Текст книги "Отражение в тебе (СИ)"

Автор книги: ИВАНКА

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Ну всё, пустите его!– не выдержала Лиса, но от неё отмахнулись, как от мухи. Девчонка зло скрипнула зубами и на время затихла.

– Так и где твой папаша больше всего обретался?– ухмыльнулся отец лучшего друга.

– Подите к чёрту.

Ещё один тычок. Ещё один волдырь.

– Ишь, упрямый,– восхищённо проворчал кто-то.

– В кабинете он вечно торчал!– не выдержала Лиса.– Вход из гостиной.

– Знаем, где,– ухмыльнулся допрашивающий.

Поднял угрюмо насупившегося Яра за ворот рубашки и, не обращая внимания на попытки освободиться или хотя бы лягнуть, поволок в гостиную.– Фифу тоже прихватите.

– Эй, пустите меня!– завопила уже Лиса, клацая раскладным телефоном. Её перекинули через плечо и поволокли следом.

Сгрузили в кабинете отца, разбитом ещё сильнее, чем комната Матвея. Книжный шкаф здесь был разобран едва ли не по дощечкам, книги даже не раскиданы – порваны, и листья валяются по полу вперемешку с листьями со старой лохматой пальмы у двери, закрывая собой затоптанный грязной обувью ковёр. Дубовый стол разгромлен, ящики вывернуты вместе с содержимым.

– Что вы здесь искали?

Лиса мрачно зыркнула на парня. Тот попытался встать, но Сашкин отец грубо, хотя и беззлобно, ткнул кулаком под ребро, чтоб не рыпался.

– Твой папочка оставил здесь кое-что,– сказала она.– А Никифорову это покоя не даёт. Уж очень он не любит свои игрушки у других оставлять.

Значит, это от Никифорова родитель сбежал. И сюда паутину забросил, паучара… Впрочем, он мог и догадаться – сам какое-то время к Тамаре артефакты таскал, подобные тем, что красовались раньше в гостиной.

Мужики покряхтели над тяжеленным столом из морёного дуба, кое-как сдвинули на несколько сантиметров и бросили эту затею. Яр злорадно ухмыльнулся – сдвинуть такую махину без того, чтобы не развязать пупок, невозможно.

– А ты здесь при чём? Ты же даже на этого паука не работаешь.

Лиса поцокала языком.

– Кто ж от Никифорова-то уйдёт? Да ещё и по своей воле? Ну да, Матвей потребовал, чтобы ноги моей больше в «Кедре» не было, вот наш босс меня и запихнул в закрома,– окинула комнату и своих спутников брезгливым взглядом,– на подобную работёнку.

Яр зло раздул ноздри, когда один из мужиков подцепил железной рогулиной доску из пола и рванул на себя.

– Наивный ты,– беззлобно поддела она.– Слишком наивный. Я теперь понимаю, почему Матвей над тобой так трясётся. Даже к нам за деньгами пришёл, когда узнал, что ты в больнице лежишь. Я тогда навязалась и вместе с ним к тебе полетела.

– Когда?

– После аварии. Ты был без сознания, наверно, поэтому не знаешь. Матвей к тебе в тот же день на самолёте примчался. Но там мужик какой-то был, вроде бы друг вашей мамы. Сказал, что ты ничего не знаешь о близнеце и твоей ударенной голове сейчас только этого ещё и не хватало для полного счастья. Ты б тогда Матвея видал,– Лиса присела рядом, рассеянно наблюдая за тем, как мужики срывают в кабинете доски.– Серый, страшный. Если до этого он меня рядом с собой терпел, потому что его распирало от радости скорой встречи, то по дороге обратно меня он, кажется, вообще не замечал. Да… Я ещё тогда подумала, что он на тебя как-то ненормально реагирует…

– Так вот зачем ему нужны были деньги?!

– Угу. Тогда Никифоров его, считай, и поймал. Несколько дней довольный кудахтал.

– Эй, вы…– обладатель синяка безкультурно плюнул под ноги Яру,– хватит трепаться. У нас там вроде бы что-то есть.

Лиса вскочила, подбежала к замершим с другой стороны стола мужчинам, удовлетворённо крякнула.

– Всё, парни, отпускаем этого и по домам. А я – отзваниваться шефу.

– Стоять!– На плечо подымающегося Яра легла широкая ладонь.– Куда намылился?

