Текст книги "Историки Греции"

Автор книги: Ксенофонт

Соавторы: ,Галикарнасский Геродот,Татьяна Миллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

(8) Услышав об этом, Ксенофонт подвел к оврагу латников и приказал им остановиться, а сам с младшими начальниками переправился и стал высматривать, что лучше: отвести назад перешедших за овраг либо переправить туда латников, чтобы взять укрепленье. (9) Решили, что отвести людей без больших потерь убитыми нельзя, а взять укрепленье младшие начальники полагали возможным, и Ксенофонт с ними согласился, веря жертвам: жрецы предрекли, что сраженье будет, но исход дела окажется благоприятным. (10) Младших начальников он отправил перевести через овраг латников, а сам, оставшись, отвел назад всех копейщиков и никому не позволил метать ни стрелы, ни дротики, ни камни. (11) А когда подошли латники, он приказал каждому из младших начальников построить свой отряд так, как тот считает наилучшим для боя; дело в том, что рядом друг с другом стояли те начальники, которые всегда состязались между собою в доблести. (12) Все они так и сделали. И копейщикам Ксенофонт приказал держать оружье наизготовку, чтобы по первому знаку бросать дротики, а стрелкам положить стрелы на тетиву, чтобы по первому знаку, едва понадобится, пускать их, а прочим легковооруженным – набрать полные мешки камней. И тех, кому положено, он послал обо всем этом позаботиться. (13) Когда все было приготовлено, а младшие начальники, и их помощники, и те, кто считал себя не хуже начальников, все построились, так что каждый видел остальных, – ведь укрепление было таково, что войско стояло полумесяцем; (14) когда пропели пеан и протрубила труба, в тот же миг все издали клич в честь Эниалия, латники двинулись вперед беглым шагом, полетели стрелы, дротики, свинцовые слитки, а больше всего камней, брошенных с руки; некоторые даже метали огонь. (15) От такого множества снарядов враги оставили вал и башни, так что стимфалиец Агасий и Филоксен из Пеллены сбросили доспехи и взошли на него в одних хитонах. Один воин тянул вверх другого, кое-кто был уже наверху, и казалось, что укрепленье взято.

(16) Уже копейщики и легкая пехота, вбежав за вал, начали грабить, кто что мог; а Ксенофонт, став за воротами, не пускал внутрь латников, удерживая стольких, скольких мог, потому что на недоступных высотах появлялись все новые враги. (17) Недолгое время спустя за валом поднялся крик и прибежали воины, некоторые – унося захваченное, а иные даже раненные. У ворот началась давка. На вопросы те, кого выбили вон, отвечали, что там внутри есть крепость, что врагам нет числа, что они сделали вылазку и бьют ворвавшихся греков. (18) Тогда Ксенофонт приказал глашатаю Толмиду объявить, что всякий желающий добыть что-нибудь пусть войдет за вал. Множество воинов бросилось внутрь, вторгшиеся пересилили выбитых вон и снова заперли врагов в крепости. (19) Все, что оставалось за стенами крепости, было разграблено, греки уносили добычу; а латники остановились, одни – вокруг частокола, другие – на улице, ведущей к крепости. (20) Ксенофонт с младшими начальниками стал смотреть, возможно ли взять крепость; в этом случае спастись можно было бы безопасно, а иначе отход казался весьма трудным; но, поглядевши, они решили, что место это совершенно неприступно. (21) Тогда начали готовиться к отступлению; каждый воин стал вытаскивать кол, что был рядом с ним, а младшие начальники отослали прочь негодных к бою, нагруженных добычей и большую часть латников, и каждый оставлял только тех, кому доверял. (22) Когда начали отступать, вслед из крепости сделали вылазку враги; их было много, все с плетеными щитами, с копьями, в поножах и пафлагонских шлемах; иные из них взбирались на дома по обе стороны улицы, что вела к крепости. (23) Поэтому небезопасно было гнать их к крепостным воротам: взобравшиеся бросали сверху большие бревна, так что и стоять на месте, и отступать было тяжко, а надвигающаяся ночь была еще страшнее.

