Текст книги "Следуй за солнцем (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Как твой первый день? Рассказывай! – потребовала она сразу же, протягивая Дику новое вкуснейшее мороженое с фирменной резной ложечкой. – Сгораю от нетерпения!

Дик послушно рассказал всё, что мог, репетируя перед встречей с матушкой и сёстрами. Айрис он расскажет и про Альдо, и про Катарину…. Нет, про великолепную госпожу Ариго он никому не обмолвится, никому. Да и глупо это, запоздало решил Дик: она ещё не знает о его существовании… в Средние века такое бы прокатило, но не сейчас. Нужно быть ближе.

– А матушка как, здорова? – участливо спросила Марианна. Ричард кивнул и добавил пару дежурных фраз.

Вот и вся история его знакомства с Марианной и её мороженым – как на ладони. Два или три года назад, когда он начал подрабатывать, Дик забрёл на эту улицу совершенно случайно – нёс какое-то письмо и заблудился. Заблудился так, что не понимал, где находится, испугался, что ушёл в другой город… стыдно вспоминать, но он даже заплакал от отчаяния. Что ж, это было одно из первых поручений, и Ричард ужасно боялся его провалить. К счастью, ревел он не при Марианне, просто зашёл в кафе с красными, как у кролика, глазами. Людей было не очень много, и так вышло, что он рассказал доброй привлекательной женщине всё. Про то, как уволили отца, как у них дома стало нечего кушать, а сёстры перестали покупать новые красивые платья. Про то, как неприятно стала вести себя матушка – тогда он ещё боялся это признавать, но всё-таки признал. Про то, как Ричард ненавидит главный университет города O., и он туда никогда, никогда в жизни не поступит.

Марианна изменила его жизнь, а точнее – дала необходимый толчок, чтобы эта жизнь изменилась. Она успокоила Дика и накормила его мороженым, нежно поцеловала в лоб… есть ли у неё дети? А муж? Тогда Дик решил, что влюбился… так и было, до сегодняшнего дня. Марианна стала его утешением, как, наверное, нелюбящие женатые мужчины находят утешение в куртизанках. И ещё она дала понять, что Дик ненавидит не себя, не отца и не матушку, и даже не университет. Он ненавидит то, что так получилось. Возможно, судьбу. Возможно, жизнь.

«Но ведь жизнь и судьба – в наших руках, верно?»

Верно. Это было верно.

Ричард с признательностью посмотрел на Марианну. Она болтала о милых сестрёнках Дика, просила привести в гости – давно не заходили…

– Приведу. Обязательно. – И он не удержался: – Я же теперь учусь неподалёку…

– Как не щегольнуть, – засмеялась Марианна. – Ладно, доедай, а то я тебе мешаю. Пойду поработаю над новым меню…

– Подождите, я сразу заплачу, и…

– Ты чего, Дикон? За тебя же заплатил господин проректор, – напомнила, улыбаясь, прекрасная женщина. – Или ты ему не веришь?

– Нет, я…

Ричард вытаращил глаза и всё-таки выронил ложку.

– Кто?!

========== 4. Марсель. Квентин ==========

Сегодня Марсель был великолепен. Впрочем, как и всегда.

С чего начинается настоящее, неподдельное, искреннее великолепие? Правильно, с хорошего настроения! Ну кто, скажите вы, будет блистать на публике, будучи мёртвым изнутри? Правильно, почти никто. Или какие-нибудь личности, с которыми Валме знакомства не водил. Не став вдаваться в жизнь отдельно взятых субкультур, Марсель просто взял и проснулся довольным жизнью, что для «совы» было сродни настоящему подвигу, а потом привёл себя в порядок и порадовался ещё больше. Осталось немного поработать – и весь мир ляжет у его ног.

Ладно, приврал, может, и не весь. Как минимум должны лечь три… нет, четыре аспиранточки, а потом посмотрим. Марсель перевёл глаза из зеркала в расписание. Общая отечественная литература для… для кого? Это же, прости-господи, с факультета точных наук! И как он будет подавать им тонкую поэзию? Ладно, общий курс – так общий, навязали так навязали, проколоться сейчас нельзя. Но удовольствие от жизни как-то притухло, что ли.