– Вы чего?– не поняла Лиса.– Всё, закончили.

– Слуш, краля, ваш Никифоров как сказал?– мирно прогудел третий, до этого не подававший голос.– Чтоб без свидетелей.

– Вы… вы обалдели, да?– даже осипла девушка, отступая к Яру, и неуверенно прикрывая его собой.

– Ты давай, это… не бушуй,– всё так же мирно попросил мужик.– Он же обязательно побежит к ментам или ещё куда… да хоть брательнику своему расскажет – видал я, как тот на днях чуть череп Коляну не раскроил. Все деньги на того бычару поставил, продулся подчистую.

– Яр сам на Никифорова работает,– почти истерично взвыла девчонка.

– Угу, и именно поэтому он попросил выкурить хозяев из квартиры и тихо её обшарить,– хохотнул Сашкин папочка.– Брысь с дороги!

Разговоры закончились, но переходить к делу мужики не торопились. Обступили жмущуюся к Яру девушку, неуверенно похрустывая кулаками.

Всё произошло слишком быстро, чтобы даже сообразить. Один всё-таки ринулся вперёд с явным намерением то ли откинуть девчонку, чтоб не мешала, то ли пришибить и её тоже. А Яр в последний момент отпихнул её в сторону и что есть силы бахнул нападающего стулом – грубо, вкладывая в удар всю силу, не метя куда-то конкретно, а просто, чтобы сбить с ног. Бах! У Сашкиного отца подкосились ноги, глаза рванули под лоб и он мешком осел к ногам ошалевших дружков. От волос по лбу потянулась алая нитка крови.

«За Сашку,– злорадно подумал Яр.– И за Барселону»…

– Ах ты ж дрянь?!– возмущённо и неверяще взвыл бандит с синяком под глазом. Яр замахнулся опять – уже чтобы защититься, но крепкие руки перехватили почти уцелевший после соприкосновения с предыдущей жертвой стул за ножку, крутанули, выворачивая из быстро слабеющих пальцев, наотмашь хлестнули по лицу. Яр ударился об стол. Тот, подтопленный выломанными из-под ножек досками, слабо пошатнулся, но устоял. Яр кое-как отполз в сторону.

– Я всё Валерию Николаевичу расскажу,– мрачно предупредила Лиса. Зажмурилась и отважно запустила в обидчиков туфлёй.

– Не, не расскажешь…

Молчун протянул к ней руку, смыкнул за волосы.

– Не трогайте её!

Лиса попыталась вывернуться, но её ударили по лицу, разбив нос, и откинули туда же, куда раньше Яра – к столу. Тот скрипнул, пошатнулся и медленно завалился на неё. Подруга всхлипнула и затихла.

Яр развёрнутой пружиной скакнул на замершего напротив мужчину, метя головой в живот, и даже сбил его с ног, но второй, расправившись с девушкой, развернулся и перехватил парня за плечи, отрывая от оглушённого неожиданным взбрыком жертвы товарища.

– Ишь, шустрый,– восхищённо пробасил он.

И не меняя добродушного выражения на заросшем небритом лице, ударил Яра в висок.

Темнота схлопнулась мгновенно…

– Яр… Ярик?

Когда-то не так уж давно он приходил в себя так же болезненно – гулкая темнота, пульс в ушах и колючая головная боль под черепушкой. Тогда была авария. Сейчас… сейчас Яр долго соображал, где он находится и почему ему так неудобно лежать. Плечо, которым он упирался в пол, затекло и ломило. К щеке приклеился выдранный из книги лист. Где-то тихонько всхлипывала Лиса.

Яр медленно повернул голову. Лиса лежала под столом, ведя мутными сизыми глазищами. На щеках блестят дорожки от слёз… А за спиной занимается по портьерам пламя.

Кое-как подтянулся к девушке, надавил плечом на стол, пытаясь спихнуть с её ног. Лиса захныкала.

– Где эти уроды?

– Ушли. Забрали монеты, которые твой папашка у Никифорова прикарманил, нашли ключ от двери, заперли нас и ушли. Идиоты, думают, что смогут так просто спустить золотые соверены пятнадцатого века.

– Решили нас поджарить?

Слабо кивнула.

– Огонь сожрёт всё подчистую – концы в воду.

