Текст книги "Непринятый финал (СИ)"

Автор книги: Хольда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Гаррус заметил, как мальчишка дернулся, а потом встал еще более прямо и резко качнул головой.

– Мои родители мертвы. Мы воровали еду, раз украли и портативный передатчик. Старый, но время от времени он ловил переговоры объединенного флота. Корабль, на котором они служили, попал под перекрестный огонь Жнецов.

– Мне жаль, – негромко сказал Гаррус, и эти слова ему самому показались чудовищно неуместными и сухими. Впрочем, подходящие слова вообще вряд ли существовали.

Арсус коротко кивнул:

– Они умерли за то, во что верили. И вы говорите, что победа наша. Значит, всё было не зря. – Гаррус почти воочию видел, как каждое произносимое слово ложится камнем в стену, отделяющую мальчика от его потери. Такая знакомая стена, такие знакомые ощущения… – На «Конкордии» служит отец вон тех близнецов, – он указал на парочку рыжих мальчишек, крепко держащихся за руки. – На «Люминаре» мать Тииль – на этот раз кивок обозначил одну из маленьких азари. – Её вторая мать служит на корабле Альянса, но Тииль не помнит ни названия, ни типа. Мать Галы – вон той, с косичкой – медик на «Орриенсе», и отец вроде там же, он инженер. Найдите их, если у вас есть возможность.

– А родители твоих друзей? – Гаррус кивнул на Изабель и Хоакима.

Арсус покачал головой:

– Они были в том челноке вместе с нами. Не выжили.

Еще одно «не выжили» в бесконечной череде. Гаррус кивнул и попытался перевести разговор на то, что казалось их победой.

– Как вы выжили здесь, когда пришли Жнецы?

– Примерно также, как и до того, – пожал плечами Арсус. – Только прятаться пришлось лучше. – Он нахмурился, словно остался недоволен своими словами. – На самом деле нам повезло, по большей части. Радио-лабораторию повредило почти сразу, видимо, она сбила им радары, а проверять вручную не стали. Только изредка забредали. Ну и тут куча магазинов. Продовольствие, оружие.

– Оружие? Вы применяли оружие?

– Пытались, – кивнул Арсус, все еще чуть хмурясь. – В оружейном магазине в основном тяжелые снайперки и дробовики. После того, как отдачей одному из наших вывихнуло плечо, бросили. Но в баре было много выпивки. Изабель придумала поджигать и бросать в тварей. Убивать их не убивало, конечно, но на то, чтобы сбежать, времени хватало. Потом нас приметил один каннибал. До лаза было не добраться, решили разобраться с ним. Тииль, Джасра и Венья – самые шустрые, – он кивнул на азари, – они его отвлекали, мы закидывали зажженными бутылками. Термозаряды у него в итоге кончились, и Налетчика нигде не было, но ему удалось зажать Тииль в угол. Хаоким её вытащил, но каннибал сломал ему ногу. Наступил с размаху.

– И как справились?

– Дробовиком. – Арсус кривовато усмехнулся, совсем не по-детски, и инстинктивно дернул плечом, будто от кольнувшей боли. Впрочем, до глаз усмешка не дошла. – Рана у Хоакима загнила из-за того, что он прямо под этой тварью был, когда я выстрелил. Вся та дрянь, из которой они сделаны, на него выплеснулась. И в рану, конечно, тоже попала. Мы ушли, затаились, думали, что они еще придут. Когда стало понятно, что Хаокиму просто так не справиться, хотели пойти поискать панацилин, но тут-то сектор и завалило. Кое-что внутри, конечно, нашлось, но недостаточно. – За краткими, сухими формулировками всё громче звучало напряжение. Как ни старался мальчик, воспоминания затягивали его. Гаррус слишком хорошо знал это болото, поэтому решил задать один, последний вопрос.

– И никаких других людей вы здесь не видели?

– Ищете кого-то из вашего экипажа? – вопросом на вопрос ответил Арсус и нахмурился, заметив взгляд Гарруса. – Да знаю я, кто ты такой, – он кивнул на изуродованную половину лица собеседника. – Такое только у одного турианца есть. И тот турианец служит на «Нормандии». Ищешь кого-то из своих?

