Текст книги "...и зелень глаз (СИ)"

Дорожная пыль поднималась непроглядным облаком и медленно оседала. На плечах, ладонях, волосах, грязной одежде. Всякий раз, когда проезжала повозка, Линн зажимала нос, чтобы не чихнуть. Она представляла это игрой.

«Если чихнёшь, то ты проиграла. Если удержишься, то проиграла повозка», – подбадривала Линн себя и сестру, что прижималась к ней сзади.

У неё были такие же большие серые глаза, как у самой Линн. На чумазом лице они сияли как две луны и особенно ярко, когда Линн рассказывала что-нибудь интересное или приносила краюху хлеба.

Сколько они уже скитаются так? Неделю? Месяц? Как давно они жили с бабушкой и мамой в маленькой деревне? Чем прогневали богов, что неведомая болезнь вошла в их дом, проникла сквозь закрытые ставни?

Первой не стало бабушки. Мать Линн и Милы постоянно была с ней и велела сёстрам не подходить. Они играли на улице. Рассказали обо всём соседским детям, а те своим родителям. Вскоре Линн и Милу тоже стали сторониться, обходить их дом, запрещали детям играть с ними.

Вскоре слегла и мама, но запретила Линн приближаться. Прогоняла дочерей от себя. И однажды просто не проснулась.

Вся деревня слышала надрывный плач двух сестёр. Линн хотела похоронить мать и бабушку, но была слаба, чтобы вынести их и выкопать могилы. Попросила соседей. Но соседи вместо лопаты принесли к дому факел.

Мила плакала, умоляла не убивать их дом и маму, и бабушку. Линн обнимала, держала её, чтобы Мила не бросилась за мёртвыми в огонь. Дом сгорел, развалились почерневшие сваи, оранжевые искры тлели на углях и вскоре погасли под холодным дождём.

Никто не пустил сестёр к себе. Боялись, что девочки принесут заразу в их дома. Одна добрая душа оставила сёстрам на пороге узелок с хлебом и водой в дорогу. Только дорога была в никуда.

Они шли и шли, и шли. Ни одна повозка не остановилась перед ними. Ни одного дома на пути не встретилось. Может, Линн шла не в ту сторону? Она никогда не покидала пределов родной деревни. Мила уставала всё больше. Еда и вода быстро закончились. Но нужно было идти. Это всё, что Линн знала. Утонуть в тяжёлых мыслях ей не давала маленькая ладонь в её руке.

Когда кто-то ехал навстречу, то Линн падала ниц и вытягивала руки для милостыни. Никто не остановился.

Сёстры не были больны. Мать уберегла их, но голод убивал не хуже болезни.

– Сестра, я хочу есть, – стонала Мила.

Она слабела с каждым часом, больше не могла идти. Теребила маленькими ладонями подол платья, на котором мама когда-то вышила цветы. Сейчас платье, её руки, лицо покрывала грязь и пыль. Только глаза смотрели чисто и жалобно, как доверчивый щенок. Сердце Линн разрывалось, а боль скручивала голодный живот.

Но однажды всё изменилось. Дорожная пыль снова поднялась облаком. Линн закашлялась, а Мила заплакала, и кто-то остановился.

То была не повозка. Карета! Такая красивая! В окне мужская ладонь в перчатке отодвинула шторку. Линн набралась храбрости и подошла.

– Господин, у вас не найдётся еды? Моя сестра голодна.

Зелёные глаза пристально смотрели на неё. Линн однажды видела в траве змею такого же оттенка. Они пугали и манили. Линн изобразила неуклюжий реверанс и протянула вперёд сложенные ладошки.

– Пожалуйста, господин. Моей сестре нужна еда. Я для вас всё сделаю. Всё…

Мужчина в карете что-то сказал в другую сторону. Линн запомнила только, как он махнул рукой, и красивую ткань его камзола – изумрудную, как его глаза.

