Текст книги "Монсеньор (СИ)"

Автор книги: Jeddy N.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

  Наконец, уже ближе к вечеру, папа Иннокентий отпустил посланцев, назначив назавтра заседание коллегии для обсуждения и утверждения договора. Папские секретари бросились оповещать кардиналов, а гости, выйдя из комнаты, направились в отведенные для них покои. Я пристроился немного позади, чтобы иметь возможность наблюдать за ними; Николо Барди, сопровождаемый папским слугой, добрался до своей комнаты, а немного погодя оттуда вышел парнишка лет шестнадцати, торопливо засовывая под колет лист пергамента.

  Нужно было срочно на что-то решиться: посланник не особенно торопился, но и задерживаться у дверей он явно не собирался. Из ниши, в которой я спрятался, коридор просматривался полностью, и он, на мое счастье, был пуст, если не считать парня с епископской запиской. Оставалось лишь дождаться, пока посланник пройдет мимо меня, оглушить его сзади ударом по шее, обыскать, забрать письмо (а может быть, несколько писем) и втащить мальчишку в эту самую нишу. Вряд ли за портьерой кто-то сможет разглядеть его, пока он не придет в себя. Я притаился в своем укрытии, чтобы привести свой план в исполнение. Парень не спеша пошел по направлению ко мне, с любопытством озираясь по сторонам: похоже, роскошь папского дворца произвела на него должное впечатление. Он выглядывал в окна, ощупывал бархат портьер и таращил глаза на кованые львиные лапы на стенах, в которые были воткнуты факелы.

  Я подобрался, готовясь прыгнуть вперед, и в этот момент он отдернул полог, закрывавший мою нишу. Оторопев, я подался назад, он, заметив меня, тоже отступил, округлив глаза от неожиданности.

  – Что это ты тут делаешь? – растерянно пробормотал он. – Я чуть не упал со страху.

  – Папа не любит, когда охрана расхаживает по дворцу в открытую, – нашелся я. – Вот и приходится быть незаметным.

  – Ух ты! Выходит, ты папский охранник?

  Я кивнул, решив немного приврать. Паренек осмотрел меня с головы до ног, задержав взгляд на мече и кинжалах, затем улыбнулся. У него была приятная открытая улыбка человека, не способного лгать. Широко расставленные синие глаза смотрели со смуглого лица дерзко и весело. Мягкие золотистые кудри придавали ему какую-то одухотворенную красоту, мало вязавшуюся с его простоватыми манерами.

  – Я почему-то думал, что папу охраняют монахи.

  – Я похож на монаха? – поинтересовался я.

  – Если честно, нисколько. – Он быстро скользнул в нишу, задернув за собой портьеру, и вдруг схватил меня за руку. – Послушай, если ты не монах...

  Я пожал плечами и усмехнулся.

  – Скажи-ка, папа хорошо платит своим охранникам?

  – Неплохо, на мой взгляд. Какое тебе до этого дело?

  – А вот мой хозяин, епископ Барди, скупердяй, каких поискать, и совсем не платит слугам вроде меня, так что когда им нужны деньги, они оказываются в сложном положении. Смекаешь, о чем я?

  Вот оно что, подумал я, кажется, малец вымогает у меня деньги. Что ж, разумеется, у меня было с собой немного мелочи и даже одна серебряная монета, но отдавать их ему в мои планы не входило.

  – Разумеется, я не рассчитываю получить это даром, – сказал он, подходя ко мне ближе и внезапно прижимаясь ко мне. Его руки легли на мои бедра. – Если хочешь, я могу тебе отсосать.

  – Что?! – Я запнулся, ошарашенный не столько самим предложением, сколько формой, в которой оно было сделано.

  – Тише, не дергайся. Даже если ты занимаешься этим только с девушками, я сделаю так, что тебе будет очень хорошо, и ты не пожалеешь. – Задрав подол моей рубашки, он уже возился с завязками штанов, время от времени проводя пальцами по моей ширинке.

  Черт возьми. Опираясь на стену, я как в полусне наблюдал, как мальчишка, опустившись на колени, ловко вытаскивает мой член и водит по нему пальцами от основания до головки, пробуждая его к жизни.