Готти, предатель, остался ночевать в деканате. Можно подумать, ему там дом родной. Рокэ – тоже предатель, заявил, что пить с ним не будет, пока не закончит очень-супер-мега-важную речь для ректора. Конечно, сам Фердинанд эту речь даже не начнёт… Но всё-таки, было обидно. Марсель столкнулся с осознанием, что его все бросили, пожал плечами и пошёл на работу. Одиночество не мешает быть великолепным.

На тёплой сентябрьской улице было хорошо, но в здание самого замечательного универа тянуло магнитом всех, даже если идти не хотелось. Марсель уже давно решил, что в целом его, ОГУ, популярность вполне оправдана. Себя он скромно приписал к тем преподавателям, благодаря заслугам которых уровень образования в ОГУ действительно высок. А остальное сделала история, традиции, выгодное географическое положение и некоторое количество финансовых скандалов вокруг фамилии Оллар.

– Доброе утро, Готти, – вот кто первым выходит его встречать! Не аспиранточки, не начальство, а верный пёс. – Хорошо спал? Я тоже… один. Как перст. Все меня бросили…

– Не может быть, – не удержалась проходившая мимо Матильда Алати. С этой дамой лучше держать язык за зубами – ответит же. – Чтобы Валме, да один?! Кошмар!

– Вот и я говорю! – уцепился за сочувствие, как за спасательный круг, одинокий Валме. – Куда катится этот мир?

Продолжать разговор, состоящий сплошь из риторических высказываний, госпожа декан не стала и скрылась на лестнице. Учтиво поздоровавшись с рыжей-прерыжей студенточкой, безнадёжно влюблённой в какого-то однокорытника, Марсель прошёлся по своей кафедре, захватил необходимые материалы и отправился в аудиторию. Время покорять новое поколение головокружительной поэзией. Но первая лекция, увы, вводная.

***

Вводная или водная? А без разницы. Марсель терпеть не мог гнать пургу с преподавательской кафедры, но выбора не оставалось. Надо же с чего-то начинать учебный год. И каждый предмет начинается именно с общей водной-вводной пурги.

– Нервные какие-то первокурсники, – безмятежно сказал Валме кому-то, кто зашёл с ним в лифт. – Вы так не думаете?

– Какие именно, господин Валме? – уточнил собеседник. Точно, это ж Эпинэ!

– Да любые. Вы уже кому-нибудь читали или пока, гм, осваиваетесь?

– Читал, – Эпинэ потёр пальцами виски, хотя усталым пока не выглядел. – Но, правда, на втором курсе. И на экономике. Они ещё не нервные…

– Да уж, эти не нервные, – брякнул Марсель. Надо было спросить что-то светское, а он, как обычно, каламбурил в голове всякое водное-вводное и никак не мог остановиться. Ладно, будем надеяться, что Эпинэ не обиделся на оборванный разговор.

Начинался опасный коридор. В самом конце, как гвоздь программы, располагался кабинет ректора, по бокам – какие-то совещательные комнатушки, куда вызывали либо на ковёр, либо поговорить. Тоже на ковре, естественно. А справа и слева соответственно – комнаты господ первого проректора и председателя отдела кадров. Наверное, так они и подружились – бегали друг к другу в гости. Или просто через открытые двери кричали? Нет, как-то несолидно, причём для обоих.

«Без стука не входить», – напоминали таблички всю дорогу. – «Приём посторонних лиц строго по записи». Ну да, ну да, ректор вообще принимает один раз в неделю – два часа после обеда в какой-нибудь четверг. Марсель толкнул дверь и вошёл, с порога заявив:

– Я с тобой не разговариваю, предатель!

– Какая жалость, – отреагировал Рокэ, не отвлекаясь от дела. Что он там писал аж на трёх листах, Марселю знать не хотелось. – Дверь закрой.

Валме просьбо-приказ выполнил и уселся в кресло. Чёрный кот с пугающими лиловыми глазами лениво и строго посмотрел на него. Так умел только Рокэ – сразу ясно, чей котик. Марсель протянул руку и получил в ответ роскошный вид на оскаленные зубы.

– Моро не хочет со мной общаться, – вздохнул Марсель. – Ну, ладно. Кофе будешь?

