Текст книги "Ханаанский блюз (СИ)"

Автор книги: Karinana25

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

В ту секунду моя интуиция пыталась мне что-то подсказать. Но тогда я не понял, что именно. А потом было уже поздно.

Мы вошли в дом. Снаружи было темно, но внутри на первом этаже горела лампа, и я видел ступени, ведущие наверх. Дори указал нам с Томером на незаметную дверь во дворике – она почти не была видна – скорее всего, ее специально обозначили на карте операции, и мы пошли в ту сторону. Другие пошли в обход дома, или стали бесшумно подниматься по лестнице наверх.

В ту же секунду случилось сразу несколько событий.

Слева раздалась короткая очередь из автомата, и мы инстинктивно пригнулись, хотя стреляли не в нашу сторону.

Внутри дома послышались крики на арабском, и мы развернулись с автоматами туда.

И ещё – я повернул голову к Томеру, чтобы сказать ему что-то, и, как в замедленной съёмке увидел, как из окна третьего этажа на него падает тяжелый бетонный блок.

Я не успел даже открыть рот. Блок упал ему прямо на голову, и никакой шлем не мог его спасти. Он упал, обливаясь кровью.

Я поднял голову к тому окну и увидел на фоне освещённого окна человека в черной майке, который наблюдал за нами. Увидев меня, он нырнул вглубь дома.

А я… Ярость, скорбь, злоба – я почувствовал, как жажда мести, как какой-то дикий огонь, пожирает меня изнутри. Побежал в дом, держа автомат наготове.

Прицелился на лестницу, готовый в любую секунду пустить очередь.

Краем глаза заметил, что ко мне бежит Дори.

Заметил фигуру в черном на самом верху лестницы.

Вскинул автомат и пустил очередь.

Почему я не подождал ещё хотя бы секунду?

Потому что если бы я не выстрелил, то увидел бы, что за тем типом, который бросил на Томера блок, идёт тот, кого здесь никак не должно было быть.

Маджид.

Я не сразу понял, что это он. Просто увидел, как два тела скатываются по ступеням вниз. На секунду почувствовал мрачное удовлетворение, узнав в первом человека в черной майке. А потом…

Потом я увидел лицо второго.

Я кинулся к нему, забыв обо всем.

– Мадж!

Он не отвечал. Он был уже мертв. Кровь насквозь пропитала его белоснежную рубашку, прошитую в груди и в животе пулями от М-16. Моего М-16.

Все, что было потом, смешалось у меня в какую-то безумную кашу в голове. Дори схватил меня за руку и потащил к выходу.

Я не хотел уходить – или хотел хотя бы взять с собой Маджида. Я дотащил бы его до больницы и может быть, спас бы – по крайней мере, так мне казалось в тот момент.

Дори вцепился в меня как клещ, и потащил буквально за шкирку наружу. Я отбивался, но он даже не замечал этого.

Мы выбрались из дома и тут я понял, почему он меня тащил.

Наши все уже были снаружи, с вместе с ещё четырьмя задержанными, лежащими на земле, как кули.

Тут же я увидел тело Томера. Он лежал, прикрытый тканью, и там, где была его голова, было почти черно от крови.

Дори встряхнул меня, и прошипел:

– Куда ты прешь, Розенберг? Жить надоело? А если там ещё кто-то остался?

– Там мой друг – ответил я, с трудом сдерживаясь, чтобы не скатиться в истерику. Я говорил через силу, еле осознавая, что произношу.

– Какой ещё друг? Друзей там нет.

– Маджид Альхади. Он не из их людей. Я его знаю.

Дори смотрел на меня пару секунд своими пронзительными синими глазами.

– Все, кто там сейчас внутри, мертвый или живой – враг. Потом будем разбираться.

– Нет. Сейчас. – я чувствовал, будто нахожусь в какой-то жуткой параллельной реальности, и все ещё не верил, что все происходит на самом деле. Может, мне показалось? И там не Маджид? Кто-то, похожий на него. Родственник. Он же говорил, что у него здесь есть родственники. Что ему самому-то тут делать?

Отчаянное понимание внезапно пронзило меня.