– Не хочу тебя расстраивать,– Яр ещё раз ткнулся плечом в стол, но тот не поддался,– но мне ещё кое-что Матвею, конспиратору чёртовому, высказать надо. Я умирать не намерен.

Лиса нервно хихикнула, но тут же болезненно скривилась. Яр встал, добрёл до двери, толкнул уже её. Словно ещё один дубовый стол сдвинуть. Удар, следующий. Заныло отбитое плечо. Покачнулась высоченная, почти до потолка, старая разлапистая пальма у косяка.

В комнате становилось тяжело дышать из-за выедающего лёгкие дыма. Яр сдёрнул шторы, затоптал пламя, но огонь уже перекинулся на стены – прошёлся по дорогим обоям, тюкнулся огненными языками в навесной потолок.

– Яр, прости меня…

– Ты чего?– он обернулся, глянул на закашлявшуюся Лису.

– Прости, что тогда подставила. И за водохранилище тоже.

– Да брось, ты же не знала, что я плаваю как топор.

Она прикусила губу.

– Я за первый раз. Я правда думала, что вы с Матвеем тогда подрались.– И уже совсем тихо прошептала.– Сашка мне всё рассказал, когда мы с тобой поссорились.

Раньше, наверно, Яр бы вспыхнул и замял разговор, чтобы избежать неловкости. Теперь ему просто было всё равно, что о нём подумают. И кто. Главное, что он думает, что он чувствует, чего он хочет. Яр, каким он был когда-то, исчез. Умер и родился заново. А новый вполне искренне отрезал отца от семейного древа, ни капли не жалея о последних сказанных ему словах.

– Действительно трепло,– без всякой злости на друга припечатал Яр.

– Нет,– вскинулась Лиса, но взглянула на парня, увидала улыбку на разбитых губах и успокоилась

Возможно, Яр нашёл человека, ради которого захотел измениться. Возможно, Яр просто вырос. А возможно, он всегда таким и был.

– …ар…

– Слышишь?

Где-то за дверью, сквозь нарастающий шум пожирающего квартиру огня, донёсся окрик, тут же растворившийся в гуле пожара.

– …ааар…

Лиса удивлённо приподняла брови. И тут же радостно дёрнулась. Скривилась, зло глянув на перебитые столом ноги, и заорала:

– Мы здесь!!!

Сердце в груди сжалось от радости и страха. В дверь с той стороны бацнулся кулак. Удар, ещё один.

– А ну свали, молокосос,– величественно потребовал Тамарин голос. И в дверь ударили уже ногой. Тамара взвыла, матюгнулась.– Вашу Машу, из чего она вообще?!

– Из морёного дуба,– мрачно отозвался второй спасатель.

– Матвей!!!– Яр влип в дверь с этой стороны, стараясь хотя бы так оказаться ближе к брату. В ушах стучала кровь. Наверняка ему послышалось хриплое дыхание с той стороны – Матвей вообще вряд ли его расслышал сквозь шум и треск умирающей мебели.

– Яр, ты там?

– Ага,– только и выдавил Яр, касаясь лбом двери и зная, что точно в такой же позе с другой стороны стоит Матвей.– Как вы меня нашли?

– Лиса позвонила.

– А ну разошлись, мать вашу! Не знаю как вы, а я не собираюсь тут котлетой становиться,– как всегда встряла Тамара. В щель между дверью и косяком просунулось лезвие ножа.– Матвей, надави…

Лезвие туго царапнуло металл засова… жалобно крякнуло и сломалось.

– М-да… хана карапузикам,– философски буркнула спасительница.– У нас больше военного ножа нет.

– У нас в квартире есть!– подскочил Яр.– В моей комнате. В косяке кинжал торчит! Там металл крепкий!

Через несколько минут второе лезвие перегрызло запор, дверь вылетела от пинка, едва не прихлопнув жмущегося к ней с этой стороны Яра. Гостиная тоже полыхала – мародёры подожгли все комнаты. Матвей, перепачканный сажей, прокопченный и страшный как смертный грех, подхватил надышавшегося гарью брата, зажал трясущимися ладонями покалеченное лицо, расширенными зрачками впиваясь в каждый изъян, в каждую незнакомую теперь линию.

Лучше бы наорал, обозвал, ударил. Только бы не молчал, не вглядывался в изувеченное, ещё утром такое же лицо, как и у него самого, не смотрел со страхом и жалостью. Яр закрыл глаза, не желая видеть в зрачках своё изувеченное ожогами отражение. Больше они не близнецы. Не будет той странной связи, которая дана только им двоим, одни потухающие угли внутри.