– Не сейчас. Помнишь свои стихи про ветреную особу, которая забывала все свои обещания? – Валме кивнул. – Так вот это ты.

– Технически это ты со мной разговариваешь, а не я с тобой, так что всё нормально.

Рокэ не стал отвечать на его, безусловно, логичное заявление, только потянулся и очень, очень заразительно зевнул. Вслед зевнули Моро и Марсель – удержаться невозможно.

– Всё-таки не идёт тебе твоё имя, Морячок, – обратился к коту Марсель. – Я б по-другому назвал.

– А тебя не спрашивали… Должны были назвать Моряком, отзывается на Моряка, никаких проблем.

– Должны были. Но не назвали. Как странно иногда поворачивается жизнь!

– Ну, в этом-то ничего странного нет… – Алва одним эргономичным жестом сгрёб со стола все нужные бумаги и пошёл к выходу, свободной рукой сдёргивая с вешалки пальто. – Покорми Моро, раз пришёл.

– Я-то покормлю, но это не значит, что он поест, – услужливо ответил Марсель. – Хорошего дня, ваша светлость господин проректор.

***

Квентин прислушался к шагам и голосам снаружи. Валме пришёл после первой пары, значит, скорее всего, он заставит Рокэ посмотреть на часы и вернуться на свет божий, а заодно зайти к Дораку. Самое время заварить кофе. Неспешно работая над напитком, председатель отдела кадров напевал себе под нос какую-то старую, всеми забытую песенку. Настроение было хорошим, запах кофе – манящим. Что бы там ни говорили врачи, это определённо напиток богов.

Успеет он поговорить с Алвой о деле или нет, от Квентина не зависело, поэтому он не беспокоился и не готовил речь. Ничего не зависело даже от грядущего интервью с ректоратом ОГУ, которое покажут по всей стране. Казалось бы, мероприятие важное, но к нему Фердинанда готовили давно и упорно, и весь преподавательский состав уже был вышколен, словно какая-нибудь армейская часть. Если кто-то придерётся, тогда посмотрим, а раньше времени переживать нечего.

Причины любого недуга следует искать сначала внутри, а уже потом – снаружи. То же касается университета, во всяком случае, в его нынешнем состоянии…

– Войдите, – отозвался председатель на лаконичный стук в дверь. – Рокэ, вы так характерно стучите…

– В отличие от того же Валме, я хотя бы стучу, – отозвался первый проректор ОГУ уже из любимого кресла. – Ваша речь, она же – речь господина ректора. Править будете?

– Нет, не вижу в этом смысла. Вам с корицей?

– Без.

– И я так думаю, – пробормотал Квентин. – В последнее время приправы меня раздражают. Они сбивают с толку и уводят от дела.

– Если это метафора, приберегите её для литераторов. И кофе приберегите тоже, Квентин.

– Очень трогательное беспокойство, но без этой чашки я не смогу с вами разговаривать, – Дорак занял место за столом и, расставив чашки, взялся за первый лист. Как всегда, безупречный слог, каждая пауза на своём месте. – Да, думаю, от этого совещания даже если что-то и рухнет, то не смертельно. Как вы находите наших новых коллег?

– К их радости, я пока никого не нашёл, – отозвался Алва. – Но за Эпинэ ручаются госпожа Алати и госпожа Ариго.

– Вам этого достаточно?

– Мне достаточно того, что Эпинэ признал пёс Валме.

– Где-то тут я должен укорить вас за беспечность… – пригубив полчашечки своего кофе, Квентин дочитал речь до конца и удовлетворённо улыбнулся. – Блестяще, впрочем, это вы и сами знаете. Вернёмся к Эпинэ. Нужно прощупать почву и определить, насколько легко он поддаётся чужому влиянию и сколькими знакомыми уже обзавёлся. Не думаю, что сам по себе он будет опасен…

– Сами по себе в этом университете опасны разве что Готти или вы. И то на одного найдётся Валме, а на второго – кофе.