Он приехал к родственникам. Решил сделать мне сюрприз, последовав за мной, как жена декабриста (его мать делала по ним докторскую и любила про них рассказывать) – и попал в самый центр операции, которую наш штаб готовил уже несколько месяцев. Он не мог знать, конечно. И я не мог бы ему сказать, при всем своем желании.

Я почувствовал, как по щекам у меня текут слезы.

Томер. Маджид. Я потерял сразу двоих – и своего друга, и свою любовь – за каких-то пятнадцать минут.

Я сам, своими руками, убил человека, которого любил больше всего на свете.

Осознание этого буквально раздавило меня.

Дальше я уже мало что помнил.

Помнил, что мы как-то вернулись на базу. Дори что-то втолковывал мне – судя по всему, он понял, что в здании был посторонний, и теперь пытался что-то с этим делать, как-то вытащить меня сухим из воды.

Я не знаю, на какие жертвы он пошел, что именно наврал всем, включая своих собственных командиров, всему штабу, родителям Маджида – словом, всем, кто был замешан в этом грязном деле.

Я сам был маловменяемым, и ни на что не реагировал. Меня под шумок быстро отослали домой, и постарались сделать все, чтобы имя мое не оказалось ни в одном из рапортов об операции – спасибо тому же Дори.

Экзамены я отменил, взял академический отпуск на год. Хотел просто бросить все, но родители смогли достучаться до меня и убедить сделать перерыв.

Самым тяжёлым были похороны. Я пошел и к Томеру, и к Маджиду. Не знаю, как я вытерпел этот ад. Кроме его сестры, о нас никто не знал, поэтому я был просто одним из толпы, на меня никто не смотрел. Но рыдания его матери и сестры раздирали меня на мелкие клочки. Я съежился в каком-то углу, чтобы не видеть, не слышать, не осознавать, что убийца, которого они тут проклинают раз за разом – это я. Я каждую секунду жалел, что пришел – но не придти не мог.

Похороны Томера были не менее трагичными. Не хочу вспоминать. И никакая свершившаяся месть не сделала скорбь по нему легче.

После похорон я поехал домой и заснул. Спал, просыпался, и засыпал снова. На звонки не отвечал.

Вещи Маджида забрала Эмма, а мне протянула ключи от его машины.

– Бери, он хотел бы, чтобы она была твоей. Документы сам переведи на себя.

Я не хотел брать, но она просто кинула ключи на стол и ушла.

Сначала хотел продать машину, потом, когда сел в нее и разрыдался от запаха его духов – оставил. Пару месяцев она просто стояла у меня под окнами, потом я начал ее водить. Сначала украдкой, как вор. Потом привык.

К сентябрю мои родители поняли, что со мной неладно. Они думали, что на меня так подействовала смерть друга, валили все на посттравматический синдром после военной операции. Никто не знал, что там случилось на самом деле. Даже Дори не знал всей правды.

После того, как все средства были испробованы, ко мне заявился дед. С тех пор, как мои родители перебрались в Бней Брак, он жил отдельно, но услышав от них о том, что я совсем отбился от рук, просто собрал свои вещи и переехал ко мне.

Только ему я смог рассказать все, что произошло. Мне казалось, что мы поймём друг друга – два преступника, скрывшихся от справедливого наказания.

Я был и прав и не прав.

Он понял и принял все, не обвиняя меня, и сохранил мою тайну так же, как я хранил его.

Но он также считал, что мне нужно взять себя в руки и двигаться дальше. И чем больше времени проходило с того лета, тем сильнее я чувствовал его разочарование во мне.

Так прошло почти пять лет.

========== Глава 5 ==========

Глава 5

За пять лет боль улеглась. Я смог закончить учебу, заодно выучился и на переводчика. Я заново научился общаться с людьми, улыбаться, разговаривать по телефону с родителями – изредка.

Научился не плакать каждый день. Научился жить с фактом, что я – убийца.

Мне помог в этом дед.

Он терпеливо выслушивал мой спутанный поток мыслей вслух, все мои «если бы в тот день», все «я виноват, что» и так далее.

Иногда говорил что-то вроде:

«Он сам должен был иметь голову на плечах и не лезть туда» или «А если бы тот тип тебя прикончил бы?» Или: «Ты же не знал».

Это мало помогало.