Их с сестрой посадили на лошадей позади стражников в одинаковых мундирах. Привезли в красивый дом, вымыли и накормили. За это Линн покорно ждала, что у неё попросят. Но попросили вовсе не того, что она ожидала. Ей приказали учиться, а затем спустя четыре года работать не где-нибудь, а во дворце!

В тот миг Линн готова была ради своего благодетеля на всё.

«Я вернусь, сестра. Заработаю много монет, и мы построим свой большой и красивый дом. Или останемся здесь, если нам разрешат. Наш благодетель очень хороший. Он не заставил меня платить. Я только помогу ему и вернусь».

Лишь одного Линн боялась. Смерти. Смерть не позволит ей вернуться. Смерть заберёт всё, как бабушку и маму. Смерть оставит Милу одну. Но ведь Линн тогда набралась храбрости подойти к карете? Она должна быть смелой, чтобы помогать благодетелю, и тогда он защитит её от смерти снова.

– Молю, господин! Я не хочу возвращаться туда.

– Не хочешь? Знаешь, почему я подобрал вас с сестрой?

Линн помотала головой. Раньше она думала, что Генрих Уриен был всего лишь добр и спас от смерти двух сирот. Но всё добро разбилось, как осколки зеркала, от одного его слова:

– Дворняжки.

– А?

– Проще подобрать голодающую дворняжку и бросить ей кость, тогда она будет верна до гроба. Чем взять породистую суку, кормить её деликатесами, а она всё равно может укусить твою руку. Только вот беда: дворняжка, отъевшись, может вообразить себя породистой и начать воротить нос. Не начинай Линн. Помни, кому ты обязана жизнью. Не только своей, но и сестры. Одно моё слово – и она снова окажется на улице голодающей дворняжкой, а ты её больше не увидишь. Ты хочешь этого?

– Нет!

– Тогда исполняй приказ. Я дал тебе право на жизнь и взамен требую преданности. Ты была дитём, но согласилась со всеми условиями. Так не смей предавать меня сейчас. Мне нужны твои глаза и уши, и нет времени учить для этого кого-то другого. Иди к королеве и останься при ней любой ценой. Говори ей, что хочешь. Сочини любую историю. И никогда не смей возражать мне».

Колесо наехало на камень, и карету тряхануло. Линн проснулась. Свет тусклого дня проникал через окно. Напротив Линн сидела, расправив широкую юбку, королева и отрешённо смотрела на пролетающие на скорости виды.

– Плохой сон? – спросила она, не глядя на Линн.

Служанка хотела что-то ответить, но королева подняла ладонь и указала на прикрытое окошко позади Линн, за которым сидел кучер.

Вот оно что. За королевой всегда следят, всегда слушают, что она говорит и с кем.

– Нет-нет, королева. Простите, – сказала Линн погромче.

«Меньше говори, больше слушай», – велел когда-то канцлер. Сколько ещё людей, подобно Линн, он держит в своих руках, и сколькие служат ему добровольно?

Если бы канцлер не угрожал Миле, Линн продолжала бы считать его самым благородным человеком в мире. Как же легко приручить «дворняжку».

Карета остановилась. Стражник королевы открыл дверцу и сообщил, что король пожелал устроить привал.

– Пойдём. Разомнём ноги. Путь неблизкий, – сказала деловито Микая.

Линн покорно последовала за ней. Они встали посреди широкой дороги. По левую сторону скрипела ветками роща, по правую виднелись далёкие домики и дым печных труб. Ветер доносил слабый запах домашнего скота: то ли со стороны деревни и пастбищ с овцами и коровами, то ли с конца процессии, где за обозами гнали быков. Позади виднелась длинная вереница людей, лошадей, телег и повозок.

Слуги короля начали расставлять шатры, раскладывать столы и стулья, разводить костры для готовки.

Королева проходила мимо, и все оставляли дела, чтобы поприветствовать её поклоном. К королю она не пошла, а просто гуляла по разворачивавшемуся лагерю. Даже свою стражу отпустила отдыхать. Одна Линн покорно шла за ней как хвостик.

