Текст книги "Милосердие в тебе (СИ)"

Автор книги: Half a Person

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Умна, но слишком чувственна. Девушкам положено быть эмоциональными. Клод презирал женщин и сходил с ума от одной лишь мысли, что жалкая семнадцатилетняя девчонка способна разрушить стену, которую он старательно возводил вокруг себя. Кажется, Элисон не желала быть причастна к произошедшему, она даже представить не могла, как юность и чистота её способны разбудить давно погребенную душу.

В очередной раз встретившись с зелёным взглядом, судья уже видел не испуг, а смирение. Он томно дышал, обжигая девичье лицо; смотрел на хорошо очерченные тонкие губы, на фарфоровую кожу, которой кажется совсем не касалось солнце. Мужчина отчаянно пытался призвать всё своё самообладание, но желанный объект был критически близок и говорить или думать о силе воли было не время.

Фролло положил изящную ладонь на её живот и почувствовал еле уловимую пульсацию. Кажется, молодое сердце стучало непозволительно быстро, распространяя свою энергию по всему телу. Он сжимал льняную рубашку на девичьем теле и, закрыв глаза, уже собирался прильнуть к заветным губам, но ощутил резкий холод, что беспощадно в одно мгновение покрыл все его тело. Распахнув карие глаза, Клод ошеломлённо держал пустое одеяние, которое нахально, будто бы дразня его, цеплялось за костлявые пальцы. Мужчина с испугом осознал, что не может дышать, а по рукам его стекает горячая свежая кровь.

***

Судья судорожно открыл карий взор и приподнял туловище. Он дышал, жадно вбирая в легкие, как можно больше воздуха. Холодные ладони ошарашено прижимались к льняной рубашке, сквозь мокрую ткань которой он пытался почувствовать биение собственного сердца, желал убедиться, что оно все ещё стучит, что у него все ещё есть время.

За окном лил дождь, капли которого хаотично бились о каменные стены дома. Удар молнии противно ударил по ушным перепонкам, вызывая тяжелую, почти невыносимую головную боль. Все его тело непривычно дрожало, но все же он сумел подняться на ноги. Глаза старательно искали хоть какой-нибудь источник света, но свечи догорели ещё вечером, остался лишь воск, небрежно застывший на поверхности комода.

Но на этом судья не остановился. Тонкие ладони его продолжили перемещаться по деревянной поверхности, попутно сталкивая серебряный подсвечник и какие-то бумаги. Длинные пальцы успокоились лишь найдя холодный бронзовый ключ. Слегка пошатываясь он вышел из комнаты и направился в гостевую спальню. Он передвигался быстрыми, но тяжелыми шагами, опираясь руками о стену. Клод все ещё не мог привести дыхание в нужное русло. Оно сбилось ещё во время сна и вовсе не желало обретать привычный ему ритм.

Войдя в гостевую комнату, судья закрыл за собой дверь и запустил тонкие пальцы в седые волосы, мокрые пряди которых неприятно обволакивали высокий лоб. Он все также с трудом передвигал ноги, что кажется все больше отрешались от него с каждым шагом.

Худое тело почти бездвижно упало на кровать. Пальцы сбивчиво сжимали постельное бельё, судья жадно вдыхал запах женского тела, оттенки которого все ещё хранила белая простынь. Он дурманил голову, сводил с ума. Сердце мужчины непривычно медленно отбивало положенный ему ритм. Фролло смотрел на тёмную каменную стену и сознание рисовало её силуэт.

***

– И последняя, – радостно произнёс Квазимодо, слегка придерживая изящную ладонь Элисон.

На самом деле идея звонаря девушке казалась, мягко говоря, странной. Не успели они дойти до первой ступени, ведущей на колокольню, как он решил закрыть её глаза тёмной тканью и повести наверх. Безусловно, это была потрясающая проверка на доверие, ведь число ступеней близилось к четырём сотням и их было довольно сложно преодолеть и без повязки, что ровным счётом не позволяла видеть ничего. Конечно, за это время Бадлмер лишь чудом осталась невредима, ибо шансы разбить нос или же подвернуть лодыжку постепенно повышались.

