Текст книги "Милосердие в тебе (СИ)"

Автор книги: Half a Person

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Мужчина устало потёр глаза, желая прогнать сонливость и в очередной раз окунул перо в чернила. Он хотел было продолжить писать, но внимание его привлекло пламя свечи, которое стало заметно колыхаться, стремясь потухнуть.

Отложив лист бумаги, Фролло повернулся в сторону сквозняка. В дверном проёме стояла Элисон, которая немного дрожала от ночной прохлады. Мужчина должен был уже по привычке нахмуриться, но заместо этого его лицо украсила улыбка. Юная девушка выглядела настолько по-домашнему, что судья был просто не в состоянии сохранять серьезную гримасу. Она обнимала себя, сжимая ткань льняной сорочки, и немного щурясь смотрела в сторону мужчины, лишь привыкая к яркому свету свечи.

– Иди ко мне.

Судье не стоило просить дважды. Аристократка послушно приблизилась к супругу и села к нему на колени. Он осторожно приобнял девушку и, прижав дрожащее тельце к себе, коснулся губами её лба.

– Вас вновь мучает бессонница? – несколько обеспокоено спросила девушка, но потом взглянула на стол, деревянная поверхность которого даже не проглядывала сквозь количество исписанной бумаги, – Предпочитаете работу вместо сна с супругой?

– Моё сердце, – блаженно промурлыкал мужчина, ощутив прохладные пальцы на своих плечах. Он бы так и вдыхал аромат девичьей кожи, если бы та не потянулась за пером, – Что ты делаешь?

– Я хочу написать Вам письмо, – речь девушки заставила мужчину вопросительно сощурить глаза и отринуть от юного тельца.

– Письма пишут, когда людей разделяет расстояние или вероятность встречи их достаточно мала, – Фролло тяжело вздохнул и положил голову на плечо девушки, – Ты думаешь я отпущу тебя теперь куда-нибудь?

– Что же, тогда… – мужчина не видел её лица, но знал, что на тонких губах покоится улыбка, – Вы видели когда-нибудь море?

– Море?

– Да, море, – ещё более уверенно произнесла девушка и придвинула один из листов бумаги к себе, – Наша усадьба в Англии находилась не так далеко от моря. Мы с Айзеком часто бегали туда, пока Хайвэл нас не видел. Нам нравилось наблюдать за тем, как волны бились о скалистый берег. Они издавали такой приятный, успокаивающий звук. Они бились о скалы и возвращались обратно, бились и возвращались… Там всегда было много рыбаков, которые рассказывали морские легенды. Так захватывающе они повествовали, что даже хотелось верить в их правдивость, – она водила кончиком пера по светлой поверхности бумаги и аккуратно вычерчивала линии.

Любопытство мужчины победило и, отринув от женского плеча, он обвёл глазами рисунок девушки.

– Что это?

– Это море! – торжественно произнесла та и не менее гордым движением вернула перо на законное место.

– Кажется, твоё море совсем не отличается от реки, – ехидно подметил мужчина, – Такое ощущение, что перо погнулось.

– У реки видно берег, а здесь… – аристократка на мгновение сощурила глазки, – А здесь бумага.

– Думаю, уже достаточно поздно для того, чтобы вернуться в постель.

И они поднялись в спальню. Клод с ликованием заметил, что наконец его клонит в сон, но радость эта продлилась недолго, ибо прежняя сонливость девушки испарилась в одно мгновение. Элисон ещё долго ворочалась, оправдываясь тем, что никак не может найти удобную позицию для сна. Она то прижималась к мужчине, то обнимала подушку, то забирала одеяло на свою сторону и ещё успевала попутно вздыхать. Судья же изо всех сил пытался игнорировать её, но когда девушка вдруг успокоилась и уже в течение минут пяти не двигалась, он позволил себе облегченно выдохнуть, о чём тут же пожалел.

– Клод? – подала голос аристократка, вновь перекатившись на другой бок, – Клод, ты спишь?