  – Меня научили этому, пока мы плыли на корабле в Византию, – шептал он, глядя на меня снизу вверх и продолжая свои быстрые ласки. – Очень трудно обходиться без женщин целый месяц, знаешь ли. Я тогда знал совсем мало, мне было только четырнадцать, когда мои приятели показали мне, чем мальчики могут заняться на досуге.

  – И тебе понравилось? – спросил я, чувствуя, как во мне пробуждается желание.

  – Еще как. – Он наклонился и коснулся горячим языком моей восставшей плоти. – Мне этого не хватает теперь... Ну же, ты почти готов. Видишь, тебе тоже нравится, правда?

  Я вынужден был признать его правоту. Мой мужской орган говорил об этом лучше любых слов. Парень знал свое дело. Он ласкал меня так изощренно, что уже через минуту я сжал его плечи, наблюдая, как его губы ритмично двигаются, и чувствуя влажный жар его горла, принимающего меня в себя. Его пальцы играли с моими яичками. Мне действительно было хорошо, как он и обещал. Никогда прежде у меня не было подобных ощущений. Едва сдерживая стоны наслаждения, я двигался вместе с ним, стараясь не слишком глубоко проникать в него, чтобы он не задохнулся. Он сунул руку себе в штаны и вытащил собственный член, прямой, длинный и тонкий, с поблескивающей алой головкой. Не отрываясь от меня, он стал ласкать себя самого, и это почему-то невероятно подхлестнуло мое желание. Через несколько мгновений я понял, что конец близок, и тут же излился, заставив мальчишку судорожно глотать, почти захлебываясь. Он выпил меня до капли, неотрывно глядя на мое склонившееся лицо, а потом всего несколькими лихорадочными движениями руки выбросил из своего органа бледные струи семени. Корчась у моих ног в сладостных судорогах, он уцепился за ножны моего меча, словно утопающий за брошенную ему веревку.

  – Вот и все, – прошептал он, тяжело дыша, и закрыл глаза.

  Я осторожно протянул руку и вытащил у него из-за пазухи лист пергамента. Это было так просто, что даже не верилось. Он ничего не почувствовал и не сделал попытки мне помешать. Его тело все еще вздрагивало, дыхание было быстрым и глубоким.

  – Вот твои деньги, – сказал я, положив перед ним на пол серебро и слегка удивившись собственной щедрости. – Ты их заслуживаешь.

  Он поднял взгляд на меня, накрыл ладонью монету и счастливо улыбнулся. Приведя в порядок одежду и спрятав письмо на груди, я вышел в коридор. Все сложилось удачнее, чем я рассчитывал. Следовало поторопиться, монсеньор, вероятно, уже ждал меня.

  Едва завернув за угол восточной галереи, я увидел его, прохаживающегося вдоль коридора со сложенными за спиной руками. Мы едва обменялись взглядами, и он все понял. Когда я с ним поравнялся, он тихо прошептал:

  – Не здесь, – и направился впереди меня к лестнице, ведущей в залу.

  В коридоре было еще несколько человек, спешивших по своим делам: секретари и слуги, а также троица монахов-цистерцианцев, горячо споривших о чем-то у окна. Спустившись в залу, монсеньор Савелли вышел в нижний коридор, затем поднялся по лестнице в западное крыло дворца, где находилась комната, отведенная для него в папском дворце. Там он уселся в кресло у стола и положил перед собой чистый лист тонкого пергамента. Я почтительно остановился за его спиной.

  – Итак... Он писал кому-нибудь? – спросил кардинал, не поворачивая головы.

  – Да, монсеньор. Письмо у меня.

  – Хорошо. – Я протянул ему письмо, он быстро пробежал его глазами и усмехнулся. – Лучше, чем я ожидал. Следующий ход за мной. Что с посыльным? Ты убил его?

  – Нет, монсеньор.

  Он помолчал, потом задал очередной вопрос:

  – Куда он нес письмо епископа Барди?

  – Это мне неизвестно. Судя по всему, куда-то в город, – добавил я, вспомнив, как парень жаловался на нехватку денег.

  Кардинал задумался на минуту, потом вернул мне письмо.

