Текст книги "Милосердие в тебе (СИ)"

Автор книги: Half a Person

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Клод?

Несколько неуверенно прошептала она, не отстраняя холодные пальцы от его ладони. Какое-то время он продолжал пристально всматриваться в темноту, будто бы желая что-то увидеть, после же выпустил девушку из своих объятий и обнаружил в руке цветок. Он вопросительно перевёл свой взгляд на нее, но Элисон лишь одарила его смущённой улыбкой и, перекатываясь с пяток на мыски, отошла в сторону.

По возвращению в усадьбу, судья тщетно рассматривал фиолетовое соцветие сирени, пытаясь вспомнить слова горбуна. Цветок должен иметь своё значение, как и другие, иначе зачем вообще придумывали этот язык? Будь проклят гербарий и садовник, что придумал это.

Клод первым вступил на каменный пол усадьбы, но так и замер в дверном проёме. Он увидел перекошенное страданием лицо юноши, чьё бездыханное тело лежало на каменном лестнице. Горло его было перерезано от уха до уха, а живот вспорот. Вниз по ступеням стекали алые потоки ещё горячей крови и небрежно рассыпались внутренности. В голубых глазах застыл страх, смерть бедняги наступила быстро.

– И всё-таки это созвездие не похоже на корону, – Элисон, все так же счастливо улыбаясь, шла в сторону судьи, мечтательно перебирая собственные пальцы.

Комментарий к

*В аристократических семьях было принято, чтобы жених посылал своей невесте каждое утро, вплоть до свадьбы, букет из живых цветов, среди которых должны были быть несколько лилий.

========== Часть 16 ==========

Двадцать три года назад.

– Прибыли, милорд.

Карета остановилась на окраине Парижа, и из неё вышел достаточно высокий, широкоплечий мужчина, одетый в тёмный кожаный камзол. Он поспешно накинул на себя плащ, спрятав своё бледное лицо и русые волосы в его тени.

– Отгони лошадей к берегу Сены, Джозеф, – тихая речь его прекратилась. Чуть меньше минуты взгляд его был направлен на переулок, откуда, как ему показалось, донёсся инородный звук. – И смотри, не попадись никому на глаза, – еле уловимым голосом добавил мужчина, заметив кота, что ловко выбежал из-за мешка, – Вот дьявол…

Закрыв за собой дверцу кареты, силуэт уверенными шагами двинулся в сторону того самого переулка. Он передвигался тихо, почти бесшумно, потупив голову вниз. В сознании его крутились цифры, он подобно завороженному считал свои шаги и на каждом тридцать третьем – сворачивал из переулка в переулок. Досчитав до ста девяноста восьми, мужчина оказался около старого, довольно ветхого дома, расположенного под открытым небом. Приподняв голову, он устремил взор на ночную панораму.

– И падающий коршун, заключенный в инструменте, укажет путь, – полнозвучный голос посмел нарушить тишину.

Вега светила гораздо ярче остальных небесных тел, поэтому мужчине не составило труда найти звезду на небосводе. Силуэт сделал очередные шаги в сторону здания и постучал в деревянную дверь. Услышав еле слышимые движения, он начал свою речь:

– И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла.

Послышалось ковыряние ключом в замочной скважине. Дверь открыл молодой мужчина крепкого телосложения, облачённый в походные доспехи. Он показательно придерживал рукоятку меча, а глаза его ловко пробежали по наружности гостя, что незамедлительно вступил на ветхий, деревянный пол.

– Мсье Виктор, – смуглые пальцы его поспешно закрыли дверь, – Вас уже ожидают в комнате переговоров.

– Сегодня без происшествий? – поинтересовался Бадлмер, попутно развязывая веревки плаща, – Со старым убежищем этот сарай не сравнится, – тонкие губы украсила ухмылка.

– Когда дело касается безопасности, – мужчина взял плащ из рук аристократа, – Выбирать, как правило, не приходится.

– Безо всяких сомнений, мой друг, – квадратная ладонь мужчины потянулась за горящим факелом, – Сегодня великий день. Наши труды наконец-то обретут смысл.

