Текст книги "Историки Греции"

Автор книги: Ксенофонт

Соавторы: ,Галикарнасский Геродот,Татьяна Миллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

93. Достопримечательностей в Лидийской земле не так много, как в иных странах, кроме разве золотого песку, уносимого с горы Тмола. Однако есть там и одно огромное сооружение, уступающее лишь египетским и вавилонским: там стоит гробница Алиатта, 37отца Крезова, коей основание устроено из огромных камней, остальная же часть из земляной насыпи. Сработали его торговые люди, ремесленники и непотребные девки, а на верху сего памятника еще при мне находились пять каменных граней, на коих вырезано было, что каждыми было сделано, и по той мере видно было, что работа девок была всех более. Ибо у лидян все девицы чудодействуют, собирая себе приданое, доколе не выйдут замуж, а женихов себе приискивают сами. В обходе сей памятник имеет шесть стадиев и два плефра, в ширину тринадцать плефров, а вокруг него лежит большое озеро, которое, по словам лидийцев, никогда не высыхает, называется же оно Гигесовым озером. Такова сия гробница.

94. Обычаями лидяне близко сходны с эллинами, кроме лишь того, что дочерям своим позволяют блудодействовать. Лидяне первые из народов, нам известных, начали чеканить и употреблять монету золотую и серебряную и первые же занялись мелкою торговлею. Уверяют лидяне, что и игры, ныне как у них, так и у эллинов равно употребительные, изобретены ими же, а случилось сие изобретение вместе с выселением в Тиррению. Вот как они сие рассказывают. В царствование Атиса, сына Манесова, во всей Лидии был великий голод. Поначалу лидяне терпеливо его сносили, но как он не прекращался, то стали искать противу него средств, причем каждый выдумывал свое: и тогда-то изобретены были игры и в кости, и в бабки, и в мяч, и прочие всякого рода, кроме лишь игры в камешки, коей изобретения лидяне себе не присвоивают. Изобретения свои против голода они так употребляли: один день проводили весь в игре, чтобы не требовать пищи, а в другой, оставив игру, ели. Сим-то образом провели они двадцать лет без двух. Но как зло сие не прекращалось, а еще более усиливалось, то царь весь народ лидийский разделил на две равные части, и брошен был жребий, чтоб одной остаться, а другой уйти из отечества, и над остающеюся частию властвовать самому царю, а над выселяющеюся сыну его, по имени Тиррену. Те, коим по жребию последовало оставить отечество, спустились в Смирну, построили там суда, нагрузили оные всеми потребностями и отплыли отыскивать себе земли и прожитка. Проехав многие народы, прибыли они к омбрикам 38и там выстроили города, в которых живут и поныне, а имя лидян сменили на имя царского сына, который вывел их на поселение, проименовавшись по нему тирренцами.

Так лидяне порабощены были персами.

95. Теперь по порядку следует нам сказать слово о Кире, кто таков он был, что разрушил Крезово царство, и о персах, каким образом они завладели Азиею. Я опишу сие так, как сказывают некоторые персы, кои стараются не преувеличивать дела Кировы, но повествовать так, как было, хотя мне и ведомы еще троякого рода рассказы о сем государе.

Как ассирияне владычествовали над верхнею Азиею пятьсот двадцать лет, то первые после сего от них начали отлагаться мидяне; и как, сражаясь с ассириянами за свободу свою, оказали они себя мужами доблестными, то свергли рабство и сделались свободными. Вслед за сими и другие народы последовали примеру мидян. 96. Но как все уже народы материка Азийского жили по собственным законам, вновь случилось им подпасть под владычество, и было это следующим образом.

