Текст книги "Отражение в тебе (СИ)"

Автор книги: ИВАНКА

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Блин, мечта любого подростка! Тогда почему он на неё без вожделения смотрит? Только отчаянно силится вспомнить, с чего вдруг Тамара решила у них переночевать, и когда же он сам заснул, что его перенесли в спальню Матвея.

– Слушай, может, ты хотя бы отвернёшься?– вкрадчиво, но без злости, осведомилась Тамара.– Мне, в принципе, по барабану, но твой парень будет недоволен.

– Он мой брат,– отчаянно краснея, выдавил Яр и выскочил в коридор. И уже оттуда услышал:

– Одно другому не мешает.

Прошла неделя, вторая, месяц. Солнце изжарило тучи, затопило землю удушающей жарой… и опять стёрлось в вернувшейся непогоде. Днём на западе маревом клубился далёкий лес, а ночами по стёклам плакал дождь. Верный старым привычкам, Яр подолгу сидел на подоконнике, всматриваясь в синеватую дымку горизонта. По вечерам, когда далёкие деревья окрашивались алыми красками, в спальню заходил вернувшийся домой Матвей, подходил к Яру, осторожно обнимал сзади и тоже молча любовался закатными переливами. Яр любил такие вечера. Тогда ему было тихо и спокойно. Тогда он не боялся своего брата. Тогда они были просто семьёй. Матвей за прошедший месяц его и пальцем не тронул, и всё же Яр не мог унять дрожи в присутствии близнеца.

Но иногда… иногда Матвей приходил совсем на себя не похожий – слишком… молчаливый, что ли? Он и так не отличался разговорчивостью, но в такие дни это было особенно выразительно. Тогда Матвей обычно закрывался в ванной и часами стоял под душем, вряд ли особо соображая, что творится вокруг. Потом Яр заметил, как Матвей курит. Матвей никогда не курил, Яр это точно знал, ещё и брата пропесочил после выходки на поляне, когда тот протрезвел и смог соображать. Теперь же он выходил на балкон, садился прямо на бетонный пол, облокачиваясь о перила непривычно ссутуленной спиной, и курил, так же бездумно, как и стоял под душем. Сигарету, вторую, пятую… иногда выкуривая за раз половину пачки. Автоматически гладил скулящую рядом Барселону и смотрел стеклянными глазами сквозь пространство. Яр тогда мог хоть на голове ходить – Матвей ничего не видел. И на вопросы, что случилось и вообще происходит, он не отвечал.

А вчера он пришёл и просто сполз по стенке в прихожей. И так и сидел, пока не выскочил обеспокоенный Яр и не принялся тормошить брата за рукав. Тогда Матвей просто сгрёб его в объятия и молча уткнулся лбом в плечо. Матвея колотило. А Яр ничего не мог сделать, кроме как обнимать и неуверенно бормотать что-то успокаивающее.

– Давай уедем?– неожиданно шепнул Матвей, отстраняясь. Провёл ладонью по лицу Яра и притянул к себе, привычно касаясь лбом лба. Глаза в глаза, дыхание смешивается с дыханием.

Наверно, Яр просто струсил. Он вообще редко думал сердцем, тут же включая мозги и логику. Куда они уедут, двое несовершеннолетних без образования и связей? Никифоров чётко дал понять, что Матвея не отпустит, а Яра не отпускал уже сам Матвей, даже школу из-за него не закончил. В конце весны Сашка принёс им обоим сертификаты из школы – подарочек всё того же Никифорова. Заботлив, зараза… Будто смыкает за поводок и щерится в ухмылке – я здесь, я всё вижу, я всё помню, никуда вы не денетесь. Стоило Матвею опоздать с выходом на работу, в опустевшей после налоговой и полиции гостиной звонил телефон – единственный оставшийся там предмет – и личная секретарша Валерия Николаевича равнодушным голосом интересовалась, где пропажа. Тамара тоже приезжала. Ещё один раз, отчего Яру легче не стало. В прошлый раз она споила больного Яра и во всю флиртовала с его братом, устроив на кухне развратные танцы, после чего ещё и ближайшую спальню в своё личное пользование отобрала. В этот же в квартиру вплыла элегантная леди в обтягивающем вечернем платье с открытой спиной и разрезами до бедра. Буднично встрепала шевелюру попавшегося под руку Яра, попутно втиснув ему коробку с эклерами, и тут же, не слишком заморачиваясь сниманием обуви, прямо в туфлях прошла вглубь квартиры. Не обнаружила Матвея ни в спальне, ни в кухне, ни на балконе, ни в отцовском кабинете и бесстыдно заглянула в душ.