Однажды он сказал:

– Да, Миха, ты убийца. Хочешь себя наказать? Вижу, что хочешь. Тогда живи с этим всю жизнь. Делай все, что от тебя требуется, и даже больше. Я так живу, как видишь. А больше ты ничего сделать не можешь.

Это было правдой, и это помогло.

От резервной службы меня освободили подчистую – тут тоже постарался Дори. Я позвонил ему после этого, чтобы поблагодарить. Он сказал:

– Не вздумай кому-то пикнуть о том что там было, Миха. Мы все за это дорого заплатим. Понял меня? Забудь. Живи.

– Я понял – отозвался я. Даже если у меня были мысли пойти с повинной к родителям Маджида, к армейским командирам или ещё куда-нибудь, после этого разговора я понял, что потяну за собой слишком много людей.

Моя жизнь, конечно, не стала прежней: я оставил мысли о работе в компании – почти пять лет у меня не возникало никакого желания работать с другими людьми. Эти пять лет я тщательно избегал отношений, длящихся дольше, чем пару встреч. С семьёй тоже старался не встречаться слишком часто – большинство их разговоров сводилось к теме обустраивания моей личной жизни, и к тому, что мне обязательно нужен хороший еврейский мальчик, или девочка – смотря, кто со мной об этом заговаривал.

Такие разговоры были невыносимы – и на продолжительное время мои контакты с семьёй практически свелись к нулю.

Дед мой тоже не жаждал с ними общаться. Так мы и жили вместе.

Хотя Яков не давил на меня, как мои родители, желая, чтобы я поскорее остепенился и нашел бы себе пару, его рефреном было: «хватит страдать».

Он считал, что моя зацикленность на его прошлом, как и на моем преступлении, есть признак слабости моего характера.

– На что я терпеть не могу эту Цилю – сказал он мне как-то раз – но эта женщина пережила потерю всей своей семьи, включая собственного годовалого ребенка. Родила ещё троих детей. А ты? Посмотри на себя, тряпка.

– Она не убивала своих родных – возразил я – она просто была жертвой обстоятельств.

– И в таком случае ей, конечно, было куда легче, чем тебе – саркастично ответил мне дед.

Я заткнулся. Что я мог сказать, он был прав.

Скорее всего, дедовские методы помогли – раны затянулись, нестерпимое чувство вины притупилось. Да и не может человек жить столько лет, думая только об одном и том же. Я и сам понимал, что готов отпустить прошлое.

Во всяком случае, когда Гай позвонил мне вечером с известием, что я принят на работу, я принял его предложение, не раздумывая.

– Приходи завтра в девять утра – сказал он, поздравив меня – а сегодня отдохни, у тебя будет тяжёлый день.

– Спасибо за совет, и за работу – отозвался я. Посмотрел на деда. Тот с интересом прислушивался к беседе.

– Ты доволен? – спросил я его, закончив разговор.

Он пожал плечами.

– Ещё рано говорить. И, Миха.

– Да?

– Будь осторожен.

Я не понял.

– Не вывали на него всю ту историю.

Я не поверил своим ушам.

– Ты серьезно думаешь, что я могу такое сделать?

– Не думаю. Но предупредить обязан.

– Я не проговорюсь – ответил я.

На следующее утро я проснулся за час до будильника. Не мог заснуть, представлял себе свой первый день на работе. Пытался предугадать различные ситуации, и как себя буду вести в том или ином случае.

Потом понял, что занимаюсь полной ерундой, встал и пошел умываться.

Дед тоже уже был на ногах, и молча поставил передо мной кружку с кофе и тарелку с бутербродами.

– Спасибо – сказал я.

– Не дай никому сесть тебе на шею – напутствовал он меня.

– Не дам – пробормотал я.

Вышел из дома раньше, чем планировал, и доехал довольно-таки быстро. Получалось, что я приехал за полчаса до назначенного времени.

Включил радио, и сидел ещё минут двадцать, наблюдая за входом в здание, где находится офис компании.

Наконец, увидел Гая, который подошёл к зданию со стороны стоянки. Он меня не заметил. Вместо того, чтобы сразу зайти вовнутрь, он вытащил пачку сигарет и закурил.