– Рад являться частью этого, мсье, – он послушно поклонился вслед уходящему лорду и, достав меч, присел на деревянный стул, уставившись на входную дверь.

Бадлмер уверенно шёл по каменным коридорам, держа впереди себя факел, коим и прожигал попадающуюся ему на глаза паутину. В груди его непривычно быстро билось сердце, предвкушая предстоящую беседу, в голове беспорядочно крутились слова, что он довольно успешно успевал расставлять по местам, будто бы проговаривая в очередной раз, подготавливая свою речь. Не так далеко от входа в комнату переговоров его ожидал высокий мужчина средних лет, худоба которого лишь прибавляла ему рост. Он не был стар, но короткими волосами его уже давно завладела седина. Худое, острое лицо, освещённое светом факела, выражало мрачность и замкнутость персоны.

– Пожалуй, сегодня будет самый счастливый день в моей жизни, – Радостным голосом произнёс лорд, продолжая делать величественные шаги в сторону друга, – Сразу же после свадьбы, конечно!

– Не стоит радоваться раньше времени, – на Бадлмера пал несколько сердитый взор судьи, – Сегодня не спеши с воодушевляющей речью, эти ослы сомневаются в созданном нами делом. И поскольку мы его затеяли…

– Только мы его можем закончить.

– Следует начать с основных пунктов и лишь потом закрепить. – недовольный оттенок в его голосе вдруг пропал, – Они достаточно пугливы и глупы, поэтому пару слов, касающихся нажитого ими состояния, быстро образумят их.

Пожалуй, самой забавной и самой сложной ветвью в профессии посла или же торговца являлись переговоры. По большей части, они представляли собой ничто иное, как цирк уродов. За одним столом сидит кучка упрямых лицемеров, которые пытаются убедить остальных в своей правде, но при этом не забывают хорохориться друг перед другом.

Пожалуй, судью Фролло и лорда Бадлмера свела именно ненависть к подобным выскочкам. Конечно, в гордости этим двоим не занимать, но все же они делали упор на работу и результат, а не на хвастовство своими достижениями. У Клода был замечательно подвешен язык и он имел хорошие связи при дворе, а Виктор, в свою очередь, был сильно увлечён в делах торговых и умел правильно надавить на людей, знал их слабости.

Сейчас же им пришлось поменяться ролями. Клод восседал за столом и лишь изредка вбрасывал фразы, когда один из участников переговоров начинал сомневаться. Бадлмер же медленными шагами бродил по комнате, будто бы измеряя её величину. Делал он это крайне медленно, величественно, как бы давая присутствующим знать о его моральном и физическом превосходстве. Мужчина умел прекрасно управлять своим голосом, знал когда следует повысить интонацию, когда сделать паузу. Поэтому большая часть присутствующих просто заинтересованно вникала в его импульсивную речь. Но среди аристократов нашёлся Франсуа Готье, что по своей натуре любил задавать вопросы:

– И всё-таки я не понимаю, – мужчина вытер очередные капли пота со своего маленького лба, – почему мы должны подвергать гонениям цыган?

– Да как же вы… – в диалог вступил бородатый аристократ грузного телосложения, – Совсем не слушали?!

– Полностью согласен с мсье Готье, – худощавый старик решил вставить своё мнение, – Чем вас обидели столь милые люди?

– Вы сначала затычки из ушей высуньте, а потом уже говорите! – возмутился мужчина в военном одеянии.

– Замолчите же! – Виктор ударил кулаком по столу, вынудив собравшихся утихомириться, – Мсье Франсуа, – он тяжело выдохнул, – Мы не должны, а обязаны подвергнуть гонениям цыган, потому что они представляют из себя самую бесполезную отрасль человеческого развития. Они бродяжничают из государства в государство, не сведут ни в каких ремеслах и ровным счётом не приносят нашему обществу никакой пользы, только регресс. Источник их заработка – обман нашего французского народа. Они дурачат простых людей, внушая им, что могут предсказывать судьбу, вымогают у них деньги. Кроме того, сколько безобразных деяний они совершают! Цыгане обворовывают наш народ, насилуют женщин, крадут детей, развращают нашу нацию, затмевают человеческий разум с помощью колдовства и, как многим из вас известно, они прибегают к каннибализму! – Бадлмер грузными шагами приблизился к главе торговой гильдии и облокотился ладонями о его кресло, – Да и как вы смеете после этого называть наши цели низкими? Поэтому я повторюсь, – он чеканил каждое слово, – Критически необходимо огородить французский народ от непохожих на нас заморских людей!