  – Найди посыльного и отдай ему это. Пусть думает, что выронил его по дороге. Но прежде отправляйся к епископу Барди и отнеси ему мое приглашение.

  Он быстро написал несколько фраз на лежащем перед ним пергаменте своим четким прямым почерком, сложил листок и протянул мне.

  – Час еще не поздний, я хотел бы пригласить его к себе во дворец отужинать и развлечься.

  Я взял письмо из рук монсеньора, и он чуть задержал свои пальцы на моем запястье.

  – Не тревожься, Джованни. Он согласится. Дождись его ответа и убедись, что он приказал готовить выезд, только после этого найди посыльного и верни ему письмо.

  – А если он не согласится?

  Кардинал посмотрел на меня; по его губам зазмеилась нехорошая усмешка.

  – Он согласится.

  Монсеньор был знатоком человеческих душ. Когда я явился к епископу Барди с посланием, то застал его читающим объемистую книгу, лежащую перед ним на столе. Похоже было, что чтение мало занимало его, потому что он тотчас же приказал впустить меня и поинтересовался, какое у меня дело. Прочитав письмо моего господина, он на мгновение задумался, потом закрыл книгу и обратился ко мне:

  – Монсеньор Савелли приглашает меня на ужин?

  Я почтительно подтвердил, что мой хозяин просит его составить ему компанию нынешним вечером и ждет его решения, чтобы сопровождать его в свой дворец.

  – Почту за честь. – Епископ слегка улыбнулся и закрыл книгу, потом подошел к окну и выглянул во двор. – О твоем господине ходят легенды, как о самом богатом из римских кардиналов. Это верно, что у него во дворце полно разных диковин?

  Я пожал плечами. Епископ Барди усмехнулся, видимо, сочтя меня за деревенщину, и, позвав слугу, велел готовить карету для выезда.

  – Передай кардиналу Савелли, что я готов последовать за ним, как только заложат лошадей, – сказал он мне. – Он найдет меня в нижнем холле.

  Поклонившись, я вышел, удивляясь, что епископ согласился на приглашение с такой легкостью. Гадать о причинах было некогда; едва покинув епископские комнаты, я за ближайшим углом лицом к лицу столкнулся с парнишкой-посланником. Его лицо было бледным и растерянным, золотистые локоны в беспорядке взъерошены.

  – А, проклятье, – прошипел я, налетев на него и едва успев схватить за руку, чтобы удержать от падения. – Смотри, куда идешь.

  Он поднял на меня несчастные глаза.

  – Мне не надо было тратить на тебя время, – сказал он. – Теперь он убьет меня...

  – Кто? Твой хозяин? – Хмыкнув, я вытащил епископское письмо и показал ему. – Не это ли ты ищешь, мальчик?

  Его глаза радостно округлились.

  – Черт! – Он выхватил у меня сложенный листок и торопливо сунул за пазуху. – Где ты его нашел?

  – Подобрал в коридоре, после того, когда ты...

  – Спасибо.

  – Нельзя быть таким ротозеем, если служишь духовной особе, – наставительно сказал я. Он сжал мою руку, его зрачки расширились.

  – Я не мог удержаться, – прошептал он. – Когда я тебя увидел, то перестал соображать... Ты очень красивый. А еще мне действительно были нужны деньги...

  Я деланно усмехнулся.

  – Ты не только развратник, но еще и мот. Ну скажи, зачем тебе деньги, когда твой хозяин одевает и кормит тебя, и невесты у тебя нет...

  Он замялся.

  – Я должен был отдать эту записку одному человеку в гостинице "Золотая подкова", а это приличное место, там отличное вино и публика не чета пропойцам в грязных городских трактирах. Мне не хотелось, чтобы меня считали простым мальчишкой на побегушках.

  – Понятно. Ты хотел напиться, а потом найти кого-нибудь, кто не остался бы равнодушным к твоей красоте, и провести ночь в объятиях какого-нибудь аристократа...

  Мой тон, казалось, оскорбил его.

  – Ты говоришь, как злобный августинец, – сказал он, повернулся и пошел прочь, не оглядываясь.