– Так что тебе снилось? – спросила Микая, когда вокруг не осталось любопытных ушей.

– Семья.

– Мне тоже иногда моя снится, – заметила королева, и это был первый раз, когда она заговорила со служанкой о личном.

Линн поджала губы и смотрела на простор перед собой, как вольный ветер колышет зелёное море травы и шуршит в кронах деревьев. Шумная столица осталась далеко позади.

– Не бойся. Я сдержу слово, – словно угадала её мысли королева. – Но за пределами Этерны я мало что могу. Смешно, да? Королева целой страны без власти.

– Это… грустно.

– Я успела послать весть. Возможно, когда мы вернёмся, твоя проблема будет решена. Не спеши благодарить. Возможно, ничего не получится. Такое тоже может произойти.

– Когда мы вернёмся… Ваше Величество?

– Не знаю. Неожиданно соседний Норсленд развязал войну. Неожиданно король решил сам в ней поучаствовать. Неожиданно он взял с собой королеву. Слишком много неожиданностей, чтобы строить планы.

Линн видела, что Её Величество не рада приказу короля, но его не смог остановить даже канцлер. В конце концов, королеве пришлось подчиниться и последовать к линии фронта вместе с войсками и самим королём, где его уже ожидал главнокомандующий генерал. И всё же Микая не теряла присутствия духа.

«Пока канцлер стережёт столицу, словно коршун своё гнездо, воспользуемся ситуацией по-своему», – обронила она перед отъездом.

После признания Линн и своего обещания королева вдруг начала говорить намного откровеннее. Если бы Линн была преданна канцлеру как прежде, то непременно бы передала ему этот разговор. Он всё ещё ждёт от служанки повиновения. Велел по-прежнему докладывать обо всём, даже указал человека, через которого нужно слать ему письма.

Ещё можно… ещё можно вернуться к канцлеру. Забыть о разговоре с королевой. Предать её. Она не простит. Убьёт. Но что если Линн просто поменяла одно чудовище на другое? Что если Мила снова окажется заложницей, но уже другой стороны? Ещё можно вернуться…

Королева вопросительно посмотрела на служанку. Внезапное молчание её удивило.

– А… в Золотых полях правда есть золото? – глупо спросила Линн, чтобы нарушить тишину.

Микая даже рассмеялась.

– Нет там золота. Географии тебя не учили, да?

Линн в ответ виновато пожала плечами, раньше её мир не был так велик.

– Золотыми их назвали из-за пшеницы. По осени это бескрайние поля колосков.

– Я видела одну карту, но…

– На некоторых старых картах эта местность называется Черноречье. Из-за реки с чёрной галькой. Хах, неважно. Зачем тебе это знать?

– Но зачем-то её же захватили? – замявшись, спросила Линн, вспоминая уроки в поместье канцлера и истории о древних королях и войнах.

Странно, но время учёбы Линн помнила как вполне счастливое, и Мила была рядом с ней. О, сколько вопросов задавали сёстры. Смотритель библиотеки вздыхал, что им это не надо, но всё же терпеливо рассказывал и ворчал, что юным оруженосцам бы такое рвение. Линн на миг будто снова оказалась в том времени. И вопрос сам сорвался с губ. На удивление королева так же терпеливо ответила:

– Из-за полей захватили. Половина зерна в Адаманте оттуда. Солёные острова поставляют нам морепродукты, соль и жемчуг в обмен на хлеб. Тебе это что, интересно?

– Да.

Королева искренне удивилась и усмехнулась вдаль.

– Поистине любопытно.

– Моя госпожа… – замялась Линн и оглянулась назад.

Все слуги и стражники по-прежнему суетились позади, каждый занятый своим делом. Воины, что шли вместе с ними из столицы и пополняли ряды по мере продвижения на север, расположились вокруг дымящихся костров. Никто не слышал одинокую королеву и её служанку.