(24) Когда греки, сражаясь, оказались в таком затруднении, некий бог дал им средство к спасенью. Вдруг запылал дом на правой стороне, неведомо кем подожженный. Едва он обрушился, все, кто был на домах с правой стороны, сбежали вниз. (25) Когда счастливый случай дал Ксенофонту этот урок, он приказал поджечь дома и с левой стороны, и они быстро занялись, так как все были деревянные. И с этих домов враги сбежали вниз. (26) Теперь грекам доставляли неприятности только те, что были прямо перед ними; они, без сомненья, намерены были напасть при отступленье и спуске в овраг. Тогда Ксенофонт передал приказ всем, до кого не долетали стрелы, сносить дерево и класть его между собою и противником. Когда топлива набралось достаточно, его подожгли; подожгли также и дома, стоявшие вдоль частокола, чтобы отвлечь врагов. (27) Так греки с трудом отступили из укрепленья, запалив между собою и врагами огонь. Выгорел весь город: и дома, и башни, и частокол, и все остальное, кроме крепости.

(28) На другой день греки ушли, добыв продовольствие. А так как дорога вниз, в Трапезунт, их страшила, потому что была крута и узка, они устроили ложную засаду. (29) Некий мисиец, – также и по имени Мис – с десятью критянами остался в густом кустарнике, делая вид, будто хочет скрыться от врага; но то там, то сям поблескивали их медные щиты. (30) Противник, видя это, испугался засады, а войско тем временем спустилось вниз. Когда сочтено было, что отошли на достаточное расстоянье, Мису подали знак бежать что есть сил; и он, снявшись с места, побежал со своими людьми. (31) Критяне, которых, по их словам, враг мог догнать и поймать, свернули с дороги в лес и спаслись, скатившись с лесистого склона, а Мис, бежавший по дороге, стал звать на помощь. (32) К нему пришли на помощь и подобрали его раненого. Те, что пришли ему помочь, отступали под стрелами, пятясь задом, а некоторые из критян отстреливались… В свой стан все вернулись живыми.

III. (1) Хейрисоф все не возвращался, судов, сколько нужно, не было, продовольствия взять было негде, и поэтому решили, что надо уходить. На корабли посадили обессилевших, всех, кто был старше сорока, детей, женщин и ту поклажу, которую нет необходимости иметь при себе. Посадили на корабль и Филесия с Софенетом, самых пожилых из начальников, приказав им за всем надзирать. Остальные двинулись по дороге, которая была уже исправлена. (2) На третий день пути пришли в Керасунт, 269приморский греческий город, колонию Синопы в стране колхов. (3) Там оставались десять дней и произвели смотр с оружием; людей сосчитали, их оказалось восемь тысяч шестьсот. Столько греков спаслось, остальные погибли в боях, от снега, от болезней.

(4) Там же поделили деньги, вырученные за пленных. Десятую часть изъяли для Аполлона и Артемиды Эфесской, и старшие начальники поделили эту десятину, чтобы каждый хранил свою долю для богов; 270а долю Хейрисофа взял Неон из Асины. (5) Ксенофонт то, что причиталось Аполлону, внес как вклад в афинскую сокровищницу в Дельфах, надписав свое имя и имя Проксена, погибшего с Клеархом: ведь он был связан с Проксеном гостеприимством. (6) А долю Артемиды ЭФесской он, когда уходил из Азии с Агесилаем 271и направлялся в Беотию, оставил у Мегабиза, прислужника в храме Артемиды, потому что предстоящий путь считал небезопасным, и наказал вернуть деньги, если останется жив, а если с ним что случится, внести в храм такой вклад, какой Мегабиз сочтет угодным богине. (7) Когда Ксенофонт был уже изгнан и жил в Скиллунте, поселенный там лакедемонянами, Мегабиз приехал зрителем в Олимпию и отдал порученные ему деньги. Ксенофонт, получив их, купил по указанью бога участок земли для богини. 272(8) Через участок протекала как раз река Селинунт. И в Эфесе мимо самого храма Артемиды протекает река Селинунт. В обеих водится рыба и раковины, но на Скиллунтской земле можно и охотиться на любую охотничью дичь. (9) На священные деньги Ксенофонт воздвиг также алтарь и святилище и впредь приносил богине в жертву десятину со своих полей, причем в празднике участвовали все горожане и окрестные жители, мужчины и женщины. Пировавшим на воле богиня уделяла муки, хлебов, вина, сухих плодов и долю от жертвенных животных, приведенных со священных пастбищ, и еще дичины. (10) Потому что на праздник сыновья Ксенофонта и других горожан устраивали охоту, и с ними охотились также и желающие из числа взрослых. Дичь ловили и на земле святилища, и на земле Фолои – кабанов, ланей и оленей. (11) Эта земля лежит на пути из Лакедемона в Олимпию, стадиях в двадцати от храма Олимпийского Зевса. На священном участке есть и луг, и холмы, поросшие деревьями, на которых можно прокормить и свиней, и коз, и коров, а также лошадей, так что и вьючные животные приехавших на праздник имеют довольно корма. (12) Вокруг самого святилища насажена роща плодовых деревьев со вкусными плодами. Святилище в малых размерах повторяет большой храм в Эфесе, а кипарисовый кумир богини напоминает золотой в Эфесе. (13) У храма поставлена плита с надписью: «Участок этот посвящен Артемиде. Владеющему и пользующемуся плодами надлежит ежегодно приносить десятину в жертву. На остальное же содержать храм. Кто этого не сделает, тому богиня не простит».