  Я готов был рассмеяться. Мальчишка действительно вел себя как дешевая шлюха, он был достоин лишь презрения, но я никак не мог понять, как я-то сам попался в его сети. Надо было сразу двинуть его по голове и просто забрать письмо, и теперь не пришлось бы терзаться угрызениями совести.

  По дороге во дворец кардинала Савелли я следовал за каретой, в которой мой господин и епископ Барди ехали вдвоем, и за двумя епископскими слугами, сопровождавшими своего хозяина как молчаливые тени. Оседланного коня кардинала мне было приказано вести в поводу, и меня больше заботило вверенное моему попечению благородное животное, чем что-либо еще, пусть даже мои личные переживания.

  Прибыв ко дворцу, хозяин и гость направились к парадному входу, а я пошел отдавать распоряжения конюшим, а затем последовал на кухню, чтобы чего-нибудь пожевать. Надо сказать, я порядком проголодался и слышал, как яростно бурчит в моем пустом животе.

  Повариха налила мне миску горячей мясной похлебки с луком, положила рядом каравай только что испеченного хлеба и небольшую головку сыра. Я принялся уписывать угощение, рассказывая изумленно охающим поварам о роскоши папского дворца и о французском епископе, одетом как воин.

  – Эти люди приехали из-за моря, – важно сказал виночерпий Морицио, выходя из кладовой с тяжелым бочонком на плече. – Только что хозяин приказал накрывать стол к ужину и подавать самое лучшее вино. С ним приехал епископ, настоящий щеголь: чистенький, аккуратный, по всему видать, богач. Из венецианцев, я думаю.

  – Угадал, – кивнул я. – Епископ Барди.

  – Барди! – поморщился Морицио. – Уж не родня ли он знаменитым флорентийским купчикам Барди? Тогда он, должно быть, богаче самого папы!

  – Совсем не обязательно, – сказала повариха. – Он ведь не торговец, а епископ.

  – Какая разница. Ладно, а ты что думаешь, Джованни?

  – Не знаю. Он, конечно, богат, но скуп и тщеславен.

  – Почему?

  – У него хватает наглости претендовать на трон Константинопольского патриарха.

  Послышались удивленные возгласы.

  – Ого! И папа его одобряет?

  Я пожал плечами.

  – Какое мне дело? Да и вам тоже, коли на то пошло. Иди, Морицио, сегодня тебя ждет работа.

  На кухне началась возня, загремели кастрюли, повара проворно подбрасывали в очаг дров, поворачивали мясо на вертелах, мешали в котлах длинными лопатками; обо мне вскоре забыли. Я спокойно ел, наблюдая за священнодействиями поварихи, вытаскивающей из печи ароматные пироги и ловко сметающей их в широкое блюдо.

  Уже встав из-за стола, я заметил в дверях кухни кардинала Савелли собственной персоной. Лицо монсеньора было напряженным, губы сурово сжаты. Он что-то быстро сказал старшему повару, потом заметил меня и махнул мне рукой, подзывая к себе.

  – Джованни, – сказал он, когда мы вышли из шумной, жарко натопленной кухни в коридор, – ты должен будешь еще послужить мне сегодня вечером.

  – Я готов, монсеньор.

  Мы медленно пошли по коридору. Свернув в боковой проход, ведущий в гостевую залу, кардинал остановился и повернулся ко мне.

  – Джованни. – Он придвинулся ближе, его бедра коснулись моих. Я невольно подался ему навстречу, пытаясь прижаться к нему, но он легко отстранился, удержав меня рукой. – Не время. Сначала ты выполнишь то, о чем я попрошу.

  Я коротко кивнул, глядя ему в глаза.

  – Хорошо. Разыщи управляющего и передай ему, что я хочу, чтобы за ужином гостю прислуживали Доната и Эвлалия.

  – Да, монсеньор.

  Он пристально изучал мое лицо, потом проговорил:

  – И еще та малышка, что разносит цветы.

  – Франческа? – оторопело пробормотал я.

  – Да, кажется. Очаровательное дитя, не правда ли?

  – Монсеньор, она не умеет прислуживать за столом...

  – Это и не потребуется. Пусть она принесет побольше живых цветов для украшения залы. – Он едва заметно усмехнулся, и в моей душе зародилась тревога.

  – Я мог бы сам...