Матвей хотел коснуться пальцами, но не решился. Пальцы сжались в кулак.

Лицо прочертили мокрые дорожки.

– Ещё только раз от меня убежишь…– любимые обветренные губы замерли над покалеченной скулой, не решаясь тревожить открытую рану.

– Дурак.– Выдохнул Яр, ещё отчаяннее зажмуриваясь, чтобы сдержать рвущиеся наружу слёзы. Уже облегчения. Прижался к Матвею, зарылся носом в грудь. На спину легли тёплые жёсткие ладони.– Лучше бы ты у меня спросил, как я себя чувствую.

Тамара проскочила мимо них, покосилась на занявшуюся пальму.

– Ребят, валим отсюда, пока здесь нового Салема не получилось.

– Лису столом придавило,– Яр тут же высвободился, подбежал к подруге. Девушка лежала без сознания – наглоталась дыма.

– Ёлки-палки,– скривилась Тамара, разглядев её ноги.

– Ничего, срастутся,– не желая больше рассматривать алые разводы синяков и бугры раздробленных под кожей костей, буркнул Яр. И первым взялся за стол.

Комната стонала и выла на все лады. Огненная капля шлёпнулась с потолка на лохматый ствол пальмы, мгновенно превратив его в факел. Тамара выскочила из кабинета первой – когда из лопнувшего от жара окна донесся вой пожарных сирен, впилась Яру в руку, вытянула следом. Матвей вытащил Лису.

Квартира умирала, плавились в мареве жара знакомые очертания. Коридор – здесь когда-то Матвей ударил Яра. Здесь когда-то Яр обнимал Матвея, вернувшись из «Кедра». Кухня в конце коридора, теперь завешанная стеной синеватого огня – тут Матвей промывал ему порез, тут Яр ревновал его к Тамаре. Его спальня, спальня Матвея, ванная – всё увито огненными побегами по стенам; везде было плохое и хорошее. И везде это было завязано на идущем рядом человеке. Матвей молча замер на мгновение, обводя свой умирающий дом точно такими же глазами, потом перевёл взгляд на Яра. И ободряюще улыбнулся. Отразившийся в его глазах незнакомец с изувеченным лицом неуверенно улыбнулся в ответ.

Иногда время тянется бесконечно долго, ты вязнешь, точно в киселе, ожидая чего-то. А бывает – не успеешь оглянуться, а нечто уже свершилось, и ты даже не знаешь, как так случилось, почему время сорвалось в бега и в перевёрнутых часах не песчинки, а океанские потоки. А бывает, ничего не меняется, всё так же с востока встаёт солнце и укатывается за западные леса, но однажды ты закрываешь глаза, оглядываешься назад и неожиданно понимаешь, что мир изменился до неузнаваемости – в нём не прибавилось красок, не появилось новых звуков… и всё же ты смотришь и понимаешь – что-то стало другим… возможно, ты сам.

Фиат выкрутил к больнице. Тамара выскочила из машины, замахала руками, привлекая внимание санитаров. Матвей выгрузил Лису на подкатившие носилки.

– Куда рванули?– мрачно вопросила Тамара, окатив обоих привычным недовольным взглядом. Затянулась сигаретой. Привычно выплюнула и смяла в пальцах. Потянулась за следующей.

– Яру в больницу надо.

– Перетопчется,– спокойно отбрила она. Пожевала губами.– Значит так, с теми умниками я сама как-нибудь разберусь. Если услышу про оторванные конечности и прочую пакость – из-под земли откопаю,– неожиданно сказала она, в упор глядя на Матвея.– Это приказ, усёк?

Матвей нехотя кивнул. Тамара заметно повеселела. Пожевала губами, покосилась на Яра, но неожиданно подошла и порывисто обняла за плечи.

– Слушай и запоминай, долбоклюй,– тихо прошипела в самое ухо,– твой братишка может и выглядит как не обременённый совестью брутальным мэн, но на самом деле жутко неуверенный в себе тип с кучей комплексов. Если ты его обидишь – я тебя в асфальт закатаю, понял?

Яр икнул. Ошалело посмотрел на Тамару. Она скривилась, будто лимон проглотила, отступила на шаг, привычно перекинула Матвею ключи.

