Текст книги "Непринятый финал (СИ)"

Автор книги: Хольда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Суть и Оболочка ==========

Закатное солнце проникало сквозь огромное панорамное окно и заливало конференц-зал расплавленным металлом своего света. По ту сторону стекол развернулась грандиозная картинка стройки, на которой работа не утихала ни днем, ни ночью. Вечная, бурлящая жизнь их совершенно нового мира, в котором одно и то же солнце отбрасывает блики на людские лица и полированные пластины Жнецов.

Зал располагался в недостроенном здании, и обстановка тяготела к минимализму: длинный стол, немного напоминающий тот, что был на «Нормандии», несколько стульев, кресло чуть поодаль, возле окна, да здоровенное растение с фиолетовыми цветами, примостившееся в кадке у дверного проема. Впрочем, цветы сейчас плотно закрылись, стянув бархатные лепестки: то ли следуя ежедневному циклу, то ли ощущая напряжение, повисшее в комнате.

– Я могу воссоздать её тело, это не проблема, – сказала Миранда после долгого молчания. Она стояла у стола, тяжело опираясь на него ладонями, и смотрела на интерактивный дисплей. Строчки в нем непрестанно менялись, но взгляд Лоусон оставался замершим. – Это удалось сделать тогда, и сейчас, с нашими новыми… возможностями, станет ещё проще.

– Но. – сказал Кайден, не сводя с неё глаз. Это был не вопрос.

– Но. – подтвердила Миранда, кивнув скорее своим мыслям, нежели СПЕКТРу. – Но я не знаю, как восстановить… её саму. Её «душу», если угодно.

– Но ведь в прошлый раз у тебя получилось, – заметила Тали, в её голосе надежда перемешивалась со страхом. Отчаянная, болезненная надежда. То, что называли: «Contra spem spero» – без надежды надеюсь.

– В прошлый раз у меня был её мозг, Тали, – Миранда вздохнула, тяжело опустилась на стул и потерла переносицу. – Тот шлем оказался на редкость крепким и сохранил самое главное. Это было чудо, – она взглянула на кварианку. – Я могу восстановить ткани, создать оболочку, но я не могу наполнить её воспоминаниями, мыслями, чувствами… то, что в прошлый раз Шепард утратила лишь незначительную часть ранних воспоминаний – действительно чудо. И еще большим чудом стало то, что она при этой потере осталась собой. Даже самые незначительные на первый взгляд события способны формировать наши суждения и отношение к чему-то. Это рулетка: забудешь собаку, которая была у тебя в пять лет, и проснешься кем-то другим.

– Значит твой ответ «нет»? – спросил Кайден. Его голос звучал твердо, в чем-то даже жестко, эта особая интонация появилась у него после победы. Странно. Для большинства странно. Для большинства неуместно. Но только не для тех, кто знал его. Кто видел его после гибели первой «Нормандии», кто был рядом с ним в бою за Землю. И после, когда пришло осознание, что тишина на частоте передатчика Шепард – не сбой, не результат помех или нарушения коммуникаций. Что тишина теперь навсегда.

– Кайден, – Миранда перевела на него взгляд зеленых глаз, на свету они бликовали как кошачьи. – Я не знаю, как решить эту задачу, но если ты – или кто-нибудь – придумает, как справиться с проблемой – я готова начать работать прямо сейчас.

– Что насчет твоих старых данных? – вновь заговорила Тали. Она казалась серьезной и сосредоточенной… если не обращать внимания на то, что край её балахона уже превратился в измочаленную тряпку под непрестанными движениями пальцев. – Цербер наверняка хранил все результаты. А зная тебя… должны быть припрятаны и копии. Даже если Призрак успел напоследок что-то уничтожить.

– Да, те данные могли бы помочь, – кивнула Миранда, и было видно, что она уже об этом думала. И мысли её не утешали.

– Так в чем же дело? – Кайден терял терпение, его глаза похолодели, и новый цвет не мог этого скрыть.

– В том, что это была бы Шепард после гибели первой «Нормандии», Кайден, – холодно сказала Миранда, встречаясь с ним взглядом. – Не та, что уничтожила Коллекционеров, не та, что объединила Галактику, не та, что отправила Призрака на тот свет. Не та, что одержала победу. И приняла решение.

