Текст книги "Милосердие в тебе (СИ)"

Автор книги: Half a Person

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

========== Часть 1 ==========

Театр демона.

– Не твоя мольба, а злая судьба правит жизнью моей…

В стенах театра раздался полный отчаяния голос юной девушки. Стройная фигура стояло подле края сцены, обвивая бледными руками деревянную колонну. Маленькое лицо её не обладало правильными чертами лица, но и не было лишено утонченности. На высокий бледный лоб девушки падали волнистые пряди цвета вороньего крыла, а небольшой вздёрнутый носик и тонкие губы выдавали английские корни, однако всё внимание привлекали выразительные зелёные глаза, которые будто бы являлись олицетворением детской наивности и невинности сего мира.

– Удрученной пошлет благосклонный бог перемену к лучшему, ты сама смиреньем и кротостью мужа смягчи.

Вторым персонажем была рыжая женщина средних лет, чьё лицо уже успело покрыться морщинами. Главным украшением её были веснушки, которыми солнце щедро одарило ее щёки. Она сидела на дубовом стуле, подперев лицо ладонями и с неким возмущением смотрела на партнершу по игре, чей тонкий стан трясся с каждой полученной дозой кислорода.

У них были слишком разные взгляды на жизнь. В то время, как брюнетка уже признала свою кончину, женщина продолжала утверждать то, что раньше правители были могущественный и былую эпоху можно возродить, если она, конечно же, будет прислушиваться к её советам.

– Легче смягчить свирепых львов или тигров лесных, чем тирана сердце, – зеленоглазая сжала медальон с такой силой, что костяшки на ее руках заметно побелели, а взгляд устремился вверх, будто бы пытаясь найти луч надежды в стенах здания, – Всем, кто рожден от славной крови, – он лютый враг, презирает он людей и богов.

Весь зал наблюдал за происходящим на сцене с предвкушением. Трагедия только начиналась, а люди уже позабыли о своих разногласиях, о своих обязанностях. Они пришли для того, чтобы увидеть известнейшее произведение, созданное четырнадцать веков назад. Церковь не так давно сняла запрет на театры, и высшее общество не могло пропустить столь знаменательное события. Но не все люди здесь были счастливы наблюдать за актерской игрой, был один человек, явившийся сюда против своей воли.

В ложе восседал стройный мужчина с худощавым мрачным лицом, на котором больше всего выделялся длинный орлиный нос. Его тонкие руки не могли найти себе место. Длинные изящные пальцы, украшенные кольцами, отбивали четкий ритм. Этот человек придерживался старых религиозных идеологий, он ненавидел танцоров, певцов, актёров и людей, чья жизнь была хоть немного связана с праздностью. Находясь здесь, мужчина чувствовал своё особенно выраженное превосходство над окружающими. Он будто был единственным праведником среди потерявшихся безнадежных душ.

– Ваша честь, – позади послышался ватный голос одного из слуг, – Лорд Бадлмер ожидает вас.

Мужчина с квадратным лицом и мясистым носом слегка наклонил корпус вперёд и устремил взгляд на чёрно-фиолетовую шляпу господина, плавно переводя взор на тонкие могущественные руки. Он ожидал чуть больше минуты хоть одного жеста костлявых пальцев, после чего решил повторно обратиться к высокопоставленной фигуре:

– Ваша честь? – голос мужчины начал заметно дрожать, а сердцебиение его усилилось, как только он услышал тяжёлый вздох, – Лорд Бадл…

– Благодарю, Иосиф, – монотонно произнёс мужчина, поправив свой головной убор.

Хоть места в ложе и считают самыми престижными, «Ваша честь» был рад покинуть их. Мало того, что они были неудобны, ещё и за сценой приходилось наблюдать сбоку. Он поднялся с дивана и напоследок взглянул на сцену, но происходящие вызвало у него лишь очередную ухмылку.

– Врагом зовешь ты женщину?