Элисон приподнялась на локоточках и внимательно посмотрела на бледное лицо мужчины: глаза его были закрыты. Судья кротко простонал, делая вид, что находится в глубокой фазе сна. Брюнетка же обреченно вздохнула, ещё недолго повозилась и устроилась на его плече.

– Знаешь, – она стала мечтательно водить пальчиком по его груди, рисуя на ней самые различные узоры, – Я хотела бы показать тебе море.

***

Время близилось к вечеру, солнце плавно спускалось к горизонту. Погода была хорошая, она не заставляла искать тень, чтобы скрыться от жары, но и не вынуждала прятаться в доме от холода. Поэтому Элисон посчитала это время суток идеальным для прогулки. Целый день девушка была предоставлена сама себе, но идти особо было некуда. Ей следовало бы вернуться хотя бы на день в семейную усадьбу и поговорить с Хайвэлом, но боялась она этого разговора гораздо больше смерти. Клод пообещал, что завтра они вместе всё разрешат самым наилучшим и благоразумным образом. Правда, как он собирается сделать это, мужчина не рассказал.

Сегодня Элисон по обычаю навестила Квазимодо и сейчас, прогуливаясь по саду, она размышляла над его словами. Звонарь был первым, кто узнал о Таинстве и первым предпринял попытку отговорить аристократку от необдуманного поступка. Аргументы его оказались бесполезны, ибо девушкой двигала «высокая любовь», которую она себе сама и выдумала. Собственно, как и неотложность венчания. Лишь рассорившись с горбуном, Элисон поняла, что доказательства, приводимые другом, она слышала не впервой.

Блуждая между кустарников, брюнетка пыталась восстановить в памяти речи, касающиеся личности судьи, которые она до этого всегда пропускала мимо ушей, попросту игнорировала. Она предпочитала видеть мужчину таким, каким он представал перед ней лично, а не на чужих словах. Однако сейчас девушка вспомнила цыганку, её грубые выражение и несуразные эпитеты, коими она не стеснялась награждать Фролло. В память врезались косые взгляды солдат, бродяг в сторону судьи, которые она оставляла без внимания.

Ей вдруг захотелось поёжиться от внезапно пробежавшего по её телу холода. Архидьякон тоже не раз упоминал далеко неправедное отношение Клода к насущным вопросам. Кажется, Хайвэл даже напрямую говорил сестре о поступках судьи, что деятельность его не ограничивается выносом справедливых приговоров, но девушка неуважительно относилась к поучительным речам брата и слишком давно стала пропускать их мимо ушей.

Подозрения, захватывающие её разум, вовсе не нравились аристократке. Её вдруг стал охватывать страх от того, что она совершенно не знает своего супруга. Он все ещё оставался для неё книгой с красивым названием, содержание которой ей было неведомо. Переживание ещё сильнее усилило появление неизвестного мужчины в усадьбе, что пламенно вещал, обвиняя судью в неведомых девушке грехах. Затем пришло осознание, что образ, созданный в девичьей голове, отличен от реальности, а вместе с тем явился и испуг.

Брюнетка не могла долго вынашивать переживания в своей голове, готовясь к весьма неприятному диалогу, ибо волнение вот-вот поглотит её до кончиков волос. Элисон была полностью уверена в своих действиях до момента, как вернулась в усадьбу и увидела судью. Он ожидал её за столом, сложив руки перед собой. От одного вида милого её сердцу лица уверенность юной особы мигом исчезла, и она молча присела за стол, не решаясь сказать ни слова.

Фролло заметил девушку, ещё когда та блуждала по саду, и начал приготовления к очередному ужину в её компании. Он уже готов был улыбнуться, но девичье молчание отбросило радостную эмоцию.

– Тебя что-то беспокоит? – почти заботливо поинтересовался судья.

– Нет, что Вы?

На губах её покоилась сдавленная улыбка. Тонкими пальцами она отодвинула столовые приборы и сложила перед собой ладони в молитвенном жесте, чем вмиг убрала беспокойство судьи и уголки губ его слегка разошлись в стороны. Он повторил её движения и прикрыл глаза.

– И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла.