Был между мидянами мудрый муж по имени Деиок, сын Фраорта. Сей Деиок, имея сильное желание владычествовать, предпринял вот что. Мидяне тогда жили деревнями, и Деиок в своей деревне как прежде был славен, так отныне стал еще усерднее блюсти справедливость, между тем как во всей Мидии господствовало беззаконие, ибо знал он, что кривда правде всегда враг. Жители его деревни, видя сей его обычай, избрали его над собою судиею; а он, домогаясь власти, и тут явился прям и справедлив. Сим приобрел он немалую похвалу от сограждан своих, так что и в других деревнях, проведав, что один лишь есть муж Деиок, судящий справедливо, стали жители, угнетавшиеся прежде неправедными приговорами, приходить с охотою на Деиоков суд, а наконец уже ни к кому другому и не обращались более. 97. И как на молву о праведности сего суда стекалось народу все более и более, то Деиок, увидя, что все заботы возлегли на него, не пожелал более судействовать и председать, где председал: не с руки ему, говорил он, весь день разбирать дела чужие, пренебрегая собственными.

Тогда-то, как по всем деревням мидийским и хищение и беззаконие усугубилось гораздо против прежнего, то мидяне собрались для рассуждения о настоящем положении дел своих, и тут, я полагаю, наипаче друзья Деиоковы говорили так: «Невозможно нам при настоящем образе правления жить в сей стране; поставим же над собою царя, и тогда страна наша обретет благозаконие, а мы сами обратимся к делам своим и не будем гонимы отселе несправедливостями». Подобными речами убедили они мидян покориться царской власти. 98. И как засим тотчас предположено было кого-либо поставить царем, а Деиок от всех был много представляем и похваляем, то наконец общим согласием и был он избран в цари. Тогда он повелел построить себе чертоги, достойные царского сана, и оградить их копьеносцами; и мидяне сие исполнили, построив ему огромные и укрепленные чертоги на том месте, где он назначил, и позволив ему из всех мидян избрать копьеносцев.

Приобретши царскую власть, Деиок понудил мидян построить единый город, дабы, защищая оный, менее заботиться о прочих поселениях. Как мидяне согласились и на сие, то он воздвиг высокие и крепкие стены, кольцом охватывавшие друг друга; стены сии ныне называются Агбатанами, а ограда устроена так, что одно кольцо стен над другим возвышается лишь своими зубьями. Сему способствует и самое местоположение, ибо тут находится холм, и еще того более строение стен, которых тут семь, и за последнею из них находится царский дворец и сокровищницы. Величайшая из сих окружных стен гораздо превосходит обширностию стену афинскую; на сем первом окружии зубцы суть белые, на втором черные, на третьем красные, на четвертом синие, на пятом сандараковые; 39так расцвечены зубцы наружных стен всеми красками, а из внутренних двух стен одна имеет зубцы высеребренные, другая вызолоченные.

99. Таковыми укреплениями Деиок оградил себя и чертоги свои, народу же повелел жить вокруг сей стены. По сооружении же сих зданий Деиок первый установил порядок, чтобы никто не входил к царю и никем бы не был он виден, но все производилось бы через вестников и чтобы всякому возбранялось пред лицом его смеяться или плевать. Важность сию присвоил он себе для того, чтобы сверстники и товарищи его, не уступавшие ему ни знатностию рода, ни доблестию, не тяготились бы и не умышляли бы против него, но, не видя его, почитали бы существом высшей породы.

100. Учредивши таковой порядок и утвердясь в своем владычестве, стал он наблюдать правосудие со всею строгостию: жалобы и просьбы посылаемы были к нему письменные, а он, рассмотрев присланное, отсылал обратно с решением. Таким-то образом творил он суд, и все привел в благоустройство; когда же проведывал о чьем-либо преступлении, то призывал того к себе и наказывал по вине каждого. И для сей причины во всей стране, им обладаемой, учредил он досмотрщиков и прислушников.

101. Так царствовал сей Деиок над мидийским народом, а народ сей он составил воедино из разных племен; племена сии суть бусы, паретакены, струхаты, аризанты, будии, маги. Толикие суть племена мидян.

102. У Деиока сего был сын Фраорт, который по смерти Деиока (а царствования его было пятьдесят три года) воспринял от него престол. Восприняв же, не удовольствовался он властию над одними только мидянами, но начал войну с персами, и на первых на них напав, первых и покорил их мидянам. Потом, обладая двумя столь сильными народами, он предпринял покорение Азии, нападая на один народ после другого. Наконец, обратил он оружие против ассириян, ассирияне же сии, обитая в Нине, прежде сами владычествовали над всеми, но тогда лишены были союзников, их оставивших, в прочем же находились в благополучном состоянии. На них-то и пошел войною Фраорт, но погиб как сам (а царствования его было двадцать два года), так и многочисленное войско его.