– С чего ты решил?

Арсус пожал плечами:

– Про «Нормандию» говорят, что она никогда не бросает своих. И мне кажется, что у экипажа самого крутого корабля Галактики нашлись бы дела поважнее, чем обыскивать развалины, в которых даже признаки жизни не считываются. А раз вы тут – значит ищите своих. – Закончив это логическое заключение, мальчик внимательно посмотрел на Гарруса, приоткрыл рот, но вопрос «Так кого вы ищите?» почему-то так и не прозвучал. Вместо этого Арсус сказал. – Но как бы там ни было – тут никого кроме нас нет и не было. Как только началась суматоха, народ бросился на верхние уровни к спасательным секторам. Когда мы искали панацилин для Хоакина, всё обыскали. Никого.

Гаррус только кивнул на это, очень постаравшись сохранить контроль над выражением своего лица хотя бы перед этим храбрым, слишком быстро повзрослевшим мальчишкой. Арсус направился было к своим, но на полпути остановился, пару секунд постоял не шевелясь, потом повернулся и посмотрел в глаза Гаррусу.

– Куда бы вы ни собрались нас вести, мы останемся вместе. Я и Изабель с Хоакином. – Это было сказано без вызова, но и не как просьба. Это был факт, и Гаррус кивнул.

– Не волнуйся об этом.

Глядя в спину уходящему мальчику, турианец думал о том, что подобное обещание будет очень непросто выполнить, и о том, что, не смотря на это, он его сдержит.

Дети столпились у челнока, но не было ни суеты, ни шума. Они по очереди забирались внутрь, помогая друг другу, и в отточенных, слаженных движениях сквозило всё, пережитое ими за эти месяцы. Взгляд Гарруса задержался на Арсусе, Изабель и Хоакиме. Они поднялись в челнок последними. Турианец и девочка сидели рядом, касаясь друг друга бедрами, одна держала брата за руку, а Арсус положил ладонь на плечо друга. Худые, измотанные, покрытые ссадинами и ушибами, но не сдавшиеся. Сильные. Сила была в каждом из них, в каждом разная, и она возрастала, перетекая от одного к другому через эти прикосновения.

Гаррус почувствовал, что грудь сдавило и что-то внутри треснуло, рассыпаясь острыми осколками. Он резко отвернулся, зашагав обратно к развалинам. Лиара проводила его взглядом, её лоб прорезала болезненная морщинка, но она не последовала за другом. Время, проведенное вместе, научило азари, что как бы они ни ценили общество друг друга и как бы ни нуждались в нем, иногда им обоим требуются минуты наедине с собой.

***

– Гаррус, в чем дело?

– Мм? – Гаррус не сразу откликнулся, поэтому его голос прозвучал несколько сконфуженно, выпутаться из липкой паутины собственных мыслей было тяжелее обычного. – Ты о чем?

– О тех детях. Ты… ты так смотрел на них. Очень странный был взгляд. – Лиара села рядом, поджав одну ногу под себя, и гладила пригревшегося на руках Люка. Гаррус обнаружил этого хомяка в небольшой коробке среди своих вещей, когда перебрался сюда с “Нормандии”. На крышке кривым почерком Джокера было написано: «верни его ей, когда отыщешь».

– В каком смысле «странный»? – турианец небрежно двинул плечом. Но такие фокусы эту азари уже давно не впечатляли. Он ожидал, что Лиара фыркнет и велит ему ответить нормально, но вместо этого она сказала:

– Как будто тебе было больно на них смотреть. Как будто глядя на них ты видел нечто совсем другое… и… как будто ты предпочел бы их не видеть. – Лиара говорила медленно, тщательно подбирая слова. – Раньше, когда мы находили выживших или даже могли помочь в опознании тел, у тебя бывало другое лицо. Я не большой знаток турианской мимики, но мне казалось, что ты бывал рад, что мы хоть что-то можем для кого-то сделать. То, что эти дети выжили – настоящее чудо, но не найди мы их – они бы продержались не долго. Однако радости на твоем лице было куда меньше, чем заслуживали обстоятельства…

– Ужасно черство с моей стороны, да? – криво усмехнулся он, разглядывая покрытый пятнами потолок.