***

Молодой мужчина, которому едва исполнилось двадцать четыре года, стоял возле окна. Лицо с ровными треугольными чертами украшала небольшая аккуратная борода. Голубой взгляд его был направлен на Собор Парижской Богоматери. В голове его плавно всплывали воспоминания из детства. Отец часто приводил его туда, он привил бестолковому пареньку веру в Бога, которая помогала ему в самые трудные минуты жизни. В минуты, когда отец покинул его навсегда, а семья свалилась на плечи шестнадцатилетнего мальчика, который ещё ничего не смыслил в этот жизни. Со столь юного возраста он нёс ответственность за юную девчонку, которой к тому времени даже девяти лет ещё не исполнилось, за младшего брата, предпочитавшего разгульный образ жизни, и за тяжелобольную мать.

Мужчина давно хотел вернуться на родину, но получилось это только сейчас. Мать желала быть похоронена на своей родной земле, в Англии, это было ее последним желанием и любящий сын не имел права не выполнить его. Париж же изменился за последние пятнадцать лет. Он всегда был красив, но сейчас, в конце весны, он распустился подобно молодой розе. Люди стали заметно счастливее и свободнее, они уже не так сильно боялись Бога.

«Бойся Бога, как отца своего»… молодой мужчина вспомнил слова своего родителя, отчего его тонкие четко очерченные губы расплылись в улыбке.

От размышлений его оторвал скрип открывающейся двери. В комнату вошёл высокий мужчина, чрезмерная худоба лишь прибавляла ему рост. Создавалось ощущение, что лицо его умеет выражать лишь одну эмоцию – усталость. Он выглядел настолько усталым от окружающих страстей, что это даже прибавляло мрачности его образу. Карие глаза резко выделялись на фоне бледной кожи.

– Лорд Бадлмер, – седовласый мужчина натянул на лицо улыбку, которая ни разу не казалась искренней и протянул мужчине руку, – Как ваша семья?

– Пэр* Фролло, – молодой человек сделал пару шагов навстречу судье, после чего пожал его руку, от которой веял сильный холод, – Мы прибыли в Париж только вчера. Они отдыхают. Благодарю Вас за визит.

– Эта сделка выгодна для нас обоих, Хайвэл. – вкрадчиво произнёс Клод и присел за стол. – Я сотрудничал с Вашим отцом, насколько Вам известно, – он выдержал небольшую паузу, – до того, как он покинул страну, конечно, – Судья жестом попросил юношу присесть. – Я надеюсь, что Вы не разочаруете меня…

Комментарий к

Пэр* – один из знатных персон страны.

Строки во время представления взяты из трагедии Сенеке «Октавия».

========== Часть 2 ==========

Плод времени.

Время приближалось к полуночи. Спектакль был завершён больше двух часов назад, мирные жители Парижа укрылись в своих уютных домах с черепичными крышами, уже давно пробили навечерие колокола собора.

Небо в эту ночь было необычайно чистое, и Хайвэл часто отвлекался на него. Но каждый раз, когда юноша позволял себе подумать о чём-то другом, кроме работы, он сразу же жалел об этом. Закончив с одной бумагой, он находил три последующих. Он с неким удивлением, возможно, даже с восхищением поглядывал на судью, который невозмутимо докладывал все новые и новые бумаги договора в стопку.

Клод был безнадёжным трудоголиком, способным работать от заката до рассвета, и перфекционистом, который ни разу бы в жизни не допустил ошибку даже в самой никчемной бумажке. Если бы он не желал этого сам. Рассматривая его почерк, Бадлмеру становилось не по себе. Даже буквы, вырисованные с помощью пера и ловкой руки судьи, выглядели гораздо могущественнее, чем жалкий мальчишка. «Жалкий мальчишка»… Не так ли он называл его в детстве?

Угораздил же Бог связаться с этим человеком! Человеком, который знает все законы и не позволит сделать так, чтобы ему промыли голову, более того, он с лёгкостью сможет обдурить партнера.

Хайвэл никогда не любил театр, но сейчас бы он с удовольствием поспал под какую-нибудь трагедию какого-нибудь римского философа.