***

Элисон лежала на кровати в гостевой комнате и крепко сжимала подушку. Девушка не была из тех, кто с надменной гордостью повторял, что душа умершего сейчас рядом и она ощущает его присутствие, слышит его звонкий смех, видит русые волосы, что всегда так приятно отдавали золотом в солнечном свете. Она, конечно, как и любой другой человек, потерявший кого-то близкого, искренне, всем сердцем желала верить в это, но разум не позволял.

Горечь от потери уже давно отошла на второй план, но на её место пришла пустота. Всепоглощающая пустота, что пожирала любые эмоции, которые ранее всегда хаотично кружили в её маленькой грудной клетке. Она безжалостно давила на её юное сердце уже восемь дней, шесть часов и пятьдесят две минуты. Бадлмер вела отсчёт времени, сама не желая того. В её сознание вгрызся момент, когда она обнаружила Айзека мёртвым.

Айзек… до чего же странно стало произносить это имя, сколько горечи вызывало оно в душе юной особы. Обезображенное лицо брата въелось в её память и при каждом случае беспощадно всплывало перед глазами. Аристократка лежала подобно трупу на кровати. Она бессмысленно, но отчаянно ждала, когда услышит родной смех, будто бы произошедшее было его очередной глупой шуткой. Девушка часто билась в истерике, судорожно просыпалась лишь едва успевая уснуть, впивалась тонкими пальцами в собственное тело, нарочно царапая, уродуя его, пытаясь хоть на немного избавиться от душевной боли. Она почти не спала, отказывалась от еды и плакала до того момента, как слёзы просто переставали течь из её глаз. Её состояние спасала лишь Симоне, что почти не отходила от холодной кровати. Старуха вынуждала юную девушку есть через силу, успокаивала её спокойными речами и помогала молиться.

Прошедшие дни оставили на наружности аристократки следы – синие жилки на её бледном лбу стали гораздо заметнее; прежде яркие, румяные щеки потеряли свой цвет; и без того худое тело, стало более истощенным и одежда, что прежде подчёркивала её фигуру, отныне висела на ней.

***

Последние дни Клод проводил за работой и почти не покидал Дворец правосудия. Уже неделю из головы его не выходила организация, что они когда-то создали вместе с Виктором. Однако, ей суждено было развалиться, но ничего, как известно, не сходит просто так с рук, у всего есть свои последствия. Лишь после убийства Айзека судья начал подходить к разгадке серии убийств, которые стража до сих пор не могла раскрыть или же попросту игнорировала их в чью-то пользу.

За последний месяц было совершено четыре убийства:

Первое – Отис Готье, главный представитель торговой гильдии Франции. Был убит во время бала в королевском замке.

Второе – Жеан де Морфон, сын бывшего коннетабля Франции. Труп был найден по прошествии семи дней с первого преступления. Манера убийства соответствовала предыдущему, поэтому есть основания считать их связанными.

Третье – Даниэль де Шалон, сын умершего генерала Франции. Труп его было обнаружен в конюшне молодой служанкой. Тело изуродовано, внутренности выпотрошены, на лице застыла маска ужаса.

Четвёртое – Айзек фон Бадлмер.

Разум судьи уже давно пришёл к осознанию связи между убийствами, но все же он продолжал отрицать возможность какой-либо закономерности между ними. Игра обстоятельств, не более того. Однако, его не оставляла мысль, что Айзек был убит по случайности. Видать убийца хотел навредить Хайвэлу, но в силу своей неосведомленности, погубил юношу, что ни коим образом не касался организации.