– Шепард – всегда Шепард, – криво усмехнулся он, но до глаз улыбка не добралась.

– А тебе бы этого хотелось, да, красавчик? – Джек, до того непривычно молчаливая, выплюнула эти слова с изрядной долей яда. – Шепард образца «до Цербера», «до Горизонта», «до Гарруса». Всё еще твояШепард. Отличный шанс все переиграть.

– Да что ты… – Кайден, до того больше напоминавший ледяное изваяние самого себя, вскочил с места. Его взгляд полыхнул одновременно гневом и болью, а тело охватил свет биотики.

– Что, скажешь, не думал об этом? – огрызнулась Джек, не пошевелившись на своем стуле. Она тоже изменилась, сейчас бессильная ярость и злость плескалась только в её глазах, не разрезая лицо морщинами.

– Не будь сукой, – сказала Миранда, посмотрев на Джек.

Несколько секунд они не сводили друг с друга глаз, а потом Джек, презрительно скривив губы и сплюнув очередное ругательство, капитулирующе подняла руки. На Кайдена она не смотрела. Его коснулась Тали, и в прикосновении кварианки одновременно было и утешение и предупреждение. А ещё её рука как бы невзначай опустилась прямо возле шеи. Один точный удар и на какое-то время мужчина мог бы отправиться в страну грез.

– Это не вариант, Кайден, – заговорила Миранда, тоже не глядя на него. Она вообще не слишком часто задерживала на ком-то взгляд. – События последнего года войны изменили нас всех, и на Шепард они тоже наложили след, сам подумай. Что она будет чувствовать, если очнется и узнает, что за то время, пока её не было, она сделала все, что сделала? С таким не смиришься просто. Не скажешь «ну да, хорошо». Даже Шепард не смогла бы это проигнорировать, и можешь ли ты гарантировать, что та Шепард, которой она была в момент гибели первой «Нормандии» приняла бы это решение? – Миранда подняла руку, по которой на свету пробегали прожилки микросхем. – Та Шепард не общалась с СУЗИ, когда она обрела тело, не слышала её вопросов, не видела её стремления понять и стать… человечнее. Та Шепард не была в виртуальном мире гетов и не видела те страницы их с кварианцами истории, которые стали ключевыми. Для той Шепард это решение может оказаться неприемлемым.

– Мы сможем ей всё рассказать, объяснить… – сказал Кайден, но в его голосе больше не было огня. Он понимал, хоть и не готов был произнести это прямо сейчас.

– Да-да, конечно, – проворчала Джек из своего угла. – Так и скажем: эй, не хочешь послушать историю о том, как ты зажигала, пока была мертвой?

– Они правы, Кайден, – с болью сказала Тали, и её пальцы на секунду судорожно сжались. – Они правы. Ты знаешь. Мы не представляем, как Шепард к такому отнесется. Примет ли она это. И если не примет…мы заставим её всю оставшуюся жизнь чувствовать себя самозванкой в собственном теле и разуме. А может и винить себя за выбор, понять который она не в силах. Мы не можем так поступить с ней. Ты бы так не поступил.

– Нет, не поступил бы, – кивнув, проговорил он и коснулся плеча Тали благодарным жестом. – Но я не могу и… сдаться. Я не могу поверить, что её нет. – Его тон надломился, словно треснула корка крови на гниющей ране. Джек поморщилась с поверхностной неприязнью. Кайден глубоко вдохнул и сжал кулак. Тали, все еще стоявшей рядом с ним, показалось, что вот-вот послышится хруст костей. – Это не должно так закончится, черт бы все побрал! – прорычал он, стукнув кулаком по столу. Ярость смыла боль. На время. Мужчина поднял голову и обвел взглядом женщин. – Она совершила чудо. Для всей чертовой галактики! Мы должны найти способ совершить чудо для неё.

Сказав это, он вышел вон, ни разу не обернувшись. Женщины провожали его похожим задумчивым взглядом. Джек скривила губы, передразнивая:

– Ми должни, ми должни… долбаная принцесса!

