Текст книги "Отражение в тебе (СИ)"

Автор книги: ИВАНКА

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Поднялся по лестнице, свернул в знакомый коридор. Два пролёта – коридоры расширялись в нечто, напоминающее зал ожидания с креслами и диванами, поворот, знакомая дверь.

Валерий Николаевич, как и положено, сидел за столом. Откинулся в кресле, пальцы постукивают по подлокотнику.

– О, как раз вовремя,– мужчина сверкнул в его сторону глазами. Губы растянулись в улыбке сытого кота.– Ну, проходи,– и насмешливо добавил,– тут за тобой пришли…

За спиной глухо щёлкнула закрывающаяся дверь, словно ловушка захлопнулась. На ватных ногах, Яр сделал шаг в кабинет. Скрытый до этого шкафом, у противоположной стены замер Матвей. До боли знакомые потёртые джинсы, тёмная футболка… и пайта. Та самая, которую он куда-то засунул, да так и не смог вспомнить, куда.

– Я не… не понимаю…

– Я забираю тебя домой,– зло раздувая ноздри в сторону посмеивающегося Никифорова, сообщил Матвей.– Как тебя только в эту яму занесло? Ты же жил у друга.

Он отлепился от стены. Яр автоматически отступил под защиту Валерия Николаевича. Мужчина усмехнулся.

– Любопытная семейка,– сказал он.– Ну и как тебе теперь твой ненаглядный брат?

Яр непонимающе обернулся к начальнику, но тот смотрел только на Матвея. Ха, смотрел! Он поедал его жадными глазами, будто лакомый деликатес!

– Я очень постарался, чтобы только при одном взгляде на него у тебя сорвало крышу. Мне кажется, удачно постарался – даже у моих ребят, вполне себе нормальных, дух перехватывало, когда парень по коридорам шатался. Одного даже уволил. Жаль, толковый был работник. И водитель от Бога. Ну так как он тебе? Я рад, что вы с первого раза в том зоопарке столкнулись. Второй раз я не знаю, как бы втулил билеты к тебе на работу.

Яр ничего не понял, зато понял Матвей. На скулах заиграли желваки.

– Мы уходим,– глухо повторил он.

– Иди,– разрешил собеседник.– А вот твой братишка останется.

– Ещё чего!

– Хм, видишь ли, у меня нет привычки делиться любимыми игрушками.

– Он не твоя собственность!

– Почему же? Я в него столько вложил – за жизнь не расплатишься. К тому же ты мне и так должен.

– Я возвращал чёртов общак, ты сам денег не взял!

– Потому что мне не они нужны.

Матвей потемнел. Яр словно примёрз к полу. Эти двое явно друг друга знали, и Матвей, равнодушный к людям Матвей, ненавидел сидящего перед ним человека.

– Я уже говорил, что меня не интересуют бои без правил.

– Ты даже не думал об этом.

– Предостаточно думал. Там люди погибают. Не моё.

– Ох, брось! Себя ты в обиду не дашь, а другим шеи сворачивать – кто сильнее, тот и правит бал.

– Я сказал – не моё. Я тебе не цепной пёс, не приживусь на привязи.

– Не хрусти кулаками, мальчишка,– равнодушно бросил Никифоров.– Я тебя не боюсь. Дерёшься ты знатно, и, я уверен, ты даже успеешь меня поколотить. Вот только за дверью тебя ждут десять неприветливых рож, каждой из которых дан чёткий приказ – бить наповал. Ты всего лишь человек, малыш. Ты раскидаешь от силы пятерых. Ну шестерых – мы не в сказке. Кто-то всё равно до тебя дотянется.– Валерий Николаевич перевёл взгляд на Яра.– Или до твоего красивого брата.

– Ты его специально заманил, да?– неожиданно глухо, точно собака, не имеющая возможности укусить – только гарчать, спросил Матвей.

– Да,– довольно признался собеседник и крутанулся в кресле.– Это было гениально – приманить твоего ненаглядного брата и уже на него, как на наживку, затащить сюда тебя. Не обижайся, Яр, ты мне правда симпатичен,– мужчина на миг повернулся к онемевшему парню, всё ещё не верящему, что вот тут перед ним сейчас происходит что-то такое, о чём он раньше только слышал. Нет, не разборки и переругивания: в кресле сидел человек – весёлый, циничный, любящий приврать или исказить истину; в кресле сидел человек – подлый, жёсткий… двуличный. Яр никогда не разбирался во вранье, у Яра никогда не было того, кто бы мог ему врать.

