Текст книги "Сочинения"

Автор книги: Иоанн Кассиан Римлянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)

\195// как у пишущего что–нибудь, рисуют, и таким образом туда и сюда двигаются все члены тела, так что пока продолжается духовное собеседование, ему думается, что он сидит на ползающих червях или острых спицах, и, что в простом собеседовании ни высказалось бы в назидание слушающим, гордый думает, что это сказано в поношение ему. И все время, пока происходит рассуждение о духовной жизни, он, занятый своими подозрениями, перенимает не то, что надо бы принять к своему преуспеванию, но озабоченным умом изыскивает причины, почему то или другое сказано, или с тайным смущением сердца придумывает, что можно бы возразить им, так что от спасительного исследования не получает ничего. Таким образом, духовное собеседование не только ни в чем не приносит ему пользы, но скорее вредит ему и становится для него причиной большего греха. Ибо когда он по своей совести подозревает, что все сказано против него, то с большим упорством сердца ожесточается и уязвляется острыми стрелами гнева. После этого бывает у него возвышенный голос, суровая речь, резкий, строптивый ответ, походка гордая и подвижная, язык легкий, речь дерзкая, не любящая молчания. Разве что возымеет в сердце своем отвращение к какому–нибудь брату, и тогда молчание его бывает знаком не сокрушения, не смирения, а гордости негодования, так что нелегко различить, что в нем более отвратительно – рассеянная ли и дерзкая радость или угрюмая язвительная молчаливость. Ибо в той радости бывает речь несвоевременная, смех легкомысленный, глупый, необузданное и невежественное возношение сердца; а в этой (молчаливости) – молчание язвительное и полное гнева, и оно бывает только для того, чтобы отвращение к брату, сохраняемое молчаливостью, могло дольше продолжиться, а не для того, чтобы от этого произошла добродетель смирения и терпения. И будучи захвачен надменностью, хотя сам причиняет всем скорбь, но оскорбленному брату не только не хочет поклониться, но и принесенное ему от брата извинение отвергает и презирает. И не только никаким удовлетворением брата не бывает тронут, смягчен, но еще более негодует за то, что тот опередил его в

\196// смирении. И спасительное смирение и удовлетворение, которое обычно кладет конец дьявольским искушениям, становится причиною сильнейшей злобы.

глава 28 О гордости одного брата

Я слышал в этой только стране (что странно и стыдно рассказывать), что один из младших, когда авва стал ему выговаривать, для чего он (брат) оставляет смирение, которое после отречения от мира сохранял так недолго, и надувается дьявольской гордостью. На что тот с крайним высокомерием ответил: неужели я для того на время смирялся, чтобы всегда быть подчиненным? При этом столь дерзком, преступном ответе старец так изумился, что всякая речь его прервалась, как будто он услыхал эти слова от самого Люцифера, а не от человека, так что ни одного слова против такой дерзости не мог выпустить из своих уст, кроме стона из сердца и воздыхания, только молча в себе размышлял о том, что говорится о Спасителе нашем: Он, будучи образом Божиим, смирил Себя, быв послушным не на время (как тот говорил, будучи одержим дьявольским духом надменности), а даже до смерти (Флп 2, 6, 8).

глава 29 Признаки, по которым узнается, что плотская гордость есть в душе

Чтобы сказанное об этом роде гордости изложить короче, собрав, по возможности, некоторые признаки ее, – я считаю необходимым повторить то же коротко, чтобы нам в сокращении знать, по каким признакам можно угадать и различить ее, чтобы обнаженные и выведенные наружу корни этой страсти, ясно понятые и рассмотренные, удобнее можно было вырвать или избежать. Ибо тогда сможем всецело уклониться от смертоносной болезни, когда от ее гибельного воспаления и вредных нападений заблаговременно предостережемся, узнавая приметы, предусмотри-\197//тельной прозорливою, рассудительностью предупредим ее (болезнь гордости). Ибо из действий внешнего человека, как мы сказали, познается состояние внутреннего. Итак, эта плотская гордость отличается следующими признаками: сперва бывает в разговоре ее крикливость, в молчании – досада, в веселье – громкий, разливающийся смех, в печали – неразумная скорбь, в ответе – строптивость, в речи – легкомысленность, слова вырываются без всякого участия сердца, она безрассудно не имеет терпения, чужда любви, дерзка в нанесении оскорблений, а в перенесении их малодушна, к повиновению неспособна, если только ее не опередило желание и воля, к принятию увещевания непреклонна, для отсечения своей воли слаба, для подчинения другим весьма неподатлива, всегда настаивает на своем мнении, а другому уступить никак не хочет, – и, таким образом, сделавшись неспособной принимать спасительный совет, во всем доверяет больше своему мнению, нежели суждению старцев.