Других женщин в их процессии не было. На войне утехи запрещены. Королеву защитит её стража и статус. Линн может не защитить никто, и потому она решила держаться как можно ближе к госпоже. Так было безопаснее… и опаснее всего.

– В чём дело?

– Я хотела спросить… простите, если случайно оскорблю вас по незнанию…

– Говори.

– Что случилось с Кэти?

Этот вопрос волновал Линн с первого дня её службы. Она не могла забыть тот список и кляксу рядом с именем бывшей служанки королевы. Если королева начала быть с Линн искренней, то должна сказать правду и об этом.

– Кэти? Не имению представления, что с ней.

– Как? Разве вы её не…

– Убила? И такие слухи ходят. Их распускаю не я, но иногда использую, чтобы отваживать соглядатаев. А ты всему веришь, да?

– Нет, простите…

– Кэти, как и ты, шпионила за мной для канцлера. Не ты первая, кого он использует таким образом. Кэти хоть и из простых, но была неплохо обучена, писала красивым почерком, словно дворянка. Очень способная… и хитрая. Могла улыбаться в лицо, а за спиной доносить. Я даже не подозревала её, пока не услышала всё своими ушами.

– Что с ней случилось?

– Я не терплю предательств и предателей рядом с собой. Избила ли я её, как говорят слухи? Да, дала несколько пощёчин. Обвинила в воровстве? Да, мне нужен был повод, чтобы выставить её вон. Убила? Нет. Лишь прогнала и больше не видела. Не представляю, что с ней стало за «воровство» у королевы, и как Кэти объяснила свой провал канцлеру. Да мне и безразлично. Таков был урок для неё и для всех, кто находится рядом со мной.

Линн, сглотнув, кивнула. Урок. Её уроком стал яд. Говорят, королева жестока и безжалостна, и это не было полностью ложью. Своих врагов она не щадила. Но Линн пожалела. За правду. Правда стала ключом к состраданию женщины по имени Микая Валдис. Но истинно ли оно?

«Оставайся со мной, Линн. Я научу тебя выживать. Взамен… я прошу лишь преданности. Никогда не лги мне».

========== Глава 19. Лагерь ==========

Окончание пути встретило пением труб. Музыканты в свите короля возвещали всем вокруг: прибыл монарх. Процессия с резвой рыси перешла на размеренный шаг, лошади важно выхаживали, подчёркивая стать своих ездоков. Пешие солдаты выстроились ровными линиями и шагали в ногу. Повозки с припасами и предметами быта спрятались в конце процессии.

Король Арчивальд прибыл в военный лагерь верхом на белом длинногривом коне. Привёл одну пятую всех солдат армии генерала Брейгона и чувствовал себя победителем.

И лагерь ему вторил. Солдаты выстроились в длинные шеренги, тянущиеся вдаль, и отдавали честь по мере приближения короля. Их тёмные стёганые куртки и серые кольчуги издалека почти сливались с землёй и, казалось, что в лагере неведомой силой шумят и двигаются сами земляные насыпи.

Рыцари к прибытию процессии облачились в доспехи и сели на коней, чтобы продемонстрировать королю его армию. Они выстроились серо-серебряной рекой вдоль дороги и ударяли кулаками в металлические нагрудники, поднимали вверх копья. Цветные знамёна на древках трепетали, как волны моря.

Оруженосцы стояли за своими рыцарями, их яркие капюшоны расцвечивали общую мозаику одеяний. Среди них было много мальчишек из простых – единственная доступная им возможность подняться в сословие повыше и со временем стать рыцарями… если оценят.

Хотя оруженосцами служили и те, кто уже принадлежал к знатному роду, но не имел прав на наследство. Младшие сыновья и племянники лордов нередко стремились обрести богатство самостоятельно через дела военные. И таких людей сразу можно было признать по одежде: они носили кожаные приталенные жилеты поверх дублетов и добротное оружие – нередко подарок младшему сыну от отца. Сейчас они все задрали головы и с восхищением смотрели на проезжающих всадников и, возможно, представляли своё будущее.