Я посмотрел на часы. Мне пора было заходить – не хотелось опаздывать в первый же день.

Я заглушил мотор и вышел из машины.

Гай увидел меня, когда я подошёл уже к самым дверям здания.

– А, Миха. Доброе утро. Добро пожаловать, и удачи. Иди наверх, я скоро приду и проведу тебе ориентацию первого дня. Познакомлю с нашими сотрудниками.

– Спасибо.

Я пожал ему руку и поднялся наверх.

В небольшой кухне я приготовил себе кофе, и, дождавшись Гая, прошел с ним в его кабинет.

Первый день прошел в суете и бюрократических делах: чтение и подписание договора, знакомство с сотрудниками, обычные разговоры и расспросы.

Наконец, около одиннадцати часов, я смог сесть за свой рабочий стол в небольшом кабинете, включить компьютер и начать работать.

Работа была нетрудной, но всё-таки все было мне непривычно. Было странно сидеть тут, понимая, что невозможно пойти прогуляться в парке под домом, принять душ, прилечь минут на пять. За стеной раздавались звуки телефонных звонков и разговоров, смех, стук по клавиатуре. Звуки офиса.

Я включил тихую музыку в наушниках, чтобы заглушить все лишние помехи, и углубился в работу с головой.

Вечером ко мне зашёл Гай.

– Ну как тебе первый день на работе?

Я посмотрел на часы. Было почти семь вечера.

– Неплохо.

– Ты не вышел пообедать днём? – спросил он.

– Вышел, купил внизу сэндвич.

– Я имею ввиду, с коллегами.

– Это обязательно? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос не звучал слишком жалобно.

– Нет, конечно – рассмеялся он – просто подумал, что ты мог бы так быстрее со всеми познакомиться. Но как тебе удобнее. Я понимаю, что после долгих лет работы из дома трудно стать душой компании. Так что – не волнуйся. Делай все, как хочешь.

Я облегчённо кивнул. Не то, чтобы я был против общества других людей. Наоборот, я согласился на эту работу, чтобы хоть с кем-то общаться, кроме своего деда. Но мне все же требовалось какое-то время.

Мы с Гаем тем временем вышли из офиса и пошли на стоянку, где стояли наши машины.

– Подвезти тебя? – спросил он.

– Я приехал на своей – отозвался я.

– Если хочешь, я могу заезжать за тобой по утрам, подвозить до работы. Мне нетрудно – сказал он.

Мне стало не по себе.

Нет, я прекрасно понимал, что он показывает свое расположение. И что он явно был во мне заинтересован. Но я сам был к этому не готов. Абсолютно не готов. По крайней мере, пока.

– Не стоит, я предпочитаю водить сам. Мне надо идти, увидимся завтра – сказал я, стараясь поставить точку на этом разговоре.

Он задумчиво кивнул мне, и смотрел, как я иду к своей машине.

Дома меня ждали дед и горячий обед. После обеда я понял, что устал за этот день сильнее, чем ожидал. Лег спать пораньше, но на свою беду, проснулся посреди ночи.

Пошел на кухню попить холодного сока.

И услышал то, что не слышал уже много лет – голос деда, говорящего во сне.

Стиснул зубы, мечтая заткнуть уши, как ребенок.

Из всей нашей семьи только я знал немецкий достаточно, чтобы понять, что говорит во сне мой дед.

Моя бабушка, на свое счастье, всю свою жизнь спала по ночам как убитая.

Отец и его сестры были очень сильно предубеждены против всего немецкого, и язык не учили из принципа, как и многие в их поколении. Их не особо интересовало то, что Яков Розенберг говорил во сне – что хорошего может сказать человек, выживший в концлагере?

Мои братья вообще не особо дружили с иностранными языками.

Со мной дед смог утолить свою тоску по родному языку. Я схватывал языки легко, и быстро стал понимать все, что он говорил. В детстве я мог даже неплохо разговаривать на немецком, но позже много чего забыл из-за отсутствия практики, и теперь у меня оставался в основном пассивный запас.

Дед научил меня на свою беду – он не знал, что разговаривает по ночам.

Мне хватило одной ночёвки у бабушки и дедушки в семнадцать лет (родители отослали нас троих к ним на ночь из-за грандиозного потопа, когда после зимнего ливня нам залило весь первый этаж), чтобы услышать то, он скрывал от всех уже полвека.