IV. (1) Из Керасунта те, что и раньше ехали по морю, поплыли дальше, остальные двинулись по суше. (2) Прибыв на границы моссинеков, 273послали к ним Тимисифея из Трапезунта, связанного с моссинеками гостеприимством, чтобы он спросил, идти ли грекам через их страну как через дружескую или как через враждебную. И те ответили, полагаясь на свои укрепления, что не пропустят войско. (3) Тогда Тимисифей сказал, что дальше живут моссинеки, враждующие с этими. Решено было призвать их, – а вдруг они захотят стать грекам союзниками. И посланный к ним Тимисифей привел их старейшин. (4) По приходе старейшины моссинеков встретились с греческими начальниками. И Ксенофонт сказал, а перевел Тимисифей: (5) «Мы хотим, моссинеки, невредимо вернуться в Грецию пешим путем, потому что судов у нас нет, но нам препятствуют те, что, как мы слышали, и вам враждебны. (6) Если вам угодно, мы можем взять вас в союзники, и отомстить за все обиды, какие были вам прежде от них нанесены, и сделать их впредь послушными вам. (7) А если вы дадите нам уйти, то поразмыслите, появится ли у вас еще когда-нибудь такая союзная сила». (8) На это один из моссинекских старейшин сказал, что они согласны и принимают союз. (9) «В таком случае, – сказал Ксенофонт, – что вам от нас нужно, если мы станем вашими союзниками, и как вы можете помочь нам пройти здесь?» (10) И ему ответили: «Нам хватит сил вторгнуться в землю ваших и наших врагов с другой стороны, а сюда прислать вам лодки и людей, чтобы они заодно с вами сражались и показывали вам дорогу».

(11) На этом обе стороны обменялись клятвами. Моссинеки ушли, а на другой день вернулись с тремя сотнями лодок-однодревок, и в каждой было по три человека, из которых двое вышли на сушу и стали строем, а один оставался в лодке. (12) На этих лодках они и отплыли, а оставшиеся построились так: они стали рядами самое большее по сто человек, друг против друга, как поющие попеременно хоры. У каждого был плетеный щит, удвоенный белою бычьей шкурой и похожий на лист плюща, а в правой руке копье в шесть локтей, с наконечником наверху и шаром внизу древка. (13) Надеты на них были рубахи выше колен, грубые как мешковина, а на головах – кожаные шлемы вроде пафлагонских, остроконечные и с шишаком посредине. Были у них еще железные секиры. (14) Потом один из них запел, а остальные все зашагали с мерным пением и, пройдя мимо греческого строя через расположенье войска, двинулись прямо на врага, к тому укрепленыо, которое, казалось, легче всего взять приступом. (15) Расположено оно было перед тем городом, что зовется у моссинеков столицей и где их главная крепость. Из-за этого-то места и шла война: владеющие им считаются повелителями всех моссинеков, и, по словам нападавших, их враги владели им не по справедливости, а корыстно присвоили принадлежащее всем.

