Текст книги "После (СИ)"

Автор книги: Конъюнктурщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Так он стал предателем.

_____

Вниз по склону горы на запад вела единственная узкая тропа.

Дул ветер.

Шла метель.

Целый день без отдыха Стратоник карабкался по этому обледенелому карнизу горы.

Пока наконец не обнаружил единственную хижину, уцелевшую у входа в заваленную шахту.

Войдя, внутри обнаружил лишь мебель, покрытую пылью. Некоторые сундуки были вскрыты. Кто-то ушел отсюда, но взял с собой далеко не все.

Растопить нормально эту хижину было нельзя, хищные глаза врага могли заметить дым. Тогда Стратоник достал все оставшиеся здесь свечи и светильники, зажигая, обложил себя ими и закутался во все ткани и шкуры, какие только смог здесь найти.

"Это конец… холод к утру добьет моё тело, и побегу придет конец."

Но он выжил, и смог увидеть солнце ещё один раз, изо всех сил надеясь, что не последний.

Необходимо было идти дальше.

Спустя ещё один дневной переход склон стал значительно менее крутым. К заходу солнца, который теперь происходил раньше, он дошел до крупного выступа, обнесённого каменной стеной, покрытой засохшей лозой. Под ногами здесь был только снег, но местами он растаял и открылась жухлая серая трава и сдохший кустарник.

Тепло ещё боролось с холодом. Но жизни здесь уже не было.

Никакой жизни.

Стратоник словно бежал в пустоту.

Громадные изгибы бело-серой местности и блёклые желтоватые степи по левую руку, по ним текут тени небес.

Сердце сжалось при мысли о том, что колоссальная пустота, составляющая весь остальной мир, теперь не имеет в себе какой-либо жизни. Если там ещё и есть где-то искры, то они вскоре потухнут. И все прочие земли, кроме последних очагов их города, это безжизненная громада. Стратоник ощутил на миг, сколь огромна пустота, покрывшая все.

"Неужели все кончено… Глупое сопротивление. Стоило только увидеть это, чтобы понять, что все кончено."

В стене были раскрытые врата, будто выпустившие жизнь из этого поселения. Внутри каменные одноэтажные хибары, врытые в землю, слюдяные оконца их под самыми обветшавшей черепичными крышами.

Но мхом здесь ничего не поросло.

И нигде не шел дым, и не слышно было даже лая бездомных собак.

"Даже вороны вымерли здесь… Нет, видел я, как пустеют земли, как опустошаются они войной. Но этот мир действительно как будто умирает."

Он прошелся меж заброшенных хижин, заглянул в одну из них, там лежали начисто обглоданные кости, разбросанные по полу среди обломков мебели, и так в каждой хижине.

Веяло кислой затхлостью.

"Даже если мы победим… Бог, мой отец. Куда же мы выйдем из нашего города? Что мы увидим здесь? Засеем ли мы снова наши поля? Вернемся в эти дома? Ничто здесь не дышит."

Ветерок вздохнул, приоткрыв солнце.

Волна света прошлась по всему поселению, и вновь все накрыла синяя тень сумерек.

Плавно Стратоник зашел в одну из хижин, и только тогда, взглянув на землю, увидел, как по ней промчалась крылатая тень.

Тогда с шумом вне хижины нечто спустилось на землю, взметая вихри снежной пыли и камней.

Из слюдяного окна ничего не было видно.

Лязг.

Клинок сверкнул от луча вновь явившегося солнца.

Стратоник метнулся в угол, чтобы просмотреть улицу, затем выбежал с перекатом и обернулся, прижавшись спиной к стене противоположной хибары.

На крыше того дома, где он прятался, возвышалось серокожее создание, похожее строением тела на человека, но с короткими ногами, выгнутыми назад и оканчивающимися когтями. Голый каркас сухих мускул был как плащом укрыт сложенными крыльями.

Немного понаблюдав, Стратоник зашевелил губами:

– Хочешь поговорить…

Создание сделало человекоподобный жест, военное приветствие. Сжатый кулак, стукнув в грудь, направился прямо.