Слуги в серых и коричневых рубахах теснились позади воинов. Все они преклонили колени и опустили головы, хотя кто-то любопытный порой и поднимал свою, чтобы хоть краем глаза увидеть в просветах между людьми и лошадьми потрясающую процессию.

Поле расцвело шатрами разных форм и размеров, знамёнами и гербами, дымными струйками сотни костров. За цепью выстроенных по окружности обозов виднелись особенно большие палатки. Там устроили командную ставку, жили генерал и командиры отрядов с оруженосцами, хранились стратегические ресурсы.

Остальной лагерь раскинулся за пределами этого кольца, словно выплеснулся наружу из тесноты. Кое-где возвели деревянные дозорные башни, хотя в округе не росло ни одного деревца. Всё это приходилось доставлять из ближайших лесов. Порой после военного конфликта от красивейших рощ Адаманта оставались голые пеньки.

Сейчас война только началась, и ветер доносил запахи реки, земли, дыма, лошадей и… крови.

Вчера ночью генерал предпринял вылазку на тот берег. Неудачно. Солдаты Норсленда хорошо стерегли единственный мост и берега Чёрной реки. Вчера вода в ней окрасилась в алый, а течение понесло к морю тела. Оставшиеся в живых стонали в лекарских шатрах и вокруг них, пока им перевязывали раны.

Прибытие подмоги солдаты восприняли как знак надежды, но она сама и подмога оказались не очень-то велики. Сюда уже стянули большую часть той армии, что стерегла северо-восточные рубежи на границе с Валенсом. Столица и земли вокруг неё прислали не так много солдат.

Гонец сообщил, что с подмогой приедет сам король, и для его огромного шатра заранее освободили место в сердце лагеря, даже пришлось раздвигать цепь обозов и выстраивать её шире.

Там возвели тряпичный дворец с шестью опорными шестами, где была входная зона и маленькое пространство для личных слуг. Наружные стены вытканы серыми и чёрными нитками под рисунок каменных зубчатых стен и башен с красной черепицей, в изображениях амбразур – настоящие прорези, чтобы впустить в шатёр немного света.

Внутри разложили всё убранство, к какому король привык в дворцовый покоях. В главной комнате обложенный подушками стоял диван в окружении трёх пуфов. Рядом шахматный столик с фигурами искусной работы, но это скорее для вида, потому что куда чаще король любил играть в кости. Письменный стол с деревянными розами и лилиями на ножках представлял собой произведение искусства и украшал убранство. На столешнице чернильница из горного хрусталя, перья и ровная стопка бумаг и географических карт. К столу приставили мягкое кресло с узорной спинкой и подушкой.

За плотным пологом большая кровать, где бы поместилось по меньшей мере три человека. На маленьком столике у кровати вазочка со сладким миндалём и серебряный кувшин с вином. По шатру расставлены несколько жаровен, у одной из них поставили ванну из меди. Возле тряпичных стен деревянные и кованые сундуки с одеждой. На полу ковёр из медвежьей шкуры.

Единственное, что намекало в этом убранстве на военное время, это доспехи на стойке. Покрытые гладкой жёлто-голубой эмалью они отражали свет свечей. Застёжки на ремнях отсвечивали золотом. На латном воротнике отчеканены коронованные горы Канвальдов. Со шлема свисал длинный синий плюмаж.

Арчивальд был всем этим доволен и так раскидывался словами о величии армии Адаманта, словно бросал в толпу нищих монеты. Несомненно, он имел в виду, что привёл это величие с собой, а до того его тут не водилось.

Впрочем, некоторые ему верили. Не каждый день удаётся так близко увидеть короля Адаманта. Для приграничных земель смена власти прошла практически незаметно. Простые солдаты равнодушно восприняли весть о новом правителе. Волновало только, что в нём мало Благословенной крови, но всё же лучше, чем ничего. Именно в эту легенду простой люд верил больше, чем в конкретного короля на троне.