Наверное, на этой земле не существует слов, способных хотя бы немного приблизиться к радости, что испытывала девушка, поднявшись на колокольню.

– Ещё немного, – горбун на этот раз слегка придерживал плечи подруги, продолжая направлять её к середине убежища, – А теперь остановись, – он уже собирался отойти от неё и закончить приготовление сюрприза, но в последний момент его что-то остановило. Тонкие пальцы девушки пытались приподнять повязку, – Нет, нет! Даже не смей это делать! – его лицо украсила детская улыбка.

– Что? Я ничего не делала! – она залилась звонким девичьим смехом и поспешно удалила ладони от лица.

– Я буду через пару минут, а ты пообещай, что не будешь больше так делать, – он несколько серьезно взглянул на брюнетку, словно пытаясь вызвать в ней чувство стыда, но быстро отбросил идею, вспомнив, что она сейчас не в состоянии увидеть его выражение лица.

– Хорошо, я буду ждать тебя здесь, – в голосе её звучало некое притворство, – И я обещаю, что больше не буду подглядывать, – тонкие пальцы, прятавшиеся за её спиной, скрестились.

Как только Бадлмер перестала слышать шаги друга, она направилась в сторону колоколов, любопытно раскинув руки перед собой. Она передвигалась аккуратными, немного неловкими шагами, ибо голова её кружилась от безуспешных попыток ориентироваться в пространстве. Ладони её пытались найти стену или хотя бы палку. И девушка бы наверняка уже потеряла интерес к своей задумке, если бы ей не удалось нащупать высокую колонну. Элисон с неким любопытством скользила руками по ней, изучая неровности её поверхности, но вдруг она со страхом осознала, что у каменного предмета, как казалось ей, бьется сердце. И в этот самый момент девушка вспомнила, что никогда раньше не замечала колонны в убежище горбуна.

Одной рукой юная особа осторожно приподняла повязку, будто бы боясь увидеть от чего прятался её взор. Перед ней стоял судья и, насупив брови, несколько удивлённо смотрел на неё.

– Вы не очень то похожи на сюрприз, – огорчённо произнесла брюнетка и уже хотела убрать ладонь от груди Фролло, но он не позволил ей сделать это.

– Не ожидал увидеть тебя настолько близко, – вытянутое лицо его украсила добродушная улыбка, а тёплые пальцы аккуратно переплелись с изящной рукой девушки, что все также прижималась к его телу, но уже против своей воли, – Позволь мне закончить, – продолжил органный голос, заметив, что аристократка хотела что-то сказать, – Я считаю должным извиниться за то, что случилось вчера, – карий взор внимательно наблюдал за мимикой собеседницы.

– Дело не в том, что вы должны сделать, – она всё-таки осмелилась перебить его, сделав шаг назад, тем самым увеличив расстояние между ними, – а в том, что вы желаете сделать.

– Не стоит делать выводы, не дослушав, – Клод нарочно вновь приблизился к ней, – Я не собираюсь извиняться за слова, сказанные в сторону посла, но я искренне хочу извиниться перед тобой.

Элисон некоторое время молчала и смотрела на тонкие пальцы, что заботливо обвивали её ладонь и дарили тепло. Она чувствовала биение его сердца и с недоумением понимала, что он был искренен с ней. Аристократка впервые была уверена, что добрая улыбка его была неподдельной, а слова – откровенными. Они более не являлись частью какой-то глупой игры.

– Что вы хотите услышать? – вкрадчиво произнесла Элисон, приподняв зелёные глаза.

– Я не знаю, – все то же странное, непривычное ему выражение лица, – Не хочу скрывать, что надеюсь на прощение, но давить на тебя я не готов. Я не требую ответ сейчас, я дам тебе время, – он несколько выждал, – Столько, сколько потребуется.

– Простите, я должна идти, – брюнетка поспешно отстранилась от мужчины и быстрыми шагами направилась в сторону ступеней.