Бадлмер задумчиво почесал свою бороду и принялся за очередной листок. Он чувствовал себя несколько неловко, находясь в одной комнате с главным судьей Парижа. Конечно, юноша знал его с детства, и они с его отцом не так плохо ладили. Пэр довольно часто гостил у них дома, но мальчик не любил спрашивать у него что-либо, вернее, боялся задавать ему вопросы. К счастью и к удивлению, брюнет не мог вспомнить, был ли он хоть раз в гостях у Фролло. Тем не менее, он мог представить его жилище. Наверняка, такое же мрачное и исхудалое, как и он сам.

Тем не менее, сейчас этот человек вызывал у него доверие. Возможно, причиной было то, что он являлся единственной надеждой рода Бадлмер на жизнь в Париже. Лорду удалось установить торговые связи в Лондоне, но Франция все ещё оставалась в стороне, ведь после смерти отца у сына было слишком мало опыта, и он не смог удержать имущество родителя здесь, за что чувствует вину и обязанность всё исправить.

Закончив с ещё парой бумаг, Хайвэл вновь поднял глаза на Фролло. Судья сидел в непринуждённой позе и внимательно смотрел за действиями мальчишки. Поймав на себе его карий взгляд, Лорд готов был провалиться под землю.

– Мальчик мой, – голос Клода был также спокоен и монотонен, – тебе стоило больше проводить времени с Виктором. Мечтательность матери не поможет в торговле.

Лорд отвёл взгляд в сторону, пытаясь осознать значение слов судьи. Он не понимал его намерений. Хотел ли судья помочь ему, поставить его на правильную дорогу, или же хотел поразить его своим высокомерием и вредностью? В теле голубоглазого сейчас сидел маленький мальчик, который уже не впервые слышал эту фразу от Клода. Жалкий мальчишка, который всегда придумывал оправдания своим опрометчивым поступкам.

– Да, пэр, конечно, – Хайвэл встал из-за стола и вновь посмотрел на судью, который с некой рутиной складывал бумаги. – Но благодаря мечтательности можно найти выход в любой ситуации, разве я не прав?

– Ты путаешь воображение с мечтательностью, дитя, – Фролло расплылся в самодовольной улыбке и, положив бумаги на стол, направился в сторону юноши, – Мечтательность мешает думать, а воображение способствует поиску новых решений.

***

Первые лучи солнца озарили окно-розу, разноцветные стёкла которой отбросили на пол собора сотни радужных огоньков. Они медленно танцевали в ещё лишь просыпающемся доме Господа. Яркие красные свечения, подобные пламени падали на чёрное одеяние судьи. Он стоял на достаточно большом расстоянии от алтаря в ожидании утренней службы. Разум его летал между ярусами Нотр-дама, пробегал сцену Страшного суда, статую благословенной Марии, проскакивал между вытянутыми скульптурами царей.

Фролло не имел привычку посещать церковь по воскресеньям или в любую свободную минуту, он привык молиться дома, где нет посторонних глаз. Мужчина пытался придерживать образ демона Дворца Правосудия за собой, с чем он хорошо справлялся. Молитва для него была чём-то интимным, люди не имели право чувствовать его слабость, видеть его душу, раскрытую перед Господом. Но этот день стал исключением. Клод находился в церкви ещё до восхода Солнца. Все это время он пытался подобрать правильные слова для молитвы об упокоении души друга.

Час шёл за часом, и в собор уже начали приходить люди, но ни один не посмел приблизиться к нему хотя бы на один шаг. Каждое слово судье казалось неправильным, казалось недостойным его друга, слишком низким для него.

Картина, складывающаяся в Нотр-Даме была весьма забавной. Толпа прихожан собралась у левой стены собора, а по правую сторону стоял лишь один судья, которого, если честно, это ни капли не волновало. Он стоял с закрытыми глазами, пытаясь сосредоточиться на собственной молитве, на только своём прошении, на своих четко выстроенных словах.