Отрывки фраз, приказы, имена. Я не хотел слышать, но дом был старым, с плохой звукоизоляцией, а я не мог заснуть на новом месте, и слушал.

В ту ночь я так и не смог заснуть.

Я не верил – не мог поверить, что такое возможно. Решил, что не так все понял.

Набирался духу более месяца.

И, в следующий раз приехав к ним, дождался, когда бабушка уйдет к соседке пить кофе, и подошёл к нему.

Разговор я начал на немецком.

– Я слышал тебя, когда ты говорил во сне.

Он даже не вздрогнул.

– В самом деле?

– Кто такой Курт Нитшке?

– Понятия не имею – ответил он.

– Ты называл его имя.

– Вот как – сказал он равнодушно. Его льдистые глаза смотрели на меня так, что мне стало очень страшно.

Больше всего мне хотелось замять этот разговор, сделать вид, что ничего не произошло. Скорее всего, я смог бы это сделать.

Но мой рот словно сам произнес:

– Ты сотрудничал с нацистами? Юденрат?

Он посмотрел на меня пару секунд молча. Потом рассмеялся. Холодно и отрывисто.

– Нет, Миха. И на твоем месте я бы закончил этот разговор прямо сейчас.

– Нет – сказал я.

– Что ты слышал? – спросил он жёстко.

Я, как мог, вывалил на него все, что услышал. И пока говорил, практически уже понял все сам.

– Бабушка знает? – спросил я шепотом, холодея от мысли, что моя любимая, добрая бабушка могла столько лет прятать опасного преступника.

– Нет. И не узнает. Ты понял? – сказал он. В ту секунду он говорил именно так, как нацисты в фильмах. Отрывистый грозный лай.

– Я понял – сказал я осипшим голосом.

– Иди к себе в комнату – приказал он.

Я повернулся и вышел из дома, даже не попрощавшись с бабушкой.

После этого я год не был у них дома – до самой ее смерти.

В школе у меня начались проблемы, и именно тогда туда вызвали мою мать.

Тайна моего деда жгла меня, не давала мне спать, дышать, учиться.

Я смотрел на своего отца и видел, как он похож на Якова. Смотрел на себя, и понимал, что и во мне его кровь обрела продолжение. Ненавидел себя за это. Моим братьям повезло больше – они пошли в мать – темноглазые, с характерным шнобелем.

К концу школы я смог взять себя в руки, и сдать все экзамены с отличием. Не оттого, что смирился с фактами, а потому, что понял, что ещё немного – и мне навяжут психолога. Почему-то я был уверен, что тот сразу же сможет выжать из меня всю правду про Якова. Сейчас я понимаю, что это было смешно – вряд ли школьный психолог стал бы копать так глубоко. Но тогда этот страх помог мне вытащить себя из того состояния, в котором я находился много месяцев.

После школы я пошел в армию – в боевые части, как и многие в нашем классе.

На похороны бабушки приехал уже в форме.

Помню, что зашёл в ее дом, и понял, что в последний раз, что видел ее, даже не попрощался с ней. Конечно, я говорил с ней после этого по телефону. Но тот последний раз…

Потом я увидел деда.

Он сидел на старом низком диване, и выглядел постаревшим лет на десять.

Я увидел одновременно и своего деда – Якова Розенберга, с которым мы были так дружны в моем детстве – ведь только я мог говорить с ним на немецком.

И в то же время – жесткое лицо нацистского офицера. Тогда я ещё не знал, как было его настоящее имя.

Он посмотрел на меня коротким взглядом, отвернулся.

Я тоже не мог подойти к нему, чтобы выразить свои соболезнования.

Так и не подошёл тогда.

Мы начали общаться только к концу моей службы в армии, когда мои родители начали все больше и больше придерживаться традиций, а потом переехали из Тель-Авива в Бней Брак.

Я не собирался переезжать с ними, не собирался перестать есть чизбургеры, ходить по субботам в кино и гулять с девушками.