– Вы меня использовали?– нет, он не переспрашивал, он отлично всё понял с первого раза. Просто не хотел верить, что человек, который стал для него чем-то вроде замены отцу, так бессовестно его сыграл. Не просто сыграл – всё заранее спланировал.

Яр перевёл взгляд с одного участника беседы на другого. Матвей зло раздувал ноздри. Руки сжаты в кулаки, ноги напружинены. У Яра же сил хватало только на то, чтобы стоять.

– Я же говорил тебе держаться от Лисы подальше!– не удержался Матвей.– Она меня уже второй год сюда засунуть старается.

– Просто я считал, что она сможет тебя таки уболтать, раз ты однажды её спас. И всё-таки она пригодилась,– Валерий Николаевич опять сыто улыбнулся Яру,– нашла слабое место.

– Только посмей его тронуть,– прорычал Матвей, делая шаг в сторону по-прежнему невозмутимого мужчины. Тот равнодушно фыркнул.

– Не переживай, ТАК трогать я его не собираюсь. Но ты меня всё же удивил. Я, конечно, рад, что нашёл болевую точку, но, Матвей… собственный брат…

Яр вспыхнул. Матвей остался спокоен.

– Впрочем, это не моё дело. Ты хотел увидеться с Яром, ты увиделся. А теперь помаши лапкой, потому что Яр останется у меня, а вот тебе пора на выход.– Мужчина показушно постучал по наручным часам.– Время личных посещений закончено.

– Яр уходит со мной.

– Яр никуда не уходит.

– Я здесь сам не останусь!– вспылил Яр.– И идите вы к чёрту! Оба!!!

– Останешься,– равнодушно бросил мужчина.– Или уже через полчаса будешь петь песни в КПЗ. Тамошние ребятки очень любят таких красивых чистеньких мальчиков.

– В КПЗ?

– Да. Уж прости, но ты по уши влип, парень. Я сам едва ли не горючими слезами плакал, когда отправлял тебя с контрабандой к Тамаре, да и она с меня семь шкур за тебя спустила. Но если понадобится, она подтвердит, что именно ты регулярно передавал ей краденые артефакты.

– Но это вы мне их давали!

– А где доказательства? Ты на меня даже не работаешь официально – мало ли какую шушваль я мог приютить по доброте душевной?

Яра затрясло. Перед ним сидел человек и, спокойно глядя ему в глаза, говорил, что сделал его преступником. И ни капли в этом не раскаивался. Сашка был прав, когда предпочёл держаться от этого места подальше.

– Ну так что, уходишь?

Яр замер в нерешительности. А Матвей подошёл, схватил за руку и поволок к двери. В коридоре стояли охранники. Много. Больше десяти. У самых дверей – бледное личико Лисы.

– Как я и обещал,– сказали за спиной.

Матвей рыкнул, обернулся.

– Отпусти мою собственность,– без всякой улыбки проговорил мужчина.– Яр принадлежит мне, а я уже говорил, что своими игрушками делиться не привык.

Под пальцами затрещало запястье Яра. Валерий Николаевич равнодушно дёрнул бровью.

– Однако, я могу его тебе… одолжить. Кинуть кость собаке, так сказать.

Матвей сглотнул.

– Отдай его мне.

– Матвей…

– Ога как…– весело отозвался собеседник,– без раздумий, без обычного увиливания?

Матвей вряд ли заметил, как пытался вывернуться из хватки его брат.

– Отдай его мне. Хочешь заполучить меня? Отдай мне Яра.

Яр замер. В ушах звенело. Схваченная Матвеем рука налилась свинцом.

Скрипнуло кресло. Несколько бесконечных секунд между биениями сердца. И где-то между ними заблудился не расслышанный Яром ответ Никифорова.

А Матвей подтащил его к себе, обнял, поцеловал волосы, злобно зыркнул на человека в кресле и выволок Яра прочь из кабинета.

4. Отражение: друзья и враги

– Мне больно, пусти…

– Ещё чего. Хватит, я позволил тебе месяц назад удрать. Ты же должен был у друга жить, как ты с этой швалью связался?

– А ты откуда про Сашку знаешь?

– Я всё о тебе знаю. Неужели ты думаешь, я не знал, где ты был? Твой друг всё рассказал. Не злись – он пришёл ко мне и пытался поколотить. Пайту приволок, сказал, что тебя она раздражает.