Мёртвую тишину развеяли первые звуки органа, заставившие забиться изуродованное сердце судьи быстрее, послышались голоса церковного хора, раздались шаги архидьякона, готовившегося к утренней молитве.

Подготовленные слова лишь ждали своего момента, но взгляд судьи упал на девичий силуэт, прекративший движение лишь в метре от него. Тонкая, почти костлявая фигура была облачена в серое блио с туго завязанным поясом на талии; маленькая голова её была слегка наклонена, а глаза закрыты; изящные кисти соприкасались друг с другом с некой осторожностью и необычайной сосредоточенностью, в то время, как рукава одеяния, расширяющиеся к низу словно колокол, касались пола.

Клод украдкой рассматривал женское лицо цвета фарфора, слегка закрытое черными локонами, которые содрогались от её шепота, подобно молодой листве деревьев. Он смотрел на родинку над её тонкими губами и слабо прикрытые глаза с пушистыми ресницами. Розовые уста повторяли одни и те же движения, но текст не выглядел заученным, он будто бы исходил из самой глубины человеческой души, от самого сердца. С каждым словом голос девушки становился все сильнее, громче и вскоре судья уже мог разобрать её прошение:

– Позволь лицезреть их в блаженстве вечного света. Через Христа, Господа нашего…

Молитва брюнетки не была похожа ни на одну остальную, хотя слова и были записаны в молитвеннике каждого верующего. Мольба жителей Парижа была лицемерна до такой степени, что никто из них даже не понимал в чём заключался её эгоизм. Люди будто бы приходили в собор для того, чтобы постоять, послушать и получить своё законное прощение, но никто не вдумывался в слова молитвы, в её произношении. Их мысли, их сердца не молились.

Сейчас же, слыша голос девушки, тихая музыка которого расплавленным серебром проникала в самые недоступные глубины его души, он понимал насколько слабо его сердце, осознавал, что оно умирает медленной духовной смертью. Быть может, именно в устах незнакомки, в её мягком голосе и молитве заключался секрет исцеления души.

========== Часть 3 ==========

Глупец.

Был прохладный майский вечер. Клод не так давно освободился от своих обязанностей и уже по обычаю находился в соборе. Он медленно поднимался на колокольню, держа в руках небольшую корзину с едой. Судья с необычайной лёгкостью преодолевал ступени здания, число которых близилось к четырёмстам.

За последние двадцать лет мужчина успел выучить архитектуру Нотр-Дама наизусть. Он знал точное количество шагов необходимых для того, чтобы взобраться на колокольню, был способен назвать каждый колокол по имени, судья настолько привык к этому зданию, что каждый кирпич, каждая неровность были ему знакомы. Возможно, он даже знал причину их появления.

По пути наверх башни в его голове крутились самые разные мысли, о предстоящем празднике, на котором он просто обязан присутствовать против своей воли, о Хайвэле, вовсе не желающем воспринимать всю серьёзность торговли, для юноши это всего лишь игра, правила которой ему неизвестны. Но также его голова была занята девушкой, которая испарилась настолько быстро, насколько и появилась перед ним на молитве.

Судье удалось вспомнить, что он видел её на сцене театра, но был слишком занят собственными мыслями. Даже единственное упоминание о ней в разуме Фролло вызывало неприязнь, отвращение. Он с большим удовольствием выбросил бы её образ из головы при первой возможности, но было что-то в музыке её тихой молитвы, в скромной непринужденность её осанки или непостижимой легкости походки, что ставило рассудок на второй план.

Преодолев очередную ступеньку, Клод открыл дверь и осмотрел помещение, пытаясь найти пасынка, но взору его предстали лишь химеры, которые имели свойство перемещаться время от времени. Карий взгляд судьи внимательно рассматривал каждый угол убежища в то время, как он направлялся к столу с «маленьким Парижем». На копии колокольни Собора Парижской Богоматери стояла деревянная фигура девушки, облачённая в серое блио.

***

– Элисон, я не уверен, – Произнёс Квазимодо с неким опасением в голосе, – Я не уверен, что это хорошая идея.