"Ха… неужели это было человеком!"

Префект молча повторил.

Тогда создание легко шагнуло, ровно очутившись на земле и расправив плечи, гордо подошло и поднесло свиток с печатью, на которой была изображена парящая птица, держащая копьё.

"Печать нашей разведки!"

Подняв взор Стратоник, увидел мутные белки, в которых расплывалось нечто, что должно было быть зрачками, но в них горел странный огонек, словно эти глаза не только видели, но понимали его.

Повторив салют, создание взмахнуло крыльями и улетело вверх к скалам, скрывшись за изгибом склона.

Выдох.

Приятный треск затвердевшего воска:

"Возвращайся к заточению. Нам нужны глаза и уши. Мы знаем, господин вернулся. Башня хранит секреты его господства. Узнай все об этом."

_____

– Мыслишь ли ты, что такие представления не сближают с людьми?

Элой произносил это с недоумением, придерживая вилкой кусок и отрезая деловито его ножом, чтобы по окончанию своих слов положить в рот кусочек таящего мяса.

– Мне плевать на то, как должно реагировать людям, – сухо отвечал Люций, разбалтывая вино в позолоченном кубке.

В небольшом узком зале, стены которого были завешаны зелёными тканями, а своды утопали в темноте, куда не доходил свет факелов, стоял стол во всю длину, за которым они сидели, размеренно трапезничая.

На другом конце стола Табия, изливала свою скуку в струны арфы.

– Ты показал своему врагу все то, из-за чего он должен ненавидеть тебя, – продолжал Элой, выдерживая возвышенно-несерьёзный тон – он еле скрывал свою ненависть, я видел, как он вернулся полностью разбитым, видел, как со страхом он проходил врата цитадели, через которые сюда вошел господин. И теперь господин где-то здесь внизу, скрылся в нижних покоях, и мы не ведаем, что там происходит. Ты запретил слугам спускаться туда. И пока это происходит, Стратоник переваривается здесь в собственном соку. Если он ещё не сбежал.

– Отсюда, – подала голос Табия, прервав игру, – просто некуда уйти. Теперь везде пусто.

Арфа возобновилась, погружая всех в собственные думы.

Струны колебали воздух, в котором летали мысли, сталкиваясь и переплетаясь между собой.

– Да, мир умирает. Если бы они могли уйти, они бы давно покинули этот город. Но других городов больше нет.

– В Стремительном ещё есть сопротивление, – хмуро буркнул Люций.

– Мы давим их, как насекомых, – со зловещей ухмылкой говорил Элой, – Наши пауки попросту лакомятся там этими надоедливыми мухами.

Арфа замолчала, струны уступили словам:

– Мы должно быть убедили единственного человека, что был в наших руках, в том, что мы могильщики этого мира. Зачем же ты пытался, Люций, убедить его в чем-то другом.

– Я верю, Табия, что мы не могильщики. Остаткам человеческого в нас понятно то омерзение, которые ощущают люди, их упадок и ненависть, их борьбу, их тягу к той жизни, что они строили здесь для себя своими руками на протяжении многих столетий. Но то огромное новое, что поглощает нас и подчиняет себе, оно показывает, как мало значим человеческий взгляд. Что их взгляд не имеет больше смысла. Что мы представляем собой существ нового ранга, и та форма существования, которую они называют жизнью, для нас бессмысленна и омерзительна. Грядет новая форма существования. Чистая энергия будет двигаться в пространстве, не скованная больше чем либо. Даже вы ещё не способны мыслить об этих вещах, но они грядут. Это будет торжество духа. Миры сольются, а вечная теплота заполнит всё. Если об этом рано говорить даже с таким существами, как вы, то человеку это тем более не стоит говорить прямо. Поэтому для начала я желал бы сломить его волю тем зрелищем, которое я для него приоткрыл. Когда ужас настолько завладеет его разумом, что сломает его, он будет готов выслушать нас, будет готов для новой истины.