Они проскочили лестницу, вылетели в холл, откуда расходились коридоры к бассейну, тренажёрному залу и кафетерию. Матвей замер у колоннады, завёл руку, держащую Яра, за спину, заступил вперёд брата.

– Тише-тише, приятель, на…– немножко обеспокоенно прогудел один из охранников, замаячивший на выходе. Яр мимо воли прижался к Матвею – знакомый хрипловатый голос давешнего бандита из перехода резанул слух.

– Я же говорил вам не соваться к моему брату.

– А мы и не совались,– буркнул второй.– Что мы, самоубийцы? Да и босс запретил, чтоб не засветились.

– Зачем вы вообще меня там поджидали?– Яр таки не удержался и высунулся из-за плеча Матвея.

– Проверка,– сузил глаза Матвей. И будто пощёчину отвесил,– твой предыдущий владелец хотел удостовериться, что из-за тебя я слечу с катушек. Удостоверился.

Охранники неопределённо похмыкали, отводя глаза.

– Чего вам?

– Валерий Николаевич просил передать, чтобы завтра к девяти ты был здесь.

Матвей молча оскалился, цапнул брата и выволок его на улицу, в уже вечереющий город. Рядом молчаливой тенью пристроилась верная Барселона, распугивая спешащих с работы людей.

Яр молчал. Матвей злился. Руку он и не подумал отпустить, сжимая запястье брата до хруста в костях. И так поломана в аварии была… Ну и чёрт с ней. На душе у Яра было пусто и гадко, будто туда не просто плюнули, а ещё и ноги о коврик вытерли.

Собственный двор он не узнал, будто здесь лет десять не был, а не всего месяц отсутствовал. Возможно, всему виной были сумерки и затянувшие небо тучи.

На второй этаж они поднялись по лестнице. Матвей дёрнул дверь на себя. Даже закрыть не удосужился перед уходом. Яр подобрался и шагнул за порог. И только за спиной щёлкнул замок, как Матвей развернулся и обнял его.

– Т-ты чего?

Матвей коснулся лбом лба Яра и замер, всё так же упрямо не выпуская из кольца рук. Секунда… десять… минута… Колотящееся сердце успокоилось, застучало медленнее. В перевёрнутых от испуга мыслях прояснилось. Не ему одному было плохо весь предыдущий месяц – Матвей вообще провёл его в обществе только своей Барселоны.

Яр неуверенно пропустил руки под пайтой и обнял прижавшегося к нему человека.

И тут же горячие сухие губы прижались к его губам. Руки прошлись по плечам, сминая светлую приталенную рубашку. Яр попытался оттолкнуть брата или хотя бы вывернуть голову, чтобы вдохнуть внезапно закончившийся в лёгких воздух.

– Матвей, успокойся!.. Ты меня пугаешь!

Ещё один поцелуй, смазавшийся с губ к скуле, ниже – по шее, к ключицам. Под пальцами щёлкнула нижняя пуговица, руки скользнули к тягуче занывшему паху.

– Я сказал, успокойся!!!

Тычок в живот. Яр ужом закрутился в Матвеевых руках. И прежде, чем тот разогнулся от удара, Яр оттолкнул брата от себя и рванул вглубь квартиры – в свою комнату. Щёлкнул замком изнутри. И только тогда позволил себе сползти по стенке на пол.

– Яр…

Дверь снаружи скрипнула, провернулась ручка, но, запертая изнутри, не поддалась.

– Убирайся!– проорал Яр, вскакивая и на всякий случай отбегая к окну. Провёл трясущимися пальцами по опухшим от поцелуя губам. Тоскливо глянул на каштан. Парящая дневная жара наконец нагнала туч, и на землю мерно капал мелкий липкий дождь, уже успевший запятнать землю и деревья. Не сильно-то по скользким веткам попрыгаешь. Да и к кому? Опять к Сашке? У него как раз отец опять в запой ушёл, у парня и без Яра забот выше крыши. И нельзя же каждый раз удирать, когда у Матвея снесёт мозги. Может, у него их оттого и сносит, что сам сидит…– Ты придурок! Я думал, ты раскаиваешься, хочешь попросить прощения, просто не знаешь как.

Короткое молчание за дверью.

– Мне действительно жаль, что всё случилось так, но я тебе говорил, что никому не отдам. Я тебя никому и не отдам.

– Ты что, свихнулся окончательно? Какое «не отдам»? Я живой человек, а не…– Яр замолчал, зло наподдав столу.