Горбун, облачённый в чёрный плащ, стоял на пороге небольшого особняка и смотрел на стройный силуэт молодой девушки, чьё бледное лицо озаряла искренняя улыбка. Смотря на неё, молодой парень чувствовал заботу и все его сомнения готовы были раствориться в воздухе.

– Не бойся! Здесь никого нет, – Уверенно заявила юная особа и протянула руку спутнику, – Или ты не доверяешь мне? – она шутливо выпятила нижнюю губу и опустила зелёные глаза.

– Нет, что ты! – Его глаза раскрылись от испуга, а руки стали нервно поправлять плащ, желая скрыть своё безобразное лицо, – Ты… ты шутишь, да?

Звонарь не умел взаимодействовать с людьми, поэтому, общаясь с девушкой, он чувствовал себя достаточно неловко. Каждое движение, жест, слово казались ему неправильными. Он до сих пор чувствовал вину за то, что находился сейчас не в соборе, боялся, что хозяин узнает об этом, опасался огорчить его. Пожалуй, Квазимодо за всю свою жизнь общался только с судьёй, архидьяконом и химерами, а сейчас перед ним стояла юная девушка и протягивала ему свою руку, словно близкому человеку. Он не знал о чём говорить с ней, ибо содрогался от одной мысли, что может случайно обидеть её.

Волнение его ушло, как только раздался звонкий смех девушки. Он взял её руку. От одного лишь прикосновения её холодной, словно лёд руки, по телу мужчины прошли мурашки.

– Тебе холодно? – Настороженно спросил горбун, направляясь в сторону сооружения.

– Прости, – Брюнетка отпустила его руку и виновато отвела взгляд в сторону, – Они, к сожалению всегда холодные, я не хотела…

– У меня большие руки. Их тепла хватит и на тебя, – Квазимодо вновь взял маленькую ладонь девушки в свою и улыбнулся, услышав в очередной раз девичий смех.

***

Свет, падающий из высоких окон, отражаясь от каменных стен, наполнял пространство тёплым оранжевым свечением. В воздухе витал сладкий, немного горьковатый аромат миндального печенья и аквилегии, корни которой раскинулись в большом мраморном горшке. Горбун сидел за клавикордом*, на корпусе которого были изображены примулы, цветение которых боготворил Шекспир в одном из своих произведений, и медленно нажимал на клавиши.

– Не так сильно, – раздался мягкий голос девушки, похожий на журчание ручья, – Два на белую, один на чёрную и вновь три на белую… – Квазимодо чётко выполнял её указаниям – А теперь зажми вибрирующим движением пальца… Превосходно!

Элисон стояла справа от инструмента и внимательно наблюдала за движениями рук гостя. Лицо её выражало сосредоточенность, она пыталась воссоздать мелодию, которую слышала находясь в одной из английских церквей. В отличие от брата, она родилась в Англии и душой она привязана к британским землям. Об этом говорило все в её поведение, будь то особенности речи или манеры.

– На этом закончим, – Заявила она все с той же детской улыбкой на лице и положила ладонь на плечо звонаря, отчего он вздрогнул.

Прикосновение брюнетки было ужасно похоже на касание Фролло. Такие же холодные тонкие пальцы, выражающие притворное беспокойство… или искреннюю похвалу?

– Я не устал, – Квазимодо повернулся в сторону зеленоглазой и его взгляд упал на портрет мужчины.

Вся картина была выполнена в тёмных тонах, фон отсутствовал и почти сливался с грузной, но величественной фигурой мужчины. Цветовыми акцентами выступали гофрированный воротник, под самое горло, обрамляющий вытянутое лицо лорда с острым треугольным подбородком, и бордовый плащ, покрывающий левое плечо. Лицо его было создано из контрастов, оно выражало самоуверенность, непревзойдённый ум, но адское свечение глаз вселяло страх в смотрящего на картину. Длинные аристократические пальцы придерживали серебряный эфес шпаги.