– Не будь сукой, – повторила Миранда, и в её голосе было больше усталости, чем возмущения или неприязни. – Ты понимаешь его лучше, чем тебе бы хотелось, и тебя это бесит.

– Стильные техно-татушки сделали куколку еще и телепатом, а меня никто не предупредил? – огрызнулась Джек, но была проигнорирована, после чего обратила внимание на молчащую Тали, которая продолжала смотреть на пустой дверной проем. – А ты что скажешь, шлемоголовая? Тоже питаешь слабость к его щенячьим глазкам?

– Они уже давно не такие, – пробормотала Тали, качнув головой. – И я скажу, что тебе стоит поработать над тем, как выражать свою скорбь, не оскорбляя окружающих.

– Меня просто бесит его эгоизм, – дернула плечом Джек, но тон сменила. Изменения определенно коснулись всех.

Миранда усмехнулась, сложив пальцы домиком и посмотрев на Джек. Нейтрально-закрытое выражение её лица и расслабленная поза говорили о полном контроле над ситуацией и спокойствии, но от глаз Джек не укрылось то, что холеные пальцы удачно скрыли линию губ. По губам об истинном настроении Миранды всегда было проще всего судить.

– Думаешь, что им движет эгоизм?

– Черт, да он движет нами всеми, – раздраженно ответила Джек и швырнула датапад в стекло. Прибор жалобно пискнул и погас, упав на пол. – Мы все привязались к этой харизматичной стерве больше, чем должны были, и вот они последствия. Вместо того, чтобы идти вперед, сидим тут как грёбаный анонимный клуб ветеранов боевых действий и пытаемся вывернуть сраную реальность наизнанку. – Она поднялась и беспокойно заходила по комнате. Изменилось многое, но некоторые привычки остались прежними. – Я, вы, он – она обличающе ткнула в них пальцем и указала на дверь, – мы все думаем о том, как нам её не хватает. Как было бы охренительно круто, если бы сейчас сучка вошла в эту проклятую дверь. Или если бы на утро мы открыли глаза и обнаружили себя на борту этого клятого ведра с гайками посреди космоса и разборок с Коллекционерами, а через интерком раздавался бы её мерзкий бодрый голос, приказывающий кому-то готовиться к высадке! – Проходя мимо горшка с цветком, Джек пнула его и прорычала ругательство.

– Всё так и есть… – Тали опустила голову, обхватив себя руками. – …мне её не хватает. Я понимаю, что будь она жива, мы бы виделись не часто, особенно сейчас, когда всюду столько работы, но… это просто как-то…

– Неправильно, – тихо проговорила Миранда, глядя в пространство. – Галактика кажется чертовски неправильным местом, когда в ней нет Шепард…

– Чертовски… пустым, – одними губами произнесла Джек, привалившись к стене и откинув голову так, что созерцала блеклый, все ещё лишенный отделки потолок.

Надолго воцарилась тишина. Она росла и густела, наполняясь чувством утраты и болью. Тали прислонилась к стеклу и смотрела на строящийся город, Миранда всё также созерцала пустоту… ни одна из трех женщин не знала, сколько времени прошло, но вот Джек скосила на них взгляд, даже не поворачивая головы, и спросила необычным для себя тоном, слишком тихим, слишком… беспомощным:

– Вы не думали о том, что всё это неправильно? Эти встречи? Эти попытки переиграть природу и реальность? Не думали, что… может быть, это нужно только нам, а не Шепард? Что… – она запнулась, с трудом выговаривая то, что ей, кажется, совсем не хотелось говорить, – …что она обрела покой?

Миранда откинулась на спинку стула и закрыла глаза, её плечи поникли, и идеально выверенная поза сломалась. Это было более красноречивым ответом, чем любые слова.

– Ответа мы никогда не узнаем, – произнесла она тихо.