От её речи глаза мужчины в мгновение раскрылись и приобрели не столько растерянный, сколько пугающий блеск. Она невольно вздрогнула и ещё сильнее прежнего напрягла плечи, стараясь не показывать свой страх. Кажется, взгляда его было вполне достаточно, чтобы ответить на волнующий её вопрос.

– Первая книга Царств 15:3, – на выдохе произнесла она и поощрительно кивнула, – Вас что-то беспокоит, сердце моё? – передразнивающим тоном выпалила девушка.

Довольно странные чувства переполняли грудь юной особы. С одной стороны ей хотелось ликовать, ведь она наконец смогла застать судью врасплох, а с другой – её сердце готово было разорваться на мелкие частицы из-за того, что вся её любовь была обманом, плодом её же фантазии. Она не отводила взгляд от мужчины, ожидая его оправданий, но все обернулось совсем иным образом. Клод лишь на миг нахмурил брови, а затем взял в руки столовые приборы и приступил к трапезе так, будто бы ничего не произошло.

Как гром среди ясного неба, как что-то чудовищное вдруг свалилось на неё тяжелым бременем. Ещё утром Элисон казалось, что она любила Клода всегда. Когда ещё не знала, лишь ждала встречи с человеком, с которым разделит свою жизнь. Брюнетка придумала светлую мечту в голове: образ, что станет единственной и первой любовью её. И она наделила всеми ценными качествами его.

А сейчас её горло сжимается так, что трудно дышать и слезы подступают к глазам. Она не знала, кого ненавидела в эту секунду больше – себя или его? В том не было его вины, и ей становилось тошно, когда она осознавала собственную глупость.

Не в силах терпеть переполняющую её бурю эмоций, она резко встала из-за стола.

– В чём ты хочешь обвинить меня? – голос его звучал спокойно, будто бы слова девушки не произвели на него никакого впечатления, – Элисон, присядь, пожалуйста.

– Почему Вы сразу не признались мне?

– Разве я что-то скрывал от тебя? – он отложил столовые приборы в сторону, – Разве лгал я тебе? Верно, – с губ его сорвался прерывистый вздох, – Поэтому я повторюсь: в чём ты хочешь меня обвинить?

– Вы… – она сглотнула, не зная, что ответить, – Айзек умер по Вашей вине.

– Если и есть моя вина в смерти Айзека, то лишь косвенная. Виктор несёт ещё большую ответственность за случившееся.

– Не смейте произносить его имя!

– Конечно, благородный лорд Бадлмер, – с особым цинизмом протянул мужчину, поджав тонкие губы, – Справедливый, рыцарственный лорд Балдмер. Полагаю, что Хайвэл упустил одну маленькую деталь, моя дорогая. Совсем ничтожную… Виктор был основателем движения и главным вестником Идеи.

– Но он отказался от бесчеловечной теории, в отличие от Вас, – голос её с каждым словом становился все тише и она сама начинала сомневаться в своих словах, – А вы… я хочу, чтобы вы оставили этот народ в покое или…

– Я не сдался в отличие от него. Я посвятил этой идее всю свою жизнь и ты действительно думаешь, что твоё «или» способно изменить моё решение?

Вдруг у аристократки закружилась голова и она вернулась за стол, сама не зная чего желает больше: прекратить разговор прямо сейчас или разрешить столь неприятную ей тему окончательно.

– Я прошу Вас оставить этих людей в покое. И оставить вовсе не значит сдаться. Я молю Вас отступить, просто уйти от столь свирепой идеи. Вы переступили черту, но пока не в силах осознать, что всё имеет последствия. Разве смерть моего милого брата не было предупреждением? Разве не от того бежал мой отец? И разве Вы сами не чувствуете тревогу, не преследует ли Вас неведомое предчувствие? Поймите же я люблю Вас, быть может, кажется лишь мне, что люблю. Но я не смогу разделить Ваши грехи, я не посмею делить с Вами свою жизнь, зная о вещах, что Вы делаете, покидая усадьбу. Вы несёте с собой смерть и смерть эта однажды настигнет Вас. Я не смогу разделять Вашу вину, как это положено супруге, поэтому я прошу Вас отступить.