Но кроме них, мне некуда было возвращаться на выходных. Вся семья моей матери уже давно была религиозной, а с сестрами отца я почти не общался. С девушкой своей я в то время уже расстался, и у меня оставался выбор – либо сидеть на базе безвылазно, а на праздники отправляться в гости к семьям, которые принимали таких же отщепенцев, как я, либо идти на поклон к деду.

Я выбрал второе.

Когда он услышал мой голос по телефону, я был готов к тому, что он просто бросит трубку.

Но он ответил.

– Приезжай на выходные – сказал обычным своим сухим голосом.

– Спасибо – прошептал я.

Ехал к нему с тяжёлым сердцем. Хорош я был – воротил нос от него четыре года, а сейчас на брюхе приполз.

Я ожидал злорадства или мести, но он просто накормил меня домашним обедом, велел мне кинуть все свое белье в стиральную машину, и показал комнату, которая отныне стала считаться моей.

В тот раз мы почти не разговаривали, но я приезжал к нему каждые три недели, и продолжать молчать и дальше было невозможно. Постепенно мы стали общаться, хоть и не так, как в детстве.

Однажды я набрался храбрости и спросил его:

– Как было твое… настоящее имя?

– Курт Нитшке – усмехнулся он.

Я очнулся от воспоминаний, запотевший стакан с соком холодил мне руку. Я выпил его залпом и, стараясь не прислушиваться, прошел к себе в комнату, надел наушники с музыкой и так и заснул до утра.

========== Глава 6 ==========

Глава 6

Следующие несколько недель прошли в адаптации к новому ритму жизни. Мне не надо было больше работать по ночам, но по выходным я все ещё брал заказы – это было неплохой прибавкой к моему теперешнему доходу, но в то же время не мешало основной моей работе.

Я начал общаться с несколькими людьми в офисе, но не мог сказать, что у меня появились друзья. Я не любил разговоры у кофемашины, не обедал со всеми, и не очень часто выходил из своего кабинета.

Пару раз за день ко мне обязательно заходил Гай, чтобы что-нибудь спросить или рассказать. Один час в день мне читали небольшой вводный курс по основам администрации и учили новым навыкам, чтобы я мог в свободное время заниматься и другими обязанностями. Пока что такого времени ещё не находилось, но я не особо протестовал.

Тот злобный шеф, которого я увидел на рабочем интервью, почти не появлялся. Как-то раз он вызвал меня и выместил на мне все свое плохое настроение. Не знаю, какой реакции он ожидал – может, моих слёз, но я просто дождался конца его отповеди, кивая в нужных местах.

– Будьте осторожны, Розенберг, иначе мигом вылетите отсюда. Я бы на вашем месте очень сильно задумался над своим поведением и начал бы работать над собой, или же вас ожидают очень неприятные последствия.

– Я понимаю. Спасибо, я учту – сказал я учтиво. Наверное, если бы я на самом деле дорожил этой работой, его слова ранили бы меня сильнее. Но я до сих пор относился к ней как чему-то временному, по принципу: легко пришло, легко ушло.

Кроме того, ещё кое-что не давало мне почувствовать себя комфортно: понимание, что Гай откровенно ухаживает за мной, как старомодно и смешно это бы ни звучало.

Он все-таки смог убедить меня, что нам обоим будет удобнее ездить на работу на одной машине и теперь мы поочередно подвозили друг друга туда и обратно.

К его чести, могу сказать, что он был удобным попутчиком: не мучал меня светскими беседами по утрам или разговорами о работе по дороге домой.

Порой мы не обменивались и парой слов за всю поездку, но мне это молчание было не в тягость. Иногда он что-нибудь рассказывал, но это тоже меня не напрягало: он знал, когда, как и о чем говорить.

Во время обеденного перерыва он иногда шел пообедать со мной, и я понимал, что другим это могло не понравиться – субординацию ещё никто не отменял. Поэтому старался под любым предлогом отнекаться от его компании. Он, казалось, даже не думал на это обижаться.

Лишь однажды он спросил меня, когда мы ехали вечером с работы:

– У тебя кто-то есть?

– Нет никого – покачал я головой.

– Иначе я подумал бы, что ты давно и прочно женат – сказал он со смешком. – уж очень ревностно охраняешь свою личную жизнь.

Я улыбнулся:

– Не женат, и ты это знаешь – видел мой паспорт во время подписывания договора.