103. По смерти Фраортовой воспринял престол Киаксар, сын Фраортов, внук Деиоков. Сей государь почитается гораздо могущественнейшим предков своих. Он первый разделил азийские войска на полки и первый велел стоять в строю отдельно копьеносцам, стрелкам и коннице, кои до того все были вместе смешаны. Это он сражался с лидянами, когда в продолжение битвы день переменился в ночь, и собрал под собою всю Азию по ту сторону Галиса.

Сей Киаксар, собравши все войска, находившиеся в его власти, пошел войною на Нин, желая отмстить за отца своего, а город разрушить. Уже, победив ассириян, стоял он осадою при Нине, как внезапно надвинуло великое войско скифов, а вел их царь Мадий, сын Протофия. Те скифы вторглись в Азию, изгоняя из Европы киммериян, и в сем преследовании бегущих вторглись в Мидию. 104. От Меотического озера до реки Фасиса и колхидян считается тридцать дней пути для доброго путника, от Колхиды же до Мидии не более того, и один только народ между ними, саспиры, а прошед их страну, очутишься в Мидии. Однако скифы не сею дорогою ворвались, а уклонились на другую, повыше сей и гораздо длиннейшую, оставив гору Кавказ по правую руку. Там-то мидяне сошлись со скифами и, быв последними побеждены, лишились владычества своего.

Так завладели скифы всею Азиею. 105. Отселе пошли они на Египет; но когда вошли в Палестинскую Сирию, то Псамметих, царь египетский, выйдя к ним с дарами и просьбами, отклонил их от дальнейшего похода. Скифы же, поворотя назад, пришли в сирийский город Аскалон, и хотя большая их часть прошла чрез оный, не причиняя никакой обиды, но малое число оставшихся назади воинов ограбило капище Афродиты Небесной; капище же сие, как меня уверяли, есть древнейшее всех, воздвигнутых сей богине, ибо и кипрское святилище, по собственным словам кипрян, отсюда получило свое начало, и киферское воздвигнуто было финикиянами, вышедшими из сей Сирии. И вот Афродита в отмщение тем скифам, что ограбили в Аскалоне храм ее, навсегда поразила их и потомков их женскою болезнию; скифы сами признают сие виною своей болезни, иноземцы же, приходящие в скифскую страну, сами могут видеть сих страждущих, коих скифы называют энареями. 40

106. Скифы обладали Азиею двадцать восемь лет, и все в ней приведено было в расстройство спесью их и презрительностию. Ибо кроме дани, собираемой поголовно с каждого племени, они делали наезды, похищая все, что было у каждого. Наконец Киаксар и мидяне, большую часть их угостив и напоив, их перерезали; и таким-то образом мидяне власть свою восстановили и вернулись к обладанию всем, чем обладали прежде. Сверх сего овладели они и Нином (а как овладели, о том будет изъяснено в других повествованиях) 41и покорили власти своей ассириян, кроме лишь области Вавилонской. По сем Киаксар скончался, а царствования его было сорок лет, считая и годы скифского владычества.

107. Преемником престола был Астиаг, сын Киаксара. У него была дочь, которой дал он имя Мандана. Однажды привиделось ему во сне, будто она столько испустила мочи, что не только наводнила ею город его, но и всю Азию. Предложив сей сон волхвам, 42толковавшим сновидения, услышал он их ответ и устрашился. Посему, когда пришло Мандане время замужества, Астиаг, боясь сновидения, не стал выдавать ее ни за кого из мидян, достойного ее происхождения, а выдал за перса, имя которому было Камбис: был он рода доброго и нрава кроткого, но почитался Астиагом много ниже даже среднего мидянина.