– Вашу Машу!– выругалась наглая гостья. Яр, не помня себя, брякнул эклеры на пол и подлетел к Тамаре, едва вписавшись в косяк. Успокоившись, выдохнул – Матвей был вполне себе одет и просто чистил зубы. Глянул на него через зеркало – раскрасневшегося, запыхавшегося – и впервые за долгое время улыбнулся, хотя на бледном измождённом лице это больше напомнило хищный оскал.– А если бы ты тут голым был?!– бессовестно возмущалась Тамара, своей непроходимой наглостью ставя в тупик прямого и честного Яра. Матвей к стенаниям начальницы остался безучастен – привык.– Живо напудрил носик и бегом на выход! Есть что поприличнее? Нет? Блин, ты мог об этом хотя бы днём мне сказать? Ярик, зая, у тебя какой пиджак приличный найдётся?

Парень ошалело покачал головой. Напор Тамары его пугал. А жуткое несоответствие внешности и характера просто выбивало из-под ног почву. Красивая элегантная дама ругалась, как портовый грузчик. При этом на телефонный звонок ответила неожиданно спокойно и без всяких простонародных цветистых добавок. Даже голос изменился – стал грудным и бархатным, с томным придыханием. Позвонивший, остался не слишком доволен задержкой Тамары на какой-то банкет, но возмущаться не стал, хотя вначале явно собирался. Вот ведь двуличная змеючка, с восхищением, но без зависти подумал Яр.

– Жаль,– вздохнула женщина.– Хотя вряд ли бы твоё шмотьё на него налезло. Вы хоть и близняшки, но старшенький явно у младшенького размерчик оттяпал.

– Хватит его доводить,– неожиданно вступился Матвей. Тамара открыла было рот для очередной колкости, но усмехнулась и промолчала.

А потом они ушли на этот банкет, и Матвея не было всю ночь. Да, он предупредил, что это надолго, и что с вечеринки они наверняка сразу же уедут на работу, но отчего-то Яр в ту ночь так и не заснул. Даже не лёг – сидел в коридоре и почему-то ждал знакомых шагов с той стороны двери…

– Давай уедем?– опять повторил Матвей.

А Яр всё молчал. Как они сбегут? И куда? И в качестве кого друг другу? Матвей его больше не трогал, но всё равно никуда от себя не отпускал. Возможно, так своеобразно он выражал заботу. В конце концов, сам Матвей с детства от отца получал в основном колотушки, откуда ему знать нормальные человеческие отношения?

Больше Матвей об этом не заговаривал, а ночью Яр проснулся оттого, что за стенкой брат устроил погром – распинал стулья, разбомбил комод, опрокинул монитор компьютера и тот, не отключенный от сети, похрустывал статикой. За окном бушевала гроза, добавляя какофонии в ночной погром.

Долго неуверенно топтался у двери Матвеевой спальни, а потом решился и постучал. Матвей уже сидел на полу у дивана и курил, стряхивая пепел прямо на ковёр. По комнате плыл сизоватый дымок. Раньше он себе такого не позволял. Да и вообще здесь всегда было чисто и прибрано, не глядя на то, что Барселона жила тут же. Теперь она удрала из спальни Матвея и по собственному почину перебралась к Яру, в его захламленную бумагами и вечно не разобранными после стирки вещами берлогу, отчего порядка там стало ещё меньше.

– Я тебя разбудил?

– Нет,– соврал Яр. За спиной, где-то из кухонного окна, сверкнуло, бабахнул раскат грома.– Просто я боюсь грозы.

Матвей усмехнулся.

– Совсем как в детстве…

– Можно… можно я у тебя переночую?

Даже в темноте глаза Матвея стали большими и выразительными. Он поднялся, подошёл к сжавшемуся Яру.

– Обещай, что ничего не сделаешь,– отчаянно жмурясь, прошептал Яр. Лица коснулось пахнущее сигаретами дыхание.

Ничего ему Матвей обещать не должен, потому что он сам к нему пришёл, потому что он отлично знал, что может произойти… но всё равно не мог не пойти, услышав, как брат оббивает об стенку кулаки.