(16) За ними пошли следом и некоторые из греков, хотя начальники их не посылали, и выступили они ради грабежа. Враги, покуда они подходили, до поры не шевелились, но когда укрепленье было уже совсем близко, сделали вылазку и обратили наступавших в бегство, положив немало варваров и несколько шедших с ними греков, а потом гнались за ними, пока не увидели спешивших на выручку греков. (17) Тогда противники повернули назад и отступили, но головы убитым отрезали и показывали их грекам и своим врагам и при этом приплясывали и пели какой-то напев. (18) Греки были рассержены тем, что врагу позволили расхрабриться и что те греки, которые пошли на бой, хоть их и было много, бежали вместе с варварами, чего во всем войске ни разу не бывало. (19) Но Ксенофонт, созвав греков, сказал: «Воины, нечего падать духом из-за этого случая: ведь хорошего в нем не меньше, чем плохого. (20) Во-первых, вы удостоверились, что будущие наши проводники на самом деле враги тем, с кем и нам поневоле приходится враждовать. Во-вторых, те из греков, кому нет дела до порядка и кто возомнил, будто сумеет заодно с варварами сделать то же, что и вместе с нами, поплатились за это и впредь не так просто покинут свое место в строю. (21) А вам надобно подготовиться, чтобы тем из варваров, которые с нами в дружбе, показать, насколько мы их сильнее, а враги чтобы поняли, что сражающиеся с ними сейчас ничуть не похожи на сражавшихся раньше без всякого порядка».

(22) Так провели этот день. А на другой день, принеся жертвы и найдя их благоприятными, позавтракали и, построив людей в затылок по отрядам, а варварам велев построиться так же на левом крыле, двинулись с места, поставив лучников между отрядами, немного глубже переднего края латников. (23) Дело в том, что среди врагов были такие проворные, что сбегали вниз и метали камни. Однако лучники и копейщики заставили их вернуться. Остальные двигались шагом, – сперва к укрепленью, от которого накануне прогнали варваров и тех, кто шел с ними, так как там враг и выстроился для боя. (24) Удар копейщиков варвары выдержали и схватились с ними, а когда приблизились латники, пустились в бегство. Копейщики сейчас же бросились в погоню и преследовали их вверх вплоть до города, а латники в строю шли следом. (25) Когда поднялись наверх, к домам города, тогда враги, собравшись все вместе, приняли бой: они бросали дротики, и еще у них были пики, такие толстые и длинные, что человек едва может их нести; ими-то они и пытались отбиваться в рукопашной. (26) Когда греки не только не отступили, но и продолжали идти вперед, варвары всем скопом бежали и оттуда, покинув укрепленье. А царь, – он живет в построенной на крепостном холме деревянной башне, моссинеки его содержат на общий счет и охраняют, он же никуда не спускается, – царь не захотел выйти, как и тот, что был в укрепленье, взятом прежде, и сгорел вместе со своей башней.

(27) Греки, когда грабили оба укрепленья, нашли в домах клады из хлебов, оставшихся, как говорили моссинеки, с отцовских времен, а новый хлеб лежал необмолоченным; большею частью это была полба. (28) Находили они также в кувшинах куски засоленного дельфиньего мяса, а в горшках – дельфинью ворвань, которая служит моссинекам затем же, зачем грекам – масло. (29) А на крышах было много плоских каштанов без поперечных скорлупок. Их очень часто употребляют в пищу, отваривая и выпекая из них хлеб. Нашли и вино, которое в неразбавленном виде казалось горьким из-за своей терпкости, а разбавленное было душистым и вкусным.