– Ты ставишь меня перед выбором? – худощавое лицо его скривилось, не желая верить в происходящее, – Ты хочешь услышать правду? Правду, которую скрывают от тебя?

Элисон лишь молча кивнула, пряча свой взгляд. Клод видел, что девушке вовсе уже не нужен ответ – она знает его наперёд. Оттого лицо её побагровело, а в висках застучала кровь. Он не видел того, но юная особа крепко сжимала лезвие ножа в руке. Она слишком привыкла наносить своему телу увечья и ужасно боялась, что кто-то заметит шрамы, синяки на её теле. Брюнетка была слишком эмоциональна, и когда переживания овладевали ей, в голову вбивалась идея, что несовладание с собственными чувствами сведёт её с ума. Физическая боль помогала справиться с душевным беспокойством, хотя имела себе цену.

Ей захотелось вскрикнуть, когда к ней пришло осознание, что порез был слишком глубокий, но она лишь плотно сжала губы и выпустила лезвие из ладони.

– Боже, ты также глупа, как и твой отец! Полагаю, Хайвэл не рассказал правду о смерти Виктора? Верно, не рассказал. Он не был болен, не умер он от преклонного возраста или по воле божьей, он покончил с собой из-за своей же глупости.

– Как вы смеете такое говорить?!

– Он предал свою идею, оставил совсем юного сына с тяжелобольной Элизабет и уж совершенно не думал о тебе или Айзеке…

Фролло резко оборвал свою речь, осознавая, что уже наговорил лишнего, в чём и убедился, когда взглянул на супругу. Она вся дрожала, а лицо её менялось до неузнаваемости, горечь, смешанная с глубоким разочарованием и злобой, искрилась в совсем ещё юных чертах. Глаза её сжимались не в силах лицезреть собственную беспомощность.

Девушка даже перестала дышать. Ей казалось, что если посмеет она вздохнуть, то непременно задохнётся отравленным и угнетающим сознание воздухом.

Она посмела раскрыть глаза, когда ощутила совсем холодные ладони на своих плечах.

– Замолчите же!

– Элисон, послушай меня, Бог свидетель, что я не искал в тебе ничего, кроме тебя самой. Я поклялся принять тебя со всеми недостатками, поклялся в любви к тебе, поклялся забыть все, что было позади тебя и после всего, что я дал тебе, ты хочешь уйти?

Мужчина ещё сильнее прижал девушку к себе, надеясь, что та успокоится. Но она продолжала дёргаться и бить маленькими кулачками по его груди. Она старалась оттолкнуть его, но, наверное, даже стену сдвинуть было легче.

– Замолчите! Я не хочу видеть Вас! Я не хочу слышать Ваш голос!

– Ты дала слово перед Богом, ты обязана принять меня!

– Тогда я отказываюсь от своей клятвы!

Брюнетка уже готовилась получить очередные оскорбительные эпитеты в свою сторону, но гнев вдруг исчез с мужского лица, а руки, крепко сдавливающие её тельце, ослабли. Судья заметно помрачнел и глаза его потускнели, совершенно утратив яростный блеск.

– Иосиф отвезёт тебя к брату.

========== Часть 23 ==========

В комнате было два человека. Восседавший в кресле мужчина смотрел на нежное лицо молодой девушки, что освещал одинокий подсвечник. Она сидела на полу, прижав колени к груди. Взгляд её был пуст и создавалось ощущение, что она смотрела в никуда. Хайвэл с большим трудом пытался разглядеть в этом существе свою сестру. Элисон была похожа на брошенного щенка, которому просто ничего не оставалось кроме того, как поскуливать от холода и сидеть на холодном полу, поджав хвост.

Её лицо за последние дни изменилось до неузнаваемости. Наивный, совсем ещё детский блеск в глазах исчез и на место его пришёл холодный, совсем пустой взгляд. Лорду даже на время показалось, что взор этот принадлежит его суровому отцу, а вовсе не юной и беспечной сестре. На тонких губах уже не покоилась улыбка и даже печаль не посмела оставить свой след на них.