– Загляните в бардачок – это вам от меня подарок на совершеннолетие. Жаль, не успела вовремя. Слишком вы всё-таки оба хорошие… И не вздумайте мою детку раздолбать!..

Развернулась и поднялась по ступенькам, ни разу не обернувшись, но Яр был уверен – она задержалась у затонированных входных дверей. Наверняка опять их как-нибудь обозвала, рявкнула на проходящую медсестричку и смяла ещё не одну сигарету. Яр был уверен – больше они не увидятся.

Матвей покосился на Яра, зарывшегося в бардачок, сел на место водителя, повернул ключ. Мотор отозвался мягким мурлыканьем. Яр перебрал пальцами разноцветные бумажки. Доверенность на машину, паспорта с незнакомыми именами и их фотографиями, небольшая пачка банкнот, издевательски перетянутая розовым бантиком. Среди всего этого затерялась вырванная из обычного блокнота бумажка, а на ней корявым, скачущим, так похожим на Тамарин характер, почерком было выведено несколько строк: «Отныне вы официально умерли. Удачи».

Ещё полгода назад Яр жил самой обычной жизнью самого обычного человека. Жизнь изменилась. Он повзрослел, он влюбился.

– Что там?

Яр какое-то время смотрел в глаза брата. Ну и что, что брат? Ну и что, что близнец? Потянулся к своему отражению, как когда-то давно на старом, полустёршемся из памяти рисунке тянулся к нему из зеркала Матвей, провёл пальцами по лицу, коснулся родинки. И улыбнулся.

– Свобода…

ПРИКВЕЛ...

Ночью снилась какая-то муть. Почти ничего не было видно, запомнились только ощущения – дикий страх, боль… и смазавшийся автомобильный салон, будто на карусели крутишься. Потом ещё долго желудок скручивался, будто не успевая за прочим телом, вертящимся в этой жуткой карусели. В ушах то ли стекло хрустело, брызнувшее мелким крошевом, то ли собственные кости.

Поднял правую руку – в просвете окна она казалась рукой утопленника – белая, жилистая… целая. Пальцы левой осторожно ощупали запястье, рванувшее во сне болью. Правая ладонь сжалась в кулак – ничего не ноет.

Матвей провёл по глазам пальцами, избавляясь от липкой паутины сна, смахнул облепившую покрытый испариной лоб чёлку, и сел. Часы в гостиной как раз отстучали пять утра.

Матвею было не по себе. Ему редко снились сны, чаще он закрывал глаза, проваливался в темноту и открывал их уже утром – сам по себе, словно внутри срабатывал будильник. Может, потому непривычное к подобному тело ломит, будто и правда в машине перевернулся?

Мотнул гудящей головой, тут же раскаялся – в ушах зазвенело ещё настойчивее. Подошёл к столу и включил компьютер. Не сказать, чтоб он был так уж от него зависим или вообще любил эту гудящую, действующую на нервы, коробку. Сзади на мягких лапах подкралась потревоженная ранней побудкой собака, ткнулась мокрым носом в руки хозяина. Однажды из вольера в зоопарке, где подрабатывал Матвей, удрал молодой волк. Недалеко и ненадолго – его нашли уже к вечеру и отконвоировали обратно. А ближе к лету Матвей нашёл в парке сучку со странным взъерошенным зеленоглазым щенком, норовящим тяпнуть за пальцы любого, кто тянул к нему свои руки. А Матвея не стал. Не стала. Отец дома появлялся нечасто, поэтому когда он обнаружил нового постояльца, Барселона уже прижилась в квартире и на злобное «Кыш отсюда, псина поганая», внушительно рыкнула и очень недвусмысленно облизнулась. К тому времени она уже вытянулась до размеров молодого овчара, поэтому отец предпочёл впредь махать руками как можно осмотрительнее, чтобы не лишиться пальцев.

Барселона заскулила. Пальцы бесстрашно потрепали вздыбленный загривок. Ни собака, ни волк – повадки у неё тоже были какой-то странной смесью. Хвостом она никогда не виляла, как собака, но и не держала его опущенным, как волк – он помахивал из стороны в сторону; если Барселона была в настроении, то вместе с хвостом виляла задняя часть тела, Матвей тогда не мог удержаться от смешка. Ещё псина никогда не гавкала – только рычала. А вот привычка вывалить язык и задумчиво склонить морду, прижав одно ухо, наверняка досталась от собачьих предков. А ещё мохнатая подружка любила встать на задние лапы, положить передние ему на плечи и лизнуть в лицо. Правда, делала она это не часто, только если ему было плохо. Вот как сейчас.