(30) Греки, поевши там, отправились дальше, передав укрепленье моссинекам – своим союзникам. А из прочих укреплений, сколько было их на стороне врагов, самые легкие для приступа были покинуты, а остальные сдались добровольно. (31) Большей частью эти укрепления таковы: одно отстоит от другого стадиев на восемьдесят, и одно больше, другое меньше; когда моссинеки перекликаются, крик слышен из города в город, потому что вся страна – это сплошные высоты и низины. (32) А когда греки по пути оказались в краю друзей, им показали разжиревших сыновей самых богатых моссинеков, откормленных вареными каштанами, изнеженных, бледных, почти таких же в толщину, как в вышину, с грудью и спиной, разукрашенной наколотыми цветами. (33) Моссинеки домогались от гетер, которых привели греки, чтобы те совокуплялись с ними при всех: такой у моссинеков обычай. Все они, и мужчины и женщины, белокожи. (34) Все участники похода говорили, что моссинеки – из варваров варвары и обычаи у них дальше всего от греческих. На людях они делают то, что все прочие делают наедине, а оставшись одни, ведут себя, как будто рядом другие: сами с собою разговаривают, смеются, останавливаются где попало и начинают плясать, словно другим напоказ.

V. (1) Через эту страну, и вражескую и дружескую, греки прошли за восемь переходов и прибыли в край халибов. Племя это немногочисленно и подвластно моссинекам, большинство из них живет выделкою железа. Оттуда пришли к тибаренам. 274(2) Страна тибаренов обширная и более равнинная, а городки в ней лежат у моря и не так укреплены. Старшие начальники намерены были на эти городки напасть и дать войску поживиться, а потому не приняли присланных тибаренами даров гостеприимства и приказали пришедшим обождать: они, начальники, хотят, мол, принести жертвы. (3) Но после многих закланий гадатели в один голос предрекли, что богам эта война никак не угодна. Поэтому дары гостеприимства были приняты, и за два дня мирно пройдя эту страну, войско прибыло в Котиору, греческий город, колонию Синопы в стране тибаренов. 275(5) В ней оставались сорок пять дней. За этот срок греки прежде всего принесли богам жертвы, потом поплеменно устроили торжественные шествия, а после – гимнастические состязания. (6) Продовольствие же они добывали частью в Пафлагонии, частью – в поселеньях котиоритов, которые ничего им не продавали и даже не приняли в город больных и раненых.

(7) В это время прибыли послы из Синопы, которые боялись за котиоритов – и за их город (он ведь принадлежал Синопе и платил ей дань), и за страну, которую, как они слышали, греки грабят. Пришедши в их стан, они сказали так (держал речь Гекатоним, считавшийся у них мастером говорить): (8) «Мы посланы к вам, воины, городом Синопой, чтобы восславить вас за то, что вы, греки, победили варваров, и порадоваться вместе с вами тому, что вы благополучно прибыли сюда, одолев, как мы слышали, много страшного и трудного. (9) Мы полагаем, что коль скоро и вы, и мы – греки, то нам от вас будет только одно добро, а зла никакого: ведь мы никогда первыми не делали вам зла. (10) А здешние котиориты – выселенцы из нашего города, мы отдали им этот край, отняв его у варваров, поэтому они платят нам установленную дань, как и жители Керасунта и Трапезунта; так что то зло, которое вы им причините, город Синопа считает причиненным себе. (11) И вот мы слышим, что вы силой вошли в город и иные из вас разместились на постой по домам, а в малых городках вы без спросу берете все, что вам нужно. (12) Мы этого не одобряем, и если вы так будете поступать и впредь, нам придется заключить союз с Корилой, 276с пафлагонцами и еще с кем мы только сможем».