Юное сознание её уже совсем позабыло о друге, о сюрпризе и обещание не снимать повязку с глаз. Ей было до безумия стыдно слышать извинения от судьи, что с момента знакомства издевался над её молодым мировоззрением, без угрызения совести обманывал, пользуясь девичьей наивностью, и избегал её, лишь на пару дней позволив приблизиться.

========== Часть 14 ==========

«Мой дом – моя крепость» – гласит известное выражение, и мадмуазель Бадлмер беспрекословно согласна с ним. В течение шести дней она не покидала родовое имение. Девушка безжалостно тратила своё время, блуждая по каменным комнатам усадьбы и подолгу рассматривая кусты сирени. Кажется, она даже могла назвать точное количество цветов, расположившихся на той или на иной ветви кустарника. Днём брюнетка проводила время за книгами или за клавишами клавикорда, а вечером сидела на небольшой лавочке и кормила птиц, что уже являлись в сад при одном лишь её виде, словно по расписанию.

Молодую особу полностью устраивал сложившийся распорядок дня. Она просто занималась тем, что ей нравилось, и лишь изредка разговаривала с Симоне о родителях или о детстве. Кажется, старушка была единственным человеком, которая знала о Элисон все. На её плечи вываливались все переживания юной девушки, все эмоции, коих было непозволительно много. С момента смерти отца и тяжелой болезни матери, она стала её родителем. Дама престарелых лет не имела детей и поэтому относилась к брюнетке, как к собственной дочери. Она, пожалуй, слишком мудра для служанки, но такова была её судьба.

Симоне была женщиной, что поддерживала маленькую девчушку, чью мать Господь обрёк на смертельную болезнь. Когда Элисон прижималась к груди старухи, она чувствовала как беды и несчастья уходили на второй план, будто бы все слёзы и всю печаль вбирало в себя её дешёвое одеяние. Но к сожалению, в жизни девушки появились проблемы, которые она не могла рассказать близкому человеку, боясь осуждения.

Джентиле застал Элисон врасплох, сделав предложение руки и сердца, отчего её фиброзно-мышечный орган чуть биться не перестал. К её счастью, в комнате появился Айзек, что яростно стал отстаивать невозможность этого брака без согласия Хайвэла, успешно покинувшего Париж пару дней назад. К тому же, младший брат умудрился наделить родную сестру болезнью, благодаря которой она не могла куда-либо уехать из Францию в течение последующего месяца, ибо состояние её крайне нестабильно.

Данный случай и стал причиной её домашнего ареста. Джентиле же был вынужден вернуться в Неаполитанское королевство, пообещав возлюбленной встречу ровно через тридцать дней, а по возвращению его ни что на свете не сможет помешать их любви.

Мадмуазель Бадлмер последние дни проводила в молитве, пытаясь убрать из юной головы нечестивые мысли. С каждым восходом она понимала, что думы эти слишком крепко засели в её сознании, и с каждым заходом солнца просила у Господа милости, умоляла убрать из сновидений мужчину, которого, по воле разума, она должна бояться. Но всякий раз, когда юная особа закрывала глаза, она слышала органный голос и ощущала пьянящие прикосновения тонких пальцев. И от грёз, что с каждым разом казались все реальнее, она молилась все усерднее, желая всем сердцем прогнать злого духа, сидящего на её плече.

Но все было куда сложнее. Аристократка была слишком юна, чтобы понять всю иронию судьбы, ведь дьявол уже сидел в её сердце и плавно, наслаждаясь, пожирал его изнутри, прогоняя всякую любовь к Господу.

Этим утром в усадьбу пришёл незнакомый человек, который оказался доктором, явившимся по просьбе посла. Удивление на лице девушки обладало потрясающей силой, но, пожалуй, более потрясённым оказался врач, что осматривал её в поиске недуга, которого вовсе не было. Она же просто краснела, неловко вбрасывала фразы и старалась заткнуть Айзека, что всевозможными словами вынуждал гостя поверить в ложь. Идея русоволосого парня сработала и мужчина покинул имение с полной уверенностью, что в этом доме происходит чёрт возьми что. Напоследок, доктор посоветовал обратиться даме к священнику, ибо проблема была явно в её голове. А Бог, как известно, спасёт от любого недуга физического и духовного, если, конечно, вера сильна.