Иные солдаты поверили, что раз король прибыл проливать свою Благословенную кровь вместе с ними, то боги встанут на их сторону.

Только в Норсленде верили в других богов. Их светочами в небе были боги-близнецы, которые слились воедино и породили мир. В честь них названы два озера, меж которых стоит столица Ифана. В норслендских легендах эти озёра олицетворяют божьи глаза. Когда вода в сезон дождей выходит из берегов, их боги плачут. От этих преданий произошло и название самого большого озера на границе земель Адаманта, Норсленда и Валенса – Сердце мира.

Впрочем, признание этого имени всеми остальными королевствами не означало признание веры в Близнецов. У Адаманта существовали свои легенды, а Валенс и Элидар признавали богов природы. Реки, деревья и земли вокруг – у каждого природного явления у них имелся свой бог: будь то бог дождя, урожая, лесов, огня или ветра.

Сколько случилось войн в попытках доказать, чьи боги сильнее. Сейчас для того, чтобы начать убивать друг друга, годились и менее возвышенные причины.

Микая ступила с каретной подножки на притоптанную траву. Ветер тут же ударил ей в лицо запахом реки и влагой.

На далёком противоположном берегу, если напрячь зрение, виднелись крохотные цветные пятна норслендских шатров и частокол. Лагеря двух армий разделяли река и поля, что по осени должны стать золотыми.

«Наверняка крестьяне из-за войны даже засеять всё не успели. Солдаты вытопчут их поля, и тогда жди голода», – грустно подумала Микая. Кто ещё об этом станет беспокоиться? Точно не король, который приехал поиграть в солдатики.

Микая видела, как к нему подошёл человек со статью бывалого воина и склонил голову. Затем что-то говорил, но Арчивальд отмахнулся и отправился объезжать лагерь на коне.

Подойдя к воину ближе, королева разглядела на тёмно-зелёной гербовой накидке поверх доспехов вышивку – золотой сокол. Дворянин и генерал Брейгон Ретигерн. Он оказался не таким гигантом, как представляла по слухам Микая, но довольно широким в груди и плечах. Коротко стриженные волосы на голове поредели, на квадратной челюсти седели прежде чёрные усы и маленькая борода с короткими бакенбардами. Кожа на обветренном лице местами обвисла, щёки впали, но синие глаза смотрели по-прежнему живо и молодо. Он стоял в доспехах, готовый встречать и короля, и неприятеля. За пояс заткнута булава с четырьмя гранями и заострённой шишкой.

Микая знала, что Брейгон – последний в знатном роду Ретигернов по мужской линии. Его младшая сестра вышла замуж за наследника рода Флорент и живёт далеко за пределами столицы.

Сам Брейгон посвятил себя солдатской жизни и так и не женился. Хотя в молодости был помолвлен. Семья подыскала ему хорошую партию из видного рода в столице, чему, как говорят, сам Брейгон был не очень рад. Тогда внезапно вспыхнула война с Норслендом, и Брейгон будучи недавно посвящённым в рыцари отправился с армией. И пока он воевал, семье невесты надоело ждать. В солдатских кругах болтают, что Брейгон любит смеяться за кружкой пива, что надо было отправить Норсленду послание с благодарностью.

Таким его и знали подчинённые. Дворяне же признавали его благородное происхождение и отзывались о нём уважительно, хотя вряд ли бы предложили породниться.

– Лорд Брейгон.

Генерал передёрнул плечами и обернулся. При виде идущей к нему королевы недовольный взгляд сменился на церемониально почтительный. Брейгон вежливо склонил голову.

– Ваше Величество. Мне докладывали, что с королём приедете и вы.

Он явно хотел добавить: «Непонятно зачем», – но промолчал.

– Таково было желание короля. Постараюсь не слишком отвлекать вас и ваших солдат, лорд Брейгон, – ответила Микая, но генерал снова дёрнул плечом. – Что-то не так?

– Нечасто меня величают лордом, Ваше Величество, – признался он.

– Но ведь это ваш титул.