А Матвей неуверенно скользнул ладонями по его телу, притянул к себе и какое-то время они просто стояли, слушая рвущиеся из груди сердца друг друга, пока оба не успокоились; два потерявшихся в мире, нужные только друг другу люди…

Матвей заснул почти сразу, стоило ему коснуться подушки. Сам Яр долго возился, пытался отползти на край дивана, выпутаться из рук брата, но утром всё равно проснулся, притиснувшийся к нему. Головы на одной подушке, лоб лба касается, ресницы в ресницах путаются. Кажется, в детстве именно так они и спали – голова к голове, не в силах расстаться даже во сне…

Почему их разлучили? Почему мать никогда не говорила о втором сыне? Как он сам мог забыть человека, как две капли похожего на него? И почему все эти вопросы не приходили в голову раньше?

Рука Матвея скользнула по талии, коснулась обнажившейся под футболкой кожи. Хмурая складка между бровями тут же разгладилась, родинку под глазом затопили морщинки от улыбки. Словно солнце по лицу скользнуло – пергаментно-серая кожа налилась светом.

– Мой Ярик… не отдам…

Яр прикусил губу – утреннюю сонливость словно в форточку выдуло: прикосновения жгли кожу, предательски отдаваясь внизу живота. Осторожно отодвинулся, морщась от каждого движения, выбрался из-под одеяла и удрал в ванную. Под холодный душ.

Когда Матвей ушёл, Яр заглянул в его комнату и с облегчением отметил, что капитальный ремонт не требуется. Сходил за совком и веником, вымел отбитую Матвеевыми кулаками извёстку, расставил стулья. Нерешительно подступился к компьютеру. Дома у него был компьютер, но сюда вести эту махину было не на чем, да и незачем – сам Яр не страдал ни игроманией, ни интернет-зависимостью, и друзей, с которыми можно было общаться по сети, у него тоже не было. Тем более дядя Серёжа сказал, что у отца компьютеров дома аж два, так и оказалось. Рабочий из кабинета конфисковали вместе с сувенирами из гостиной, а компьютер Матвея Яру был не нужен. Он бы его и сейчас не включил, если бы не проверял работоспособность техники.

Загудел системный блок, сердито пыхнул поцарапанный монитор. Яр улыбнулся. С рабочего стола на него смотрел Матвей. Невысокий щуплый мальчишка лет десяти зыркал на фотографирующего из-под длинной чёлки. Сзади залитый солнцем школьный двор. Действительно как две капли воды похожи, даже одежда такая же… В груди неприятно заныло. Яр помнил и эти брюки – мама купила их ему на день рождения и в них же спустя полмесяца он пошёл на первый звонок – и кремовую рубашку, подаренную на тот же день рождения дядей Серёжей. И даже сбитый локоть помнил – с велика полетел. А поднапрягшись, вспомнил и саму фотографию – пылилась в одном из семейных альбомов. Маленький Яр её с одного угла однажды надорвал. В отсканированном рисунке тоже был надорванный край.

Он сам не понял, как обшарил все подпапки и включил браузер. Почта высветилась автоматически – Матвей не был параноиком, чтобы каждый раз из неё выходить. Одно непрочитанное – от Берстенева Владимира, отца. Его Яр щёлкнул автоматически, мельком глянул на номер телефона, присланный в письме. Куда больше въелись отправители других писем. Один отправитель…. Одна. Последнее письмо отправлено за неделю до аварии. Мама написала, что Яр извечный задохлик и опять заболел. Вредничает, как маленький, и отказывается есть. Наверно, придётся задабривать гренками и любимым шоколадом, чтоб совсем не отощал. К письму была прикреплена фотография с телефона – сонный больной Яр, завёрнутый в одеяло, как гусеница. Мрачно кривится и отворачивается, успев цапнуть с тарелки гренку.

А он ещё думал, зачем она к нему прицепилась с фотографией…

Щёлкнул предыдущее. И ещё одно. Мама писала про него. Иногда прикрепляла фотографии, либо отсканированные старые, либо фотографировала вот такого недовольного… или он даже не замечал, что его фотографируют. Это напоминало личный дневник с небольшими заметками, выложенный в сети. Наверняка Матвей тоже что-то писал, но отправленные были удалены подчистую.

Наверно, в тот момент Яр чувствовал себя преданным… и почему-то немного счастливым.