  – Нет. Я хочу, чтобы это сделала именно Франческа.

  – Но...

  Он размахнулся и резко ударил меня ладонью по лицу, а потом схватил за плечи и вдруг прижался губами к моим губам. Задохнувшись, я вцепился в него, отвечая на поцелуй, пока он с силой не оттолкнул меня к стене.

  – Я не желаю, чтобы ты мне возражал, – сказал он почти ровным голосом.

  – Да, монсеньор, – прошептал я, склонив голову, чтобы не выдать охвативших меня чувств. – Доната, Эвлалия и Франческа.

  – Верно. Позови Риккардо и еще троих гвардейцев повыше и покрепче, чтобы они стояли на страже во время ужина. Слуг епископа вели разоружить, вечером они должны покинуть залу и отправиться в отведенную для них комнату.

  – А что насчет меня, монсеньор?

  Он протянул руку и слегка коснулся пальцами моей щеки.

  – Ты понадобишься мне. Приходи в большую гостиную на втором этаже, в конце южной галереи. Стой у дверей, пока я не позову тебя.

  Я молча поклонился; повернувшись, он направился в парадную залу, оставив меня одного в полутьме коридора. Мое сердце готово было выскочить из груди: я понимал, что кардинал не случайно выбрал прислуживать гостю самых красивых девушек, на которых и сам я не раз засматривался. Особенно хороша была Эвлалия – стройная, гибкая девушка с высокой грудью и изящными руками. Ее нежное лицо было аристократически совершенным, локоны цвета меда сбегали на плечи из-под маленького вышитого чепца, синие выразительные глаза обрамляли густые ресницы. Разговаривала она медленно и тихо, отчего казалась не принадлежащей миру обычных людей. Эвлалия с легкостью могла бы пленить любого мужчину и сознавала это; ее переливчатый смех заставлял терять голову не только молодых гвардейцев, но даже старика-столяра. Я не знал, с кем она делит ложе, но был уверен, что ей редко приходится спать в одиночестве, а потому считал себя не достойным ее внимания.

  Мне не пришлось долго разыскивать управляющего – он распоряжался на кухне, торопя слуг накрывать стол для почетного гостя и распекая повара за подгоревшее, как ему казалось, жаркое. Когда я подошел и передал ему просьбу кардинала, он пожал плечами:

  – Что ж, для гостя самое лучшее. На таких красавиц приятно смотреть. Франческа, правда, не слишком опытна, да что с нее взять, сущий ребенок... Ну, Джованни, ступай, я все сделаю, как положено.

  Я нерешительно переминался с ноги на ногу.

  – А... девушки только будут прислуживать за ужином?

  – Ну разумеется. Не думаешь же ты, что епископ их... В общем, он духовное лицо, и вряд ли станет нарушать обет. Но даже если станет, троих ему многовато.

  Он расхохотался и дружески хлопнул меня по плечу. Я пошел искать Риккардо, нимало не успокоенный словами управляющего, скорее даже наоборот, встревоженный еще больше.

  Мне не пришлось присутствовать во время ужина. Какое-то время я стоял в коридоре, ожидая, когда появятся девушки. Когда Доната и Эвлалия прошли мимо меня, я невольно отметил, что обе они были одеты наряднее, чем обычно. Доната, высокая пышногрудая красавица с дерзкими зелеными глазами и смешливым чувственным ртом, поправила выбившуюся из высокой прически прядь каштановых с медным отливом волос и посмотрела на меня с выражением легкого презрения. Ее грудь была открыта сильнее, чем это позволяли приличия, и я поспешно отвел глаза. Эвлалия скользнула по мне взглядом и грациозно проплыла мимо, задев мои ноги подолом своего платья.

  Они вошли в залу, и я тут же забыл о них, захваченный мыслями о Франческе. Она должна была вскоре появиться, если не хотела вызвать недовольство хозяина, и верно – очень скоро я увидел ее, бегущую по коридору с корзиной цветов в руках. По-видимому, она только что была в саду, торопясь собрать лучшие цветы; ее щечки раскраснелись, как маки, темные кудряшки в беспорядке рассыпались по плечам, глаза возбужденно сияли. Она показалась мне прекрасной, и мое сердце заныло.