– Мне хватит генерала, если позволите.

Микая ответила только: «Хм». И кивнула. Незаносчивость командиру армии к лицу. Наверняка и накидку с гербом он носит не как принадлежность к знатному роду, а как личный символ… и чтобы быть узнаваемым среди всех разномастных доспехов в армии.

– Я видела, вы разговаривали с королём. Какая обстановка, генерал?

– Не считая того, что мы проморгали армию Норсленда у себя под носом и потеряли самый плодородный край? Да ещё и позволили им разрушить западный мост и прервать сообщение с торговым Колосом? Дела вполне сносно.

– И как же так вышло? – глубокомысленно заметила королева.

Её знаний в географии и экономике хватало, чтобы понять, что ситуация скверная. А король думал о том же, когда отмахнулся от генерала?

– Пока мы были сосредоточены на границе с Валенсом, Норсленд тихо захватил охранную башню, и никто в Адаманте ни о чём не узнал, пока они не подошли к реке. Поразительно, как Норсленду это удалось без шума.

– Разве Валенс нам угрожал?

– Внешне нет, но поверьте моему опыту, королева, эти лисы неспроста до сих пор не отдали и пяди земли ни Норсленду, ни Элидару. С ними нужно ухо востро. Мне пришлось оставить часть армии у северо-восточных границ и прийти сюда. Меньше всего я ожидал прыти от Норсленда.

– Сто лет назад это была их земля. Очевидно, они хотят вернуть богатый край.

– Двадцать пять лет назад пытались. Видать, забыли, чем это кончилось.

– Вы участвовали в той битве?

– Участвовал. Эх, «Золотые поля»… впору называть их Алыми. Колосья растут на красной от крови земле, а человечьи кишки – их удобрение.

Микая шумно выдохнула, представив эти вещи воочию. Брейгон извинился:

– Просите, королева. С солдатской жизнью растерял чувство такта и правила этикета с леди.

– Генерал Брейгон, я бы хотела осмотреть лагерь. Выделите мне в сопровождение человека, достойного доверия.

Брейгон кивнул и крикнул кому-то вдалеке.

– Лиай! Подойди.

К ним обернулся молодой воин в тонкой рубашке с закатанными рукавами. Он передал тренировочное копьё товарищу, надел на ходу кожаную куртку, не запахнув её, и подошёл на зов.

Он имел удивительно честный и простодушный вид. На раздвоенном подбородке начинала отрастать щетина, на высокий лоб сосульками падала неровная тёмно-русая чёлка. На овальном загорелом лице светились ореховые почти по-щенячьи преданные глаза, но лишь когда Лиай смотрел на Брейгона. На всех других этот взгляд потухал и делался молчаливым.

– Ваше Величество, это сир Адам Лиай – командует сотней. Лиай, покажи леди Микае лагерь.

Рыцарь без вопросов поклонился и жестом пригласил королеву проследовать вместе с ним. Стёганка не скрыла запаха пота после тренировки. Лицо лоснилось от влаги. Вероятно, Брейгон так привык к местным ароматам и позабыл этикет, что совсем не обратил внимания, в каком виде предоставил провожатого для королевы.

Впрочем, Микая узнала, что хотела: этому человеку Брейгон доверяет. Адам Лиай – рыцарь, сотник. Возрастом он был не старше Микаи, а может, и чуть младше. Если он дослужился до сотника, то должен был воевать ещё с юных лет.

До семнадцатилетнего возраста мальчишек не берут в солдаты или на другую полноценную работу, но с пятнадцати они могут официально помогать как оруженосцы или подмастерья и получать за это плату.

– Как давно вы в армии, сир Адам?

Он удивлённо повернулся к Микае, явно не ожидая вопроса о себе. Взгляд больше не горел, а сделался сосредоточенным и серьёзным.

– В пятнадцать лет мне посчастливилось стать оруженосцем генерала Брейгона, – сдержанно ответил Адам.

«Так и думала».

– А потом?