Но у Матвея он так и не спросил про переписку – тот просто не пришёл домой. На его телефон ответила раздражённая Тамара – сначала рявкнула, кой леший по ночам не спит, потом сообразила, что это Яр, и почти смутилась.

– Матвей взросленький мальчик, может ночку и не переночевать дома,– рыкнула она.– Не всегда же тебя предупреждать.

У Яра засосало под ложечкой.

– Он с вами, да?– тихо спросил он.

– С чего ты взял?– даже удивились на другом конце провода.

– У вас его телефон.

Тамара тихонько ругнулась.

– Слушай, если я скажу, что между нами ничего нет и это вообще не то, что ты думаешь, ты же поверишь, да?– непривычные просительные нотки в голосе.

Раньше Яр наверняка бы сказал, что поверит, чтобы не ставить никого в неудобное положение, и просто прослонялся бы до прихода Матвея по квартире. А потом делал вид, что всё хорошо, и голова болит просто так, а не потому, что он бился ею об стены. Но Тамара говорила про Матвея, про его Матвея, про Матвея, который запер его здесь, чтобы никто не увидел и не отобрал. А сам?! Яр смирился с домашним арестом, но почему только он должен быть отрезанным от мира? В конце концов, они были близнецами, значит, и эгоистичное желание присвоить другого себе текло в крови обоих. Матвей хочет, чтобы Яр был рядом? Отлично! Тогда пусть и Матвей тоже будет рядом – курит свои сигареты, ворует рисунки из его альбома (когда убирался, Яр нашёл всё пропавшее у себя добро под диваном брата. Тоже мне, сокровище…) и упорно учит метать нож. Яр далеко не такой белый и пушистый, как все думают – он эгоист и собственник не меньше Матвея.

– Нет.

– Что – нет?

– Не поверю!

– Ну и дурак,– невозмутимо отбрила трубка.– Ладно, жди, сейчас приеду, заберу.

– Куда?..

Вопрос повис в воздухе, из телефона шли короткие гудки.

…Тамара была раздражительна и зла, даже больше обычного. Возможно, виной всему был цветастый синяк под глазом. Она мрачно зыркнула когда-то ярко-голубой радужкой, сейчас окрасившейся в такой же яркий красный из-за лопнувших капилляров.

– Если ты только булькнешь по поводу фингала или даже сделаешь вид, что его заметил…– первым делом предупредила она.– Собрался?

Яр непонимающе осмотрел себя? А что он должен был «собрать»? Одет и хватит.

– Ладно, пойдёт,– поморщилась Тамара, вытаскивая его на лестничную площадку.

– Эй, куда мы? Мне выходить нельзя.

– До сих пор?– Тамара даже глаза удивлённо округлила.– Хм, надо ещё немножко парню мозги вправить…

– Что?

– Просто мысли вслух…

– Тамара…

– Ась?

– Где Матвей?

Женщина скорчила недовольную мину, цапнула Яра за рукав пайты и поволокла вниз по лестнице.

– Где Матвей?– уже в машине повторил вопрос Яр.

– Блин, да хватит мне на нервы действовать!– привычно вспылила Тамара.– Жив твой ненаглядный Матвей! А полежит до утра в больнице и здоров будет…

– Что?!

– Упс… не так хотела сказать, ладно, не пыхти…

Автомобиль резко дёрнулся с места, Тамара достала сигарету, сунула в рот. По салону потянуло знакомым запахом ментола

– На нас в переулке напали,– хмуро разглядывая отражение в зеркале заднего вида, стала рассказывать Тамара.– Мне локтем в глаз засветили – от звёздочек светло, будто днём, стало. А Матвея по руке пырнули, когда он этих придурков раскидывал. Ничего у него там особенного – порез как порез, но я на всякий случай хирурга прижала, чтоб он его по полной залатал. Ну и успокоительным каким накачал, а то этот дурак домой рвался. Он как раз заснул, когда ты позвонил.

– А почему с вами охранников не было?

– Был.– Тамара посмотрела на Яра.– Матвей. Он мой охранник.

– Но разве он не ваш подчинённый?..

– Именно. Или ты думал, что телохранители рангом выше объектов охраны?

– Я не думал, что он телохранитель,– буркнул Яр.

Тамара неожиданно усмехнулась, крутанула руль, выворачивая на подъездную к местной больнице.

– Вместо этого ты думал, что у нас с твоим братишкой шуры-муры.