– Ты слышал, Элой? Он обзывает нас существами, – сухо заметила Табия.

– Он не обзывает, а любя называет, – с теплотой ответил Элой, отодвинув блюдо с обильными остатками для псов и других существ цитадели.

– Ты не знаешь, – в голове Табии замешалась толика обиды, – но, возможно, однажды ты будешь все также говорить эту речь, а слушать тебя будут лишь скелеты, и повезет если вороны слетятся вокруг тебя, чтобы в той мертвой тишине можно было услышать в ответ хотя бы шелест их крыльев!

– Как грубо! – ухмыльнулся Элой.

– Ты только взращиваешь в нем ненависть к себе, веришь, что этим можешь что-то донести до него. Люди и без того могут уничтожать друг друга, этим их не впечатлить. Но что они по-настоящему держат за величие, это способность давать осязаемые блага. Мы здесь не для этого, и было бы не искренним пытаться изображать из нас мессий. Раньше ты не баловался подобными вещами.

– Это не баловство! – крикнул Люций, – Господин здесь. Дура, разве ты не видишь, что происходящее имеет больший смысл, чем просто взятие ещё одного города!

– Что мне дела до тех чудовищ, которых ты пытаешься вытащить на свет! – огрызнулся в ответ Табия, и чтобы успокоить себя попытался возобновить пение своих струн.

Люций встал и подошел к Табии быстрым шагом. Одним устрашающим ударом он отбил арфу в сторону. Табия встала дала ему пощёчину, которую тот будто и не заметил, а лишь сделал второй удар.

Элой спокойно допивал вино, живо бегая глазами по сторонам и пряча возбужденную улыбку.

Табия, отлетев, упала на пол с коротким тупым звуком и ошарашенным лицом, полным ужаса, будто уже ощущала все новые удары, в которых была не ненависть, а практичное стремление сломать её тело. Чёрная роза страха расцвела буйно внутри.

Леденящая цельность взгляда с вершины возвышающейся фигуры Люция завораживала.

– Животное.

Тишина.

Постояв так ещё немного, Люций ушел из комнаты.

Немного позже Элой встал и подошел к Табии, чтобы помочь ей встать. Отказавшись от помощи, Табия медленно отползала в тень, не смея даже прошептать свои проклятия.

_____

Он не отходил в тень.

Это сами тени ползли к нему.

Люций медленно блуждал по самым нижним этажам, спускаясь по той или иной узкой винтовой лестнице.

Здесь было тихо. Вся живность перебралась наверх, оставив без обслуживания большие внутренние пространства. В воздухе теперь стало пахнуть серой и гарью. И даже крылатые твари не ползали по потолку, даже крысы ушли отсюда.

Злой дух чувствовался. Уже почти кожей можно было ощущать его присутствие.

Мысли текли лучше.

Временами Люций мог узнать неведомую руку своего господина, будто гладящую его по спине. Странное покровительство почти что можно было узреть. Господин был невидим, но был рядом, и он был больше, чем все эти залы.

Во время успокаивающей прогулки мысли стекались во внутреннюю душевную даль.

Люций думал о Стратонике. Любого человека или не человека мог он самыми разными приёмами покорить, создать в его голове образ бога, беспредельного владыки. Ужасом ли, благом ли, болью, надеждой. Но Стратоником не способен он был завладеть. Мог его сокрушить, испепелить болью его душу, но получил бы лишь мешок с переломанными костями, полный ненависти.

"Как это было бы не изящно…"

Ему хотелось силой одного лишь разума в нетронутом виде завладеть умом этого человека. Потому что тот отражал силу этой короткой эпохи. И пусть считанные месяцы или даже недели остались до полного захвата города и вместе с тем падения последнего оплота сопротивления людей в этом мире, Люцию нужно было владеть этим миром в будущие времена, а для этого требовалось сохранить часть человеческой расы.

Можно было бы управлять через страх. Продолжать и дальше вешать, распинать многие тысячи жителей.