– А мне кажется, что Шепард этого бы хотела, – сказала Тали, выпрямляясь. В её голосе прозвучали необычные сила и убежденность. Она повернулась к подругам и поочередно посмотрела на них. Лица кварианки всё ещё нельзя было разглядеть из-за шлема, но что-то в поле и повороте головы говорило об ее настроении не менее ярко. – Я думаю, она была бы счастлива увидеть мир, ради которого всем пожертвовала. И счастлива была бы стать его частью. – Тали улыбнулась, это послушалось в её голосе. – Не знаю, может, она бы наконец нашла время, чтобы просто…пожить. Ну знаете, для себя. А когда ей надоело бы отдыхать – обязательно бы нашла себе применение.

Джек рассмеялась: громко, со странной смесью боли и яростного, горячего веселья.

– Черт, шлемоголовая права. Эта сучка была просто маниакально неугомонной.

Миранда тоже усмехнулась, куда более сдержано и цивилизованно, но с теми же нотками облегчения. Слова Тали явно ударили и по её сомнениям.

– Ну, если с моральными дилеммами мы покончили, дело осталось за малым – придумать, как это сделать, не сведя Шепард с ума тем, что она даже мертвой ухитрилась спасти галактику.

========== Прошлое и настоящее ==========

Полумрак каюты казался мягким, обволакивающим, и задорный смех Шепард прошивал его как блестящие нитки. Она вальяжно устроилась на кровати, подложив под спину подушку, и смеялась над попытками Гарруса описать одного из представителей палавенской фауны. Рядом с ними лежала открытая книга. В этот вечер – турианская. Они начали читать друг другу книги из их родных миров после Менае, и как и другие их маленькие тайные традиции, эта зародилась сама собой. Ни один из них ни разу не упомянул о том, что возможно книги, которые были в зоне отдыха Нормандии, вскоре станут бесценными свидетельствами жизни исчезнувших цивилизаций. Этого нельзя было говорить. Об этом нельзя было думать. Предательские мысли, вселяющие страх… или гнев. Они оба всегда предпочитали гнев страху и боли. А эти книги могли и напоминать, за что они сражаются. Не то, чтобы напоминание было нужно, каждая планета, которую они посещали, была чертовым напоминанием. Но звук голоса Шепард, когда она читала или смеялась, как сейчас, был куда лучше взрывов, рушащихся зданий и криков живых существ. Он напоминал, что если они победят, люди не только перестанут умирать, они тоже будут смеяться.

Гаррус бросил попытки объяснить, как выглядят палавенские ящерицы, и повернулся, запечатывая на губах Шепард поцелуй. Иногда ему казалось, что её голос и её смех имели свой неповторимый вкус. Они внушали надежду и наполняли силой. Мир вокруг полыхал всё жарче с каждым днем, а жестокие расчеты войны твердили об уменьшающихся шансах. Но заглядывая в яркие глаза Шепард, Гаррус мог позволить себе забыть о статистике и прогнозах. Глядя в её глаза он верил и хотел сражаться. Сражаться за Палавен и Землю, за Сур’Кеш и планету-помойку Тучанку, за Тессию, Иден Прайм, Раннох… за эту женщину, её удивительный смех и глаза, способные сохранять в других надежду даже посреди кошмара.

– Я не приведение, Вакариан, – насмешливо сказала она, толкнув его в плечо. – И не испарюсь под твоим пристальным взглядом, но… – она картинно зевнула и потянулась, медленно, вальяжно, так, чтобы продемонстрировать всю свою гибкость – …могу и уснуть, если мне наскучит игра в гляделки, а она уже почт…

Гаррус рассмеялся на турианский манер и потянул её ближе к себе, вновь приникая к губам. Ему определенно нравилась человеческая традиция поцелуев… хоть Шепард частенько вредничала, называя их попытки целоваться настоящим межвидовым кошмаром. Поначалу они такими и были, и никакие обучающие видео бессовестного саларианца не помогли, спасала только практика. Много практики.