(13) После этого встал Ксенофонт и ответил от лица воинов: «Мы довольны и тем, граждане Синопы, что пришли сюда, сохранив жизнь и оружье; а что до имущества, так невозможно было ни нажить его, ни унести, все время сражаясь с врагом. (14) И вот наконец добрались мы до греческих городов; в Трапезунте, где нам всё продавали, мы покупали продовольствие на свои деньги, а за почтение, оказанное войску, и за дары гостеприимства мы также оказывали тамошиим жителям почтение, и не трогали тех варваров, с которыми они были в дружбе, и врагов их, на которых они сами нас вели, мы, как могли, наказали. (15) Спросите у них самих, каковы мы были к ним; здесь есть люди, которых город по дружбе дал нам в проводники. (16) А там, где мы по приходе не имели, что купить, и в варварских землях, и в греческих, там мы не по нечестью, а по необходимости забирали продовольствие. (17) Поэтому с кардухами, таохами и халдеями, хотя они не подвластны царю, мы были во вражде, как они ни грозны, – и всё из необходимости добывать продовольствие, поскольку они ничего не давали нам на продажу. (18) А макронов, хотя они и варвары, мы признали друзьями, так как они продавали нам все, что могли, и мы ничего не забирали у них насильно. (19) Что до котиоритов, которых вы называете своими, то они сами виноваты, если мы что у них забрали: ведь они встретили нас не по-дружески, но заперли ворота и ни нас в город не пускали, ни сами ничего не высылали на продажу, утверждая, что в этом виновен поставленный вами наместник. (20) А насчет того, что мы силой вошли и стали на постой, то мы просили принять больных и раненых под кров, и лишь когда ворот не отперли, тогда вошли в том месте, где проход был открыт, и больше никаких насилий не чинили. И больные и раненые, которые стоят по домам, кормятся на свой счет, а если мы поставили стражу у ворот, так только затем, чтобы наши больные и раненые не оставались в руках вашего наместника, а нам можно было когда угодно их забрать. (21) А все прочие, как вы видите, расположились под открытым небом, сохраняя боевой порядок, готовые ответить добром на добро и защищаться, если нам сделают зло. (22) Теперь о твоих угрозах, что вы, если так решите, возьмете в союзники против нас Корилу и пафлагонцев. Мы, если понадобится, будем сражаться против вас обоих, – ведь мы воевали и с более многочисленным, чем вы, противником. (23) А если мы и сами решим взять пафлагонца союзником, – ведь мы слышали, что он зарится на ваш город и приморские укрепления, – то попытаемся стать ему друзьями, помогая ему получить желанное».

(24) Тут все ясно увидели, что сотоварищи Гекатонима по посольству раздосадованы его речью, и один из них даже вышел вперед и сказал, что они пришли не воевать, а доказать свою дружбу. «И если вы придете в город Синопу, мы встретим вас дарами гостеприимства, а здешним сейчас же прикажем дать вам все, что они могут: ведь мы видим, что все сказанное вами – правда». (25) После этого котиориты прислали дары гостеприимства, а греческие начальники почтили синопских послов, как положено чтить гостей, и долго беседовали с ними по-дружески обо всем, но прежде всего о дальнейшем пути, и обе стороны разузнавали, чем каждая может быть полезна другой.

VI. (1) Так закончился этот день. А на следующий старшие начальники собрали воинов, решив посовещаться с ними о дальнейшем пути в присутствии приглашенных синопских послов. Придется ли идти пешком – синопяне казались грекам полезны своим знанием Пафлагонии, придется ли плыть морем – все равно синопяне нужны: считали, что они одни в состоянье предоставить столько судов, чтобы их хватило на все войско. (2) Пригласивши послов, держали совет, утверждая, что они как греки прежде всего должны хорошо принять других греков и со всем дружелюбием дать наилучший совет.

