейтенант рассеянно поглаживал полосатую красавицу, издававшую утробное урчание. Маэрлинг, разместившийся в кресле напротив, пытался сманить даму к себе, суля ей кусок ветчины, но дама так дешево не продавалась, о чем сообщала презрительным зеленым взглядом. Зондэр, Магда и Кейси устроились вокруг небольшого круглого столика, застеленного скатертью с кистями, и вели между собой неспешный разговор.
Магда совершенно серьезно выпытывала у окружающих, успеет ли она до вечера обратиться хоть в какую-нибудь религию и удрать на благодарственный молебен по случаю победы, причем так, чтобы вытаскивать ее оттуда было недипломатично, неполиткорректно и вообще затруднительно. Слов "политкорректно" и "дипломатично" в словаре Магды не было, поэтому она выражалась проще и доступнее "и чтоб ... меня оттуда достали". Мотивация ее была предельно проста: в церкви, конечно, пахнет какой-то приторной штукой, шумят и мешают спать всякие священники, но даже там будут пороть меньшую чушь. Кейси предлагала варианты. Зондэр молча рылась в добытом у санитарок медицинском справочнике, периодически аккуратно выписывая оттуда названия редких болезней и их характерные симптомы. Она, похоже, еще верила в возможность "заболеть". Маэрлинг пошел дальше и уговаривал Эрвина устроить ему какой-нибудь легкий перелом. Эрвин в ответ уныло сообщал, что в военное время каждый офицер находится в распоряжении Каллад, то есть является фактически государственным имуществом. А за порчу государственного имущества полагались такие штрафы, что он, будучи лейтенантом, за три года столько не заработал бы. Сердобольная Магда, услышав это, предложила Витольду свои услуги, мол, пусть хоть кому-то будет хорошо. Маэрлинг в кои-то веки применил голову по прямому назначению и чрезвычайно любезно отказался, выразив готовность страдать со всеми вместе. Возможно, это было вызвано порядочностью виконта, а может у него все еще были свежи воспоминания о том, что такое "удар правой" в исполнении Магды.
Дэмонра молча реквизировала у Нордэнвейдэ кошку – дама возражала и царапалась, но нордэна была слишком зла, чтобы обратить на это внимание -уселась на стул в углу и, запустив пальцы в пушистую шерсть, стала размышлять, не напиться ли ей еще до мероприятия. Алкоголь у Гребера имелся всегда. В конце концов, существовали вещи, вынести которые на трезвую голову не представлялось возможным. И это не всегда были лекции Наклза, случались в мире вещи и пострашнее. Рыжика со всем его интеллектуальным превосходством, в конце концов, всегда можно было попросить заткнуться посредством битья посуды, а обычно он даже понимал слова. С рэдцами все обстояло сложнее.
Судя по мельком виденным глазенкам под лисьими шапками, "освобожденные" от гнета Аэрдис собирались говорить, говорить и снова говорить. С дрожью в голосе и слезами благодарности. Вот уж что, а использовать лук в тактических целях рэдцы умели, о чем Дэмонра хорошо знала. Впрочем, порыдать на публику большая часть могла и без лука и прочих вспомогательных средств. Калладцы все-таки были более сдержанным в этом отношении народом. В кесарии пустить слезу считалось позволительным только по какому-нибудь очень далекому от реальности поводу, вроде серебристой тучки в небе или полного краха идеального мироустройства. Более приземленные вещи следовало переживать молча.
Вообще, Дэмонре трудно было представить, что бы она сказала или сделала на месте рэдцев. Воображение отказывалось рисовать удирающего ночью кесаря, брошенную столицу, увезенную куда-то казну и оставленную без единого приказа армию, даже если в этой армии без аэрдисовских наймитов оставалось три с половиной интенданта. То есть свою роль она, пожалуй, представить могла. Она, конечно, пальнула бы с крыши в какую-нибудь шишку из захватчиков. А потом застрелилась бы. Или, если бы ума хватило, застрелилась бы сначала, ни в кого не стреляя. Но вот что было делать всем этим графьям, купечикам, горожанам?
Ответа на это вопрос нордэна не знала. Но она точно знала, чего бы калладцы делать не стали ни при каких обстоятельствах. А вот рэдцы сделали. Когда кесарские войска вошли в уже сугубо дружественную столицу, их встречала неведомо как сооруженная в рекордные сроки помпезная стела. Причем, насколько Дэмонра поняла, архитектор от избытка усердия увенчал ее фигурой кесаря Эдельстерна в окружении исконно рэдских святых. Иными словами, излишне старательный дурак оскорбил и традиционно атеистически настроенных калладцев, и очень религиозных рэдцев. Хорошо было только то, что у него хотя бы хватило ума не приклепать крылья заодно и кесарю. Учитывая сложности родословной последнего, за такое украшение Эдельстерн мог бы и повесить.