***

Судья Фролло остановился не так далеко от ворот усадьбы, желая перевести дыхание. Хоть выражение его лица было невозмутимым, он искренне сомневался в своих действиях. Мужчина стоял на месте, но разум его бродил из стороны в сторону, то приближаясь к грузной двери, то максимально отдаляясь от неё. Он не был уверен в том, что должен здесь находиться, он переживал, заранее ощущал неловкость от предстоящего разговора.

Элисон не хотела его видеть или просто не была готова. Во всяком случае, сознание судьи предпочитало именно первый вариант. Она не посещала собор достаточно длительный период. Первое время он, как уже успел привыкнуть, приходил во время вечерней молитвы и выискивал силуэт девушки. Не увидев её в первый день, он посмеялся, во второй – неуверенно улыбнулся, в третий – судорожно вспоминал сказанные слова, боясь осознать, что они были неправильными и могли оскорбить её. Возможно, он был слишком резок с ней. Может, стоило подождать? Он дал ей время. Время, которое длилось настолько медленно, что сводило с ума. Девушка избегала его. Боялась?.. нет.

В седой голове всё преобразилось в момент, когда он шёл по коридору Дворца правосудия и уши его услышали разговор двух аристократов, что обсуждали возлюбленную посла, с которой через месяц он свяжет свою жизнь. Эта новость позабавила Клода, только сердце его сжалось. Кроме того, он услышал, что венчание должно было произойти на этой неделе, если бы не болезнь девушки.

Слухи. Так устроено человеческое общество, сплетни гуляют всегда. Люди говорят и говорят, даже на понимая о чём. Речи их пусты, также как и головы. Они ведут бессмысленные дискуссии и начинают врать. Фролло ненавидел слухи, но был бы безгранично рад, узнав о том, что речи придворных лишь жалкая ложь. Он хотел услышать из её уст, что это все неправда, просто игра больной людской фантазии.

– Пэр Фролло? – от размышлений мужчину оторвал знакомый журчащий голос старухи, что шла со стороны конюшни.

Она, как кажется, прислуживала Виктору ещё до того, как он встретился с Элизабет. К всеобщему удивлению, она пережила своего хозяина и все ещё прислуживала в усадьбе уже следующему поколению известного рода. Возраст согнул её ровный стан пополам, небольшой широкий нос её загнулся, а некогда красивые пухлые щеки обвисли. Она достаточно тяжело передвигалась медленными шагами и смотрела на судью голубыми, выцветшими глазами, что все ещё излучали добродушие.

– Рад видеть вас, Симоне, – в мгновение лицо Клода обрело привычное ему величественное выражение.

Он повернулся в сторону женщины и несколько наклонил голову. Несмотря на то, что всю свою жизнь она была лишь служанкой, Бадлмеры уважали старуху и считали её членом своей семьи, и Фролло не был исключением. Она уже много лет заведовала хозяйством дома и была в явном почете среди остальных прислуг.

***

На улице была прекрасная погода, но семейство Бадлмеров не собиралось покидать усадьбу. Именно в этот день постройка казалась им наиболее уютной. Занавески в помещении по обычаю закрывали окна, не давая ярким, обжигающим лучам проникнуть внутрь. Элисон ненавидела жару, которая словно убивала всю энергию в её теле. В солнечные дни ей не хотелось ничего делать, ибо она чувствовала себя безнадежно слабой. Девушка была готова отдать достаточно многое, чтобы голубое небо заволокли тёмные тучи и наконец пошёл дождь. Полумрак придавал каменной комнате умиротворённость и уют. День проходил довольно скучно, можно сказать даже однообразно.

Айзек и Элисон сидели за очередной партией в шахматы. Пожалуй, игра была единственным утешением в столь жаркий день. Юноша был азартен, как и сестра, но в отличие от неё, он даже не собирался скрывать свой запал. Ещё больше энтузиазма данному времяпровождению прибавляло соперничество, что преследовало их ещё с раннего детства. Элизабет думала, что это всего лишь юношеские забавы и как только они вырастут, то поумнеют и все пройдёт. Но все было не так просто. Конкуренция переросла в настоящее противостояние, благодаря которому и происходили все ссоры в кругу семьи.