– Гаррус, прекращай это, – Лиара чуть нахмурилась. – Я знаю тебя достаточно, чтобы не думать так, и ты тоже это знаешь. Я не пыталась осуждать, я пыталась понять.

– Да просто…глядя на них, не могу не думать, сколько всего оказалось разрушено безвозвратно. Мы можем отстроить здания, восстановить инфраструктуру на планетах, починить чертовы ретрансляторы, но мы не способны исправить самого главного. Мы не можем вернуть этим детям их семьи, их жизнь… проклятье, да даже ощущение безопасности. Ты видела их? Они же – военный отряд в миниатюре. Как осматривались, как двигались… вся эта слаженность. Мы с тобой оба знаем, как вырабатывается все это. Это уже не изменить. Войну из них уже не убрать.

– Как и из всех нас, – согласилась Лиара, откидывая голову на спинку дивана и внимательно глядя на друга. – Но они справились. Они победили. Мы должны верить, что…

– Что? – переспросил Гаррус, ловя её взгляд. – Что всё наладится?

– Да, – просто кивнула она, а потом, вздохнув, добавила. – Или хотя бы в то, что наладится достаточно, чтобы оно того стоило.

Гаррус кивнул, и в комнате на некоторое время воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим попискиванием Люка, который довольно грелся в ласковых руках азари.

– Но это не все, ведь так? – спросила она после паузы.

– Это глупо… – Гаррус вновь дернул плечом. – Просто мы… так вышло, что в числе последних вещей, которые мы с Шепард друг другу сказали, было и кое-что о детях. – Он подался вперед и оперся локтями о колени, болото воспоминаний жадно распахнулось, ощущая, как жертва сама тянется к нему. – Я… знаешь, сказал это почти в шутку. О том, что мы сможем посмотреть, на туриано-человеческих детей. Я же понимаю, что это невозможно. И вот ведь какая штука: стоило это произнести, и шутка превратилась во что-то очень значимое. У меня сердце успело сжаться за ту долю секунды, что она размышляла над ответом. Я успел подумать, что сейчас она обзовет меня дураком или напомнит, что на этот бред сейчас точно нет времени, надо думать о Жнецах…

– Но она так не сказала, – тихо проговорила Лиара. Без вопроса.

– Нет, не сказала. Она сказала, что биология не на нашей стороне и детей придется усыновлять. – Гаррус вздохнул и провел ладонями по лицу, на секунду закрывая глаза. – Я никогда ни о чем таком не думал. О степенной жизни, собственном доме, семье и детях… даже не могу сказать, что не хотел, просто это было где-то в другом мире. И вот она сказала эти слова, и у меня перед глазами так ярко выстроилась картинка… и она казалась… правильной. Не идеальной, с кучей несуразностей и межвидового безумия, но такой правильной! – он покачал головой, глядя в одну точку. – Эти дети напомнили мне её и тот разговор. Подумал, какой могла бы быть наша жизнь, если бы…

Гаррус не договорил, хрипло вздохнув и спрятав лицо в ладонях. Его плечи опустились так, будто на них неумолимо давил тяжелый груз, и силы удерживать его иссякали.

– Духи, Лиара… с каждым днем всё труднее удерживать эту веру. И черт бы всё побрал… я не представляю, что делать, если однажды проснусь и пойму, что уже не надеюсь увидеть её снова.

Лиара придвинулась ближе, её миниатюрная ладонь скользнула по его капюшону и остановилась на плече. А к другому девушка прислонилась щекой. Она не спешила что-то говорить. Они друг другу не врали. Она тоже боялась, Гаррус знал это, и в её жесте было больше красноречия, чем в любых словах. Она не могла сказать ему «этого не случится», потому что это было бы ложью, она сама недостаточно верила, чтобы говорить наверняка. Но она могла сказать «я с тобой» – именно этими словами были её прикосновения, её присутствие здесь, её склоненная к его плечу голова – обещание поддержки и просьба о ней разом.

Они просидели так не меньше получаса, блуждая в мыслях и продираясь сквозь всё сгущающуюся вязь сомнений и холодного страха.