Юноша не видел в аристократке ровным счетом никаких эмоций. На их место явилась какая-то странная черта, которую он не мог уловить, не был способен даже на шаг приблизиться к ней. Брови её не хмурились, гладкую кожу не потревожили новые морщинки, но мужчину не покидало чувство, что брюнетка будто бы повзрослела и откинула свои девичьи мечтания далеко за горизонт. От мысли этой ему даже на мгновение стало дурно.

Конечно, порой чрезмерная несерьёзность брата или сестры раздражала его, но после смерти Айзека, он осознал, что эмоциональность их была единственной вещью, благодаря которой он до сих пор держался на ногах.

Чувственность сестры и необъятная любовь брата к жизни двигали им, придавали его жизнь смысл. Пылкость Элисон спасала мужчину от всепоглощающей вины за смерть брата, а сейчас он смотрел на юную девушку и видел в ней себя. Видел в ней человека, который способен жить лишь питаясь чужими эмоциями, который не способен испытывать даже малейшее разочарование, даже мимолётную радость. Ей придётся придавать своей жизни смысл до тех пор, пока она не осознает всю бесполезность своего существования, пока не потеряется в пьянстве, в разврате и в конце концов в одиночестве.

Кажется Элисон была обречена на его же участь. Девушка проваливалась в бездну, она жаждала окунуться в этот омут, провалиться так глубоко, чтобы никто её не смог достать. Она не видела смысла в борьбе, не видела смысла в свободе, но и сил убивать себя у неё тоже нет. Нет даже чего-то малого, что раньше казалось намного большим. Девушка послушно позволила тьме окутать себя и унести в пропасть.

И они сидели с опущенными головами в комнате, в доме, в котором уже никогда не раздастся смех, никогда не мелькнёт улыбка, никогда не упадёт слеза. И брошенный щенок больше не сможет счастливо вилять хвостиком.

– Как тебе Париж?

Вопрос мужчины заставил девушку вопросительно поднять глаза. Она не знает, как долго они сидели в этом помещении, но за окном уже всходило солнце. Они так долго молчали, что она почти уже позабыла, что умеет говорит, что слова нужны для чего-то.

– Прелестные узкие, грязные, сырые улицы, – она поджала губы, пытаясь вспомнить хоть одно приятное воспоминание, но все, что когда-то казалось ей приятным стало в один миг противным, – Притоны разврата, оскверняющие величественные соборы, и гнусная вонь, оскорбляющие лицо города, подобно язвам.

– Очаровательно, правда?

Хайвэл продолжал настороженно смотреть на сестру, пытаясь уловить на её лице хотя бы единую эмоцию, но та даже не нахмурилась.

– Пожалуй, не следовало нам покидать Англию.

Наконец с её губ сорвался прерывистый вздох. Она ранее не решалась произнести даже слова, опасаясь, что брат утопит её в безграничном количестве вопросов. Хайвэл никогда не подходил к волнующей его теме сразу. Всегда начинал издалека.

– Я предлагаю тебе поиграть в одну игру. Насколько я знаю, ты любишь игры.

Девушка внимательно наблюдала за мужчиной, что впервые за несколько часов решил подняться с кресла. Ловкими, но в тоже время величественными шагами он приблизился к стеллажу с алкоголем. Элисон невольно вспомнила отца. Хоть и все говорили, что Айзек был больше похож на Виктора, девушка всегда убеждалась в обратном. Если младший брат и походил на отца, то только внешними данными. Хайвэл же говорил, двигался, вполне вероятно, что он даже думал, как отец.

Тем временем мужчина уже успел взять в руки два серебряных стакана и последнюю бутылку виски, которой к слову очень дорожил и хранил на крайний случай. Но по его недовольному выражению лица можно было понять, что мера эта вынужденная. Он боролся с желанием поставить бутылку на место и взять какое-нибудь французское вино, но оно бы полностью нарушило его планы.

– Правила очень просто, – Хайвэл присел напротив сестры и, положив бокалы на пол, наполнил их алкоголем, – Либо отвечаешь на вопрос, либо пьёшь.

– Ты думаешь, что я никогда не пила? – Элисон посмотрела на брата, оценивающим взглядом.