Гаррус довольно усмехнулся воспоминаниям, когда стягивал с Шепард майку. Теперь его когти уже не путались в ткани, а из прикосновений исчезло то напряжение, которое судорогами скручивало их поначалу, когда он боялся прикасаться в мягкой, такой уязвимой коже Шепард. Теперь он знал, как прикасаться к ней, знал, что ей нравится и от чего она совершенно теряет самоконтроль, полностью отдаваясь его ласкам. Гаррус выучил язык её странной, человеческой мимики, и язык её мягкого, но столь сильного в бою тела, и язык её вздохов. У них тоже был свой вкус, который Гаррус подхватывал с губ плотнее прижимая их тела друг к другу. Она была особенной. С того самого первого дня, когда он её увидел и до послед…

Головная боль раскаленным шипом впилась в висок, и Гаррус инстинктивно дернулся. Шепард, до того целовавшая незащищенную броней кожу на его шее, напряглась и чуть отстранилась, ловя метущийся взгляд. Её ладонь привычно легла на изуродованную половину его лица, и тепло, распространившееся от неё, смыло внезапно всколыхнувшуюся, непонятную панику.

– Я сделала тебе больно? – спросила она, приподняв бровь в своей привычной манере: легкое веселье, а под ним – серьезный вопрос.

– Ты… нет, – он улыбнулся, не сводя с неё глаз. Самая потрясающая женщина в галактике. И она здесь, рядом с ним. Как так вышло? – Голову кольнуло, но уже все прошло.

Они друг другу не врали, и оба знали это. Поэтому Шепард через секунду снова усмехнулась и, приподнявшись, проложила дорожку поцелуев по его лицу от мандибулы до самого виска. Её пальцы заскользили по гребням, вырывая из его горла урчание.

– Это должно помочь, – тихо заметила она между поцелуями. – Хотя на будущее, может всё же шлем?

Гаррус рассмеялся и уронил её на кровать, нависая сверху.

– Я всегда за тобой, Шепард, – отозвался он, переплетая их пальцы и прижимая её руки к простыням, в голосе веселье быстро уступало место нарастающей страсти, – так что, как только ты сама перестанешь их игнорировать…

Шепард выгнулась, смеясь:

– Грязный прием, Вакариан. Лучше заткнись и поцелуй меня!

***

– Гаррус… Гаррус! Проснись, Гаррус!

Голос шел издалека, и в нем было что-то неправильное, но Гаррусу не хотелось в этом разбираться. Его окутывала теплая нега дремоты, приятная слабость пропитала мышцы и заполнила разум, поглощая посторонний шум и убаюкивая. Но он всё продолжал звучать, этот раздражающий голос… это была не Шепард, Шепард бы позвала раз, а потом просто толкнула бы его в бок. Хотя на ее зов он обычно отвечал сразу. Тогда кто? СУЗИ…? Голос был не её, но знакомый. Мысли вяло ворочались в голове, отчаянно не желая искать ответ, но в конце концов Гаррус заставил себя открыть глаза. Просто из любопытства, чтобы узнать, кому он так понадобился, что за ним пришли даже на капитанский чердак.

Прямо перед ним маячило лицо Лиары. Встревоженное лицо. Знакомое и незнакомое одновременно. Черты, обычно мягкие, заострились, под глазами постоянная усталость проложила темные круги, вокруг плотно сжатых губ проступили морщины, а изгиб бровей был каким-то… болезненным. Но больше всего боли было в глазах. Какой-то странной боли…не совсем той, что была в них после Тессии.

Тессии? – эта мысль волной беспокойства пробежала по нервам, и Гаррус нахмурился, глядя на то, как Лиара облегченно вздохнула, но уже в следующую секунду её плечи опустились. Поникли. Это было неправильно. Молодая азари была куда сильнее, чем многие полагали, и со стальным хребтом. Почему сейчас кажется, что что-то в ней сломалось?

– Лиара, что ты… – начал он, но слова примерзли к языку, когда солнечный луч упал на щеку азари и высветил на её коже призрачные зеленоватые микросхемы. И её глаза тоже были зелеными. Он вспомнил.

Воспоминания прокатились как огненный шквал. Мощный поток информации и ещё более мощный поток эмоций. Гаррус захрипел, садясь и инстинктивно хватаясь за горло. Когти проскребли по пластинам и оставили след на незащищенной коже, вторая рука впилась в спинку дивана, и на ней оставляя полосы разреза.

Лиара вздрогнула как от удара, но не удивилась. Она скользнула на диван рядом с ним и обняла, прижимаясь щекой к плечу и тихонько раскачиваясь, будто пыталась убаюкать его. Синие пальцы протянулись к его руке и переплелись с его пальцами, мягко убирая когти от шеи и стискивая. Привычный жест. Разделенная боль.