глава 30 Кто от гордости сделался холодным к благочестию, тот желает иметь преимущество перед другими

Тот, кем однажды гордость овладела, спустившись по сказанным степеням падения, уже страшится самого благочиния киновии, как будто общение с братьями отвлекает его от совершенства, как будто другие по своей вине препятствуют ему приобретать терпение и смирение. Он желает жить в уединенной келье или построить монастырь, как будто может принести пользу многим другим, и спешит собрать тех, которых должен бы учить, наставлять, и таким образом из негодного ученика делается еще худшим учителем. Ибо когда от такого возношения сердца впадает во вредную, погибельную холодность и становится ни истинным монахом, ни мирским, то от этого жалкого состояния и поведения обещает себе даже совершенство, что еще хуже.

\198//

глава 31 Как можем победить гордость или достигнуть совершенства

Итак, если хотим здание наше достроить до верха, так чтобы оно было совершенно и угодно Богу, то поспешим положить основание его не по воле нашей страсти, а по точному евангельскому учению. Это основание не может быть иное, как страх Божий и смирение, которое происходит от кротости и простоты сердца. Смирения же нельзя приобрести без наготы[43]43
  То есть без отвержение мира, всех богатств и ненужных вещей, без нестяжательности. В «Добротолюбии» сказано, что смирение рождается от веры, страха Божия, кротости и совершенного бескорыстия посредством которых приобретается и совершенствуется любовь.


[Закрыть]. Без нее невозможно приобрести ни готовности к повиновению, ни силы терпения, ни спокойствия кротости, ни совершенства любви, без которых сердце наше не может быть жилищем Св. Духа, как говорит Господь через пророка: на ком почиет Дух Мой, как не на смиренном и тихом и благоговеющем пред Моими словами? Или по еврейскому тексту: на кого воззрю, как не на нищего и сокрушенного духом и трепещущего Моих слов? (Ис 66, 2).

глава 32 Каким образом гордость может быть подавлена истинным смирением

Поэтому подвижник Христов, который, законно подвизаясь на духовном поприще, желает получить от Господа венец, должен поспешить всеми способами подавить этого лютого зверя, как истребителя всех добродетелей, будучи уверен, что пока гордость будет пребывать в его душе, он не только не сможет освободиться от разных пороков, но если бы и имел что–либо добродетельное, и то погибнет от яда ее. Ибо никаким образом не может в душе нашей созидаться здание добродетелей, если спер-//

\199//зане будет положено в нашем сердце основание истинного смирения, которое, крепко утвердившись, могло бы поддерживать верх совершенства и любви. Необходимо, чтобы сначала с искренним расположением сердца мы изъявляли нашим братьям истинное смирение, заботясь, чтобы ни в чем не обидеть или не оскорбить, чего мы никак не сможем исполнить, если из любви к Христу не будет утверждено в нас истинное самоотвержение, состоящее в оставлении всего имущества и нестяжательности, если не будет воспринято иго послушания и подчинения с простым сердцем, без всякого притворства, так чтобы, кроме приказаний аввы, не жила в нас никакая своя воля. Это может исполнить только тот, кто считает себя не только мертвым для этого мира, но и неразумным, глупым и все, что прикажут ему старцы, будет исполнять без всякого исследования, считая это священным и возвещенным от Бога.

глава 33 Средства против гордости

Если мы будем находиться в таком настроении духа, то, без сомнения, такое состояние смирения будет истинно спокойным и непоколебимым, так что мы, считая себя ниже остальных[44]44
  Мы будем считать себя ниже всех из убеждения, что в других есть много сокровенных добрых качеств, которых мы не видим; а в нас самолюбие скрывает недостатки наши, а доброе преувеличивает, ценит выше, нежели как оно кажется другим. Св. Златоуст говорит: мы должны оказывать честь не только старшим по возрасту, но и равным. Ибо не то есть смирение, что ты должен делать по необходимости; а истинное смирение то, когда мы уступаем тем, которые кажутся ниже нас, и уважаем тех, которые нам кажутся менее достойными, нежели мы. Если мы правильно будем мыслить, то никого не будем считать ниже нас, но все люди превосходят нас. Это я говорю не о нас, погруженных в грехах; но если кто сознает в себе много добрых дел, тот, если не будет думать, что он последний из всех, не получит никакой пользы от всех своих добрых дел. (Бесед. 33 на Быт).