108. По вступлении Камбиса в брак с Манданою Астиаг в первый же год увидел другой сон. Ему привиделось, будто бы из детородных частей дочери его произросла виноградная лоза, и та лоза простерлась над всею Азиею. Увидев сие и вновь предложив снотолкователям, послал он в Персию за дочерью, которая была тогда беременна, и держал ее под стражею, вознамерясь умертвить дитя, коим она разрешится: ибо волхвы по сновидению предсказали ему, что отпрыск его дочери будет царствовать вместо него.

Опасаясь сего, Астиаг, как скоро Кир родился, призвал к себе Гарпага, ближнего мужа и вернейшего из мидян, на коего он во всем полагался, и сказал ему так: «Гарпаг! доверяю тебе дело, коим не пренебреги и не обмани меня из угождения другим, дабы не пришлось тебе худо впоследствии. Возьми дитя, рожденное Манданою, унеси его к себе, убей и засим похорони так, как тебе рассудится». Гарпаг ответствовал: «Государь! как доныне ты никогда не видел от меня ничего неугодного, так и впредь я постараюсь ни в чем не быть виновным пред тобою: если угодно тебе, чтоб было так, то мой долг – с охотою покорствовать».

109. После сего ответа Гарпаг, приняв младенца, обряженного на смерть, пошел в слезах домой, а пришед, рассказал жене своей все, что Астиаг с ним говорил. И жена его спросила: «Что ж ты думаешь теперь сделать?» Гарпаг ей ответствовал: «Повеления Астиагова не исполнять: и хотя бы он обезумел и стал яриться хуже нынешнего, я не послушаю его и не совершу сего убийства. Много я имею причин не убивать его: младенец сей мне сродник, а царь Астиаг уже стар и не имеет детей мужеского пола; если же по смерти его должно будет царству перейти к его дочери, коей сына хочет он ныне чрез меня убить, то разве сие не станет мне величайшею опасностью? Однако ради безопасности моей нужно, дабы дитя сие погибло: но да будет убийцею его кто-либо из людей Астиаговых, а не моих».

110. Так сказал он и тотчас послал за одним пастухом Астиаговым, о коем знал, что пастбища его на горах, преизобилующих зверьми, и тем весьма удобны. Имя ему было Митрадат, а женат он был на такой же невольнице, как и сам, имя же ей было по-эллински «Собака», по-мидийски же «спако», 43ибо слово сие у мидян означает собаку. Горные места, где сей пастух для волов своих имел пастбища, находились к северу от Агбатан в сторону Понта Евксинского: здесь, в краю саспиров, мидийская страна весьма гориста, высока и изобилует густыми лесами, в прочих же местах она ровная. Позванный пастух немедленно пришел, и Гарпаг сказал ему: «Астиаг тебе повелевает взять сего младенца и бросить его в самом диком месте на горах, чтобы он как можно скорее умер; и еще он повелевает сказать тебе, что если ты его не убьешь, а сбережешь каким-либо образом, то сам погибнешь жесточайшею смертию. Мне же повелено присмотреть, как ты его выбросишь».

111. Выслушав сие и взяв младенца, пастух пошел с ним в свою хижину. А на то время случилось, что и жена его, весь день страдавшая родами, тут произволением божеским родила, пока был он в городе. Оба они друг о друге беспокоились: пастух, тревожась о родах жены своей, а жена о том, что не в обычае было у Гарпага посылать за мужем ее. Когда же возвратился он домой и встал над ней, то жена, увидев вдруг его сверх чаяния, тотчас спросила, зачем Гарпаг посылал за ним с такою поспешностию. Пастух сказал ей так: «Жена! видел я в городе и слышал такое, чего не должен бы я знать и чему не должно бы и быть в доме наших господ. Весь Гарпагов дом наполнен был рыданиями; пораженный сим, вхожу туда и, вошед, вижу лежащего младенца, трепещущего и кричащего, украшенного золотом и испещренною одеждою. И как увидел меня Гарпаг, то повелел мне того младенца взять, унести и бросить на горах, где более всего зверей; таково, сказал он, приказание Астиагово, и сильно грозил мне, если я того не сделаю. Я того младенца взял и понес с собою, полагая, что он чей-либо из служителей, ибо неоткуда было мне знать, чей он, и только дивно было видеть, как украшен он золотом и одеждою, и что в доме у Гарпага такой великий плач. Вскоре, однако ж, на дороге все узнал я от служителя, который вручил мне дитя и провожал меня с ним за город: будто это сын Манданы, дочери Астиаговой, и Камбиса, сына Кирова, и что Астиаг велит мне убить его. Теперь гляди: вот он».