Мягко легли на спинку кресла лапы, зажав его между ними. Барселона потопталась, пытаясь поудобнее устроиться перед сидящим человеком – всё же обычно он стоял – провела шершавым языком по щеке и опять заскулила. Матвей не выдержал и улыбнулся. Он всегда находил общий язык с животными, потому и в зоопарке прижился, хотя никто его туда, несовершеннолетнего, разумеется, официально не пускал. А вот неофициально он там подвизался с пятнадцати лет.

Монитор пыхнул, включился, засветилась знакомая фотография на заставке. Это была первая фотография, которую когда-то прислала мама. Матвей тогда едва ли не по потолку прыгал от счастья. Ходил весь день в каком-то приподнятом настроении и даже не сообразил, как огрызнулся с не вовремя объявившимся отцом. Это был первый раз, когда тот поколотил его до состояния отключения от действительности – на спине с тех пор осталось несколько шрамов, а общение с родителем вообще свелось к нулю.

Ничего такого, чего бы Матвей не пережил – он с детства привык молчать и прятать эмоции, чтобы вечно раздражённый отец не наорал или не замахнулся. Не сказать, чтобы он его так сильно лупил – просто не давал спуску и вообще придерживался позиции, что настоящего мужчину можно воспитать одним кнутом, без всяких пряников. Потом Матвей подрос и в нём стали воспитывать ещё и самостоятельность – отец завёл кого-то на стороне и теперь сутками пропадал в чужой квартире, оставляя сына одного. Матвей не жаловался, даже наоборот – в полной тишине ему было намного спокойнее. Тогда же он набрёл на зоопарк и понял, что вполне может прожить и без отца, во всяком случае в этом году пару раз пришлось самому оплачивать квартирные счета и это не стало для него такой уж трагедией, хотя на еду после этого не оставалось и подкармливала его отбитая от нескольких придурков девушка.

Матвей щёлкнул по значку браузера, включил почту и тут же пожалел, что не входил сюда всю последнюю неделю – мать прислала новое письмо. Написала, что Ярик извечная Бацилла и с утра опять бессовестно пытался удрать в школу с температурой. Сейчас куксится и отказывается есть – придётся готовить любимые гренки и сварить шоколад, чтоб совсем не отощал. К письму была прикреплена фотография. На ней Яр завернулся в одеяло и недовольно кривился в объектив, явно из последних сил сдерживаясь, чтобы не показать матери язык. Почему-то Матвей был в этом уверен. Когда-то в детстве на лице его брата было именно такое выражение всякий раз перед тем, как он показывал язык.

Обычное описание того, чем занимался сегодня его брат. Обычный день, обычная жизнь, обычные проблемы. Матвей усмехнулся. Сам он никогда не болел, разве только после воспитательных экзекуций папочки. И в школу он ходил по настроению. Как только отец сменил телефонный номер и учителя перестали до него дозваниваться, он забросил учёбу подальше. Школа его раздражала – вокруг было слишком много людей, пытающихся сунуть нос в его личное пространство. Учителя на уроках рассказывали то, что он знал и без них, а ребята интуитивно чувствовали силу и либо отгребали подальше, либо – чаще – пытались показать, что сильнее, получали по носу и вот тут было два варианта – о драке становилось известно учителям и его отчитывали по кабинетам или же «униженные и оскорблённые» начинали докапываться с удвоенной страстью. Нудно, не интересно, раздражает, лучше уйти в любимый зоопарк к животным. Они куда понятливее и живут без подлости – сильные не полезут к слабому просто так, а хищники убивают только, чтобы выжить, а не потому, что нравится унижать и растаптывать.