***

Элисон стояла на смотровой площадке собора вместе с Квазимодо и заворожённо смотрела на площадь. На каменной дорожке кружилась молодая цыганка. Движения её были настолько бойки и неукротимы, что сравнить танец тонкой девичьей фигуры можно было лишь с непокорностью дикой лошади. Чёрные густые волосы небрежно падали на изящные плечи, на пышную грудь; свет солнца касался её смуглой кожи и придавал ей янтарное свечение; из-под красочной ткани одеяния иногда показывалась стройная загорелая ножка, браслеты на которой волшебно звенели в такт её завораживающим движениям. В тонких руках она держала бубен, что разбрасывал своё мягкое, подобное маленьким колокольчикам звучание, по площади.

– Она прекрасна! – восторженно произнесла мадмуазель Бадлмер, не отрывая взгляд от цыганки.

Боже! Насколько же она была чудесна! Виктор всегда настраивал юную девушку против цыган, называя их «жалкими отродьями», но сейчас брюнетка была уверена, что отец ошибался. Разве столь прекрасное создание, с красотой которого не смогла бы сравниться ни одна греческая статуя, может быть ужасным человеком? Цыганка была подобна воздушному и возвышающемуся видению, её образ словно спустился с небес, божественность её грации поражала фантазию юной аристократки. Прекрасные волосы её отражали с пугающей яркостью каждый луч яркого летнего солнца. А глаза? Эти зелёные, выразительные глаза, усеянные пышными ресницами смотрели на толпу с неизведанной Элисон страстью, с могущественным, обхватывающим и в тоже время постыдным желанием. Они заставляли смотреть в них и смотреть, не давая шанс оторваться.

Наблюдая за красочными движениями цыганки, за её глазами полными жизни, девушка даже забыла о своём несчастье и просто наслаждалась очередным мгновением, когда могла лицезреть завораживающий танец.

– Она поистине прекрасна, – согласился Квазимодо и задумчиво вздохнул, – Завтра состоится праздник и я… я хотел бы лицезреть её вне собора. Я хотел бы посмотреть на неё поближе, она наверняка ещё более красива на расстоянии вытянутой руки.

– Квази, – девушка с неким сожалением посмотрела на друга, – Завтра на площади будет много людей и… прости, я просто не уверена, что это хорошая идея.

– Я знаю, – мужчина с трудом отвёл глаза от манящего силуэта цыганки и направился в сторону макета Нотр-Дама, – Хозяин говорит, что я не должен покидать собор. Это опасно, но… ты бы могла поговорить с ним за меня?

Маленькое лицо девушки нахмурилось. С момента смерти Айзека она жила вместе с Симоне в доме судьи, по его же настоянию. Но несмотря на то, что находились они в одном здании, брюнетка с трудом могла вспомнить последнюю встречу с Клодом. Она все это время не покидала гостевую спальню, а он ни разу не навещал свою гостью. По словам Симоне, Фролло проводил все своё время во Дворце правосудия, а в дом возвращался лишь для сна. Порой Элисон пыталась воскресить в памяти лицо судьи, что уже стала забывать, но, как положено человеческому разуму, сознание её лишь приближалось к

грани припоминания, в голове всплывали отдельные черты, но так и не удавалось воссоздать полноценный образ.

– Я постараюсь поговорить с ним, – несколько неуверенно произнесла она, – Но в любом случае, даже если он не позволит тебе явиться на праздник… я буду здесь, с тобой.

========== Часть 17 ==========

Был поздний вечер, и за окном уже стемнело. В помещении, наполненным теплом, раздавался треск огня в камине. Пожалуй, только красочное, уже угасающее пламя создавало уют в холодном, каменном доме. Романский стиль не радовал глаза изящностью, но привлекал своей простотой и массивностью. Порой на самых простых с первого взгляда вещах, останавливается внимание гораздо больше должного. Суровость мощных стен, строгость обстановки и полумрак создавали манящую атмосферу загадочности, что граничила с одиночеством.