– Это портрет моего отца, – Тихо произнесла юная особа и отвела взгляд в сторону, – Я была ребёнком, когда он умер, поэтому… это уже не важно. – Она выдержала небольшую паузу, – Ты голоден?

***

Глубокой ночью дверь колокольни отворилась, и Квазимодо медленными шагами вошёл в своё убежище. Прямо у входа стояли химеры, которые даже не попытались оживиться по прибытию друга. Он обвёл глазами комнату, но взгляд его остановился на силуэте высокого мужчины, на чёрное одеяние которого падал свет луны. Он стоял возле макета Парижа, но взгляд его был устремлён не на звонаря.

– Хозяин… – тишину развеял порывистый голос горбуна.

– Мой мальчик, – достаточно тихий голос Фролло перебил речь звонаря, – Я просил тебя не выходить за стены собора.

Судья взял со стола деревянную фигурку и медленными шагами направился в сторону пасынка.

– Моё дитя, – Клод продолжил свою речь приторным, заботливым голосом, – у тебя появились друзья?

– Нет, хозяин, – Глаза Квазимоды бегали по комнате, пытаясь найти себе убежище, – я захотел прогуляться до реки. Я никогда не слышал её течение…

– Ты чудовище, – Длинные ледяные пальцы судьи дотронулись до массивного подбородка пасынка и слегка приподняли его, – Выходить из убежища опасно для тебя.

– Она сказала, что только глупец способен назвать меня чудовищем…

***

Три дня назад.

Тонкие лодыжки ночной гостьи лишь успевали перескакивать с ступеньки на ступеньку. Она боялась темноты, особенно химер, которые обитали в этом святом месте. Безусловно, они были созданы для того, чтобы отпугивать злых духов и демонов, но все же… вы видели как выглядят эти создания? Крылатые бестии с ехидными лицами. Каждый шаг давался ей с ещё большим трудом, но она продолжала подниматься по лестнице, желая поскорее выбраться из этого замкнутого пространства. Чёртовы винтовые лестницы! Лишь в некоторых местах горели факелы, но этого было достаточно для того, чтоб юная особа привела себя в чувства. Последний шаг.

Она неуверенно приоткрыла дверь и сглотнула ком, подкативший к горлу. «Бояться нечего. Это просто скрип старой двери.» – Успокаивая себя, девушка сделала несколько шагов в сторону источника света.

– Прошу прощения, – голос её стал заметно тише и напоминал журчание ручья, – Я ищу звонаря.

Девушка хотела продолжить говорить, но услышала шаги за своей спиной, обернувшись она никого не увидела. Тяжело вздохнув, она сделала пару шагов в сторону стола и облокотилась о него тонкими ручонками, закрыв при этом свои глаза.

– Я видела тебя во время молитвы, – Она продолжила свою речь, – Я не хочу пугать тебя, и… смущать тебя я тоже не собираюсь, поэтому мои глаза будут закрыты до того момента, пока я не услышу твой голос. Я недавно приехала в Париж, и если быть честной, то у меня нет здесь ни одного знакомого, – голос ее стал заметно спокойнее и она почти перестала дрожать, – Архидьякон сказал, что ты одинок. У тебя есть друзья?

– Нет, – среди колоколов раздался звучный голос горбуна. Он осторожно выглядывал из-за «Фа-диез».

– Отлично, – с выдохом она открыла глаза и натянула на лицо улыбку, – Меня зовут Элисон Теа Бадлмер…

========== Часть 4 ==========

Ранним весенним утром можно было увидеть молодую девушку в компании пожилого человека. Они шли неспеша, протяжными шагами вдоль берега Сены. В воздухе витал чудесный аромат тюльпанов, цветение которых уже подходило к концу. Спутником юной девушки являлся относительно невысокий старик довольно плотного телосложения, облачённый в белое одеяние служителя церкви. Лицо его не обладало аристократическими чертами, а мясистый нос занимал достаточно большое пространство над губой.

– Признаюсь, не думал, что когда-нибудь вновь увижу представителей рода Бадлмеров на своём веку, – серые глаза архидьякона излучали ликование, – Лорд Виктор вместе с супругой покинули Францию много лет назад. Я был совсем юнцом, когда последний раз видел Элизабет.