– Значит, будем считать, что ты согласна. Итак, – юноша пододвинул стакан к сестре, – Где ты была всё это время?

Мужчина знал ответ на вопрос, но почему-то ему хотелось услышать подтверждение тому из уст сестры. На губах её появилась самодовольная ухмылка и, взяв стакан, она залпом иссушила его, о чём тут же пожалела: девичье лицо побагровело и она закашляла.

– Что это?

Девушка явно надеялась, что в бокале её будет вино, более того – она действительно была уверена в этом. А такую мерзость – иначе она не могла назвать этот прекрасный алкоголь – пить настоящая мука.

– Напиток Богов, – он все также невозмутимо подлил сестре в бокал очередную порцию алкоголя, – Твоя очередь.

– Тебе не кажется, что это немного нечестно? Учитывая твое телосложение и моё, пьянеть я начну гораздо быстрее, – мужчина лишь довольно кивнул, – Что же… я не смогла найти письмо судьи Фролло в своих покоях. Ты как-то причастен к этому?

– Я сделал с ним то, что посчитал должным: отдал письмо господину Джентиле. Я думаю, что ему следовало знать о неверности будущей супруги, – мужчина на самом деле предпочёл бы выпить содержимое сосуда, нежели сказать что-то подобное сестре. Однако он хотел выдавить из неё хотя бы единую эмоцию, но она лишь в очередной раз поджала губы и взяла в руки бокал, – Хорошо, где ты была вчера?

– Нельзя задавать один и тот же вопрос.

– Хорошо, я переформулирую его: ты была с пэром Фролло?

– Да.

– И всё?

– И всё. – ещё более утвердительно заявила юная девушка, – Моя очередь… Почему ты скрывал от меня правду о смерти отца? – Не задумываясь даже на мгновение, мужчина выпил виски, – Если ты думаешь, что оберегаешь меня таким способом от…

– Только один вопрос за раз, Элли, – возразил Хайвэл, слегка наклонив голову, – Мне интересно, проснулась ли в тебе совесть, сжалилась ли ты над чувствами брата или по иной причине вернулась в усадьбу?

– Ты думаешь, что после того, как ты лгал мне, я действительно сжалюсь над твоими чувствами? Сколько же иронии в твоих словах, мой братец, – девушка облокотилась спиной о деревянный комод и поежилась от не покидающего её горло привкуса какой-то соломы, – Дело в том, что я наговорила лишнего и… ушла по своей воле.

– То есть он прогнал тебя?

– То есть я ушла по своей воле.

Элисон на самом деле уже стало раздражать подобное поведение брата. Он спрашивал её о совершенно личных вещах, о которых она не то, чтобы говорить, даже думать не смела. Она продолжала строить из себя статую без каких-либо чувств, но сейчас её сердце кажется ещё сильнее забилось. Аристократка захотела придумать вопрос, который поставит её брата в тупик. И она решила провести контрнаступление.

– Ты любил когда-нибудь по-настоящему?

– Разве можно любить иначе? – он на время нахмурился, а затем вновь опустошил стакан, – Ты хочешь вернуться в Англию?

***

Бертольдо уже более часа скитался по величественным коридорам Дворца Правосудия, пытаясь найти судью Фролло. Посол сам не верил в то, что он действительно тратит своё время на поиски какого-то высокомерного индюка, но другого пути он не видел. Мужчина должен был найти Клода, чтобы узнать хоть что-то о своей невесте. Со дня её пропажи он не ел, почти не пил, да и сон его совсем покинул. На него в действительности было страшно смотреть: на худом, изнеможённом лице выделялись лихорадочно блестящие глаза, на щеках играл несколько болезненный румянец, а губы покрылись сухими корками.

Ситуацию ещё более усугубляли аристократы, приглашённые на свадьбу, каждый из которых считал должным спросить о здоровье невесты и не забыть о болезненном виде самого жениха.

Молитвы посла были услышаны: в конце коридора он заметил мужчину в золотых доспехах, что прежде видел в сопровождении судьи.