А ещё внизу был написан номер телефона. Предательски вспотели ладони. Они общались уже почти два года, но никогда не созванивались. Мама предлагала, но молчаливый Матвей толком не представлял, как можно общаться вживую, когда он и письменно-то не всегда отвечает. В основном писала мать, Матвей отбрехивался скупыми короткими отписками – о себе он мог рассказать разве что, как они гуляли с Барселоной у водохранилища. Всё остальное маме знать ни к чему. Каким может быть её бывший муж, она отлично знает, а то, что Матвей не ходит в школу, а ходит на работу, ей точно не понравится. Она расстроится, напишет, чтобы немедленно прекращал губить свою жизнь… но всё равно не сможет помочь. Она сюда не приедет и его не заберёт. Отец очень громко орал на этот счёт, когда обнаружил переписку бывшей жены и сына и опять поднял на него руку. Хм… за тот раз Матвей ему даже благодарен – через полмесяца в школе был внеплановый медосмотр, и он неожиданно решил, что было бы неплохо, чтобы кто-то из взрослых увидел его увечья. Может, тогда отца лишат родительских прав, а он сможет уехать к матери и брату.

Даже смешно, что он верил в подобную сказку. Матвей скривился, непроизвольно повёл плечами, разминая затёкшие мышцы. Да, в школе подняли скандал и с родителем связались соответствующие инстанции… которые моментом приглохли, едва он напомнил кем работает. За это Матвей тоже не любил школу – взрослые жалеют, стараются помочь, и даже вполне себе искренне… но всё равно не помогут, а жалость унижает.

Цифры гипнотизировали взгляд. Возможно, потому что был непривычно взбудоражен странным сном, Матвей потянулся к мобильнику. Вспомнил, что расколотил его ещё позапрошлой осенью, когда нарвался на троих громил в подворотне, да так и не купил новый. Лиса, чувствуя себя виноватой – её спасал, предлагала купить, но он им, как и прочей техникой, почти не пользовался, поэтому предпочёл остаться вне доступа, тем более, девчонка его и вживую доставала.

Прошёл в гостиную, набрал нужные цифры, совсем забыв, что сейчас, вообще-то, ранее утро и нормальные люди спят. Это только добираться до матери с братом далеко, но всё же часовой пояс у них один.

Длинный гудок, ещё один. Щёлкнул переключатель и уставший, но совершенно не заспанный голос поднял трубку.

– Алло?

«Мужской»,– мимоходом отметил Матвей и уже собирался повесить трубку, но в мозгу мелькнула шальная мысль, что это может быть его брат, и не удержался от соблазна.

– Я… ммм… можно Светлану Берстеневу?

Секундная заминка. Матвей всей кожей почувствовал, что на том конце провода у невидимого собеседника перехватило горло. Нет, не Яр – слишком голос взрослый. Матвею почему-то казалось, что у его близнеца голос звонкий и смеющиеся нотки вплетены. Наверно потому, что на всех фотографиях, которые присылала мать, он смеялся, искренне и чисто. Хмурился только там, где болел, и то норовил язык показать. Полная его противоположность – Матвей хмурился всегда и везде.

– Она погибла…– хрипло выдохнул мужчина в трубку.– Вчера вечером они с сыном попали в аварию. Светлана погибла мгновенно.

– А Яр?– не услышав собственного голоса, выдавил Матвей, чувствуя, как обрываются внутри все воздушные шарики, родившиеся много месяцев назад, когда на почту пришло первое письмо с той самой фотографией, которая сейчас стояла на заставке рабочего стола. Теперь не зачем ждать совершеннолетия, чтобы удрать от отца – некуда удирать.

– Яр в больнице. У него перелом руки и сильное сотрясение.– Жуткое, вытягивающее жилы молчание.– Он до сих пор без сознания.

– Я… я приеду. В какой он больнице?

Мужчина назвал.

– А кто вы?– неожиданно очнулся он, но Матвей уже положил трубку.

Лиса мрачно скосила глаза на ворвавшегося в квартиру Матвея. Запахнулась в красивый шёлковый халат. Настоящий, дорогой. С недавних пор у неё стали появляться подобные вещи. Матвей не разбирался в моде, но он отлично разбирался в качестве одежды, к тому же глаза ему никто не отнимал – многие наряды знакомой мозолили глаза на витринах местных бутиков. А несколько раз он видел дорогую иномарку, в которую садилась Лиса. Нет, она себя не продавала – если учесть, что он отбил её от насильников, девчонка к себе мужчин вообще подпускать перестала, только за ним таскается, как мартовская кошка. Но эта дурёха связалась с местным авторитетом, тем самым, чьих парней он от неё отрывал в подворотне, и теперь активно зазывала в ту же мышеловку и его самого. Нет уж, спасибо – он отлично помнил тех гопников и не хотел становиться таким же.