(3) Тогда встал Гекатоним и первым делом принялся оправдываться в том, что вчера сказал насчет союза с пафлагонцем: он-де не говорил, что синопяне намерены воевать с греками, но что, имея возможность заключить дружбу с варварами, они предпочитают греков. (4) А когда от него потребовали совета, он, воззвав к богам, сказал так: «Если я посоветую то, что мне кажется наилучшим, пусть и мне будет много всяческих благ, а если нет, то бедствий. Говорят, что совет – дело священное, а этот совет тем более, как мне кажется: ведь если станет ясно, что я сейчас дал добрый совет, то многие будут меня хвалить, а если дурной, то многие из вас меня проклянут. (5) Я знаю, что нам будет куда больше хлопот, если вы отправитесь морем: ведь это нам придется доставить вам суда; а если вы двинетесь сухим путем, то сражаться придется вам. (6) И все же мой долг – сказать все, что я знаю: ведь мне отлично известна и страна пафлагонцев, и их сила. В их стране есть все: и прекраснейшие равнины, и высочайшие горы. (7) И прежде всего я знаю, где вам вскоре придется туда вторгнуться: ведь нет другого пути, кроме того, где по обе стороны дороги поднимаются высокие горы, так что занявшие их даже в самом малом числе могут господствовать над нею. И когда горы заняты, ни один человек там не пройдет. Я могу и показать это место, если вам угодно будет кого-нибудь со мною послать. (8) Затем я знаю, что есть там равнины, но есть и конница, которую сами варвары считают сильнейшей во всем конном войске царя. Они теперь не явились на царский призыв, – их начальник слишком высоко мнит о себе для этого. (9) Если даже вам удастся занять горы украдкой или опередив противника и на равнине одолеть в битве конницу и пехоту, в которой больше ста двадцати тысяч людей, вы придете к рекам: первая из них – Фермодонт, шириною в три плефра, которую нелегко было бы, я думаю, перейти, даже если бы впереди у вас не было множества врагов и множество врагов не гналось за вами по пятам; вторая река – Ирис – тоже имеет три плефра в ширину, а третья – Галис – не меньше двух стадиев; переправиться через нее без лодок вы не сможете, а лодки кто вам даст? Точно так же не переправиться и через Парфений, 277а вы к нему придете, если переберетесь через Галис. (10) Я считаю такой поход не только что трудным, а вовсе невозможным. Если же вы поплывете, то отсюда можно проплыть вдоль берега в Синопу, а из Синопы в Гераклею; 278а из Гераклеи путь открыт хоть по суше, хоть по морю, потому что в Гераклее и кораблей есть много».

(11) Когда Гекатоним сказал это, одни заподозрили, что он это говорит из дружбы к Кориле, с которым был связан гостеприимством; другие – что он надеется получить за свой совет подарки; а третьи подозревали, что сказано все ради того, чтобы греки, идя пешком через Синопскую землю, не причиняли ей вреда. Но все же греки проголосовали за то, чтобы продолжать путь по морю. (12) После этого Ксенофонт сказал: «Наши люди предпочли тот путь, который вы посоветовали, граждане Синопы. Но вот что: если судов будет столько, что их хватит на всех по счету и ни один человек здесь не останется, мы поплывем; а если будет так, что одни останутся, другие поплывут, мы на корабли не сядем. (13) Ведь нам известно, что повсюду, где мы сильнее, сможем мы и выйти невредимо, и добыть продовольствие; а где мы окажемся слабее врагов, там, ясное дело, мы останемся рабами в их стране». Выслушав это, синопяне предложили отправить послов. (14) Отправлены были аркадец Каллимах, афинянин Аристон и ахеянин Самол, которые и отбыли.

(15) Тем временем Ксенофонт, видя, как много греков-латников, как много копейщиков, лучников, пращников и всадников, могучих благодаря опыту и сноровке, оказалось на берегу Понта, где невозможно за малые деньги снарядить такие силы, решил про себя, что хорошо бы умножить владенья и силы Греции, основав город. (16) Еще он решил, когда подсчитал число своих и число припонтийских жителей, что город этот станет большим. С этой мыслью он, ничего не сказав никому из воинов, принес жертвы, позвав амбракийца Силана, бывшего у Кира гадателем. (17) Но Силан, боясь, как бы это не осуществилось и войско где-нибудь не осталось бы, распустил среди воинов слух, что Ксенофонт намерен принудить войско остаться здесь, чтобы основать город и тем добыть себе славу и власть. (18) Сам Силан хотел поскорее добраться до Греции, потому что сохранил те три тысячи дариков, которые получил от Кира, принеся за него жертву и дав правдивое предсказанье на десять дней.