Айзек задумчиво почесал подбородок и, нахмурив брови, устремил взгляд на шахматную доску. Его серьёзное лицо вызвало короткий смешок девушки.

– Элисон, – он приподнял свой взор и с тем же серьезным выражением продолжил, – Смеётся тот, кто смеётся последним, – длинные пальцы приподняли чёрную пешку и медленно, будто бы желая напугать соперницу, поставили её, – Таким образом, твой шанс на победу критически близок к невозможному.

– Лишь близок, а не невозможен, – скептически заметила она и прищурила глаза.

– Мадмуазель Элисон, мсье Айзек, – в комнату вошла старая служанка и поочередно поклонилась игрокам, – Пэр Фролло пришёл за документами, что должен был ему оставить Хайвэл.

Судья остановился позади служанки, сложив руки за спиной. Он взглянул на девушку, что кажется даже не заметила его присутствие. Она продолжала задумчиво смотреть на шахматы.

– Ваша честь, – русый юноша неохотно поднялся и почесал затылок, – Подождите минуту здесь, я принесу ключ от кабинета. – мужчина уже собирался покинуть комнату, но все же он остановился в дверном проёме, – Элисон, а ты чего сидишь? – брюнетка все же удосужилась оторвать взор от игры, – Думаешь, я оставлю тебя наедине с моими пешками? Пошли, – он махнул квадратной рукой в сторону двери.

– Мне не нужно жульничать, чтобы выиграть у тебя, – язвительно закончила она и, передвинув ферзя, прошла в сторону брата.

Дождавшись, когда Бадлмеры и Симоне покинут комнату, Клод осторожно прошёл в сторону шахматной доски. Чуть больше минуты он рассматривал положение фигур, после чего тонкие пальцы переставили белого ферзя и сдвинули чёрную пешку, что загораживала путь к королю.

– Шах и мат, – судья поощрительно кивнул и расплылся в самодовольной улыбке.

К моменту, когда Айзек и Элисон вернулись в комнату, Фролло стоял на прежнем месте с тем же невозмутимым лицом. Получив заветный ключ, он удалился из комнаты с улыбкой на лице, которую вызвал возмущённый крик Айзека.

***

Тяжело вздохнув, Клод снял с головы шляпу и положил её на стол. Перед ним лежала достаточно внушительная стопка бумаг, которые он просматривал в течении пяти часов. Напряжённо почесав переносицу, мужчина обвёл усталыми, покрасневшими глазами комнату. За часы, проведённые в кабинете Виктора, мужчина смог перебрать большую часть документов, хранящихся в шкафах и даже добрался до экземпляров, что мирно лежали в полках стола.

Просматривая их содержимое, Фролло долго пытался понять почему Бадлмер решил сохранить данный договор и остальные листы, сопутствующие ему. Но все догадки его были безрезультатны.

Вскоре судья поднялся с кресла и, взяв стопку бумаги, бесцеремонно бросил её в камин. Облегчённый вздох и мужчина в очередной раз смотрит на открытые полки деревянного стола. Он замечает небольшую книжку, берёт её в руки и длительно рассматривает обложку, лишь только потом позволяя открыть первую страницу. Лицо судьи украсила ухмылка. Кажется, книжка представляла из себя дневник или же ежедневник, в коем лорд записывал важные события, происходящие с ним, и свои мысли.

Тишину прервал аккуратный стук в дверь, состоящий из трёх ударов.

– Войдите! – хмуро воскликнул судья и небрежно захлопнул книги.

– Надеюсь, что я вас не сильно отвлекаю, – в комнату аккуратно вошла Элисон и положила серебряный поднос на стол, – Здесь немного, но…

– Спасибо, – судья благодарно кивнул, не дав девушке договорить.