– А не – что? А не «вещь»?– за дверью усмехнулись.– Да, ты не вещь, но ты же, в самом деле, не решил, что я тебя вытащил из «Кедра» только в силу родственных обязательств? Я из-за тебя в такую кучу навоза вляпался, шиш отмоешься.

– А никто тебя и не просил!– взвился Яр, жутко злясь на самого себя за подобный выпад. Но и Матвей тоже хорош – мог бы и припомнить, из-за кого Яр удрал неизвестно куда и как во всё это встрял. А Матвей тоже закусил удила. Бахнул кулаком по двери, но, скорее, от злости, чем желая её выбить.

– Я тебе дал месяц, чтобы привести мысли в порядок,– ровно отозвались из коридора. Взял бы он себя в руки так же быстро на водохранилище…– Больше и дня не дам. Ты останешься со мной, нравится тебе или нет.

– К отцу удеру,– уже просто, чтобы позлить этого дурака ещё больше, упрямо выпалил Яр, отлично понимая, что тому он нужен, как зайцу стоп-сигнал.

– Удачи,– немножко с издёвкой.– Я даже отвезу тебя на вокзал и покажу в каком направлении по путям за ним бежать.

– Ты о чём?

– К нам на недельке нагрянули ребятки из прокуратуры и просто кудахтали от счастья, обнаружив целый склад контрабандных артефактов; и папочка повторил подвиг Копперфильда.

У Яра неприятно заныло под ложечкой. Он-то по наивности считал, что Матвей так жутко выглядит только из-за того, что Яра рядом нет. Самовлюблённый павиан.

Подошёл к двери, взялся за ручку. С той стороны точно так же держащийся за ручку человек прижался к двери лбом и тихо вздохнул.

Словно выкинутая из дома, никому не нужная собака…

Яр так и не решился выйти, пока следующим утром Матвей не собрался и не ушёл. Наверно, в «Кедр». Тогда он сбегал в ванную, зашёл на кухню. В животе заныло. Не от голода – на столе остывала кружка любимого шоколада, из тарелки вкусно пахло гренками.

Яр любил гренки, постоянно требовал их от матери на завтрак, хотя вымочить хлеб в сладком гоголь-моголе вполне мог и сам. Просто на это обычное лакомство всегда хватало времени даже у занятой мамы. С тех пор, как он вышел из больницы, Яр ни разу не вымачивал хлеб в сладкой яичной болтунье.

Зазвонил домашний телефон.

– Алло?

– Яр?– голос Лисы. Немножко резануло непривычное обращение. Обычно подруга звала его более ласково. Не сказать, чтобы он теперь был таким наивным болваном, видящим намёки там, где их отродясь не водилось, и всё же «Ярик» от неё звучало более… природно.

– Булки в руки и дуй ко мне домой.

– Эээ… зачем?

– Потому что! Саню дружки папашины поколотили – вчера, по ходу, очередная гулянка была. Он от них удрал и ко мне ночью явился. Страшный, как смертный грех: морда побита, хромает, грязный весь, наверно, ещё и на земле валялся, отходняк ловил. Ты там, когда мимо гастронома шагать будешь, заползи и водки купи.

– Зачем?

– Потому что Шурка уже все обезболивающие у меня выжрал!– раздражённо прорычала трубка.– Накачаем его и пускай спит. Он когда пьяный, всегда дрыхнет.

Сашка уснул сам, ещё до прихода Яра, поэтому будить его не стали. Серая после бессонной ночи Лиса только вяло махнула рукой, когда Яр зашёл в квартиру.

– На кухню пошли,– тихо шепнула она.– Подальше от спальни.

Там девушка поставила чайник, нарезала рулет.

– Угощайся.

– Ты Матвея к Никифорову сманивала?

Она какое-то время молча смотрела на него, задумчиво жуя губами.

– Да,– отозвалась почти с вызовом.

– Почему? Он же тебе так нравится, а ты самолично толкала его к мафии.

– Никифоров не мафия, хотя точно вор в законе – маленькая шишка вселенских масштабов на район-второй.

– Которая предложила разыграть тебе весёленькую сценку перед Матвеем, чтобы втереться в доверие?

Плюх!

У Лисы даже волосы не взметнулись – будто и не шевелилась вовсе, не выплеснула в сидящего напротив собеседника стакан сока. Только на губах расцвела незнакомая змеиная улыбка.