112. С сими словами пастух раскрыл младенца и показал жене. А она, увидев дитя здоровое и красивое, стала плакать и, обняв колена мужа, умоляла его никоим образом не выбрасывать младенца. Но муж отвечал, что ему невозможно не исполнить оного, ибо придут от Гарпага соглядатаи, и он нещадно погибнет, ежели не сделает приказанного. Жена, видя, что муж ее не убеждается, в другой раз говорит ему: «Как я не могу тебя уговорить его не выбрасывать и необходимо нужно показать его выброшенного, то сделай вот как: и я родила ребенка, но родила мертвого, возьми же его и положи в лесу; а дитя дочери Астиаговой мы станем воспитывать, как свое собственное. Таким образом ни тебя не уличат в ослушании господам, ни мы не будем виновниками худого дела: умершее дитя получит царское погребение, а оставшееся в живых не лишится жизни».

113. Пастух рассудил, что жена его говорит весьма разумное, и он тотчас так и поступил: младенца, принесенного им для умерщвления, отдал жене, а своего, мертвого, положил в кузовок, в коем принес первого, и, нарядив во весь наряд его, отнес на горы в самое дикое место. По прошествии трех дней, как младенец был выброшен, пастух пошел в город, оставив сторожем при выброшенном своего подпаска; и пришед к Гарпагу, объявил ему, что готов показать труп младенца. Гарпаг же, послав с ним вернейших из своих оруженосцев и чрез них удостоверившись, погребает сына Пастухова; другого же ребенка, ставшего потом известным под именем Кира, взяла и воспитала Пастухова жена, давши ему имя не Кира, но другое.

114. Когда дитяти исполнилось десять лет, его узнали по одному приключению. В той деревне, где стояли те паственные стада, ребенок сей часто играл на дороге с другими своими сверстниками. Дети сии, несмотря на то что слыл он Пастуховым сыном, выбрали его в игре своим царем. Он же, выбранный, всех распорядил так, чтобы одни строили дворец, другие были телохранителями, один значился оком царевым, другой стоял у приема вестовщиков, и у каждого была своя должность. Между сими детьми был игравший сын Артембара, человека знатного между мидянами, и как он приказаниям Кировым не повиновался, то Кир велел другим мальчикам его поймать. Те подчинились, и Кир жестоко наказал ослушника бичом. Мальчик, вознегодовав на недостойное с ним обращение, как скоро был отпущен, побежал в город к отцу своему с жалобою на обиду, понесенную от Кира, называя его, однако, не Киром, ибо он тогда еще не имел сего имени, но сыном пастуха Астиагова. Артембар, разгневанный, тотчас и вместе с сыном пришел к Астиагу жаловаться на бесчестие, ему причиненное, с такими словами: «Государь! раб твой, сын пастушеский, вот каковым образом надмевается над нами!» – и показал царю плечи сына своего.

115. Услышав сие и увидев, Астиаг из уважения к Артембару пожелал наказать обидчика и послал за пастухом и его сыном. Когда оба пришли, Астиаг, смотря на Кира, сказал: «Ты, сын такого отца, осмелился так дерзко поступить с ним, сыном первого из моих вельмож?» Кир ответствовал: «Государь! сие мною сделано по праву. Деревенские мальчики, в числе коих был и он, играючи, поставили меня над собою царем, ибо я им показался для сего способнейшим. Другие мальчики повеления мои исполняли, а этот не слушался и не уважал слов моих, за что и был наказан. Впрочем, если я достоин за сие взыскания, то я здесь».