Яр покраснел.

– Да ладно, не парься,– она привычно потянулась и встрепала парню волосы.– Не глядя на всю мою бездуховность, я бы к вам в жизни не сунулась.

– Потому что с такими, как мы, ловить нечего?– неожиданно зло отозвался Яр, вспомнив Лису.

– Дурачок,– непривычно тепло откликнулась Тамара. Заглушила мотор.– Матвей с тебя глаз не сводит. И ты сам на ёжика становишься похож, стоит мне рядом с твоим парнем оказаться – фыркаешь и колешься.

– Он мне не парень!

Щелчок по носу.

– Слушай, я, конечно, белая и пушистая, и в сказки верю до сих пор, но не вешай мне лапшу на уши, а? Ты себя видел со стороны? Вот. А я видела. Да ты меня тогда на кухне едва не придушил! Сегодня по телефону ты зачем интересовался, со мной Матвей или нет.

– Беспокоился!

– Да кто ж спорит? Только беспокойство у тебя далеко за пределы братской привязанности выходит.

Яр отвернулся. Тамара не спешила выходить из машины, достав следующую сигарету.

– А вам не противно?– тихо спросил Яр.

– А почему мне должно быть противно?– удивилась женщина.– Потому что вы братья?

Яр стыдливо кивнул.

– И оба парни.

И тут же получил ещё одну воспитательную затрещину.

– Господи, пошли мне терпения с этим дурачьём,– поморщилась Тамара. Выплюнула сигарету, пожевала губами, недобро щурясь на парня.– Знаешь, мне однажды повезло влюбиться,– неожиданно сказала она.– До сих пор помню бабочек в животе, когда этот придурок появлялся в поле зрения. И как мне не было хреново и не хотелось прибить всех и вся, стоило ему улыбнуться, как я растекалась лужицей. Вот так вот банально.

– И что же случилось?– неожиданно для себя спросил Яр. Тут же обозвал сам себя дураком – когда эта злючка-колючка была с ним откровенна? Да и с чего вдруг?

Тамара сунула очередную сигарету в рот, опять щёлкнула зажигалкой.

– Да ничего не случилось. Он женился, жена уже вторым беременна. Хм… дочку в честь меня назвал.– Затяжка. Тамара подумала и опять выплюнула раздражающий губы (и Яра) предмет. Интересно, она хотя бы одну до конца выкурит?– Я к ним иногда забегаю – кроху потискать. Смышленая малышка. И меня обожает.

– А разве это не глупо?

– Что?

– Ну… вы ведь его до сих пор любите?

– Ага,– весело подтвердила Тамара.– Долбанные бабочки! Надоели хуже горькой редьки.

– Ну так и не ходите к ним.

Она ухмыльнулась. Привычно дерзко.

– Не могу. Как я родному брату объясню, почему перестала в гости появляться?

Яр, оглушённый внезапным признанием, замер. А Тамара фыркнула, вновь надевая знакомую маску раздражённости.

– Значит так, слушай сюда,– собеседница деловито потянулась к Яру, застегнула тому пайту под горло.– Сейчас мы заглянем к Матвею в палату, ты полюбуешься на своё сокровище, и мы так же шустро оттуда сматываемся, пока он не проснулся и не пронюхал, что ты здесь был и его видел, ясно? Вряд ли он обрадуется, если узнает.

Яр кивнул и пошёл за ней.

Больше с Тамарой о подобном они не заговаривали, но Яру почему-то стало… легче…

Лето заканчивалось. Однажды пришёл Сашка и сказал, что завтра уезжает на учёбу.

– Приезжай в гости,– сказал друг.– Свожу тебя в лес – там он куда ближе, чем здесь.

Вот и всё. Сюда Сашка возвращаться не собирался, и хотя Яр понимал, почему, он всё равно почувствовал себя немножко преданным. А друг оставил привычный пакетик чипсов и ушёл собираться.

– Ну и чего ты киснешь?– фыркнула Тамара, когда заглянула вечером вместе с Матвеем.