– Трепло всё-таки Сашка,– без всякой обиды на старого друга заметила она.– Но точно знаю, что даже тебе он всего не рассказал.– Губы неестественно растянулись. Смешно не было ни на грамм.– Хочешь знать в подробностях?

– Нет.

Лиса не услышала или, скорей всего, не хотела слышать.

– Те трое уродов выловили меня в переулке, когда я вечером с подработки возвращалась. И Матвей появился далеко не сразу. Сначала меня держал один, а двое других пользовались в своё удовольствие, потом другой заменил дружка…

– Юль, хватит!

– Матвею шикарная картинка представилась!

– Да успокойся уже!– Яр вскочил, выхватил из трясущихся рук девушки пустой стакан, метнулся к крану и просто из него набрал сырой воды.– Пей!

Она зло сощурилась, глядя в пространство.

– А того ублюдка, который первым предложил со мной позабавиться, я в больнице потом навестила…– Сделала долгий глоток и неожиданно спокойно посмотрела на Яра. В глазах не осталось ни боли, ни злобы.– А ты знаешь, что не все капельницы автоматически прекращают подачу лекарства, если оно заканчивается?– неожиданно спросила она. И опять улыбнулась. Жуткой солнечной улыбкой.– Попадаются и бракованные, которые в вену воздух гонят… уж я очень постаралась…

– …Матвей знает?

– Что та смерть не на его совести? Расслабься, он в курсе. Остальные нет. Не знаю, почему он меня прикрыл. Наверно, если бы Валерий Николаевич не замял скандал, он бы не стал меня выгораживать, но дело стухло, а Матвей вообще парень с тараканами.

– Значит, всё-таки Валерий Николаевич?

– Угу. Он тогда той историей заинтересовался – парни под его шефством были. Они в боях участвовали. А тут какой-то сопляк их раскидал. Тогда и я ему на глаза попалась. Он мне честно сказал, зачем ему нужна моя персона, а я согласилась.

– Почему?

– Потому что ты полный придурок!– вспылила Лиса.– Он предложил деньги, а я только в десятый класс пошла. У меня мать в онкологии ко второй операции готовилась, а дома даже хлеба не на что было купить. Конечно я согласилась! К тому же думала, что этот придурок Матвей на меня внимание обратит… пусть даже и из жалости…

Лиса громко втянула носом воздух, но не разревелась и даже глаза не покраснели. Сильная. Или давно сломленная…

– Кто ж знал, что он на тебе настолько поведённый. А ведь у меня в мозгах вертелось, что это ненормально – настолько незнакомым человеком увлечься. Даже башку свою упрямую склонил, ко мне пришёл, чтоб с деньгами помогла.

– С деньгами? С тем общаком? Зачем?

– Чтоб тебя навестить!

– Где?

Закипел чайник. Лиса мрачно посмотрела на Яра.

– Ты бы знал, как я тебя ненавижу…

Встала, разлила по чашкам кипяток, сыпанула растворимый кофе. Подумала и булькнула в них ещё и принесённой парнем водки.

– Эээ… я, пожалуй, такой коктейль не буду…

– Пей, придурок. У меня настроение паршивое, давай хоть напьёмся что ли.

– Меня даже от пробки шампанского уводит.

– Ну и чудесно. Пьяным море по колено.

Голова трещала и раскалывалась. Во рту ощущение кошачьего туалета. И шум ссоры за стеной.

Яр несколько минут соображал кто он и где он, таращась в затянутое ночью окно гостиной. Потом под рукой звякнул перевёрнутый стакан. Медленно перевёл взгляд дальше – на полу у кровати, на которой он валялся, несколько бутылок, всё пустые, – водка, портвейн, пиво и минералка. Ёлки-палки, вот это набор! И аромат в комнате – хоть топор вешай…

– Да с чего ты решил, что имеешь право ко мне вламываться?!– едко шипела Лиса в коридоре.

– Я за Яром пришёл,– тихий злой шёпот Матвея.

Блин, блин, блин!!! Его только тут не хватало!

– Нет его – опять от тебя удрал!

Яр кое-как выпутался из одеяла, шлёпнулся на пол. Перепалка за стеной затихла – его явно услыхали.

– А это тогда кто? Кота завела?

– Друг от побоев отходит… эй, ты куда?