Он подошёл к камину и разворошил дрова бронзовой кочергой. Пламя разгорелось ещё ярче, а ещё не превратившиеся в пепел листы бумаги накрыли догорающие угли. Мужчина молча ожидал, когда девушка покинет кабинет и он сможет продолжить работать. Но боковым зрением он видел, что она все ещё стояла у грузного стола, перекатывалась с пяток на мыски и смотрела на него. В такие моменты Элисон всегда волновалась, что давно подметил Фролло. Она оставалась неизменной своим привычками, чему он был только рад.

– Как твоё самочувствие? – вкрадчиво спросил мужчина, нарушив тишину.

– Простите?

– В Париже вести быстро разносятся, – он несколько выждал, – особенно если они касаются невесты посла.

– Я чувствую себя гораздо лучше после вашего визита, – ласковая речь заставила судью обернуться в сторону девушки и удивлённо взглянуть на неё, – Я рада видеть вас.

Элисон всегда улыбалась светло и радостно. Он же боялся, что улыбка её погаснёт в один миг и она вновь одарит его холодным взглядом. Но этого не случилось. Её лицо продолжало сиять, и казалось, что она пыталась вложить в эту улыбку гораздо большее значение, нежели просто радость. Ведь она улыбалась ему.

Мадемуазель Бадлмер внимательно рассматривала острые черты лица мужчины, словно пытаясь сохранить их с своей памяти. Она смотрела на его бледную кожу, на покрасневшие от длительного труда глаза и на седую голову. Ей нравилось видеть его без шляпы. У него были красивые волосы, но она бы ни за что на свете не сказала ему об этом.

– Вы всегда так много работаете? – в голосе её звучало беспокойство, – Должно быть, вы устали.

– Я почти закончил, – Фролло внимательно наблюдал за взглядом девушки, что удивлённо обвёл количество открытых полок.

– Уже поздно и я настаиваю на том, чтобы для вас подготовили гостевую комнату, – брюнетка сделала шаг в сторону коридора, – Вы могли бы закончить утром.

– Да, спасибо, – Клод невольно улыбнулся девушке в ответ, но тело его не покидало чувство смятения.

– Доброй ночи, – еле слышно добавила она и скрылась из виду.

Судья так и остался стоять посередине комнаты, прожигая взглядом дверь. Мужчина был искренне недоволен собой, ведь он позволил девушке сменить тему и убежать от вопроса, что интересовал его гораздо больше, чем жалкие бумаги. Аристократка и вправду плохо себя чувствовала, в чем призналась, но тему свадьбы она предпочла избежать.

========== Часть 15 ==========

Карий взгляд судьи был направлен на яркие языки пламени, танцующие в камине. Мужчина расслабленно сидел в кресле, подперев острый подбородок ладонью. Несмотря на усталость от работы, что забирала почти всё его время, он бодрствовал. Последний месяц его мучает бессонница, что даже успела стать обыкновенным делом. Причиной которой, по его мнению, являлась самая обыкновенная старость. Он всегда относился спокойно к своему возрасту, ибо данный процесс неизбежен и он коснётся абсолютно всех. Люди, пытающиеся продлить свою молодость, казались ему забавными, хотя причины их опасений были достаточно серьезными.

Юность, пожалуй, самый очаровательный период человеческого бытия. Она привлекает своей детской наивностью, непосредственностью и неопытностью. С возрастом же вся прелесть исчезает и на место невинности приходят пороки и разочарование миром. С каждым годом на плечи падает всё большая ответственность, но, если быть честным, в этом есть свои плюсы.

Взрослея люди, все лучше узнают себя, свои повадки и иногда даже начинают жить в согласии с собой. Некоторым дано обрести гармонию ещё в юности и пронести её до самой смерти, другим – жить в вечном споре с самим собой, третьим – найти единство души в раннем возрасте и идти с ним под руку в полной уверенности, что пути их никогда не разойдутся, не замечая как «спутник» незаметно исчезает. И причиной тому, как это часто бывает, становится человек. Чаще всего люди представить себе не могут, как одно их не примечательное действие, одно случайное движение или же жалкое слово, произношение которого займёт лишь мгновение, способны перевернуть мир раба божьего.