116. Между тем как мальчик говорил, Астиага осенило узнание: показалось ему, что и черты лица мальчика сходны с его чертами, и ответ его смелее рабского, и лета его согласны с тем временем, когда велено было выбросить зверям царского внука. Изумленный сим, Астиаг несколько времени безмолвствовал; а едва собравшись с духом, сказал он так, желая выслать Артембара, дабы допросить пастуха наедине: «Артембар! я сделаю так, что ни тебе, ни сыну твоему не придется роптать на меня!» С сими словами Артембара он отсылает, Кира же приказывает служителям отвести во внутренние покои.

Когда пастух остался один, Астиаг наедине его спрашивает: где взял он этого мальчика и от кого получил его? Пастух отвечал, что это его сын и что мать его и до сих пор жива. Но Астиаг на то сказал, что худо тот бережет себя, кто хочет приневолен быть к признанию истязаниями; и сказав сие, дал знак телохранителям, чтоб взяли его. Тут пастух, приведенный в крайность, решился открыть дело так, как было, и рассказал с самого начала все, не утаивая истины; а по окончании рассказа умолял царя о милости и прощении.

117. Астиаг, узнав от пастуха истину, более не стал обращать на него внимание, но сильно вознегодовал на Гарпага и велел телохранителям призвать его к себе. Когда же Гарпаг пришел, то Астиаг спросил его так: «Гарпаг! какою смертию умертвил ты младенца, рожденного моею дочерью, которого я тебе отдал?» Гарпаг, увидев пастуха, не стал обращаться ко лжи, дабы не быть уличену, но сказал так: «Государь! получивши младенца, размышлял я, как бы мне и волю твою исполнить, и проступка пред тобою не совершить, став убийцею пред лицом твоей дочери и твоим. Посему поступил я так: призвав этого пастуха, я отдал ему младенца, сказав, что ты повелел убить его; и в этом я не солгал, ибо таково и было твое приказание. Отдавая же ему дитя, я велел его положить на горах в диком месте и, оставшись при нем, дождаться, пока оно не умрет, а если он сего не исполнит, то грозил ему жестокими угрозами. Когда по исполнении пастухом порученного младенец умер, то послал я вернейших евнухов удостовериться о его смерти и похоронил его. Так, государь, сие дело происходило, и таковою смертию умер внук твой».

118. Так Гарпаг показал сущую истину. Астиаг же утаил свой гнев на него за происшедшее и поначалу все пересказал ему точно так, как услышал о том от пастуха, а потом добавил как бы от себя, что ребенок жив и что он, Астиаг, радуется тому, ибо, присовокупил он, много поскорбел он из-за того, что причинил младенцу, и нелегко переносил попреки, слышанные от дочери. «Но как теперь случай все поправил, то пришли к сему новоприбывшему мальчику сына своего, а сам будь ко мне на ужин, ибо я хочу за спасение отрока принесть жертву тем богам, коим честь сия принадлежит». 119. Гарпаг, сие услышав, преклонился пред царем и, весьма обрадованный, что не только вина его не имела худых последствий, но и по счастью зван он к ужину, пошел домой. А пришед домой, тотчас сына своего, – а был тот сын единственный и имел около тринадцати лет, – посылает сего сына к Астиагу, наказавши делать все, что царь ему повелит; сам же в великой радости рассказывает все приключившееся жене своей.

Царь же Астиаг, когда пришел к нему сын Гарпагов, приказал его заколоть и, изрезав в куски, частию изжарить и частию сварить его мясо, хорошо приправить и держать готовым к ужину. Когда же наступило время и пришли к столу как другие гости, так и Гарпаг, то Астиагу и прочим гостям подаваема была баранина, Гарпагу же мясо собственного сына его, кроме лишь головы и оконечностей рук и ног, положенных особо в закрытой корзине. И когда Гарпагу показалось уже, что он насытился, Астиаг спросил его, нравится ли ему кушанье; а как тот ответствовал, что весьма нравится, то вот принесена, кем следует, в закрытой корзине голова сына его, руки и ноги, и повелено ему открыть корзину и взять из нее, что ему угодно. Гарпаг повинуется, открывает и видит останки сына своего, но увидя их, не изумился и остался в совершенном спокойствии духа. Астиаг тогда его спросил, знает ли он, какого зверя ел он мясо? И Гарпаг на сие ответствовал, что знает и что ему любезно все, что государь ни делает. С таковым ответом и взявши с собою останки сына, пошел он домой, как я полагаю, с намерением все оные собрать и зарыть в могиле.