– Шустро как-то отходит,– дверь распахнулась. На пороге стоял злой, как чёрт, Матвей. Влиииип…

Из-за плеча близнеца высунулся курносый носик Лисы. Вредная девка лучезарно улыбнулась, напоказ запахнула халат, «случайно» обнажив ключицы. И чуть ниже. Яр задохнулся – халат был накинут на голое тело.

– Ты без одежды,– не спрашивая и даже не утверждая, а просто констатируя факт, сказал Матвей. И от его помертвевшего голоса у Яра внутри всё перевернулось. А то он не в курсе!!! Перевёл взгляд на кровать. Постельное смято, на простыне полупрозрачное пятно.

– Я…

– Ты?..

– Я ничего не помню…

Вишнёвые без проблеска и янтарно-карие глаза обратились к похихикивающей в коридоре девушке.

– Что?– с вызовом бросила та.– Хотите узнать все подробности?

Матвей окинул гостиную взглядом, обнаружил сброшенную в углу одежду – вперемешку Лисы и Яра. Прошёл, вытянул нужную, бросил брату.

Лиса злорадно ухмылялась в дверном проёме.

– Да ладно, не стройте такие мрачные рожи. Всё равно не сильно весело оказалось. Ты, Ярик, извини, но у тебя по любому раньше девок не было – первый раз кончил, едва ко мне под юбку забрал…

Матвей в мгновение ока оказался рядом с ней, выкинул руку и всё так же молча сомкнул пальцы на тонкой девчачьей шее.

– Матвей!..

– Одевайся. Живо.

Лиса корчилась в железной хватке опасного гостя, пыталась разжать руками его пальцы.

– Ты её задушишь!

– Отлично. Меньше трепаться будет… Я не вижу, чтобы ты шевелился!

Путаясь в рукавах и штанинах, Яр нервно натянул одежду, запоздало спохватившись, что не надел под штаны бельё. На плече, ближе к шее, красовался цветастый засос, переходящий в синяк.

Матвей кинул косой взгляд на брата, разжал руки. Лиса упала на пол, закашлялась.

– Псих!

– Я тебя предупреждал.

– Как ты только его вечно обнаруживаешь? Ты сам как собака. Натасканная на этого доверчивого ангелка!

Яра мутило. Голову будто ватой набили, даже собственные руки-ноги едва его слушались – сигнал о действии запаздывал на несколько секунд.

Матвей не глядя притянул подошедшего Яра к себе, грубо сжал локоть.

– Скажи честно, вы действительно переспали?– всё так же тяжело глядя на сидящую у ног Лису.

В каком бы не был состоянии Яр, он отчётливо почувствовал, что от ответа зависит жизнь глупой девчонки. Уж целостность организма – точно! Это должна была понять и Лиса. Но вместо того, чтобы хотя бы попытаться солгать и так вымолить себе прощение, она залилась диким злорадным смехом.

Точно в кошмаре, Матвей вытащил Яра из квартиры, не слишком заботясь, чтобы тот успевал перебирать ногами.

– Я это специально сделала,– в дверной проём высунулась когда-то миленькая мордашка. Она и сейчас напоминала куколку. Оттого на душе стало ещё гадостнее.

– Счастлива?– спросил Матвей, до предела сжимая пальцы на локте Яра.

– Безумно! Хотела хотя бы раз представить, как сплю с тобой. Ну и тебе насолить, конечно же… Невоспитанный он у тебя, неопытный. Но стонет – отпад! Как вспоминаю – так опять завожусь.

И захлопнула дверь…

– Матвей, я правда не помню…

Матвей пинком вышиб входную дверь, цыкнул на выскочившую Барселону и влепил Яра в косяк. Тот охнул – по спине рвануло болью. Перед глазами заплясали цветные искры.

– Ну хватит беситься!– Яр кое-как собрал глаза в кучку, оттолкнул психующего Матвея и попытался пройти внутрь.– Даже если мы и переспали, что здесь такого? Я парень, она девушка. Всё естественно.

На плечо легла тяжёлая рука. Рывок. Мир крутанулся по оси, и Яр влип носом в Матвееву грудь. На горящую после косяка спину легли широкие ладони.

– Кто тебе разрешил трепыхнуться?– незнакомый властный тон. Яр поднял лицо. И наткнулся на пустой стеклянный взгляд. Обычно тёмные без проблеска глаза с мягким вишнёвым оттенком налились колким ртутным блеском. Пальцы больно вдавились в ноющие лопатки.– Забыл, кому принадлежишь?