– Или Ракан, – напомнил Квентин, игнорируя намёки на кофеин. – К слову, сыну Окделла каким-то чудом удалось пройти, – председатель сделал паузу на ответ, но Рокэ не счёл нужным что-то добавлять, только пожал плечами. Конечно, он и сам отлично знает, кому что удалось – все списки и большая часть документов проходили через руки администрации, и если за остальных коллег Дорак поручиться не мог, то насчёт Алвы был уверен: документы не просто проходили, а были внимательно прочитаны и приняты к сведению. – Я правильно понимаю, вы уже решили, что с ним делать? Мальчику дома неслабо промыли мозги.

– Я должен что-то делать? Кем бы ни был юный Окделл, он всего лишь один из студентов и даже не историк. – Рокэ одним глотком прикончил чашечку, на которую уже нацелился Квентин. – Пока он ничего не натворил, мы и не пересечёмся.

– Вы уже, – вежливо сообщил Дорак. Проректор вскинул бровь.

– Дайте угадаю, я чуть не сбил его на шоссе?

– И кто знает, чем бы это обернулось, если бы сбили… Я не ждал от вас иного ответа, Рокэ, но не все ниточки в наших с вами руках. Вернусь к Ракану. Это становится болезненным вопросом, и мне сообщили, что он уже пару раз беседовал с Окделлом. О чём, мои осведомители не разобрали, но сам факт – разговор состоялся. У парня как будто едет крыша, если Ракан ещё не выкинул из головы идею о митинге, Окделл, помня об отце, может схлопотать эту заразу. Или какую другую…

– Как поэтично, – заметил Алва, – мы говорим о студенческих волнениях, как о грядущей мировой революции. Было бы более реалистично, не оставайся в центре событий два-три человека из нескольких тысяч…

– Не будьте легкомысленным. Упускать их из виду нельзя, особенно сейчас.

– Вот вы и не упускайте, – уходя, Рокэ отобрал у него кофейник.

– Я всё понимаю, – окликнул председатель, – но не заставляйте меня страдать от жажды.

– Пейте воду, Квентин, – любезно отозвался Рокэ и закрыл дверь.

***

Марсель скептически посмотрел на господина первого проректора. Ушёл с бумагами, вернулся с кофейником, одно пальто уцелело. Лепота!

– Пригодится, – объяснил Рокэ. – Покормил?

– Покормил. – Марсель для пущей убедительности ткнул пальцем в ту сторону, где стояла мисочка Моро: она была с тщанием вылизана и теперь блестела. – Неужели я дожил до того дня, когда твой кот ест из моих рук?! Жизнь прожита не зря! Погоди, ты ходил к Дораку, чтобы стащить его кофейник?

– К сожалению, мне пришлось стащить ещё и кофе, – поморщился проректор, оставляя на столе похищенную ёмкость и снова собираясь уходить.

– Ты бережёшь сердечко Дорака больше, чем сам Дорак, – заявил Валме.

– Кто-то должен.

– Неубедительно… Кстати, ты же теперь свободен? Как насчёт часиков шести… – Марсель осёкся, поняв, что разговаривает с закрытой дверью. – А попрощаться?! Господин проректор, ваши манеры просто отвратительны. – С подлокотника кресла на него недовольно глянул Моро, и пришлось объяснить: – Я должен отправить сувенир на родину, для папеньки. Гневить моего папеньку – последнее дело, и твой хозяин пообещал отвести меня в фарфоровую лавку. Один не пойду… Теперь понятно? – Кот медленно прикрыл глаза и повернул голову к окну, с прищуром наблюдая за стаей птиц. Валме протяжно вздохнул: с собаками было куда легче разговаривать, они хоть слушают…

========== 5. Робер. Ричард ==========

Комментарий к 5. Робер. Ричард

Royal Republic – Follow the Sun

Альдо перманентно не попадался ему на глаза, зато сам Робер постоянно попадался Валме – литератор с собакой работал непосредственно с Матильдой, поэтому они то сталкивались в коридорах, то пересекались в лифтах гуманитарного корпуса. Пришлось смириться, хотя Марсель ему откровенно не нравился, наверное, взаимно. Вот и в этот раз, бродя по коридору после третьей и последней на сегодня пары, Робер буквально попался: сначала Готти, потом – его великолепному хозяину.

– Ав, – очаровательно потряс ушами Готти. Почесав пса, Эпинэ подумал, что надо бы завести какую-нибудь зверушку. В одиночку такого здоровяка он не потянет, а вот какого-нибудь маленького грызуна – почему нет?

