Текст книги "Путь эйнхерия (СИ)"

Автор книги: Кшиарвенн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Двое – одна плоть, – не обращаясь ни к кому, проговорила Анна.

***

Скорбный путь продолжался, Анна уже потеряла счет времени, ей казалось, что они плывут уже целую вечность, и Пропонтида стала Стиксом, а хеландия – ладьей мрачного Харона.

Феодора больше не приходила. Стефана, видимо, держали в трюме. Возле Анны безотлучно находился стражник из прибывших с Пардой и немая прислужница.

Однажды ночью ее разбудили беготня и гомон. Судно, казалось, встало на якорь – сильной качки не было, корабль лишь едва заметно поднимался и опускался на меленьких волночках. Охранник, не говоря ни слова, набросил на Анну принесенное служанкой плотное покрывало,вывел на палубу и провел на самый нос. Вблизи темнела громада берега, огней заметно не было. Это не Город, подумала Анна. Это какая-то рыбачья бухточка. Нас даже не казнят на гипподроме, Бьерн, просто удавят втихую и сбросят тела где-нибудь тут.

Из-за какого-то утеса вынырнула целая процессия с факелами, и Анна напряглась. Безумная надежда всколынула ее – что это государь, отец сжалился и прибыл сюда, в потаенную бухту, чтобы поговорить с ней. Отец! Батюшка!! Анна задрожала и вцепилась пальцами в борт хеландии.

***

Бьерн старался расшатать запоры колодок, но у него ничего не получалось – то ли он ослабел от того зелья, то ли запоры были очень прочны. Он ни на что не надеялся, он только желал, чтобы казнили его одного, не тронув Анну. Заговорщик? Ну пусть будет заговорщик – хотя всю жизнь он был неспособен к таким хитростям. Недаром покровителем его был Тор, а не зловредный Локи. Впрочем, Стирбьерн понимал, что ему не из-за чего злиться на Локи – если бы не рыжий бог, гнить бы его костям на поле Фири. И не было бы ни удивительного мира, открывшегося ему, ни… Анны.

Нет, жалеть ему было не о чем. И даже мысль о близкой смерти стала уже такой обыденной, что почти не волновала. Обрушиваться с высот в пучину ему было не привыкать – это как прыгнуть в ледяную воду, сначала обжигает, а потом кровь вскипает в жилах и делает воду не такой уж холодной.

Не к лицу воину перед смертью думать о женщине, но он уже успел сделать столько таких “не к лицу”, что одним больше, одним меньше. Хорошо бы умереть с мечом в руках, но и тогда рассчитывать на Вальхаллу ему не приходилось.

Корабль встал на якорь. Бьерн, сразу почуявший это, ждал дальнейшего с неимоверным напряжением – боевой азарт вскипал в нем хорошо знакомыми пузырьками. Нечего терять – а значит и нечего бояться. Хорошо бы подороже продать свою жизнь. Хорошо, если каким-то образом удасться оправдать Анну – он не силен в интригах, но у него нет выбора. Она должна жить.

Но вот того, что произошло, он никак не мог предвидеть или предугадать. Да что там, Бьерн не знал даже того, кто была женщина в белом мафории, которая в окружении четырех охранников с факелами вышла на крохотную пристань и к которой его вывели.

– Ты изменился, – лицо женщины было скрыто. Как и тогда. Но ее голос Бьерн узнал. – Перестал быть мальчишкой.

Менее всего Бьерн думал о том, что был мальчишкой во время встреч с этой женщиной. Узкая рука ласково провела по его руке и сделала знак стражникам. С Бьерна сняли колодки.

– Отчего? – он не мог произнести больше ни слова.

– Разве ты не рад свободе?

– Я привык завоевывать, а не получать.

– И готов завоевать императорский венец? Сесть на трон и посадить меня рядом с собой?

Бьерн замер. Это могло быть ловушкой, могло быть неосмотрительностью, глупостью. Могло быть чем угодно. Но если он оступится сейчас, он может погубить Анну.

– Неужели испугался? – в голосе женщины дрогнула насмешка. И Бьерн решился.

– Я готов на что угодно, если августа Анна станет свободной, – ответил он. И стало легко. Он произнес это вслух, произнесенное вслух есть клятва. Анна – вот самое важное для него сейчас. К троллям все царства и королевства!