Усталый взгляд судьи пал на мадмуазель Бадлмер, что сидела на деревянном стуле. Её было довольно трудно заметить в темноте, царившей в комнате. Тельце её почти не двигалось, лишь грудная клетка слегка подрагивала в такт бесшумному дыханию. На коленях её лежала книга, что обнимали тонкие, почти полупрозрачные пальцы. Фролло с удивлением поймал себя на мысли, что ныне брюнетка вызывала в нём лишь чувство жалости и ничего более. Она очень сильно изменилась за период, что находилась в его поместье. Её прежде красивое, наполненное красками жизни лицо превратилось в омертвелую маску фарфоровой куклы; некогда тонкая фигура, чарующая своим изяществом, потеряла своё величие и приобрела ещё большую костлявость, почти не оставляя намёков на округлость, не говоря уже о пышности.

Последние дни сознание Клода продолжало рисовать перед собой счастливые зелёные глаза с положенной им детской наивностью и чистотой. Сейчас же он видел лишь прикрытые впалые очи, которые никоим образом не украшали фиолетовые мешки и яркие, сильно выделяющиеся голубые жилки. Он неуверенно вспоминал, как сильно сжимал её крошечное тельце, пока она кричала, пока маленькую грудную клетку её разрывала на части горечь, пока тонкие руки пытались разрушить всё на своём пути. Как столь чувственное существо, благодаря словам которого, расцветало все вокруг, теперь могло вызывать лишь сожаление?

Судья медленными шагами приблизился к юной девушке и слегка наклонился. Тонкие пальцы, немного дрожа, прикоснулись к пряди волос, оттенок которых казался ещё темнее на столь бледной коже.

– Бедное дитя, – с тонких уст сорвался шёпот.

Подушечки пальцев скользили по прохладной поверхности, что лишь недавно высохла от пролитых слёз. Ему нравилось видеть брюнетку настолько спокойной, погрузившийся в мир грёз. Судья не раз просыпался, слыша как она кричала ночью от не покидающих её кошмаров, от ран, что сама же наносила себе. Но как бы ему не хотелось, он не посмел навестить её даже раз. Он боялся видеть аристократку настолько беспомощной, опасался застать её в образе самого обычного человека, давно потерявшегося в собственном отчаянии. Фролло чувствовал её печаль, ощущал её боль, отчего юная особа становилась лишь все более противна ему. Она более не являлась маленьким ангелом, которому были чужды человеческие страдания.

Маленький ангел… Наверное, именно так называл свою дочь Виктор. Он, должно быть, любил её не меньше Элизабет. Лорд не позволил бы маленькой девчушке лить слёзы, у неё бы просто не было причин для печали, если только он сейчас был рядом. Юная девушка, как никто другой достойна счастья, ибо она способна дарить его.

В память мужчины вкрался её звонкий смех, обращённый к послу. Неужели она действительно любит его? Любит его настолько, насколько способно любить юное девичье сердце, обременённое наивной романтикой? Элисон была счастлива с Джентиле и судья ни на минуту не мог сомневаться в этом. Он помнил, как аристократка смотрела на Бертольдо, как дарила ему свою нежную улыбку. Так почему же Клод, всем сердцем желая видеть её счастливой, вставал между ними?

– Судья Фролло, – из угла комнаты донесся немного хриплый голос Симоне. Она озадаченно смотрела на мужчину, чья рука все ещё касалась лица спящей.

– Смею предположить, что её самочувствие улучшилось, – Клод убрал вьющийся локон тёмных волос с бледного лба.

– Да, Ваша честь.

– По пробуждению мадмуазель Бадлмер осведомите её, что я боле не смею противостоять Вашему желанию вернуться в семейную усадьбу.

***

Элисон несколько взволнованно поднималась по ступеням на колокольню собора. Кажется, время уже приближалось к вечеру и праздник давно закончился. Она ускорила свой шаг, понимая как в очередной раз посмела нарушить обещание, данное ею Квазимодо. Бадлмер не смогла поговорить с судьёй, в силу усталости, свалившей её с ног, и более того, она даже не явилась к обещанному времени. Наверное, ужаснее вины, которую она испытывала было лишь изнеможение, что накатывало на её и без того слабое тело. Каждый шаг давался ей с ещё большим трудом, но все же она продолжала идти.