– Лиара, ты можешь… – его голос прозвучал столь хрипло, что переводчик едва справился со словами, хотя судя по лицу азари, ей не особенно нужны были слова. Она понимала.

Гаррус не сказал ничего больше, и на несколько мучительно долгих минут вновь воцарилась тишина. Лиара смотрела на него, не мигая, и в этот момент особенно заметны становились её болезненно заострившиеся скулы и утомленность, пронизывающая всё тело. Стыд кольнул Гарруса, и он уже открыл было рот, собираясь сказать, что ему это не нужно, но именно в это мгновение азари кивнула и села поудобнее, подобрав ноги, как любила делать Самара во время медитации. Её руки протянулись вперед, предлагая Гаррусу положить лицо в их чашу. Глаза азари стремительно чернели, открываясь той самой вечности, о которой говорилось в азарийском названии слияния разумов. Многим доводилось видеть такие глаза азари, у многих после этого оставались неизгладимые впечатления. Но вряд ли нашлось бы много существ, которые принимали «объятие вечности», чтобы вспомнить.

Мгновение назад вокруг них была заваленная хламом и рабочими инструментами комната, а в следующий миг они оказались посреди звезд. Гарруса всегда немного нервировало это ощущение, он вспоминал, как Шепард рассказывала о своем падении сквозь звезды. Слова необычайно ярко отпечатались в памяти. Но неприятное ощущение не успело разрастись, Лиара подошла к нему и крепко взяла за руку. От её пальцев по телу начала расползаться приятная слабость, она окутала и мозг, делая его более восприимчивым. Гаррус глубоко вздохнул и прекратил сопротивляться вторжению в свой разум.

Стоило сделать это, как окружающая пустота наполнилась ощущениями. Лиара никогда не показывала ему изображений, не давала услышать звуки – это было бы не честно по отношению к доверившей ей свои тайны – но и ощущений было довольно. Гаррус почувствовал, как сердце заколотилось, лихорадочно меняя ритмы, когда всей кожей ощутил веселье Шепард и её смех. Пьянящий коктейль из радости, растерянности и воодушевления. А ещё нотки смущения и неловкости. И добрый, понимающий смех Лиары в ответ. Это был какой-то из их разговоров, не касающихся Жнецов и смертей – понял Гаррус и тут же ощутил подтверждение Лиары.

«Момент, когда я догадалась о вас и спросила».

Они будто стояли на берегу океана, и волны ощущений то откатывались, то вновь обрушивались на них, захлестывая с головой. Гаррус едва не рассмеялся сам, почувствовав новую такую волну, полную веселья и… озорства, а хихиканье прошлось по коже как сотня крошечных иголок. Гаррус никогда бы не подумал, что Шепард могла хихикать. Лиара ощутила его изумление, и от нее донесся отголосок удовольствия и теплоты. Ей было приятно, что какие-то свои черты Шепард показывала только ей одной. Гаррус сильнее сжал руку азари, подтверждая, что так оно и было и благодаря её.

Ни в словах, ни в каких-то действиях он не мог выразить благодарность, которую испытывал к азари за всё, что она делала. За то, что осталась тогда на Цитадели вместе с ним; за то, что в ответ на его полубезумное «мы должны вернуть её» не стала увещевать, отговаривать, объяснять, почему это невозможно – а лишь кивнула; за то, что смешивала для него безумные коктейли, способные свалить с ног, когда ему требовался сон, и за то, что после пробуждения не давала ему сойти с ума; за то, что была настолько великодушна, что делилась воспоминаниями… особыми воспоминаниями азари, в которых навсегда оставалась крупица чужой личности… крупица Шепард.

…когда мрак космоса постепенно истончился, и вокруг снова появилась захламленная комната, они ещё какое-то время сидели молча. Заходящее солнце ярко подсвечивало задернутые занавески и по ту сторону виднелись движущиеся тени Жнецов.

– Ты все время чувствуешь… так? – спросил Гаррус, и его голос как будто совсем не пошатнул тишину. – Так…живо.

– Не уверена, – ответила Лиара после продолжительной паузы, на её лицо легла тень задумчивости.