[Закрыть], все, что будет причинено нам – обида //

\200// ли, скорбь или вред – терпеливо будем сносить, так как будто нам это причинили начальники наши. Это будет перенесено нами не только очень легко, но и будет считаться малым и ничтожным, если умом постоянно будем размышлять о страданиях нашего Господа и всех святых, думая, что искушающие нас обиды настолько легче, насколько дальше мы отстоим от их заслуг и поведения, также помышляя, что мы через короткое время переселимся из этого века и после скорого окончания этой жизни мы тотчас станем соучастниками их. Такое размышление истребит не только гордость, но и вообще все пороки. После этого будем твердо держаться и смирения по отношению к Богу. Это мы исполним, если будем сознавать, что мы сами по себе, без помощи благодати Божией ничего не можем сделать для совершенствования добродетелей, и поистине будем уверены, что и то самое, что мы удостоились уразуметь, есть дар Божий.

\202//

Преподобного отца Иоанна Кассиана пресвитера к десяти посланным к епископу Леонтию и Елладию[45]45
  Леонтий был родной брат епископа Кастора и, вероятно, преемник его, был епископом Аптским. Елладий, вероятно, был настоятелем монастыря.


[Закрыть]собеседованиям отцов, пребывавших в скитской пустыне, предисловие

Долг, обещанный блаженнейшему папе Кастору в предисловии к тем книжкам, в которых, при помощи Божией, насколько позволила слабость нашего дарования, изложены постановления киновитян и средства против восьми главных страстей, исполнен. Пусть видят, есть ли в написанном нами что–нибудь достойное вашего знания и желания всех святых братьев. А теперь, поскольку вышеупомянутый первосвященник, оставив нас, переселился к Христу, эти десять собеседований высоких отцов (которые он по ревности к святости велел мне написать ему, не обращая внимания на то, какую тяжесть возлагает на немощные плечи) я счел нужным посвятить преимущественно вам, блаженнейший папа Леонтий и святой брат Елладий. Один из вас, будучи соединен с упомянутым мужем и родственным положением, и достоинством священства, и, что важнее этого, горячностью святой ревности, по наследственному праву требует братний долг. Другой последовал высоким постановлениям отшельников не по своей самонадеянности, как некоторые, а по внушению Св. Духа, понимая законную стезю учения, захотел образоваться не столько своим

\203// измышлением, сколько учением святых отцов. В том, чтобы передать по памяти постановление и учение высоких мужей, открывается мне, находящемуся теперь в пристани безмолвия, неизмеримое море. Ибо настолько ладья слабого разума будет колебаться опасностями глубочайшего мореплавания, насколько отшельничество больше и возвышеннее общежитии, и созерцание Бога, которым всегда занимались те неоцененные мужи, выше деятельной жизни, в которой упражняются в общежитиях. Итак, ваш долг – помочь нашим стараниям благочестивыми молитвами, чтобы святой предмет, выражаемый хоть неискусной, но верной речью, не потерпел чего–либо от нас, или наоборот, наша необразованность не погрязла в пучине этого предмета. Теперь от внешнего, видимого образа жизни монахов, который мы описали в первых книгах, перейдем к невидимому состоянию внутреннего человека, и речь от порядка установленных молитв должна перейти к постоянству той непрестанной молитвы, которую заповедует апостол (1 Сол 5, 17), чтобы всякий, кто при чтении прежнего сочинения запинанием (удержанием) плотских пороков заслужил имя умственного Иакова (запинателя), принимая теперь наставления уже не столько мои, сколько отцов, созерцанием божественной чистоты переходя к заслуге и достоинству Израиля (зрящего Бога), также учился тому, что он должен соблюдать и на этой высоте совершенства. Итак, молитвы ваши да испросят у Того, Кто удостоил нас видения отцов, ученичества и общения с ними, чтобы Он даровал нам полную память учения их и легкое слово для выражения его, чтобы, изъясняя учение столь же свято и точно, как приняли от них, мы могли вам представить их как бы воплощенными в своих наставлениях и, что еще важнее, рассуждающими на латинском наречии. Прежде всего мы хотим предостеречь читателя как этих собеседований, так и прежних писаний, чтобы, если по качеству своего состояния и намерения или по общему образу жизни что–нибудь в них сочтет невозможным и суровым, судил бы о них не по мерке