С тех пор, как в жизни Фролло появилась Элисон он потерял сообразность своего сознания. Мужчина то проклинал жалкую девчонку, которая была ровным счётом ни в чем не виновата, то молил Господа об очередной встречи с ней, то судорожно прогонял проклятый тощий образ из головы, то подобно сумасшедшему отчаянно цеплялся за сны в коих мог лицезреть кроткое бледной лицо на непозволительно близком расстоянии.

Мужчина чувствовал вину перед Виктором, всегда остававшимся ему верным другом, перед Элизабет, искренне ненавидящей судью и огораживающей Хайвэла от его влияния, но впервую очередь Клод ощущал угрызение совести перед самим собой, ибо позволил плоти взять вверх над разумом. Во грехе своём он винил молодую девушку, её невинные глаза. Маленькая, совсем ещё наивная девчонка, что невольно обрекла судью без души и сердца на себя.

Разум Фролло скорбел о невозможном: о спокойной и наполненной гармонии жизни, шансы на которую будто растворялись в догорающих углях. Его взгляд пал на букет белых лилий, что стоял на небольшом столике. Чудные цветы, олицетворяющие невинность и чистоту молодой невесты. Соцветия настолько великолепны, что заслуженно называются королевским растением. Они невинно стояли в глиняной вазе, проявляя свойственную им возвышенность и благородство. Тонкие, ароматные лепестки чарующе дрожали в такт треску углей. Ещё свежие, будто бы сорвали их совсем недавно. На лице судьи появилась ухмылка. Он, пытаясь перебороть себя и собственное высокомерие, напрямую спросил девушку о свадьбе, когда ответ всё это время был у него под носом.* Белые лилии в знак вечной любви…

Кажется, судья стал обращать внимания на цветы с тех пор, как Квазимодо познакомился с Элисон. Приходя в собор, он всегда замечал новые и новые соцветия, вокруг которых назойливо кружился звонарь и радовался, как маленький ребёнок. Казалось бы, простые растения, почему они доставляют ему столько эмоций? Смысл данной беготни, мужчине раскрыл звонарь, попросив принести ему целый букет. Фролло согласился, пообещав собрать самые роскошные цветы, что ему только удастся найти, но в ответ услышал речь, что помнит до сих пор:

Нет, они не должны быть просто красивыми! Они ещё обязаны нести в себе смысл. Вы слышали о языке цветов? Я вам сейчас расскажу. Мне нужен белый вереск – символ желаний и веры; папоротник – олицетворяет доверие; жёлтая циния в знак совместных воспоминаний.

Цветы. Жалкие растения, которые ничего не стоят. Какой смысл посыла соцветий, если же можно все сказать человеку напрямую? О своей неприязни, о любви или о дружбе. Романтические театральные натуры. Вечно усложняют свою жизнь, так ещё и на занятость судьи решили позарится. К слову, просьбу горбуна он всё-таки исполнил.

Мужчина уже собирался предпринять очередную попытку уснуть, но заметил юную особу, что сидела в соседнем кресле и внимательно смотрела на него. Глаза его на мгновение удивлённо раскрылись, но даже одного момента хватило, чтобы вызвать на её лице слабую улыбку.

– Как давно ты здесь сидишь? – монотонно произнёс он, всем своим видом показывая безразличие, и устало почесал переносицу.

Элисон всегда появлялась и исчезала, словно тень. О её приходе Клод узнавал только по бархатной речи её, по нежному голосу, ибо походка её была бесшумной.

– Чуть меньше вашего, – она переводит взгляд на камин, – Я видела, как вы покинули свою комнату и любопытство моё взяло вверх.

– Советую уничтожать это стремлению ещё в зачатках. Ни к чему хорошему оно не приводит.

– Сейчас я с вами не соглашусь, – Опять та же улыбка и ласковый, игривый голос, заставляющий сердце биться чаще, – Вас беспокоит бессонница? – еле уловимый кивок, – Говорят, что прогулки перед сном помогают справиться с подобным недугом.