Приходила она теперь регулярно, поначалу изрядно раздражая Яра. Но потом он смирился, привык, а теперь с удивлением заметил, что даже искреннее скучает, если начальница Матвея не появляется дольше двух суток. Шумная, резкая, колючая, она неожиданно встала на одну ступень с Сашкой. Вряд ли Яр относился к ней как к подруге – не то положение, не тот возраст. Она была скорее… старшей сестрой, которой необязательно что-то рассказывать – она сама всё видит и понимает. Удивительно, но Тамара сумела развязать язык даже нелюдимому Матвею. В любом случае, Яр перестал ревновать, если брат ей улыбался. Хотя не раз ловил на себе смеющиеся голубые глаза самой Тамары, а однажды она украдкой показала ему язык, когда Матвей отвернулся. И неожиданно для себя Яр в отместку ей (хотя, скорее, чтобы успокоить себя) подошёл сзади к стулу брата и повис на его плечах, якобы потянувшись к блюду с эклерами. Ответный язык Тамару позабавил.

– У меня друг учиться уезжает,– буркнул Яр. Сегодня у него не было настроения сидеть на кухне и слушать колкости гостьи.

– На другой конец света, что ли, уезжает?

– В соседний город, вроде бы,– Матвей вопросительно глянул на Яра. Тот кивнул. Ну да, недалеко. И всё же у него было не так уж много близких, чтобы отпустить кого-то и не заметить его исчезновения. И пускай говорят, что дружба на расстоянии возможна, что есть телефон и интернет, Яр точно знал, что расстояние распыляет отношения. Дядя Серёжа тоже обещал звонить хотя бы раз в неделю, а последний раз они общались ещё весной. Интересно, на день рождения хоть позвонит? Завтра уже…

– Тогда в чём проблема? Возьмёте мою детку и отвезёте своего приятеля в общагу,– неожиданно предложила Тамара.– У него же никого нет, я так поняла? Заодно и проводите… Ну и будете знать, куда ездить, чтоб неприятный сюрприз другу сделать, хе…

Утром они с Матвеем погрузили нетяжёлую Сашкину сумку в Тамарин фиат и выехали из города. Разговаривали мало. Сашка напоследок опять поссорился с отцом, а Яр во все глаза рассматривал обступивший трассу лес, тот самый, клубящийся маревной дымкой в его окне.

– Знаешь, я переживаю за Лису,– напоследок сказал Сашка, когда они, наконец, отыскали его общежитие и занесли в комнату вещи. Матвей ушёл прогревать мотор, а Сашка долго топтался, но всё же решился вспомнить о подруге. Яр нахмурился. Но не потому, что злился на выходку глупой девчонки, а потому что после этого она не удосужилась даже извиниться – сменила номер, ушла от Никифорова да и вообще куда-то исчезла – сколько Сашка её не разыскивал, так и не смог найти.– Мне вчера Женька вечером сказала, что видела её в одном притоне.– Сашка нерешительно закусил губу.– Я знаю, что это свинство с моей стороны, просить тебя об этом, но не мог бы ты… не знаю, узнать… она это или нет?

…Машина вильнула в сторону от трассы. Яр осоловело помотал головой, сонно глянув в окно, зевнул.

– Э… мы где?

Вокруг шумел лес. Машина прокатила по зелёной траве, проламываясь сквозь кусты и заросли малинника – Яр и через полуоткрытое окно услышал сладковатый запах сминаемой колёсами зелени. Даже не стал дожидаться, когда Матвей заглушит мотор – едва машина остановилась, распахнул дверцу и выскочил наружу, попутно избавляясь от обуви. Сделал неуверенный шаг по мягкой рыхлой земле, пахнущей сыростью и созревшей брусникой. Замер на мгновение, восхищённо разглядывая солнечную пыль, играющую в пробившихся сквозь крону карагача потоках света, обернулся к Матвею.

– Ты меня в лес привёз? Почему?

Матвей наблюдал за братом от машины – точно любовался выпущенным на волю зверьком.

– Ты ведь сюда хотел?– и улыбнулся.– С днём рождения.

Сердце Яра ухнуло куда-то вниз. Он и забыл совсем. Ну да, дома лежал подарок, который он уговорил купить Сашку – кинжал взамен утерянного где-то Матвеевого.

– Слышишь?– Матвей замешательства близнеца не заметил. Чуть склонил голову, вслушиваясь в лесные звуки, – вода журчит?