– Хватит дурью маяться!– остатки хмеля ударили в голову. Яр зло вырвался.– Ты уже заигрался в хозяина. Я тебе не цепной зверёк! Я – твой брат! А ты – сумасшедший ревнивый придурок!!! Отвали от меня! Иди башку лечить! Ты же не думал, в самом деле, что я всё забыл? Что я простил? Не думай, что я растекусь лужей только потому, что ты одинокий и никому не нужный! Ты моя семья, поэтому я тебя терплю! Только поэтому!

Матвей замахнулся и наотмашь ударил по лицу. Яр упал. Матвей скривил губы в улыбке, склонился. Одна рука схватила Яра за волосы, не позволяя дёрнуться, вторая рванула рубашку. Посыпались на пол пуговицы. От разбитой губы во рту появился металлический привкус крови.

– Я из-за тебя цепным псом стал,– зло прошипел он. Коснулся пальцами видного из-под одежды засоса у шеи.– Добровольно подписался влезть во всю эту грязь, только чтобы твою шкуру вытащить. А ты, маленькая неблагодарная сволочь, при первой же возможности удираешь к этой стерве, а потом заявляешь «всё естественно»?

И Матвей высмыкнул брата из рубашки, поднял с пола и, полуоглушённого, понёс вглубь квартиры.

Зря тот брыкался и сопротивлялся. Яра занесли в его же спальню, швырнули на кровать, не слишком заботясь о том, чтобы не повредить не раз уже битую спину. Не слушая ругани и угроз, Матвей стянул с него оставшиеся джинсы, грубо перевернул на живот. Клацнула бляха на поясе. Зашуршала трущаяся о ткань кожа ремня, вытаскиваемого из петель.

– Ну что ж…– тихо и до дрожи спокойно проговорил Матвей.– А вот я к тебе не отношусь, как к семье. Ты – моя собственность, понял? И ты будешь делать только то, что я тебе разрешу. Выходить из дома – запрещено. Видеться с этой девкой – запрещено. Удирать, пытаться себе навредить… пить. Всё это – запрещено. И мне всё равно, нравится это тебе или нет, считаешь ты меня психом или не считаешь. Ты можешь меня любить, ненавидеть – всё равно. Я тебя люблю. Мне этого хватает. И я не потерплю, чтобы ты так запросто трахался с первой попавшейся девицей.

Рассёк воздух сложенный петлёй ремень. Хлясь! На позвоночнике расцвёл красный рубец, оставленный грубо выделанной кожей. Яр дёрнулся, перевернулся. И следующий удар пришёлся на живот.

– Что ты делаешь?!

Он попытался вскочить, но Матвей грубо толкнул его обратно, бесстрастно продолжая хлестать по обнажённому телу – до чего дотянется: спина, плечи, бока, живот, грудь, ноги, руки. Хлясь, хлясь, хлясь! Тонкие красные полосы исчертили белую кожу, с каждой секундой всё сильнее наливаясь красками.

Яра никогда не били. Он не знал, что это такое, и сейчас с ужасом вжимался в кровать, свернувшись комком, чтобы ядовитое жало щёлкающего в воздухе ремня ранило как можно меньше его плоти. А Матвей словно с цепи сорвался – впился пальцами в волосы, заставляя его разогнуться и опять перевернуться на живот, и с маниакальным упорством стал стегать ягодицы.

Он комкал покрывало, стискивал зубы, старался ухватиться хотя бы за краешек реальности и не запутаться в лабиринте из боли и страха. В мире не осталось ничего, кроме жгущих кожу полос и хищного въедливого свиста над головой. Ягодицы горели огнём. Он уже не мог шевелиться, любое напряжение отдавалось ещё большей болью в изувеченном, побитом теле. И тогда ремень отшвырнули в угол. Он дохлой змеёй брякнул по полу и замер. Где-то на краю сознания знакомо клацнула молния Матвеевых джинсов.

Яр даже дёрнуться не мог – не было сил, да и не почувствовал толком из-за боли, как легли на талию ладони, как скользнули ниже. Рука коснулась исхлёстанных ягодиц, прошлась между ними, нашла вход. Знакомое болезненное ощущение вдавливающихся внутрь пальцев. Одного… двух… на третьем он всё же застонал, вгрызаясь зубами в кулак.

Тело горит от порки. Ещё болезненней делается внизу живота, когда там загорается уже огонь внутренний. И тогда рука исчезает и сзади теперь трётся упругая горячая головка. Надавливает, проталкивается внутрь.