Гаррус ничего не сказал, только сжал руку азари в ответ. Слова им были не нужны, все возможные слова уже были сказаны, а слов утешения просто не существовало – за последние месяцы они в этом убедились.

Той зеленой вспышкой Горн возвестил о начале новой эры, и обитатели галактики приняли её, решив не упускать шанс, который им подарила Шепард. Шанс, за который она отдала жизнь. Вопреки опасениям объединившиеся расы Галактики не бросились рвать друг другу глотки сразу, как угроза миновала. За это Гаррус был им благодарен. Шепард бы это понравилось, хоть вид из окна, где Разрушители и Сборщики перетаскивают бетонные панели для стройки и взорвали бы ей мозг.

А вот за что он не был благодарен, так это за то, что они так легко смирились с её гибелью. Слишком легко. Преступно легко! Голос разума – почему-то говоривший в точности как отец – утверждал, что это естественно и даже хорошо, незачем оставаться в прошлом и позволять ему отравлять будущее. Надо идти вперед. Незачем проливать слезы о том, чего не исправить. Гаррус подозревал, что голос прав, и что Шепард с ним бы согласилась. У Шепард бы хватило духу на это. У него – нет.

Он не верил в её смерть, он не верил, что расследование провели достаточно тщательно, он не верил, что не осталось никаких следов. Люди не исчезают просто так. Осталось тело Андерсона. Осталось тело Призрака – жуткое, изломанное и изуродованное технологией Жнецов. Но ни следа Шепард.

Поначалу остальные относились к его подозрениям более серьезно, но чем больше проходило времени, тем больше в их глазах становилось сожаления, а порой и жалости, и тем меньше надежды.

Гаррус ушел после безобразной драки с Кайденом, в которой они сломали друг другу пару костей. Гаррус его не винил. Он знал, что Кайден любил Шепард. Турианец немало удивился, услышав, что Аленко попросился обратно на «Нормандию», получив звание СПЕКТРа, и ожидал, что это создаст им проблемы, но Кайден повел себя удивительно адекватно: он не ругался с ними, не пытался учить жизни, он даже от взглядов исподлобья воздержался. Единственное, что он делал – прикрывал Шепард, как и прежде. Во время тех редких миссий, когда она брала на высадку их обоих, Гаррус это отмечал. Кайден Аленко делал ровно то, что собирался делать и сам Гаррус, когда во время бессонных ночей на Палавене гадал, останется ли всё по-прежнему или при следующей встрече между ним и Шепард повиснет табличка «только друзья». Тогда он решил, что в любом случае останется рядом и будет прикрывать её. Как в старые времена.

Он не винил Кайдена за то, что тот, в конце концов, схватил его за грудки. Возможно, ему даже не стоило бить его в ответ на это. Чертов Кайден Аленко просто пытался жить дальше. Как он делал после Алкеры, когда в конце концов нашел в себе силы оставить очередной стакан недопитым и выйти из бара. Жить дальше в мире, где её не было – чертовски сложное задание, но Кайден пытался, вряд ли можно было винить его за ту ярость. Всё же Гаррус со своими теориями и непробиваемым упрямством слишком мешал процессу. Возможно, боком обернулось его умение быть убедительным или годы службы в СБЦ, приучившие не верить ничему без веских доказательств. Он не знал и не особо стремился разбираться, но слова Кайдена, брошенные в пылу той драки, до него дошли. «Прекрати это! Не тяни в эту чертову пропасть всех вокруг! Ей бы это не понравилось, Гаррус!»

Ей бы это точно не понравилось. Может, Кайден Аленко после той ссоры на Горизонте учел свои ошибки и стал обращать внимание на то, какой Шепард была на самом деле, а не на то, какой он хотел её видеть. А может он просто угадал, как в той человеческой поговорке про сломанные часы, которые дважды в сутки показывают правильное время. Так или иначе, после того, как доктор Чаквас, ругаясь и проклиная их, залечила переломы, Гаррус покинул «Нормандию».