– В каком смысле? – Гаррус оперся локтем о спинку дивана и повернулся так, чтобы лучше видеть собеседницу. – Имеешь ввиду, что обычно «объятия вечности» не для воспоминаний? – он попытался ухмыльнуться, но получилось довольно посредственно и не натурально.

Теряешь навык, Вакариан.

– Возможно… – повела плечом Лиара. – …может, у меня просто мало опыта. На самом деле подобным образом я показывала свои воспоминания только Шепард, тогда перед… – она запнулась – …перед штурмом. Она тоже показала мне свои. Но то, что видел ты, произошло много раньше. Не знаю, как у меня это получается.

Какая-то беспокойная мысль промелькнула в голове Гарруса, но он не успел ухватить её. Турианец подался вперед, продолжая разговор и ловя взгляд Лиары.

– Но у тебя должны быть теории. У доктора Т’Сони всегда есть теории.

– Толку от них… – пробормотала она, скривив губы, но потом, взглянув на Гарруса, вздохнула и кивнула. – ..но да, теории у меня есть. Сколько угодно. Одна из них заключается в том, что эффект… её присутствия в этих воспоминаниях достигается тем, что мы оба хорошо её знали и были к ней очень привязаны. «Объятие вечности» объединяет разумы, и наши воспоминания как бы дополняют друг друга. Или, возможно, это эффект Горна. Возможно, наш мозг получил больше… операционного ресурса. Мы запоминаем всё куда лучше, чем способны воспринять. На самом деле «идеальная память дреллов» – это не память как таковая, а их широкие возможности обращаться к ней.

– Теперь все мы немного дреллы? – Гаррус слегка толкнул Лиару плечом, она улыбнулась в ответ, и черты лица разгладились ненадолго.

– В чем угодно, но не в философии. Думаю, Тэйн бы нас не одобрил.

– Вероятно так, он порой бывал тем еще фаталистом, – Гаррус поймал Люка, вознамерившегося спрыгнуть с дивана на пол. Зверек затаился в клетке длинных, когтистых пальцев. – Хотя оно и понятно. Учитывая, что его ждала неминуемая смерть, и он знал: ничто этого не изменит. – Турианец взглянул на азари. – Ты когда-нибудь задумывалась, насколько по-разному это должно ощущаться? Мы лишь допускали, что можем не вернуться с миссии, но у нас всегда был шанс. Не зевай, не мажь, не подставляйся, прикрывай команду – и она прикроет тебя. Тогда вернутся все.

– Да, – задумчиво кивнула Лиара, подтягивая колено к груди. – Смерть была возможностью, но не неизбежностью для нас. Всегда. Хотя иногда её… тень нависала слишком низко. – Она вдруг усмехнулась, бросив на Гарруса лукавый взгляд. – Впрочем, большинство находило отличные способы забыть о ее присутствии.

– Ты о чем? – не понял Гаррус, хотя и почувствовал, что слова с подвохом.

– Много о чем, – фыркнула азари, сверкнув глазами. – Например, о том разе, когда вы с Шепард не нашли в себе сил дойти до лифта и свили любовное гнездышко в Кодьяке, а бедняга Кортез, вернувшийся с обеда раньше остальных, уговаривал Вегу пойти и выпить с ним еще по чашечке кофе.

Гаррус уставился на Лиару недоверчиво, но не видя на её лице признаком лжи, расхохотался.

– Черт, кажется, я задолжал Кортезу выпивку.

– Определенно. Сам понимаешь, Вега бы вам этого вовек не забыл. Или помнишь тот раз, когда они с Джек и Грюнтом устроили в «Чистилище» такую гулянку, что даже владельцы этого заведения задумались о том, чтобы вызвать СБЦ?

– О да, ещё как помню, – усмехнулся Гаррус, – тогда их задницы спасла Ария, решившая присоединиться к веселью.

– Точно, – кивнула Лиара, укладываясь щекой на колено. – И ведь, если подумать: Джеймс может сколько угодно строить из себя бунтаря, но он – солдат, он всегда четко осознавал границы дозволенного, особенно в военное время. Да и Джек сильно изменилась, хоть лексикон у нее и остался весьма… экспрессивным. Про Арию я даже и говорить не буду. Чтобы она присоединилась к «альянсовской тусовке»… – Лиара качнула головой, вновь глянув на Гарруса. – Да и вы с Шепард не скрывали отношений, но и не афишировали. Вам было не плевать, застанет вас кто-нибудь целующимися или нет. Не говоря уж о…

– Степень осведомленности Серого Посредника начинает меня беспокоить.