"Я мог бы возвысить их всех… вдоль дорог."

Мерные шаги вдруг стали слышны. Волна их отзвука расходилась по субстанциям черноты.

Встав ненадолго, Люций словил кожей ощущение темноты, а потом побрел дальше.

"Тупое истребление, это не победа. Это жалкое убийство. Наша победа будет одержана лишь тогда, когда мы разломаем в дребезги все их смыслы, все их надежды. Их взгляд сейчас устремлен в небо, как шпиль башни. Мы обломаем его, обратим в землю, воткнем в глину, они припадут главами к камням, лицами будут месить грязь, почитая нашего господина. Такой победы я хочу. Желаю покорения умов людей, их воображения. Они примут нашу веру! Я заберу все их души с собой!"

Где-то вдали появился мерцающий огонек. В другом зале, зелёная искра то исчезала, то появлялась, медленно двигаясь в сторону.

"Быть может Табия права, когда говорит, что только благами можно покорить умы людей. Это не древние дикари. Не те животные, какие когда-то бродили здесь стаями, истребляя друг друга. Это жители города. Они славятся тем, что могут создавать блага. В этом суть города. В обилии его благ, сила его в сокровищах, что он порождает. Да. Можно было бы всех запугать. Но что это… я не заполучу людей, а лишь их бледные тени, их тела станут вялыми, их воля сотрется в пыль и развеется. Мне нужна сила людей! Мне нужна в подчинении раса, а не грязь!"

Огонек засиял ярче и стал двигаться в другую сторону.

"Господин играется со мной?"

Люций повернулся к одной из лестниц и быстро взбежал по ней на верхний этаж, далее его путь вел наверх по длинным тесным коридорам и ступеням.

"Я уже вижу стройные ряды, полные силы воли."

Метнувшись в пристройку, он стал быстро подниматься по её узким крутым лесенкам.

"Но что же мои твари? Чем они станут после этой войны? Неужели я их отпущу на волю? Псы войны, рожденные только для того, чтобы быть единожды спущенными с цепи."

Остановился на мгновение в коридоре, рядом с бойницей, за которой пролетела крупная стая ворон с громким карканьем.

"Почему Табия так злиться, смотря на мои попытки? Неужели её хоть сколько-нибудь колышет игра с этим человеком? Нет. Просто её бесит уже все. Она также больна, как и я. Мы оба больны. Только Элой, проказник, выглядит бодрым. Но только сейчас. Сколько пройдет времени, прежде чем он начнет срываться? Что он сделает? Упадет со скалы? Скормит себя тварям? Где сейчас все наши друзья?"

Дойдя до покоев, где жил Стратоник, Люций не обнаружил его там, но не предал этому значения, потому как дозволял неопределённость местонахождения своего пленника. Цитадель была огромной. Внутри неё легко можно было потеряться.

"Что ж… этот человек крепок, подобно камню. Но что может сдвинуть камень. Сильнее всех камней всегда была река. Но что это будет за река."

Образы выстроились в цепь и сверкнули молнией разума.

Камень.

Река.

Вода.

Дерево.

Водяная мельница.

"Да, это оно!"

Но в этот момент вошел сам Стратоник:

– Ты ожидал меня здесь?

– Ты был в городе? – спросил Люций, видя на человеке плащ.

– Прогулки нужны мне, чтобы не сойти с ума, даже если за пределами этих залов одни лишь руины.

– Верно. Но что же ты будешь делать в ближайшее время?

– Не могу знать. У тебя есть идеи?

– Да. Почему бы тебе не стать префектом города?

Мрачная молния сверкнула веной на лбу человека.

– Какого города?

– Мой город, – в голосе Люция явилась толика гордости, – после войны будет нуждаться в восстановлении.