\ 204 // своей способности, а по достоинству и совершенству говорящих, сперва понял их ревность и намерение, по которому они, истинно умерши для мирской жизни, не связывались никаким пристрастием к плотским родителям, никакими узами мирских дел. Потом должны обратить внимание и на качество тех мест, в которых они пребывали, потому что, находясь в обширнейшей пустыне, отделившись от общения со всеми смертными и через это получив просвещение чувств, они созерцают и высказывают то, что неопытным и неученым может показаться невозможным. Впрочем, если кто захочет произнести истинное мнение об исполнимости учения старцев, пусть пожелает испытать на деле, поспешит сначала исполнить их намерение с подобным усердием и образом жизни и тогда наконец поймет, что то, что казалось выше способности человека, не только возможно, но и весьма приятно. Итак, приступим к изложению собеседований и наставлений отцов.

\205//

1. Собеседование аввы Моисея первое о намерении и конце монаха

глава 1

О пребывании в ските и предложение авве Моисею

Когда в Скитской[46]46
  В Египте были три знаменитые пустыни, в которых обитали монахи, скит близ озера Мареотского, Каламон (Порфирион) и Фиваида.


[Закрыть] пустыне, где пребывали между монахами опытнейшие отцы и всякое совершенство святых, я нашел авву Моисея[47]47
  Из трех Моисеев отшельников первый был Моисей эфиоп или мурин из разбойников: он жил до Кассиана; второй (египетский) был епископом у сарацин; а здесь подразумевается Моисей, ливийские пресвитер.


[Закрыть], приятно сиявшего между этими прекрасными цветами не только деятельными добродетелями, но и созерцанием, желая получить от него наставление вместе со святым аввою Германом (с которым у меня с самого начала монашеской жизни, с первых опытов духовного воинствования было нераздельное пребывание как в киновии, так и в пустыне, так что все для означения дружества и одинакового намерения нашего говорили, что в двух телах находятся один ум и одно сердце), у этого аввы со слезами просили слова назидания (ибо мы знали строгость души его, что он никак не согласился бы открыть дверь совершенства, разве только искренно желающим и с сокрушением сердца просящим, чтобы, необходимые вещи открывая недостойным и презрительно принимающим, не впасть в порок тщеславия, или в преступление предательства); наконец, убежденный нашими просьбами, он начал так говорить:

\206//

глава 2 Вопрос аввы Моисея о том, какая цель должна быть у монаха и какой конец

Все искусства и науки имеют какую–нибудь цель (scopon), т. е. назначение, и свой конец (telos). Рачительный любитель всякого искусства, гладя на него благодушно, охотно переносит все труды, все опасности и издержки. Так земледелец, перенося иногда жару, иногда холод, неутомимо возделывает землю: он имеет целью очистить ее от терния и травы, а концом – наслаждение от плодов. Купец, несмотря на опасности, предстоящие ему на море и на суше, смело предается купле: он имеет целью прибыток, а концом – наслаждение от прибытка. Воин не смотрит ни на опасности в сражениях, ни на трудность в походах: он имеет целью повышение в чине, а концом – пользу от чина. Так и наш обет имеет свою цель и свой конец, для достижения которого мы охотно сносим всякий труд и всякую тягость. Поэтому воздержание поста не утруждает нас, труд бдения нас услаждает, чтение и испытание писаний происходит с охотою, трудность работ, послушание, нестяжание, лишение всех земных вещей и пребывание в пустыне с приятностью совершаются. А вы, презревшие отечество, род свой, весь мир, предпринявшие странствование и пришедшие к нам, людям грубым и необразованным, скажите мне: какая ваша цель? И какой конец имели вы в виду, сделав это[48]48
  Это собеседование сокращенно изложено на греческом языке, с которого переведено на славянский язык, помещено в «Добротолюбии» и на русском языке напечатано в Хр. Чт. 1828 г., ч. 29. Так как главные мысли здесь изложены короче и яснее, то и поместить здесь этот перевод (с дополнением некоторых мест из подлинника) признано более удобным.


[Закрыть]?

глава 3

Мы в ответ на это сказали: мы это сделали ради Царства Небесного.