  – Джованни! – Франческа подбежала ко мне, широко улыбаясь, и быстро чмокнула в щеку. – Ты только представь, у нашего монсеньора Савелли сегодня гость из самого Константинополя, и меня позвали, чтобы принести цветы для украшения стола! Ах, как хорошо, что монсеньор вспомнил обо мне! И еще я должна буду прислуживать за ужином. Меня никогда раньше об этом не просили, я так волнуюсь!

  – Франческа, – проговорил я, пытаясь поймать ее маленькую ладошку. Мне хотелось сказать ей, что я беспокоюсь за нее, предупредить, чтобы она держалась с гостем почтительно и не позволяла ему прикасаться к ней или грубо шутить... Но я глупо молчал, а она продолжала щебетать, восторгаясь возможностью прислуживать константинопольскому аристократу.

  – Мне надо спешить, – сказала она наконец с легким сожалением, как бы извиняясь. – Я обязательно расскажу тебе обо всем завтра прямо с утра.

  Я смотрел, как она уходит, прижимая к себе корзинку с поздними розами. Ее маленькая фигурка казалась совсем детской в высоком проеме залитой светом залы. Мимо меня сновали слуги, едва не толкая меня и ругаясь сквозь зубы, а я все стоял, не в силах уйти, разрываясь между желанием нарушить приказание монсеньора и войти в залу и страхом нарушить собственные планы кардинала. В конце концов, я заставил себя подняться по лестнице в южную галерею.

  Ветер гулял под каменными сводами, уже по-зимнему холодный, пахнущий дымом и влажной землей. Солнце садилось, путаясь в кронах сосен и кипарисов, огромный сад погружался в синие таинственные тени. Во дворе зажигались факелы, и вскоре внизу подо мной десятки алых огоньков сновали взад и вперед, как деловитые светляки. Вечерний холод остудил мое пылающее лицо, успокоил и привел в порядок мысли.

  Что я возомнил себе, насмешливо подумал я. Допустим, епископ Барди выглядит вполне нормальным мужчиной, но не значит же это, будто он приехал к кардиналу Савелли, чтобы поразвлечься с женщинами! Только полный кретин станет заниматься этим под боком у папы, так и сана недолго лишиться. Ничего нет ужасного в том, что монсеньор позвал прислуживать за столом самых красивых девушек во дворце: пусть епископ видит, что кардинал не только богат, но и имеет хороший вкус. Всегда приятно видеть рядом хорошеньких девушек, а не грубых уродливых стариков-слуг. Девушки – такое же украшение ужина, как и живые цветы... Тут я снова подумал о Франческе и помрачнел.

  В большой гостиной уже растопили камин. Огонь весело потрескивал, и возле решетки были аккуратно сложены толстые сосновые поленья. Две служанки расстелили на каменном полу медвежьи шкуры, подаренные монсеньору одним английским дворянином, задрапировали портьерами просторный альков, в котором помещалась большая кровать, поправили покрывала и тщательно задернули тяжелые бархатные занавеси на окнах, чтобы сохранить тепло. Пришел мальчишка с кухни, неся поднос с фруктами, сластями и вином, ловко разложил на столе снедь, расставил вокруг кувшина тонкие глиняные кубки и удалился. Пока они суетились, я вытащил из сундука розовые свечи, поставил их в канделябры и стал медленно зажигать одну за другой, пока гостиная не наполнилась мягким золотистым светом. Служанки ушли; я вышел в коридор вслед за ними и стал прохаживаться перед дверью, ожидая возвращения монсеньора и его гостя.

  Спустя, как мне показалось, несколько часов, в дальнем конце галереи послышались голоса. Встав у двери гостиной, я различил голос епископа, несколько более громкий, чем мне помнилось, и легкий девичий смех, а потом и увидел их, идущих прямо ко мне – монсеньора Савелли, епископа Барди и трех девушек.

  Франческа была среди них. Было заметно, что она чувствует себя неловко и хочет уйти, но должна оставаться, пока монсеньор не скажет, что она свободна. Епископ Барди смеялся и одной рукой обнимал за талию Донату. Мой господин сохранял серьезность, улыбаясь только в те мгновения, когда епископ смотрел на него. Я перехватил его взгляд – это был взгляд человека, решившегося на отчаянный поступок.