– У него на вас нюх, Эпинэ, – поздоровался Валме, выруливая из-за угла в щегольской рубашке, которая, надо признать, сидела на нём хорошо. – Или вы тут бродите непростительно часто.

– Брожу, – не стал спорить Робер. – Вы, случайно, не знаете, что сейчас у магистров-историков и первого курса математиков? К сожалению, я не помню конкретной специализации…

– Историки, только не знаю, какие, сейчас страдают: у них семинар с господином проректором, – тут же ответил Марсель. – Как представитель подвида гуманитариев… кхм… насчёт факультетов точных наук ничего вам сказать не могу. Божечки, Эпинэ, вы что, по всем корпусам так бродите?!

– А если и по всем? – почему-то обиделся Робер.

– Нельзя расхаживать по приличному заведению с таким лицом! – решительно заявил Валме, схватил его под локоть и куда-то потащил. Готти подталкивал сзади, деваться некуда. – Скажите, вы сегодня вечером свободны? Меня, кажется, опять кинули…

– Возлюбленная? – вежливо уточнил Робер.

– Хуже, – прыснул литератор. – Так свободны или да?

– Вы не оставляете мне выбора, господин Валме.

– Вот тогда мы куда-нибудь сходим, выпьем и избавимся заодно от этих ужасающих «господинов», – спорить с ним было невозможно. – А кого, кстати, ищете? Я могу чем-нибудь помочь?

Почему-то Роберу пришло в голову спросить об одной женщине, которую он ищет уже несколько лет, но он застеснялся и сказал правду:

– Альдо Ракана или Ди… Ричарда Окделла.

Марсель присвистнул:

– Милая компания. То есть, как преподавателю мне с ними не по пути, но наслышан. Посещаемость первого товарища в последнее время скачет, как сердечко влюблённой девицы, а Окделла я даже видел. В последний раз он ошивался этажом выше у госпожи Ариго.

– Что ему надо от кузины? – недопонял Эпинэ. – Что ж, вот и узнаю, спасибо вам за…

– Вы родственники? – обрадовался Валме. – Какая прелесть! Тьфу, прицепилось… Очень рад. Работать в дружеской обстановке – что может быть лучше? Так я зайду за вами часам к шести. Хорошего дня, Эпинэ.

У Робера всё ещё шла кругом голова от стремительных распоряжений Валме насчёт его вечера, когда он поднялся к кабинету Катарины. Там никого не было, ни снаружи, ни внутри, кроме самой кузины: она проверяла чьи-то работы, опустив голову, и испуганно вздрогнула, когда Робер вошёл.

– Прости, – извинился он. – Я ненадолго.

– Да, это кстати, – как-то вымученно улыбнулась кузина, – мне ещё работать и работать… Ты с утра отучил, а мне сейчас, через полчаса… впрочем, ладно, ты что-то хотел?

Странно, никакого Окделла она не видела, разве что Эгмонта четыре года назад. Валме ошибся или Окделл не дошёл? Зато Роберу удалось перехватить копию расписания, и Дик нашёлся очень быстро. Первым узнав учителя, он кинулся навстречу из студенческой толпы, радостно улыбаясь.

– Робер, я очень рад, что вы здесь!.. – Переходить на «ты» Ричард отказывался, наверное, Робер на его месте тоже предпочёл бы этого не делать, но ему самому почему-то было неловко. В конце концов, он всего лишь молодой учитель, с которым они общались и вне школы. – Только я долго не могу, профессор Райнштайнер не опаздывает…

– Я недолго и не задержу, просто хотел поздравить, немного запоздало… То, что ты теперь студент ОГУ, даже символично.

– Ага, – пробормотал Дик, уткнувшись взглядом в свои ботинки. Наверное, не надо было напоминать ему об отце, и без того неугомонная Мирабелла… Оказалось, дело уже в другом: – Робер, вы не знаете, по какому принципу выбирают руководителя для… научной работы?

– Ты уже об этом задумался? – восхитился Робер. – Далеко пойдёшь! Типичный студент спросил бы накануне защиты…

– Может быть, – а парень все еще смущается, дело не в работе. – Так не знаете?