120. Так Астиаг отмстил Гарпагу. О Кире же помышляя, призвал он к себе тех же волхвов, кои прежде толковали ему сновидение, и как пришли они, спросил их снова о сем толковании. Волхвы повторили ему прежние слова свои, сказав, что отроку суждено царствовать, если он остался в живых и не умер прежде. Царь на сие ответил им так: «Отрок жив и не умер, а воспитывался он в деревне, и мальчики той деревни поставили его царем, и делал он все, что делают настоящие цари, распорядив при себе и копьеносцев, и привратников, и вестовщиков, и прочих всех сановников. Каково же вы теперь об этом судите?» Волхвы ответствовали: «Если отрок остался жив и царствовал без какого-либо умысла, то будь о сем спокоен и не смущайся духом, ибо в другой раз уже не будет он царствовать: как иные прорицания нам оборачиваются маловажностями, так подавно и сонные видения совершенно бывают ничтожны». Астиаг на сие сказал: «Волхвы! я и сам так полагаю, что как сей отрок был уже наименован царем, то на том и сбылось сновидение, и мне он уже нимало не опасен. Однако ж по здравом размышлении дайте мне совет, что есть ныне безопаснейшее для дома моего и для вас?» И волхвы ему ответствовали: «Государь! нам и самим весьма желательно, чтобы царство твое пребыло невредимо: ибо перешед к сему отроку, родом персиянину, оно достанется чуждому народу, а мы, мидяне, обратимся в рабство и будем у персов в презрении как чужеземцы; доколе же пребываешь царем нашим ты, соплеменник наш, то и мы участвуем в твоей власти и получаем от тебя великие почести. Посему должны мы всячески пещись и о тебе и о твоем царствовании; и ныне, если бы усматривали мы какую опасность, все бы тебе предсказали. Но как сновидение обернулось вздором, то теперь и сами мы ничего не боимся, и тебе советуем отложить страх. Впрочем же, отрока сего удали с глаз своих и отошли в Персиду к родителям его».

121. Астиаг, услышав сие, обрадовался и, призвав к себе Кира, сказал ему так: «Дитя! поверив несбывчивому сновидению, я обидел тебя, но судьба твоя спасла тебя. Итак, радуйся тому и ступай в Перейду, а я дам тебе провожатых: как придешь туда, то найдешь своих отца и мать не таковых, как пастух Митрадат и жена его».

122. Так сказавши, Астиаг отпускает Кира. Когда же Кир воротился в дом Камбисов, то принят был родителями своими, и принят с тем большею радостию, что его почитали погибшим тотчас после рождения его. И они его расспрашивали, каким образом остался он в живых; он же отвечал им, что прежде ничего не знал о себе и вовсе не ведал истины, но на пути совершенно узнал все, что пришлось ему претерпеть: ибо прежде почитал он себя сыном Астиагова пастуха, но, идучи сюда, услышал от провожатых всю повесть свою. Тут и рассказал он, как воспитывала его жена Пастухова, и хвалил ее всячески, так что имя «Собака» было в каждом слове его; а родители, схватясь за сие имя, дабы заставить персов думать, что спасение дитяти впрямь было делом божеским, выпустили слух, будто брошенный Кир был вскормлен сукою. Вот откуда пошла сия молва.