– Капитан Феб де Шатопер, – сам того не ожидая, воскликнул Джентиле, а затем тут же ужаснулся от собственного голоса. Настолько хриплым и ломающимся он стал.

К счастью, военный обладал довольно хорошим слухом и, несмотря на достаточно болезненную речь мужчины, он смог расслышать своё имя.

– Господин посол?

– Я так рад видеть Вас, – Бертольдо с огромнейшим трудом подошёл к капитану. Он никогда не думал, что держаться на собственных ногах может быть настолько сложной задачей, – Я ищу пэра Фролло.

– Пэра Фролло? – повторил мужчина, как бы невзначай.

Феб руководил не только отрядом, но и теперь лично отвечал за охрану судьи и его супруги. Главным условием было то, что к мадам Элисон не при каких обстоятельствах нельзя было подпускать господина Джентиле и сложившаяся ситуация заставила его довольно серьезно задуматься. Первая мысль, посетившая его золотую голову, гласила, что он должен сейчас же достать свой меч и угрозами или другим иным путём выпроводить посла из здания, но в тоже время он вспомнил, что есть люди, которые стоят гораздо выше судьи и такое неподобающее поведение в сторону иноземного дипломата ему точно не сойдёт с рук.

– Господин посол, а я то как рад Вас видеть! – радушно произнёс капитан, похлопав беднягу по плечу, – Вот только незадача… я отправлен по важному поручению, о котором мне даже не следовало говорить Вам. Я не смогу сопроводить Вашу милость, но скажу, где искать судью Фролло.

– Сам Бог послал мне Вас!

– Да что же Вы? У нас не так много времени, я покажу Вам дорогу.

Помещение, в котором оказался посол вовсе не радовало его взор. Он находился в тёмной, еле освещённой комнате: длинный тюремный коридор со множеством грузных дверей, за каждой из них – пыточная. За стеной раздавались несуразные крики, мольба о помощи, стоны – всё сливалось воедино в этом тёмной помещении, и кажется, что в этом месте невольно становишься больным клаустрофобией. Затхлый запах, представляющий смесь из гниющего мяса, палёное кожи и вони испражнений, вынудил Джентиле поморщиться и он тут же ощутил рвотные позывы, но к счастью его желудок был абсолютно пустым.

Капитан Феб, прежде чем покинуть Бертольдо, указал на одну из комнат, в которой якобы должен был находиться судья. И чем ближе Джентиле приближался к ней, тем труднее давались ему шаги. Только захотел он приоткрыть дверь, как из неё вышел сам Клод:

– Если до конца дня не развяжете ему язык – отрубите руки.

Он произнёс это с таким безразличием, словно рассказывал одному из аристократов о блюде, которое ему подали к завтраку. В силу того, что голова одного из мужчин все ещё была повёрнута в сторону палача, а рассудок другого и вовсе помутнел – они врезались друг в друга. Брюнет поспешно схватился за чёрную сутану, пытаясь хоть как-то устоять на ногах и устремил свой взор на пленника, в коем узнал одного из ремесленников Парижа, который держался на плаву только благодаря своим умелым рукам.

– Господин посол, – Клод с отвращением оторвал крепкую ладонь мужчины с чёрного одеяния и несколько брезгливо отряхнул пыль со своего плеча, – Боюсь, что Вы ошиблись лестницей.

– Нет, Ваша честь. Я хотел с Вами поговорить.

– Поговорить? – брови его на мгновение нахмурились, а затем он направился вдоль по коридору, совершенно не демонстрирую какую-либо заинтересованность в разговоре, – Так говорите же.

– Ваша честь, – послу пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от собеседника, – Элисон…

– Я не знаю, где находится Ваша невеста, Бертольдо. И у меня совершенно нет времени, чтобы выяснять это. Если больше у Вас нет ко мне вопросов, то извольте удалиться.

– Я знаю, что Вы обручены, – слова юноши заставили судью остановиться, – Я хочу, чтобы Вы отказались от неё. Я смогу Вас убедить.