– Мне пока сказали лишь одно: меня это не касается. Сначала испытательный срок и прочее и прочее, а потом уже можно об этом думать.

– Жаль, я бы у вас написал, – искренне сказал Дик. – Нам объяснили, что преподаватель может быть с абсолютно любой кафедры, так как работа общая и…

– Это я знаю, а у тебя мало времени, – поторопил Эпинэ.

– Точно… может, вы знаете… – помявшись еще немного, он выпалил: – Может, вы попросите госпожу Ариго за меня? То есть, я сам, конечно же, поговорю с ней, я слышал, что она берёт самых разных студентов и… и что она ваша кузина, так что, может быть…

Что сразило Робера больше, очевидная мания Дика на Катарину или тот факт, что об их родстве тут весь институт знает, он понять не успел. Группа Ричарда потянулась в кабинет, нужно было спешить.

– Хорошо, я о тебе упомяну. В конце концов, ты не хулиган какой-нибудь и учишься прилично… – только и успел сказать Робер.

Стоит ли? Хотя Катари – умница, она сама разберётся, что к чему, и поймёт, что делать. Как ни крути, а учить кузину жизни может, пожалуй, Матильда, но уж точно не он…

***

Дома было тяжело. Когда Ричард думал, что, став студентом, он избавится хотя бы от ощущения матушкиной безграничной власти, он сильно ошибался: теперь возвращаться стало ещё труднее, чем раньше. И ведь была у него мысль отправиться в другой город, жить в общаге и возвращаться домой разве что на каникулы! Но Дик слишком любил O., во время подработки он хорошо узнал родной город, обрёл много новых знакомых и не мог заставить себя расстаться с этим местом. Тем более, поступив в ОГУ, он доказал, что может, и ни за какие коврижки не уйдёт, если только не будет отчислен. Жаль только, что матушка воспринимает это иначе…

Ветхий домик на окраине – вот во что превратилась бывшая когда-то шикарной усадьба. Оставив велосипед во дворе, Дик прошёл к главному входу и увидел в окне Айрис. Сестра сидела на подоконнике, как всегда, в условленное время. Жестами, знакомыми с детства, она дала понять, что Мирабелла сейчас на кухне. Кивнув с благодарностью, Ричард толкнул дверь. Матушка не услышит, как он приходил, а потом он просто спустится на общий ужин и что-нибудь соврёт.

Соврёт… Дик никогда не думал, что будет врать матери. Помня реакцию дядюшки Августа на аварию и выражение лица Робера, когда он проболтался о госпоже Ариго, Ричард решил, что будет крайне осторожен, но пока не выходило даже это. Матушке не нравилось всё: с кем он общается, как он себя ведёт, что он изучает, куда он поступил, как это он до сих пор не выбрал научного руководителя… К чему придраться, Мирабелла Окделл найдёт всегда.

– Всем привет… – шепнул Дик, проходя мимо целой батареи матушкиных кошек. Те посмотрели ему вслед с одинаковой неприязнью. Закрывшись в своей комнате, Ричард упал на кровать лицом к потолку и шумно выдохнул. Ну почему, почему даже здесь стало противно?!

Неважно, как он будет учиться, универ всё больше походил на единственную отдушину. Нужно заняться чем-нибудь общественным, может, записаться в волонтёры. Тогда он будет проводить дома ещё меньше времени…

Эта мысль невольно вернула его к Альдо. Дик припомнил, что ему наговорил старшекурсник. Если он не соврал, конечно, хотя Альдо выглядит таким честным… Этот парень был учеником отца и заодно помогал ему разрабатывать программу, за которую Эгмонта в конечном счёте и оставили без работы. Ричард бы не поверил, если бы ему не предъявили черновики. Это сильно запутывало дело, и он попросил у Альдо время на раздумья. Идея отца была не нова, он всего лишь хотел убрать из учебной программы совершенно лишние для тех или иных специальностей предметы – на гуманитарном факультете было слишком много «воды», преподаваемой ради престижа и чьих-то денег, заменить непонятную научную работу первокурсников на более специализированное исследование для второкурсников и старше… И так далее и тому подобное. Абсолютно понятные и здравые идеи, думал Ричард, отец всего лишь хотел сделать жизнь студентов лучше, а его за это убрали.