– Ну, еще можно предложить наличие ревнивой девушки или парня – логично заметил он.

– Я живу со своим родственником. Дедом – ответил я, помедлив.

Он повернул ко мне голову.

– Он не разрешает тебе приводить в гости друзей?

Я помолчал, пытаясь вспомнить, когда в последний раз оперировал такими понятиями, как «друзья» и «пригласить в гости». Слишком давно.

Гай неправильно понял мое колебание.

– Если боишься своего деда, то можем пойти ко мне – предложил он.

– Ты же говорил, что романы между сотрудниками невозможны – не удержался я, уже, впрочем, зная его ответ.

– Я говорил о романе? – удивился он. – просто приглашаю тебя в гости, вот и все.

Я задумался.

Почему я так сопротивлялся его вниманию?

Сам не знаю.

Он был из тех, на кого заглядываются и женщины и мужчины. Высокий, харизматичный, прирожденный лидер.

Я даже не думал сравнивать его с Маджидом – они были в абсолютно разных весовых категориях. Маджид был интеллектуалом с острым умом и языком. Гай – я пока еще не знал, в какую категорию его занести.

Командир.

Только вот все, что напоминало об армии, отдавалось во мне сейчас болью и стыдом.

Я понял, что мы давно уже подъехали к моему дому, а я сижу и пялюсь в ветровое стекло. Хорошо хоть, что не на водителя.

Тот меня не торопил, ждал.

– Пошли лучше посидим в баре – сказал я.

– Уже прогресс – одобрительно сказал он, припарковывая машину.

Я мысленно согласился с ним. Немыслимый прогресс.

Мы не спеша дошли до нашего обычного бара, уселись за барной стойкой, заказали по пиву.

– Хотел тебе сказать, да все забывал: у меня ведь скоро день рождения – сообщил Гай, отсалютовав мне стаканом и отпил из него.

– Поздравляю – ответил я, гадая, зачем он мне это сообщает.

– Приглашаю всех друзей с работы и ещё будет пара моих родственников. Ты тоже приглашен, разумеется.

– Я никогда не слышал, чтобы дни рождения совмещали с корпоративами – удивился я.

– Обычно нет – согласился он – но у нас грядут большие перемены, твой «любимый» шеф уходит. Это хорошая новость, но я не знаю, как на нее отреагирует большинство сотрудников.

– Поэтому решил всех отвлечь? – понимающе сказал я.

– Да. И ещё – я займу его место.

– О, мои поздравления – я был искренне рад за него. Такие, как он, всегда стремятся на самый верх.

– Спасибо. И ещё, вишенка на торте: мое место займет мой брат.

– Брат? В фирме допускают подобный непотизм? – я не поверил.

– Компания создавалась как семейное дело. Сейчас в это трудно поверить, глядя на ее размеры, я знаю. Но пара лазеек осталась, так что…

У него везде есть пара лазеек, подумал я. Не удивлюсь, если однажды мы увидим его в кресле премьер-министра.

– Так что не строй никаких планов на четверг – заключил он. – будем праздновать в американском баре на набережной.

– Спасибо за приглашение – ответил я и отпил от своего пива.

Мы сидели недолго – завтра был рабочий день, так что засиживаться не хотелось.

Допив и расплатившись, мы вышли наружу и, разговаривая, дошли до моего подъезда – дом Гая был дальше вниз по улице. Он протянул мне руку, секунду держал мою ладонь в своей, а потом быстрым движением почти что дёрнул к себе. Я ожидал чего-то подобного, и его поцелуй не застал меня врасплох.

Черт с ним, подумал я. Черт со мной, черт с дедом и с… Нет, не черт с Маджидом. Но я устал себя наказывать. Пусть будет поцелуй. А дальше – посмотрим по обстоятельствам.

Поцелуй был долгим, но потом он отстранился.

– Продолжим в следующий раз? – спросил Гай негромко.

Я откашлялся – иначе наверняка пискнул бы что-то совсем несолидным голосом.

– Да. Увидимся завтра.

– Спокойной ночи – на миг он задержал мою ладонь, потом отпустил.

– Спокойной ночи – ответил я.

Дед сидел за столом и читал газету.