– Ты вообще в курсе, сколько сейчас времени?– сонно уточнила Лиса.

– Мне деньги нужны.

Девушка чуть округлила глаза, но не стала задавать глупых вопросов: «зачем», «почему» и так далее. Он к ней в первый раз пришёл, уже ясно, что не просто так. Хотя, надо отдать ей должное, с порога прыгать Матвею на шею и вообще фантазировать, что он пришёл именно к ней, Лиса не стала. Голова у неё на плечах есть, используется только не по назначению.

– Сколько и когда?– кротко вздохнула хозяйка квартиры.

– Сегодня. Двадцать тысяч,– навскидку прикинул Матвей. На самолётах он не летал, расценок не знал, а трястись сутки в поезде он не мог – ему, во что бы то ни стало, надо было попасть к брату сегодня.

Сегодня… в груди предательски заколотилось сердце. Матвей никогда не нервничал, Матвей никогда не переживал, Матвей никогда не дёргался и не совершал глупостей. До сегодняшнего дня. Он отлично знал, что у Лисы не будет таких денег, но деньги она достанет по первой же просьбе – стоит только заикнуться начальнику, что для него. Проклятый Никифоров, директор недавно построенного спортивного комплекса, и по совместительству тот самый авторитет, хозяин тотализатора, воспылал к Матвею страстью, после того, как тот поколотил его бойцов в подворотне, и решил заполучить Матвеевы кулаки себе. Свободолюбивый и независимый Матвей чхать хотел на это желание с высокой колокольни и чхать собирался дальше, тем более интересы их никак не совпадали и Матвею от Никифорова ничего не надо было. До сегодняшнего дня.

Успокаивал себя Матвей только тем, что сумма не самая запредельная и её он быстро отдаст.

– Значит так,– сказала Лиса, вернувшись из спальни, где разговаривала по телефону,– деньги тебе будут. Но в «Кедр», как я понимаю, ты соваться не собираешься?

Матвей кивнул головой. Лиса потёрла виски.

– Отлично, тогда топаем на Кировское кольцо, там ещё постройка была заброшенная, помнишь?

– Угу.

– Там сегодня бои без правил намечаются. Общак туда закинули. Никифоров сказал, что позвонит распорядителю, тот тебе нужную сумму отстегнёт.

Матвей нахмурился. Лезть в эту грязь ему не хотелось. Лиса неуверенно кусала губы, настороженно зыркая на него из-под рыжих кудрей – согласится или нет. Можно подумать, выбор есть – Матвей даже переступил гордость и позвонил отцу, рассказал про аварию, но в ответ услышал только циничное: «Оклемается и без тебя, всё равно ничем не поможешь». Денег, конечно же, тоже не дал.

…О том, что Никифоров позвонил, Матвей понял сразу же, как увидел довольно скалящуюся рожу распорядителя, обрюзгшего типа с намечающейся лысиной.

– Ну здравствуй, чемпион,– хитро оскалился дядька.

– Я за деньгами,– мрачно буркнул Матвей.

– Раз за деньгами – отрабатывай,– тип остался невозмутим к демонической ауре гостя. Обычно люди от Матвея шарахались, как от чумного, интуитивно чувствуя опасность. Даже Лиса, не спаси он её от тех уродов, удрала бы на край света – до сих пор вздрагивает, если резко дёрнется в её присутствии. Распорядитель же был толстокож, и вообще здесь постоянно ошивалась куча брутальных жутких мужиков, с мускулами даже там, где их от природы не запланировано. Один такой бычок как раз протопал мимо, скрывшись в одной из смежных комнат. Следом за ним суетился хилый экземпляр с ведром опилок, из которых будут высыпать границу круга для боёв.

Матвей окинул взглядом комнату, в которой стоял – здание возводили во времена перестройки и, как многие подобные, оставили, не закончив. Успели возвести четыре этажа – строили какое-то административное здание, поэтому сделано было более-менее качественно – за двадцать лет разобрать успели разве что верхний этаж. Потом здесь завелись наркоманы да мелкая шушера типа гопников, устроившая едва ли не отдельные «кабинеты» для «команды». Теперь здесь же устраивались любимые уличные развлечения всего азартного отребья от алкашей до гопоты – бои без правил. Под ногами хрустнул гравий, в щель между плитами стены задувал прохладный весенний ветер.