(19) Когда воины об этом услышали, одни сочли, что лучше всего остаться, большая же часть не согласилась. Дарданец Тимасион и беотиец Форак так сказали бывшим там гераклейским и синопским купцам: если они не дадут войску платы, чтобы оно могло купить припасы на отплытие, то есть опасность, что такая огромная сила останется у Понта: ведь Ксенофонт и сам хочет, и нас призывает неожиданно сказать войску, как только придут корабли: (20) «Вы видите, воины, что и припасов на время плавания нам не добыть, и по возвращении домой нечего привезти нашим домашним. Так вот, если хотите, выберите любую из населенных припонтийских земель вокруг нас, которую только захотите вы занять, а там пусть любой из вас по желанию уезжает домой либо по желанию остается здесь. А вот вам и корабли, чтобы внезапно напасть, на кого вы захотите». (21) Услышав такое, купцы объявили об этом по своим городам; дарданец Тимасион послал с ними Евримаха, тоже дарданца, и беотийца Форака, чтобы и они сказали то же самое. И синопяне, и гераклеоты, как только об этом услышали, посылают к Тимасиону с наказом позаботиться, взявши деньги, чтобы войско отплыло. (22) Тимасион, довольный услышанным, говорит воинам во время сходки: «Нельзя и думать, воины, о том, чтобы здесь остаться, и нельзя ничего ставить выше Греции. А я слыхал, что кое-кто гадает об этом по жертвам, не сказав вам ни слова. (23) Обещаю вам, если вы отплывете, с нового месяца выдавать месячную плату – по кизикскому золотому на каждого; поведу я вас в Троаду, 279откуда меня изгнали, и вас примет мой родной город, потому что меня там встретят с радостью. (24) Потом я покажу вам путь в такие места, где вы добудете много денег. Ведь мне хорошо знакомы и Эолида, и Фригия, и Троада, и вся область, подвластная Фарнабазу, 280– одни потому, что я оттуда родом, другие потому, что я воевал там вместе с Клеархом и Деркилидом».

(25) Сразу после него встал Форак беотиец, который соперничал с Ксенофонтом за начальство над войском, и сказал, что если они уйдут с Понта, то перед ними лежит Херсонес, страна прекрасная и богатая, где желающие могут поселиться, а не желающие – отбыть домой. Смешно, когда в Греции так много плодородных земель, искать места среди варваров. (26) «А покуда, – сказал он, – вы там не окажетесь, и я, как Тимасион, обещаю вам плату». Он сказал так, зная, что пообещали Тимасиону синопяне и гераклеоты за то, что греки отплывут.

(27) Ксенофонт на это промолчал, а встали Филесий и Ликон, оба ахеяне, и сказали, что странно поступает Ксенофонт, от себя убеждая людей остаться и гадая об этом по жертвам, а во всеуслышанье ничего об этом не объявляя. (28) Поэтому Ксенофонту поневоле пришлось встать и сказать так: «Я, воины, как вы сами видите, приношу жертвы, сколько могу, и за вас, и за себя, чтобы через них как можно лучше способствовать и вам, и самому себе словом, мыслью и делом. И теперь я гадал по жертвам, лучше ли с вами заговорить обо всем или вовсе не затеваться с этим делом. (29) Гадатель Силан ответил мне самое главное: что жертвы благоприятны; он ведь знал, что и я сведущ в гаданьях, так как всегда присутствую при жертвоприношеньях. Но еще он сказал, что по жертвам явствуют какие-то хитрости и козни против меня: он-то знал, что сам и будет их строить, клевеща вам на меня. Ведь от него и пошел слух, что я задумал это сделать, не попытавшись вас убедить. (30) А я, видя вас в затруднении, стал искать, как бы сделать так, чтобы вы заняли какой-нибудь город и желающие могли отплыть тотчас же, а не желающие – после того, как накопят достаточно для помощи своим домашним. (31) А теперь, когда я вижу, что и синопяне, и гераклеоты посылают вам корабли для отплытия, а эти люди обещают вам с нового месяца плату, мне и кажется наилучшим, чтобы вы, безопасно плывя, куда захотите, получали за безопасное плаванье плату, и сам я покончил с этой мыслью, и всем, кто приходил ко мне и говорил, что так и надо сделать, велю с нею покончить. (32) Одно я знаю: будучи все вместе, в таком множестве, как сейчас, вы у всех, я полагаю, останетесь в почете и добудете продовольствие: ведь быть сильнее – значит забирать все у слабейших. А если вы разлучитесь и ваша сила раздробится, то вам ни пропитанья не достать, ни уйти отсюда подобру. (33) Я считаю то же, что и вы: надо отправляться в Грецию, а если кто покинет нас и останется прежде, чем все войско не будет в безопасности, того считать преступным. Кто думает так же, пусть поднимет руку». И все подняли руки.