\207//

глава 4 Вопрос аввы Моисея касательно высказанного намерения нашего

На это авва Моисей ответил: вы хорошо сказали о конце. Но не сказали, какова та цель, взирая на которую и не уклоняясь от правого пути, мы можем получить Царство Небесное. Когда мы признались, что не знаем, старец отвечал: конец нашего обета, как сказано, есть Царство Божие, а назначение наше, т. е. цель – чистота сердца, без которой невозможно достичь этого конца[49]49
  Это цель общая всем. А собственная, частная цель монашества есть усовершенствование в любви (см. ниже гл. 6). Потому монашество есть состояние людей, стремящихся к христианскому совершенству при исполнении обетов нищеты, воздержания, послушания. Это совершенство состоит в том, чтобы устранив от себя все препятствия к любви Божией, послушанием посвятив себя Богу, посредством любви соединиться с Ним.


[Закрыть]. Итак, к этой цели да будет всегда устремлен ум наш, и если случится, что сердце наше несколько уклонится от правого пути, мы тотчас обратим его и как бы по правилу архитекторского искусства направим к цели.

глава 5 Все нужно направлять к определенной цели

И апостол Павел утверждает, что конец нашего обета есть жизнь вечная, говоря: плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная (Рим 6, 22). А цель наша есть чистота сердца, которую он справедливо называет святостью, без которой вышесказанный конец не может быть достигнут. Он так сказал другими словами: цель ваша в чистоте сердца, а конец – жизнь вечная. Касательно этого назначения он в другом месте само имя, т. е. цель знаменательно выразил, говоря так: заднее забывая и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия (Флп 3, 13, 14). Итак, что может вести нас к этой цели, т. е. чистоте сердца, тому всею силою и

\208// надо последовать, а что отвлекает от нее, того надо избегать, как вредного и гибельного. Ибо для этой цели мы все переносим и делаем. Для нее все оставляем: родителей, отечество, достоинства, богатства, забавы и удовольствия этого мира, чтобы приобрести постоянную чистоту сердца. Итак, этой целью все наши действия и помыслы всегда должны направляться к достижению ее. Если же она не будет постоянно находиться перед нашими взорами, то не только все наши труды останутся пустыми, непостоянными, напрасными, без всякой пользы, но и все помыслы будут различны и противоречивы. Ибо духу, не имеющему куда стремиться и к чему в первую очередь прилепляться, необходимо ежечасно и ежеминутно изменяться из–за разнообразия встречающихся впечатлений, необходимо всегда преобразовываться в первое попавшееся состояние.[50]50
  В «Добротолюбии» это переведено: если же забудем эту цель, то обязательно нам, как идущим во тьме и не прямым путем, часто спотыкаться и многократно заблуждать


[Закрыть]

глава 6 О тех, которые, отрекшись от мира, без любви стремятся к совершенству

От того и зависело, что некоторые, презрев огромные богатства этого мира, и не только многие тысячи золота и серебра, но и множество поместий, после, как мы видели, возмущались гневом из–за ножичка, грифеля, иглы, писчего пера. Они не возмущались бы из–за таких маловажный вещей, если бы помнили цель, для которой отреклись от большего и драгоценного имущества. Некоторые часто с такой ревностью берегут книгу, что не позволяют никому хоть немного почитать, даже прикоснуться, и потому находят поводы к нетерпеливости и смерти там, где должны приобретать терпение и любовь. И хотя все свои богатства из любви к Христу расточили, однако, удерживая прежнее пристрастие сердца к вещам маловажным и

\209// по их поводу иногда гневаясь, во всем остаются бесплодными, пустыми, так как будто они не имели апостольской любви. Блаженный апостол, предвидя это в духе, говорит: если я раздам все имение мое и отдам тело мое па сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1 Кор 13, 3). Этим ясно доказывается, что совершенство не приходит тотчас с нищетою, расточением всех богатств или с отвержением достоинств, а состоит в любви, свойства которой апостол описывает, и которая состоит только в чистоте сердца (1 Кор 13, 4–6). Ибо что иное значит: не завидовать, не превозноситься, не бесчинствовать, не искать своего, не раздражаться, не мыслить зла, не радоваться неправде и прочее, какие то, чтобы всегда приносить Богу сердце совершенное, чистое и охранять его от всех возмущений?