– Как прошел вечер? – спросил он, не глядя на меня.

– Как обычно – ответил я.

– Ари звонил – сказал дед. Ари – это мой отец.

– Что хотел в этот раз? – спросил я.

– Спрашивал, не хочу ли я переселиться в дом престарелых.

Я замер. Это что ещё за новости. Я никогда не думал, что отец начнет действовать столь радикально.

– А ты… хочешь? – спросил я.

– А ты? – спросил он в ответ.

– Я – нет. Не могу понять, зачем это ему нужно.

– Наверное, он думает, что как только я отсюда съеду, ты сразу приведешь сюда свою будущую жену – усмехнулся он.

Я покачал головой.

– Не уезжай, Яков.

– Даже так? – он удивился. Я почти никогда его так не называл, но сейчас…

– Я позвоню отцу – сказал я.

– Не обращай на него внимания – ответил дед – я не собираюсь никуда переезжать. Ещё не хватало напороться там на кого-то знакомого. Или проболтаться во сне при соседях.

Я представил себе эту возможность и вздрогнул. Нет, он будет жить здесь до самой своей смерти.

Дед похлопал меня по плечу.

– Не волнуйся за меня.

Я кивнул. Вспомнил о приглашении Гая.

– В четверг иду на корпоратив – сказал небрежно.

– Рад слышать – отозвался он. Я подумал, что он уже давно не говорил мне своего любимого «хватит страдать». Может, я наконец начал оправдывать его ожидания.

– Я постараюсь не задерживаться – начал я, но он меня прервал.

– Лучше уж бы ты не пришел ночевать, Миха. Тебе не семнадцать, и у нас нет комендантского часа.

– Хорошо, я постараюсь – сказал я, снимая майку, чтобы пойти купаться.

– Будем надеяться. Ладно, я пошел спать. Спокойной ночи.

– И тебе – я кинул одежду в корзину с для стирки и пошел в ванную. Мне ещё предстояло придумать, что подарить шефу.

****

Вопрос с подарком решался просто – на работе все просто скинулись деньгами и секретарша купила что-то на свой вкус, я даже не вникал.

Неделя закончилась быстро. В семь часов вечера в четверг я выключил компьютер и вышел из своего кабинета.

Гай помахал мне из дверей своего кабинета.

– Иди сюда, мы поедем вместе.

– А что насчёт шефа? – спросил я тихо, чтобы никто не услышал.

– Он сообщит всем сам, сегодня. Это будет вторым тостом.

– Он сам не рад этому?

– С чего бы это? – удивился он – ещё как рад. Он переходит в другую компанию на более высокую должность.

– Зелиг – раздался голос шефа позади, и Гай обернулся. Тот на самом деле выглядел оживлённее, чем обычно.

– С днём рождения. Я буду недолго, полюбуюсь на твоего заместителя и на этом закончим – сообщил он.

– Нет проблем, Ашер – улыбнулся Гай.

Шеф (бывший, ура!) даже не взглянул на меня и унесся своей обычной рысью.

Гай посмотрел на меня.

– Убери эту довольную улыбку, а то мне неудобно перед боссом – усмехнулся он.

Я поспешно сделал серьезное лицо.

Он кивнул.

– Другие рады не меньше твоего. Но все равно, будем сдержаннее.

Я бывал не раз в баре, где устраивалось мероприятие. Не могу сказать, что так уж любил это место. Но до него было легко добраться и выбор алкоголя там был больше, чем в других местах в городе.

Когда мы добрались до адреса, половина приглашенных уже была внутри, некоторые украдкой курили, хоть официально в барах курить было запрещено.

К Гаю подбежала секретарша, которая явно питала к нему теплые чувства. Видно было, что она очень хочет его обнять, но сдерживается.

– С днём рождения, Гайчук! – сказала она, сияя.

– Спасибо, Нета – ответил он тепло.

– Привет, Миха – сказала она мне.

– Привет. Хорошо выглядишь – сказал я.

– Спасибо – ей было приятно, но было бы приятнее, если бы это слова шли от Гая.

Мы втроём зашли в зал, Гая шумно приветствовали. Он благодарил и улыбался своей фирменной улыбкой, которая мало кого оставляла равнодушным.