Какого же было её удивление, когда на неё вдруг вылетел сам звонарь, чуть не сбив даму с ног:

– Боже! Аккуратнее! – он схватил аристократку за руку, не позволив ей упасть, – Ты всё-таки пришла!

– Ты меня напугал! – она испуганно сжимала тёплую руку, стараясь сохранить равновесие.

– Хозяин уже покинул собор? – он устремил свой взгляд на ступени.

– Клод был здесь?.. – она несколько выждала, – Послушай, я хотела извиниться…

– Да, да… Мне нужна твоя помощь, – его голос был прерывист, а рука заметно дрожала, – Пошли.

Квазимодо даже не позволил девушке закончить свою речь. Он потянул её за собой наверх, попутно пытаясь угомонить дрожь в собственном теле. Элисон же оставалось лишь недоумевать от происходящих событий, что были непонятны ей ни коем образом. С каждым последующим шагом в её маленькой голове появлялись всё новые вопросы: почему он так сильно переживает? Почему его столь волнует присутствие судьи в соборе? Да и что целая гвардия солдат забыла у стен Нотр-Дама?

Тем не менее, она была вынуждена угомонить собственное любопытство, от которого уже начинала кружиться голова.

– Послушай, – начал Квазимодо, как только они с мадмуазель Бадлмер поднялись на колокольню, – Обещай, что не будешь задавать много вопросов, – он взял её тонкие ладони в свои.

– Хорошо, конечно… хорошо!

– Ты должна помочь мне высвободить одного человека. Нет, Элисон! – воскликнул горбун, заметив движения губ юной особы, – Ты обещала не задавать лишние вопросы! – дождавшись послушного кивка аристократки, он продолжил, – Эсмеральда…

Не успел звонарь договорить, как из-за колокола вышла девушка в цыганской одежде. Она осторожно смотрела в сторону Элисон своими широкими, выразительными глазами. Смуглая рука её неуверенно помахала аристократке в знак приветствия, при этом золотые браслеты издали приятный звон. В этот момент сердце Элисон замерло. Она почувствовала, как лицо её залилось краской, а дыхание потерялось где-то в грудной клетка. Кажется, в её голове теперь кружилось в два раза больше вопросов, чем прежде.

– Она здесь по воле судьи? – еле слышно спросила Элисон, заметно растерявшись. В ответ она получила лишь кивок звонаря, – Квази, дай девушке свой плащ.

***

Накинув на голову капюшон и на мгновение прикрыв глаза, Элисон тяжело выдохнула. На бледном лице её появилась уже привычная маска безразличия. Набрав в лёгкие побольше свежего воздуха, она выпрямила спину и сделала первый несколько нерешительный, предвкушающий шаг из ворот собора. Она передвигалась уверенно, вкладывая в каждый свой шаг величие и грациозность. Спустя мгновение позади неё показался сгорбленный силуэт, лицо которого закрывал тёмный плащ. Он несколько неуклюже следовал за юной особой прямиком к карете.

– Мадмуазель… – как вдруг к Элисон обратился стражник, что показательно придерживал рукоять меча.

– Да, мсье? – тонкими пальцами девушка сняла капюшон со своей головы и натянула на лицо притворную улыбку. Сердце её билось, как у зайца, но она сохраняла спокойствие. К счастью, увлечение актёрским мастерством пригодились ей где-то, кроме театра, – Что-то не так?

– По приказу судьи…

– Мадам Джентиле! – речь стражника прервал внезапно появившийся мужчина, голос которого заставил девушку вздрогнуть.

Перед Элисон предстал высокий, широкоплечий мужчина. Лицо его обладало благородными, красивыми, но в тоже время мужественными чертами. Крепкая фигура его была облачена в золотые доспехи, а на плечах висел синий плащ. Какое-то время юная особа продолжала недоуменно смотреть на светлую бородку, украшающую массивный подбородок.

– Я так рада нашей встрече! – восторженно воскликнула девушка, решив подыграть блондину в военном обмундировании.

– Как вижу, вы снова со звонарём? – он ловкими шагами подошёл к сгорбившемуся силуэту в плаще, – С позволения господина судьи, я полагаю?