– У Серого Посредника везде глаза и уши, не стоит об этом забывать, – в тон ему отозвалась азари, а потом смешинки в её голосе сошли на нет, уступив задумчивости. – Таких моментов было много, Гаррус. У всех на корабле. Моменты, когда дыхание смерти ощущается слишком явственно, и все условности и запреты, нарушение которых сулит неприятности, становятся незначительными. Тогда все делают что-нибудь отчаянное и желанное, способное затмить собой ощущение этого холодного дыхания за спиной.

Гаррус тоже перестал улыбаться. Он помнил день, о котором говорила Лиара. Они вернулись с Аррае, вытащив оттуда бывших Церберовских ученых. Не самая сложная миссия, однако Шепард она далась непросто. В памяти отпечаталось выражение её лица, когда выяснилось, что вместе с учеными их семьи. После произошедшего на Земле слова «дети» и «челнок», произнесенные в одном предложении, наполняли её глаза такой безумной смесью эмоций, что врагов можно было только пожалеть. Можно было бы, если бы Гаррус не знал, что с той минуты, как началась эвакуация, каждый перебой связи с челноками заставлял сердце подруги едва не останавливаться от страха за них.

В том бою она опасно приблизилась к тактике кроганов, несясь на врага с дробовиком, орудуя омни-лезвием, а порой и просто кулаками. Гаррус и Явик едва поспевали за ней, чтобы прикрыть от снайперов Цербера. А потом всё вдруг закончилось, и вот они уже во взлетающем челноке, рация хрипит, возбужденный голос Джейкоба сообщает, что эвакуация прошла успешно, а Шепард закрывает глаза, прислоняясь затылком к переборке, и Гаррус почти физически ощущает испытанное ею облегчение. На этот раз она успела.

Они вернулись на «Нормандию» как раз к обеду, и как только дверь челнока открылась, по трюму разнесся бодрый голос Сузи. Она поприветствовала вернувшихся, поздравила их с успешной операцией и позвала работающих здесь членов экипажа подняться в столовую. Народ оказался в лифте со скоростью, которая, кажется, не достигалась даже во время эвакуационных тренировок.

– На следующем? – предложил тогда Гаррус, представляя, как они в броне будут втискиваться в набитый людьми лифт.

Шепард кивнула.

…а в следующую минуту они жадно целовались, нетерпеливо сдирая друг с друга броню. Страсть вскипела за секунду и совершенно затмила разум им обоим. Гаррус помнил, как подхватил подругу под бедра, прижимая к переборке, и как она изогнулась, зажатая между его горячим телом и холодным металлом стены челнока. Гаррус зарычал, приникая к её шее. Шепард прерывисто вскрикнула, когда на её коже осталась яркая метка, и еще крепче обняла Гарруса, её ногти с силой провели по чувствительной коже за гребнем, заставив мужчину задохнуться от волны пронизывающего, острого наслаждения. Контроль ускользнул, стерев все мысли. Не важно, что они так и остались в трюме, куда в любой момент кто-то может вернуться. Не важно, что они даже чертову дверь не закрыли. Не важно, что парой палуб выше мигает панель связи, возвещая о том, что адмирал Хакет ждет доклада. В эти минуты для Гарруса не существовало никого и ничего кроме женщины, дрожащей в его объятиях и хрипло выкрикивающей его имя. Той самой несносной женщины, которая каждый проклятущий день играла со смертью. Гаррус знал – она не может иначе, и как ни старайся – всего никогда нельзя предусмотреть, риск останется. И она снова и снова будет идти на него. Эта мысль сводила турианца с ума. Но сегодня поединок со смертью окончился в их пользу. Сегодня эта женщина принадлежала ему, и только ему. И раз так, какая разница, кто и что скажет? Они победили, и они наслаждались своей победой. Здесь и сейчас.

– Здесь и сейчас, – пробормотал Гаррус вслух.

Лиара кивнула.