Мир вокруг предоставлял возможности стать кем угодно. Хочешь продолжить карьеру военного? Легко: в условиях хаоса, который принесла с собой война, тренированные турианские солдаты с их хваленой дисциплиной всегда ко двору. Хочешь вернуться в полицию? Нет ничего проще: с твоим статусом и репутацией любое отделение на любой планете с радостью согласится, тем более, что всегда найдутся предприимчивые мерзавцы, которые не прочь нажиться на военном хаосе. Хочешь начать с чистого листа? Это тоже возможно: в отстраивающейся галактике ещё долго будет существовать острая нехватка в пилотах, строителях, инженерах, техниках всех мастей, медиках… и так далее и так далее. Будущее раскрывалось тысячами возможных путей.

Гаррус решил шагнуть назад. Это всё ещё не было его будущее. Он вернулся на Цитадель, где несчастного вида сотрудники с посеревшими лицами делали свою скорбную работу, собирая тела жителей и пытаясь опознать их. Здесь – как и всюду сейчас – от помощи не отказывались, и Гаррусу не составило труда получить формальное назначение и участок работы. Впрочем, судя по тому, как посмотрел на него дежурный офицер, было понятно, что он не ждет исполнения обязанностей, прописанных в документах. Он понимал. Гаррус задался тогда вопросом, было ли дело в том, что его просто узнали, или эти чертовы зеленые татуировки действительно неуловимым образом способствовали пониманию? Ответ не казался достаточно существенным, чтобы о нем думать. Не сейчас. Может, когда-нибудь. Когда он её отыщет.

Гаррус быстро нашел «место преступления». Всё тут пребывало в разрухе и грозило в любой момент обвалиться. В центре помещения зиял провал, с одной стороны от него виднелась какая-то колба, а с другой что-то вроде помоста с магнитными катушками. Их требовалось изучить, но взгляд Гарруса притягивал провал. От этого ощущения внутри разливался холод, а горло сдавливало. В голове роились мысли о том, что это неспроста, что именно здесь Шепард приняла свое решение. В этом самом месте.

…именно там нашла его Лиара. На краю этого провала, казавшегося бездонным. Она пришла и села рядом, переплетая их пальцы, прямо как сейчас. Она ничего не сказала. Ничего не сказал и он. Они просидели на той платформе несколько часов, а потом ушли вместе.

Того прикосновения было достаточно, чтобы понять многое. Куда больше, чем Гаррус обычно мог понять по представителям других рас, даже если они были его друзьями. Может во всем виноваты чертовы микросхемы, а может разделенная боль открывала глаза на то, что раньше оставалось скрытым. Он не знал. Ему было не интересно. Единственное, что он знал наверняка так это то, что сидя на том обрыве и чувствуя присутствие Лиары, он впервые за долгое время смог вздохнуть. Всего на секунду ощущение пальцев, сомкнутых на горле, ослабло. Всего на секунду он ощутил … надежду? Тень того чувства, которое внушала ему Шепард. Не отчаянное, яростное упрямство, запрещающее думать о том, что всё действительно может закончится так, а что-то большее. Что-то более сильное и более светлое. Возможно, это было «у нас получится» вместо «я не сдамся!». Тогда он не желал разбираться в выражениях лиц собственных внутренних демонов, ему просто понравилось ощущение. Именно поэтому он не отпустил руку Лиары. Поэтому, покинув обломки Цитадели, они вместе вернулись в дом, который он занимал на Земле. Именно поэтому всю следующую ночь он показывал Лиаре схемы, чертежи и примерные планы, обрывки ткани, снимки пятен крови, следов, найденный пистолет Шепард и каждую мельчайшую зацепку, которую успел обнаружить.

Лиара не перебивала и не смотрела на него с сожалением. Она слушала внимательно и изредка задавала скупые, уточняющие вопросы. А в её позеленевших глазах он видел отражение собственного взгляда.

Двое, застрявшие в прошлом.

========== Сон и бессонница ==========

– Надо что-то с этим сделать, Гаррус, – осторожно сказала Лиара через некоторое время, когда уже готовила для них обоих кофе. Вернее то, что все ещё по привычке им называли. «Синтетическая дрянь» – сказала бы Шепард. Хотя в нынешних обстоятельствах весь мир стал немного «синтетической дрянью». – Такой график сна тебя убьет.