– Убедить? – на его тонких губах появилась ухмылка и он с неким сожалением взглянул на собеседника, – И всё же, Бертольдо, я не понимаю, как Вы можете быть настолько глупы, – Клод медленными шагами приблизился к брюнету, – Будьте добры, оглянитесь вокруг. Вы понимаете, где находитесь?

***

– Хайвэл, – подала голос юная девушка, – Кажется, я не очень хорошо себя чувствую.

– Конечно, дорогая, нужно было честно отвечать, а не пить через каждый вопрос… – мужчина чуть сильнее прижал сестру к себе и прикрыл глаза, – Но не бойся, это пройдёт. Все проходит.

– Хайвэл, я не хочу умирать… Я понимаю, что мы все когда-нибудь умрём, что смерть неизбежна и её следует принять, как что-то должное, но мне страшно.

– Боже, как подобная чушь посмела пробраться в твою светлую голову?

– Я знаю, как странно это прозвучит, но я предала Клода. Я вела праведную жизнь, мой милый брат, ты знаешь это, но одним предложением, одной чертовой фразой я обрекла себя на вечные муки в аду. Я тоже вмерзну в холодное озеро по самое горло?

– Элисон, одних слов недостаточно. Сложно представить, сколько люди наговорили друг другу сгоряча. Но всё можно исправить. Вину всегда можно искупить.

– Но Иуда выбросил монеты, что получил за предательство, он распрощался с собственной жизнью из-за вины, но… он так и не заслужил прощение. Разве есть ли шанс исправиться у меня?

– Ты сравниваешь себя с Иудой?

– Как думаешь, если человек, которого предала я, предаст меня, то заслужу я прощение?

– Боже, есть же на свете люди, которым нельзя пить!

– В нашей библиотеке есть книги о Бруте, Иуде или Кассией?

– Должны быть, – Девушка вдруг отстранилась от брата и попыталась подняться на ноги, – Ты куда?

– Я подумала, что мне следует узнать побольше о своих будущих соседях. А то как-то неловко получится.

– Элли, – Хайвэл стащил с кровати подушку и, приобняв её, прикрыл глаза, – У неё были золотые волосы.

========== Часть 24 ==========

Комментарий к

Прошу не бросаться тапками за POV, ибо я просто не мог его не включить.

С момента повествования 23 части прошло 17 лет, поэтому во-о-от…

POV Джентиле

Здесь холодно. Настолько мерзко находиться в этом городе, моя дорогая. Я не вспомню, чья была идея вернуться, но от одного вида столь милой твоему сердцу усадьбы мой разум теряется в апатии.

Порой мне кажется, что я веду диалог сам с собой. Мой голос в мгновение ударяется о стены каменного здания и раздаётся эхом в коридоре. Ответ никогда не следует.

Хочется поёжиться от сырости и холода, что беспорядочно завладел этим местом. Однако я могу отчётливо вспомнить совсем недавний блеск в твоих глазах, когда речь зашла о Париже. Сколько воспоминаний связано с этим городом? До сих пор храню в сердце нашу первую встречу. Ты была так юна и так красива в том светлом платье, серебряные нити которого очаровательно блестели подобно свету луны. Я был готов поклоняться Франции и навсегда остаться здесь, если только глаза твои блестели счастьем воспоминаний наших дней и наших встреч.

Осторожно поднимаюсь по лестнице, что уже издаёт неприятный скрип. Услышишь ли ты его? Ты всегда так тихо ступаешь на землю, словно у тебя за спиной крылья. О твоём появлении всегда узнаю лишь по тихой мелодии голоса, что ласкает мои уши. Ты не сказала мне ни слова за последние три дня, думаешь он настолько противен мне?

Мой ангел, я посмел упомянуть за обедом того, чьё имя поклялся забыть. Но как я смею стереть из памяти человека, которого ты вспоминаешь в тяжёлые дни своей болезни? Я безгранично люблю Марию, невозможно похожую на тебя. Но как могу я забыть его, когда смотрю в глаза нашей милой дочурки и вижу тот карий взгляд? Бог свидетель, что я люблю Марию, как родную дочь, но неужели я не достоин твоей любви? Ни один раз я слышал слова любви от тебя, но было ли то признанием, а не утешением?