  – Здесь нам будет удобнее, – произнес кардинал, открывая дверь в гостиную и пропуская гостя вперед. – Входите, Николо, располагайтесь.

  – Вы живете лучше самого папы, Ченчо, – засмеялся епископ. – Что касается ваших милых крошек, я, право, думаю, что во всей империи не найдется равных им по красоте.

  Он потянул за собой Донату, и она, смеясь, почти упала на него. Он подхватил ее и прижал к себе – так грубо и жадно, что у меня захватило дух. Эвлалия и Франческа вошли следом, монсеньор шел последним. Прежде чем войти в гостиную, он остановился и посмотрел на меня.

  – Я позову тебя, Джованни. – Его взгляд был пронзителен и холоден, как лезвие кинжала. – Будь здесь и не позволяй никому слоняться поблизости.

  Я смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова. Мой язык присох к гортани от охватившего меня внезапного страха перед этим человеком. Он медленно улыбнулся одними губами и прошел мимо меня в комнату. Дверь закрылась, я остался в одиночестве, прислушиваясь к приглушенным звукам, доносившимся из гостиной, но вскоре понял, что много не услышу: говорили очень тихо. Время тянулось медленно, я стал нервно прохаживаться взад-вперед, чтобы немного размять усталые ноги. Никто не появлялся в коридоре, кроме факельщика, пришедшего заменить догоревший факел. Он издалека кивнул мне, я сделал ему знак уходить, и он удалился. Голоса во дворе затихали; наступила ночь. В стрельчатые высокие окна галереи заглядывала бледная луна, ее мертвящий свет порождал среди деревьев сада причудливые тени. Задумавшись, я смотрел на танцующее пламя факела на стене напротив.

  Внезапно в гостиной послышались быстрые шаги, приближающиеся к двери. Я напрягся. Вышла Доната, сразу закрыв за собой дверь, так что я не смог заглянуть внутрь. Щеки девушки раскраснелись, волосы в беспорядке разметались по плечам. Обеими руками она тщетно пыталась придержать на груди расходящееся платье. Я успел разглядеть большой коричневый сосок ее левой груди и почувствовал неловкость и острое возбуждение.

  – Доната, – пробормотал я, – что случилось?

  Она одарила меня насмешливым взглядом.

  – Этот епископ не мужчина, а настоящий зверь, – сказала она хриплым голосом. – Уж поверь мне, он знает, как доставить женщине удовольствие.

  – Он... – я не мог продолжать.

  – Тебя это удивляет? Он совсем не похож на нашего хозяина. – Она наклонилась ко мне ближе, и я уловил запах вина в ее горячем дыхании. – Не знаю, богу или сатане продал душу наш монсеньор Савелли, только он действительно не прикасается к женщинам и соблюдает свой обет. Бедняга... А ты как полагаешь, стоит ли сутана таких мучений? Ведь сдерживать плоть – это мучения, тебе не кажется?

  Она погладила меня по щеке, потом скользнула пальцами по груди, по животу и ниже, остановив руку у меня между ног.

  – Ох, Джованни!..

  – Оставь меня в покое, нас могут увидеть.

  – Как жаль! – промурлыкала она. – Ты такой робкий. Я могла бы научить тебя кое-чему...

  – Почему ты не осталась в гостиной?

  – Монсеньор Савелли велел мне уходить.

  – Тогда уходи, – сказал я как можно строже.

  Она улыбнулась и направилась к лестнице, покачивая бедрами. В ужасе я понял, что она совершенно пьяна и готова лечь с любым мужчиной, который ее пожелает. Я не мог представить себе, что две девушки, оставшиеся в комнате с монсеньором и епископом Барди, точно в таком же состоянии. Франческа, моя Франческа... Рванувшись к двери, я уже взялся за ручку, чтобы ворваться в гостиную и убедиться, что ничего страшного не происходит, и тут дверь распахнулась сама. На пороге стоял монсеньор Савелли, и в его глазах была непроглядная тьма. За его спиной в комнате раздавались мягкие влажные звуки и тихий смех. Я отшатнулся, но его сильные пальцы тисками сжали мое запястье.