Тонкие губы Клода лениво растянулись в самодовольной улыбке. Ему нравилось слышать её тихий голос, ласкающий уши. Голову его посетила мысль, заставившая его сознание содрогнуться. Элисон была слишком приветлива по отношению к нему. Может, это всего лишь сон? Да, наверняка просто сновидение. Он, должно быть, засиделся в кресле и не заметил, как уснул. Такое бывает, когда ты сидишь ночью возле камина и получаешь его тепло. Это объясняет внезапное появление девушки, её дружелюбный тон, краткие взгляды и улыбки в его сторону. Однако, если вспомнить их минутный разговор в кабинете Виктора, она и тогда оставалась добра к нему. Даже не пыталась убежать, не прятала глаза и не грубила ему. Когда судья довёл себя до такой степени, что потерял тонкую нить реальности?

***

– Знаете, – Элисон нарочно передвигалась немного медлительными шагами, при этом игриво, по-детски покачиваясь из стороны в сторону, – Последние дни сон стал мне чужд, – она смотрела блестящими глазами себе под ноги.

– Мучают кошмары? – безразличным тоном спросил Фролло. Он тщетно пытался подстроиться под ходьбу спутницы, ибо темп её всегда менялся.

– Кошмары? – щеки девушки покрылись румянцем от одного лишь упоминания о сновидениях, – Да, пожалуй… вернее нет! Это были приятные кошмары, – она поймала на себе непонимающий взгляд судьи, отчего раскраснелась ещё сильнее, а пульс стал неприятно бить по вискам. Бадлмер всегда несла непонятный набор слов, когда волновалась и чаще всего они противоречили друг другу, – Сегодня потрясающе чистое небо, – девичий голос стал ещё тоньше привычного. Тонкие пальцы несколько неловко почесали затылок, – Вот Волопас! – в одно мгновение лицо её вновь обрело детскую наивность.

– Прямо под ним Северная корона, – мужчина чуть приблизился к девушке и приподнял взор на небосвод.

– Корона? – глаза её по-детски загорелись, – Где она? Я её не вижу!

– Прямо под Волопасом, – Фролло с минуты наблюдал за взглядом спутницы, что беспорядочно перемещался по ночному небу, пытаясь найти созвездие, – Сейчас, подожди, – судья нерешительно дотронулся до холодной ладони Элисон и, приблизившись к её тонкому лицу, вновь устремил взгляд наверх, – Видишь? – он приподнял девичью руку вместе со своей и указал на небольшое скопление звёзд.

Она молчала, ибо разум её был занят далеко не ночным небом. Клод стоял к ней настолько близко, что она кажется чувствовала глухое биение его сердца. От горячих ладоней, которые аккуратно проскользнули по длине руки и остановились на запястье, пробежали мурашки, заставив тельце её поежиться. Девушку охватил страх от одной лишь мысли, что простое прикосновение способно вызвать настолько сильный отклик, лёгкой дрожью прокатившись по телу.

Ещё недавно брюнетка молила Господа о прощении, умоляла убрать дьявольские объятья из сновидений, но сейчас, чувствую как тонкая рука скользит по её шее, дрожа от обжигающего дыхания, она не сопротивлялась. Аристократка была готова провести целую вечность в аду, лишь бы ещё один миг ощутить его кроткие прикосновения и растаять в желанных объятьях.

Бадлмер неуверенно отстранилась от судьи, желая взглянуть на него. Её взгляд скользил по вытянутому лицу, словно впитывая, оставляя в памяти каждую морщину на его коже, каждую неровность, желая позже восстановить его образ в голове, обременяя самыми сокровенными желаниями. Фролло смотрит на неё взволнованными глазами, будто бы он сделал что-то неправильно. С него совсем спала маска высокомерия. Её взор светлеет, а сердце сжимается от необъятной нежности, когда она всматривается в глубокие карие, почти чёрные глаза. Они гораздо красивее ночного неба, в них словно заключён смысл человеческого существования, который кажется совсем близким, совсем доступным, но мужчина отводит взгляд в сторону и хмурится.