– Эти руины своим градом зовешь? – с грустью произнес Стратоник, – не думал я, что тебя хоть на миг осенит мысль о цветении городов. К чему тебе это? Пустошь, вот твоё царство. Люди тебе ни к чему. Ты сожрешь все, что здесь есть. Я уже вижу твою колоссальную статую здесь, на площади, размером во весь центральный район. Слова на ней о твоем величии. И ни души… ни единой души вокруг, – немного погодя, посмотрев Люцию в глаза, добавил, – во всем мире.

– Ты не прав, – сказал Люций, – это…

– О нет, я прав, – Стратоник прервал его, – Ты играешься, к чему это мне? Ты лишь печалишь меня. Ты позволяешь это себе только потому, что я не могу достать меч и разрубить тебя, а я так хотел бы это сделать. Пустыня твое царство. Воцарись в абсолютной пустыни, при мысли о которой, даже самая крепкая воля превращается в прах, который пророки стряхнут с пят своих, покидая наш город.

– Возможно ты прав. А если ты прав, что ты будешь делать?

– Умру в попытке тебе остановить! – возвысил голос человек, ударяя им об своды огромных покоев.

– Умрешь! – Люций залился злобным смехом.

– Как ужасен твой смех… – ухмыльнулся Стратоник, – все твои злодейства я в нем слышу, все загубленные тобою души. Как ты ужасен. Ты поразительно ужасен!

– Хватит ласкать мой слух, – Люций успокоился.

– Тебе не удастся убедить меня в том, что ты движим добром, и что в тебе есть хотя бы крупица добра.

– Мне понадобятся твои усилия, чтобы построить мою статую.

– Скорее я убью себя.

– Скажи, почему ты до сих пор не сбежал?

– У меня не было возможности. Я бы уже давно сбежал от тебя.

– Я мог бы отпустить тебя. Мне на самом деле безразличны твои силы и все силы города. Вы все просто утоните в тех ордах, которые я нашлю на вас, не напрягая чрезмерно своих сил.

– Но никакая армия не поставит нас на колени.

– Однако люди в городе уже ждут наступления нового мира. Ждут, стоя на коленях.

– Как унизительно…

– Нет, в этом нет ничего унизительного. Эти люди все ещё живы, Стратоник, они там, в домах, сжигают последние дрова, чтобы согреться ещё немного в ожидании грядущих морозов.

Стратоник представил себе ледяные трупы, покрытые инеем скульптуры из плоти и крови.

– К чему мне спасать их… – вдруг сказал он.

– Что? – Люций изумился.

– Зачем мне эти люди?

– Разве эти люди не есть твой город, который ты стремишься спасти? – удивление Люция расцвело, заставив его видеть кого-то другого перед собой в этот момент.

– Мой город, это культура, – взгляд префекта ушел в темноту, – Сломленные люди не представляют собой культуры, но только лишь груду искалеченных душ. Не важно, пали они от своей ли слабости или от того, что ты надломил их, дав им образ, перевесивший все те усилия, что составляли их жизнь. Уже и это не важно. Костры погасли. Звезды потухли.

– Так может говорить только человек в глубоком отчаянии.

– Ты не увидишь, как я сломаюсь и стану таким же, – воскликнул Стратоник, – Мой город имеет сердце. И это сердце пока ещё пылает. И ты его не получишь!

– Да, – заулыбался Люций, – этот настрой куда лучше! Так что же ты скажешь о тех людях?

– Мне действительно нечего сказать тебе о них. Но если я останусь жив по окончанию этой войны, то я сделаю все, чтобы сохранить их жизни.

– Пожалуй, это все, что мне хотелось от тебя услышать.

– Ты растворяешь разговор в пустоте, – бросил Стратоник, снимая с себя плащ и направляясь к кровати.

Тем временем Люций направился к выходу.

– Ты сегодня поднял мне настроение, и чтобы сохранить эту искру внутри я вынужден удалиться. Быть может, завтра мы с тобой направимся в низины…

После этих слов демон удалился.

Стратоник достал из-под плаща меч и положил на кровать.

"Быть может завтра я прикончу тебя."

Дождавшись абсолютной тишины, Стратоник схватился руками за голову, сжав свои волосы в них и пал на колени.