– Генерал отметил мои успехи в сражении и повысил.

– Брейгон всегда называет вас по фамилии?

– Это генерал дал мне фамилию, когда посвятил в рыцари, Ваше Величество. Как раз перед этой войной. С тех пор и зовёт. До этого я был просто «Адам из Бри». Это деревенька в лесу недалеко от границ с Валенсом. Для меня большая честь, что генерал оказал мне доверие. Смотрите, вон там у нас стрельбище и тренируются лучники.

Микая услышала множественный свист тетивы раньше, чем увидела. С десяток стрел воткнулось в соломенные чучела с нарисованной на мешках мишенью вместо головы. Выстрелившие отступили, их место заняла следующая линия лучников, а затем и третья. Обстрел проходил непрерывно, стрелы утыкали чучела как иголки – дикобраза, пока стрелять стало уже некуда. Часть стрел торчало из частокола позади – промахи.

– Сколько в армии лучников?

– Четыре отряда. В каждом по пятьдесят лучников и командир над ними.

– А у вас?

– Сотня пеших мечников и копейщиков.

Железный ответ, как по уставу. Для деревенского паренька Адам совсем не испытывал неловкости в присутствии королевы. Сколь искреннее выражение лица у него читалось при взгляде на Брейгона, столь подчёркнуто официальное было сейчас. Словно надел маску. Аристократкам при дворе он бы понравился… и наверняка какая-нибудь ловкая «лисица» затащила бы простодушного молодого человека к себе в спальню.

В Адаманте рыцарем мог стать любой воин, если его сочтут достойным, но рыцарство не передавалось по наследству. Посвящённый в рыцари получал доспехи, хорошее оружие, отряд в подчинение, если необходимо, дом, но не мог передать титул сыновьям. Если несколько поколений семьи заслуживали рыцарство, то могли обратиться к королю и Совету с просьбой закрепить наследственное дворянство.

Многие семьи в Этерне так и возвысились. А после гибели всей Благословенной крови стали основным цветом аристократии.

Микая наблюдала, смотрела, оценивала всех, кто перед ней. Она бросала фразы и подмечала, как люди реагируют, что отвечают, как меняется их настроение. Вовсе не сам лагерь был ей нужен. Микая видела в этом шанс узнать больше об армии… и чтобы армия узнала её.

Адам провёл её мимо складов с провиантом. Кроме сотни быков, которых уже определили в загон к остальному скоту, двух сотен кур, гусей и кроликов, сюда привезли ещё тысячу мер зерна, сотни бочек с солониной, горохом, солёной рыбой и бобами, кувшины с маслом, ящики с дикими яблоками, репой, луком, морковью и капустой, горшки с мёдом, мешки с мукой, ржаным хлебом и солью, сушёные грибы, каштаны и орехи, а ещё сотню голов сыра.

Если война не затянется на месяцы, то пропитания хватит на сытую жизнь. Но если Адамант в ближайшие недели не вернёт себе Золотые поля, то через год он не увидит столько зерна.

Микая и Адам прошли мимо генеральского шатра из некрашеного сукна. Если бы не караул возле него и пояснения провожатого, то Микая не догадалась бы искать там титулованного человека.

В противовес этому жилища рыцарей из знатных семейств пестрили яркими красками. На цветных шатрах и возле них виднелось несколько семейных гербов. Мало кто из наследственных дворян служил в регулярной армии, обычно они приводили отряды со своих земель по указу короля. На регулярной же службе состояли пасынки, бастарды или младшие сыновья. Они поступали в распоряжение более знатного господина, заслуживали свой титул и только затем получали отряд.

– Кто живёт там?

Микая указала на шатёр, возле которого караулил солдат. Рядом был воткнут шест с бордовым знаменем, на котором в волнистых складках угадывался белый конь, взвившийся на дыбы.

– Сир Стефан Риир. Второй сын лорда – простите, забыл его имя – Риира, – без эмоций отозвался Адам, и Микая многозначительно кивнула.