– А вы разве стары? – возразила брюнетка, слегка обнажив зубы.

– В это трудно поверить, но когда-то на моей голове было гораздо больше волос, – На его пухлом лице появилась еле заметная улыбка, навеянная ностальгией, – И когда-то я был также молод, как и ты. Признаюсь, что вёл не самую порядочную жизнь, будучи твоим ровесником, – он отвёл серый взгляд в сторону и с той же улыбкой на лице перекрестился.

– Моя мать часто говорила о Вас, – тихо проговорила Элисон. Лицо её выражало живой интерес, а зелёные глаза не отрывались от священника.

– Мы с Элизабет были очень близки, – Голос служителя собора стал заметно мягче, – В духовном плане. Я упоминал о необычайной учености твоей матери? Я не встречал женщины умнее за свою весьма продолжительную жизнь, а ведь мой сосуд жизни скоро иссякнет… Она обладала глубокими познаниями в области древних языков. Её знания постигли отрасли физических, моральных и математических наук, и я ни разу не обнаружил пробела в её компетенции… Элизабет была прекрасной поэтессой. Стихи её были посвящены науке, Богу и любви – он приостановил свою речь на момент, – Она продолжала писать в Англии?

– Я не думаю…

Элисон отвела зелёный взгляд в сторону и слегка прикрыла глаза. Тёмные волосы девушки развивались на ветру, неприятно обволакивая тонкую шею. К горлу подкатывал ком и неприятная горечь. Ей было сложно слушать воспоминания архидьякона об её матери. Чем дольше говорил старик, тем больше она понимала, что вовсе не знала свою мать.

– В Англии она увлеклась садоводством, – слабым голосом добавила Леди Бадлмер, – Каждый день она проводила в маленьком саду на заднем дворе нашей усадьбы. Ей нравилось видеть, как маленькие беспомощные расточки превращались в большие красивые растение. Наблюдать за ней было одно удовольствие. Благодаря ей, задний двор всегда имел потрясающий аромат молодых роз, сливающийся с терпким благоуханием сирени и шиповника.

– Я познакомился с Элизабет в период, когда она готовилась принять обет безбрачия и посвятить свою жизнь Господу. Её на самом деле никогда не волновали мужчины, общественные страсти, которые всегда кружились вокруг неё. Но в её жизни появился Виктор. И видимо Богу, науке и поэзии она предпочла именно его… – Архидьякон остановился и почесал седые брови, – А что насчёт тебя?

– Простите? – остановившись, Элисон приподняла широко раскрытые глаза на служителя церкви.

– Какова твоя судьба?

– Я не думаю, что она так сильно зависит от меня, – С неким сожалением в голосе проговорила она. – Брат найдёт мне мужа, с которым я впервые встречусь за день до свадьбы.

Архидьякон с улыбкой наблюдал за ироничным выражением лица молодой девушки, которая тщательно прятала от него свои оленьи глаза.

– Теа… – священнослужитель озарил молодую девушку задумчивой улыбкой, – Подарок Бога. Твоя мать всегда мечтала о девочке и имя выбрала тебе не случайно. Элизабет боялась, что родиться очередной мальчишка, подобный твоему отцу. Он любил скрывать свои дела за праведностью, – он сделал небольшую паузу. – Тебе когда-нибудь приходилось слышать о духовных наставниках?

– Насколько мне известно вы были духовным наставником моей матери. Она часто произносила Ваше имя, но к сожалению, вы остались в моей памяти всего лишь именем.