Схватил за руку и потянул сквозь заросли лещины. Ручей извивался между корнями деревьев, глуша говорливым журчанием звуки, пусть далёкой, но слышной трассы. Словно в другой мир попали, отрезали мир людей от обволакивающей лесной глуши. Матвей расправил теперь почти всегда ссутуленные плечи, зажмурился и подставил лицо косым лучам, пробившимся сквозь листву. Сейчас перед Яром стоял… он сам. Высокий, худощавый… уставший. Но впервые за долгое время стоящий напротив него человек был его собственным отражением, а не серым выжатым привидением, заставляющим вздрагивать от любого прикосновения. Интересно, ему когда-нибудь вообще подарки на праздники дарили? Когда Яр пытался вытянуть из брата, чтобы тот хотел получить на день рождения, тот как-то странно на него посмотрел, но ничего внятного так и не ответил. Тамара вообще покрутила пальцем у виска и привычно обозвала долбоклюем.

– Теперь понимаю, почему тебе так нравится дикая природа.

– А откуда ты знаешь, что она мне нравится?– Яр так и не признался, что знает про их общение с матерью – просто не подвернулось подходящего случая.– Откуда ты вообще знаешь мои вкусы и привычки?!

А этот гад невозмутимо глянул своими вишнями и спокойно заметил:

– Ты же читал нашу переписку.

Внутри будто иглой в нерв штрыкнули. Матвей всё всегда знает и никогда ничего не рассказывает. Рядом с ним чувствуешь себя глупым слепым щенком.

– Ты и это знаешь?– вспылил Яр, наподдав ногой по воде. Нога была босая, а вода оказалась ледяной, отчего повернулся к брату он далеко не с дружелюбным выражением.

Раздражающе невозмутимый кивок.

– Знаю.

– И откуда же?

– Ты щёлкнул письмо от отца. Надо было вернуть в непрочитанные.

– И это всё, что ты мне можешь сказать?

– А что ещё?

– Не знаю, например: «Эй, братик, а я чокнутый сталкер – я следил за тобой всю сознательную жизнь»!

– Я общался с матерью всего несколько лет, и я не сталкер.

– Ну маньяк, разница невелика!

– И не маньяк.

– Да неужели?– с весёлой злостью фыркнул Яр.– Ты знаешь обо мне любую мелочь, ты из-за меня к Никифорову попал… тебя в подворотне подрезали! Да-да, не делай такое лицо, не один ты обо мне знаешь!– мстительно добавил он.– Я был тогда в больнице и видел твою бледную физиономию под капельницей! А ты потом и словом не обмолвился!– Его прорвало. Яр орал во всё горло. Его трясло от накопившегося напряжения, оттого, что напротив стоял упрямо невозмутимый Матвей. А ему безумно хотелось выжать из этого человека хоть каплю живых эмоций. Чтоб он не оббивал стены кулаками и не курил, глядя стеклянными глазами в небо. Чтобы он рассказывал, почему ему плохо, и улыбался, если ему хорошо. Чтобы Яр не чувствовал себя вязнущим в болоте недомолвок и непонимания. Он мог попытаться понять поведённость на нём Матвея – Яр жил жизнью, которой у того не было. Он мог смириться с тем, что его полюбил собственный брат – Яр не мог смириться с тем, что собственный брат не хотел рассказывать, почему так случилось.

Его накрыло с головой. Ни щебет птиц, ни запах леса, ни журчание воды под ногами не могли успокоить разбушевавшейся внутри бури.

– Ты хоть раз задумался, каково мне сидеть в квартире одному? Часами ждать, придёшь ты или нет? И если придёшь, то как себя с тобой вести? Ты как привидение! Молча ешь, молча куришь, молча громишь спальню.

– А что ты хочешь от меня услышать?– тихо откликнулся Матвей. Подумал и сел, прислонившись к клёну. Спина ровная, головой на ствол откинулся, локти на колени положил, сцепил ладони.– Я скажу, что люблю тебя, а ты дёргаешься… вот как сейчас. Я хочу подойти, а ты опять дёргаешься. Дай руку… видишь?

Его ладонь оказалась такой же холодной, как и у Яра. Он попытался разжать пальцы и отойти, но Матвей накрыл его ладонь второй рукой.

– Да за что ты меня так любишь?! У нас одинаковое лицо, чтобы сказать, что ты на него повёлся. Ты содержишь меня, не разрешаешь найти работу, тянешь на шее как балласт – здесь я тоже бесполезен. И оценки у тебя были не хуже моих – я видел табели. Тогда что во мне такого?

Пальцы жгли кожу не хуже воды в ручье. В лицо бросился жар.