– Ну, мы пока что вообще не знаем, что убивает, а что нет, с учетом изменившихся условий, – пожал плечами Гаррус, не поднимая головы от планов Цитадели. Во время боевых действий её так искарежило, что разобраться, где теперь отмеченные на картах места, оказалось очень непростым делом.

– Не меняй тему, – велела Лиара тем самым особым тоном, который нельзя было игнорировать. Его кружка встала на стол с тяжелым звуком.

Гаррус вздохнул и поднял глаза на хмурую азари.

– Я не против сделать что-нибудь со всем этим, Ли, но я ничерта не знаю, как. Если у тебя есть идеи, я весь – внимание.

Лиара посмотрела на него со смесью досады, раздражения и чего-то ещё… сопереживания, возможно. Гаррус выдавил из себя фальшивую улыбку и протянул руку, коснувшись локтя азари.

– Обещаю, я не подохну от какого-то нарушения сна. Не раньше, чем мы найдем ответы.

«Не раньше, чем вернем её» – эти слова остались непроизнесенными, но повисли в воздухе. Лиара собиралась что-то сказать, но у нее не было идей, так что она вернулась к своему завтраку.

Гаррус вздохнул. Последний раз он спал перед тем, как они прилетели на Землю. Та ночь на капитанском чердаке была ни на что не похожа, и казалось, что от накала эмоций начнет мигать свет. Шепард рвалась в родной мир и боялась вновь оказаться там. Боялась увидеть и не узнать. В ней кипели гнев и ярость. Наружу рвался весь мрак, который она уносила с собой с каждой горящей планеты, на которой они побывали.

Но кроме того в ней огнем горело предвкушение и ликование – не темное, как бывает перед местью – а то, которое означает надежду. Это был решающий порог, и хоть они не говорили об этом вслух, Гаррус видел, что она позволяет себе робкие мысли о том, что будет «после». Эти мысли наполняли внутренним светом её глаза и разжигали его собственную надежду и веру в победу. Он тоже хотел заорать в потолок, веля Джокеру заставить «Нормандию» прибавить ходу. Он тоже хотел скорее покончить со всем этим. Противостояние со Жнецами – даже если отсчитывать его от Иден Прайм – не длилось долго по галактическому календарю, но заняло целую вечность. Гаррус хотел увидеть, как оно завершится, он хотел увидеть мир. И обнимая Шепард в ту ночь, он мечтал о том, что в следующий раз обнимет её так уже после победы. Может, её волосы всё ещё будут хранить в себе запах копоти и оружейного дыма, может они оба будут все в бинтах и повязках, но на календаре уже будет мир.

Время, когда можно будет, наконец, избавиться от притаившегося глубоко внутри страха за хрупкую, немного безумную женщину, совершающую невозможные вещи с обманчивой легкостью… время, когда ему не придется делить её с этой проклятой войной. Время, когда она будет принадлежать только ему.

Последние слова он в ту ночь пробормотал вслух, заставив Шепард смеяться и вовлекая её в страстный поединок за главенство. Поспать им удалось не так уж много – ровно столько, чтобы выспаться и не терять сосредоточенности в бою – но это был хороший сон. Последний хороший сон для него.

Когда проклятущий Мако взорвался, едва не похоронив их с Явиком под собой, Шепард среагировала мгновенно, затолкав их в «Нормандию» раньше, чем Гаррус успел толком что-то понять. Возможно, виной тому был болевой шок, который свалил его с ног секунд через тридцать после того, как шлюз закрылся. Он не видел, как лазер Жнеца выкашивал бежавших к Каналу, и зеленой вспышки, навсегда изменившей Галактику, он тоже не видел. Его окружал метущийся мрак, беспокойный, полный вспышек и обрывков образов и звуков. А еще слова Шепард: «ты же знаешь, что я люблю тебя. И буду любить вечно». Они повторялись и повторялись бесконечное количество раз, слово «вечно» раскаленным болтом ввинчивалось в мозг. Слишком похоже на прощание.