Женщина вздрогнула, как будто ее ударили.

– Великая Богиня не зря указала мне на тебя, – теперь она говорила тихо и грустно. И очень искренне. – Все верно. Посланец богини не может остаться с той, которая просила заступничества Великой матери.

Бьерн не совсем понимал, о чем она говорит, но продолжал слушать, не перебивая.

– Ты отпустишь принцессу, госпожа? – спросил он, наконец.

– Ты так этого хочешь? Принцесса уже свободна и следует в дальние края, где будет жить в достатке и покое. И в безвестности.

Бьерн глубоко вздохнул, облегченно и свободно. Она будет жить. Пусть где-то там… далеко, но она будет жить. Теперь можно попытаться умереть не как бык, которого ведут на убой – Бьерн бросил внимательный взгляд на стражников.

– То, что ты собираешься сделать, лишено смысла, – женщина будто прочла его мысли. – Я хотела отпустить… вас обоих. Я солгала про принцессу – она еще на корабле.

Тонкая рука откинула сетчатое покрывало. В свете факелов Бьерн разглядел прекрасное лицо с огромными глазами, глубокими и черными как звездные бездны, тонкими чертами и будто прорисованным кистью изографа изящным ртом. Снова повеяло тем темным и тягучим, что удерживало его возле нее и заставляло желать встреч. Тьма, пряная и острая, Но дуновение было мимолетным и в следующий миг Бьерн смог прямо и смело смотреть на эту женщину, не ощущая ничего. Очевидно, она сама поняла это.

– Я хотела, чтобы ты увидел мать своего еще нерожденного сына, – продолжала женщина. – Ему предначертано стать великим императором. И по праву.

– Твое имя… – тихо сказал Бьерн.

Женщина покачала головой.

– Даже если ты узнал меня – сделай вид, что меня не было в твоей судьбе. И ничего не говори принцессе. Ей незачем знать. А теперь иди, возвращайся на корабль.

– Постой! У меня есть просьба…

И когда женщина подошла, Бьерн осторожно положил руку на ее живот – он видел когда-то, как это делал конунг Эйрик.

– Пусть первой пищей, которую получит мой сын, будет мука и соль с кончика меча, – едва слышно произнес Бьерн.

Женщина медленно наклонила голову в знак согласия.

– Обещаю. Я воспитаю его как воина и императора.

Она снова подала знак, стражник острожно тронул Бьерна за руку.

– Прощай, Бьерн Эмундссон, – прошептала женщина ему вслед.

На корабле стражник сказал Бьерну подождать в каюте – он был теперь вежлив и почтителен. Слуга принес чистую одежду, варанг наскоро умылся и переменил платье.

Он вслушивался в каждый шорох, но все же пропустил миг, когда открылась дверь, и худенькая фигурка не вошла, а влетела, впорхнула, как отпущенная на волю птица.

– Бьерн! Господи, слава Тебе! Бьерн! Она не обманула, она действительно…

Анна плакала и смеялась, целуя его, гладя его лицо, волосы, руки, будто не веря, что он жив, цел и невредим. А Бьерн, обняв ее, почти оцепенел от счастья, не мог двинуть ни единым мускулом. Анна… моя Анна, вихрилось у него в голове. Ты пахнешь лесом, лугом, самыми нежными весенними цветами северных лесов, ты возвращаешь мне меня. Мир так хрупок, наш мир так невозможно нестоек, в него можно верить, а можно не верить. Но с такой любовью лучше лететь и упасть, чем прервать полет… Как птица над волнами, летит она…

– Пусть Господь дарует счастье ей и их сыну… – шептала Анна, – за то, что она сделала для нас.

– Кто она? – смог, наконец, проговорить Бьерн. – Кто была та женщина?

– Это Зоя, прозванная Угольноокой… – Анна остановилась в замешательстве. “Любовница государя, любовница отца” – она не могла произнести ни первое, ни второе.

– А Стефан? Что с ними? – Анна сразу поняла, что Бьерн имел в виду и комита, и Феодору.

– Зоя пообещала пристроить Феодору в тихий отдаленный монастырь – Фео всегда об этом мечтала, – Анна снова запнулась, словно пытаясь не сболтнуть лишнего.