123. А когда Кир возмужал и стал храбрее и любимее всех своих сверстников, то Гарпаг, желая отмстить Астиагу, обратился к Киру и послал ему дары. Ибо сам Гарпаг, бывши честным человеком, не мог преуспеть в своем возмездии и потому, видя Кира возросшего, старался сделать его соучастником в оном, почитая равною Кирову обиду и свою. Еще прежде он предпринял следующее: поелику Астиаг был к мидянам жесток, то Гарпаг, войдя в сношение с каждым из первых мидийских вельмож, убедил их Астиага низложить, а Кира поставить над собою. Совершив сие и имея уже все наготове, Гарпаг хотел сообщить свой умысел Киру, находившемуся в Персиде; но как способов к тому не было, ибо все дороги охранялись стражею, то придумал он следующую хитрость. Взявши зайца, он распорол ему брюхо и, не вырвав ни одной шерстинки, вложил в него книжицу, в коей написал, что нужно было; а потом, зашив брюхо зайцу и вручив ловчие сети одному из вернейших служителей своих, якобы охотнику, послал его к персам, наказам словесно, дабы он, отдавая Киру зайца, примолвил, чтобы он своеручно разрезал его и никто бы того не видел.

124. Так сие и было исполнено: Кир, получив зайца, разрезал его сам и, нашедши в нем книжицу, прочел ее. А была в ней такая грамота: «Сын Камбисов! боги блюдут тебя, иначе не достиг бы ты толикого счастия. Отмсти же ныне убийце твоему Астиагу: ибо по желанию его ты был бы мертв, и только помощию богов и моею остался ты жив. Я думаю, тебе давно уже известно и все, что с тобою было сделано, и сколько я претерпел от Астиага за то, что не убил тебя, а отдал пастуху. Если ты ныне захочешь послушаться меня, то будешь обладать всею страною, коею обладает Астиаг. Склони же персов отложиться и выставь войско против мидян: меня ли Астиаг пошлет против тебя воеводою или иного кого из вельмож мидийских, все сбудется по желаниям твоим, – ибо они первые отложатся от него и, пристав к тебе, предпримут низвергнуть Астиага. Здесь все готово, сделай же, что советую тебе, и сделай поскорее».

125. Кир, прочтя сие вслух, стал размышлять, как бы искуснее склонить персов к отложению; и размышляя, нашел он надежнейшим следующий способ. Написавши в книжице, что казалось ему за благо, он собрал персов и, раскрывши книжицу, прочел им, что Астиаг назначает его над персами воеводою. «Ныне же, персы, – сказал он, – повелеваю вам здесь быть, имея каждому серп». Таково было его повеление.

А племен персидских много, и из тех племен Кир лишь некоторые созвал в собрание и склонил отложиться от мидян; племена сии, от коих зависят все прочие персы, суть пасаргады, марафии и масиии. Благороднейшие меж них суть пасаргады, к коим принадлежит и колено Ахеменидов, откуда родом персидские цари. Остальные же персы суть панфиалеи, дерусиеи, германии, – все сии занимаются землепашеством, другие же пастьбою, как-то: даи, марды, дропики и сагартии.

126. Когда же все персы явились к Киру с вышеупомянутыми орудиями, то была там часть персидской земли, на восемнадцать или двадцать стадиев заросшая терновником, и ее-то Кир приказал всю очистить в один день. По совершении же сей работы повелел он персам вновь на другой день предстать перед ним, омывшись. Между тем, собрав в одно место все стада и коз, и овец, и волов отца своего, Кир распорядился заколоть их и изготовить к угощению персидского войска, присоединя к тому вино и иные нужнейшие припасы. И как персы на другой день пришли, Кир велел им сесть на лугу и угощаться. А по окончании спросил у них, который из двух дней они предпочитают, вчерашний или нынешний? Персы отвечали, что между оными есть великая разность: в первый день для них все было худо, а в последний все хорошо. За сии-то слова Кир и ухватился, чтобы открыть им весь свой замысел, сказавши так: «Мужи персидские! Участь ваша такова: если вы хотите меня послушаться, то будут вам не только сии блага, но и другие бессчетные, а рабских работ никаких; если же не хотите меня послушаться, то будут вам бесчисленные труды, подобные вчерашним. Послушайтесь же меня и станьте свободны. Ибо думается мне, что божественною волею рожден я к тому, чтобы вам сие доставить, и ведомо мне, что мидянам вы не уступите ни в войне и ни в чем другом; а коли это так, отложитесь же от Астиага немедленно».