– Н-не хочу…

Пальцы протискиваются между покрывалом и пахом, безошибочно находят его возбуждённый член, сжимаются на стволе. Судорожный всхлип.

Жёстко и злорадно:

– Хочешь, не ври. Экий ты ненасытный – вроде уже запачкал сегодня одну постельку, а всё ещё не против.

И знакомое до судорог ощущение вдавливающегося внутрь члена. Медленно, садистски, чтобы дать почувствовать и вспомнить всё, что раз за разом пытался забыть весь прошлый месяц. Боль. Опустошающую, выматывающую, унизительную. Удовольствие. Опустошающее… выматывающее… унизительное…

Толчок.

– Не зажимайся. Иначе я тебя ещё раз выпорю…

Яр выгнулся, попытался вывернуться, разорвать эту жуткую связь… А Матвей внутри словно ещё больше стал. Протолкался глубже, ещё и руками на себя вдавил – оставил на талии лунки ногтей.

Толчок.

Лёг сверху, прижался. Его дыхание пощекотало плечо. Но вместо поцелуя, в кожу впились зубы – как раз поверх багровеющего засоса.

– Ты мой!– зло прошипел Матвей.– Понял? И не смей трепыхаться, потому что ты – мой!..

Следующих два дня прошли как в бреду. Яр лежал на кровати и ни на что не реагировал. Поскуливающая в углу Барселона, плачущее дождевыми разводами окно, шелестящий от непогоды каштан, поднос с едой, принесённый утром Матвеем… Разве что сам Матвей. Стоило ему зайти в комнату, Яр съёживался и забивался под одеяло. Матвей отмалчивался, мрачный, как туча. Яр слышал, как он бахнул кулаком по зеркалу в прихожей, а потом грюкнул дверью и ушёл в «Кедр».

Той ночью к Яру вернулись кошмары. Он опять падал вниз, отчаянно стараясь взлететь или хотя бы просто не врезаться в землю. В спальню зашёл Матвей, его вопрос, что случилось, Яр проигнорировал, привычно сжавшись под одеялом. Следующей ночью он проснулся от собственного судорожного вздоха. И обнаружил сидящего у кровати брата – спиной к деревянной раме, в колени локтем рука упёрлась и поддерживает тяжёлую, уставшую за день, голову. Вяло пошевелился, стряхивая сон, но второй руки, грубо обвязанной бинтом – наверняка тогда об зеркало покалечил, – зажавшей ладонь близнеца, так и не открыл.

– Яр?..– Матвей открыл глаза, какое-то время всматривался в замершую на подушке голову. Яр даже зажмуриться побоялся, чтоб не выдать себя движением – так и лежал, во все глаза глядя на замершего перед ним человека – хорошо хоть тучи зашторили луну и в комнате достаточно темно.

– Ты спишь?

Понял Матвей или нет, что он проснулся? Лишь бы не нагнулся ближе, тогда точно не проведёшь – сердце колотиться как ненормальное.

Матвей осторожно потянулся к лицу, едва касаясь, провёл пальцами по щеке. Вздохнул.

– Ты опять дрожишь…

Притянул к себе руку и начал на неё дышать, согревая.

А Яр всё лежал и смотрел на этого странного, такого родного и далёкого ему человека.

Матвей напоминал ему большого беспризорного пса – такой же лохматый, недоверчивый… дикий. Точно так же хочет ласки и не знает, как её попросить. И сам не умеет ластиться. И рычит, если потянешься приласкать.

Губы мягко касаются пальцев, всех по очереди. Выдох. Матвей зарывается лицом в его ладонь. Долго он так сидеть будет?

Странное смазанное чувство, словно во сне, когда пытаешься ухватиться за что-то, а оно ускользает перед самым носом, манит смутными знакомыми линиями. Сейчас Матвей был точно таким же – знакомый незнакомец. Может, потому что они близнецы, кажется, что ты действительно знаешь его всю жизнь. Линии лица знакомы до последней чёрточки: складка между дугами тёмных бровей, щекочущие кожу ресницы, длинные и густые, тёплые губы, постоянно обветренные, потому жёсткие, под левым глазом пуговка родинки.

И непривычно, но так знакомо:

– Ярик…

Тук-тук – сердце в груди. Тик-так – часы на стене.

Туктуктук-тук-тук… тук… тук…

А сон пришёл неожиданно – Яр и сам не заметил…

Проснулся он в обед. Тело ломило от долгого лежания и подживающих по всему телу рубцов.