– Самое короткое и емкое описание этих ощущений. Только «здесь и сейчас» у нас и было. И когда прижимало, мы это… осознавали.

– И что делала ты в моменты «здесь и сейчас»? – Гаррус взглянул на подругу и успел заметить тень, скользнувшую по её лицу прежде, чем она надела привычную маску с легкой, задумчивой улыбкой.

– Когда как. Чаще всего отправлялась расстраивать душевное равновесие Явика, – она фыркнула, откидываясь на спинку дивана и сцепляя руки в замок на животе. – Обычно мне бывало неудобно его беспокоить. Ну знаешь… стоит мне увлечься, и я делаюсь ужасающе надоедливой. А в такие моменты я плевала на неловкость, шла к нему в каюту, и мы… упражнялись в остроумии.

Гаррус приподнял бровь, глядя на подругу с улыбкой:

– Ты же понимаешь, как двусмысленно это прозвучало, правда?

– Я не шучу, – усмехнулась Лиара. – Как-то, – кажется, это было после двадцать шестого моего вопроса – он сказал, что в их цикл блюда из азари были его любимыми. Я попросила его вспомнить рецепт и велела Глифу завести новый раздел, про кулинарию.

– И что он сделал?

– Сбежал от ответа на Деспойну. Предпочел общению со мной перестрелки с Тварями и хасков, представляешь?!

Лиара фыркнула, картинно вздернув нос, но в её словах все же была заминка, она навела Гарруса на мысль о том, что «предпочел общению со мной…» на самом деле не вызывает у неё улыбки. Хотя скорее применительно к нынешней ситуации, чем к тому дню.

– Никаких представлений о приличиях современности, – Гаррус поддержал её тон, – когда перестанет играть в отшельника и объявится – серьезно с ним поговорю об этом. Может, Тали даже одолжит мне для этих целей свой дробовик. И… Лиара?

Гаррус стряхнул пригревшегося хомяка на подушку и коснулся рукой плеча замершей азари. Её взгляд казался затуманенным, зеленые нити на коже вокруг глаз будто стали ярче, а сами глаза подозрительно блестели.

– Ли, да в чем дело, объясни…

Она открыла рот, но так ничего и не сказала, губы дрогнули, а потом сжались в тонкую нить. Гаррус достаточно времени провел с людьми, чтобы безошибочно узнав в этой мимике боль.

– Черт возьми, Лиара, да что произошло? – негодования в его голосе было куда меньше, чем мольбы. – Этот четырехглазый ублюдок всю дорогу над всеми насмехался и выводил, а тебя – больше всех остальных вместе взятых. И все было нормально. Или так казалось. – Турианец нахмурился. – Что такого он сделал, что ты едва не плачешь, когда вспоминаешь о нем? – Гаррус резко замолчал, почувствовав себя полнейшим идиотом, когда его осенило до ужаса простой догадкой. – Погоди… – пробормотал он, глядя в лицо азари. – Он не собирается возвращаться, да?

Лиара вздрогнула, как от удара, и отдернулась от его руки, но потом, даже не закончив движения, замерла. А в следующую секунду развернулась и, уткнувшись в плечо Гаррусу и беззвучно заплакала.

– Да, он не вернется. Никогда. – Прошептала она, когда слезы иссякли, и осталась только боль. Гаррус обнял её крепче и накинул на хрупкие плечи азари плед, но ему всё равно казалось, что кожа у нее ужасно холодная. – Почему это то и дело со мной происходит, Гаррус? – потускневшим голосом спросила она, напряжение оставило тело, но от того Лиара стала казаться ещё более усталой и хрупкой. – Почему все, кого я осмеливаюсь любить, меня бросают? Что со мной не так?

– Не думаю, что дело в тебе, Ли, – вздохнул турианец, не зная ответа на следующий, логичный вопрос: «тогда в чем?». Может ответа не существовало. А может ответ заключался в том, что иногда подобное случается просто так. И то и то не особенно успокаивало, но этого вопроса Лиара не задала.

– Я всегда была чокнутой, – с горечью отозвалась она и усмехнулась. – Я всегда влюблялась в тех, кто каким-то образом задевал во мне… научную жилку. Может, это заставляло их думать, что они для меня – лишь объекты изучения? Может, я просто не умею любить, как положено?