Что-то не состыковывалось.

За увольнением отца, каковое из-за его хорошей репутации превратилось в долгую и тяжёлую операцию, стояли умные люди, и они не могли не понимать, что Эгмонт хотел как лучше. Более того, соберись они с силами, Эгмонт бы СДЕЛАЛ, как лучше, и все прекрасно это знали, не могли не знать! Либо всё было вновь завязано на чьих-то деньгах, либо Ричард терялся в догадках, что ещё могло произойти. Было бы ещё, у кого спросить…

Он прислушался. Этажом ниже говорила по телефону матушка. Дик отпихнул ногой стопку учебников и воткнул наушники, лишь бы не слышать… нет, нехорошо так думать, это же его мама, в конце концов… Он просто послушает музыку, только и всего. Don’t you think it’s time you moved on… Your time has come and your time is gone. Ещё раз… Альдо может опубликовать программу отца, чтобы её увидели все студенты. Альдо сделает это. В принципе, Дик ему не очень нужен, но он, Ричард Окделл, был бы восхитительным козырем в этом плане.

Выглядело идеально. Наверняка, увидев возможность идеальной учёбы без дурацких лишних предметов и без мозолящей всем глаза неопределённой научной работы, за ними, то есть, за Альдо, потянутся очень многие. И отец был бы рад, то есть, будет рад – они ему обязательно расскажут. Но что-то мешало, что-то… не страх и не совесть… что же это было?

***

Матушка разжимала губы только для того, чтобы есть, пить и ругать Айрис. Вечером – ругать Дика, а утром – окликать кошек на завтрак. Всё остальное время эти губы напоминали тонкую дрожащую полосочку, так плотно они были сжаты. Того и гляди, полоска порвётся, и…

– Ты уже нашёл себе научного руководителя? – обронила Мирабелла, сидя за столом с идеально ровной спиной и разрезая ножом тушёную рыбу. – Или тебя кто-то выбрал?

– Пока нет, матушка, – как можно ровнее и спокойнее ответил Ричард, ненавидя рыбу. Рыбу, рыбу, не мать, он любит мать, она его родила и воспитала, никаких посторонних мыслей, а рыба отвратительна, особенно тушёная. – Я встретил Робе… господина Эпинэ, он преподавал в нашей школе раньше. Он считает, ещё рано об этом думать.

Некоторое время матушка молчала, видимо, сопоставляя в голове всё, что она знала, слышала и видела об Эпинэ.

– Всё равно не затягивай, – велела она.

– Да, матушка.

Хоть бы обошлось! Хоть бы ужасный разговор за ужасной рыбой на этом закончился! Из последних сил Дик уткнулся в тарелку. Его уже мутило от подобной еды… вот получит стипендию, вот заработает на волонтерной работе… На почту он возвращаться не готов, вовсе нет, накатался по городу за три-то с лишним года.

Громко и отчаянно тикали часы: им тоже хотелось выбраться, да некуда – стрелки бьются о стекло и там же остаются, а солнечный свет в кухню Окделлов не проникал с того дня, когда Эгмонт вернулся из университета в последний раз. Нашёл ли он работу на этот раз? Отец разъезжал по городу в поисках нового места, но что-то всё время не складывалось, и в итоге он отправился дальше, за пределы О., так как поклялся – что бы ни случилось, а семью он прокормит. Какие-то деньги приходили, но они таяли так быстро…

Ричард с ужасом обнаружил, что рыбы ещё половина тарелки. Они уже давно не голодали, да и голодали совсем недолго – от силы месяц, когда было совсем туго, но не доедать при Мирабелле было никак нельзя. Сестрёнки покорно едят, ему ещё никогда не было так жалко девочек… Господи, почему, ну почему?!

– Ты повидал Августа?

– Я рассказывал, – едва не огрызнулся Ричард, – что мы с ним виделись в первый день учёбы.

– Прошло уже достаточно времени, Ричард. Ты должен уделять больше внимания человеку, который до последнего защищал отца.

Ты должен, тебе стоит… и почему она делает упор именно на этом? Дядюшка Август уже даже не друг семьи, не хороший человек, не почтенный учитель, а просто – тот, кто до последнего защищал отца. Матушка говорила прямо, что ей не нравится, где учится Дик, но это уже перебор по отношению к самому Штанцлеру!