глава 7 О желании спокойствия сердца

Итак, для этой чистоты нам следует все делать и желать; для нее в пустыню надо удаляться, для нее нужно предпринимать посты, бдения, труды, нищету телесную, чтение и другие добродетели, чтобы через них сделать и сохранить сердце наше чистым от всех вредных страстей. И если по требованию какого–либо нужного и предпринимаемого для Бога дела мы вынуждены оставить их (т. е. пост, бдение и проч.), то не следует нам впадать в скорбь, гнев или негодование, для подавления которых мы должны будем совершать пост, бдение и прочее. Ибо не столько приобретаем от поста, сколько теряем от гнева, и не столько получаем пользы от чтения, сколько вреда от презрения брата. Итак, посты, бдения, отшельничество, размышление о Св. Писании нужны для главной цели, т. е. чистоты сердца, которая есть любовь, и из–за них нельзя нарушать эту главную добродетель, при сохранении которой в целости и невредимости у нас не будет никакого недостатка, если бы по необходимости и было опущено что–нибудь из сказанных подвигов. Также не принесет

\210// никакой пользы исполнение всего этого, если не будет у нас главной добродетели (любви), для которой все то должно совершаться. Всякий старается устроить себе орудия какого–либо искусства не для того, чтобы они праздно лежали; и пользу, какую эти орудия могли бы доставить, видит не в одном лишь обладании ими, а чтобы с их помощью сделать искусственное дело, для которого они служат пособием. Итак, посты, бдения, упражнение в Св. Писании, нищета, расточение всего имущества не составляют совершенства, но только средства к совершенству; поскольку не в них состоит конец жизни монашеской, но посредством их достигается конец. Напрасно упражняется в них тот, кто, довольствуясь ими, как высшим благом, внимание своего сердца привязывает только к ним, и ревность к добродетели не будет простирать к достижению конца, для которого их надо желать. Это значило бы иметь орудия для искусства и не знать его цели, в которой состоит весь плод. Итак, всего, что может возмущать чистоту и спокойствие нашего духа, следует избегать, как вредного, даже если кажется полезным и необходимым. Соблюдая это правило, мы можем избежать уклонения во всякие погрешности и развлечения и прямым путем достигнуть желаемого конца.

глава 8 Главное старание должно относиться к созерцанию божественных предметов, которое поясняется подобием Марии и Марфы

Итак, главное старание у нас, постоянно желаемое, неизменное назначение (цель) сердца должно состоять в том, чтобы дух всегда прилеплялся к божественным предметам и к Богу, а все прочее, не имеющее отношения к этому, хотя бы и казалось великим, следует считать вторым или низшим, или даже вредным. Дело это прекрасно изображается в Евангелии в лице Марфы и Марии (Лк 10). Марфа, хотя и святым делом занималась, так как услуживала самому Господу и Его ученикам; а Мария, внимая

\211// только духовному учению, сидела у ног Иисуса, целуя их, мазала маслом доброго исповедания; однако Господь предпочитает последнюю первой, потому что она избрала лучшую долю и притом такую, которая никогда не может быть отнята у нее. Ибо когда Марфа, занятая благочестивой работою и распоряжением, трудилась и, видя, что она одна не может успеть в таком служении, просила у Господа помощи сестры, говоря: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне (Там же, 40). Хотя она не к маловажному делу, а к похвальному служению приглашала ее, однако что слышит от Господа? Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а немногое или даже одно только нужно! Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у ней (Там же, 41, 42). Итак, видите, главное благо Господь устанавливает в одном божественном созерцании. Поэтому хотя прочие добродетели мы называем полезными и необходимыми, однако утверждаем, что их нужно считать второстепенными по достоинству; потому что все они совершаются для одного созерцания. Ибо Господь, говоря: заботишься и суетишься о многом, а нужно немногое или даже только одно, устанавливает высшее благо не в деятельном, хотя и похвальном труде, изобилующем многими плодами, а в созерцании Бога, которое просто и одно только есть, – утверждает, что немногое нужно для совершенного блаженства, т. е. созерцание, которое соблюдается сперва в созерцании немногих святых предметов, таким образом восходя на пути совершенствования, приходит и к тому, что называется единым, т. е. видению одного Бога при помощи Его, чтобы, с превосходством совершив дела и дивные служения святых, наслаждался знанием и великолепием уже одного Бога. Следовательно, Мария избрала благую часть, которая не отнимется от нее. Это необходимо рассмотреть внимательнее. Когда Господь сказал: Мария избрала благую часть, хотя о Марфе умолчал и, по–видимому, никак не укорил ее; однако, хваля Марию, Он тем показал, что Марфу считает ниже ее. Опять

\212// словами: которая не отнимется от ней, Он показывает, что от Марфы доля ее может быть отнята. Ибо телесное служение не может постоянно пребывать с человеком, а служение Марии никогда не может кончиться.