– Твоя наперсница никогда не одобряла тебя, августа, – тихо засмеялся Бьерн. Как странно быть так близко от смерти – а потом обнимать эти хрупкие плечи под плотным простым покрывалом.

– А я больше не августа, – вдруг засмеялась в ответ Анна, счастливо прижимаясь к нему. – А Стефан хочет вернуться в Опсикон, кажется, ему там есть к кому возвращаться.

***

Им оставили корабль и немного припасов и велели убираться подальше. Стирбьерн и Стефан решили, что вдвоем с парусами они вполне справятся. Они чувствовали себя такими счастливыми и свободными, что даже соображения о пиратах Триполитанца и прочих морских опасностях не могли убавить их радости.

На излете ночи, когда Анна наконец заснула, а Бьерн все еще продолжал ворочаться без сна, его вдруг накрыло уже пройденное ощущение – мир замер, остановился. Перестал покачиваться корабль, перестали плескаться в его борта волны.

Бьерн поднялся, ища глазами виновника этой очередной остановки мира. Виновник сидел у входа в каюту, и несмотря на предрассветную полутьму, виден был до последнего золотого стежка на вороте алой шелковой рубахи.

– Что тебе нужно от меня, Локи?

Рыжий не отвечал. Он молча разглядывал Бьерна, и в разноцветных глазах его не было обычной насмешки.

– Твоей жене вреден холод Днапстадира, а тем более вредны ей зимы Северных земель, – сказал он, наконец. – Лангобарды же охотно принимают к себе на службу сильных и смелых. Если, конечно, ты не хочешь воевать снова за свое царство.

– Царств с меня достаточно, – покачал головой Бьерн. Слишком много неожиданностей и нежданных подарков свалилось на него сегодня – он даже устал удивляться.

– Тогда попутный ветер доставит твоего друга в Опсикон, а потом вас – на Сицилию.

Бьерн подыскивал слова поудачнее, чтобы поблагодарить Локи, но тот вдруг добавил:

– Не стоит. Это я хотел поблагодарить тебя, Бьерн Олафссон. Ты, конечно, глупец, как и все смертные, но… кое-чему я у тебя научился.

____________________________________________________________________

Итак – Пафлагония. Это не заключение, не бичевание, это даже не ссылка. Это просто удаление из столицы – император не станет держать при себе того, кто хоть раз так явно выказал неодобрение. Император становится все более подозрительным, он мало кому верит.

Никон собирал свои книги, когда за ним пришла Ирина, кубикулария Зой Угольноокой. Удивленный тем, что вдруг понадобилось от него фаворитке, Никон оправил одежду и поспешил вслед за кубикуларией.

– Я позволила себе побеспокоить тебя, учитель, – Зоя снова полулежала. Она лишь вчера вернулась из паломничества в один из монастырей к юго-востоку по побережью, и Никон слегка удивлялся ее неожиданному благочестию, в которое он никогда особо не верил.

– Я всегда рад беседе с тобой, госпожа Зоя, – ответил он. Ровно и доброжелательно, но все же тщательно взвешивая каждое слово.

– Я лишь хотела сказать, – с понимающей улыбкой произнесла Зоя, – что дочитала сочинение Гелиодора из Эмессы. И теперь я знаю, что и принцесса, и ее возлюбленный нашли свое счастье. Они избавлены от гнева могучего владыки.

– Госпожа Зоя… – Никон с трудом удержал радость. – Да благословит тебя Господь!

– Я также хотела попросить тебя, учитель, быть наставником в ученых премудростях мне и моему будущему сыну, – Зоя в упор взглянула на монаха. – Таким же мудрым и любящим наставником, каким ты был для его отца.

У монаха задрожали руки, когда до него дошел смысл ее слов.

– Я… Госпожа, я должен отправляться в Пафлагонию…

– Император изволил отменить свое решение, – успокаивающе опустила ресницы Зоя.

POST SCRIPTUM

17 мая 905 года Зоя Угольноокая родила красивого здорового мальчика, крещеного под именем Константин. По свидетельству современников он был очень хорош собой, высок, крепок и голубоглаз. Официально он занимал императорский престол с 908 по 959 год – дольше все предыдущих и последующих императоров Византии.

Время его правления было расцветом Византии. А сам он вошел в историю как император Константин VII Багрянородный.