  – Джованни, – прошептал он.

  Мгновение мы молча смотрели друг на друга, потом он плотно закрыл дверь и шагнул ко мне.

  – Монсеньор, я должен знать, – в отчаянии пролепетал я.

  – Что ты хочешь знать?

  – Франческа... она...

  – Рано или поздно это случается со всеми девушками, – ровным голосом сказал он, и мое сердце наполнилось ледяным ужасом. – Что тебе до нее?

  – Монсеньор, она лучшая девушка в Риме, она... – у меня не хватало слов, голос сорвался.

  – Иди за мной. – Он повернулся и пошел к следующей двери, где была небольшая комната с камином, смежная с гостиной. Войдя в комнату, он указал мне на небольшую нишу с отверстием в стене. Трепеща, я заглянул в отверстие.

  В гостиной на ложе в алькове обнявшись, лежали две девушки – Эвлалия и Франческа. Епископ Барди сидел в кресле, наблюдая за ними с похотливой улыбкой, и пил вино. Он был обнажен; его бледное рыхлое тело, покрытое густыми курчавыми волосами, производило отталкивающее впечатление. Девушки на кровати тоже были раздеты; Эвлалия, устроившись рядом с лежащей на спине Франческой, целовала ее в губы, одной рукой лаская ее маленькую грудь, а другой проводя между ее полусогнутых ног. Франческа слегка обнимала Эвлалию за шею, откликаясь на ее ласки; ее гибкое тело подрагивало, нетерпеливо выгибаясь в такт движениям руки Эвлалии.

  Я судорожно вздохнул. То, что делали девушки, намного превосходило обычные невинные игры подруг. Это казалось невозможным, невероятным... Я готов был поклясться, что Эвлалия делала это не впервые, но для Франчески все было ново. Не в силах оторваться от потрясающего зрелища, я смотрел, как Эвлалия опускается на Франческу сверху, а та разводит колени и обвивает ее талию ногами; они двигались вместе, и Франческа стонала, когда губы Эвлалии захватывали ее маленькие острые соски. Я не мог бы сказать, какая из девушек была прекраснее – утонченная Эвлалия, с фигурой античной богини и сливочно-белой кожей, или маленькая Франческа, смуглая и тоненькая, как ребенок. Они двигались все быстрее, Франческа уже вскрикивала, не в силах сдержать подступающее удовольствие, и тут епископ, поднявшись, подошел к ним и сел на ложе, накрыв рукой руку Эвлалии.

  – Вижу, наша малютка девственница уже почти готова кончить, – услышал я его слова. – Пора ей познакомиться и с мужчиной, а?

  Он положил руку на свой торчащий толстый член. Эвлалия с неудовольствием отодвинулась, и епископ запустил пальцы в промежность Франчески. Девушка вскрикнула и испуганно сжала колени.

  – Успокойся, дитя, – сказал епископ, наклоняясь над ней. – Я не хочу тебе зла.

  – Вы хотите сделать со мной то же, что с Донатой? – Глаза Франчески наполнились слезами.

  – Ты же видела, что ей это понравилось. Мужчины и женщины делают это, чтобы получить удовольствие, недоступное детям. Ты ведь не хочешь всю жизнь оставаться ребенком? Ты хочешь испытать наслаждение, когда мужчина соединится с тобой?

  Франческа всхлипнула, беспомощно съежившись на ложе.

  – У вас такой большой... Вы ведь можете меня поранить.

  – Я постараюсь сделать все быстро. Твоя подружка хорошо тебя подготовила, – он снова провел ладонью между ногами Франчески и быстро облизал пальцы. – О, какое чудо! Не упрямься, красавица моя. Ну, ложись.

  Эвлалия, улыбнувшись, мягко уложила Франческу и стала страстно целовать ее. Я видел, как их языки сплетаются в быстрой изощренной игре. Епископ лег на Франческу сверху, опираясь на руки; его огромный орган уперся ей в низ живота. Он опустился, помогая себе рукой, между бедрами девушки, и я услышал крик боли, слетевший с губ Франчески.

  – Нет, нет! – кричала она. – О Боже, как больно! Не надо, монсеньор!