– Отпусти…

– Ты ведь тоже чувствуешь, да? Как горит кожа? И как стучит сердце? О чём ты сейчас думаешь? Наверняка не о своём любимом шоколаде. Вот и у меня так рядом с тобой.

– Пусти, кому сказал!

– Ты хотел знать, я ответил,– Матвей не отреагировал, только смотрел непривычно насмешливыми глазами. Дёрнул на себя слабо охнувшего Яра.

– Ты чего? Перестань!

– Обманывать-то меня хватит! Мужчине куда тяжелее скрыть возбуждение.

– А ну, отпусти!– Яр барахтался в объятиях, как в паутине, всё больше запутываясь в обнимающих его руках.

– Да кто тебя держит? У самого сил не осталось…– И всё-таки Матвей ничего не делал, только обнимал, не давая вырывающемуся Яру скатиться на траву. Только хуже делал! Яр с ужасом осознал, что активные ёрзанья на ногах брата отзываются внизу живота болезненным напряжением, отчего напрягся ещё сильнее.

– Хорошо,– Яр вдохнул, выдохнул, собираясь с духом. Положил руки Матвею на плечи.– Я согласен.

– Что?

– Я сказал, что согласен! Ты говорил, что хочешь меня? Отлично. Я не против.– Лицо полыхало от стыда и злобы. Он сидел на парне – родном брате! – более чем откровенно обняв коленями за талию, лицом к лицу, глаза в глаза – до отражения себя в расширенных зрачках друг друга… И Матвей не сидел красный, как рак! Матвей удобнее умостился между корнями, заставив Яра шипеть из-за наливающегося жаром паха.

– …Это твой подарок на день Рождения?

По позвоночнику вниз скользнул указательный палец, сминая тонкую ткань рубашки. Дошёл до поясницы, осторожно коснулся обнажившейся кожи. Яр сам притянул к себе Матвея, коснулся разгорячённым лбом его лба – вернувшийся из забытого детства жест.

– Это мой подарок на день Рождения,– согласился он.

Матвей коснулся губами пылающей щеки.

– Если ты думаешь, что я настолько благороден, чтобы сейчас с возмущением оттолкнуть тебя и заявить, что мне нужно твоё сердце, а не тело, то ты глубоко ошибаешься,– пальцы сжали подбородок, не разрешая отвести взгляд.– Мне нужно и то, и другое.

Блин, прокололся! Ну и чёрт с ним!

Яр злобно зашипел, когда рука от поясницы перекочевала к груди, отщёлкивая кнопки на рубашке. Клац, клац. Пальцы на подбородке разжались, большой очертил губы.

– Может, ты меня ещё и поцелуешь сам?– насмешливо предложил Матвей.

Яр закрыл глаза. Щеку прочертила слеза. Что-то в нём сломалось. Ещё с тех пор, как Матвей пришёл домой и предложил убежать. Тогда он впервые был счастлив, что связан с ним кровными узами. Потому что в таком случае Матвей никуда от него не денется, даже если однажды и захочет… как и Яр от него. Они связаны не клятвами и поступками – одной кровью, и об этом никогда не забыть: напоминание отражается в каждом зеркале, в каждом ручье…

Горячие обветренные губы поцеловали мокрую дорожку.

– Яр, посмотри на меня.– Матвей взял лицо в ладони.

Яр упрямо жмурился.

– Хочешь меня разжалобить?

Мотнул головой.

– Отлично, потому что всё равно не получится.

– Я и не пытался!

Может, он ещё хотел что-то сказать, Матвей не дал – нажал на затылок и прижался к губам. Яр судорожно дёрнулся – вторая ладонь скользнула под рубашку, огладила грудь, коснулась талии, притиснула к себе. Из груди словно выжали кислород.

– П-подожди,– он кое-как вывернул голову, глотнул воздуха.

Со злой насмешкой:

– Противно?

Так же зло и сконфужено:

– Мне дышать нечем… Что смешного?

Матвей прикусил губу, чтоб сдержать улыбку.

– Тогда сам меня поцелуй, чтоб не задыхался.

Яр хлопнул ресницами, нерешительно глянул в кошачьи глаза. В прошлый раз он тоже смотрел в расширенные зрачки. И вокруг были похожие шорохи и запахи. Тогда тоже было больно и страшно. Только тогда болело тело, а сейчас ныло внутри.