"Что я сказал ему?"

За спиной послышался женский голос:

– Префект?

– Табия?

Развернувшись, Стратоник видел, как в черноте огонь расписывает небрежно черты девушки. Лицо нежно застывало в терпеливом спокойствии. Прочел затаившийся интерес и подошел.

– Он тебя не заметил?

– Возможно не хотел замечать.

Заледеневшее время, облитое вишневой патокой желаний, взрывает свой ритм, создавая заторможенное ускорение.

Через несколько часов наступило утро, и этого не было видно через толщу гигантских камней, составивших массивы стены.

Поднимаясь в полной темноте, Стратоник наощупь находит свечу и зажигает её единственной искрой, подносит её к постели, где лежит Табия, изогнувшись в изящном положении, словно нарочно; одеяло наполовину свисало, едва прикрывая талию.

"Не так уж и плох этот плен."

Больше свечей.

На столе лежали самые разные свитки, различные свитки, в которых отражается жизнь цитадели перед её штурмом, различные сообщения, указания и приказы, списки, кроме того, трактаты и карты, планы. По всему этому разношерстному полотну бегали мимолетно очищенные разумом светлые глаза, собирая сведения.

Днями и ночами, Стратоник изучал все то, до чего мог дотянуться. В общение с прислугой он не вступал, но было ясно, что он пытается освоиться, собрав как можно больше знаний.

– К чему это все? – сквозь тающий сон донеслись слова Табии.

– Без науки я схожу с ума, – не отрываясь бросил человек.

– Какая наука в горах этих записей?

– Мне важно знать, как мыслят люди. Я могу понять их по этим записям.

– И что же… ты понял о них?

– Скажи лучше, к чему тебе об этом спрашивать? – Стратоник повернул лицо, одним глазом оглянувшись.

– Ты думаешь, что сможешь сбежать отсюда?

Табия просыпалась. Она встала и стала одевать столу без каких-либо стеснений.

– Я нахожусь в своем городе и всегда должен делать что-либо для его сохранения и защиты...

– Как скучно.

– Прикосновения к этой теме портят твоё чарующее обаяние.

Она улыбнулась и, опустив голову, приглушенно ответила:

– Спасибо.

– Все это не важно. Мне было хорошо.

Стратоник поднялся и одел плащ, чтобы затем выйти из комнаты, оставляя Табию наедине с её нарастающим чувством открывающейся под ней бездны.

Вдруг она вспомнила переливчатую заманивающую мелодию, которую слушала, когда грезила о пути на север, о шатре генерала и безмятежных садах, и ей стало так смешно.

_____

В самом верхнем зале сидел Люций, затылком прислонившись к краю окна.

Демон смотрел в западную сторону и медленно погружался в свои собственные мысли, пока не начал следить за ними. Глаза видели лишь переливающийся молочно-пепельный туман, в котором извивались волнами переливчатые серые черви и белёсые пруды. Где-то в этом болоте движений белели растянутые окна, за ними свет уже имел слишком большое значение. Мысли текли, и вот он уже видел эти мысли, как они змеями ползут в темноту, сбрасывая кожу, меняя цвета от желтого к красному, затем к фиолетовому, синему, зелёному, затем сворачиваются в кольца и клубки, из которых лезут новые. И вот он стал их пресекать. Душить, резать на корню.

И не стало мыслей.

Но дальше не дано было пройти.

И явился один красный глаз, горящий бордовым лучом света.

В страхе Люций отринул видение…

"Пока ты боишься, ты не сможешь пойти на спасительный свет твоего божества, которое освободит тебя."

Темнота вновь сгустилась, глаза закрылись от неё.

"Знаю…"

Спустя какое-то время в залу ворвался один из прислужников в облике юноши в тунике, завязанной на одно плечо.

– Мой лорд! – лик его был картиной тревоги, в которой Люций увидел все детали изменения хода сражения.

– Да? – тревога эта передалась мрачной молнией по лицу демона.

– Войска людей перешли в наступление!