– И кстати, – совершенно не кстати добавила Мирабелла, – я ещё не созванивалась с отцом по поводу твоего обучения. Ему вряд ли понравится, где…

– Почему? – не выдержал Ричард. За столом стало тихо, до мурашек тихо, только часы продолжали упрямо и глупо тикать. – Почему ему не понравится? Отец работал там много лет, он должен любить…

– Отец, – звенящим голосом перебила матушка, – любил своих студентов, любил свою работу, но не то, что с ней сделали. Люди украшают место, а иногда и портят его. Коллеги твоего отца поступили предательски… Эгмонт был…

Дик выронил вилку, и она звякнула, а матушка не заметила. И так каждый раз, стоит заговорить об Эгмонте. Айри выскочила из-за стола: только ей можно было так делать, ссылаясь на астму, хотя, Дик был уверен, сейчас сестрёнке стало нехорошо по-настоящему. Он и сам бы с радостью убежал и прилёг, вместо матери и рыбы…

– Все они, все, – завывала, вернее, наговаривала матушка – это из-за тишины вокруг и идиотских часов её голос напоминал вой ветра в глухую полночь. – Все оставили его. Первый проректор и этот старый председатель отдела кадров играют всеми вами, как марионетками, и никто ничего не чувствует. А кто почувствовал – того в университете не стало!.. Они против свободы слова, свободы мысли, против свободы вообще… Не такого мира хотел твой отец!.. Ужасный человек проректор…

Ричард опустил голову. Смотреть в тарелку и есть рыбу. Есть рыбу. Смотреть в тарелку. Не слушать матушку, даже если она попросит пересказать – гадать не надо, всё ясно без лишних слов…

Матушка говорила, Дик слушал, противостоять ей он всё ещё не научился. Через какое-то время вернулась Айрис, она дышала тяжело. Как странно: Мирабелла минут десять говорит об ужасном проректоре, а перед глазами Ричарда – смеющийся человек, который купил ему мороженое…

Часы тикали, матушка говорила. Дик представил, что тушёная рыба – это щербет, и набросился на последний остывший кусок.

========== 6. Ричард ==========

Поздняя осень давила на плечи дождями, облетающие листья прилипали к колёсам велосипеда, брызги луж пачкали одежду, а ещё у Ричарда Окделла рухнул мир. Сегодня был последний день, когда они могли попроситься к преподавателям на исследовательскую работу, и по совместительству тот же день, когда госпожа Ариго собиралась ответить Роберу. У Дика было плохое предчувствие с самого утра, но ни матушкины занудные наставления, ни настороженное личико Айрис, ни кошки, ни прохожие, ничто так не тяготило его, как приоткрытая дверь в кабинет Катарины. Он знал, что там Робер, и это успокаивало и раздражало одновременно, но больше всё-таки первое: ведь Дик ещё не оставался с Ней лицом к лицу… У них даже иностранного языка ещё не было, только со следующего полугодия, и Ричард волновался, как никогда.

И не зря. Ему отказали.

– Поймите меня, дорогой Ричард, – лучшая женщина в мире грустно и виновато теребила косу, сидя за столом, и Дик простил бы её всё на свете, только Катарина просила не прощения, а понимания. – Моё здоровье не позволяет брать больше троих студентов… очень, очень жаль, что так вышло, ведь вы хотели именно ко мне – не знаю, чем заслужила… Но проблема не в этом. Ради тех ребят, кому я пообещала ещё в прошлом году… знаю, что вы думаете – у старших преимущество…

– Вовсе нет, – выдавил Ричард, не в силах наблюдать, как она волнуется.

– Спасибо, – устало улыбнулась Катарина. – Проблема, я повторюсь… ведь вы с Робером были так уверены, что даже не подыскали запасной вариант?

– К сожалению… – Это было так: Дик бы отправился к профессору Райнштайнеру или к господину Литенкетте, но самые классные преподы с кафедры точных наук, естественно, были заняты в первую очередь. Остальных он знал плохо и, если честно, не очень хотел, а Роберу пока нельзя. – Госпожа Алати тоже взяла своих выпускников…