– Духовный наставник помогает людям не свернуть с православного пути, возвращает сбившихся бедняг на праведную дорогу, – Архидьякон внимательно смотрел за реакцией девушки, но лишь сейчас ему удалось поймать её зелёный взгляд на себе. Он словно разучился на мгновение говорить. На него смотрели глаза подруги, покинувшей его много лет назад. Они были такие же зелёные, как молодая листва и блестели, подобно изумрудам на солнце, – Я хочу тебя попросить об одном, – старик взял холодную ладонь девушки в свои морщинистые, тёплые руки, – Я хочу, чтобы ты стала духовным наставником одного человека…

– Ваша светлость, – Несколько взбудораженный голос брюнетки заставил сердце собеседника забиться чаще, – У меня слишком мало опыта и… разве кто-то станет слушать семнадцатилетнюю девчонку? Я недостаточно мудра и… кроме того, я не думаю, что это хорошая идея… это ужасная идея!

– Дитя моё, этому человеку не нужна мудрость… он испытывает кризис веры, он потерял ориентир… – Речь архидьякона прервал звон из Колокольни Нотр-Дама, созывающий людей на молитву – Нам пора идти…

***

Элисон стояла напротив макета Собора Парижской Богоматери. Она с интересом рассматривала маленькие, но столь точно выполненные детали здания.

Её взгляд взгляд остановился на центральном портале собора, представляющем сцену «Судного дня». Нижний фриз представлял собой продолжительное движение умерших, восстающих из собственных могил, тогда как в верхней части портала восседает Иисус, который и вершит Страшный суд. Люди, находящиеся по его левую руку, обречены на страшнейшие муки в аду, тогда как праведников он отправляет в рай.

«Вера проверяется временем…» – Бадлмер вспомнила слова своей матери, отчего на её лице появилась ухмылка. Юная особа никогда не считала себя истинной верующей. В её голове сидело слишком много сомнений. По мнению Теа, существование религии без сомнения в ней невозможно. Немыслимо иметь веру без истинных знаний. Ведь убеждения проверяются сердцем, Бог обязательно вознаградит истерзанную душу человека, который безудержно ищет его. Сомнения необходимы для исследования, молитвы, размышлений, с помощью которых вера укрепляется и обретает новую силу.

От размышлений Элисон оторвал еле уловимый звук шагов, позади неё.

– Твоя работа бесподобна! – восторженно заявила девушка, рассматривая деревянный фигурки жителей Парижа, – То, как ты создаёшь людей из дерева поражает! А с какой точностью ты передал розы Нотр-Дама… Квазимодо, это…

– Удивительно? – за спиной юной особы раздался мужской органный голос, заставивший её маленькое тельце вздрогнуть.

Сглотнув комок в горле, брюнетка все же развернулась, и взгляд её пал на судью, вернее на его длинную тонкую шею. Она медленно поднимала глаза и её взору открывалась лисья ухмылка на лице и нездоровый блеск в глазах.

Сложно представить, что происходило в голове у Фролло, но в его каменном взгляде читалась лишь постоянная усталость от происходящей вокруг него суеты. Его обжигающие дыхание лишь усугубило ситуацию для юной девушки и ноги её уже были готовы подкоситься под его давлением. Она ненавидела находиться с кем-то на таком близком расстоянии, а он же получал удовольствие, питаясь её волнением.

– Да, безусловно, – согласилась Элисон, попутно осматривая колокольню.

Его пустой карий взгляд был направлен в зелёные глаза Бадлмер, которые не могли найти себе место: она смотрела на его острый подбородок, перебегала глазами на высокий воротник, белизне которого позавидовал бы даже снег, на чёрную шляпу в фиолетовую полоску, на длинную красную кисточку. Даже она смотрелась могущественно на нём в то время, как девушка ощущала себя слабой мышью, загнанной в угол умелым хищником.

– Меня волнует вопрос, – стальной монотонный голос Клода развеял тишину, воцарившую на колокольне, – что актриса театра забыла в доме Господа? – вслед за речью последовал небольшой шаг в сторону юной девушки, сокративший и без того близкое расстояние между ними.

– Вы не похожи на любителя театра, – прошептала она слегка дрожащим голосом и, подобрав нужный момент, отошла от нежданного гостя на несколько шагов, – Вы ушли посередине пьесы, разве не так? – она продолжала медленно двигаться в сторону выхода, но в итоге опёрлась об обеденный стол горбуна.