– Да, пэр Фролло позволил взять мальчика на некоторое время.

– Ной, можешь возвращаться на свой пост, – обратился мужчина к стражнику, – Здесь я справлюсь сам, – он проводил взглядом часового и продолжил, – Можешь не благодарить, – насмешливо добавил блондин, поклонившись силуэту в плаще. К несчастью, он тут же получил копытом по ноге.

– Спасибо, капитан, – на лице Бадлмер вновь заиграла детская улыбка, – Дальше мы сами.

========== Часть 18 ==========

– Ты сможешь покинуть карету, как только мы отъедем на безопасное расстояние.

Вкрадчиво произнесла Элисон, даже не посмотрев в сторону цыганки. Она устремила взгляд на собственный костлявые пальцы и лишь сейчас заметила, что перебирала их от волнения. Аристократка старалась побороть в себе желание ещё раз взглянуть на гладкую кожу спутницы, на смуглую зону декольте, притягательности оттенку которой прибавляла белая рубаха. Мадмуазель Бадлмер – девушка из высшего общества и она не должна ни коем образом взаимодействовать с цыганами. Особенно учитывая, что уже совсем скоро она станет женой посла. Мадам Джентиле не должна обращать внимания на дворовых девок, даже если они умеют так волшебно кружится в танце, даже если они весьма притягательны, даже если голос их подобен манящему журчанию ручья.

– Спасибо, – ласково прошептала цыганка, – Я уже мечтать не смела, что смогу покинуть собор.

Спасибо?.. неужели ей знакомы хоть какие-то манеры?

Теа всё-таки решила взглянуть на брюнетку. Должно быть, она ведьма. Виктор всегда говорил, что цыгане увлекаются колдовством и Эсмеральде наверняка оно не чуждо. Иначе Бадлмер на могла объяснить притяжение, что испытывала в данное мгновение. Яркие алые губы, девственная кожа, выразительные глаза с пышными ресницами. Ведьма, должно быть. Наверное, таких, как она, ханжи обвиняют во всех немыслимых злодеяниях. Будь то в соблазне чужих мужей, в чёрной магии или скверных знаниях.

Тем временем загорелые руки цыганки ласково прошлись по шерсти козы. Наверное, она наделила животное разумом или беса в него вселила?

– Ты ведьма?

Вопрос аристократки заставил Эсмеральду удивлённо приподнять глаза. Она в течение некоторого времени пристально глядела на бледное лицо девушки, прежде чем расплылась в доброй улыбке, а с уст её сорвался смешок.

Ей смешно? Наверное, не впервой слышит. Не стоило спрашивать у неё ничего. Не следовало даже было начинать говорить. Молчать. Нужно было просто молчать.

– Нет, я не ведьма. А что насчёт тебя?

– Что?! – возмутилась аристократка, – Нет, конечно нет!

– Это неприятно, правда? – вдруг смуглое лицо её переменилось, а уголки губ опустились, – С чего ты взяла, что я могу быть ведьмой, а ты нет?

– Потому что ты цыганка.

– А я откуда могу знать, что вы, аристократы, не увлекаетесь чем-то… грешным?

Лицо Элисон вновь залилось краской смятения. Неужели она сидит в собственной карете вместе с цыганкой и козой, да ещё и краснеет? Айзек счёл бы данную ситуацию за начало неплохого анекдота, но точно бы не поверил в её реальностью.

– В чём тогда твоя вина? Почему собор был окружён?

– Моя вина лишь в том, что я проявила милосердие к горбуну, над которым издевались, – недовольно буркнула девица, пока аристократка продолжала непонимающе смотреть на нее, – Судья не посмел прекратить этот балаган и, как ты можешь заметить, он обвинил во всём меня… Обвинил меня в своей трусости и жестокости.

– Неужели ты думаешь, что я поверю твоим словам?

– Ты можешь мне не верить, но он так же, как и все остальные лишь молча смотрел на то, как беднягу унижали.

– Судья Фролло не мог так поступить с Квазимодо. Он его вырастил… – растеряно добавила она.