глава 9 Вопрос: как упражнения в добродетелях не пребудут с людьми?

Герман. Этим мы очень смутившись, сказали: что же? труд постов, упражнение в чтении, дела милосердия, правды, благочестия, человеколюбие неужели отнимутся у нас и не пребудут со своими творцами? Особенно когда Сам Господь обещает Царство Небесное за эти дела, говоря: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня и проч. (Мф 25, 34, 35). Как же отнимется то, что вводит делателей своих в Царство Небесное?

глава 10 Ответ: не отнимется награда, но прекратится действие

Моисей. Я не сказал, что отнимется награда за доброе дело; по словам Господа, кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей (Мф 10, 42); но говорю, что должно прекратиться то дело, совершения которого требует телесная необходимость или укрощение плоти, или неравенство в этом мире. Упражнение в чтении, прискорбный пост для очищения сердца и изнурение плоти полезны только в настоящей жизни, пока плоть похотствует против духа. Мы видим, что они иногда и в настоящей жизни не нужны бывают для тех, которые ослаблены чрезмерным трудом или телесной болезнью, или старостью, и человеку невозможно постоянно упражняться в них. Тем более они

\213// прекратятся в будущей жизни, когда тленное облечется в нетление, и тело это, ныне животное, воскреснет духовным, и плоть уже не будет такой, чтобы похотствовать против духа. Об этом блаженный апостол ясно говорит: телесное упражнение мало полезно; а благочестие, под которым, без сомнения, понимается любовь, на все полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей (1 Тим 4, 8). Это упражнение называется мало полезным; значит, упражняться в нем можно не в любое время, и оно одно само по себе не может доставить трудящемуся высшее совершенство. Ибо мало может относиться к тому и другому, т. е. и к краткости времени, потому что телесное упражнение не может человеку сопутствовать вечно, как в настоящей, так и в будущей жизни, – или к малости пользы, которая приобретается от телесного упражнения, потому что изнурение тела составляет некоторое начало преуспевания, а не само совершенство любви, которая имеет обетование жизни настоящей и будущей. Упражнение в вышеупомянутых делах мы считаем необходимым потому, что без них невозможно взойти на верх совершенства любви. Также и дела благочестия и милосердия необходимы в этом времени, пока еще господствует неравенство между людьми; совершение их и здесь было бы не нужно, если бы не было столько бедных, нуждающихся и немощных. Это произошло от несправедливости людей, именно тех, которые завладевают тем, что общим Творцом даровано всем, только для своей потребности, однако держат без употребления. Следовательно, пока в этом мире будет продолжаться такое неравенство, действие это необходимо и полезно для упражняющегося, предоставляя доброму расположению и благочестивой воде награду вечного наследия; а в будущем веке после воцарения равенства оно прекратится. Когда уже не будет неравенства, из–за которого эти дела должны совершаться ныне, то все от этой разнообразной деятельности будут переходить к любви Божией и созерцанию божественных предметов при постоянном очищении

\214// сердца. Кто еще в этом веке посвятил себя этому делу, со всем усердием и всеми силами стараясь очистить дух, тот и после сложения бренной плоти, пребывая в этом же деле, достигнет обетования Господа Спасителя, о котором говорится: блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф 5, 8).

глава 11 О вечности любви

И что удивительного, если вышеупомянутые обязанности прекратятся, когда святой апостол пишет, что и высшие дарования Св. Духа прекратятся, а любовь одна без конца пребудет? Хотя и пророчества, говорит он, прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Любовь никогда не перестает (1 Кор 13, 8). Все дары даются на время для нуждающегося; после распоряжения (для которого даются) они, без сомнения, тотчас прекратятся. А любовь никаким временем не будет прервана, ибо не только в настоящем мире действует в нас с пользою, но и в будущем, после отложения плоти телесной, она будет пребывать гораздо действеннее, никаким недостатком не будет ослабляться, но при постоянной чистоте пламеннее и искреннее будет прилепляться к Богу.