– Я не специалист по этому вопросу, но, по-моему, никакого «как положено» не существует. А если и существует, мы с Шепард настолько далеки от нормы, насколько это вообще возможно.

Сказав это, он надолго замолчал, размеренно проводя по плечу азари ладонью, будто укачивая. Явик всегда был странной личностью, и частенько делался ещё и ужасно неприятным типом. Но, все же, приняв решение присоединиться к команде «Нормандии», он ни разу не заставил в себе усомниться. На него можно было положиться в бою, он всегда имел свое мнение и не стеснялся его высказать, но при этом не пытался оспорить решения Шепард. Да и во время споров с другими обитателями корабля он умел остановиться, пусть и оставшись при своем мнении. Полезное умение, хотя и немного портящее Явику высокомерный образ светоча цивилизованности, попавшего в окружение примитивных форм жизни.

Сам Гаррус в общении с Явиком неизменно испытывал меньше трудностей, чем в общении с Кайденом, например. И он, безусловно, замечал, как протеанин смотрит на Лиару. Азари его раздражала и частенько вгоняла в ступор, а порой доставала так, что на безэмоциональном лице Явика проступало желание то ли убивать, то ли умереть. Но не реже он и сам надолго останавливал на ней взгляд. По его глазам сложно было что-то понять, но казалось, что зрелище вызывает массу противоречивых чувств и гипнотизирует. Это Гаррус мог понять без проблем: он ведь и сам часто ловил себя на том, что может выпасть из реальности, наблюдая, как Шепард двигается, поправляет волосы или просто улыбается…

Во время той памятной вечеринки Гаррус, Лиара, Самара, Трейнор, Тали и Явик болтали на кухне – ещё совершенно трезвые – и протеанин смотрел на азари, когда полагал, что все заняты разговором. Смотрел именно на Лиару, хотя в полушаге от него устроилась юстициар, чей внешний облик и наряд определенно были куда более впечатляющими. Если бы речь шла о чем-то сугубо внешнем. Не укрылось от турианца и то, что когда вечеринка начала набирать обороты, Лиара и Явик приложили максимум усилий, чтобы все время находиться в разных компаниях.

На утро Шепард нашла протеанина на полу собственной ванной и недоумевала, как это он туда попал. Гаррус тоже этого не запомнил, но Касуми – то ли не пившая вовсе, то ли способная перепить даже кроганов – поддевала Явика этим, замечая, что в нынешнем цикле не принято вваливаться в спальню, занятую влюбленной парой, даже если очень срочно нужен холодный душ. Исчезала воровка достаточно быстро, но Гаррус готов был поклясться, что на место, где она только что стояла, было направлено два испепеляющих взгляда. Шепард, которой как раз передали записи Мордина, тихо сказала ему тогда, что будь профессор здесь, у него бы наверняка нашлась парочка полезных советов и для этого межвидового союза…

– Понятия не имею, что творится у него в голове, – сказал Гаррус после продолжительной паузы. – Всё произошедшее кого угодно может свести с ума. Но безразлично он к тебе точно не относился, Ли. Если вы расстались, не обсудив всё, и если считаешь, что он мог неверно понять твои чувства – может быть, стоит ещё раз наплевать на неловкость, найти его и поговорить? Хотя бы просто для того, чтобы расставить всё по местам?

– Как бы мне этого хотелось… – едва слышно прошептала она без всякой надежды в голосе, будто, чтобы осуществить это, надо было вернуться на пятьдесят тысяч лет назад.

========== Потери и находки ==========

Она сидела за стойкой и о чем-то задумалась, рассеяно вращая соломинкой в высоком бокале. Подтаявшие кубики льда перекатывались с характерным звуком. Здесь не было громкой музыки и агрессивных вспышек света, только заходящее солнце лилось сквозь тонкие полотняные занавеси на открытой веранде и отбрасывало мягкие розоватые блики на щеки женщины. Ветер доносил запахи моря и несмело играл с кончиками темных волос. В пустом помещении царил приятный полумрак, он размывал границы и очертания, лишь фигура молодой женщины просматривалась четко.