– Конечно, я сама окружила Нотр-Дам целым отрядом стражников.

– Ты совсем не знаешь его. Он не мог так поступить…

***

– Это моя вина!

Воскликнула Элисон и тут же закрыла свой рот трясущимися руками. Она испуганно смотрела на судью, что вдруг остановился. Он громко дышал, жадно вбирая в лёгкие, как можно больше кислорода. С каждым вздохом плечи его вздрагивали, с каждым выдохом девушка всё больше жалела о сказанных словах.

– Что?!

Яростный взгляд пал на аристократку. Фролло, конечно же, расслышал каждый звук, что сорвался с её уст. Он хотел заставить её ещё раз прочувствовать страх, что обычно испытывает преступник во время признания в своих деяниях. Но она не посмела подтвердить, произнесённые ею же слова.

Сердце упало вниз, а дыхание сбилось. В её глазах помутнело от страха, но она отчётливо слышала его твёрдые, полные ярости шаги. Он направлялся в её сторону, пол словно горел под его движениями. Ноги девушки без её ведома попятились назад, желая найти хоть какую-то опору телу. Элисон боялась Клода гораздо больше смерти. Она бы предпочла умереть, чем вновь оказаться перед ним столь беспомощной. Бадлмер зажмурила глаза, не решаясь поймать на себе карий взгляд.

– Повтори!

– Это моя вина, – заикаясь, промямлила аристократка. На этот раз тихо, словно боялась собственных слов.

В мгновение она ощутила на своей шее холодную тонкую руку, что вовсе не собиралась играться с ней. Напористые пальцы крепко обвили нежную кожу, приподнимая лёгкое девичье тельце над землей. Испуганно раскрыв глаза, она стала судорожно хвататься за мужскую руку. Его пальцы сильнее сдавили тонкую шею. Клод словно питался её эмоциями, её страхом. Его глаза с каждым вздрагиванием её тела горели все ярче, не желая отпускать юную особу. Не вызывает сомнений, что мужчина гораздо сильнее женщины. Но Элисон пыталась бороться с ним, неэффективно, по-детски. Стоило ей ещё раз шевельнутся, подобно беспомощному червю, как он сильнее прежнего сжал свои пальцы. Она испуганно смотрела на него, её губы дрожали в агонии, пытаясь выдать хотя бы единый звук, но мужчина перегородил ей кислород.

– Мегера, – по барабанным перепонкам юной особы ударил ледяной голос, что отдавался звоном в ушах, – Чертова кукла, – он приблизился к её лицу, – Подлая, гнусная тварь! – мужчина уже собирался одарить девушку очередным оскорбительным эпитетом, но ощутил твёрдую руку на своём запястье.

– Хозяин! – Квазимодо, что прежде стоял в стороне, схватил Фролло и потянул на себя.

Клод не стал сопротивляться, к нему пришло осознание происходящего. Он заметил, как лицо девушки потемнело и тут же испуганно отпустил её. Брюнетка упала на холодный пол. Она отчаянно держалась за шею, что не переставала болеть, и жадно хватала ртом воздух. Фролло растерянно смотрел на собственные руки, вспоминая сон, он боялся увидеть на них яркие ручьи крови, боялся обнаружить пустое одеяние, что издевательски висит на тонких пальцах.

– За что вы так со мной? – вдруг завопила она, – Неужели Вы не видите, что я страдаю? Неужто вы не осознаете, что причиняете мне боль? – девичье тельце дрожало в объятиях горбуна, что тщетно пытался сдержать её. Она отчаянно била маленькими ладошками по ледяному полу, – Уйдите же! Я больше не хочу, я больше не желаю вас видеть!

========== Часть 19 ==========

Сегодняшний день был особенным. Он желал хотя бы немного успокоить молодую девушку, сидящую возле могилы брата. Она совсем тихо, почти неуловимо разговаривала с надгробной плитой. Солнце торжественно сияло, жажда показать себя во всей своей красе, а лёгкие летний ветер, приятно пощипывающий горячие щёки юной особы, медленно распространял свою свежесть по территории усадьбы.