глава 12 Вопрос о непрерывности духовного созерцания

Герман. Кто же, облеченный слабой плотью, может всегда заниматься этим созерцанием так, чтобы никогда не думать о приходе брата, о посещении больного, о рукоделии или о человеколюбии, или принятии странников, или посещении другими и о прочих необходимых и неизбежных потребностях тела? Наконец, как может разум человеческий всегда видеть невидимого и непостижимого Бога и быть неразлучен с Ним? Мы желали бы знать это.

\215//

глава 13 Ответ о направлении сердца к Богу и о царстве Бога и дьявола

Моисей. Правда, таким образом, как вы говорите, невозможно человеку, связанному немощью плоти, непрестанно созерцать Бога и быть неразлучным с Ним. Но нам следует знать, куда мы должны устремлять внимание нашего ума, к какой цели всегда обращать взор нашей души. Когда дух наш сможет достигнуть ее, то радуется; а если удалится от нее, то скорбит и вздыхает; и всякий раз чувствует себя удалившимся от высочайшего блага, как только отвернет свой взор от него, считая прелюбодеянием даже кратковременное удаление от созерцания Христа. Когда взор наш хоть немного уклонится от него, то, обратив опять очи сердца к нему, как бы по прямой линии устремим взор ума. Все заключается в святилище души. Когда дьявол будет изгнан отсюда и страсти уже не будут в ней царствовать, то устанавливается в нас Царство Божие, как говорится в Евангелии: не придет Царствие Божие приметным (видимым) образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть (Лк 17, 20, 21). А внутри нас не что иное может быть, как знание или неведение истины и любовь к порокам или добродетелям, которыми мы устраиваем в сердце царство или дьяволу, или Христу. Качество этого царства описывает и апостол, говоря: Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим 14, 17). Итак, если Царство Божие внутри нас находится и это Царство есть праведность, мир и радость, то кто их имеет, тот, без сомнения, находится в Царстве Божием. И напротив, которые живут в неправде, раздоре и печали, производящей смерть, те находятся в царстве дьявола, в аду и смерти. Ибо этими признаками различается Царство Божие и дьявола. И точно, если возвышенным взглядом ума будем рассматривать то состояние, в котором живут небесные, горние силы, которые истинно пребывают в Царстве Божием, то долж-\216//ны будем признать, что состояние это не иное, как вечная и непрестанная радость. Ибо что столь свойственно и пристойно истинному блаженству, как не спокойствие постоянное и радость вечная? И это вернее подтверждается не моею догадкою, а свидетельством Самого Бога, Который качество и состояние этого царства ясно изображает так: вот, Я творю новые небеса и новую землю; а прежние не будут уже вспоминаемы и не придут на ум, но будете радоваться и веселиться во веки веков о том, что Я творю (Ис 65, 17, 18). Опять: радость и веселие будет в нем, славословье и песнопение (Ис 51, 3); и будет месяц от месяца и суббота от субботы (Ис 66, 23). Еще: они найдут радость и веселье, а печаль и воздыхание удалятся (Ис 35, 10). И если еще яснее хотите узнать о пребывании и городе святых, то слушайте, что Господь говорит к самому Иерусалиму: и поставлю правителем твоим мир и надзирателями твоими – правду. Не слышно будет насилия в земле твоей, опустошения и разорения – в пределах твоих, и будешь называть стены твои спасением и ворота твои – славою. Уже не будет солнце служить тебе светом дневным, и сияние луны – светить тебе; но Господь будет тебе вечным светом и Бог твой – славою твоей. Не закатится уже солнце твое и луна твоя не сокроется, ибо Господь будет для тебя вечным светом, и окончатся дни сетования твоего (Ис 60, 17–20). И потому блаженный апостол не просто всякую вообще радость называет Царством Божиим, но только ту, которая в Духе Святом. Ибо он знает, что бывает и другая, достойная порицания, радость, о которой говорится: мир возрадуется (Ин 16, 20). Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете (Лк 6, 25). Царство Небесное трояко надо понимать: или так, что в нем будут царствовать небеса, т. е. святые над другими подчиненными, как говорится: ты будь над пятью городами; ты возьми в управление десять городов (Лк 19, 17, 19), также Господь говорил ученикам: сядете и вы на двенадцати престолах су-\217//лить двенадцать колен Израилевых (Мф 19, 28), или сами небеса будут Царством Христовым, когда будет покорено Ему все, и Бог будет все во всех (1 Кор 15, 28); или святые на небесах будут царствовать с Господом.